Надгробная плита алхимика Николя Фламеля, 1418 г. Хранится в музее Клюни, Париж. Nicolas Flamel, sa stиle funйraire est conservйe au musйe de Cluny а Paris.
Введение.
Царствие Чумы.
Когда на Европу обрушился чумной мор, масса вырытых могил и свалки человеческих тел стали привычной чертой средневекового пейзажа. Симон Шама писал, что « границы между окраинами и кладбищами стёрлись». Повсюду лежали непогребённые тела, которые друзья и родственники не могли предать земле либо из боязни заразиться самим, либо из – за физической слабости. Треть населения тогдашней Европы пало жертвой инфекции. Выжившие, несомненно, могли во всех подробностях наблюдать все стадии разложения человеческих останков и центральную роль насекомых в этом процессе. Хотя вид разлагающегося трупа был более привычным в эту эпоху, чем в наши дни, масштаб разыгравшейся трагедии привёл к пересмотру отношения, как к телу, так и к паразитам, введя их в разряд религиозных понятий.
На ранней стадии эпидемии ещё предпринимались попытки похоронить жертв чумы, как это было в Турне, но потеря спокойствия, а в дальнейшем и отсутствие благословления для усопших, серьёзно поколебало позицию Церкви и всего, что её представляло. Духовенство было поражено особенно тяжело, так как ему чаще других приходилось контактировать с умирающими и с покойниками.
Тот факт, что умирало слишком большое число людей, ведущих, с точки зрения религии, праведную жизнь, явно должен был запутать верующих, ибо вступал в противоречие с обещанным Церковью воздаянием за праведность или грехи. Люди чувствовали себя предоставленными собственной судьбе, лишёнными небесного покровительства, ибо церковники были не в состоянии помочь, или, хотя бы, успокоить население. Болезнь продолжала распространяться, и смерть собирала обильную жатву.
Надгробная плита алхимика Николя Фламеля, 1418 г. Хранится в музее Клюни, Париж. Nicolas Flamel, sa stиle funйraire est conservйe au musйe de Cluny а Paris.
В то же время предпринимались попытки объяснить природу чумы. Хотя в инфекционном характере болезни никто не сомневался, видя как легко она переходит от заболевшего человека к находящемуся поблизости здоровому, о её источнике велись жаркие споры. В Англии, например, объяснение причин простиралось от неблагоприятного расположения планет, до небесной кары за человеческие грехи.
Популярная идея, комбинируя религиозные, языческие и суеверные верования, состояла в том, что «Черная смерть» была вызвана вредоносными испарениями. «Фатальные миазмы», как полагали, возникали из отбросов жизнедеятельности человека: поднимаясь в виде тумана из сточных канав и болот, они формировал среду, в которой таилась смертельная болезнь. В XIV веке люди были уверены, что если покинуть области с «застоявшимся воздухом», можно избежать заболевания. Бордели и бойни находились под особым подозрением, потому что считалось, что витающие там едкие и тяжёлый дух может вызывать болезнь. Защиту от заражения искали в том, что нюхали ароматные травы и микстуры. Тем не менее, существовало твёрдое убеждение, что без Божественной помощи никакие средства не помогут.
Годы чумного поветрия привели к появлению новых религиозных воззрений, которые начали покушаться на господство всесильной Церкви.
Эта постепенная эрозия веры создала крайнюю степень напряженности в средневековом обществе, которая, в конечном итоге, привела к военным конфликтам. Крестовые походы показали, что Церковь, не в силах остановить насилие, пыталось перенаправить его в другое русло – в Священную войну против врагов христианской веры.
Однако, признание насилия, неизбежно приводило к дальнейшим конфликтам внутри самой религиозной системы. Недовольство церковной политикой должно было найти свой выход через посредство оспаривания некоторых доктрин, и человеческое тело стало тем участком, вокруг которого разгорелись жаркие споры. Катары, например, были малочисленной, но весьма влиятельной сектой, настроенной против центральной доктрины Католической Церкви, заключавшейся в том, что Тело Христа после его смерти не было подвержено какому - либо распаду, и, следовательно, тела людей, ведущих праведный образ жизни, так же нетленны. Напротив, изображение гниющей плоти, было основным в учении катаров. Далее они полагали, что не только Тело Христа, но и всё что связано с физическим состоянием достойно отвращения, а чума словно бы подтверждала то, во что они верили. Всё материальное в этом мире, с точки зрения катаров, было создано дьяволом. Следовательно, Тело Христа, после того как его покинула душа, вернулось в лапы дьявола. Из учения катаров следовало, что люди – это падшие ангелы, в наказание заключённые в телесную оболочку. Брак и деторождение представлялись им омерзительными, так как только увеличивали жестокое заключение души в плоти.
Противостояние между Католической церковью и катарами можно видеть на примере событий, имевших место в итальянском городе Орвьето в конце двенадцатого века.
Молодой католик Пьетро Паренцо был направлен в город для расследования случаев ереси, но в скором времени был убит. В убийстве инквизитора незамедлительно обвинили катаров. Католики выставили его тело в соборе на всеобщее обозрение, потому что оно стало испускать слабый, но приятный запах. Вскоре после этого, в процессию паломников, пришедших посмотреть на это чудо, был брошен кусок гниющего мяса. Если к этому были причастны катары, то эту выходку можно расценить как указание на загнивание Католической Церкви, насмешку над её доктриной Нетленности и Целостности Тела. Кусок гниющего мяса – это символ исчезновения и распада. Сами катары воспринимали себя как некую разновидность болезни, разъедающей тело Церкви изнутри. Они категорически отвергали идею совершенства, заключающуюся в прочности и целостности формы, полагая, что участь человека, в конечном итоге, превратиться в прах. Катары поддерживали теорию о воздушном происхождении чумы. Гнилостные испарения от человеческих нечистот поднимаются к небесам только затем, что бы пролиться губительным дождём на отвратительные телесные оболочки, освобождая заключенные в них души падших ангелов.
Тем не менее, в начале XIV века, Католическая Церковь была вынуждена признать, что человеческое тело, независимо от святости, после смерти подвергается разложению. Груды гниющих трупов – жертв чумы, служили убедительным доказательством распада человеческих останков. Однако не только мёртвое вторгалось в мир живых в чумные годы, но и живое вторгалось в мир мертвецов. Полчища насекомых всех форм и видов копошились на распадающихся человеческих останках, поедая и ещё сильнее разрушая их. Теория нетленности и целостности тела после смерти, как идеал, оказалась несостоятельной.
Историки, изучающие этот период, признают важность этого поворота в мышлении.
Описывая период с 1000 по 1300 гг., когда могущество Католической Церкви достигало наивысшей отметки, Энтони Олкок указывает:
« Никогда ещё в истории мира не было такой слепой веры в утверждения церковных авторитетов, которые никто не пытался перепроверить».
Кэтрин Коэн, в свою очередь, характеризует период, который наступил после пришествия чумы:
«Это было время восхитительного дуализма (противостоящей двойственности), когда грубая власяница носилась под одеяниями из парчи и бархата, а обильные пиры и распущенность нравов сочетались с приступами благочестия, переходящего в фанатизм».
К описываемому периоду относятся два вида изображений, в которых насекомые играют заметную роль. Сперва появились т.н. «memento mori» - образы, напоминающие о грядущей смерти. Появление статуй, изображающих т.н. «Мирового Искусителя» или «Князя Мира сего» и его женской ипостаси – «Фрау Вельт» (Владычицы Мира сего), указывает на изменение отдельных постулатов католицизма, в попытке сгладить образовавшиеся трещины в системе верований. Затем наступило время надгробий, показывающих разлагающихся мертвецов, где эти изменения ещё более заметны.
Смысловое значение фигуры «Искусителя» - это конфликт между добром и злом; соблазн преходящими ценностями этого мира, который мог увести от веры в могущество Бога и представляющей его Церкви. «Мировой Искуситель» изображался как прекрасный юноша, обычно коронованный, держащий яблоко или цветок, которые символизировали радости материального мира. Его ассоциация с Дьяволом очевидна только тогда, когда смотришь на него сзади; его спина покрыта насекомыми, вгрызающимися в его плоть, а также червями, жабами и змеями. Статуя «Фрау Вельт», помещенная в соборе Вормса, также символизирует дьявольское искушение. Она прекрасна спереди, но сзади она пожирается отвратительными существами – мертвоедами. Её связь с образом смерти подтверждается словами проповедника 12 века – « Мир - это порождение Дьявола, и тот, кто погряз в мирском, получит в качестве оплаты его дочь, которая есть проклятие и вечная погибель души».
Фигуры «Искусителей» ясно указывают на место, отводимоё насекомым и рептилиям в средневековом мышлении – они связаны с Дьяволом, обманом, мирскими соблазнами и адскими мучениями после смерти. Они словно иллюстрируют слова из Экклезиаста: «Лишь мухи, гады и черви наследуют человеку по смерти его». Предупреждение, которое содержится в этих скульптурах достаточно прозрачно: всякий, кто пытается отвергнуть Бога, подобен распространителю заразы. В одной статуе представлены добро и зло, что позволяет интерпретировать её двумя диаметрально противоположными способами – либо Дьявол мог заимствовать лицо Бога, чтобы ввести в заблуждение жертву искушения, либо Бог сделал видимыми атрибуты Дьявола, чтобы внушить страх тем, кто сомневается относительно его власти.
После чумной эпидемии, насекомых продолжали воспринимать как признак присутствия Дьявола, атрибут греха, в соединении с реальным представлением об их роли в разложении человеческой плоти после смерти.
"Фрау Вельт". Статуя на портале собора в Фрайбурге - на - Брайсгау.
