Дневник Рейнхарда Винера, 13 марта 1944 года
Сегодня годовщина смерти Отто Рана… Бедный Отто так и не отыскал свой Грааль. Он просто не знал, что искать, или скорее всего наслушался Вагнера.
Что есть Грааль? Чаша, в которую собрали кровь Спасителя. Камень, который охраняли ангелы во время битвы Бога с Сатаной. Камень, упавший с неба, сорвавшись с короны Люцифера. Философский камень алхимиков. Чаша с руническими письменами Гиперборейцев, в час Эндкампфа они должны сложиться в имя последнего аватары, провозвестника прихода Одина. Цари мира обладали Чашей, и Империи рушились, когда от них уходила Чаша. Все это так. И все не так.
«Истина в том, что небесный Огонь выплавил сок благородного Дерева, Ветер остудил сок, капля упала в Воду, она превратила мягкую каплю в Камень. Волны выбросили на берег Камень, в котором живет небесный Огонь. Человек придал Камню форму, чтобы собирать в него Силу. Реши эту загадку — и ты обретешь Чашу Огня. И помни. Чашу нельзя найти, она сама придет в руки своего избранника».
Примечания переводчика:
Отто Ран — историк, писатель, автор книг «Крестовый поход против Грааля», «Слуги Люцифёра», в которых излагает основы мировоззрения еретиков-катаров и дает собственную интерпретацию истории альбигойцев. После окончания университета пять лет провел в экспедициях по Провансу, Каталонии, Италии и Швейцарии. Сотрудник «Аненербе» с 1935 года, унтершарфюрер СС с 1936, четыре месяца проходил службу в дивизии «Мертвая голова» по охране концлагеря Дахау. По заданию «Аненербе» проводил исследование руин замка Монсегюр и пещер Сабартэ, в поисках следов гиперборейской цивилизации предпринял экспедицию в Исландию. Погиб при загадочных обстоятельствах 13 марта 1939 года в возрасте тридцати пяти лет.
Приведенный отрывок о Камне является вольной интерпретацией цитаты из Толедского манускрипта, авторство приписывается знаменитому арабскому алхимику Табит бен Кораху (826–901). Расшифровке не поддается.
Глава 2. Невидимые хранители
Странник
Москва, август 1998 года
От жары плавился асфальт. В воздухе висел угар выхлопных газов. Чахлая зелень едва трепетала от ветра, что поднимал несущийся мимо поток машин. В выжженном до белизны небе неподвижно висело одинокое облачко.
Максим Максимов сидел на скамейке в сквере на Старой площади и недовольно морщился. Солнце жгло лицо, на фасад Политехнического музея было больно смотреть, казалось — камни залиты расплавленным стеклом. Лишь монументальное здание бывшего ЦК радовало взгляд.
Густо-серого цвета, с отливающими льдом стеклами, оно походило на айсберг, вплывший в тропические широты. Пусть грязный и потерявший грозный вид, но это сверху. Внизу, на две трети вниз, таилась сокрушающая мощь, гора навек замороженных тайн. Новые обитатели здания из шустриков президентской администрации представлялись Максимову нелепыми пингвинами, сдуру залезшими на макушку айсберга. Они могли всласть гадить на нем, составлять свое представление о мире, в котором живут, устанавливать свои законы для прочих обитателей птичьего базара, даже считать, что они прокладывают курс айсбергу. Но он нес их, повинуясь невидимым глубинным течениям. Его миром был Океан, который не объять птичьим умом.
Мальчики невнятной половой ориентации, превратившие подступы к цитадели власти в место встречи с клиентами, стали проявлять нездоровый интерес к мужчине, одиноко сидящему на скамейке, крайней к памятнику героям Плевны. Один уже продефилировал мимо, бросая выразительные взгляды на Максимова. Решившись, он подошел к скамейке.
— Отдыхаете? — спросил он, заискивающе улыбнувшись.
Очевидно, фраза была своеобразным паролем. Максимов снял черные очки и посмотрел в глаза мальчику.
— Извините, — пробормотал тот. Развернулся и потрусил к стайке братьев по несчастью, поджидавших результата зондажной беседы.
Максимов проводил взглядом удаляющийся тощий зад и снова закрыл глаза темными стеклами.
«Змею жарил, сырую рыбу ел, даже дождевых червей доводилось. Атакой гадости, хвала Господу, не пробовал», — подумал он.
Поднял взгляд на крест на колоколообразной часовенке памятника и мысленно перекрестился. Хотелось верить, что в это мгновение там пребывал его Бог, зовущий на бой, дарующий победу и вечный покой павшим.
На перекрестке замер поток машин. Вишнево-красный «форд» в левом ряду дважды рявкнул клаксоном. На светофоре зажегся зеленый, машины рванули с места. Максимов посмотрел на часы на столбе. Сигнал пришел вовремя, с поправкой в две минуты. Его заметили и взяли на контроль. Можно было идти на встречу.
Сегодня у Максимова был библиотечный день. В застойные годы он считался негласной привилегией научных работников, своеобразной компенсацией за нищенскую зарплату. Потому что никто и никогда не пытался выяснить, а где, собственно, прохлаждается работник в этот день. Еще существовал творческий отпуск для продолжительной работы в уединении и покое. Несовместимость «отпуска» и «работы» мало кого удивляла. Кто хотел, считал отпуск отпуском, кто хотел — добровольной каторгой. Это потом всем объяснили, что мы жили в империи лжи, где ничто не соответствовало своему названию, а формы противоречили содержанию. Пришлось все перекроить и переименовать, но лучше жить не стало.
Он не спеша свернул в переулок. Машинально бросил взгляд на лобовое стекло припаркованной машины. Внаглую следом никто не шел. Максимов предполагал, что, страхуя его, незаметные помощники уже закупорили переулок с двух сторон. Любой, топающий следом, неминуемо брался на заметку.
В холле Исторической библиотеки царила прохладная тишина. Студенты отучились, новое пополнение еще сдавало экзамены, научные работники поливали грядки на дачах. Благодать.
На диванчике у вахты скучал охранник, явно бывший отставник не выше капитана. Судьба-злодейка поставила его на пост туда, откуда в его часть некогда прибывали «шибко умные, но дюже дохлые» солдаты. Сам отставник светился здоровьем, слегка подпорченным водкой. Судя по загорелому до задубелости лицу, унылые дежурства он чередовал с инженерно-саперными упражнениями на шести сотках.
Максимов сдал сумку в гардероб. Принял номерок у бабульки. Мельком взглянул в окно. Никто у входа не маячил. Наружка, если и шла следом, сразу внутрь не сунется. Пропуска у них наверняка нет, придется незаметно предъявлять отставнику удостоверение, а клиент этого видеть не должен. Впрочем, за то, что наружка пройдет незамеченной, Максимов не беспокоился: в холле за стеклянным коробом входа скучала девушка, листая учебник. На языке разведки ее скука называлась «обеспечением операции». Убедившись, что его посещение библиотеки обставлено должным образом, Максимов прошел вахту и поднялся по лестнице на второй этаж.
У стеллажей с именными указателями стояли несколько человек. Что-то сосредоточенно искали в карточках.
Десяток, кто сидя, кто склонившись в неудобных позах у длинного стола, скорописью заполняли заявки на книги. По, внешнему виду они были типичными посетителями с легкой озабоченностью во взоре, свойственной всем, ищущим свет истины в неуютной хмари повседневности.
«Привет, братья по разуму!» — мысленно приветствовал собравшихся Максимов.
Прошел к стеллажам, выдвинул ящик с индексом «МаМн». Стал перебирать потертые карточки. Чья-то шаловливая рука, скорее всего студента, вложила фантик от жвачки перед карточкой «Marx. J. The Magic of Gold. Garden City. 1978». Сигнал подтверждал, что намеченная встреча состоится именно сейчас. Максимов скомкал фантик в твердый шарик и незаметно вбросил его внутрь стеллажа.
Рядом встала девушка, что сидела в холле, выдвинула ящик. Искоса взглянула на Максимова и, почти не шевеля губами, прошептала: «Чисто».
«М-да, вот и смена подросла. Пора на пенсию», — подумал Максимов, стараясь не обращать внимания на ее высунувшееся из майки плечо и тонкую кожу над ключицей. От нее исходил тот дурманящий запах, каким пахнут только двадцатилетние загорелые девушки. Желание работать такой запах отшибает намертво. Хочется просто жить и радоваться миру, в которым возможна такая красота.
Сделав для виду пометки в блокноте, Максимов пошел по коридору к залу периодики. Свернул за угол и сбавил шаг. У окна стоял высокий пожилой мужчина и тихо о чем-то беседовал с молодым человеком аспирантской наружности. Завидев Максимова, мужчина кивнул ему как старому знакомому.
«Ясный ум, хорошее здоровье и чуточку педант», — определил Максимов, он долго учил себя с ходу давать характеристику человеку, но непременно трехсоставную. Сначала получалось с трудом, хотелось добавить еще хотя бы пару определений. Но проанализировав их и сверив с последующими впечатлениями, пришел к выводу, что дополнения лишь замутняют образ. Трех вполне хватало.
Молодой человек вежливо раскланялся с «профессором» и прошел в зал периодики.
«Поджар, ловок, одинок», — посмотрел на себя его глазами Максимов.
Максимов пожал протянутую ему сухую «профессорскую» ладонь. Со стороны могло показаться, что заслуженный деятель науки случайно столкнулся с молодым коллегой. На самом деле к науке встреча никакого отношения не имела и ничего хорошего не сулила ни Максимову, ни мужчине профессорской внешности, ни тем, кто может случайно оказаться в зоне огня. Что-то где-то вышло из-под контроля, и вновь решили бросить в бой того, кто умеет и любит работать в одиночку, — так объяснил себе Максимов появление на встрече руководителя, которого знал под именем Навигатор. Так уж получалось, что курс, который прокладывал для него Навигатор, всегда проходил по узкой грани между жизнью и смертью.
Максимов отметил, что за два года, прошедших со дня их последней встречи, Навигатор практически не изменился. Время, казалось, не властно над ним. Все также сух, подтянут и собран. На вид шестьдесят с небольшим и никаких признаков дряхлости. Если и есть некий внешний признак посвящения, так это вневременность, как определил эту особенность Максимов. Другого слова подобрать не смог.
— Творческий отпуск пошел тебе на пользу, — сказал Навигатор, оглядев Максимова.
После увольнения из армии дед по матери, известный археолог, пристроил Максимова в тихое место на должность младшего научного сотрудника. В геолого-археологической экспедиции Максимова приняли миролюбиво, не покривились на диплом Военного института, на единственную запись в трудовой книжке «с 1980 по 1991 год — служба в Советской Армии» и отсутствие научных работ. Вакансий было в избытке, и лишний здоровый мужик в коллективе был кстати.
Времена стояли перестроечные, народ бежал в коммерцию пачками. А потом, когда перекрыли финансирование, вообще все вымерло. Который год экспедиция оставалась структурной единицей лишь на бумаге, никуда не выезжала и ничего не откапывала. Каждый перебивался как мог. На частые и долгие отлучки Максимова никто не обращал внимания, как и не радовались его неожиданным появлениям. Считалось, что дед — академик, лауреат и прочая, и прочая — покровительствует единственному внуку и использует его в качестве доверенного порученца. Максимов слухов не опровергал.
Он отметил, что Навигатор употребил глагол в прошедшем времени — «пошел». Значит, отпуска прошлом. Начинается новая жизнь.
— Предстоит небольшая научная командировка, — подтвердил его догадку Навигатор.
У них вошло в привычку шутить над прикрытием Максимова, с тех пор как он по просьбе деда съездил в Югославию, чтобы снять копии с манускриптов, хранящихся в одном косовском монастыре. И оказался на войне. После этого Навигатор, пряча улыбку, называл операции научными командировками, а долгие перерывы, когда появлялось время для самообразования — творческими отпусками.
— Куда? — спросил Максимов.
Навигатор показал название книги, что держал в руках.
— «Герберт Мюльпфорд „Кенигсберг от А до Я. Городской словарь“», — по-немецки прочел Максимов.
Он знал, что Навигатор старался подбирать исполнителей, так или иначе связанных личными нитями с заданием. «Голос крови», «карма», «право и долг» никогда не были для Ордена пустыми понятиями. В боях под Кенигсбергом отличилась разведгруппа отца, это все, что до сих пор связывало Максима Максимова с этим городом. Он приготовился слушать.
— Мы проверяем информацию, пришедшую от организации «Марко Поло», — произнес Навигатор своим отчетливым шепотом.
Максимов, помедлив, кивнул. Он вспомнил, что организацию создали французские антифашисты. В годы войны она занималась научно-технической разведкой, если называть вещи своими именами. Наиболее известный член «Марко Поло» Луи Повель, соавтор нашумевшей книги «Утро магов»[14]. И после войны «Марко Поло» продолжает отслеживать пути перемещения, легализации и внедрения научно-технических разработок рейха. Данными антифашистов-любителей без зазрения совести пользовались все крупные спецслужбы.
Навигатор подождал, пока мимо не пройдет студентка с бледным лицом кандидатки на красный диплом, и продолжил:
— Две недели назад «Марко Поло» сообщила, что резко активизировались работы по созданию нового вида оружия на базе наработок института «Аненербе». Одна из испытательных станций находится на плавучей платформе в районе острова Рюген. Больше трех лет станция была законсервирована, а сейчас спешно готовится к полевым испытаниям. Стало известно, что обнаружен недостающий компонент. Что он из себя представляет, нам неизвестно. Может быть, это техническое устройство, может быть — документация. Важно другое: это нечто находится в тайнике в Калининградской области. Полистай, — предложил Навигатор, положив книгу на подоконник. Сам встал полубоком, прикрыв Максимова.
На первой странице лежала фотография мужчины в полевой форме. Лицо его показалось знакомым. Максимов присмотрелся внимательнее.
— Полковник Гусев? — понизив голос, спросил он.
— Да, ты должен помнить его по Прибалтийскому округу. Правда, теперь он уже не полковник. — Навигатор говорил особым шепотом, четким, но слышным только тому, кто стоит рядом. — Стал экспертом по тайным хранилищам третьего рейха. Сейчас со своей опергруппой отрабатывает Калининградскую область. Действует по линии ГРУ, но, естественно, по моему заданию. Признаков вскрытия тайников, оставшихся со времен войны, он пока не обнаружил. Но… переверни страницу.
Следующее фото — групповой снимок. Четверо мужчин и женщина. Счастливые, ухоженные люди, сразу видно, что минимум три поколения предков качественно питались и не надрывались на работе.
— Луиза фон Шперн. Карл фон Штауффенберг. Да, дальний родственник того самого Штауффенберга, что чуть не взорвал Гитлера, — ответил он на вопросительный взгляд Максимова. — В центре — Филипп Реймс, владелец частной телекомпании в Гамбурге, инициатор экспедиции в Калининград. Пользуется покровительством одного сиятельного князя из бывших русских дворян. Князь обеспечивает прикрытие экспедиции через свои связи в Москве. Рядом с ним консультант, профессор Рудольф Брандт, член общества «Друзья старого Кенигсберга», самый старый в компании. Его отец работал у Зиверса[15]. Крайний справа — Дитрих Бойзек, австрийский дипломат. Подозревается в причастности к разведдеятельности. Прибыли в Калининград сегодня. Следом прибудет съемочная группа. По легенде, будут искать янтарную комнату. Повод выбрали замечательный, никто не станет совать палки в колеса благородному делу. — В глазах Навигатора вспыхнули ироничные огоньки.
— Мы посчитали их основной группой. Если бы не еще одно «но». — Навигатор сам перевернул страницу. — Знакомься — господин Клаус Винер, внук и наследник Рейнхарда Винера. Еще один археолог-любитель. Находится на борту исследовательского судна «Мебиус». Расчетное время прибытия на рейд Калининграда — завтра, во второй половине дня. Корпорация «Магнус», которой руководит Винер, вела разработки пси-оружия. Есть проверенные данные, что «Магнус» унаследовала большую часть технологических наработок секретных лабораторий рейха.
— За дедушкиным наследством приехал? — усмехнулся Максимов, хорошо знакомый с дневниками Рейнхарда Винера.
Навигатор кивнул.
— Вы в некотором роде кровники. — Навигатор улыбнулся, а глаза остались холодными. — Твой отец остановил Рейнхарда Винера, ты остановишь его внука.
— По всем признакам, начинается спецоперация. Гусев оказался между молотом и наковальней. С одной стороны Винер. С другой стороны — наши. Командировка Гусева была секретной, работает он под прикрытием частной киностудии. Конечно, местные территориалы его пасли из чисто профилактических соображений. Но вчера я получил проверенную информацию, что заказ на разработку Гусева пришел из Москвы. С подачи тех же людей, что проталкивали разрешение на экспедицию немцам.
Максимов поднял взгляд на Навигатора. Тот умел сохранять лицо абсолютно непроницаемым. Но в глазах все равно промелькнул недобрый огонек.
«Вот так, товарищ Гусев. Учил меня, что сдают только свои, а получается, сам себе и накаркал. Сдали тебя, это же и дураку ясно», — подумал Максимов.
— В такой ситуации выходить напрямую на немцев Гусев не может, хотя возможности у него для этого есть. Мы посылаем тебя. А Гусев со своей группой тебя прикроет.
Навигатор сам перелистнул страницы до следующей. фотографии, дав понять, что с Гусевым вопрос закрыт.
Теперь с фотографии смотрел седой пожилой мужчина с крупным носом, миндалевидными выразительными глазами. Что-то восточное чувствовалось в чертах лица.
— Профессор Ованесов Гаригин Александрович, — прокомментировал Навигатор. — Декан Калининградского университета. Контакт для твоей легенды. Свяжись с дедом, он даст рекомендации. Ованесов считается основным специалистом по поисковым работам в бывшем Кенигсберге. По нашим данным, входит в систему контрразведывательного обеспечения. Архивный агент Пятого главка КГБ. Будь осторожен, он чуть сдвинут на шпиономании.
Далее фотография была групповым снимком каких-то интеллигентов в строительных робах.
— Местные энтузиасты-поисковики. Ищут Янтарную комнату. Ничего не нашли, но всем мешают. В системе контрразведки им отведена функция липучки для любопытных мух. Особое внимание вот этому. — Навигатор прикоснулся пальцем к бородатому мужчине с бугристым сократовским лбом. — Григорий Белоконь, журналист. Неформальный лидер. Эрудирован во всем, что связано с культурными ценностями, проходившими через Кенигсберг. В контрах с Ованесовым. Безусловно заагентурен.
Навигатор закрыл книгу.
Максимов молчал, переваривая информацию. Получалось, что последние месяцы его подспудно готовили к этому заданию. А может, начали еще раньше.
Контора, к которой на правах вольноопределяющегося был приписан сейчас Максимов, в советские времена, называлась так же невнятно: «Геолого-археологическая экспедиция при Министерстве культуры РСФСР». За этой вывеской скрывалась головная организация по поискам культурных ценностей, похищенных нацистами в годы войны. Правда, работа ее заглохла в восьмидесятые годы.
Но в послепутчевой эйфории кто-то, не задавая вопросов, подписал постановление, и комиссию возродили, правда фондов не дали. И на том спасибо.
В годы развитого «ельцинизма» от имени «экспедиции» Максимова вывели на контакт с депутатами, грудью вставшими против реституции культурных ценностей в том виде, как ее понимали дорвавшиеся до власти либералы. «Трофейные коллекции» удалось отстоять ценой большой крови в переносном и прямом смысле этого слова, о пролитой настоящей крови, конечно же, знали немногие. Максимов приобрел бесценный опыт и сейчас уверенно ориентировался в клубке исторических, искусствоведческих, юридических, бюрократических, политических и секретных проблем, оплетших тайное наследий рейха.
— Когда начинать? — спросил он, подняв взгляд на Навигатора.
— В воскресенье. Кафе «Причал», в двадцать один ровно. Личный контакт с Гусевым. Ждать не более получаса. — Он отвернул манжету, посмотрел на часы. — Полдень. Время подготовиться у тебя есть. Проводи меня.
Навигатор вежливо взял его под локоть и подвел к лифту. Стороннему наблюдателю могло показаться, что двое ученых мужей никак не могут прервать интересный разговор. Такие сценки, как знал Максимов, можно наблюдать в коридорах библиотеки постоянно, ничего подозрительного в них нет.
Пока лифт, урча, полз вверх по шахте, Навигатор пристально, до самой глубины, всматривался в глаза Максимову. Что он там хотел разглядеть, неизвестно. Во власти Навигатора было отменить операцию, изменить план, заставить Максимова работать в группе или вообще навсегда отправить его в «творческий Отпуск».
Лифт остановился, со стуком раздвинулись створки двери, открыв темный зев кабины.
— Удачи тебе, Странник, — прошептал Навигатор и шагнул внутрь.
Захлопнулись створки, кабина, клацая на стыках, поехала вниз.
Странник — человек, которому Орден дает право действовать в одиночку, остался один.
Один на один со своей судьбой.
Особый архив