Профессор с чувством собственного достоинства 2 страница

Я продолжаю разговаривать очень грубо, поскольку считаю, что именно так должен вести себя в баре настоящий мужик.

Ситуация становится все более и более напряженной, и посетители начинают переживать, чем же все это закончится. Бармен говорит: “Парни, здесь драться нельзя! Успокойтесь!”

Керли шипит: “Ничего; мы достанем его, когда он выйдет”.

И вдруг заходит гений. В каждой области есть свои первоклассные знатоки. Этот парень подходит ко мне и говорит: “Здорово, Дэн! Я и не знал, что ты в городе! Я так рад видеть тебя!”

Потом он говорит Керли: “Привет, Пол! Я хочу познакомить тебя со своим лучшим другом. Это Дэн. Я думаю, вы понравитесь друг другу, ребята. Почему бы вам не пожать друг другу руки?”

Мы жмем друг другу руки. Керли говорит: “Хм, приятно познакомиться”.

Потом этот гений наклоняется ко мне и тихонько шепчет: “А теперь быстро убирайся отсюда!”

– Но они сказали, что они...

– Просто уходи! – говорит он.

Я взял пиджак и быстро вышел из бара. Я крался вдоль стен зданий на тот случай, если они пойдут искать меня. Но никто не вышел, и я отправился в свою гостиницу. Так случилось, что в тот вечер я прочитал последнюю лекцию, так что больше в “Алиби-Рум” я не вернулся, по крайней мере, в течение нескольких лет.

(На самом деле я вернулся в “Алиби-Рум” лет десять спустя, но там все уже было иначе. Бар уже не был таким милым и безукоризненным, как раньше. Он был неопрятным, и среди его посетителей было немало подозрительных субъектов. Я поговорил с барменом, который тоже сменился, и рассказал о том, каким был этот бар в старые времена. “О, да! – сказал он. – Раньше здесь отдыхали букмекеры со своими девушками”. Тогда я понял, почему в баре было так много дружелюбных и элегантных людей и почему постоянно звонили телефоны.)

На следующее утро, когда я встал и посмотрел в зеркало, я понял, что через несколько часов вокруг всего глаза будет огромный синяк. Вернувшись в тот день в Итаку, я пошел отнести что-то в кабинет декана. Профессор философии увидел мой синяк и воскликнул: “О, мистер Фейнман! Только не говорите, что Вы ударились о дверь?”

– Вовсе нет, – сказал я. – Я подрался в туалете бара в Буффало.

– Ха-ха-ха! – расхохотался он.

Была еще одна проблема: мне нужно было читать своим студентам лекцию. Я вошел в аудиторию, опустив голову, делая вид, что изучаю свои записи. Подготовившись, я поднял голову, посмотрел прямо на студентов и сказал то, что я всегда говорю перед началом лекции, но на этот раз более жестким голосом: “Вопросы есть?”

 

Я хочу свой доллар!

 

Когда я был в Корнелле, я часто заезжал домой в Фар Рокуэй. Один раз, когда я был дома, позвонил телефон: междугородний из Калифорнии. В те времена такой звонок значил, что случилось что-то очень важное, особенно если это был звонок из такого замечательного места – Калифорнии – за миллион миль отсюда.

Некто на другом конце провода сказал:

– Это профессор Фейнман из Корнеллского университета?

– Да.

– С вами говорит мистер такой-то из авиастроительной компании.

Это была одна из больших авиационных компаний в Калифорнии, но, к сожалению, я не помню, какая. Мой собеседник продолжает: “Мы планируем создать лабораторию по реактивным самолетам на ядерной тяге. Она будет иметь бюджет в столько-то миллионов долларов...” Большие цифры. Я сказал: “Минуточку, сэр. Я не понимаю, почему Вы мне все это рассказываете?”

– Дайте мне договорить, – сказал он, – дайте мне объяснить все. Пожалуйста, дайте мне сделать это так, как мне удобно. – И он продолжает в том же духе еще некоторое время и говорит, сколько людей будет работать в лаборатории, столько-то людей такого уровня и столько-то кандидатов такого уровня...

– Извините меня, сэр, – сказал я, – но я думаю, Вы говорите не с тем, с кем надо.

– Я говорю с Ричардом Фейнманом, Ричардом Ф. Фейнманом?

– Да, но...

– Пожалуйста, дайте мне сказать все, что я должен сказать, а потом мы обсудим это.

– Хорошо. – Я сажусь и вполуха слушаю всю эту чепуху, все детали этого большого проекта, все еще не подозревая, зачем он мне сообщает всю эту информацию.

Наконец, когда он закончил, он говорит:

– Я рассказываю все это Вам, потому что мы хотим пригласить Вас в качестве директора лаборатории.

– Вы уверены, что попали по адресу, – говорю я. – Я профессор теоретической физики, а не инженер, специалист по ракетостроению, не авиаинженер, ничего подобного.

– Мы уверены, что Вы именно тот человек.

– Откуда Вы взяли мою фамилию? Почему Вы решили позвонить мне?

– Сэр, Ваше имя значится на патенте по реактивным самолетам на ядерной тяге.

– О! – сказал я, и понял, почему мое имя стояло на патенте, – я должен рассказать Вам эту историю.

Я сказал тому парню:

– Извините, но я хотел бы остаться профессором в Корнеллском университете.

А случилось следующее. Во время войны в Лос-Аламосе был один замечательный парень, ответственный за правительственное патентное бюро. Его звали капитан Смит. Он разослал всем циркуляр, в котором говорилось что-то вроде: “Мы в патентном бюро будем рады запатентовать любую вашу идею для правительства Соединенных Штатов, на которое вы сейчас работаете. Любую идею по ядерной энергии или ее применению, которую, как вам кажется, знает каждый. Это не так. Каждый не знает о ней. Просто зайдите ко мне в кабинет и расскажите о своей идее”.

Я вижу Смита во время ланча и по дороге назад в техническую зону говорю ему: “Этот циркуляр, который Вы разослали всем – это же просто безумие – прийти и рассказывать о каждой идее”.

Мы обсудили это вдоль и поперек – к этому времени мы уже были у него в кабинете, и я говорю: “У меня столько идей по ядерной энергии совершенно очевидных, что мне придется провести весь день здесь, выдавая их одну за другой”.

– НУ, НАПРИМЕР?

– А, чепуха, – говорю я. – Пример первый: ядерный реактор... под водой... вода поступает внутрь... пар идет с другой стороны... Пшшш – это подводная лодка. Или: ядерный реактор... воздух врывается спереди... нагревается ядерной реакцией... выходит сзади... Бум! По воздуху – это самолет. Или: ядерный реактор... через него проходит водород... Зум! – это ракета. Или: ядерный реактор... только вместо того, чтобы использовать обычный уран, используется обогащенный уран с окисью берилия при высоких температурах, чтобы было эффективней... это – атомная электростанция. Миллион идей! – сказал я, выходя за двери.

Ничего не произошло.

Через три месяца Смит звонит мне в кабинет и говорит: “Фейнман, подводную лодку уже взяли. Но остальные три – Ваши”. Вот почему, когда парни из авиастроительной компании в Калифорнии запланировали свою лабораторию и попытались найти специалиста по всяким реактивным штуковинам, – нет ничего проще, – они смотрят, кто взял патент!

Так или иначе, Смит сказал мне подписать какие-то бумаги, на те три идеи, которые я передавал правительству для патентования. В силу какого-то юридического фокуса при передаче патента правительству подписываемый документ не является законным, если он не предусматривает какого-либо обмена, и в бумаге, которую я подписал, говорилось: “За сумму в один доллар я, Ричард Ф. Фейнман, отдаю эту идею правительству Соединенных... “

Я подписал бумагу.

– Где мой доллар?

– Это просто формальность, – сказал Смит, – у нас нет фондов, чтобы выплачивать деньги, мы их не предусмотрели.

– Однако Вы предусмотрели, чтобы в контракте значилось, что я отдаю идею за доллар, – говорю я. – Я хочу свой доллар!

– Это глупо, – протестует Смит.

– Нет, это не глупо, – возражаю я. – Это юридический документ. Вы заставили меня подписать его, а я честный человек. Если я подписываю что-то, где говорится, что мне положен доллар, я должен его получить. И нечего меня дурачить.

– Хорошо, хорошо, – говорит он, начиная сердиться. – Я дам Вам доллар из своего кармана.

– О'кей.

Я беру доллар и уже знаю, что я буду делать дальше. Я иду в ближайшую лавку и покупаю на доллар (а на него тогда можно было купить не так уж мало) печенье и конфеты, те шоколадные конфеты с вкуснейшей начинкой, целую гору всякой всячины. Потом возвращаюсь в теоретическую лабораторию и выдаю: “Слушайте все, я получил премию. У меня есть печенье! Я получил премию! Доллар за мой патент! Мне дали доллар за патент!”

Все, у кого были патенты (а такие патенты были у многих), все приходили к капитану Смиту: они хотели свой доллар!

Он начал вычищать карманы, выдавая каждому по монете, но скоро понял, что так из него высосут все по капле! Он как сумасшедший пытался образовать фонд, откуда он мог бы выплачивать доллары этим настырным парням. И я не знаю, как он уладил это дело.

 

Ты их просто спрашиваешь?

 

Когда я впервые попал в Корнеллский университет, я переписывался с девушкой, с которой встречался в Нью-Мексико, когда работал над бомбой. Когда она упомянула о каком-то другом знакомом ей парне, я подумал, что мне лучше поехать туда сразу по окончании учебного года и попытаться спасти положение. Однако, когда я наконец туда добрался, я обнаружил, что опоздал, так что, в конечном итоге, я оказался в мотеле в Альбукерки, впереди было совершенно свободное лето и никаких занятий.

Мотель “Каса-Гранде” располагался на 66-ом шоссе, главной улице города. Примерно через три задания вниз по шоссе находился небольшой ночной клуб, где можно было развлечься. Поскольку делать мне было нечего, а наблюдать за приходящими в бар посетителями и общаться с ними мне нравилось, я частенько туда заглядывал.

Когда я пришел туда впервые, я разговаривал у стойки с каким-то парнем, и мы заметили стол, вокруг которого расположилась стайка симпатичных молодых девушек, – я думаю, это были стюардессы TWA Note6, – которые, похоже, праздновали чей-то день рождения. Парень, с которым я разговаривал, сказал: “Пошли, наберемся храбрости и пригласим их потанцевать”.

Итак, мы пригласили двух девушек потанцевать, после чего они пригласили нас присоединиться к их компании. После того, как мы немного выпили, подошел официант и спросил: “Кто-нибудь хочет что-нибудь?”

Мне очень нравилось изображать пьяного и, несмотря на то, что я был абсолютно трезв, я повернулся к девушке, с которой танцевал, и пьяным голосом спросил: “Ты че-нибудь ХОЧШЬ?”

– А что можно заказать? – спрашивает она.

– Всссссссссссссе, что хочешь – ВСЕ!

– Отлично! Мы будем шампанское! – радостно говорит она.

Тогда я громко, чтобы слышали все в баре, говорю: “Отлично! Ш-ш-шампанского всссем!”

Потом я слышу, как мой приятель говорит моей девушке, что нехорошо “вытягивать у него все деньги, пользуясь тем, что он пьян”, и начинаю думать, что, возможно, я сделал ошибку.

Но, к счастью, ко мне подходит официант, наклоняется и тихо говорит: “Сэр, шампанское стоит шестнадцать долларов за бутылку”.

Я решаю отказаться от идеи шампанского для всех, поэтому еще громче, чем прежде, говорю: “ЗАБУДЬТЕ!”

Соответственно я весьма удивляюсь, когда через несколько секунд официант возвращается к столу со всеми своими прибамбасами: белым полотенцем через руку, подносом, уставленным бокалами, ведерком, полным льда, и бутылкой шампанского. Он подумал, что сказав: “Забудьте”, я имел в виду цену, тогда как я говорил о шампанском!

Официант налил всем шампанского, я заплатил шестнадцать долларов, а мой приятель ужасно разозлился на мою девушку, потому что ему казалось, что именно она заставила меня потратить столько денег. Но что касается меня, на этом все и закончилось, хотя позже это стало началом нового приключения.

Я довольно часто наведывался в этот ночной клуб, и с течением времени развлечения несколько изменились. Начались какие-то гастроли, которые проходили через Амарилло и множество других мест в Техасе и бог знает, где еще. Кроме того, в ночном клубе была постоянная певица, которую звали Тамара. Каждый раз, когда в клуб приезжала новая актерская труппа, Тамара представляла меня одной из приехавших девушек. Девушка обычно приходила ко мне, садилась за мой столик, я покупал ей выпить, и мы беседовали. Безусловно, одной беседы мне было недостаточно, я бы предпочел что-то большее, но в последнюю минуту всегда что-нибудь случалось. Поэтому я никак не мог понять, почему Тамара всегда старается представить меня всем этим милым девушкам, а потом, даже несмотря на то, что все очень хорошо начинается, в конечном итоге я покупаю девушкам выпить, трачу весь вечер на болтовню и на этом все. Мой приятель, который к тому же не имел преимущества представления Тамарой девушек, тоже не мог зайти дальше меня – мы оба были тупицами.

Через несколько недель различных представлений и различных девушек приехала новая труппа. Тамара, как обычно, представила меня девушке из труппы, мы прошли через стандартную процедуру: я покупаю ей выпить, мы беседуем, она очень мила. Она пошла, выступила и вернулась за мой столик, что привело меня в хорошее расположение духа. Люди смотрели на нас и думали: “Что же в нем такого, что эта девушка приходит к нему?”

Но потом, уже почти перед завершением вечера в баре, она сказала что-то, что я к тому времени слышал уже много раз: “Мне бы очень хотелось, чтобы ты пришел ко мне сегодня ночью, но у нас вечеринка, поэтому, возможно, завтра ночью...” Я знал, что это “возможно, завтра ночью” означает: НИЧЕГО.

Однако в течение вечера я заметил, что эта девушка – ее звали Глория – нередко разговаривала с конферансье как во время представления, так и по пути в дамскую комнату. Поэтому однажды, когда она была в дамской комнате, а конферансье проходил мимо моего столика, я, подчиняясь какому-то импульсу, совершенно наугад сказал ему: “У Вас очень хорошая жена”.

Он ответил: “Да, спасибо”, и мы немного поболтали. Он подумал, что она сама сказала мне об этом. Когда же вернулась Глория, она подумала, что он сказал мне об этом. Мы поговорили немного все вместе, и они пригласили меня к себе после закрытия бара.

В два часа утра я вместе с ними отправился в их мотель. Вечеринки там, конечно же, не было, и мы очень долго разговаривали. Они показали мне фотоальбом с фотографиями Глории, когда ее муж впервые познакомился с ней в Айове: довольно полная женщина, выросшая на кукурузе; потом они показали другие ее фотографии, сделанные после того, как она похудела, сейчас же она выглядела действительно превосходно! Он научил ее всевозможным штучкам, хотя сам не умел ни читать, ни писать, что было особенно интересно потому, что у него была работа, и, будучи конферансье, он должен был читать названия сценок и имена актеров, которые состязались в любительском конкурсе, а я даже не заметил, что он не мог прочитать то, что “читал”! (На следующий вечер я увидел, что они делают. Когда она приводила человека на сцену или уводила его со сцены, она, проходя мимо него, смотрела на листочек бумаги, который он держал в руках и шепотом говорила ему имена следующих выступающих и название их сценки.)

Они были очень интересной и дружной парой, и мы о многом разговаривали вместе. Я вспомнил, как мы познакомились, и спросил у них, почему Тамара всегда знакомит меня с новыми девушками.

Глория ответила: “Перед тем как представить меня тебе, Тамара сказала: “Сейчас я познакомлю тебя с настоящим местным транжирой! ““.

Я на мгновение задумался, и тут меня осенило, что бутылка шампанского, которую я купил за шестнадцать долларов со столь энергичным и неправильно понятым “забудьте!”, оказалась хорошим вложением. Судя по всему, я приобрел репутацию весьма эксцентричного человека, который приходит в бар не в лучшей одежде, не в опрятном костюме, но всегда готов потратить кучу денег на девушек.

В конце концов я рассказал им о том, что меня в высшей степени удивляет. “Я довольно умен, – сказал я, – но, вероятно, это относится только к физике. Однако бар просто кишит умными парнями – нефтяниками, шахтерами, важными бизнесменами и т.п., – и они постоянно покупают девушкам выпивку, ничего за это не получая!” (К этому времени я решил, что никто не получает ничего.) “Как это возможно, – спросил я, – чтобы “умный” парень, входя в бар, становился полным дураком?”

Конферансье сказал: “Об этом я знаю все. Я точно знаю, как это работает. Я преподам тебе несколько уроков, после которых ты сможешь получить что-нибудь от девушки в баре вроде этого. Но прежде чем преподать тебе эти уроки, я должен продемонстрировать, что я действительно знаю то, о чем говорю. Для этого Глория сделает так, что мужчина купит тебе крюшон”.

Я говорю: “Идет”, а сам думаю: “Как, черт побери, они собираются сделать это?”

Конферансье продолжил: “Но ты должен точно выполнять все, что мы тебе скажем. Завтра вечером в баре ты сядешь на некотором расстоянии от Глории, а когда она подаст тебе знак, ты просто пройдешь мимо нее”.

– Да, – говорит Глория. – В этом нет ничего сложного.

На следующий вечер я иду в бар, сажусь в углу, откуда могу наблюдать за Глорией. Через некоторое время с ней уже сидит какой-то парень, в чем можно было не сомневаться, еще через какое-то время парень просто светится от счастья, а Глория подмигивает мне. Я встаю и беззаботно иду. И в тот момент, когда я прохожу мимо них, Глория поворачивается и в высшей степени дружелюбно и радостно восклицает: “О, Дик, привет! Когда ты вернулся в город? Где ты был?”

Парень тут же поворачивается, чтобы посмотреть, что это за “Дик” такой, и в его глазах я вижу то, что мне полностью понятно, ибо я сам не раз оказывался в таком положении.

Первый взгляд: “О-о, назревает состязание. Он собирается увести ее у меня после того, как я купил ей выпить! Что же будет?”

Следующий взгляд: “Нет, это лишь случайный друг. Они, видимо, знают друг друга давно”. Я смог увидеть все это. Я смог прочесть это на его лице. Я точно знал, что он чувствует.

Глория поворачивается к нему и говорит: “Джим, познакомься с моим старым другом. Это Дик Фейнман”.

Следующий взгляд: “Я знаю, что делать; я обойдусь с этим парнем по-хорошему и понравлюсь ей еще сильнее”.

Джим поворачивается ко мне и говорит: “Привет, Дик. Хочешь выпить?”

– Не откажусь! – говорю я.

– Что будешь?

– То же, что и она.

– Бармен, еще один крюшон, пожалуйста.

Так что все получилось очень просто; в этом не было ничего особенного. В тот вечер после закрытия бара я опять отправился в мотель, где жили Глория и ее муж. Они улыбались и смеялись над тем, как здорово все сработало. “Хорошо, – сказал я. – Я полностью убежден в том, что Вы действительно знаете то, о чем говорите. Так как насчет уроков?”

– О'кей, – говорит конферансье. – Принцип здесь таков: парень хочет выглядеть джентльменом. Он не хочет, чтобы его сочли невеждой, грубияном и особенно скрягой. Поскольку девушка отлично понимает, что им движет, ей несложно направить его в нужную сторону.

– А потому, – продолжил он, – ни в коем случае не будь джентльменом! Ты должен относиться к девушкам с презрением. Более того, самое первое правило гласит: не покупай девушке ничего, – включая сигареты, – пока не спросишь ее, переспит ли она с тобой, и не убедишься в том, что она не лжет и действительно это сделает.

– Э-э... ты имеешь в виду... ты не... э-э... ты их просто спрашиваешь?

– О'кей, – говорит он, – я понимаю, что это лишь твой первый урок, и тебе, возможно, будет нелегко задать такой вопрос сразу. Поэтому ты можешь купить ей что-нибудь – какую-нибудь мелочь – прежде чем задать ей этот вопрос. Хотя, с другой стороны, это только осложнит все дело.

Что ж, все, что мне нужно, – это узнать принцип, а дальше я дохожу сам. Весь следующий день я перестраивал свою психологию: я принял, что все эти девки, которые приходят в бар, – обычные стервы, что они и гроша ломаного не стоят, что все они приходят в бар, чтобы ты купил им выпить, но за это тебе ничего не светит; я не собираюсь вести себя как джентльмен по отношению к этим стервам и т.п. Я учил все это до тех пор, пока не довел до автоматизма.

В тот же вечер я был готов испробовать новый метод. Я вхожу, как обычно, в бар, и мой друг сразу же говорит: “Дик, здорово! Погоди-ка, я покажу тебе девушку, которую я сегодня подцепил! Она пошла переодеться и сейчас вернется”.

– Да, да, – говорю я, потому что на меня это не производит никакого впечатления, и сажусь за другой столик, чтобы посмотреть шоу. Девушка моего друга приходит, как только начинается шоу, а я думаю: “Мне наплевать на то, как она хороша; она просто заставит его купить ей выпить, причем он ни черта за это не получит!”

После первого номера мой друг говорит: “Эй, Дик! Я хочу познакомить тебя с Энн. Энн, это мой хороший друг. Дик Фейнман”.

Я говорю: “Привет” и продолжаю смотреть шоу.

Через некоторое время Энн говорит мне: “Почему бы Вам не пересесть за наш столик?”

Я думаю про себя: “Ну и сучка: он покупает ей выпить, а она приглашает за столик кого-то еще”. Я говорю: “Мне и отсюда хорошо видно”.

Вскоре в бар входит одетый в красивую униформу лейтенант с военной базы, расположенной неподалеку. Мы и глазом не успели моргнуть, как Энн оказалась в другом конце бара рядом с этим лейтенантом!

Позднее, в тот же вечер, я сижу у стойки бара, Энн танцует с лейтенантом, и, когда лейтенант поворачивается ко мне спиной, а она лицом, она очень мило мне улыбается. Я опять думаю: “Вот сучка! Теперь она обманывает и лейтенанта!”

И тут ко мне приходит классная мысль: я не смотрю на нее до тех пор, пока лейтенант меня не видит, а потом улыбаюсь ей в ответ, чтобы лейтенант понял, что происходит. Так что ее обман скоро раскрывается.

Через несколько минут она расстается с лейтенантом и просит владельца бара подать ей пальто и сумочку, при этом она низким и понятно на что намекающим голосом говорит: “Пойду прогуляюсь. Кто-нибудь хочет прогуляться со мной?”

Я думаю про себя: “Ты можешь выпендриваться и отталкивать парней, но ты не можешь делать это постоянно, иначе вообще ничего не получишь. Все равно настанет время, когда тебе придется уступить”. Поэтому я холодно говорю: “Я с тобой прогуляюсь”. Мы выходим, проходим несколько кварталов и видим кафе. Тогда она говорит: “У меня идея: возьмем кофе и сандвичи, пойдем ко мне и съедим их”.

Идея звучит совсем неплохо, поэтому мы заходим в кафе, она заказывает три кофе и три сандвича, а я оплачиваю заказ.

Когда мы выходим из кафе, я думаю: “Что-то здесь не так: слишком много сандвичей!”

По дороге в мотель она говорит: “Знаешь, у меня не будет времени съесть эти сандвичи с тобой, потому что придет лейтенант...”

Я думаю про себя: “Вот я и провалился. Конферансье научил меня, что делать, а я провалился. Я купил ей сандвичей на один доллар и десять центов, ничего не попросив перед этим, и вот теперь я знаю, что ни черта не получу взамен! Я должен возместить свои расходы, хотя бы для того чтобы мой учитель гордился мной”.

Я внезапно останавливаюсь и говорю ей: “Ты... хуже ШЛЮХИ!”

– Ч-е-е?

– Ты заставила меня купить эти сандвичи, и что я получу взамен? Ничего!

– Ну и скряга же ты! – говорит она. – Если все дело в этом, я верну тебе деньги за сандвичи!

Я понял, что она блефует, и сказал: “О'кей, давай деньги”.

Она была поражена. Она полезла в свой кошелек, достала деньги, которые у нее были, и отдала мне. Я взял свой сандвич и кофе и ушел.

Покончив с едой, я вернулся в бар, чтобы отчитаться перед учителем. Я объяснил все и добавил, что мне жаль, что я провалился, но я попытался возместить свои убытки.

Он очень спокойно сказал: “Все нормально. Дик; все в порядке. Поскольку все закончилось тем, что ты ничего ей не купил, сегодня ночью она переспит с тобой”.

– Что?

– Да-да, – уверенно сказал он, – она переспит с тобой. Я знаю это.

– Но ее даже нет здесь! Она у себя с лей...

– Ну и что?

Уже почти два часа ночи, бар закрывается, а Энн так и не появилась. Я спрашиваю конферансье и его жену, могу ли я снова пойти к ним. Они говорят, конечно.

Как только мы выходим из бара, появляется Энн, бежит через шоссе и подходит ко мне. Она берет меня за руку и говорит: “Пойдем ко мне”.

Конферансье был прав. Урок оказался замечательный!

Когда осенью я вернулся в Корнелл, на одной из вечеринок я танцевал с сестрой одного аспиранта, которая приехала из Вирджинии. Она была очень милой, и мне в голову пришла одна идея. “Пойдем в бар, выпьем что-нибудь”, – предложил я.

По пути в бар я набирался храбрости, чтобы проверить урок, который преподал мне конферансье, на обыкновенной девушке. Как-никак, в том, что ты неуважительно относишься к девушке из бара, которая старается раскрутить тебя на выпивку, нет ничего особенного, а вот как насчет милой, обыкновенной девушки с Юга?

Мы вошли в бар и, прежде чем сесть за столик, я сказал: “Послушай, прежде чем я куплю тебе выпить, я хочу знать одну вещь: ты переспишь со мной сегодня ночью?”

“Да”.

Итак, тактика сработала даже с обычной девушкой! Однако, несмотря на всю эффективность урока, больше я им не пользовался. Мне не нравилось так вести себя. Но все же мне было интересно узнать, что мир устроен иначе, чем меня учили в детстве.

 

Счастливые числа

 

Однажды в Принстоне я сидел в комнате отдыха и случайно услышал, как математики говорят о ряде для ex , который выглядит как 1+x+x2/2!+x3/3!Каждый последующий член ряда получается при умножении предыдущего члена на xи его делении на следующее порядковое число. Например, чтобы получить член, следующий за x4/4!, нужно умножить этот член на xи разделить на 5. Все очень просто.

Когда я был ребенком, я просто восхищался рядами и нередко забавлялся с ними. С помощью ряда, о котором шла речь, я вычислял eи видел, как быстро уменьшаются последующие члены.

Я пробормотал что-то вроде того, как легко можно вычислить любую степень eс помощью этого ряда (достаточно просто подставить эту степень вместо x).

– Да? – сказали они. “Отлично, чему равно e в степени 3, 3?” – спросил какой-то шутник. По-моему, это был Таки.

Я говорю: “Легко. 27,11”.

Таки знает, что вычислить это в уме совсем нелегко. “Эй! Как тебе это удалось?”

Другой парень говорит: “Ну вы же знаете Фейнмана, он просто выдумал это число. На самом деле оно неправильное”.

Они идут за таблицей, а я тем временем добавляю еще несколько цифр. “27, 1126”, – говорю я.

Они находят число в таблице. “Правильно! Но как ты это сделал?”

– Я просто суммировал ряд.

– Никто не умеет суммировать ряды так быстро. Ты, видимо, просто знал это число. А чему равно eв степени 3?

– Слушайте, – говорю я. – Это сложная работа! Я могу посчитать только одну степень в день!

– Ага! Это надувательство! – обрадовались они.

– О'кей, – говорю я. – 20, 085.

Пока они ищут число в книжке, я добавляю еще несколько цифр. Теперь они возбуждаются, потому что я правильно назвал еще одно число.

Итак, все великие математики современности озадачены тем, как мне удается подсчитать любую степень e! Один из них говорит: “Не может быть, чтобы он просто подставлял это число и суммировал ряд – это слишком сложно. Тут есть какой-то трюк. Ты не сможешь вычислить какое угодно число, например, eв степени 1, 4”.

Я говорю: “Да, работа не из легких. Но для вас, так и быть. 4, 05”.

Пока они ищут ответ, я добавляю еще несколько цифр и говорю: “Все, на сегодня это последнее”, и выхожу из комнаты.

Произошло же следующее. Я случайно знал три числа: натуральный логарифм 10 (который нужен, чтобы переводить числа от основания 10 к основанию e), который равен 2, 3026 (поэтому я знал, что eв степени 2, 3 примерно равно 10), а из-за радиоактивности (средняя продолжительность жизни и период полураспада) я знал натуральный логарифм 2, который равен 0, 69315 (поэтому я также знал, что e в степени 0, 7 равно почти 2). Кроме того, я знал, что e(в степени 1) равно 2, 71828.

Сначала меня попросили возвести eв степень 3, 3. Это все равно, что eв степени 2, 3 (то есть 10), умноженное на e, то есть 27, 18. Пока они старались понять, как мне это удалось, я внес поправку на лишние 0, 0026: 2, 3026 – слегка завышенное число.

Я знал, что не смогу вычислить следующее число. Мне просто повезло, когда парень назвал eв степени 3: это eв степени 2, 3, умноженное на eв степени 0, 7 (или 10, умноженное на 2). Итак, я знал, что это 20 с чем-то, а пока они раздумывали над тем, как мне это удалось, я внес поправку на 0, 693.

Ну уж теперь-то я был уверен, что не смогу вычислить следующее число, но мне опять повезло. Парень попросил посчитать ев степени 1, 4, а это e в степени 0, 7, умноженное на само себя. Так что все, что мне пришлось сделать, так это чуть-чуть подкорректировать четверку!

Они так никогда и не поняли, как мне это удалось.