Судоустройство и судопроизводство

Краткий обзор содержания Русской Правды

Уголовное право

В Русской Правде преобладает материальная точка зрения на преступление, то есть преступление рассматривается не как нарушение закона или княжеской воли (формальная точка зрения), а как причинение морального или материального ущерба – «обиды» - лицу или группе лиц. Признак вреда является необходимым условием состава преступления. Формальный элемент появляется в памятниках церковного права, под влиянием византийского законодательства. Например, в церковных уставах преступление рассматривается не как «обида», а как грех, нарушение нравственных правил, а так же как деяние, направленное против Церкви, государства и общества.

Субъектами преступления по Русской Правде являлись только физические, свободные лица. Холопы – рабы могли, в определенной ситуации, входить в число субъектов: когда хозяева отказывались нести уголовную ответственность за своих холопов и «выдавали» их потерпевшим (ст. 17 Кр. Пр.; ст. 65 Пр. Пр.).

О возрастном цензе уголовной ответственности в Русской Правде ничего не говорится, но на практике церковными и светскими судами вплоть до XVIII в. применялась норма Номоканона (из римского права), согласно которой дети до 7 лет не несли уголовной ответственности; с 12 лет (девочки) и с14-15 лет (мальчики), то есть с достижения брачного возраста, несли уголовную ответственность в полном объеме; соответственно возраст с 7 до 12 (14) лет являлся основанием для смягчения уголовной ответственности.

Русская Правда различает умышленные и неумышленные преступления. Например, убийство «в разбое» (ст. ст. 3, 7 Пр. Пр.) считается корыстным, умышленным преступлением, а убийство «в сваде» (драке) или «на пиру» (ст. 6 Пр. Пр.) рассматривается как неумышленное, открыто («явленно») совершенное преступление, предположительно в состоянии алкогольного опьянения. Подход, конечно, упрощенный, в духе народного обычая: «на миру и смерть красна». На самом деле, можно неосторожно убить в момент разбойного нападения (целью разбойников является не убийство, а грабеж), а, с другой стороны, можно умышленно, притворившись пьяным, убить в драке, на пиру. Но мы судим о тяжести преступления по санкциям Русской Правды: убийство в разбое наказывалось высшей мерой наказания – «потоком и разграблением», а убийство на пиру или в драке – «вирой».

Соответственно, смягчающими вину обстоятельствами являлись: открытость преступления (но только в случае убийства), предположительно состояние алкогольного опьянения (убийство в драке или на пиру). Русская Правда прямо не указывает на состояние опьянения, более того: купец, пропивший товар (ст. 54 Пр. Пр.) или кредитор, бьющий закупа в состоянии алкогольного опьянения (ст. 62 Пр. Пр.) подлежат наказанию. В Русской Правде пока отсутствует четкая позиция в отношении опьянения, но практика и последующее законодательство (до XVIII в.) развивались, именно, в направлении смягчения ответственности. К смягчающим, даже исключающим уголовную ответственность, обстоятельствам относится состояние, близкое к аффекту: если оскорбленный человек (удары чашей, охотничьим рогом, рукой по щеке) совершает ответный удар, отстаивая свою честь, то, независимо от последствий этого удара, он не несет никакой ответственности (ст. 26 Пр. Пр.). Кроме того, в Русской Правде появляется институт необходимой обороны – в норме о ночной краже, заимствованной из византийского права: по ст. 38 Кр.Пр. и ст. 40 Пр.Пр. можно безнаказанно убить ночью вора в момент кражи; но убийство уже задержанного, связанного вора, считалось превышением пределов обороны и наказывалось, но наказывалось легче, чем обычное убийство.

Отягчающими вину обстоятельствами считались: корыстный умысел, а также рецидив или повторность преступления. Прямо о рецидиве в Русской Правде не говорится, но конокрадство (ст. 35 Пр. Пр.) считалось одним из самых тяжких преступлений не только в связи с ценностью объекта, но и в связи с тем, что конокрадами являлись профессионалы, рецидивисты, преступная группа.

Общественное положение потерпевшего могло выступать и как отягчающее, и как смягчающее вину обстоятельство: за убийство бояр, представителей высшего звена княжеской администрации, «вира» (штраф) была двойной (80 гривен); за убийство простых свободных людей, мелких чиновников – одинарная «вира» (40 гривен); за убийство холопа полагался небольшой штраф – «продажа» в 5 (или 6 за рабыню) гривен (ст. ст. 19, 22, 23,25, 26 Кр. Пр.; ст. ст. 1, 3, 11, 12, 16 Пр. Пр.).

Русская Правда различает две стадии преступного действия: оконченное преступление и покушение на преступление: например, человек, обнаживший меч, но не ударивший, наказывался штрафом в 1 гривну кун (ст. 9 Кр. Пр.; ст. 24 Пр. Пр.). В Русской Правде наметился институт соучастия в преступлении: например, кража, совершенная группой лиц (ст. 31 Кр. Пр.; ст. ст. 41, 42, 43 Пр. Пр.). Но пака мы говорим о простом соучастии, без разделения ролей между участниками преступления: все воры – соисполнители наказывались одинаково; соучастие не являлось отягчающим вину обстоятельством.

Объектами преступления по Русской Правде являлись личность и имущество (в церковных уставах появились такие новые для некогда языческой Руси объекты как христианская вера, Церковь, нравственность, семья). Важной особенностью Русской Правды является отсутствие преступлений против государства, хотя практике были известны такие преступления как измена, посягательство на жизнь, здоровье, честь князя и т. п. И наказывались государственные преступления, конечно, не «вирами», а смертной казнью. Отсутствие государственных преступлений в Русской Правде исследователи объясняют по-разному. Например, В.О. Ключевский связывает это обстоятельство с церковным происхождением Русской Правды: поскольку государственные преступления не входили в юрисдикцию Церкви, они и не указаны в церковно-юридическом сборнике, каковым, по мнению ученого, являлась Русская Правда. Существует также очень интересная точка зрения, согласно которой нормы о наказании государственных преступников – это часть особого, политического, обычая, созданного князьями и их окружением, который действовал и без дополнительной регламентации в Русской Правде.

Ольга Долгая. Натюрморт со шлемом.

 

К преступлениям против личности относятся: убийство (на пиру, в драке, в разбое), нанесение телесных повреждений – увечий (ст. 5 Кр. Пр.; .ст. 27 Пр. Пр.), ран, побоев (ст. ст. 3, 4, 30 Кр. Пр.; ст. ст. 23, 25 Пр. Пр.); оскорбление чести (удары такими орудиями, как чаша, охотничий рог (орудия пира), меч - рассматривались не столько опасными, сколько оскорбительными для мужчины; удар рукой по щеке, толкание, вырывание бороды и усов, выбивание зуба - ст. ст. 23, 25, 31,67, 68 Пр. Пр.). Русской Правде известно только оскорбление чести делом (поэтому часто бесчестье соединяется с физическим вредом здоровью), но в церковных уставах появляется также оскорбление части словом: например, оскорбление женщин непристойными словами, заведомо ложное обвинение в колдовстве. В отличие от убийства, открытость, публичность совершения преступления не является для оскорбления чести смягчающим вину обстоятельством, напротив – это необходимое условие состава преступления. Например, если вырывание бороды и усов, выбивание зуба происходили без свидетелей, это считалось обычной ссорой и не наказывалось. К преступлениям против личности (против свободы) можно также отнести продажу закупа – должника кредитором в холопы (ст. 61 Пр. Пр.).

К преступлениям против имущества относится, прежде всего, кража («татьба») – наиболее распространенный в Русской Правде вид преступления. Кражу можно разделить на простую (кража скота, птицы, сельскохозяйственных продуктов и т.п.; кража, совершенная с открытой территории – с «поля» - ст. ст. 28, 29, 35, 36, 37, 39, 40 Кр. Пр.; ст. ст. 42. 79, 81, 82 Пр. Пр.) и квалифицированную (конокрадство, кража из закрытого помещения, со взломом – ст. ст. 35, 41 Пр. Пр.). Характерно, что такие преступления, как грабеж и разбой, четко не выделяются в Русской Правде (указано только убийство в разбое), хотя, конечно, данные составы были уже известны древнерусскому праву (например, договорам с Византией).

Ярослав Мудрый. Памятник «Тысячелетие Руси»

 

 

Среди имущественных преступлений Русской Правды можно также отметить повреждение, незаконное пользование чужим имуществом (например, повреждение межевых знаков – ст. 34 Кр. Пр.; ст. ст. 71 – 73 Пр. Пр., угон лошади, скота – ст. 12 Кр. Пр.; ст. 33 Пр. Пр.), истребление чужого имущества, где самым тяжким составом в деревянной Руси был поджог (ст. 83 Пр. Пр.).

Основной целью наказаний по Русской Правде было возмещение ущерба, материального или морального. Жизнь, честь, здоровье человека имеют в этом «кодексе капитала»
(В.О. Ключевский) определенный денежный эквивалент. В церковных уставах появляется новая цель наказания – духовное покаяние, исправление преступника, хотя, по русской традиции, рядом с церковными наказаниями были поставлены штрафные санкции.

По древнему славянскому обычаю, высшей мерой наказания являлась кровная месть, но в Русской Правде она отменяется и заменяется штрафом – «вирой» (ст. 2 Пр. Пр.). Смертная казнь, конечно, существовала на практике, но в Русской Правде она не упоминается, что является еще одной отличительной чертой данного сборника по сравнению с последующими кодексами русского права. Исследователи объясняют это обстоятельство либо влиянием Церкви, либо неразвитостью правового сознания: кровная месть отождествлялась тогда с кровной местью; отменяя кровную месть, Русская Правда не указывает и смертную казнь. Кроме того, смертная казнь применялась обычно за государственные преступления, не указанные в сборнике.

Соответственно высшей мерой наказания, после отмены кровной мести, по Русской Правде являлся «поток и разграбление», означавший конфискацию имущества и продажу преступника вместе с семьей в холопы (возможно, «поток» означал изгнание: от слова «поточити» - заставить бежать).

Данное наказание применялось за убийство в разбое, конокрадство и поджог. За все остальные преступления установлены имущественные санкции, состоявшие из штрафа князю и возмещения ущерба потерпевшему. В случае совершения не разбойного убийства выплачивался штраф – «вира»: одинарная – 40 гривен, или двойная – 80 гривен; существовала также «дикая вира», когда штраф выплачивался общиной (ст. ст. 3 – 8 Пр. Пр.). Родственники убитого получали возмещение – «головничество» (ст. 5 Пр. Пр.), сумма которого не указана, но можно предположить, что она либо равнялась сумме «виры», либо составляла половину вирного платежа. За увечья полагалось «полувирье» (20 гривен), а потерпевший получал возмещение за вред здоровью (10 гривен). Убийство свободной женщины, виновной в прелюбодеянии, также наказывалось «полувирьем», но, если женщина была не виновна, то штраф за ее убийство соизмерялся с социальным положением ее мужа: 40 или 80 гривен (ст. 88 Пр. Пр.). Все остальные виды преступлений наказывались штрафом – «продажей» (максимальная сумма 12 гривен) и возмещением ущерба потерпевшему «уроком» (см., например, ст. 44, 45, 84 Пр. Пр.).

Судоустройство и судопроизводство

В Русской Правде отсутствуют нормы, регламентирующие судоустройство. Мы встречаем только отдельные судебные должности (вирника, собиравшего штрафы - «виры» (ст. 42 Кр. Пр); мечника, следившего за порядком в суде (ст. 1 Пр. Пр.)), что свидетельствует о формировании судебной системы Киевской Руси.

Неразвитость судебного аппарата обусловила и основные черты судебного процесса. Процесс носил ярко выраженный состязательный характер: он начинался по инициативе истца, стороны обладали равными правами, судья только оценивал собранные сторонами доказательства и выносил приговор, который исполнялся выигравшей стороной; в любой момент процесса до вынесения судом приговора было возможно мировое соглашение. Судопроизводство было гласным и устным, процесс не разделялся на уголовный и гражданский («тяжба» - ст. ст.22, 66 Пр. Пр.).

В Русской Правде указаны три основные формы процесса, свидетельствующие, как было указано выше, о господстве обычного права в нормах данного сборника: «заклич»(заповедь) – объявление на городской торговой площади о пропаже вещи с указанием ее индивидуальных признаков (ст. ст. 32, 34, 112, 114 Пр. Пр.), характеризующее начало розыска украденной или пропавшей вещи, челяди; «свод» - своего рода очная ставка истца и подозреваемого, который должен был объяснить, у кого он приобрел вещь (ст. ст. 14, 15, 16 Кр. Пр.; ст. ст. 35 – 39 Пр. Пр.); «гонение следа» - погоня за преступником, поиск его по горячим следам (ст. 77 Пр. Пр.).

 

И. Билибин. «Суд во времена Русской Правды», 1890 г.

 

Доказательствами по Русской Правде являлись, прежде всего, свидетельские показания. Указаны две категории свидетелей: «видоки» - свидетели факта преступления, очевидцы (ст. ст. 2, 10,16 Кр. Пр.; ст. ст. 29, 31, 37 Пр. Пр.) и «послухи» - свидетели доброй славы обвиняемого, поручители (ст. ст. 21, 47, 50, 66. 85 Пр. Пр.; в делах по убийству требовалось представить 7 послухов – ст. 18 Пр. Пр.). В Русской Правде указаны также вещественные доказательства, улики («лицо», «поличное» - ст. ст. 22, 34, 44 Пр. Пр.; раны, синяки по ст. ст. 2, 30 Кр. Пр.; ст. 29 Пр. Пр.: «Если придет на двор (княжеский) избитый до крови или до синяков человек, то не искать ему видока, но пусть обидчик заплатит 3 гривны продажи; если же на нем не будет следов (побоев), то привести для подтверждения (своих) слов видока…»); испытания водой и железом (ордалий) – ст. ст. 21, 22, 85. 86, 87 Пр. Пр. (на практике также существовало испытание огнем). В качестве доказательства указана также присяга – «рота» (ст. ст. 22, 31, 48, 49 Пр. Пр.). В Русской Правде не рассматривается распространенный на практике языческий институт судебного поединка – «поле», то есть бой между истцом и ответчиком (кто побеждал в бою, тот выигрывал дело). Возможно, здесь сказалось влияние церковной идеологии (В.О. Ключевский): убитых на поединке не подвергали христианскому погребению, а убийца лишался права входить в церковь на 4 года, причастия – на 18 лет; священник, участвующий в поединке, лишался духовного сана. Однако обычное право в данном вопросе оказалось сильней церковного канона – судебный поединок в качестве процессуальной формы был зафиксирован не только нормами Псковской судной грамоты, но и источниками права Московского периода.

Гражданское право

В области вещного права можно указать ряд норм Русской Правды, которые относятся к уголовному праву, но косвенно свидетельствуют о формировании института частной собственности. Так, статьи 71, 72, 73 Пространной Правды о нарушении межевых знаков между земельными владениями защищают частную собственность, устанавливая крупные штрафы (12 гривен – максимальная «продажа») за нарушение интересов собственника. Различаются движимое («добыток») и недвижимое имущество («задница», «дом») (ст. ст. 90, 99, 101 Пр. Пр.). Для недвижимости установлен особый порядок наследования (см. далее). Русская Правда регламентирует порядок передачи собственности: по наследству, по обязательствам и договорам.

Обязательственные отношения возникают из причинения вреда (деликтов) или из договоров. В случае невыполнения обязательства должник отвечал своим имуществом, а иногда и свободой. Например, закуп, нарушивший договор займа (убежал, совершил преступление) превращался в холопа своего кредитора. Или, например, купец, пропивший, проигравший товар (злостное банкротство), также мог стать холопом кредитора (ст. 54 Пр. Пр.).

Русской Правде известна только устная форма заключения договоров. Указываются такие договоры, как купля-продажа (ст. 38 Пр. Пр.), заем (ст. ст. 50, 51, 52, 53 Пр. Пр.; особый вид займа – купеческий заем, на вере –ст. 48 Пр. Пр.), хранение, или «поклажа» (ст. 49 Пр. Пр.), договор личного найма («наймиты, «рядовичи», «мостники», «городники», «тиуны», «ключники» - ст. ст. 25, 43 Кр. Пр.; ст.ст. 14, 61, 96, 97, 110 Пр. Пр.), который часто сопровождался дополнительным соглашением о сохранении свободы наемным работником; в противном случае договор найма означал холопство (ст. 110 Пр. Пр.).

Семейное право, в основном, регламентируется церковными уставами князей, но ряд норм есть и в Русской Правде. Например, определяются имущественные отношения супругов, рассматриваются отношения между родителями и детьми. Собственником семейного имущества являлся только муж, но существовало особое имущество жены – ее приданое, которое выделялось из имущества мужа после смерти жены и переходило в собственность детей. Муж мог только пожизненно пользоваться этим имуществом. Таким образом, можно говорить о том, что в Русской Правде наметилось различие между правом собственности и правом владения. Благодаря влиянию византийского права, Русской Правде известен институт опеки в отношении имущества несовершеннолетних детей, потерявших отца. Опекуном становилась мать, а в случае ее нового замужества – кто-либо из родственников детей. Опекун мог пользоваться данным имуществом, получать доходы (как вознаграждение за опеку), но если случалась растрата имущества, опекун должен был ее компенсировать из своего имущества (ст. 99 Пр. Пр.). Русская Правда различает законных детей и незаконных, рожденных от рабыни. Последние были лишены права наследования, но получали свободу вместе с матерью после смерти отца (ст. 98 Пр. Пр.).

В области наследственного права различаются наследование по завещанию – «ряду» (совершалось в устной форме) и по закону (ст. ст. 90, 91, 92 Пр. Пр.). Русская Правда установила свободу завещательного распоряжения (ст. 106 Пр. Пр.), хотя некоторые исследователи, например, М.Ф. Владимирский-Буданов, считают, что завещатель имел право выбора только между законными наследниками.

В качестве законных наследников в Русской Правде указаны только нисходящие – сыновья и дочери. Недвижимость наследовали только сыновья, но у бояр существовала привилегия: в случае отсутствия сыновей, недвижимость могли наследовать дочери (ст. 91 Пр. Пр.). После смердов, не оставивших сыновей, наследует князь; дочери получают только «часть» наследства (выдел), если они не были выданы замуж (ст. 90 Пр. Пр.), — на прокормление, вероятно, свадебное приданое (М.Ф. Владимирский-Буданов, Я.Н. Щапов). С одной стороны, князь был заинтересован в существовании устойчивого хозяйства смерда, на котором не отражалась бы смерть главы семьи, и имущество переходило бы следующему поколению одной семьи. С другой стороны, князю было невыгодно, чтобы имущество семьи смерда переходило в собственность других сословных групп, что могло бы иметь место, если бы дочери наследовали при отсутствии сыновей:

Если умрет смерд. Если умрет смерд, (не оставив сыновей), то «задница» (его наследство) (идет) князю; если у него в дому будут дочери, то им (следует) дать «часть» (выдел); если они будут замужем, то выдела им не давать (ст. 90 Пр. Пр.).

О наследстве бояр и дружинников. Если (кто-либо умрет) из бояр или из дружины, то наследство князю не идет; если же (у умершего) не будет сыновей, то пусть возьмут (наследство) дочери (ст. 91 Пр. Пр.).

Сыновья получали равные части недвижимости, но дом отца переходил младшему сыну:

Если кто, умирая, разделит свое имущество детям, то пусть так и будет; если же (он) умрет «без ряду» (без завещания), то (имущество идет) всем детям, а на помин души самого (умершего) дать выдел (ст. 92 Пр. Пр.).

Но отцовский двор «всяк» без раздела (передается) младшему сыну (ст. 100 Пр.. Пр.). (Перевод авт.)

 

Значительная часть статей о наследстве Пространной Правды, основываясь на обычном праве, корнями своими восходит к глубокой древности. Господствующий в наследственном праве принцип минората служит еще одним примером влияния народного обычного права («младший сын на корню сидит», «младший сын с отцовщины никогда не сходит»). Кроме того, по народной традиции «сестра при братьях не наследница», но братья обязаны были выдать сестру замуж:

Если останется дома (незамужней) сестра (у сыновей умершего), то та в наследстве не участвует, но братья отдадут ее замуж «какоси могут» (обеспечат приданым по мере возможности) (ст.95 Пр. Пр.). (Перевод авт.)

 

После смерти жены ее имуществом пожизненно владел муж, а после смерти мужа – жена (до вступления в новый брак), хотя наследниками были дети (ст. ст. 93, 94, 101, 102, 103, 106 Пр. Пр.). В Русской Правде не указаны наследники второй линии – боковые, восходящие, супруг. Но, скорее всего, на практике они привлекались к наследованию в случае отсутствия нисходящих родственников. Если наследников не было, имущество переходило в собственность князя.