Постпозитивистский этап в философии науки: Карл Поппер
Карл Раймунд Поппер (1902-1994) – один из самых известных философов науки ХХ века – родился в Вене, где изучал в университете сначала физику и математику, а потом философию. В 30-х годах преподавал математику и физику, участвовал в дискуссиях Венского кружка. В 1934г. вышла его основная работа по философии науки – «Логика и рост научного знания». В 1937г. Попперу как еврею пришлось эмигрировать в Новую Зеландию, где он начал преподавать в Кентерберийском университетском колледже. Здесь была написана получившая впоследствии широкую известность работа «Открытое общество и его враги». В 1946г. Поппер получил приглашение в Лондонскую школу экономики и переехал в Англию. Здесь он встретил своего оппонента Людвига Витгенштейна.
25 октября 1946г. на одном из семинаров студентов и преподавателей философии (на котором присутствовал и Б.Рассел) произошел знаменитый спор между Поппером и Витгенштейном, который едва не перерос в потасовку. По описанию английских журналистов «в первый и последний раз три великих философа – Рассел, Витгенштейн и Поппер – собрались в одном месте и в одно время. Однако и по сей день очевидцы и исследователи расходятся во взглядах на события того вечера. Сомнений не вызывает одно: Между Поппером и Витгенштейном состоялся яростный спор о фундаментальной природе философии – действительно ли существуют философские проблемы (Поппер) или только головоломки (Витгенштейн). Этот спор тотчас же оброс легендами: Поппер и Витгенштейн отстаивали свои убеждения, вооружившись раскаленными кочергами. Как позже вспоминал сам Поппер, «поразительно скоро я получил письмо из Новой Зеландии с вопросом, правда ли, что мы с Витгенштейном сцепились и бросились друг на друга с кочергами?».[33]
К.Поппер по-иному формулировал и разрешал проблему демаркации, т.е. отделения науки от ненаучного знания, прежде всего, от метафизики. Придавая проблеме демаркации исключительное значение (не меньшее, чем логические позитивисты), считая ее центральной в теории познания со времен Канта, Поппер отказался от неопозитивистского принципа верификации и предложил проводить разграничительную линию между научным и ненаучным (в частности, метафизическим) знанием с помощью принципа фальсифицируемости, т.е. принципиальной опровержимости любого утверждения, относимого к науке. «Некоторую систему,-писал он,-я считаю эмпирической или научной только в том случае, если она может быть проверена опытом. Не верифицируемость, а фальсифицируемость должна считаться критерием демаркации. Для эмпирической научной системы должна существовать возможность быть опровергнутой опытом».
По сути дела, фальсификационизм означал пересмотр исходных абстракций, лежавших в основе неопозитивистского образа науки и научной рациональности.
Вместо логического анализа готового знания Поппер выдвигает на первый план проблемы «логики научного исследования», основным предметом которой становятся фундаментальные механизмы роста науки. Границы науки, по мнению Поппера, определяются не абсолютными и неизменными свойствами научных знаний, а принципами, которыми руководствуется ученый в своей профессиональной деятельности. Так акцент смещается у Поппера в сторону анализа метода научной деятельности.
Принцип фальсифицируемости у Поппера играет роль основного нормативного критерия рациональности. Рациональной является такая деятельность ученого, которая направлена на критику (в частности, эмпирическую) существующих научных взглядов.
Верить, учил Поппер, следует лишь только в то, что выдержало критическое испытание рациональными аргументами, и лишь до тех пор, пока невозможно эти аргументы опровергнуть. Всякое знание, ложность которого еще не установлена, является лишь «предположительно научным». Но это и означает, что отличие такого знания от метафизики (как и от прочих форм и продуктов духовной деятельности) является проблематичным.
Метафизика исключается из науки не потому, что она антинаучна или бессмысленна, как считали логические позитивисты (по мнению Поппера, она не менее осмысленна, чем любая научная теория), а потому, что она непроверяема, неопровержима. Кроме того, метафизические гипотезы являются важным эвристическим источником науки. Со временем они могут приобрести проверяемые компоненты и, таким образом, стать научными.
Мы видим, что попперовская линия демаркации проходит совсем не там, где ее проводили логические позитивисты, т.е. не в сфере готового знания, а в сфере его становления. Особый метод научного исследования – вот в чем специфика науки. Научная деятельность отличается от всякой другой деятельности своей направленностью на критику самих же собственных результатов. Рациональность есть критика, любил повторять Поппер, тем самым подчеркивая отличие своей доктрины «критического рационализма» от рационализма классического, исходящего из некоторых фундаментальных и, следовательно, не подлежащих сомнению и критике оснований.
Против попперовской теории рациональности в западной литературе выдвигались и выдвигаются самые различные возражения.
Одна из важных проблем – рациональность самого критерия рациональности. Если этот критерий научен и рационален, то он должен быть когда-нибудь опровергнут и отброшен как ложный; если же это принципиально невозможно, то критерий рациональности сам не является рациональным.
Что касается замечания о том, что сам принцип фальсификации не может быть фальсифицирован и потому не является рациональным, то оно не может служить аргументом против попперовского понимания демаркации. Принцип фальсифицируемости представляет собой метанаучный критерий рационального поведения ученых, и его критическая апробация имеет совершенно иной характер, чем критика собственно научных положений.
Слабость попперовского рационализма в том, что считая рациональность специфическим предикатом деятельности ученого, он лишил эту деятельность ее изначального смысла – поиска истины и тем самым низвел ее до уровня некоторой «игры по установленным правилам». Так попперовский рационализм на деле смыкается с иррационализмом и субъективизмом.
Основной недостаток попперовской нормативной методологии в том, что она не дает возможности отличить реальные процессы в науке от реальных процессов в тех формах когнитивной (познавательной) деятельности, которые должны были бы исключаться теорией рациональности из сферы науки и оставаться «по ту сторону» демаркационной линии. На это обратил внимание один из учеников Поппера – У. Бартли, который заявил: если теория рациональности совпадает с теорией критики, то не имеет значения, в какой области осуществляется критика – в науке или вне науки, имеет ли место спор высоконравственных ученых-рационалистов или потасовка религиозных догматиков. Ясно, что, помимо самого требования критической дискуссии, необходимо еще указание на общезначимые критерии. Если в качестве таковых Поппер указывает на опытные данные, то он должен быть уверен в том, что сами эти данные не зависят от тех концепций, которые участвуют в споре, т.е. существуют «факты», с которыми уже не будут спорить разумные существа. Однако беда в том, что таких фактов нет. Для сторонников различных теорий факты будут разными и никого и ни в чем не смогут убедить. Отсюда следует: либо, пользуясь фальсификационистскими критериями, вообще нельзя провести демаркационную линию, либо ее можно с одинаковым успехом проводить между двумя научными теориями и между двумя религиозными учениями, что, конечно, делает такую «демаркацию» совершенно бесполезной.
Судьба демаркационного критерия Поппера и его теории рациональности оказалась похожей на судьбу аналогичных критериев неопозитивистов не случайно. Дело в том, что попперовский образ науки столь же неисторичен, как неисторичен он был в неопозитивизме.