ПСИХОТЕРАПИЯ КАК ДЕЛО ВСЕЙ ЖИЗНИ

Очень многие из нас обращаются к нашему полю деятельности из-за того, что долго и глубоко были озабочены своей собственной внутренней борьбой и неразберихой. В этом признании нет ничего постыдного, скорее — здесь есть элемент похвальбы. Мы решили что-то сделать с нашими несчастьями. Мы взглянули на наши обстоятельства, как на что-то давно известное, что происходит с людьми вообще, и решили получить доступ к этим знаниям. У нас была мощная надежда на изменения, и мы воплотили это намерение. Мы старались сделать так, чтобы опыт, накопленной в собственной борьбе, служил и другим людям. Конечно, это похвальба.

Естественно, в уголке своего бытия мы прячем запертую шкатулку с остатками вины за массу нерешенных неврозов, за запрещенные мысли о клиентах (само собой, или негативные или сексуальные), за неизбежные отвлечения во время сессий, и просто за то, что мы не в состоянии удовлетворить всех потребностей этих людей, — людей, которые доверили нам столь многое в своей жизни.

Несомненно, наша сфера предъявляет к нам определенные требования, забирает силы,и энергию. Уровень алкоголизма, суицидов, разводов и количество брошенных детей среди нас превышает средние показатели. Я думаю, что эта печальная статистика вызвана целым рядом причин и не в последнюю очередь тем, как часто недостатки нашей работы разрушают наши надежды и надежды клиента, как часто нашим супругам и детям достается меньше внимания, чем они заслуживают, насколько те яркие драмы, свидетелями которых мы каждый день оказываемся, заслоняют от нас заботы наших близких, и как снова и снова — если мы продолжаем это осознавать — мы встречаемся с собственными недостатками и не до конца проработанными проблемами.


Глава 14. Артистизм психотерапевта 257

Быть психотерапевтом — значит быть одиноким кочевником, Богом, неудачником, Сатаной, чувствовать угрозу, быть предметом страстной любви и ненависти и задавать себе вопросы. Наша работа постоянно расстраивает нас, потому что мы всегда неуверенны, постоянно встречаемся с сопротивлением тех, кому хотим помочь, успех наш никогда не бывает полным, а неудачи отчетливы до навязчивости. Самая лучшая работа часто не видна даже тому, с кем она была проделана, и сами мы бесповоротно одиноки в своей работе, даже в том случае, если большую часть времени проводим в чьей-то компании.

Но даже это еще только полдела. Мы к тому же еще способны видеть и чувствовать результаты своего личностного и профессионального роста как новые возможности и новые перспективы, которые постоянно бросают нам вызов. Бывает, что мы точно знаем, что внесли изменения в чью-то жизнь, изменения, которые, подобно кругам на воде от брошенного камня, уже достигли других, неизвестных нам людей. Случается, что мы чувствуем искреннюю поддержку и понимание со стороны тех, для кого работаем. А главное и прежде всего — мы одарены возможностью глубже, чем кто бы то ни был, заглянуть в колодец тайны.

ПУТЕШЕСТВИЕ ПСИХОТЕРАПЕВТА1

Говорят, что Бог умер, и, возможно, это так. Но я верю, что мертвый бог — это бог в клетке, бог зоопарка. Мы задумали поместить бога в зоопарк с помощью наших определений, наших интерпретаций, с помощью изобретения «божественных законов». Этот бог, пойманный и одомашненный в нашем интеллектуальном зоопарке экзотических концепций, не смог выжить в неволе, и этот бог умер.

Но дикий бог, не опутанный нашей волей, нашим интеллектом, — дикий бог, который не станет домашним — этот бог жив и свободен, как и всегда. Он — в дуновении ветра. Он поет в безмолвии пустыни. Он лелеет нас в лучах солнца.

Дикий бог больше, чем бог эволюции, он дышит революцией. Бог зоопарка не может удивить нас; мы благополучно навещали его там, в особенности когда были детьми. Бог зоопарка не мог разрушить комфортабельную обыденность нашей жизни, и казалось, что он — пока не умер — просил лишь жалких подачек от всего, что имело значение.

Дикий бог выдрессирован не так хорошо, если он входит в нашу жизнь, он может перевернуть в ней все. Он может потребовать все, что мы имеем, потому что пожирает наше самодовольство и велит нам меняться целиком, против воли, против страха.

Я думаю о глубинной психотерапии как о поиске дикого бога. Эта работа больше всего заслуживает имени психотерапия, так как является пестованием духа или души. Намерение, в данном случае, состоит в том, чтобы противостоять экзистенциальным условиям нашего бытия и сделать их частью себя. Разумеется, эти условия включают в себя принципиальную непознаваемость бытия, непреклонное выступление против наших ограничений в окружении бесконечной тайны.

1 Взято из Bugental, 1985. — Примеч. авт.


258 Раздел VI. Психотерапевт как художник

Тиллих1 называл дикого бога «Бог выше бога». Дикий бог — это бог тайны. А тайна — это слово, которое слишком редко встречается в психологических книгах или психотерапевтических дискуссиях. Мы отказались от тайны; мы самонадеянно полагаем, что тайна существует только в умах детей, писателей и мистиков. Когда мы сделали это, то обманули и ослепили самих себя.

Дикий бог приходит к нам путями, которые мы не можем предсказать, и принимает формы, которых мы не ожидаем. Он может прийти к нам под маской испуганного, замкнутого клиента, который ждет облегчения, чтобы проявить все богатство и поэтичность своей творческой натуры. Он может быть клиентом, который расстраивает нас, огорчает и заставляет по-новому обдумывать аспекты нашей работы, которые мы считали устоявшимися и надежными. Дикий бог может затронуть наши собственные беспокойство и раздражительность, чтобы заставить нас встретиться, наконец, с внутренним конфликтом, от которого мы так долго отказывались. Дикий бог потрясает землю под нашими ногами, погружает во тьму тропу, которой мы следуем, заставляет нас осознавать, что мы пребываем в клетке, которую выстроили сами, и которую мы называем «реальностью».

Ортега говорил:

Вначале жизнь — это хаос, в котором теряется человек. Он подозревает это, но боится обнаружить себя лицом к лицу с этой ужасной реальностью и пытается укрыть ее занавесом фантазии о том, что все вокруг ему понятно. Его не беспокоит то, что эти «идеи» ложны, он использует их как щит для защиты от собственного существования, как пугало, которым надеется прогнать реальность прочь2.

Тайна окутывает знания, содержит их в себе. Тайна бесконечна; знания ограниченны. Когда знания растут, тайна растет еще больше. Тайна — это спящий смысл, вечно ожидающий, когда мы его откроем, и всегда больший, чем наши знания.

Нам, психотерапевтам, так легко попасть в ловушку сговора с клиентом — мы сговариваемся отказаться от тайны. В этом отвратительном пакте часто скрыта (и она редко бывает явной) иллюзия того, что для каждой жизненной проблемы можно найти решение, что можно раскрыть действительный смысл каждого сна или символа и что целью и идеалом здоровой психологической жизни является рациональный контроль.

Конечно же, психотерапевт должен обладать знанием, но в этом знании он должен быть скромен. Давайте будем честны с собой: мы никогда не знаем достаточно. Мы никогда не сможем знать достаточно. Судя по скорости, с которой мы учимся, даже если мы сохраним эту скорость, то все равно всегда будет чему поучиться. Претендовать (и обещать это клиенту) на то, что мы знаем, в чем нуждается клиент, что он должен делать, что он должен выбрать, — значит отказываться от тайны и предавать клиента. Любой психотерапии, основанной на росте, необходимо помочь клиенту принять как тайну внутри себя, так и окутывающую всех нас тайну и противостоять им.

Клиентка, с которой я работаю вот уже 300 часов и которая интенсивно исследует свою жизнь, все еще удивляет меня новыми аспектами своего бытия, изменяющими-

1 См. Tillich, 1952, р. 15. - Примеч. авт.

2 См. Ortega у Gasset, 1957, р. 156-157. - Примеч. авт.


Глава 14. Артистизм психотерапевта

ся отношениями или неожиданными реакциями, например когда я приглашаю ее в психотерапевтическую группу. Каждый клиент — это всегда тайна в чем-то значимом. Я не должен себя обманывать, полагая, что знаю кого-либо, включая себя самого, до конца.

Истинная обучающая подготовка всегда выявляет ограниченность знаний. Кого я не терплю, так это психотерапевтов, которые, по-видимому, вообще не осознают ограничений. Такой человек — это действительно опасный шарлатан, замаскированный под профессионала.

Деструктивное воздействие психотерапевта, который не осознает тайны, в том, что явно или неявно этот взгляд на мир передается клиенту, и представляет собой способ бытия, в котором все, что важно, в конечном счете поддается познанию и контролю. Соответственно, у человека появляются ожидания, которые никак не могут быть удовлетворены, но клиент, вероятнее всего, воспримет эту неудовлетворенность на свой счет, как свидетельство своего поражения. Это, в свою очередь, может привести к чрезмерной критике себя, депрессии и неверию в свои действительные таланты.

Психотерапевту, который признает и уважает вездесущую тайну, нет нужды искать убежища в фатализме или изящном мистицизме. Открытость возможности — это тоже мощный толчок к переосмыслению знакомого, к испытанию нового, к исследованию с незамутненным восприятием. Только пессимист видит пустой холст бессмысленным; тот, кто дорожит тайной, воспринимает его как возможность нового.

Психотерапия, которая действительно пестует дух или душу, должна быть поиском дикого бога, бога тайны, бога, который скрывается за богом.

Если мы ищем дикого бога, то мы должны выйти в мир, к опасностям и возможностям; выйти без карты и без компаса, без еды, без защиты — без всего. И пока мы его ищем, он может захватить нас. Потому что не мы постигаем тайну — тайна постигает нас.


ПРИЛОЖЕНИЕ