Субъективное право и правоотношение

Продолжая свое исследование субъективного права, остановимся на выяснении соотношения субъективного права и правоотношения. Суть дискуссии по данному вопросу состоит в определении степени самостоятельности субъективного права от правоотношения. Как уже отмечалось, нормы объективного права являются основанием для появления субъективного права, придают ему характер юридической значимости и обеспечивают охраной допустимые варианты. Но здесь возникает вопрос: каким образом объективное право инициирует возникновение субъективного? Прямым ли путем или же через посредство правоотношения?

Матузов придерживается мнения, что наличие субъективного права не обязательно подразумевает особую связь субъектов в виде правоотношения. С широких теоретических позиций все права граждан Российской Федерации: как те, которые они приобретают, вступая в разнообразные конкретные правоотношения, так и те, что прямо закреплены за ними в законе, т.е. независимо от способа возникновения, форм осуществления, степени общности, социальной значимости видов, категорий и иных особенностей, – являются субъективными, а не какими-то иными.

Для Матузова и Ушановой смысл субъективного права все же больше акцентируется на принадлежности его индивидам, имеющим определенную власть над ним. Субъективность, т.е. принадлежность, приуроченность и известная зависимость прав от субъекта, представляет собой их общий родовой признак. Поэтому можно как угодно классифицировать действующие в нашем обществе права, но от этого они не перестают быть субъективными, не теряют основного свойства.

Отрицая жесткую привязку субъективного права и правоотношения, Матузов и Ушанова имеют в виду способ возникновения субъективного права в результате прямого установления законом или вступления субъектов в правоотношения. Между тем те авторы, которые настаивают на жесткой привязке, подразумевают не способ возникновения субъективного права, а соотношение субъективного права и юридической обязанности. Обязательность правоотношения у Матузова и Ушановой связана с осуществлением субъективного права. Субъективные права осуществляются в рамках соответствующих правоотношений – общих или конкретных. Иным путем, т.е. вне всяких правоотношений, субъективные права, а следовательно, закрепленные в них возможности, воплотиться в действительность не могут, ибо правоотношения представляют собой объективно необходимую и единственную форму их реализации[472].

На самом деле, возможна ли полнота существования субъективного права вне правоотношений? Представители цивилистической мысли, а именно им принадлежит заслуга по разработке субъективного права, считают все же, что оно есть только элемент правоотношения и проявляется в рамках структуры правоотношений. На этом основании может быть представлена следующая схема субъективного права: объективное право, соединенное с юридическим фактом, рождает правоотношение, которое ведет к возникновению субъективного права. По мнению Л. А. Чеговадзе, если поведение субъектов правоотношения подлежит регулированию правом посредством установления конкретных правил поведения, то появление субъективного права вне правоотношений – весьма сомнительно. Субъективное гражданское право, будучи лишь элементом правоотношения, а не самостоятельным и автономным правовым явлением, должно нести на себе отпечаток всех сущностных характеристик того целого, частью которого они являются[473].

Следует оговориться, что разные авторы придают различное значение вопросу о том, является ли субъективное право только элементом правоотношения или же оно самостоятельно. В связи с этим одни считают, что признание субъективного права как структурного звена правоотношений, наполняет его и соответствующим содержанием, отличным от того, как если бы субъективное право рассматривалось как автономный правовой феномен. Другие не делают акцента на характеристике связи субъективного права и правоотношения. Уяснение этой связи, по их мнению, влияет на определение сущностных характеристик субъективного права. Например, О. Ломидзе, проводя сравнительный анализ концепций, рассматривающих субъективное право в пределах правоотношений и концепций и признающих за субъективным правом качество автономности, замечает, что расхождение между ними, внешне достаточно жесткое, на поверку оказывается не таким уж непримиримым, поскольку сторонники обеих концепций признают наличие между носителями субъективного абсолютного права и всеми остальными лицами правовой связи, лишь рассматривая эту связь как более прочную, если она возникает между конкретно-определенными лицами, т.е. в пределах правоотношений[474]. Другими словами, осуществляя свое субъективное право, субъект всегда вступает в правовую связь с иными лицами.

Однако степень и характер связи могут быть разными. Если речь идет о конкретном правоотношении, то здесь связь проявляется более жестким образом, чем в общих. Сравним, к примеру, право на получение заработной платы в трудовых отношениях и конституционное право на труд. Те, кто утверждает, что существование субъективного права невозможно вне правоотношений, объясняет свою позицию необходимостью критерия классификации правоотношений на общерегулятивные и конкретные, а также правовой потребностью индивидуализации субъекта. В подтверждение Чеговадзе приводит высказывание Шершеневича о том, что без субъективного права нет юридического отношения. Получается, что именно субъективное право лежит в основе правоотношения, а не наоборот, что подтверждает его самостоятельность. Но Чеговадзе настаивает на другом утверждении: без правоотношения нет субъективного права, ибо без него не возникает обязанность других лиц воздерживаться от его нарушения[475].

Общий запрет закона «не нарушать» применительно к каждому конкретному субъективному гражданскому праву уточняется либо соглашением его участников, либо усмотрением управомоченного лица, и только на базе этого уточнения субъекты права получают представление о том, что есть нарушение. Даже в абсолютных правоотношениях наличие такой связи является основанием для предъявления требования о прекращении недопустимого в данном случае поведения и применении мер защиты, поскольку нарушение субъективного права есть не что иное, как вторжение в сферу свободы управлмоченного лица, нарушение этой свободы лицом, обязанным воздерживаться от подобных действий. Предъявлять свое право допустимо, только если находишься в правоотношении – правовой связи с обязанным лицом. «Вообще же предъявить свое право, – пишет Чеговадзе, – возможно любому лицу, но предъявить свое право в целях его осуществления, – только лицу обязанному».

Именно поэтому очевидно, что гражданское правонарушение и гражданское правоотношение – это одно и то же явление на разных стадиях. Гражданское правонарушение – отношение, преобразованное из гражданского правоотношения неисполнением или недолжным исполнением возложенных на субъекта обязанностей. Данное утверждение, по нашему мнению, справедливо. Субъективное право – это краеугольный камень правоотношения, его высший смысл, но от этого оно не перестает быть частью структуры. Субъективное право не может интенцироваться в «никуда», а направлено на другое лицо или других лиц.

Матузов и Ушанова, соглашаясь с Витруком и Эбзеевым, утверждают, что конституционные права, точнее те права граждан, которые получили закрепление в Конституции суть субъективные права. Какие аргументы приводятся? Раз субъективное право – неотъемлемый институт личности, то отличительным признаком его является его относимость к субъекту. Права, закрепленные в Конституции, тоже относятся к субъектам – гражданам Российской Федерации. Нелогично и непоследовательно одни права считать субъективными, а другие не относить к таковым. Проведение различия между одним и другим комплексом прав с точки зрения признания за ними статуса субъективных представляется непонятным и вызывает недоразумения. Как можно пояснить проведение различий? Никто не отрицает за конституционными правами их первейшее значение. Они задают генеральное направление развития права. Но следует учитывать двойственную природу Конституции. С одной стороны, она является полноценным нормативным актом, но с другой – очень велика политическая составляющая. Это значит, что в Конституции отражено не только действительное, но и желаемое. Нормы Основного закона обладают очень высокой степенью абстракции и в немалой степени декларативностью, без чего не может обойтись ни одна Конституция. Субъективное же право принадлежит к сфере эмпирий. Закрепление каких-либо прав в нормативном акте и, в частности, в Конституции, не означает автоматического возникновения субъективного права, хотя бы потому, что нормативный акт – это объективное право, а для возникновения субъективного права необходим юридический факт и наличие правовой связи между лицами. Причем эта связь настолько сильна, что иногда рождается ассоциация субъективного права с естественным[476]. Хотя этот вопрос весьма и весьма спорен.

Чеговадзе, рассуждая о невозможности существования субъективного права вне обязанности, пишет, что если представить существование субъективного права вне обязанности, то непонятно, для кого и в каких пределах очерчены пределы свободы правомочий лица, тем более, что регулятивное воздействие норм права, например, на личные неимущественные отношения, правоведами усматривается в юридическом признании принадлежности каждому гражданину с момента рождения личных неотчуждаемых неимущественных благ в юридическом опосредовании свободы индивида определить свое поведение в индивидуальной жизнедеятельности по своему усмотрению, в юридической фиксации пределов этой свободы[477].

Объективное право должно оформлять обеспечительный механизм, который позволяет реализовывать свои субъективные права. Для него должны существовать субъекты, связанные с управомоченными и обремененные противостоящей субъективному праву обязанностью. Социальная ценность субъективного права состоит в том, что обладание им служит причиной совершения определенных действий иным лицом или воздержания от них. Право субъекта всегда означает чью-то обязанность, неизбежно предопределяя связанность чужих действий. Следовательно, это не какое-то абстрактное право субъекта. Таковым является объективное право. Субъективное право логически занимает промежуточное положение между объективным правом и конкретными действиями по реализации субъективного права. Логику можно представить следующим образом.

Объективное право (абстрактная норма, обращенная к неопределенному кругу лиц) в соединении с юридическим фактом, связанным с жизнью конкретного субъекта, рождается субъективное право – возможность для конкретного субъекта воспроизвести тот или иной тип поведения. Последующие действия есть осуществление субъективного права.

Чеговадзе справедливо отмечает, что правоотношение как правовая связь не может быть абстрактным, хотя и не является поименной индивидуализацией субъекта обязанности, поскольку если лицо не собственник, то уже в силу этого оно не вправе претендовать на поведение, аналогичное поведению собственника. Этой невозможностью каждое лицо связано с собственником через отношения по поводу определенного социального блага как объекта субъективного права. Особенности механизма правового регулирования каждого типа гражданского правоотношения зависят от того, в пределах какого правоотношения появилось и осуществилось субъективное право, которое требуется восстановить[478].

Кроме всего прочего, непризнание за субъективным правом качества элемента правоотношения приводит к терминологической путанице. Р. О. Халфина в своей классической монографии «Общее учение о правоотношении» указывает: «Если субъективное право может быть реализовано и вне правоотношения, то тогда возникает необходимость в выделении нового понятия для обозначения права как элемента правоотношения. Иначе понятие субъективного права размывается»[479]. При рассмотрении природы субъективного права возникает вопрос: почему субъективное право логически претендует на автономность и самостоятельность? Думается, дело в следующем.

Как уже говорилось, субъективное право является краеугольным камнем феномена права в целом. Социальная деятельность и, соответственно, жизнь социума фундирована действиями конкретных индивидов. Но чтобы стимулировать деятельность, да и просто предоставить возможность для нее, необходимы гарантии в виде возложения обязанности на лиц, от которых зависит реализация субъективного права. Здесь-то и возникает связь между субъектами, т.е. правоотношение. Следовательно, обязанность и правоотношение вторичны по отношению к субъективному праву. Они обеспечивают его реализацию и само существование. Без них субъективное право возникнуть не может. Правоотношение может с большей степенью претендовать на автономию и является завершенной конструкцией. Но подчеркнем, что возникает и существует правоотношение именно для создания возможности оформления притязаний индивидов в форму субъективного права с последующей его реализацией.

Рассмотрим структуру субъективного права, составными элементами которого являются правомочия. Здесь спора быть не может. Однако возникает вопрос о количестве правомочий, входящих в состав субъективного права. Здесь нет единства взглядов. Ряд специалистов указывают на две возможности, предусмотренные субъективным правом. В частности Е. А. Крашенинников считает, что структурные элементы субъективного права – это правомочие на совершение положительного действия и правомочие требования[480]. Матузов и Ушанова полагают, что субъективное право состоит из четырех элементов: 1) возможность положительного поведения самого управомоченного, т.е. право на собственные действия; 2) возможность требовать соответствующего поведения от правообязанного лица, т.е. право на чужие действия; 3) возможность прибегнуть к мерам государственного принуждения в случае неисполнения противостоящей стороной своей обязанности – притязание; 4) возможность пользоваться на основе данного права определенными социальными благами. «Иными словами, – пишут Матузов и Ушанова, – субъективное право в зависимости от стадии его реализации может выступать как право-поведение, право-требование, право-притязание и право-пользование. В то же время все эти возможности (правомочия) можно представить себе как одну общую (собирательную) правовую возможность, которая, собственно, и образует содержание (ядро, сердцевину) субъективного права»[481].

Конечно, единство элементов субъективного права не устраняет необходимости дифференциации и раздельного их анализа, выяснения значения каждого из них. Без этого невозможно уяснить сущность явления. Надо сказать, что первые три правомочия признаются подавляющим большинством специалистов, относительно же правомочия пользования социальным благом единства мнений не наблюдается. Рассуждения сторонников четырехэлементного состава сводятся к тому, что четвертый элемент, будучи материальным, как бы скрепляет собой три формальных и придает субъективному праву социальное звучание. Матузов и Ушанова весомо обосновывают эту позицию и рассуждают о возможности выделения еще одного, пятого элемента, а именно – возможности применения обеспечительных мер позитивного (не властного) характера, в том числе самообеспечения. «Дело в том, – пишут авторы, – что во многих случаях обладателям субъективных прав нет никакой необходимости требовать от окружающих (третьих лиц) совершения или несовершения известных действий, так как обязанная сторона не только не противится их совершению, но, напротив, сама создает условия для осуществления субъектом своего субъективного права; или без конца защищаться от нарушителей, поскольку нет нарушения, никто и ничто не препятствует реализации того или иного правомочия. Носитель субъективного права может всю жизнь спокойно пользоваться им без всяких помех. Какое-либо притязание (обращение к принуждению) отпадает»[482].

Не согласна с такой позицией Л. А. Пустобаева, которая считает, что указанная возможность не может быть определена в качестве в качестве самостоятельного правомочия. Во-первых, все перечисленные правомочия в конечном счете направлены на пользование социальными благами. Во-вторых, здесь налицо смешение разных аспектов понятия субъективного права: с одной стороны – структурный анализ его содержания, с другой – определение его социальной значимости[483]. Согласимся с тем, что три правомочия есть наиболее рациональное отражение структуры субъективного права. Четвертое и пятое правомочия представляются субстратом трех первых, и оно присутствует в них, а выделение его создает опасности неоправданного усложнения понятий.

На наш взгляд, наиболее удачная структура субъективного права была сформулирована Явичем, связавшим три конкретные возможности: а) право на положительные действия; б) право требования исполнения (соблюдения) юридической обязанности; в) право на защиту (притязание), возникающее, в связи с нарушением юридической обязанности. Наиболее важное значение Явич придает первому правомочию, считая его центральным элементом субъективного права. Кстати, в первое полномочие он включает возможность обладать, пользоваться и распоряжаться социальными благами, в том числе и свободой[484]. Вместе с тем второе правомочие имеет, на наш взгляд, не меньшее значение, и именно оно в наибольшей степени способствует выяснению сущности субъективного права. Оно, как было сказано, состоит в возможности требовать управомоченным лицом от обязанных лиц определенных действия, либо воздержания от действий, нарушающих субъективное право. В связи с этим в юридической литературе выделяют активный и пассивный типы правоотношений.

Соответственно, субъективное право классифицируют на относительные и абсолютные, хотя и те и другие с необходимостью включают в себя два правомочия: совершение конкретных действий самим управомоченным и возможность последнего требовать определенного поведения от обязанного лица. Это объясняется следующим. Субъективное право как средство, интерес и цель связывает управомоченное лицо с другими членами социума. Поэтому реализация его может происходить только в результате общих усилий связанных им лиц, т.е. действий как одной, так и другой стороны общественного отношения. Так, удовлетворение интереса собственника во владении, пользовании и распоряжении своим имуществом опосредуется волевыми актами собственника и противостоящих ему третьих лиц. Реализация интереса покупателя в приобретении вещи предполагает совершение определенных действий каждым из контрагентов. Однако для того, чтобы соответствующее субъективное право могло быть реализовано, управомоченный должен обладать властью не только над своими действиями, но и над действиями иных лиц, от которых зависит реализация права. В этом кроется глубинная сущность субъективного права, а отображением и следствием этого служит то обстоятельство, что любое субъективное право с неизбежностью разделяется на два правомочия.

По мнению А. В. Власовой, в правоотношении пассивного типа, элементом которого выступает абсолютное субъективное право, ярко проявляются правомочия на собственные действия обладателя права и менее заметна обязанность других лиц воздержаться от нарушения этого права, которая связана с последним через правомочия требования. Вследствие этого создается иллюзия отсутствия такой обязанности и, соответственно, отсутствия правомочия требования в содержании абсолютного субъективного права. Поэтому возникает представление о возможности существования таких субъективных прав вне правоотношений. Однако удовлетворение интереса управомоченного в подобном правоотношении опосредуется как действиями обладателя права, так и воздержанием третьих лиц от совершения определенных действий. Следовательно, без возложения обязанности non facere на субъектов, противостоящих управомоченному собственнику или обладателю других вещных прав, само осуществление предоставленных им правомочий, равно как и удовлетворение интереса, было бы невозможно. Также Власова справедливо указывает, что действие собственника как обладателя субъективного права заключается во владении, пользовании и распоряжении, и каждая из этих трех возможностей, взятая сама по себе, есть нечто меньшее, чем все субъективное право в своей полноте[485]. Другие вещные права обладают меньшим объемом правомочий на свои действия в сравнении с собственником. Поэтому их иногда называют субправомочиями.

Поскольку абсолютные субъективные права существуют в рамках гражданского правоотношения, их содержание не ограничивается указанными выше юридическими возможностями. Они заключают также правомочие требования, которое обязывает всех третьих лиц не препятствовать правообладателю в осуществлении правомочий на свои собственные действия. Через правомочие требования абсолютное субъективное право в целом сопрягается с соответствующей ему юридической обязанностью.

В правоотношениях активного на первый план выходит правомочие требования, поскольку в содержании относительного субъективного права именно на нем зиждется конструкция правоотношения. Власова указывает, что содержание обязательства, представляющего собой разновидность относительного гражданского правоотношения, обычно сводят к правомочию требования и корреспондирующей обязанности должника[486]. Подобные представления о содержании относительного субъективного права в ряде случаев объясняется тем, что нормы, регулирующие общественные отношения, сконструированы по типу обязывающих.

В соответствии с этим можно прийти к выводу, что, в относительном правоотношении позитивное содержание раскрывается через обязанности, а субъективное право сводится к правомочиям требования исполнения обязанности активного типа. Действие управомоченного, направленное на удовлетворение его интереса в такого рода правоотношениях, рассматривается как средство реализации правомочия требования. Власова замечает уязвимость такой позиции. В данном случае имеет место единство правомочия требования и обязанности, заключающейся в совершении определенных действий должником – объектом правомочия. То, что должен делать обязанный, является одновременно тем, что от него хочет управомоченный. Хотя удовлетворение интереса управомоченного лица в большинстве относительных правоотношений опосредуется действиями обязанной стороны, все же в них на первый план выступают действия самого управомоченного. Интерес управомоченного в относительном правоотношении удовлетворяется не только поведением обязанного лица, но и действиями носителя субъективного права.

Таким образом, любое относительное субъективное право имеет в качестве обязательных элементов своей структуры правомочие на совершение положительных действий самими правообладателями и правомочие требования. Оно проявляется в данном случае наиболее ярко, нежели в структуре абсолютных субъективных прав, хотя это не сводит на нет первое правомочие, которое включает в себя два субправомочия: возможность заявить требование обязанному лицу и возможность принять предложенное им исполнение.

Помимо рассмотренных двух правомочий, в содержание субъективного права включается, как мы знаем, и третий элемент – право на иск или притязание, понуждение к исполнению юридической обязанности, хотя бы и против воли обязанного лица. По мнению Власовой, право на иск, притязание является не составным элементом структуры субъективного права, а самостоятельным охранительным субъективным гражданским правом, которое состоит из тех же правомочий, что и регулятивное субъективное гражданское право[487]. Данное утверждение можно оспорить, но с ним можно и согласиться. Исходя из системного мировоззрения, каждый элемент системы самостоятелен, но одновременно является частью системы более высокого порядка.