Философия возрождения о природе и человеке.
Общая характеристика эпохи Возрождения
Философия эпохи Возрождения, или Ренессанса, явилась важным этапом развития философской мысли и охватывает период с XIV по начало XVII вв., когда происходит целый ряд изменений в социально-экономической и духовной жизни Западной Европы. Вот как Ф. Энгельс характеризует эти изменения: «Королевская власть, опираясь на горожан, сломила мощь феодального дворянства и создала крупные, в сущности основанные на национальности, монархии, в которых начали развиваться современные европейские нации и современное буржуазное общество... только теперь, собственно, была открыта земля и были заложены основы для позднейшей мировой торговли и для перехода ремесла в мануфактуру, которая, в свою очередь, послужила исходным пунктом для современной крупной промышленности».
В итоге эпоха Возрождения знаменуется развитием промышленности, торговли, мореплавания, военного дела, то есть развитием материального производства.
В политической области эпоха Возрождения — это эпоха зарождения капиталистических отношений, формирования национальных государств, эпоха борьбы с феодальной реакцией, глубоких социальных конфликтов.
В естествознании это время великих открытий и изобретений, в частности:
• великие географические открытия, такие как открытие Америки;
• расширение познаний о космосе (установление новой астрономической системы, связанной с именем Коперника);
• развитие знаний об окружающей среде и о живом мире (начало систематизации растений, возникновение научной анатомии, положившей начало современной медицине) [10].
Данные революционные изменения в политическом строе, промышленности и естествознании требовали освобождения разума от догматических принципов схоластического мышления и ведущие деятели и мыслители данного времени стремились возродить ценности и идеалы классической древности и античной философии. Отсюда и само название эпохи — Возрождение, когда вызванные к жизни творчеством гуманистов открытия философов Древней Греции и Рима дали мощнейший толчок развитию философской мысли.
Однако в этом значении термин «Возрождение» следует трактовать весьма условно. Возрождение на деле означало поиск нового, а не реставрацию старого. В истории невозможно повернуть назад, возвратиться в какую-либо прошлую эпоху. Пережитое, накопленный опыт и культурный потенциал, не выбросишь и не преодолеешь. Он все равно будет оказывать свое воздействие, поскольку именно этот капитал является той экономической и культурной средой, в которой приходится действовать людям, ориентированным на его преодоление.
Таким капиталом, наследием для мыслителей и деятелей Возрождения было средневековье. Хотя, Возрождение и противопоставляет себя христианству, но оно возникло как итог развития средневековой культуры, а потому несет на себе отпечаток многих ее черт. Объективно эпоху Возрождения следовало бы характеризовать как эпоху перехода, потому, что она является мостом к системе общественных отношений и культуре Нового времени. Именно в эту эпоху закладываются основы буржуазных общественных отношений, прежде всего, в сфере экономики, именно в этот период получают развитие науки, меняются отношения церкви и государства, формируется идеология гуманизма.
3. Мишель Монтень и гуманизм Возрождения
Если гуманисты-филологи возрождали литературу и философию, то гуманисты-психологи интересовались, в первую очередь, самим человеком. Первые результаты их наблюдений были скептическими, что блестяще продемонстрировано Мишелем Монтенем (1533-1592) - выдающимся мыслителем Франции. Сын богатого купца из Бордо, юрист по образованию, Монтень занимал высокие посты в администрации, был председателем местного парламента, а затем - бургомистром г. Бордо. Много путешествовал по странам Европы, знакомясь с нравами и обычаями разных народов. Результатами его наблюдений стали изданные в 1580г. "Опыты", дополняемые им с каждым переизданием. Источник "0пытов" - реальная жизнь, но инспирированы они, несмотря на оригинальность стиля Монтеня и неприятие им каких-либо теоретических конструкций, античными авторами - прежде всего, античными скептиками (в частности, Секстом Эмпириком).
Взгляды Мишеля Монтеня
Скептицизм.Для философской позиции Монтеня характерно его нейтральное отношение к проблемам, более всего интересующим философов: существование Бога, независимость души от тела, свобода воли и т.п. Его интересуют непосредственные факты человеческой жизни, признаваемые всеми, независимо от их философских позиций. Другой характерной чертой философского кредо Монтеня был принципиальный отказ от общих теорий, познавательную ценность которых он отрицал: можно описывать конкретные нравы конкретных людей и обществ, но это вовсе не означает, что возможно постижение их природы в общих формулах.
Именно поэтому его выводы были скептическими, хотя это скептицизм особого рода, возникший не из теории, а из жизни, не из неприятия мира и познания, а из любви к ним. И даже не столько из недоверия к теоретическим рассуждениям, сколько из явного предпочтения им реальной жизни. Философия Монтеня содержала ровно столько скептицизма, сколько необходимо для того, чтобы уйти от неразрешимых вопросов, избежать фанатизма и жить в покое. Его скептицизм как метод близок декартовскому, но у Декарта он - метод достижения истины, а у Монтеня - метод руководства собственной жизнью.
Искусство жизни.
Аксиома скептической философии Монтеня такова: наслаждаться жизнью - благо, а потому следует любить жизнь и заботиться о ней. Культ жизни был у Монтеня сильнее скептицизма, который служил этому культу, показывая относительность и субъективность жизненных ценностей. Сама по себе жизнь не добра и не зла, будучи лишь их вместилищем в зависимости от нашего к ней отношения. Задача разумной философии в том, чтобы учить человека находить в жизни наслаждение, то есть философия должна быть "искусством жизни". Монтень возродил такое понимание философии, в свое время хорошо известное античности, но затем отброшенное христианской философией средневековья.
Самое важное в искусстве жизни - это независимость. Независимость от собственных страстей, превращающих нас в своих рабов. Независимость от общества, которое чаще всего препятствует благой и приятной жизни. Независимость от привязанностей (даже таких естественных, как привязанность к семье и родине), если они делают нас несвободными. Нужно быть независимым и от смерти: долго и много размышляя о ней, Монтень в конце концов пришел к выводу, что размышления о смерти делают приятной жизнь, ибо мгновения обретают новую ценность, когда осознаёшь, что они могут быть последними. И все же лучше размышлять о жизни, а скорее -наслаждаться ею, ибо она и есть единственная реальность.
Натурализм.
Особенность философии Монтеня - в его интересе к человеку, а не к природе, хотя при этом он человека понимает как часть природы. Его гуманизм был натуралистическим: человек не выше, но и не ниже других существ, и только "великая и всемогущая мать-природа" может научить человека искусству жизни - прежде всего, умеренности. В то же время только некоторые свойства человека природны по происхождению, а остальные есть продукт цивилизации и образуют его приобретённую сущность, часто искажающую и заслоняющую естественную сущность человека. Возникают искусственные наслаждения и страдания, а если человек возвращается к своей естественной природе, то не только лишается некоторых удовольствий, но и избавляется от многих страданий
Рационализм.
Монтень исходил из того, что каждый человек отличается не только от всех остальных, но и от самого себя, ибо постоянно сам изменяется. Но индивидуалистическое понимание мира и человека дополняется у философа убеждённостью в том, что люди, несмотря на все различия и изменчивость, обладают одной и той же природой, одинаковыми природными инстинктами. А потому жизнь людей подчинена определённым законам, которые понимаются Монтенем как отражение скорее привычек и обычаев, чем некой неизменной и абсолютной справедливости. Так было и так будет всегда и не следует связывать слишком больших надежд с реализацией в будущем каких-то идеальных законов. Из этого Монтень делает практический вывод: не нужно будоражить мир новыми идеями, достаточно руководствоваться в поведении принципами консерватизма и толерантности. Иначе говоря, не существует идей, ради которых можно жертвовать своей жизнью либо жизнью других, ибо идеи вообще мало существенны по сравнению с самой жизнью.
Несмотря на скептическую установку, Монтень считал критерием истины разум, являясь в этом плане своеобразным предшественником Декарта и всего рационализма Нового времени. При этом рационализм наиболее чётко проявляется в его практической философии: в эстетике он отождествляет красоту с истиною, а в политике - благо с социальным порядком и законностью. Эти подходы были противоположны средневековым концепциям ничтожности и бренности человека и посюстороннего мира в целом.
Своеобразие взглядов Монтеня можно свести к следующему: а) предпочтение наблюдения и здравого рассудка понятийным спекуляциям, характерным для философской традиции средневековья; б) гуманизм, то есть ориентация интересов только на земные и человеческие проблемы; в) практическое понимание задач философии, призванной быть искусством жизни; г) эпикуреизм, вытекающий из трактовки приятной жизни как единственного блага; д) скептицизм как воздержание от неопределённых, а потому бесполезных теоретических споров; е) натурализм, согласно которому природа-это образец для человека и его искусства жизни; ж) рационализм в определении разума как критерия истины; з) релятивизм при оценке как конкретных истин, так и законов общежития; и) консерватизм и толерантность практической философии.
Монтень уже при жизни пользовался известностью и славой, а потому стремление подражать и следовать ему вполне объяснимо. Литературная форма его "Опытов" сразу получила признание и уже Ф. Бэкон воспользовался ею при создании своих "эссе". Воздействовал на мыслителей Монтень и в содержательном плане: так, Пьер Шаррон (1541-1603), разделяя взгляды Монтеня, придал им в своем сочинении "О мудрости" (1601г.) систематически-схоластическую форму, пытаясь при этом согласовать скептическую философию с христианством. В XVIte. мотивы скептического гуманизма Монтеня развивал Ларошфуко (1613-1680), беспощадно бичевавший человеческие пороки в своей книге афоризмов "Максимы" (1665г.). Его взгляд на человеческую природу пессимистичен: человек слаб, суетен, эгоистичен, расчётлив, подвержен страстям и порокам, которые "входят в состав добродетелей как яды - в состав лекарств"; человек господствует над прошлым и будущим, но настоящее господствует над ним. Общий вывод Ларошфуко неутешителен: человек ничтожен, а его судьба случайна и рационально необъяснима. "Максимы" Ларошфуко имели определенное морально-воспитательное значение, порывая с необоснованным оптимизмом и верой в разумность человека. В XVIIte. ведущим представителем скептического гуманизма, ставшего неотъемлемой частью французской интеллектуальной традиции, был Франсуа Вольтер (1694-1778).
4. Джордано Бруно и философия природы
Философия природы, занявшая в эпоху Возрождения место теологической философии средневековья, выступала, в основном, как метафизика природы, будучи результатом скорее метафизического полёта, чем точного мышления. Её родина - Италия и расцвет её продолжался весь XVI век.
Можно говорить о трёх источниках возрожденческой философии природы: а) концепции античных мыслителей; б) средневековая традиция; в) новое естествознание. При этом античные учения использовали все, исключая скептицизм, вообще не интересовавшийся философией природы, и эпикуреизм, механистическая концепция которого была чужда самому духу философии Возрождения. Из средневековой традиции возрожденческие мыслители, отбрасывая ортодоксальную схоластику, заимствовали мистические и пантеистические идеи из учений Аверроэса и Авиценны, Эригены и Экхарта. Ведущим посредником между средневековьем и новой философией природы был Николай Кузанский. Религиозно окрашенная средневековая традиция частично сохранилась в возрожденческой философии природы по той причине, что последняя претендовала через познание природы познать и Бога. Из нового естествознания существенными для философии природы были астрономические открытия Н. Коперника, приведшие к парадоксальной с обыденной естественной установки ума картине мира. Эту картину мира нужно было осмыслить в философских понятиях, что и делали такие мыслители, как Дж. Бруно.
Сформулируем две основные разновидности возрожденческой философии природы:
а) практически-магическую, ориентированную на господство над природою;
б) чисто теоретическую, интересующуюся только познанием природы.
Представителем магической, оккультной философии природы был Парацельс (1493-1541) (настоящее имя - Теофраст Гогенгейм) -врач по профессии и чудотворец по призванию. Он исходил из виталистской идеи о том, что каждое существо обладает особым жизненным началом, познание которого позволяет воздействовать на природу и изменять её. А поскольку в природе всё взаимозависимо, то воздействуя на одну вещь, можно изменять все остальные. Метод достижения магических целей был у Парацельса чисто эмпирическим, ибо знание о путях воздействия на вещи невозможно дедуцировать, абстрагируясь от опыта.
Теоретическая разновидность философии природы представлена была двумя концепциями - материалистической и пантеистической. Первую разрабатывал Бернардино Телезио (15071588) - один из влиятельнейших философов итальянского Возрождения. Он, следуя стоикам, понимал дух как тонкую и подвижную материю, текущую по нервной системе. Однако материалистической концепции в её чистом виде не разделял даже сам Телезио и более типичной для итальянского Возрождения можно считать пантеистическую концепцию природы, выдающимся представителем которой был Джордано Бруно (1548-1600). Родом неаполитанец (как и Телезио), Бруно, поступив в доминиканский монастырь, познакомился с античной и средневековой философией, а благодаря работам Телезио и с учением Коперника. Обвиняемый в ереси, он после двадцати лет скитаний по Европе и дискуссий в университетах Женевы, Парижа, Оксфорда, Марбурга, Виттенберга, Цюриха вернулся в Италию и в 1592г. предстал в Венеции перед судом инквизиции. В оправдание вменяемого ему в вину учения о множестве солнечных систем и бесконечности мира Бруно ссылался на теорию двойственной истины. Отрекшись от своих взглядов, он семь лет провел в темнице, но, представ перед судом, снова подтвердил их и был сожжён на костре в Риме в 1600г.
Важнейшие труды Бруно: "О причине, начале и едином", 1584; "О бесконечности, вселенной и мирах", 1584; "О героическом энтузиазме", 1585. Работы написаны на итальянском языке в форме диалогов, хотя у Бруно есть произведения на латинском языке в форме трактатов: "О тенях идей", 1582; "О монаде, числе и фигуре", 1591; "О безмерном и бесчисленном", 1591. Своими предшественниками Бруно называл стоиков, неоплатоников, Аверроэса и Авиценну, хотя определяющее влияние оказала на него новая наука в лице Коперника.
Взгляды Дж. Бруно
Бесконечность вселенной.
Хотя сам Коперник считал мир конечным, Бруно из его учения сделал вывод о бесконечности вселенной, что требовало от него разрыва с господствовавшей в это время космологией Аристотеля, с её идеей конечности мира. Бесконечную вселенную невозможно постичь с помощью обычных человеческих понятий, поскольку они сформированы по образцу конечных вещей. С точки зрения бесконечности исчезает различие между большим и меньшим, точка не отличается от тела, а центр - от окружности: центр вселенной везде, а точнее - его нет нигде, а потому утрачивает смысл и традиционное противопоставление земли и неба с его различными сферами, ибо вселенная однородна во всех своих частях. В перспективе бесконечности изменяется и взгляд на человека, его место в мире, его отношение к другим существам: человек сравним одновременно и с наименьшим, и с наибольшим во вселенной, поскольку различие между ними утрачивает основание и смысл.
Единство мира.
Земная и небесная материя однородны и составляют единое целое, называемое вселенной. Единство частей мира обеспечивается силой притяжения, которую Бруно считал духовной - по типу симпатии. Будучи единой, вселенная складывается, однако, из множества самодостаточных единиц -монад. Монада - это метафизический минимум вселенной, подобно тому, как точка есть математический минимум пространства, а атом -физический минимум вещества. Будучи неповторимой по форме, каждая монада есть часть и образ единой вселенной и каждая одарена жизнью. Мир - это не машина, не механизм, а система живых сил. А все живое - свободно и, значит, во вселенной царит свобода. Практический вывод из идеи свободы как атрибута вселенной таков: никто не имеет права навязывать другим любые ограничения -материальные, духовные и, прежде всего, недопустимо религиозное принуждение.
Гармония мира.
Гармоничность - это третья, наряду со свободой и бесконечностью, характеристика вселенной. Идея гармонии была типична для эпохи Возрождения, когда возродился характерный для пифагорейцев и Платона дух преклонения перед красотой мира. Мир гармоничен, ибо совершенен, а совершенен потому, что он есть образ Бога. Хотя каждый индивид в отдельности несовершенен, но совершенство мира как целого должно служить утешением для несовершенного человека, подобно тому, как вечность мира должна вознаграждать индивидуальную смертность человека.
Итак, Дж. Бруно понимал природу:
а) инфинитистски - как бесконечную;
б) монистически - как однородную и целостную;
в) динамически - как совокупность живых сил - монад;
г) теософски - как образ и откровение Бога;
д) оптимистически - как совершенное, гармоническое и прекрасное творение.
Взгляды Бруно оказали большое влияние на формирование пантеизма Спинозы и монадологии Лейбница. Мировоззрение Бруно однотипно стоическому, но обогащено рядом оригинальных идей (прежде всего, идея бесконечности мира) и изложено в стилистически не превзойденной последующими мыслителями форме. Философия природы Дж. Бруно, несмотря на неточность используемых им понятий и метафизический полёт фантазии, имела огромное научное значение, способствуя устранению традиционной аристотелевской метафизики природы с её плюрализмом и иерархией сфер и формированию характерного для нового естествознания целостного понимания природы.
18. Ф. Бэкон о природе знания и становление экспериментальной науки.
Учение Бэкона разрешает двуединую задачу - критически проясняет источники заблуждения традиционной, не оправдавшей себя мудрости, и указывает на правильные методы овладения истиной. Критическая часть программы Бэкона ответственна за формирование методической дисциплины научного разума. Впечатляет и позитивная ее часть, но она написана, по замечанию великого Гарвея, личного врача Бэкона, "по лорд-канцлерски".
Итак, что же препятствует успешному познанию природы? Приверженность к негодным методам познания мира обусловлена, по мнению Бэкона, господством над сознанием людей так называемых "идолов". Он выделяет четыре их основных вида: идолы рода, пещеры, рынка и театра. Так образно представлены философом типичные источники человеческих заблуждений.
"Идолы рода" - это предрассудки нашего ума, проистекающие из смешения нашей собственной природы с природой вещей. Последняя отражается в ней как в кривом зеркале. Если в человеческом мире целевые (телеологические) отношения оправдывают законность наших вопросов: зачем? для чего? - то те же вопросы, обращенные к природе лишены смысла и ничего не объясняют. В природе все подчинено только действию причин и здесь законен лишь вопрос: почему? Наш ум следует очистить от того, что проникает в него не из природы вещей. Он должен быть открыт Природе и только Природе.
"Идолы пещеры" - это предрассудки, заполняющие ум из такого источника, как наше индивидуальное (и случайное) положение в мире. Чтобы освободиться от их власти необходимо достигать согласия в восприятии природы из разных позиций и при различных условиях. В противном случае иллюзии и обманы восприятия затруднят познание.
"Идолы рынка" - это заблуждения, проистекающие из необходимости пользоваться словами с уже готовыми значениями, принимаемыми нами некритически. Слова способны подменить обозначаемую ими вещь и взять ум в свой плен. Ученый должен быть свободен от власти слов и открыт самим вещам для того, чтобы успешно их познать.
И, наконец, "идолы театра" - заблуждения, проистекающие из безусловного подчинения авторитету. Но ученый должен искать истину в вещах, а не в изречениях великих людей.
"Итак, об отдельных видах идолов и об их проявлениях мы уже сказали. Все они должны быть отвергнуты и отброшены твердым и торжественным решением, и разум должен быть совершенно освобожден и очищен от них. Пусть вход в царство человека, основанное на науках, будет таким же, как вход в царство небесное, куда никому не дано войти не уподобившись детям".
Борьба с авторитарным мышлением - одна из основных забот Бэкона. Следует безоговорочно признать лишь один авторитет, авторитет Священного Писания в делах веры, но в познании Природы ум должен опираться только на опыт, в котором ему открывается Природа. Разведение двух истин - божественной и человеческой - позволило Бэкону примирить существенно различные ориентации познания, вырастающие на почве религиозного и научного опыта, укрепить автономность и самозаконность науки и научной деятельности. "Апофеоз заблуждений есть злейшее дело и поклонение суетному равносильно чуме разума. Однако, погрузившись в эту суету, некоторые из новых философов с величайшим легкомыслием дошли до того, что попытались основать естественную философию на первой главе книги Бытия, на книге Иова и на других священных писаниях. Эту суетность надо тем более сдерживать и подавлять, что из безрассудного смешения божественного и человеческого выводится не только фантастическая философия, но и еретическая религия. Поэтому спасительнее будет, если трезвый ум отдаст вере лишь то, что ей принадлежит".
Беспристрастный ум, освобожденный от всякого рода предрассудков, открытый Природе и внимающий опыту - таково исходное положение бэконовской философии. Для овладения истиной вещей остается прибегнуть к правильному методу работы с опытом. Бэкон указывает на две возможные дороги поисков и обнаружения истины, из которых мы должны выбрать наилучшую и гарантирующую нам успех. Первая переносит нас от чувства и частных случаев "сразу к аксиомам самого общего характера, и затем дает дорогу суждениям на основании этих принципов, уже закрепленных в их незыблемости, с тем, чтобы вывести на их основании промежуточные аксиомы; это наиболее распространенный путь. Другая - от чувства и частного приводит к аксиомам, постепенно и непрерывно поднимаясь по ступеням лестницы обобщения до тех пор, пока не подведет к аксиомам самого общего характера; это самая верная дорога, хотя она еще не пройдена людьми". Второй путь - это путь методически продуманной и усовершенствованной индукции. Дополнив ее целым рядом специальных приемов, Бэкон стремится превратить индукцию в искусство вопрошания природы, ведущее к верному успеху на пути познания. На этом методически выверенном пути роль чистого случая и удачи в отыскании истины, также как и различий в интеллектуальной проницательности, существующих между людьми, преодолевается. "Как говорится, хромой идущий по дороге, опережает того, кто бежит без дороги. Очевидно и то, что, чем более ловок и быстр бегущий по бездорожью, тем больше будут его блуждания.
Наш же путь открытия наук таков, что он немного оставляет и силе дарований, но почти уравнивает их. Подобно тому как для проведения прямой линии или описания совершенного круга много значит твердость, умелость и испытанность руки, если действовать только рукой, - мало или совсем ничего не значит, если пользоваться циркулем и линейкой. Так обстоит и с нашим методом".
Основав свою философию на понятии опыт, истолковав чувственность как единственный источник всех наших знаний, Бэкон тем самым заложил основы эмпиризма - одной из ведущих философских традиций новоевропейской философии.
Родоначальник эмпиризма вместе с тем ни в коей мере не был склонен недооценивать значение разума. Сила разума как раз и проявляет себя в способности такой организации наблюдения и эксперимента, которая и позволяет услышать голос самой природы и истолковать сказанное ею правильным образом. Отличая себя от тех, кого сам Бэкон называл эмпириками и догматиками, он поясняет существо своей позиции следующим образом: "Эмпирики, подобно муравью, только собирают и довольствуются собранным. Рационалисты, подобно пауку, производят ткань из самих себя. Пчела же избирает средний способ: она извлекает материал из садовых и полевых цветов, но располагает и изменяет его по своему умению. Не отличается от этого и подлинное дело философии. Ибо она не основывается только или преимущественно на силах ума и не откладывает в сознание нетронутым материал, извлекаемый из естественной истории и механических опытов, но изменяет его и перерабатывает в разуме. Итак, следует возложить добрую надежду на более тесный и нерушимый (чего до сих пор не было) союз двух этих способностей - опыта и рассудка". Почему же он тем не менее остается философом эмпиризма? Ценность разума - в его искусстве извлечения истины из опыта, в котором она заключена. Разум как таковой не содержит в себе истин бытия и, будучи отрешен от опыта, неспособен к их открытию. Опыт, таким образом, имеет основополагающее значение. Разум можно определить через опыт (например, как искусство извлечения истины из опыта), но опыт в своем определении и пояснении в указании на разум не нуждается, а потому может рассматриваться как инстанция самостоятельная и от разума независимая.
Основы альтернативной эмпиризму рационалистической традиции были заложены французским философом Рене Декартом. Но прежде чем перейти к ее характеристике остановимся вкратце на той картине мира, которую предложил Бэкон, основываясь на систематическом применении своего метода познания.
Бэконовское учение о бытии складывается в контексте неустанно подчеркиваемого активного контакта исследователя с природой. Ученый в первую очередь не наблюдатель и созерцатель, а экспериментатор. "Дело и цель человеческого могущества в том, чтобы производить и сообщать данному телу новую природу или новые природы". И Бэкон строит такую концепцию бытия, которая как бы гарантирует исследователю самую возможность достижения успеха в деле практического овладения миром, ибо "пути к человеческому могуществу и знанию ближайшим образом сплетены один с другим и едва ли не одни и те же". Он выделяет в окружающем нас мире, образованном бесчисленным многообразием конкретных вещей и явлений, простые природы и их формы, знание которых и позволяет нам овладеть ходом процессов и уметь их контролировать. Формы - это то, что характеризуется качественной неразложимостью, что обладает постоянством и дает ключ к пониманию источников изменений вещей. Это и то, что можно интерпретировать как скрытые от глаз структуру и закон протекания явления, наделенные качественным своеобразием. В этом понятии как бы сплетены между собой и слиты качественные субстанции и типологически отличные друг от друга структурированные процессы (законы порождения и превращения). Так, тепло как природа обладает формой, которая представляет собой и закон тепла. "Ибо форма какой-либо природы такова, что когда она установлена, то и данная природа неизменно за ней следует. Итак, форма постоянно пребывает, когда пребывает и эта природа, она ее вполне утверждает и во всем присуща ей. Но эта же форма такова, что когда она удалена, то и данная природа неизменно исчезает. Итак, она постоянно отсутствует, когда отсутствует эта природа, постоянно удерживает ее и только ей присуща". Бэконовские формы в качестве базисных структур бытия сочетают в себе трудно отделимые друг от друга представления, с одной стороны, о качественно простых природах, а с другой, - о чём-то более близком будущим объяснительным моделям механистического естествознания. Так, к примеру, трактовка формы теплоты как рода внутреннего движения в телах вполне согласуется с будущей ее физической интерпретацией.
Ядром новоевропейского познания выступают эксперимент и наблюдение, умение отличать ряд чувственных впечатлений от результатов целенаправленного экспериментального исследования природы. Именно единство эксперимента и математики в конечном счете привело к созданию И. Ньютоном (1643-1727) первой научной картины мира, которую автор назвал “экспериментальной философией”. У истоков такой философии стоял другой классик европейской науки эпохи Возрождения Галилео Галилей (1564-1642). Он одним из первых обратил внимание на необходимость использования методов наблюдения и эксперимента для изучения природы. Галилей четко поставил вопрос о различении чувственного наблюдения и целенаправленного опыта, эксперимента, а также видимости и реальности. Он отметил, что “там, где недостает чувственного наблюдения, его надо дополнить размышлением”. Более того, если теоретические положения расходятся с показаниями органов чувств, то не следует, считает Галилей, сразу же отказываться от того, что утверждает теория.
Так, положение “данные чувственного опыта следует предпочитать любому рассуждению, построенному умом” не принимается безоговорочно Галилеем. Он хотел бы выводить правила, более полезные и надежные, более осмотрительные и менее доверчивые к тому, “что на первый взгляд представляют нам чувства, способные нас легко обмануть...”. Поэтому Галилей считал, что следует “оставить видимость” и постараться посредством рассуждений или подтвердить реальность предположения, или “разоблачить его обманчивость”.
Таким образом, в начале XVII века европейская мысль была готова к систематической философии, опирающейся на идеи самоценности разума, с одной стороны, и важности целенаправленного экспериментально-опытного изучения мира - с другой.
Первым мыслителем, сделавшим опытное знание ядром своей философии, был Ф. Бэкон. Он завершил эпоху позднего Ренессанса и провозгласил вместе с Р. Декартом главные принципы, характерные для философии Нового времени. Именно Ф. Бэкон кратко выразил одну из основополагающих заповедей нового мышления: “Знание - сила”. В знании, в науке Бэкон видел мощный инструмент прогрессивных социальных изменений. Исходя из этого, он ставил “дом Соломона” - дом мудрости в его работе “Новая Атлантида” - в центр общественной жизни. При этом Ф. Бэкон призывал “всех людей к тому, чтобы они не занимались ею ни ради своего духа, ни ради неких ученых споров, ни ради того, чтобы пренебрегать остальными, ни ради корысти и славы, ни для того, чтобы достичь власти, ни для неких иных низких умыслов, но ради того, чтобы имела от нее пользу и успех сама жизнь”. Для Бэкона природа выступает объектом науки, которая предоставляет средства человеку для упрочения его господства над силами природы.
Стремясь соединить “мысль и вещи”, Ф. Бэкон сформулировал принципы новой философско-методологической установки. “Новая логика” противостоит не только традиционной аристотелевской концепции мышления, его органону, но и средневековой схоластической методологии, отвергавшей значимость эмпирии, данные чувственно воспринимаемой реальности. По мнению К. Маркса, Ф. Бэкон является родоначальником “английского материализма и всей современной экспериментирующей науки” и “ у Бэкона, как первого своего творца, материализм таит еще в себе в наивной форме зародыши всестороннего развития. Материя улыбается своим поэтически-чувственным блеском всему человеку”. Специально не занимаясь естественными науками, Ф. Бэкон тем не менее внес важный вклад в изменение отношения к истине, которая связана с практикой человека: “Плоды и практические изобретения суть как бы поручители и свидетели истинности философии”.
При этом для Ф. Бэкона то, что в действии, на практике “наиболее полезно, то и в знании наиболее истинно”. Исходя из этого, Бэкон различает плодоносные и светоносные опыты. Первые - те, что приносят непосредственный полезный результат, тогда как второй род опытов не дает непосредственной практической пользы, но проливает свет на глубокие связи, без знания которых малозначимы и плодоносные опыты. Поэтому Бэкон призывал не сводить научное знание только к пользе, поскольку наука полезна в принципе, и для всего человечества, а не только для отдельного индивида. Соответственно и философию Бэкон разделяет на практическую и теоретическую. Теоретическая философия призвана выявить причины природных процессов, тогда как практическая философия направлена на создание тех орудий, которые не существовали в природе.
Именно за непрактичность Ф. Бэкон критиковал греческую философскую мысль в целом, делая исключение только для Демокрита. Греческой философии, считал он, “недостает, пожалуй, не слов, а дел”. Спекулятивность раздражала эмирически ориентированного английского философа, ибо предшествующая философия и выделившиеся из нее науки “едва ли совершили хоть одно дело или опыт, который принес человечеству реальную пользу”. Из-за логики Аристотеля и естественной теологии Платона, по его мнению, нет истинной, настоящей, а главное, практически полезной философии. Наука, согласно Бэкону, образует своеобразную пирамиду, основание которой составляют история человека и история природы. Затем ближе к основанию расположена физика, дальше всего от основания и ближе к вершине находится метафизика. Что же касается самой верхней точки пирамиды, то Бэкон сомневается в возможности проникновения человеческого познания в эту тайну. Для характеристики высшего закона Ф. Бэкон пользуется фразой из “Екклизиаста”: “Творение, которое от начала до конца есть дело рук Бога”.
Основная заслуга Бэкона видится в том, что он отстаивал самоценность научного и философского метода, ослабив традиционно сильную связь между философией и теологией. Ф. Бэкон, певец нового подхода к природе, доказывал, что “ни голая рука, ни предоставленный самому себе разум не имеют большой силы”. При этом Знание и могущество человека совпадают, поскольку незнание причины затрудняет действие. Для бэконовской методологии характерны суждения, что природа побеждается только подчинением ей.
Истинное Знание, по Бэкону, достигается с помощью познания причин. Причины он делит, вслед за Аристотелем, на материальные, действующие, формальные и конечные. Физика занимается исследованием материальных и действующих причин, наука же идет дальше и вскрывает глубинные формальные причины. Конечными причинами занимается не наука, а теология. Формальные причины познаются индуктивным методом, который опирается на анализ, расчленение, анатомирование природы.
Для Бэкона, учившего, что истина дочь времени, а не авторитета, основная задача философии состоит в том, чтобы познать природу из самой природы, построить не искаженную субъективными привнесениями картину объекта. Стараясь предостеречь от возможных субъективных искажений действительности, Бэкон критикует схоластику, которая, сосредоточив внимание на изучении силлогизмов самих по себе, занимаясь чисто формальным выведением одних положений из других, не дала миру ничего, кроме словесных препирательств.
Прежде чем строить новое здание философии, Бэкон проводит “очистительную” работу, критически исследуя природу человеческого ума, формы доказательства и характер предшествующих философских концепций. С исследованием природы человеческого ума связана его критика идолов (призраков). Идолы представляют собой предрассудки, с которыми человек настолько сжился, что не замечает их существования. Для адекватного отражения мира Бэкон специально выделяет и критически анализирует четыре типа идолов - идолы рода, пещеры, рынка и театра. Первые два он считает “врожденными”, связанными с естественными свойствами разума, тогда как идолы рынка и театра приобретаются в ходе индивидуального развития. Идолы рода проистекают из природной ограниченности человеческого ума, несовершенства его органов чувств. Человеческий разум похож
на неровное зеркало, которое, отражая вещи, “смешивает свою природу и природу вещей”, что приводит к искажению самих вещей. Идолы пещеры связаны с индивидуальными особенностями каждого человека, который в силу специфики развития и воспитания видит мир как бы из своей пещеры. Третий род идолов - идолы рынка - возникает в результате взаимодействия людей, тех многочисленных связей, которые складываются между ними в процессе общения. Решающую роль в формировании идолов рынка играют устаревшие понятия, речь, неправильное использование слов. Наконец, идолы театра возникают из-за слепой веры в авторитеты, в частности в абсолютную истинность устаревших философских систем, которые своей искусственностью похожи на действия, разыгрываемые в театре. Такое поклонение приводит к предубеждениям относительно действительности и мешает непредвзятому восприятию реальности.
Достижение истинного знания предполагает преодоление этих идолов, что возможно только с помощью опыта и индукции.
Для того чтобы реально изучать природу, надо, согласно Бэкону, руководствоваться индуктивным методом и идти от частного к общему. Поскольку тонкостей у природы, как было отмечено, гораздо больше, чем тонкостей в рассуждениях, то познание не должно пытаться предвосхищать природу, ограничиваясь познанием скрытых причин и их объяснением. В процессе объяснения надо идти постепенно от частных фактов к более общим положениям, которые Бэкон называет средними аксиомами. Справедливо указывая на значимость средних аксиом в достижении истины, Бэкон отметил опасности, которые' связаны с переходом от непосредственно наблюдаемых фактов к обобщениям. Согласно Бэкону, “вся польза и практическая действенность заключается в средних аксиомах”, которые необходимы для последующих обобщений (“генеральных аксиом”). Таков механизм индукции, противостоящей дедуктивно-силлогистическим рассуждениям. У Бэкона она принимает различные формы и занимает решающее место в структуре познания. Различая полную и неполную индукции, индукцию через перечисление и истинную индукцию, Ф. Бэкон показал их методологические возможности и границы применения.
Особую роль в познании играет истинная индукция, которая позволяет делать не только наиболее достоверные, но и новые выводы. При этом новые выводы получаются не столько как подтверждение исходного предположения, а как результат анализа фактов, противоречащих доказываемому тезису. И здесь Бэкон прибегает к эксперименту, как инстанции, устанавливающей истинность фактов, противоречащих доказываемому положению. Таким образом, индукция и эксперимент помогают друг другу. Все это свидетельствует о том, что хотя Ф. Бэкон не понял и не принял ни теории Коперника, ни открытий Кеплера, но он идейно, методологически участвовал в подготовке новой науки.
19. Учение о субстанции в философии Нового времени.
Учение Спинозы о субстанции
Вслед за Декартом и даже последовательнее его Спиноза устанавливает онтологический аргумент в пользу божественного бытия. Однако в отличие от Декарта, склонявшегося к деистической трактовке Бога, Спиноза последовательно подчинил данный аргумент его пантеистической трактовке. Он утверждал познаваемость Бога исходя из интуитивного присутствия в нашем уме идеи актуальной бесконечности.
Философ последовательно выявляет возможности пантеизма, содержавшееся как в религиозной, так и в философской мысли. Спиноза уверяет, например, что имманентность Бога природе он утверждает вместе «с древними евреями», имея в виду Ветхий завет, где действительно есть пантеистические высказывания о вездесущии Бога (как имеются они в любой монотеистической религии). Автор «Этики» тем более использует пантеистические идеи, которыми была переполнена ренессансная философия и которых было немало в средневековой философии (хотя имена своих предшественников он называет очень редко). Можно считать, что в произведениях Спинозы пантеизм достиг своей кульминации за всю предшествующую историю.
Это выразилось не только в последовательной деперсонализации, но даже в дезантропомпорфизации Бога, по Спинозе, можно (и нужно) понимать умственно (intelligere), но его невозможно представить образно (imaginari). Поэтому, подчеркивал философ, «атрибуты, делающие человека совершенным, также мало могут быть применены к Богу, как к человеку те атрибуты, которые делают совершенным слона или осла…». С деперсонализацией понятия Бога связана и такая черта пантеизма, как реабилитация материи «телесной субстанции», которая вполне достойна «божественной природы» (с этой чертой пантеизма можно встретиться у Бруно).
Не менее последовательно проводит Спиноза и такой принцип пантеизма, как утверждения имманентности Бога природе. Оно привело нидерландского философа к отвержению деистических представлений о Боге, присущих Декарту, Гоббсу, и множеству других философов этой эпохи. Если сторонникам деизма, по словам автора «Этики», свойственно представлять Бога как «отдаленную причину» всех вещей, то, по убеждению Спинозы, его следует мыслить как их ближайшую причину.
Совершенно безликий имманентный природе Бог полностью отождествляется Спинозой с субстанцией, понимаемой подобно Декарту в универсально-философском, а не в индивидуально-эмпирическом смысле. Если Декарт пришел к положению о существовании двух субстанций, над которыми возвышается Бог, согласующий их деятельность, то Спиноза сливает понятие Бога с понятием субстанции. Это единое понятие он отождествляет и с природой. Отсюда центральная формула его метафизики-онтологии – Бог, или субстанция, или природа.
Натуралистическая суть этой пантеистической формулы во многом зависит от трактовки понятия «природа». С одной стороны, из методологических принципов спинозизма совершенно ясно, что философ разумеет здесь интуитивно постигаемую, умозрительну4ю, а не эмпирическую природу. К. Маркс поэтому однажды характеризовал спинозовскую субстанцию как метафизически переряженную природу «в ее оторванности от человека». Но отождествляя Бога, в принципе остающегося в любом пантеизме бытием sui generis, бытием бестелесным с субстанцией, понимаемой даже максимально обобщенно, натуралистический пантеизм тем не менее не в силах избежать во многих случаях отождествления Бога с конкретными вещами и процессами эмпирической природы.
Но натуралистический характер его пантеизма не менее ярко выявляется в настойчивом отвержении креационизма во всех его формах. Автор «Этики» открывает это главное свое произведение определением субстанции, согласно которому оно характеризуется как причина самой себя (causa sui). Сливающийся с ней Бог не обладает никакими творящими функциями. Спиноза, в частности, поэтому и отверг деистическую трактовку Бога, что она оставляла за ним минимум творящих функций.
Антикреационистская позиция Спинозы выражалась в отрицании им божественного всемогущества, трактуемого как полная свобода божьей воли. Бог-субстанция, будучи совершенно свободным, действует, однако, в силу необходимости собственной природы, не обладая никакой свободной волей, никакой произвольностью. Антикреационизм Спинозы, отрицавшего какое бы то ни было творение природы сверхприродным Богом, уже в первом его произведении был выражен в утверждении, что «в природе нет творения, а только порождение». Множество его современников справедливо расценивало эту позицию Спинозы (вместе с ее обезличенным Богом) как атеизм. Но сам философ в духе органицизма, без которого не6т пантеистической традиции, трактовал Бога-субстанцию как природу порождающую или производящую (natura naturans). Это – интуитивно-умозрительная природа. Мир же единичных вещей, постигаемых чувственно-абстрактным знанием он трактовал как природу порожденную, или произведенную (natura naturata).
Субстанция и единичные вещи. Ее модусы и атрибуты.
Онтологическая функция понятия Бога, в особенности пантеистического, состоящая в максимальном заострении проблемы единства мира, в высокой степени присуща философской доктрине Спинозы. Уже в первом своем произведении он писал о единстве, «которое мы видим повсюду в природе». При этом неделимая субстанция составляет начальный, исходный полюс бытия. Это актуально-бесконечный, абсолютизированный континуум. Он противопоставлен дискретности эмпирически воспринимаемых конечных, единичных или отдельных вещей (res singulares seu particulares). По отношению к субстанции они составляют противоположный полюс бытия. Задача Спинозы состояла в том, чтобы представить второй полюс функцией первого.
Трудность решения этой задачи увеличивалась тем, что субстанции в качестве неизменного абсолюта присуща вечность (aeternitas), то есть выключенность из времени; единичные же вещи непрерывно меняются во времени, обычно именуемом автором «Этики» длительностью (duratio), определяемой как «неопределенная непрерывность существования». Бог-субстанция – актуальная бесконечность, мир единичных вещей – потенциальная бесконечность, ибо любая отдельная вещь бывает (и мыслима) сколь угодно устойчивой или мгновенно разрушающейся в отношении времени, сколь угодно большой или малой в отношении пространства. К миру единичных вещей применимы время, мера и число, которые не имеют никакой силы по отношению к целокупной, актуально-бесконечной субстанции. В этом контексте Спиноза употребляет стародавнее выражение, которое он почерпнул у Кузанца: «Между конечным и бесконечным нет никакой соразмерности…».
Несмотря на эти, на первый взгляд, непреодолимые трудности, Спиноза утвержден, что на пути действительно глубокого интуитивно-дедуктивного знания возможно представить единичные вещи как порождения единой и единственной субстанции. В духе органистической традиции, которая в данную эпоху была почти неотделима от пантеизма, нидерландский философ стремился постигнуть единичные вещи не с точки зрения только их взаимообусловленности, а исходя из целостности мира, воплощенной в Боге-субстанции. Органистическо-целостное истолкование природы в обобщенной форме выражено знаменитой формулой «Этики», гласящей, что «вся природа составляет один индивидуум, части которого, то есть все тела изменяются бесконечно многими способами без всякого изменения индивидуума в его целом».
Конкретные вещи, мыслимые высшим родом знания в качестве порождений в единой и единственной субстанции, становятся модусами, то есть единичными ее проявлениями. Такие порождения трактуются как ограничения (разумеется, самоограничения) актуально-бесконечного существа, и это ограничение, можно сказать, играет роль принципа индивидуации, в силу которого единичные вещи оборачиваются модусами. Тождественна их онтологическая природа, а различна только гносеологическая. В этой связи нидерландский философ формулирует свое знаменитое диалектическое положение – «ограничение есть отрицание» (determinatio est negatio). Согласно этому положению субстанция, будучи абсолютным бытием, должна претерпеть определенное ограничение в пространстве и времени, но определенность данной конкретной вещи, любого модуса отличает его, отграничивает от определенности любого другого. Поэтому любой вещи, любому модусу присуще как бытие, поскольку он является именно этой вещью, так и небытие, поскольку тем самым исключается его определенность во всех других отношениях. Модусы как проявление единой субстанции выражают могучую монистическую тенденцию спинозовской онтологии, лишающей предметы и явления природы их качественной определенности и стремящийся подменять их лишь количественными характеристиками. Однако лишить вещи всякой качественной определенности не может и такая монистическая доктрина. Единственная субстанция должна содержать в себе такие решающие свойства, которые призваны объяснить самое главное качественное различие единичных вещей, мыслимых как модусы. Такие свойства и выявляют атрибуты субстанции.
Если субстанция характеризуется как абсолютно бесконечное, то атрибут – как бесконечное в своем роде.
Первое определение означает, что вневременная бесконечность субстанции не допускает ее ограничения какими-то определенными атрибутами, сколько бы их не было. Поскольку всякое ограничение есть отрицание, приписывание субстанции конечного числа атрибутов нарушало бы ее статус в качестве причины самой себя. Все остальные атрибуты Бога-субстанции неизвестны. В такой форме Спиноза выразил исконную мистифицирующую сущность понятия Бога, отождествленного с субстанцией. Однако число атрибутов, решающих свойств субстанции, проявляющихся в мире природы и человека, только два. Это протяженность (extensio) и мышление (cogitatio). Именно в аспектах этих двух атрибутов человеческий ум постигает субстанцию в ее конкретности. Две субстанции Декарта были, таким образом, трансформированы Спинозой в два атрибута единой субстанции. Как и для Декарта, протяженность, пространственность означали для него материю, телесность.
Оставив этот атрибут субстанции для последующего рассмотрения, мы сосредоточимся сейчас на другом атрибуте субстанции – «бесконечной способности мышления», объективно существующей в природе. Этот атрибут – одно из главных проявлений органистической традиции в доктрине Спинозы. В ренессансной натурфилософии таким проявлением был гилозоизм. Одна формулировка «Этики», утверждающая, что не только человек, но и все другие индивидуумы природы «хотя и в различных степенях, однако же все одушевлены», тоже свидетельствует о гилозоистических воззрениях ее автора. Но эта формулировка остается изолированной в авторском контексте. Живые индивидуумы природы, кроме человека, Спинозу мало интересуют. В человеке же чувственное знание составляет низший род, подчиненный его высшей Интуитивно-дедуктивной деятельности. Под нее и был подведен Спинозой онтологический фундамент, согласно которому адекватные идеи как высшие достояния познающего ума равным образом укоренены в качестве сущностей вещей в объективном бытии. Тем самым гилозоизм и панпсихизм (здесь можно употребить и недавно возникший термин гилоноизм, выражающий объективность, «материальность» человеческого ума).
Большая трудность понимания философской системы Спинозы связана и с тем, что познаваемость мира он трактует не только как гносеологический факт, но и как онтологический принцип, восходящий к атрибуту мышления субстанции-природы. Методология, гносеология и онтология Спинозы сливаются в его панлогизме, согласно которому интеллигибельная, познаваемая сторона всех предметов и явлений природы существует не менее объективно, чем сами эти предметы и явления. Поэтому оба известных нам атрибута субстанции, протяженность и мышление, оказываются лишь двумя аспектами одной и той же действительности.
Панлогизм Спинозы выражается в отождествлении связей идеальных, логических, и связей материальных, вещных. Это фундаментальное отождествление приводит и к отождествлению логического основания с физической причиной, а ее действия – с логическим следованием. Такое отождествление логической связи понятий с причинно-детерминистической связью явлений лапидарно выражено автором «Этики» в словах: «Порядок и связь идей те же, что порядок и связь вещей». Конечно, этот тезис классического рационализма упрощенно представляет познавательные отношения мысли к бытию. Однако такая упрощенность, Выражая убеждение Спинозы в возможности исчерпывающего познания мира человеческим разумом, противопоставленным религиозному откровению, находила в эпоху этого философа глубокое историческое оправдание.
Это убеждение выражено в метафизике Спинозы также понятием бесконечного интеллекта (intellectus infinitus). Его определяющее свойство – познавать всегда все ясно и отчетливо. Бесконечный интеллект представляет собой онтологизацию высшей интуитивно-дедуктивной способности и деятельности человеческого духа. Такой разум Спиноза относит к сфере порожденной, произведенной природы, следовательно, к миру модусов, то есть в данном случае – к миру конечных человеческих духов. Но это особый, бесконечный модус, которому отведена роль своего рода связующего звена между атрибутом мышления и конкретным мышлением любого человека. Его можно понимать и как совокупность всех идей, развертывающихся в природе параллельно детерминирующимся вещам.
Понятия атрибута мышления и зависящего от него бесконечного разума, в котором от века реализована познаваемость мира, можно считать, доводят до предела интеллектуализирующую сторону и перечеркивают мистифицирующую функцию понятия Бога. Она, так сказать, вынесена за скобки в утверждении о бесчисленности атрибутов Бога-субстанции-природы. Исконная мистифицирующая функция понятия Бога фактически не играет никакой роли в познании реального мира. Когда несведущие люди ссылаются здесь на Бога, он выступает лишь убежищем незнания (asylum ignorantiae). Поднимаясь от чувственно-абстрактного познания к интуитивно-дедуктивному, мы полностью вырываемся из этого убежища.
Протяженно-телесный атрибут субстанции.
По примеру Декарта Спиноза отождествлял материальность с протяженностью, пространством. Он тоже представлял его как континуум и должен был объяснить, каким образом этот континуум порождает бесчисленные конкретные конфигурации тел, найти то общее начало, посредством которого осуществляется индивидуация бесконечно-пространственной субстанции в конкретно-пространственные модусы ее. Таким началом индивидуации являются движение и покой, ибо различие тел в качестве модусов протяженности происходит только вследствие изменения пропорции движения и покоя. Покой здесь уравнен с движением. Поскольку же ими обладают все предметы «порожденной природы», движение и покой трактуются как другой бесконечный модус, являющийся онтологическим посредствующим звеном между протяженностью как атрибутом субстанции и миром конкретных телесных вещей. Следовательно, движение исключено из числа атрибутов субстанции. В учении о протяженно-телесной атрибуте Спиноза – механицист, фактически не отличающийся от Декарта.
Г. Лейбниц: учение о множественности субстанций
Учению Спинозы о единой субстанции, модусами которой являются все единичные вещи и существа, немецкий философ Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646–1716) противопоставил учение о множественности субстанций. Тем самым Лейбниц попытался провести в рационалистической метафизике XVII века восходящее к Аристотелю номиналистическое представление о реальности единичного.
Плюрализм субстанций Лейбниц сознательно противопоставил пантеистическому монизму Спинозы. Самостоятельно существующие субстанции получили у Лейбница название монад. (Напомним, что «монада» в переводе с греческого означает «единое», или «единица»). Мы уже знаем, что сущность (субстанция) еще начиная с античности мыслилась как нечто единое, неделимое. Согласно Лейбницу, монада проста, то есть не состоит из частей, а потому неделима. Но это значит, что монада не может быть чем-то материально-вещественным, не может быть протяженным, ибо все материальное, будучи протяженным, делимо до бесконечности. Не протяжение, а деятельность составляет сущность каждой монады. Но в чем же состоит эта деятельность? Как поясняет Лейбниц, она представляет собой именно то, что невозможно объяснить с помощью механических причин: во-первых, представление, или восприятие, и, во-вторых, стремление. Представление идеально, а потому его нельзя вывести ни из анализа протяжения, ни путем комбинации физических атомов, ибо оно не есть продукт взаимодействия механических элементов. Остается допустить его как исходную, первичную, простую реальность, как главное свойство простых субстанций.
Деятельность монад, по Лейбницу, выражается в непрерывной смене внутренних состояний, которую мы можем наблюдать, созерцая жизнь собственной души. И в самом деле, наделяя монады влечением и восприятием, Лейбниц мыслит их по аналогии с человеческой душой. Монады, говорит Лейбниц, называются душами, когда у них есть чувство, и духами, когда они обладают разумом. В неорганическом же мире они чаще именовались субстанциальными формами — средневековый термин, в который Лейбниц вкладывает новое содержание. Таким образом, все в мире оказывается живым и одушевленным, и там, где мы видим просто кусок вещества, в действительности существует целый мир живых существ — монад. Такое представление, кстати, сегодня вряд ли вызовет удивление, поскольку мы знаем, что в каждой капле воды и в самом небольшом клочке почвы кишат невидимые нам мириады микроорганизмов. Нужно сказать, что монадология Лейбница своим возникновением в немалой степени обязана именно открытию микроскопа. Один из конструкторов микроскопа А. Левенгук изучал микроскопическую анатомию глаза, нервов, зубов; ему принадлежит открытие красных кровяных телец, он же обнаружил инфузории и бактерии, которые назвал латинским словом «анималькули» — зверьки. Все это вызывало потребность в новом воззрении на природу, и ответом на эту потребность была монадология Лейбница.