Июля 2003 г., Верхнеозерск. – Мы ведь вчера таксиста этого, к которому обращалась прошлой ночью Орлова, чтобы, значит, он отвез ее в Грачик
– Мы ведь вчера таксиста этого, к которому обращалась прошлой ночью Орлова, чтобы, значит, он отвез ее в Грачик, нашли, – говорил подполковник Афанасьев, сидя за столом у себя в кабинете. – Только вот нашли уже к ночи, поздно… Пока соображали, зачем ей нужен Грачик, – тут вы уже с ней едете. До общежития самую малость не дошли…
– Ничего, главное, что мы ее нашли совместными усилиями, – сказал Гришин, заметив, как просиял подполковник от этих слов.
Шел уже десятый час утра. Гришина утром не осмелились тревожить, и он спал до восьми часов, хотя подняться собирался не позже семи. Будь тут рядом Антипов, он уж стружку-то с него бы снял за долгий сон. Но для провинции ничего страшного не произошло. Когда Гришин с Борисовым без десяти минут девять вошли в здание УВД, им еще пятнадцать минут пришлось дожидаться Афанасьева и его оперативников. Так что никто беспечного сна московского гостя не заметил, и Гришин понял, что сделал весьма полезное для себя дело, хорошенько выспавшись.
– Ваш племянник объявился? – спросил он добряка-подполковника.
– Нет, – сразу опечалился тот. – Как пропал, так и нету.
– Значит, как я понимаю, надо искать его на городской свалке?
– Да искали уж, – плачущим голосом сказал Афанасьев. – И тут, в городе, и на свалке этой проклятой. Проверили вдоль и поперек, всех бомжей перетрясли… Как в воду канул. Никто ничего не видел, не слышал. Машину нашли сразу, а его нигде нет.
– Ничего удивительного, – заметил Гришин. – Вы искали его силами милиции, которая действовала напрямую, то есть была в форме, с удостоверениями и так далее. Ну и понятно, что им ничего не сказали. Деклассированный элемент, который в основном живет на свалках, терпеть не может милицию и в этом между собой очень солидарен. Впрочем, как и во всем остальном. Так что если там кто-то что-то и знает, то ни за что вам этого не скажет.
– Что же делать? – осторожно спросил Афанасьев, покосившись на своих оперативников, молча внимавших речам москвича.
– В любом случае нам нужно искать след людей, убивших Георгиева, на городской свалке. Наверное, никто не сомневается, что убийство Георгиева и исчезновение журналиста очень тесно связаны. И все концы этого узла – на свалке. Значит, надо снова идти туда и искать. Но на этот раз без милиции. Нахрапом тут ничего, кроме тупого молчания, не добьешься. Допрашивать обитателей свалки бесполезно. Они люди в основном убогие, что с них возьмешь? Я предлагаю сделать иначе. Надо пойти точно по следам вашего племянника, товарищ подполковник. Как действовал он? Схема известная. Во-первых, он был один. Во-вторых, он не был милиционером. И, в-третьих, за информацию он мог предложить деньги. Обычная репортерская работа.
– Вы предлагаете послать туда кого-то из наших под видом журналиста?
– Именно, – кивнул Гришин, – это наш единственный шанс.
Афанасьев начал оглядывать лица сотрудников, выбирая подходящего кандидата. Те задумчиво отводили глаза, помалкивали. Кто из них может выдать себя за репортера? Да у них на лицах написано: я – мент, любой недоумок сразу это поймет. А тут игра нужна тонкая, убедительная…
– Я здесь человек совершенно новый, – продолжил Гришин, видя сомнения оперативников. – Никто даже случайно меня не видел в городе раньше. Поэтому я и пойду. Кстати, для такого случая у меня имеется удостоверение от одной московской газеты. И не побрился я с утра специально. Так что на свалке мне поверят…
Оперативники повеселели, глянули на него добрее. Свой парень!
– Но, может, мы сами… – попытался отговорить его Афанасьев. – Чего вам по свалкам лазить? Да и опасно там одному…
– Ничего, – сказал Гришин. – Кто-то должен и по свалкам, так почему не я? А что опасно? Ну, надеюсь, вы меня прикроете? Только опять же надо сделать все очень аккуратно. Наших людей должно быть немного, и они должны находиться от меня на большом расстоянии. Ни в коем случае нельзя спугнуть бомжей. Если они почувствуют засаду – снова упремся в стену. Так что прошу действовать очень осторожно.
– Да понятно, товарищ майор, – сказал один из оперативников. – Свою работу мы знаем. Рассыплемся вокруг свалки по лесу – никто нас не увидит. Так что можете действовать смело, мы прикроем.
– Хорошо, – кивнул Гришин. – Тогда предлагаю выдвигаться.
Однако еще час ушел на подготовку к операции. Был начерчен план свалки, намечены точки, где должны находиться замаскированные оперативники. Подполковник Афанасьев предлагал вызвать вертолет, чтобы с него, барражируя на некотором удалении от свалки, вести наблюдение за Гришиным. Но Гришин от вертолета наотрез отказался, как отказался и от линии оцепления в лесу вокруг свалки.
– Ничего, что может вызвать подозрение, – сказал он. – Людей, которые будут страховать меня, вполне достаточно. Я даже не буду брать с собой оружие. Все должно выглядеть натурально. Ошибка исключена.
Сначала на место выехала первая группа оперативников, которая должна была рассредоточиться вокруг свалки до появления Гришина. Спустя полчаса вместе с еще тремя милиционерами в штатском и подполковником Афанасьевым туда поехали и Гришин с Борисовым. Присутствие Афанасьева было совершенно лишним, о чем Гришин не преминул сказать, но тот вдруг твердо заявил, что операция находится под его контролем и что он «обязан быть в курсе». Пришлось смириться, хотя изначально Гришин хотел наведаться на свалку вообще только в сопровождении одного капитана Борисова.
Раздосадованный всей этой шумной, многолюдной возней, он вскоре уже брел вдоль бесконечных мусорных завалов, заранее не веря в успех предприятия. Афанасьев, правда, остался сидеть в машине на порядочном удалении от свалки, в лесу на другой стороне дороги. Но наличие где-то поодаль целого отряда милиционеров все равно создавало ощущение, что он идет в сопровождении большой компании. Хорошо, хоть от вертолета и оцепления удалось избавиться. Не хватало только ввести сюда мотострелковый полк и танковую дивизию.
Над мусорными завалами летали тучи птиц. Было уже страшно жарко, и несло такой вонью, что Гришин порой начинал задыхаться. Сам того не зная, он вышел из леса примерно там же, где позавчера вышел бедный Володя Цыбин, – чтобы не поднимать лишний шум, сторожа решено было обойти, – и теперь по большой дуге медленно подходил туда, где гудели, утаптывая свежий мусор, бульдозеры, копошились согбенные фигуры людей и метались обалдевшие от жадности птицы.
Когда он подошел к первым копателям, жалким, испитым существам, его рубашка была на спине насквозь мокрой. Бомжи посмотрели на него без особого интереса и продолжали свое занятие. Все они обязаны были найти в свежем мусоре как можно больше предметов, годных для сдачи в утиль, и потому им недосуг было разводить разговоры с посторонним.
– Бог в помощь, – громко сказал Гришин, останавливаясь и отдуваясь.
– Ты бы бога зря не трогал, – не слишком приветливо отозвался худой сутулый старик, ковыряя сор толстой палкой, которой он заодно отмахивался от наглых птиц, выхватывающих пищу у него из-под рук.
– Да ладно, отец, не бурчи, – примирительным тоном сказал Гришин. – Кто тут у вас не слишком занят? Поговорить надо бы…
– Некогда нам говорить, – огрызнулся старик. – Не видишь?
Он обнаружил что-то ценное в разрытом соре. Поднял кусок какой-то металлической пластины, вытер рукавом оборванной куртки, сунул в мешок. Остальные тоже все время что-то подымали и клали в торбы. Зрелище было довольно противное, словно они рылись в чьих-то развороченных внутренностях. От птичьего гама закладывало уши. Птицы, нисколько не опасаясь людей, круто пикировали со всех сторон, щелкая громадными клювами и толкая людей крыльями.
– Надо поговорить, иди туда, – указал палкой старик на подобие беседки в кустах на некотором удалении от свалки. – Там найдешь…
– Спасибо, – кивнул Гришин, отшатнувшись от вороньей тучи.
Указанные стариком кусты росли метрах в пятидесяти, почти у самой кромки леса. Гришин медленно подходил к ним, незаметно осматривая опушку. Где-то там за деревьями спрятались оперативники. Пока все шло нормально, хоть бы они не напортачили!
В беседке – наспех сколоченном сооружении, имеющем пару лавок и шиферную крышу, – сидели двое, пили пиво из бутылок. Один из них был мелкий тщедушный человечек с быстрыми цепкими глазками. Второй – мощный рябой парень. Бутылка почти целиком пряталась в его руке. Увидев незнакомца, они переглянулись и замолчали.
«А пиво недешевое пьют, – отметил Гришин, останавливаясь в двух шагах от беседки. – Наверное, это надсмотрщики над рабочей силой».
– Добрый день, – сказал он, снимая с плеча сумку.
Рябой еле заметно кивнул. Тощий кривовато улыбнулся.
– Здравствуйте и вам, – насмешливо ответил он. – Откуда и куда?
– Из Москвы сюда, – в тон ему ответил Гришин, потягиваясь.
– Из самой Москвы? – не поверил тощий. – Из столицы?
– Из нее самой, – подтвердил Гришин, садясь на лавку.
Рябой амбал покосился на него, недовольный самоуправством, но пока промолчал, с ленцой потягивая пиво. Гришин достал сигареты.
– Устал, пока дошел. Попутка-то сюда не пройдет, только до поворота.
– А чего шел-то? – спросил Клоп. – В Москве, что ли, свалок мало?
– Хватает. Только на них не так интересно, как здесь…
– А что здесь такого особенного? Мусор, что ли, какой другой?
– Мусор везде одинаковый. Люди вот только разные…
– Чем же так? – понимая, что гость пришел неспроста, пытал Клоп.
– Да вот появляются, пропадают… Мне в газету звонил мой друг, тутошний журналист, рассказывал интересные вещи. Дескать, мертвых сюда привозят, хоронят их тут… Ничего такого не слыхали?
Морпех быстро глянул на Клопа, качнул головой. Тот мигнул, мол, все в порядке, внимательнее глянул на Гришина, изучая его сверху донизу, как под микроскопом. Вид у Гришина был подходящий: поношенные джинсы, джинсовая рубаха, кроссовки, сумка через плечо. На щеках – щетина, лицо усталое, плечи сутуловатые… Типичный писака.
– Так ты журналист, значит? – спросил Клоп, облизывая губы.
– Ну да… А что, надо удостоверение показать? Так я могу…
– Нам это ни к чему, мы людям верим. Дык чего тебе друг говорил?
– Да разное… – пожал плечами Гришин. – Говорил, привезли сюда ночью трупы, какие-то «черные люди», парня и девушку, хотели тут их похоронить, а девушка сбежала, он ее в больнице нашел. Говорил, что материал в нашу газету напишет супер… А потом вдруг пропал, и все. Я ему звоню – не отвечает, телефон отключен. В запой ушел, не иначе. А шеф уже запал на эту информацию, надо, говорит, выяснить, что там и как. Вот в срочном порядке меня сюда и бросил. А мне оно надо, лазить по этим залежам? – он выдохнул сигаретным дымом, хмыкнул. – Но раз уж я тут, надо хоть что-то узнать. Ничего такого вы не слыхали, мужики? Я заплачу для интереса, вы не стесняйтесь…
Клоп снова облизнул губы. Пятьсот запросто заработанных рублей были им уже потрачены – вчера гульнул в городе на одной малине. Он посмотрел по сторонам. Вот же посыпались журналисты. Менты еще тут бегали, выспрашивали про покойничка. Дурные, да он уже так глубоко запрятан – хотел бы, не найдешь. А может, и этот из ментовки? Клоп еще раз пристально на него глянул. Да нет, не похож. Человек как человек, сидит, курит. Еще узнает чего от этих копателей, они народ гнилой, могут за бабки и развязать язычища. Опять же, денежки мимо кармана уйдут. Так не годится… Надо отвести его к Седому, решил Клоп. Тот пусть и разбирается. Ежели что – и его вслед за дружком отправить. Все одно менты тут ничего не найдут. Барахлишко опять же пригодится, чай, сумка не пустая, из Москвы-то приехавши.
– Тут чего говорить? – сказал Клоп. – Чужих много ходит, а нам это ни к чему. Ты как, пройтись маленько не против? Тут недалече.
– Можно и пройтись, раз недалеко, – ответил Гришин. – Был бы толк.
– Толк будет, – успокоил его Клоп. – Пойдем тогда, чего ждать?
Гришин повесил на плечо сумку и вслед за Клопом двинулся к лесу. За ним тяжело шел Морпех, и Гришин почувствовал себя неуютно. Тощий был ему нестрашен, такого плевком пришибить можно. Но этот рябой парень очень опасен. Если приложится – мало не покажется.
«Хоть бы они не потеряли меня из виду, – обеспокоенно думал Гришин об оперативниках, когда Клоп повел его петлистой лесной тропинкой. – Эти молодцы явно против меня что-то задумали, иначе не повели бы в лес. Жаль, не захватил пистолет. Хотя как им тут воспользоваться? Под ремень не спрячешь, сразу заметно. А в сумке держать бесполезно, рябой все равно не даст его вынуть, он стережет каждое мое движение. Допустим, с рябым я еще справлюсь. Но ведь там, куда они меня ведут, наверняка будет еще кто-то, главарь, например, и другие бандиты. Всем скопом они меня в секунду скрутят. Наверное, того беднягу-журналиста, племянника подполковника Афанасьева, они тоже завели в лес…»
– Подожди-ка, – повернулся к нему Клоп. – Чтоб потом не забыть… Чегой-то ты там, кажись, заплатить обещался?
– Так я не отказываюсь, – пожал плечами Гришин. – Скажи, сколько.
– Тыща, – быстро глянув на Морпеха и мигнув ему, сказал Клоп.
– Ого, – крякнул Гришин. – Не много ли просишь за такую малость?
– Ну, если много, то гуляй обратно, – поскучнел Клоп.
Гришин помолчал, «обдумывая» предложение, потом – делать, мол, нечего – молча достал из заднего кармана смятую пачку кредиток, отсчитал тысячу рублей, сунул в жадно подставленную ладошку Клопа.
– Теперь нормально?
– Сойдет, – кивнул Клоп, запихивая деньги во внутренний карман.
Сложной системой жестов он сообщил Морпеху, что деньги останутся у них и поделят они их ровно пополам, главное, никому пока об этом не говорить. Морпех был парень со странностями, полученная два года назад в Чечне контузия несколько повредила его в уме, и Клоп не был уверен в том, что он не расскажет о полученных деньгах Седому. Чего доброго, еще разболтает, а Седой смекнет, что Клоп деньги и от первого журналиста получил, и заставит в общак отдавать с процентами. С этим было строго, Седой всю кассу при себе держал и шутить с деньгами не любил. Не одного хитреца на свалке схоронили… Но Клоп с Морпехом был в дружеских отношениях, старался ему угодить, пивком, рыбкой баловал – уважал, заморыш, силу – и поэтому решил, что Морпех его не выдаст. Хоть он и контуженый, но выгоду свою должен понимать, рассуждал Клоп, шагая по тропинке. Деньги еще никому не мешали. А Седому и так достанется все добро журналиста, значит, все по-честному.
«Ох, и гульну же… – думал Клоп, облизывая на ходу губы. – Эту малолетку опять вызову, куплю ей вина, конфет, дам полсотни, – все, что прикажу, сделает… И так, и эдак… Будет уже стараться, отрабатывать… Еще и подружку приведет, втроем – оно даже веселей…»
Они вышли к большому полуразрушенному дому, который, казалось, сам когда-то вырос из земли и постепенно развалился от старости. Гришин понял, что это и есть логово бандитов. Он незаметно повел глазами по кустам, деревьям. Есть ли рядом кто из своих? Теперь ему не казались излишними предосторожности подполковника Афанасьева. В этом глухом углу он был практически беззащитен.
– Давай, гостюшка дорогой, проходи в наши хоромы, – ласково зазывал его Клоп, выглядывая из глубины дома. – Тут и поговорим…
Гришин оглянулся на лес – видят ли его? – поднялся по остаткам ступеней на порог, шагнул внутрь. За ним неотступно следовал рябой костолом, что было очень неприятно. Казалось, он вот-вот накинется сзади или ударит по затылку куском кирпича, что валялись на полу. Хотя ему и кирпич не нужен, у него кулаки как гири, быка убить можно. С другой стороны, если бы хотели просто убить, могли бы сделать это в лесу. А раз привели сюда, то, значит, действительно «для разговора».
Пройдя несколько комнат, Клоп открыл единственную во всем здании дверь и ввел Гришина в большой «бальный» покой, приспособленный под жилое помещение. Гришин обвел глазами дощатые нары вдоль стен, окна, грубо заделанные деревянным ломом, костер прямо на полу и понял, что дальше идти некуда. За столом сидели трое человек, играли в карты. Морпех плотно закрыл дверь, положил тяжелую руку Гришину на плечо, давай, мол, проходи, раз пришел, легонько подтолкнул. Люди за столом отложили карты, недобро глянули на вошедших.
– Кого это ты к нам привел, Клоп? – спросил густым басом один из них, пожилой человек с густой седой шевелюрой.
«А вот и Седой», – понял Гришин, медленно подходя к столу.
– Так снова гости к нам из газеты, – сладко просюсюкал Клоп, бочком подбираясь к Седому, точно как льстивая собачонка к хозяину.
– Из какой газеты, дурак? – подымаясь, сказал Седой. – Это ж мент.
Гришин хладнокровно улыбнулся, хотя Морпех уже грозно надвинулся на него, сдавливая плечо ручищей. Еще два здоровенных, страшного вида молодца выскочили из-за стола, подобрались вплотную.
– Вы ошибаетесь, – сказал Гришин спокойно, не делая попыток вырваться. Он уже понял, что люди Афанасьева, которых по его же просьбе в лесу было слишком мало, потеряли его из виду. Теперь ему нужно было во что бы то ни стало выиграть время, продержаться, пока его тут не найдут. Если найдут вообще… – Я не из милиции, я из газеты.
– Да? – поднял брови Седой, сделав знак Морпеху отпустить пока пленника. – Из какой такой газеты? Из милицейской?
Бандиты издевательски заржали. Седой шагнул ближе, заглянул в глаза Гришину. Тот глаза сразу не опустил, но, чтобы не переборщить, спустя несколько секунд неторопливо их отвел, признавая власть Седого.
– Почему из милицейской? Из обычной московской газеты.
– Говорит, из Москвы приехал, – вставил Клоп, беспокойно глянув на Морпеха. Не проговорился бы, дубина стоеросовая, про деньги…
– Из Москвы? – удивился Седой. – Чего это Москве тут понадобилось?
Гришин повторил свой рассказ о звонке местного репортера и его пропаже. Седой слушал молча, сдвинув густые брови.
– Делать вам, что ль, нечего, из-за такой ерунды сюда летать? – он покачал головой и уселся на лавку. – Не верю я тебе, вот что. Ну-ка, Пиня, дай сюда его сумчонку. Морпех, глянь карманы…
Пока Морпех обыскивал Гришина, Седой тщательно осмотрел содержимое его сумки. Ничего особенно он там не нашел: пара чистых носков, платок, пачка газет, свежий блокнот, две ручки, ключи, складной безобидный ножик, сигареты, зажигалка. В карманах Гришина Морпех обнаружил только редакционное удостоверение и тощую пачку денег.
– Чтой-то не богато, – хмыкнул Седой, глядя на гостя. – Журналист, а диктофона нет. Как разговор-то наш будешь записывать?
– А мне диктофон не нужен, – сказал Гришин. – Я хорошо запоминаю. А что надо – в блокнот записываю. Мне так привычней…
– Ну-ну… Оно, конечно, кому как ловчей… А мобильник твой где? В ментовке оставил, чтоб мы в его записную книжку не заглянули?
Гришин не ожидал такой проницательности от людей, казалось бы, далеких от последних достижений цивилизации. Действительно, свой сотовый телефон, в котором значились номера его сослуживцев, – капитан такой-то, майор такой-то, – он на всякий случай – чисто по оперативной привычке – оставил в кабинете Афанасьева. И вот теперь попробуй объясни этому гестаповцу, почему у столичного жителя, да еще крутого журналиста, нет при себе мобильного телефона, в то время как чуть ли не каждый школьник обзавелся сим атрибутом быстрой связи.
– Зарядное устройство село, – нашелся Гришин. – Оставил в гостинице подзаряжаться. Зачем мне здесь мобильник нужен?
– А и правда – незачем, – согласился Седой. – Все одно мы бы тебе не дали своим дружкам из ментовки позвонить.
– Тот дядей своим, ментом, вздумал пугать! – громко вставил Клоп, очевидно, думая позабавить этим Седого и всю компанию.
Но Седой так зыркнул на него, что Клоп обмер от страха.
«Все правильно, – не показывая вида, что понял, сделал вывод Гришин, – они привели Цыбина сюда, допросили и убили. Похоже, и меня ожидает такая же участь. Теперь они меня точно не выпустят».
Три амбала по-прежнему стояли вокруг него тесной кучкой, глядя на Седого в ожидании сигнала. От языков пламени по их уродливым лицам бегали зловещие красные тени. Пыльные лучики света скупо сочились из оконных щелей. Седой почему-то медлил. То ли сомневался, стоит ли убивать еще одного человека, то ли хотел что-то выведать.
– Я не понимаю, в чем проблема, – сказал Гришин, делая вид, что не понимает серьезности происходящего. – Мне сказали, что не против кое-что сообщить о том, что меня интересует. Я заплатил тысячу рублей и полагал, что получу нужную информацию. Если вы не хотите говорить – будьте добры, верните деньги, и я сегодня же улечу обратно…
– Какую тысячу? – насторожился Седой. – Кому заплатил?
– Да вот ему, – указал Гришин на Клопа, – отдал тысячу рублей…
– Да вот они, Седой! – Клоп торопливо рванул из кармана деньги, шлепнул о стол. – Хотел отдать, да за базаром забыл, мамой клянусь…
– Тебе и давешний журналист заплатил? – прошипел Седой.
Под его пристальным взглядом Клоп беспокойно заерзал.
– Сколько? – давил Седой, не отводя от него страшных глаз. – Говори, выкидыш чахлый, а то узнаю от кого стороной, хуже будет…
– Да пятьсот всего, Седой! – взмолился Клоп. – Бес попутал, захотел погулять маленько… Давно бабки живые в руках не держал, ну и…
Он горестно замотал головой, размазал по щеке покаянную слезу.
– Ладно, – отвернулся от него Седой. – С этим после разберемся. С тобой-то как решим, мил-человек? – глянул он на Гришина.
«Не может быть, чтобы они не наткнулись на этот дом, – думал в это время Гришин, напряженно слушая, не раздастся ли по ту сторону двери топот спасительных шагов. – С виду он, конечно, не жилой, но ведь догадаются, кто в нем может обитать. Или мимо пройдут?»
– Небось уже догадался, что с твоим дружком тут сталось?
– Приблизительно, – сказал Гришин, переступая с ноги на ноги.
Ему удалось незаметно занять такое положение, что рябой стоял не сзади от него, а немного сбоку. Его ответ Седого развеселил.
– Ну и о чем же ты приблизительно догадался? – спросил он.
– Думаю, что вы его убили, – как можно спокойнее сказал Гришин.
Он рассчитал правильно. Его спокойствие пока сдерживало Седого.
– Правильно думаешь, – сказал старый бандит. – Смышленый…
– Но это неразумно, – пожал плечами Гришин. – Убийством журналиста вы только привлекли повышенное внимание. Видите, меня прислали из самой Москвы. Если вдруг пропаду я – сюда приедут другие, и вас рано или поздно разоблачат…
– А пускай едут, – ухмыльнулся Седой. – Милости просим. На свалке на всех мест укромных хватит, все Москву можем закопать…
Его шутка понравилась. Клоп залился визгливым смешком, ему громко вторили лошадиным ржанием остальные. На какое-то время они забыли о пленнике, и Гришин понял, что другого шанса на прорыв у него не будет. Он резко ударил локтем в закинутое горло рябого, а ногой со всей силы пнул в пах мордастого. Морпех, хакнув, захлебнулся смехом, схватился за шею и, хрипя, рухнул на колени. Пиня сложился пополам и осел под стол. Гришин ударил кулаком в лицо третьего, но впопыхах промахнулся, и удар вышел смазанным. Но все равно, путь был свободен. Он бросился к двери, чтобы выскочить наружу, но Седой подхватил тяжелую дубину и сильно пустил ему вслед. Она ударила Гришина под колени, он споткнулся, быстро перебирая ногами, клонясь вперед, и врезался боком в дверь. Пока он выпрямлялся и нащупывал ручку, на него наскочил Клоп и повис пиявкой на плечах, пытаясь выдавить ему глаза цепкими пальцами. Зарычав от боли, Гришин с разворота всем весом шмякнул его о стену. Тонко вскрикнув, Клоп разжал слабые руки и кулем скатился на пол. Но на Гришина уже налетел третий бандит, стараясь сбить его с ног кулаками. Сбоку, тряся головой и рыча, надвигался жуткий Морпех. К дверям уже было не прорваться. Гришин уклонился от очередного удара и точным крюком в челюсть сбил яростно махающего кулаками противника с ног. И в этот миг на него, растопырив руки, бросился рябой. Гришин успел ударить его ногой в живот, но это было то же самое, что бить в стену. Даже не вздрогнув от удара, Морпех схватил его в объятия, взметнул на воздух и с силой швырнул на пол. От удара о каменный пол Гришин на миг потерял сознание. Подняв голову, он увидел, что с трех сторон на него надвигаются перекошенные ненавистью жуткие хари.
«Теперь все», – понял он, пытаясь подняться на колени.
Морпех с занесенной ногой подскочил к нему, чтобы ударить по голове, как по футбольному мячу, но в этот миг от сильного толчка распахнулась дверь и в помещение ворвались вооруженные люди.
– Всем стоять! – раздался повелительный окрик, и грянул выстрел.
Это Борисов, в долю секунды оценив ситуацию, понял, что набравшего разгон Морпеха уже не остановить, и выстрелил ему в спину. Словно сбитый ударом молота, Морпех подпрыгнул, развернулся на одной ноге и всем телом рухнул на пол, едва не раздавив Гришина.
Кругом звучали повелительные окрики, оперативники привычно сковывали руки бандитов наручниками. Кому-то в сердцах врезали рукояткой пистолета по затылку, кого-то положили мордой в пыль.
– Ты как, майор, жив? – склонился Борисов над Гришиным.
– Нормально, – криво улыбнулся тот. – Чего помешали? Я бы сам справился. Дай-ка руку, что-то самому трудно встать…
Морщась от боли, он поднялся, глянул на лежащего Морпеха. Ну и медведь, так шваркнул об пол – чуть богу душу не отдал. Морпех был жив и слабо шевелился. Пуля попала ему в лопатку, не добравшись до легких. Кто-то из оперативников уже занялся его раной.
– Что так долго? – спросил Гришин, садясь на лавку.
– Ты сам велел не высовываться раньше времени. И людей мало было. Когда вы в лес зашли, тут тебя и потеряли. Ну, бегали кругами, искали, опять же втихую, чтоб шум не поднимать. Домину эту сразу как-то пропустили, глянули – пустая вроде, ну и дальше. Потом уж вернулись.
– Хорошо, хоть вернулись, – заметил Гришин, кривясь от боли в плече.
В помещение влетел подполковник Афанасьев, бросился к Гришину.
– Как вы?! – заквохтал он испуганной наседкой. – Не ранены?
– Все в порядке, товарищ подполковник. Не ранен, цел абсолютно.
– Что тут произошло? – Афанасьев оглянулся на поле битвы.
– Ничего особенного. Попрыгали, помахали руками… А ну-ка!
Оперативники в это время выворачивали карманы задержанных, искали оружие, и Гришин увидел, что у Клопа изъяли сотовый телефон.
– Откуда это у тебя? – спросил Гришин, показывая Клопу телефон.
– Не ваше дело… – огрызнулся мозгляк, гордо отворачиваясь.
– Это же Володин мобильник! – вмешался Афанасьев. – Племянника. Он его недавно купил, денег отвалил кучу, тут встроенная фотокамера. Показывал мне на днях, говорил, что очень удобно, не надо таскать за собой фотоаппарат, – старик взял телефон трясущейся рукой. – Стой, сейчас узнаем, тут в записной книжке мой номер первым стоит. Вот, так и есть! Это его телефон! Откуда он у тебя? Где Володя? Ты убил его?!
– Не-ет! – заверещал Клоп, поняв, что запахло жареным. – Не я…
– А кто?! – рассвирепел Афанасьев, брызгая слюной. – Говори, мразь, кто убил Володю!!! А то сейчас на месте шлепну! – Он рванул кобуру.
– Вот он! – Клоп указал взглядом на Морпеха. – Он его убил! Он!!!
– Тьфу! – плюнул Седой, стоявший невдалеке у стены. – Говорил я тебе, урод, чтобы спрятал барахло подальше…
Клоп в тоске понурил головенку. Да, вот уж вспомнишь поговорку: жадность фраера сгубила. И спрятал было вещи журналиста в потайную яму, как Седой приказал, в два мешка уложил, чтоб не испортились. А потом вдруг такая зависть разобрала на этот проклятый мобильник… Понимал, что вещь дорогая, шикарная. Ну, и сунул в карман, чтоб потом на малине перед девками форсануть. Те и правда сомлели от восторгов. Смотрели на Клопа как на крутого. Они же знать не знали, что он на свалке ошивается, он-то им врал, что серьезными делами ворочает. Вот, и мобильник для дела завел, положение, дескать, обязывает…
– Куда вы его спрятали?! – не отступал впавший в ярость Афанасьев, тряхнув несколько раз Клопа за воротник. – Где тело?!
– Я не знаю… – скулил Клоп, клацая зубами. – Я не видел.
– А кто знает? – рычал Афанасьев. – Кто видел? Говори, поскудь!
– Молчи-и… – прорычал нутром Седой, глядя на Клопа.
– Молчать! – крикнул один из оперов, поворачивая его лицом к стене.
Прохлопав карманы Седого, он выложил на стол еще один мобильник.
– Хорошо они тут живут! – хмыкнул Борисов. – Нищие-то…
– Ты кто такой? – подскочил Афанасьев к Седому. – Главный у них? Я из тебя душу вытрясу, если не скажешь, где спрятан труп… трупы…
– Пошел ты… – равнодушно бросил через плечо Седой.
– Товарищ подполковник, – вполголоса обратился Гришин к тяжело дышавшему Афанасьеву. – Надо их везти в участок и колоть по отдельности. А то только время потеряем…
– Да, да, – спохватился Афанасьев. – Вы правы. Уводите их!
Вспышка гнева так утомила его, что он вынужден был сесть на лавку, чтобы хоть немного отдышаться. Арестованных вывели из помещения, прихватив какое-то странное существо, забившееся под нары, и увезли в город. Оставив в этой берлоге трех оперативников, которые должны были дождаться дополнительную группу из города, чтобы, по словам Афанасьева, «вычистить это осиное гнездо», все удалились.
По возвращении в отдел Гришин немедленно приступил к допросу Клопа, который «потек» с ходу и был, несомненно, самым ценным свидетелем. В комнате для допросов, мрачном бетонном помещении с привинченными к полу железным столом и стульями, остались только Гришин, Клоп и Борисов, нейтрально присевший на стул в углу. На допрос рвался и Афанасьев, но Гришин мягко убедил старика заняться пока другими арестованными, пообещав, что сам выбьет из Клопа всю необходимую информацию. Он справедливо опасался, что Афанасьев будет только мешать ему, пытая Клопа о племяннике и других убитых и похороненных на свалке людях, в то время как Гришина больше всего интересовали зловещие ночные гости – «черные люди».
Гришин сел за стол напротив Клопа, немного помолчал. Клоп смотрел затравленно, быстро-быстро облизывая языком пересыхающие губы. Не дал ему Гришин похмелиться как следует пивком, теперь Клопа мучил жестокий «сушняк». И страх, тошнотворный, током пронзающий все его тщедушное тело страх. Что ему «светит» за убийство журналиста, Клоп догадывался – тюремный опыт имелся. Когда-то он отмотал шесть лет за изнасилование и большую часть срока прожил в зоне «петухом». Можно было не сомневаться, что подобная участь его ожидала и сейчас. В принципе, сама «участь» его не страшила – страшил срок. Если дадут по максимуму, ему не выжить. Заездят. А вот года три смог бы вынести без больших потерь для организма. Поэтому сейчас Клоп был готов на все, лишь бы выторговать себе как можно более щадящую статью.
– Так ты говоришь, что журналиста убил тот здоровенный рябой парень, которого подстрелили при аресте? – начал Гришин.
– Ну да, он… Морпех его кличут… – с готовностью выпалил Клоп.
– Морпех? Морская пехота, что ли? – усмехнулся Гришин.
– Ну да, так и есть… Он же из спецназа, где только не воевал. Потом контузило в Чечне, его и выкинули на улицу. К нам, то есть к Седому, прибился как бы охранником. Ему человека убить – тьфу. Журналиста-то этого бедного как приложил по шее – у того позвонки и треснули…
– Ты журналиста завел в логово? – в упор спросил Гришин.
– А я что… – заюлил Клоп. – Он сам пришел, спрашивать начал. А мое дело маленькое. Седой приказал всех чужих к нему приводить – я и повел. Он же сам шел, я его туда не волок на веревке. А потом они без меня разбирались, я так – сбоку припека, мое дело малое… Мокрухи никогда не любил, начальник, я вообще не по этим делам…
– Где трупы лежат, знаешь? Место сможешь показать?
– Их без меня закапывали. Я туда не ходил. Это Пиня знает…
– Пиня? Это который?
– Да вон тот, которого ты промеж ног угостил… В тельнике… Он брал могильщиков, они потом где-то на свалке жмуров и хоронили…
Гришин посмотрел на Борисова. Тот кивнул и вышел из камеры, чтобы сообщить следователям, работавшим с другими бандитами, о Пине.
– А старшим у вас Седой? – перешел к главному вопросу Гришин.
– Седой, – дернув пересохшим горлом, кивнул Клоп. – Он на свалке уже лет десять за главного, его даже бандиты городские боятся. Сколько народу на этой свалке зарыто, один Седой знает. И бомжей приблудных, и так разного люду, в городе убитого… Страшное дело…
– Ладно, попозже ты это другому следователю подробно расскажешь.
– А послабление мне будет, начальник? – спросил Клоп.
– Если заработаешь – будет. Только учти: надо сильно стараться.
– Да я готов… – зашептал Клоп, тараща глаза. – Все скажу…
– Ну-ну, посмотрим. Меня вот что интересует: те люди, что привезли три дня назад трупы парня и девушки, – кто они?
– Да не знаю, начальник, первый раз их видел. И Седой их раньше не знал, они просто приехали, по чьей-то наколке, от жмуриков избавиться.
– Сколько их было?
– Да двое… Приехали на легковой машине, темная такая, «Ниссан», номеров, правда, не помню. Ну… Пообещали пять штук заплатить. А девка-то пропала… Искали всей толпой… Эти аж на говно от злости изошли. Но уехали еще затемно, света боялись. Девку так и не нашли, повезло ей… А парня могильщики где-то схоронили… Пиня знает…
– А что за люди были эти ночные гости? Описать можешь?
– Страшные люди, начальник, – не задумываясь сказал Клоп.
– Они из уголовного мира? Или другие, типа Морпеха?
– Не, не из уголовников, это точно. У них совсем другая повадка. Ты точно сказал, вроде Морпеха они, звери. С оружием оба… И готовы мочить всех подряд, без разбору.
– А как выглядят? Какой национальности, возраста?
– Да как выглядят? Темно было… Здоровые оба, плечистые. Одеты в черное, волосы короткие… Ну, понятно, рожи злые, – заточки. Какой национальности? Да кто их знает? Вроде наши, а может, и нет…
– Акцента не было в разговоре? Может, кавказский акцент…
– А, да… – спохватился Клоп. – Один как-то не так базарил… Я еще подумал: во, нерусский какой-то. Он не то чтобы как грузин или как узбек. Эти-то совсем криво лопочут. Не, этот говорил нормально, но как-то будто боком… И резко так, не говорил, а топором рубил…
– Понятно. – Гришин помолчал. Многие чеченцы почти не отличаются от славян, и волосы русые, и глаза серые. И говорят по-русски чисто, без акцента. Но все равно их русская речь носит следы речи чеченской, и хоть явного акцента нет, но маленькие особенности имеются. И Орлова отметила, что говорили они между собой отрывисто, резко. Похоже, гости явились действительно издалека, а именно – с Северного Кавказа.
– Орлова… девушка, которая сбежала от вас, говорила, что эти люди приходили за ней в больницу и зашли в ее палату. Откуда они узнали про это, как думаешь? Не ваши разведали?
– Так это… – заторопился Клоп, – от журналиста того и узнали…
– То есть? – не понял Гришин. – Им что, журналист сказал?
– Зачем? Журналист сказал, где девка лежит, Седому, когда тот его допрашивал… Сперва не хотел, но у Седого любой расколется. Ну, он и сказал, какая больница и какая палата. А Седой уже сам тем позвонил, сказал, что и как, у него же свой сотовый имеется…
– Постой! – Гришин привстал от неожиданной удачи. – Ты хочешь сказать, что у Седого есть номер телефона тех людей?
– Ну дак о чем я и толкую. Они ж под утро уехали, а беглянку-то по свалке еще искали. Вот они и сказали Седому, мол, как найдете, так сразу чтоб и позвонили. Ну, и номерок мобильного оставили. И если не найдете, тоже сказали, чтоб позвонили… Седой и звонил потом. А после, когда журналиста уже грохнул Морпех, Седой опять же к ним брякнул. Мол, так и так, нашлась ваша девка, назвал им больницу и палату…
– А вот за это тебе отдельное спасибо… – искренно сказал Гришин. – Так и дальше продолжай. А словечко за тебя я замолвлю, обещаю.
– Начальник, сигаретой не угостишь? – жалко улыбнулся Клоп.
– Держи… – Гришин отдал ему всю пачку. – Потом покуришь.
Он нажал кнопку под панелью стола. Вошел конвойный. Клоп, запихав подарок Гришина куда-то под майку, вжал голову в плечи, заложил руки за спину и двинулся к выходу. В открытую дверь вошел Борисов.
– Этого в камеру, – сказал Гришин конвойному. – Разрешите ему покурить… Понимаю, что не положено, но одну сигарету позвольте.
Конвойный неулыбчиво кивнул и вывел Клопа в коридор.
– Ну, что там? – спросил Гришин Борисова. – Есть результат?
– Пиня запел, как соловей, – усмехнулся Борисов. – И другой тоже… Такое рассказывают – у бывалых следователей глаза на лоб лезут. Похоже, много чего любопытного откопается на свалке.
– Дай сигарету, – попросил Гришин. – Я свои этому обормоту отдал.
– За что это ты его так балуешь? – удивился Борисов.
– Есть за что, капитан, – улыбнулся Гришин, закуривая. – Много чего любопытного он мне поведал. Сейчас послушаешь. – Он выглянул в коридор, позвал конвойного. – Приведите сюда их главаря, такого, с седой шевелюрой. Если его допрашивают, скажите, срочно нужен…
– Да нет, он в камере. Говорить отказался. Сейчас приведу.
– Думаешь, с тобой заговорит? – спросил Борисов. – Вряд ли…
– Посмотрим… – уклончиво сказал Гришин. – Слышь, капитан, не в службу, а в дружбу: принеси мне из вещдоков мобильник этого самого Седого. Я его пока тут встречу самого, а ты сходи к операм…
– Да сейчас принесу, какие вопросы? Ты только прикажи.
Гришин в возбуждении походил по кабинету, пуская во все стороны дым. К Седому требовался отдельный подход, это понятно. Человек он непростой, властный и весьма умный. С таким разговаривать трудно, вон со следователями сразу начал играть в молчанку. И Гришина запросто может послать подальше, как послал Афанасьева. Чем же его пронять, как подобрать тот самый пресловутый ключик?
Ввели Седого в наручниках. Он глянул на Гришина, усмехнулся.
– Снимите наручники, – приказал Гришин. – Садитесь.
– Благодарю, – басисто уронил Седой, садясь на стул и растирая руки.
– Мне сказали, что вы отказываетесь отвечать следователю. Почему? – Гришин говорил деловито, вежливо, немного – чуть-чуть – доверительно. Все же с Седым они были уже знакомы, так сказать, не чужие люди.
– А чего мне со всякой сявкой говорить? Только время терять.
– А со мной… будете разговаривать? Или и я не подхожу?
– С вами можно и поговорить, отчего же. Вы же не из ментовки.
– А откуда я, по-вашему? – слегка улыбнулся Гришин.
– Да уж понятно, чего зря болтать? В ментовке так драться не умеют.
– Ясно. Действительно, я не из милиции, вы правы. В таком случае вы, как проницательный человек, видимо, поняли, кто меня интересует?
– Да уж не журналист, это точно, – блеснул железными зубами Седой.
– Ну почему? – помедлил Гришин. – Смерть журналиста также входит в сферу моего расследования. Это вы приказали его убить?
– Я не командир, чтобы приказывать. Вам Клоп показал, кто убивал? Вот с него и спрашивайте. А крови на мне нет, это вы мне не пришьете.
Гришин понял, что, если немедленно не изменит тактику допроса, Седой может разозлиться и наглухо замолчать. В дверь сунулся Борисов. Гришин сделал ему знак не входить, подошел, забрал у него мобильный телефон, сигареты и вытолкал в коридор, не обращая внимания на его попытки протестовать. В этом разговоре третий – лишний.
– Курить хотите? – спросил Гришин, положив сигареты на стол.
– Угостите – закурю, – хмуро ответил Седой, глядя в стену.
– Пожалуйста. – Гришин протянул ему открытую пачку, взял сигарету себе, поднес огонек зажигалки Седому, прикурил сам.
– Ладно, – сказал он чуть погодя, – убийством журналиста пусть занимаются милиция и прокуратура. Меня интересует другое… Собственно, из-за этого я и прилетел сюда из Москвы.
Седой молчал, наслаждаясь сигаретой и ожидая продолжения.
– Скажите, те люди, которые привезли ночью труп парня и девушку, – они ведь оставили вам номер своего телефона?
Седой помолчал, неторопливо затянулся раз, другой, усмехнулся:
– Все разболтал, гаденыш… Ничего такого не знаю, начальник.
– Зря вы запираетесь. – Гришин чувствовал, что разговор сбивается на официальный тон, который к нужному результату не приведет. Седой уходил у него из рук, как вода из решета. И удержать его было почти невозможно. Гришин понял, что вот-вот проиграет эту схватку. – Все равно ваши подельники покажут на вашу связь с теми людьми.
– Пускай мелют что хотят, – пожал плечами Седой. – Мне что?
– Вот ваш телефон. – Гришин показал ему мобильник. – Нам не составит труда вычислить в записной книжке номер тех людей и по нему установить их местонахождение…
– Ну давайте, устанавливайте. Я ж не против. – Седой уже издевался.
Он знал, что установить местонахождение абонента по телефону невозможно, если тот не задержится на связи на добрую минуту. А те люди не дураки. Как только позвонит чужой, – а если с телефона Седого позвонит кто-то другой вместо него, это и есть чужой, – они тут же дадут отбой и избавятся от телефона. Ищи потом ветра в поле…
Гришин понял, что ничего у него не получится. Седой видел все на два хода вперед и при этом совершенно ничего не боялся. Это не Клоп, который готов был на что угодно, лишь бы спасти свою шкуру.
Гришин встал, медленно прошелся по кабинету, неосознанно подражая своему шефу, генералу Антипову, который ждал сейчас от него вестей. Хороших вестей. Поимка банды бомжей-убийц, конечно, тоже результат, для местных властей это грандиозное событие. Но от майора Гришина ожидалось совсем другое. И похоже, ожидалось напрасно…
– Скажите, как вас по имени-отчеству? – спросил Гришин.
– Забыл… – ответил Седой, аккуратно загасив окурок в пепельнице и явно давая понять, что продолжать разговор он не намерен.
– Хорошо, – кивнул Гришин, снова садясь напротив него. Его охватило какое-то странное чувство: отчаянное безразличие, и, видимо, почуяв это по его изменившемуся тону, Седой посмотрел на него внимательнее. – По большому счету, мне нет до этого никакого дела. Но мне есть дело до другого. Да, я не из милиции, я из военной разведки. И сюда явился не для того, чтобы раскрыть смерть журналиста или того несчастного парня. Мне нужны те, кто его убил. И вот почему. Есть все основания подозревать, что эти люди – террористы. Я думаю, вы отлично знаете обстановку в России. Везде звучат взрывы, гибнут ни в чем не повинные люди, дети… Для террористов уже давно нет границ… Недалеко от вашего города расположено огромное водохранилище. Если взорвать плотину, потоком воды смоет Верхнеозерск и многие деревни в округе. Погибнет почти все население города – а это десятки тысяч человек. А цель террористов – именно плотина на водохранилище. Вы сами их видели и знаете, что они запросто осуществят свой план. Вы говорите, на вас нет крови. Так будет, если вы не поможете нам…
Гришин выдохся и замолчал. Неподвижное, с глубокими, словно высеченными из гранита морщинами лицо Седого ничего не выражало. Но вот он без спроса потянулся за сигаретой, достал из пачки, потом, забыв о ней, медленно опустил руку на колено.
– Меня зовут Александр Петрович… – словно преодолевая страшное сопротивление, заговорил он. – Фамилии не скажу, даже не спрашивайте. Это может повредить моим близким. В прошлом – военный… В городе у меня живет дочь с двумя детьми. С моими внуками. Мальчик и девочка. Обо мне они думают, что я живу где-то на Севере, с другой семьей. Я посылаю им деньги, кружным путем, через знакомых, чтобы не поняли, что я рядом. Не хочу, чтобы дочь знала, кем я стал… У нее хорошая семья… То, что вы сказали про плотину, – это правда?
Он посмотрел долгим взглядом на Гришина. Тот сердито ощерился:
– А вы думаете, я все это сам придумал?
Седой жестом попросил прикурить. Гришин дал ему зажигалку, подождал, пока он прикурит. Если и сейчас не проняло – тогда все…
– Вы хотите, чтобы я помог вам взять этих людей? – спросил Седой.
– Да, Александр Петрович, очень хотим. Если вы не окажете нам помощь, поиск их может затянуться, а это приведет к непоправимой ошибке. Даже если мы сумеем спасти плотину, они могут осуществить свое намерение в каком-то другом месте, и в любом случае пострадают невинные люди. Или на время затаятся и взорвут плотину позже. Они – профессионалы и научены выполнять задание до конца. Я думаю, вы это понимаете. И теперь, когда вы все знаете, я прошу вас: помогите.
Седой помолчал, кивая каким-то своим мыслям. Гришин ждал. Ну…
– Хорошо, – сказал наконец Седой. – Я помогу. Что я должен делать?
Гришин ощутил, как ожило и сильно забилось в нем сердце.
– Когда мы будем готовы засечь сигнал, вы позвоните им и задержите их разговором на какое-то время. Сможете, Александр Петрович?
– Смогу…
– Тогда не будем тянуть время. Оно сейчас работает против нас.
Июля 2003 г., Лондон
Отправив своего гостя часа через полтора после его приезда, Лев Осипович долго сидел у себя в кабинете за компьютером и телефоном. Во всем огромном доме было тихо. Пылесося полы едва слышным пылесосом, горничная Лиза слушала музыку в наушниках от CD-плеера, висевшего у нее на поясе, чтобы не поднимать шум. Лев Осипович не выносил посторонних звуков, особенно когда работал.
Объем работы у Лизы был не слишком велик. Комнат было хоть и много, но убирались они редко, поскольку по большей части круглый год пустовали. Наводить чистоту ежедневно приходилось в гостиной, холле и спальне. Да и то, какая там уборка? Прошелся по полу моющим пылесосом, протер пыль – вот и все. Ни детей-грязнуль, ни собак-кошек-попугаев. Сам же жилец был чрезвычайно аккуратным человеком, убирать за таким – одно удовольствие. Ну, белье в спальне поменять, отвезти в прачечную. Еще по мелочи прибраться. За гостями поухаживать. Хотя ночующие гости были здесь большой редкостью. И вообще, дом был скучный. Разве что Магомед, веселый парень и галантный кавалер, иногда на одну ночь задержится, развеет скуку. А вот русских гостей Льва Осиповича Лиза терпеть не могла. Грубые, наглые, жадные. Особенно омерзителен ей был Иван Петрович. Старый козел, а все туда же… Сует руки под юбку, валит на кровать. Магомед хоть мужчина красивый и денег не жалел на булавки. А этот, жирный, дряблый старикашка, ни фунта не предлагал, все хотел задаром. Лиза так и сказала Льву Осиповичу: как хотите, мол, можете меня уволить, но вашему гостю я когда-нибудь врежу трубой от пылесоса. Лев Осипович сильно развеселился, но Иван Петрович больше к ней не приставал…
Кто-то легонько тронул ее за плечо. Она обернулась.
– О, сэр! – Лиза торопливо сорвала наушники. – Извините…
– Ничего… – улыбнулся Бирчин. Разговаривал он с обслуживающим персоналом – охраной, горничной, лакеем, поваром и садовником – только на английском, их родном языке. Лев Осипович считал, что получает от найма чистокровных англичан двойную пользу: обслуга не понимала, о чем он говорит со своими русскими гостями, и он попутно без лишних затрат времени и денег совершенствовал свой английский.
– Вы куда-то уходите? – спросила Лиза, намекая на его строгий костюм. Впрочем, галстука не было – эту деталь туалета Бирчин не любил и предпочитал носить сорочки с расстегнутым воротом.
– Да, нужно съездить в американское посольство и еще кое-куда. Буду только к вечеру. Передайте на кухню, чтобы ужин подали к семи.
– Хорошо, сэр, – кивнула Лиза. – Ужин к семи. Я передам.
Бирчин кивнул и сбежал по ступенькам вниз. Лиза оставила пылесос, подошла к окну и сквозь тюлевую штору проследила, как хозяин сел в свой роскошный «Роллс-Ройс» и выехал из ворот. Итак, до семи его не будет. Лев Осипович всегда был очень точен со временем.
Лиза постояла в задумчивости у окна, посматривая во двор. Сейчас остался один охранник в домике у ворот, и второй охранник в доме. Остальные уехали с Бирчиным. Стивен ушел в город на пару часов по своим делам. Повар дальше кухни не ходит, садовник возится с розовыми кустами. Лучшего момента не будет.
Лиза спустилась на первый этаж, подошла к комнате охраны. Дверь была чуть приоткрыта, и она краем глаза заглянула внутрь. Джон, тридцатилетний мощный парень с красноватым лицом и рыжими ресницами, сидел боком к тройному ряду мониторов от видеокамер и смотрел по маленькому телевизору конные состязания. Лиза стукнула два раза в дверь и открыла ее чуть шире – входить кому-либо в комнату охраны, кроме охранников, категорически запрещалось.
– Что такое? – Джон, несмотря на кажущуюся грузность, в одно мгновение вскочил с кресла. Рука его уже лежала на кобуре.
– Все нормально, Джон, – успокоила его Лиза. – Ты занят сейчас?
– Ну, не то чтобы очень… – покосился тот на телевизор. – А что?
– Хотела тебя попросить… Но если ты не можешь, тогда ладно…
– В чем дело, Лиза? – Джон шагнул к ней ближе и улыбнулся.
Лиза была чертовски привлекательной девушкой, и все мужчины моментально подпадали под ее чары. Единственный человек, который вроде бы не замечал ее красоты, был сам Лев Осипович, но он вообще был мужчина необычный, и ему прощалась подобная рассеянность. Все же остальные тихо млели, глядя на ее высокую грудь и пухлые губы.
– Мне нужно вытереть пыль с книг в библиотеке. Но там высокие полки, нужно ставить стремянку. А она вся шатается, я боюсь упасть. Ты не мог бы подержать стремянку, пока я вытру пыль. Это недолго…
Голос девушки был таким умоляющим, что Джон расправил грудь и шагнул к ней еще ближе. Вообще-то покидать комнату слежения без уважительной причины он не имел права, за это его мгновенно могли уволить. Но разве помощь Лизе – не уважительная причина? А вдруг она упадет со стремянки и разобьется? Шеф ему этого не простит.
– Хорошо, – сказал Джон, кинув взгляд на мониторы. – Пойдем.
– Ой, большое тебе спасибо, – обрадовалась Лиза, – ты меня просто спасаешь, Джон. Я так боюсь высоты, а эти полки такие высокие… Я просто сама не своя от страха. Стремянка трясется – ужас…
Невинно болтая, она привела Джона в библиотеку и показала ему, куда поставить стремянку. Полки с книгами поднимались почти до самого потолка, и Лиза имела все основания опасаться за свою жизнь.
Прочно расставив ноги, Джон взялся за обе части стремянки и кивнул Лизе, мол, теперь можешь влезать смело. Захватив специальный портативный пылесос для собирания пыли с книг, Лиза опасливо, бочком, вскарабкалась на самый верх. Джон напряг крепкие бицепсы, показывая, что держит крепко, и заодно демонстрируя свои мускулы.
– Ну как? – спросил он, глядя вверх. – Теперь не страшно?
То, что демонстрировала Лиза ему под своей довольно-таки короткой юбкой, заставило его невольно открыть рот и прерывисто задышать. Стройные красивые ноги в черных чулках открылись ему до самых пахов. Он видел в метре от себя зубчатый край ее трусиков и застежки от пояска, державшие ажурный край чулок. Лиза потянулась к книгам, слегка повернувшись, и Джон увидел снизу узкий треугольник ее промежности, прикрытой тонкой черной тканью. Ему вдруг стало так жарко, что он вспотел. С усилием отведя взгляд, он ждал, когда она вытрет пыль и спустится вниз. Она продолжала невинно болтать, водя тихо гудящим пылесосом по книгам. Джон, как бы для поддержания беседы, снова посмотрел вверх. Фантастика! Все его эротические мечтания были прямо перед ним, только протяни руку. Он пару раз видел на мониторе, чем она занималась с Магомедом, и после этих зрелищ долго не мог уснуть, несмотря на природную флегматичность. И вот теперь она так близка и так доступна. Ему показалось, что она своим поведением на что-то ему намекает… Или она полагается на его порядочность и не думает ни о чем таком, просто делает свою работу?
– Сейчас я уберу еще вон там – и все, – сказала Лиза, спускаясь вниз. – Ты мне поможешь переставить стремянку и еще раз ее подержать?
– Конечно, – прохрипел Джон, дрожащими от возбуждения руками передвигая стремянку. – Ты только скажи, куда ставить…
– Вот сюда… Да, самый раз. Отлично. Теперь держи, я быстро.
Пытка продолжилась. Вопреки своей воле, Джон поднимал глаза и снова видел всю эту немыслимую телесную красоту. Он даже чувствовал тепло, исходившее от ее упругой кожи. Господи, только бы поцеловать эту нежную плоть… там, между трусиками и чулками… И чуть выше…
Лиза не торопилась и делала свою работу очень старательно. Бедный Джон совсем потерял разум и не мог дождаться, когда она окажется внизу. Уже не скрывая своей страсти, он жадно смотрел вверх…
– Ну, вот и все, – сказала Лиза, медленно спускаясь по ступенькам. – Здесь уже невысоко, я и сама справлюсь. Большое спасибо, Джонни…
На последней ступеньке она споткнулась и, наверное, упала бы, если бы Джон не поддержал ее в последний момент. Ощутив податливое тело девушки в своих руках, он совсем потерял голову и сжал ее сильнее.
– О, Джон, нас могут увидеть… – нежно улыбнувшись, слабо сказала Лиза, не делая попыток освободиться из его объятий.
Он опустил руку под юбку, нащупал ее голую упругую ягодицу и просунул пальцы еще глубже. Лиза ахнула и тихо застонала.
– Не надо, Джон… – прошептала она, закидывая в истоме голову.
Он, забыв обо всем на свете, поднял ее на руки и на подгибающихся ногах понес в соседнюю комнату, на кушетку у стены, которая, как он знал, не попадает в объектив видеокамеры…
Через десять минут, когда все было кончено, Лиза, ласково улыбаясь, поднялась с кушетки и на минуту вышла в другую комнату. Джон лежал навзничь с блаженным выражением на лице. Такого он еще не испытывал. Лиза вернулась со стаканом сока, протянула ему:
– Попей, Джонни, освежись… Ты такой горячий мужчина…
Джон, глядя в ее сияющие глаза, принял стакан и жадно выпил его до дна. Лиза взяла стакан, таинственно улыбнулась и попятилась к выходу.
– Подожди… – шепнула она. – Не уходи. Я только отнесу стакан…
Джон, как ему ни хотелось остаться, должен был вернуться на свое рабочее место. Ничего не поделать, служба есть служба. Он хотел сказать об этом Лизе, прибавив, что они могут встретиться вечером после работы и продолжить занятия любовью у него дома, но веки его вдруг слиплись, он уронил голову на плечо и погрузился в сон.
Лиза посмотрела на спящего, быстро оделась, глянула на часы – препарат действует ровно час, – отцепила от пояса Джона ключи и направилась к комнате наблюдения. Ей нужно было торопиться.
…Елизавета Макарова была девушкой примерной. Родители дали ей отличное воспитание, она владела английским, как родным, и чудно играла на рояле. Будучи студенткой МГУ, она познакомилась с Игорем. Их чувство развивалось стремительно, и к концу учебы они поженились. Пара была на удивление красивой. Перспективы – самые радужные. Она – журналист, он – дипломат, с его талантами ему пророчили блестящую дипломатическую карьеру. Но, воспитанный дедом-полковником и отцом-генералом, Игорь твердо считал, что каждый молодой человек обязан отдать долг Родине – пройти службу в армии. Он подал заявление и через месяц лейтенантом уехал в Чечню. Сказал, что полтора года пролетят незаметно. Обещал приехать в отпуск. И погиб. Спустя два месяца после отправки. Как ей сказал приехавший сослуживец Игоря, он и почти весь его взвод погибли из-за предательства штабистов.
В ней тогда словно что-то выгорело. Жизнь остановилась. Хотелось только одного – отомстить за его смерть. Она пошла в ФСБ. Сначала ее и слушать не стали, потом предложили пройти собеседование… Через два года она стала профессиональным разведчиком. А вскоре ее с подходящей легендой командировали в Лондон, где она поступила на должность горничной в недавно приобретенный особняк Льва Осиповича Бирчина. В Москву от агента по прозвищу Сверчок стала поступать бесценная информация о деятельности опального олигарха…
Лиза открыла дверь и вошла в комнату. Действовала она предельно хладнокровно. Сначала осмотрела мониторы. Так, садовник возится у кустов, второй охранник курит возле ворот – отлучаться от них он не имеет права, – повар возится на кухне, Стивена не видать.
Она нашла магнитофоны, на которые записывались разговоры в доме. Магнитофонов было три, на каждом – педантичная надпись. Этот – для гостиной, этот – для винного погреба, этот – для атриума.
Ей нужна была последняя, сегодняшняя запись из атриума. Москва требовала информации. Самой последней и самой точной. У Лизы не оставалось выбора, и она отдалась этому рыжему болвану, который обслюнявил ей все ноги… Словно в грязи измазал. Но эта грязь к ней не приставала. Она просто не воспринимала подобную связь. Если бы она хоть на минуту задумалась о ней, она бы сошла с ума от одного только прикосновения Магомеда – потенциального убийцы Игоря. Но думать об этом воспрещалось. Прежде всего – работа. Она сама согласилась на все условия и теперь не должна была относиться к себе как к обычной женщине, могущей чувствовать и страдать. Она – инструмент для достижения цели, для выуживания информации. И все. Остальное принадлежало Игорю, и только ему, – и давно умерло вместе с ним.
Поглядывая на часы и на экраны мониторов, она отмотала запись назад примерно на сорок минут разговора. На большее времени у нее не было. Она не могла рисковать, переписывая запись. Магнитофоны могли иметь блокираторы несанкционированной перезаписи. Поэтому требовалось все запомнить. Но сегодняшний разговор в атриуме был недолог. Галаев торопился и вообще был хмур и молчалив, не лез со своими обычными сальными шуточками. Так что сорока минут должно хватить.
Лиза включила воспроизведение и затаила дыхание после первых же услышанных слов. Не зря Москва была так настойчива…
Джон проснулся оттого, что кто-то тихонько щекотал ему ухо. Он открыл глаза и увидел смеющееся лицо Лизы, склоненное над ним.
– Просыпайся, – сказала она, поглаживая его по веснушчатой руке.
– Я что, уснул? – игриво спросил он, прижимая ее к себе.
Мгновенно усыпленный специальным составом, он даже не понял, что проспал целый час. Ему казалось, что он на секунду смежил веки.
– Наверное, ты устал… – улыбнулась Лиза. – Я тебе не мешала. Но потом решила, что тебе все же надо возвращаться. Мало ли что…
– Так я правда спал? – не поверил Джон. Он глянул на часы, охнул и вскочил с кушетки. – Я же спал целый час! Я вылечу с работы…
– Не волнуйся, Джонни, – успокоила его Лиза. – Никто ведь не знает, что ты немного вздремнул. В доме было тихо, так что повода для волнений нет. Возвращайся на место и ни о чем не думай. Все о’кей…