О том, как нибелунги[250]ехали к гуннам

 

 

Теперь оставим гуннов — нам рассказать пора

О хлопотах и сборах бургундского двора.

Гостей богаче вормсцев не видел мир давно.

Оружье, платье, скакуны — всё было им дано.

 

С собой на праздник Гунтер взял витязей лихих.

Шло к гуннам десять сотен и шесть десятков их,

А также девять тысяч слуг и простых бойцов.

Оплакали друзья потом всех этих удальцов.

 

Но вот коней взнуздали, настал прощальный миг,

И шпейерский епископ, уже седой старик,

Пригожей Уте молвил: «Король готов отбыть.

Пусть наших родичей господь не даст врагам сгубить».

 

Сказала детям Ута: «Останьтесь здесь все трое.

Приснился нынче ночью мне сон дурной, герои,

Как будто всех пернатых в Бургундии у нас

Сразил неведомый недуг в один и тот же час».

 

«Не страшны сны дурные, — воскликнул Хаген гордо, —

Тому, кто служит долгу и чести верен твёрдо.[251]

Поэтому на месте владыки моего

Я постарался б тотчас же отбыть на торжество.

 

Отправиться к Кримхильде мы все отнюдь не прочь.

У ней найдётся дело любому, кто охоч

Во имя государя отвагою блеснуть».

Потом он горько пожалел, что торопился в путь.

 

Конечно, Хаген дал бы совет совсем иной,

Когда б не донял Гернот его насмешкой злой.

Тот бросил: «Хаген помнит, кем Зигфрид был убит,

Вот и боится, что он сам Кримхильдой не забыт».

 

Владетель Тронье вспыхнул: «Нет, страх неведом мне.

Коль скучно, государи, вам жить в родной стране,

Последовать за вами я к Этцелю готов».

Немало изрубил он там и шлемов, и щитов.

 

Уже суда стояли у берега реки.

Взялись грузить проворно поклажу смельчаки.

До самого заката хватило им хлопот.

Всем не терпелось поскорей отправиться в поход.

 

Велел король бургундский за Рейном стан разбить:

Ещё хоть ночь Брюнхильда хотела с ним пробыть,

И до рассвета Гунтер с супругою вдвоём

Утехи ложа брачного вкушал в шатре своём.

 

С зарёю трубным звуком был лагерь пробуждён.

В последний раз герои прижали к сердцу жён.

Не довелось обняться им больше никогда —

Друг с другом разлучила их Кримхильда навсегда.

 

Сынам пригожей Уты служил один вассал

Усердно, верно, храбро, как долг повелевал.[252]

В то утро он открыто признался королю:

«О том, что едете вы всё ж, глубоко я скорблю».

 

Затем добавил Румольт — так звался тот смельчак —

«Уж если здесь остаться не склонны вы никак,

Скажите хоть, кто должен без вас престол блюсти.

Ах, для чего себя послам вы дали обвести!».

 

— «Хранить мой трон и сына ты, Румольт, будешь сам.

Изволь повиноваться во всём желаньям дам,

И облегчай посильно несчастным бремя бед,[253]

И не страшись, что причинят нам у Кримхильды вред»

 

Давно уж наготове стояли скакуны

Герои, нетерпеньем и радостью полны,

Перед дорогой дальней спешили жён обнять.

Как горько из-за них родне пришлось потом стенать!

 

Но вот они толпою пошли к коням своим,

А дамы сокрушённо вослед глядели им.

Наверно, сердце многим шептало в этот час,

Что видят братьев и мужей они в последний раз

 

Заколыхались стяги, ряды пришли в движенье.

Следили за бойцами в тревоге и волненье

Их земляки-бургунды с обоих склонов гор,

А витязи ликующе неслись во весь опор.

 

Так вместе с королями отправились в поход

Вассалы-нибелунги[254]— их было десять сот

И всех, вдали от ближних, у гуннов смерть ждала:

Кровь Зигфрида по-прежнему Кримхильде сердце жгла.

 

Взял Данкварт, смелый воин, дружину под начал,

А Хаген, муж бывалый, пред строем первый мчал

И выбирал дорогу для спутников своих.

В восточную Франконию вдоль Майна вёл он их.

 

Оттуда к Швальбенфельду[255]герои поскакали.

Был вид их так отважен, доспехи так сверкали,

Что всюду им немало дивился люд честной.

К Дунаю подошёл отряд с двенадцатой зарёй.

 

Владетель Тронье первым спустился вниз к воде —

Бессменно нибелунгов он охранял везде.

На землю спрыгнул Хаген с поводьями в руке

И привязал коня к ветле, от волн невдалеке.

 

Была пора разлива, на всей реке — ни судна.

Смекнули нибелунги, что им придётся трудно:

Не переплыть Дуная — он чересчур широк.

Попрыгали они с коней в тревоге на песок.

 

«Король, — воскликнул Хаген, — опасность перед нами.

Седой Дунай разлился, он весь покрыт волнами,

И если вы решите переправляться тут,

Боюсь, что многие на дно сегодня же пойдут».

 

В сердцах ответил Гунтер: «Я это вижу сам,

И вы нас не стращайте, а помогите нам.

Ступайте, поищите — авось, найдётся брод,

Где люди переправятся да и обоз пройдёт».

 

«Ну, нет, — промолвил Хаген, — тонуть не склонен я.

На кое-что получше сгодится жизнь моя.

Сведут меня в могилу лишь дорогой ценой —

Сначала гунны силою померятся со мной.

 

На поиски пойду я, а вы побудьте здесь.

Наверно, перевозчик[256]тут где-нибудь да есть.

В край Гельфрата[257]доставит он всех нас, короли».

И поднял Хаген удалой свой добрый щит с земли.

 

Герой на левый локоть надел его затем,

До глаз на лоб надвинул стальной блестящий шлем

И меч поверх кольчуги на пояс привязал.

Тот обоюдоострый меч любой доспех пронзал.

 

По зарослям прибрежным бродя туда-сюда,

Воитель вдруг услышал, как плещется вода,

И вскоре ключ прохладный предстал его глазам.

Купались сёстры вещие[258]со звонким смехом там.

 

Подкрадываться Хаген к ним стал, держась в тени,

Однако различили его шаги они

И вовремя отплыли, и он их не настиг,

Хоть их одеждой завладел за этот краткий миг.

 

Сказала Хадебурга, одна из вещих жён:

«Коль вами будет, Хаген, наряд наш возвращён,

Мы вам, достойный витязь, откроем сей же час,

Чем празднество у Этцеля закончится для вас».

 

Носясь, как птицы, сёстры едва касались волн,

И, видя это, Хаген был нетерпенья полн:

Коль скоро им проникнуть в грядущее дано,

У них обязан вызнать он, что статься с ним должно.

 

Промолвила вещунья: «Ручательство даю,

Что с вами не случится беды в чужом краю.

Без страха отправляйтесь и знайте наперёд —

Окажут вам у Этцеля неслыханный почёт».

 

Словам её был Хаген так неподдельно рад,

Что сразу отдал сёстрам волшебный их наряд.[259]

Когда ж его надели провидицы опять,

Они решились витязю всю правду рассказать.

 

Воскликнула Зиглинда, вторая из сестёр:

«Сын Альдриана Хаген,[260]мы лгали до сих пор,

Боясь, что, рассердившись, уйдёшь ты с нашим платьем.

Знай, угрожает смерть тебе и всем твоим собратьям.

 

Вернись, пока не поздно, иль ждёт тебя конец.

Не с доброй целью к гуннам ты зазван, удалец.

Вы едете на гибель, а не на торжество.

Убьют вассалы Этцеля вас всех до одного».

 

«Не лгите, — молвил Хаген, — вам это ни к чему.

Не может быть, чтоб пали мы все лишь потому,

Что нам одна особа мечтает навредить».

Тут попытались сёстры вновь пришельца убедить.

 

Одна из них сказала: «Назначено судьбою

Тебе лишиться жизни и всем друзьям с тобою.

Нам ведомо, что только дворцовый капеллан

Вернётся в землю Гунтера из чужедальних стран».

 

Отважный Хаген вспыхнул: «Довольно слов, всезнайки!

Того сочту я смелым, кто скажет без утайки

Трём нашим государям, что перебьют всех нас.

Ответьте лучше, как попасть нам за Дунай сейчас».

 

Она ему: «Коль скоро стоишь ты на своём,

То знай: вверх по теченью есть за рекою дом.

Живёт в нём перевозчик, и тут другого нет».

Заторопился Хаген прочь, чуть выслушал ответ.

 

«Постойте! — закричала из вещих жён одна. —

Вам, Хаген, на прощанье совет я дать должна,

Чтоб ваш отряд в дороге не потерпел урон.

Страной владеет здесь маркграф, зовётся Эльзе он.

 

Брат Эльзе Гельфрат правит баварскою землёй.

По ней вам ехать надо с опаскою большой.

Всего же пуще бойтесь рассориться в пути

С тем, без кого вам ни за что Дунай не перейти.

 

Так вспыльчив перевозчик, что худо вам придётся,

Коль с ним у вас размолвка иль ссора заведётся.

Пускай ему заплатит за труд владыка ваш.

Слуга он верный Гельфрату и переправы страж.

 

Коль ждать он вас заставит, кричите что есть сил:

«Я — Амельрих злосчастный» — такой боец тут жил,

Но родину покинул, спасаясь от врагов.

К вам перевозчик приплывёт, услышав этот зов».

 

Признательность воитель ей выразил кивком

И, с сёстрами расставшись, в кустах исчез молчком.

Он берегом песчаным пошёл вверх по реке

И вскорости увидел дом за нею вдалеке.

 

Он крикнул так, что голос донёсся за Дунай:

«Живее, перевозчик, мне лодку подавай.

Коль на баварский берег меня перевезёшь,

Получишь золотой браслет — взгляни, как он хорош».

 

Богат был перевозчик,[261]ни в чём не знал нужды.

Не очень-то прельщался он платой за труды

И слуг держал надменных, хозяину под стать.

Долгонько Хагену пришлось на берегу стоять.

 

Тогда, перекрывая шум волн и ветра вой,

Герой возвысил снова могучий голос свой:

«Я — Амельрих, служивший у Эльзе вплоть до дня,

Когда изгнали с родины мои враги меня».

 

Браслет он в воздух поднял на острие клинка,

Чтоб золото увидел гордец издалека

И низменную алчность оно в нём разожгло.

Тут перевозчик наконец схватился за весло.

 

Для молодой супруги решил он взять браслет.

Кто обуян корыстью, тому спасенья нет.

На золото польстился по жадности глупец

И в стычке с грозным Хагеном нашёл себе конец.

 

Проворно перевозчик Дунай преодолел,

Но за рекой не встретил того, кого хотел,

Чем был в такую ярость и злобу приведён,

Что Хагену отважному свирепо бросил он:

 

«Хоть Амельрихом тоже, быть может, вас зовут,

Другого человека я мнил увидеть тут.

Мы с ним родные братья, а вы солгали мне.

Сидите в наказание на этой стороне».

 

«Свой гнев, — ответил Хаген, — уймите, бога ради,

И знайте: не придётся вам нынче быть в накладе,

Коль вы перевезёте товарищей моих,

С которыми приехал я сюда из стран чужих».

 

Воскликнул перевозчик: «Не трать напрасно слов.

У тех, кому служу я, немало есть врагов,

И к ним я не намерен возить бог весть кого.

Коль жизнь твоя тебе мила, прочь с судна моего!»

 

«И всё ж браслет возьмите, — сказал герой ему. —

Придёте вы на помощь отряду моему.

Коней в нём десять сотен да столько ж человек».

Но перевозчик закричал: «Не быть тому вовек!»

 

Веслом своим тяжёлым спесивец что есть сил

С размаху чужестранца по голове хватил,

И Хаген на колени упал, ошеломлён.

Гневливей перевозчика ещё не видел он.

 

Затем, чтоб не поднялся пришедший в ярость гость

И взяться за оружье ему не удалось,

Силач врага ударил по темени багром,

Но это для него, увы, не кончилось добром.

 

Багор о шлем разбился, а Хаген вынул меч,

И голова скатилась у грубияна с плеч,

И витязь, вслед за телом, швырнул её на дно,

О чём бургундам было им потом сообщено.

 

Едва вассала Эльзе бургунд успел сразить,

Как лодку тут же стало течением сносить.

Встал на корме воитель и на весло налёг

И всё же повернуть назад отнюдь не сразу смог.

 

Вверх по Дунаю судно в конце концов пошло,

Но тут переломилось широкое весло.

Хоть не нашлось другого, не оробел смельчак.

Ремнём подщитным он связал обломки кое-как

 

И к берегу причалить с большим трудом сумел.

Над самою водою там лес густой шумел

И ждал вассала Гунтер с дружиною своей.

Сбежалась Хагена встречать толпа богатырей.

 

Бургунды были рады, что витязь с ними вновь.

Когда же увидали они на судне кровь

Спесивого невежи, чью голову он снёс,

Друзьями задан Хагену был не один вопрос.

 

Шёл пар от свежей крови, и Гунтер угадал,

Как завладел ладьёю его крутой вассал.

Спросил он: «Где же судно вы, Хаген, раздобыли

И где же перевозчик сам? Знать, вы его убили?»

 

Отперся хитрый Хаген: «Нашёл я этот чёлн.

Он кем-то был привязан к ветле у самых волн,

А перевозчик даже не встретился со мною,

И если вправду он убит, не я тому виною».

 

Король бургундский Гернот прервал беседу их:

«Я сильно опасаюсь за жизнь друзей своих —

Вдруг опрокинет лодку волною невзначай.

Как мы без перевозчиков переплывём Дунай?»

 

Воскликнул Хаген: «Слуги, поклажу снять с коней!

Служил на перевозе я в юности своей

И равного мне было на Рейне не найти.

Даст бог, сумею к Гельфрату я вас перевезти».

 

Коней загнали в воду ударами кнутов,

Чтоб вплавь они пустились одни, без седоков,

И реку переплыли лихие скакуны,

Хоть многие и были вниз теченьем снесены.

 

На судно погрузили затем казну и кладь,

И стал владетель Тронье друзей переправлять.

Когда б он не работал весь этот день веслом,

Не быть бы многим витязям на берегу другом.

 

Он десять сотен вормсцев сперва отвёз туда,[262]

Потом своих вассалов — красавцев хоть куда,

А после девять тысяч простых бойцов и слуг.

Трудился Хаген допоздна, не покладая рук.

 

Когда отряд успешно им был перевезён,

Владетель Тронье вспомнил слова тех вещих жён,

Которых за купаньем врасплох он захватил.

За это жизнью капеллан чуть-чуть не заплатил.

 

Над утварью церковной стоял сей муж святой,

Руками опираясь о бок челна крутой.

Не послужил защитой ему духовный сан —

Был за борт сброшен Хагеном несчастный капеллан.[263]

 

«Остановитесь, Хаген!» — вскричали смельчаки,

Извлечь пытаясь жертву из бурных вод реки.

Млад Гизельхер от гнева едва не онемел,

Но Хаген всё ж свой замысел осуществить сумел.

 

Король бургундский Гернот сказал ему в сердцах:

«За что погибнуть должен наш капеллан в волнах?

Зачем в Дунай глубокий его швырнули вы?

Любой другой лишился бы за это головы».

 

Священник бедный на борт карабкался напрасно —

В беде бургунды были помочь ему не властны:

Ладьёю правил Хаген, а он концом шеста

На дно спровадить норовил служителя Христа.

 

Надежду на спасенье утратив наконец,

Пустился вплавь священник, хоть был плохой пловец.

И от жестокой смерти его избавил Бог:

Добрался он до берега и вылез на песок.

 

Стал выжимать он платье, благодаря Творца.

Увидел это Хаген и помрачнел с лица,

А про себя подумал: «Нам всем конец суждён.

Не ложь, а правду слышал я от этих вещих жён».

 

Едва была поклажа на сушу снесена,

Владетель Тронье в щепы разнёс борты челна[264]

И отогнал подальше от берега его

К большому изумлению отряда своего.

 

Спросил в смятенье Данкварт: «Что ты наделал, брат?

На чём же мы поедем, когда на Рейн назад

Из королевства гуннов нас Гунтер поведёт?»

Но Хаген не сказал ему, что за удел их ждёт.

 

Он только молвил: «Судно я изломал сейчас,

Чтоб ни один предатель, коль есть такой меж нас,

Покинуть не решился товарищей в беде.

Пусть знает: трусу всюду смерть — и в сече, и в воде».

 

С бургундами на праздник скакал один боец.

Он звался шпильман Фолькер, и этот удалец

В делах был смел и пылок, в речах — остёр и прям.

Понравился ему ответ, что Хаген дал друзьям.

 

Коней бойцы взнуздали и собрались в дорогу.

У них пока что было потерь совсем немного:

Пришлось лишь капеллану вернуться с полпути

И в одиночестве, пешком, домой на Рейн брести.

 

Авентюра XXVI