Основные философские идеи Нового Завета.

Те отношения, в которых состоят Бог и человек, выступают как откровение. Откровение есть непосредственное волеизъявле­ние Бога по отношению к человеку, адресату этого волеизъяв­ления. Информация, исходящая от Бога, принимается субъек­том безоговорочно как абсолютный критерий человеческого поведения и познания, принимается на веру, т.е. она для чело­века абсолютно убедительна. Бог — и соответственно Ветхий За­вет, Новый Завет, писания святых — открывает человеку тай­ны мира и божественную волю, человек обязан верить Богу. Иного не дано.

Концепция откровения и веры имеет два, казалось бы, про­тивоположных по содержанию источника. Один ориентирует на сверхчувственную реальность, идеальное, которое в соответствии еще с Платоном не может быть эмпирическим и вообще непосредственно познаваемым. Другой источник настаивает на неопосредованности откровения. Откровение столь же неопо­средованно, как и чувство. Соотношение опосредованного и не­опосредованного в откровении и вере, в духовной жизни чело­века всегда привлекало внимание средневековых философов.

Широко известно изречение Тертуллиана "Верую потому, что абсурдно". Здесь отрицается сама необходимость рацио­нального осмысления откровения. В XI в. Анселъм приходит к формуле "Верю и понимаю", а в XIII в. Фома Аквинский стре­мится достичь гармонии между верой и разумом, но при при­оритете веры. Соединить мысль и чувство оказывается очень непростым делом, их часто разводили, приходя к концепции двойственной истины. Ибн Рушд считал, что истинное в философии и науке может быть ложным в теологии и наоборот. Концепция двойственной истины обычно используется для ав­тономного развития теологии и религии, философии и науки. В средние века эта концепция использовалась для борьбы с суевериями и засильем церкви.

Напряженность религиозной жиз­ни так или иначе приводила к необходимости трансформации религиозных установок в правила поведения, в практическую философию. Здесь, конечно же, всегда была возможность со­слаться на авторитеты, на откровения, следуя Нагорной про­поведи Христа, где он говорил: "Итак, будьте совершенны, как совершен Отец небесный". А это значило: не убей, не пре­любодействуй, возлюби ближнего своего и врага, делай другим, что хотел бы, чтобы они делали тебе, и т.п. Вроде бы, следуя этим правилам, христианин мог искать меру и оценку своих пре­грешений и заслуг вовне, у других людей, особенно у священ­ника, который налагал наказание в виде поста, длительных мо­литв. После того как наказание было исполнено, человек считал себя примиренным с Богом, но его собственное Я при этом бы­ло задействовано слабо. Это отметили средневековые филосо­фы, которые подготовили переворот, заключавшийся в необхо­димости погружения в самые глубокие пучины своего собственного Я; ведущую роль стало играть самосознание субъ­екта. Особая заслуга в открытии индивидуальности морально­го поведения человека принадлежала Абеляру. В последние века средневековья покаяние, все связанные с ним страдания и слезы выступают как результат напряженной внутренней духовной жизни субъекта. Этические нормы, правила выступа­ли как необходимое продолжение чувств-эйдосов. Это были отнюдь не рядовые правила поведения, а достижение высоко­нравственных идеалов. Но тогда становится понятным, поче­му Нагорная проповедь Христа и поныне сохраняет свое зна­чение. Христианство принесло новые нравственные принципы. Список этих принципов не оставался неизменным, что-то отвер­галось, что-то видоизменялось, число критиков христианства росло, но на почве непредвзятого анализа нельзя не признать, что субъективизация духовной жизни человека и выработка на этой основе нравственных принципов — огромный шаг вперед в понимании человека и общества.

Средневековые философы — в соответствии с содержанием Нового Завета — при осмыслении общества ставили на первое ме­сто не политику и не экономику, а нравственность, точнее, нрав­ственные принципы.