Национальное государство в Месопотамии

Национальное государство в Месопотамии, отличаясь по своим функциям от города-государства, проявляло активность не столько в экономическом, сколько в политическом плане. Как город-государство, так и национальное государство были державными структурами, переросшими в конце концов чисто человеческий уровень; оба имели своей высшей точкой великого бога. Однако, если черты города-государства сходились как в фокус к великому богу в том его качестве, в котором он был частным гражданином космического государства, черты национального государства фокусировались в великом боге в том его качестве, в котором он был чиновником. Национальное государство стало, таким образом, продолжением правящего органа единственно подлинного и суверенного государства.

Правящим корпусом космического государства является, как мы помним, собрание богов. Здесь Ану руководит дебатами, тогда как Энлиль представляет исполнительную власть в качестве шерифа и командующего вооруженными силами. Впрочем, хотя Энлиль выражает элемент силы в мировом правительстве, он не является ее единственным носителем. Собрание может назначить любого из своих членов для поддержания внутреннего порядка и для руководства вооруженными силами, объявив его царем. Бог, избранный царем, выполняет тогда эти функции среди богов, в то время как на земле он действует через своего наместника, правителя города-государства. Этот наместник соответственно доминирует над другими правителями в Месопотамии и через них — над их городами-государствами. Например, тот период времени около середины II тысячелетия до н. э., когда города-государства Инанны, а именно Киш и Агаде, последовательно властвовали над Месопотамией, был «периодом царствования Инанны». Позже, когда доминировал Ур, его бог Нанна исполнял должность царя среди богов.

Узы, связывающие Энлиля с этими исполнительными функциями, были, однако, столь сильны, что царская власть часто упоминалась просто как «функция Энлиля» и предполагалось, что бог, занимавший эту должность, действовал под руководством Энлиля.

Царские функции были двоякими: наказывать злодеев и поддерживать закон и порядок внутри страны и вести войны и защищать Месопотамию от нападений извне. Для уяснения теории можно привести два примера.

Когда Хаммурапи после тридцати лет правления небольшим городом-государством Вавилон сумел подчинить всю Южную Месопотамию, его успех значил — в космических терминах, — что Мардук, городской бог Вавилона, был избран божественным собранием, действовавшим по указаниям его предводителей Ану и Энлиля, для выполнения функций Энлиля. Соответственно наместнику Мардука среди людей, Хаммурапи, было доверено выполнение этих функций на земле. Хаммурапи рассказывает об этом следующим образом:

Когда Ану всевышний,

царь Ануннаков,

Энлиль,

Владыка небес

и тверди,

что назначают

странам судьбы,

Мардуку —

первородному сыну

Энки,

господство

над всеми людьми

вручили,

среди Игигов

его возвеличили,

Вавилон

его именем высоким назвали,

на четыре страны света

могущество его простерли,

и там

вечную — царственность,

чье, как небес

и земли

основание

прочно, — установили,

тогда

Ану и Энлиль,

Хаммурапи,

государя

славного,

богов почитающего — меня,

справедливость

в стране

дабы воссияла,

беззаконие, зло

дабы уничтожить,

сильный

слабого

не угнетал бы,

чтобы, словно Уту,

я восходил бы

и страну

озарял…4

Мардук, как мы видим из этого отрывка, служит исполнителем шоли Энлиля, а Хаммурапи — Мардука. Поскольку отрывок взят из введения в кодекс законов Хаммурапи, вполне естественно, что те из функций Энлиля, которые имеют отношение к поддержанию закона и порядка, подчеркнуты особо.

Прежде, чем функции Энлиля перешли к Мардуку и Вавилону, они выполнялись городом Исином и его богиней Нининсиной. Мы можем процитировать текст, в котором богиня сама говорит о своих обязанностях; она подчеркивает свои функции в качестве предводителя в иноземных войнах:

Когда сердце Энлиля, Могучего Утеса, взъярилось,

Когда пред страною враждебной он брови нахмурил,

Судьбу страны той (мятежной решил,

Тогда отец мой Энлиль в страну мятежа меня направил,

страну, пред которою он брови нахмурил,

И я, дева, герой, воин могучий —

я, на них иду я!5

Далее она описывает наказание, которому ее вооруженные силы подвергают чужую страну, и рассказывает, как она представляет отчет Энлилю в Ниппуре.

Поскольку наместник действует для бога города, даже когда бог города выбран царем и выполняет функции Энлиля, то назначение наместника в этом случае также не является уже частным делом бога города; необходимо согласие собрания богов. Соответственно этому мы узнаем, что, когда бог Ура, Нанна, становится царем богов, он должен отправиться в Ниппур, ходатайствовать о должности для своего наместника, Шульги. В Ниппуре Нанна получает аудиенцию у Энлиля и его предложение принимается. Энлиль говорит:

Да несет кару странам мятежным пастырь мой Шульги.

Да говорит справедливость его устами6.

Он упоминает два важнейших аспекта службы: предводительство в войне и поддержание правосудия. Затем Нанна передает своему земному протеже радостную новость о том, что его кандидатура принята.

Более полное и детальное описание такого подтверждения назначения на должность содержится в петиции правителя Исина, Ишме-Дагана. Сначала он просит, чтобы Энлиль дал ему в подчинение север и юг и чтобы Ану, по совету Энлиля, передал ему все пастушьи посохи. Затем каждого из других великих богов просят добавить что-либо, оказать специальную помощь. Когда, таким образом, должность и связанные с ней прерогативы оказываются полностью очерченными, царь просит:

Да скажут Энки, Нинки, Энул, Нинул и все великие Ануннаки, что решают судьбы, и боги-хранители Ниппура и духи-защитники Экура

среди великих богов

о доле, той, что они назначили,

свое непреложное: «Да будет!»7.

Другими словами, да подтвердит собрание богов это назначение голосами одобрения.

Тот факт, что месопотамская вселенная мыслилась как государство — что боги, которым принадлежали различные управляемые ими города-государства, связанные между собой в единство высшего порядка, т. е. в собрание богов, обладавшее исполнительными органами для оказания внешнего давления, а также внедрявшее закон и порядок внутри, — имел далеко идущие последствия в истории Месопотамии, определяя взгляды древних на исторические события и понимание этих событий. Это заметно усилило тенденции к политическому объединению страны, санкционируя даже самые жестокие средства, использовавшиеся для этой цели. Ибо в каждом завоевателе, если он имел успех, видели агента Энлиля. Это также давало — даже во времена, когда национальное единство стояло на низком уровне и многие из городов-государств были во всех практических отношениях независимыми единицами, — основу, на которой могло действовать международное право. Уже на заре истории мы видели, что пограничный спор между соседними городами-государствами — Лагашем и Уммой — рассматривался как спор между двумя божественными землевладельцами — Нингирсу, богом Лагаша, и Шарой, богом Уммы. В качестве такового он мог быть передан в суд на рассмотрение Энлиля в Ниппуре. Энлиль провел в жизнь свое решение через правителя, который был в то время его человеческим представителем, Месилима, царя Киша. Месилим измерил спорную территорию и отметил границу, назначенную Энлилем8.

Сходным образом и другие «цари» в ходе истории Месопотамии служили посредниками и судьями в спорах между городами-государствами, выполняя свои задачи как представители Энлиля. Так, например, Утухенгаль из Урука, после того как он освободил и объединил Шумер, уладил пограничные споры между Лагашем и Уром9. Далее, Ур-Намму, первый из царей Третьей Династии Ура, предстал с аналогичным спором перед судьей богов, богом солнца Уту, и «в согласии с праведным приговором Уту он выяснил и подтвердил (с помощью свидетелей) лежащие в основе факты»10.

Эта тенденция рассматривать то, что в чисто человеческих терминах было открытым конфликтом сил, в качестве легальной процедуры в государстве богов, в качестве исполнения божественного вердикта, предстает в полном свете в надписи, в которой Утухенгаль рассказывает, как он освободил Шумер от гутийских угнетателей11. Рассказав во введении о недостойном характере учрежденного гутиями правления, Утухенгаль переходит к рассказу о том, как Энлиль произнес вердикт, лишающий их власти. Исполнение повеления Энлиля поручается Утухенгалю, назначается божественный депутат для сопровождения последнего, и Утухенгалю поручается действовать в качестве законного уполномоченного агента. В конце мы узнаем о его победе.

Функция, которую выполняло национальное государство как продолжение исполнительных органов космического государства, была важной, но не необходимой. Было время, когда царская власть оставалась на небе у Ану и еще не спустилась на землю, и были времена в истории, когда боги не назначали человеческого царя на земле. Вселенная все же существовала. И точно так же, как национальное царство само по себе не было необходимым, так и любое практическое замещение этой должности было еще менее необходимым. Время от времени бог и город, исправлявший царскую власть, признавались непригодными для выполнения этой функции, хотя бы по той причине, что божественная ассамблея желала перемен. Тогда город «поражался оружием» и царственность либо передавалась другому богу, либо временно приостанавливалась. Когда намечались такие зловещие события, царский город начинал чувствовать, что его хватка ослабевает, что его правление становится неэффективным. Все знаки и знамения становились путаными, боги переставали давать ясные ответы на то, о чем их вопрошали люди, приказания не передавались, появлялись зловещие предзнаменования, и люди с дурными предчувствиями и страхом ожидали катастрофы.

Боги обреченного города страдали вместе с ним. Мы знаем, например, о чувстве, которое охватило Нингаль, богиню Ура, в дни, когда приближалось падение этого города, когда предстоящее собрание богов должно было постановить, что царствование, которое осуществлял Ур, должно быть отнято у него, а сам город должен погибнуть в чудовищной и ужасной буре, насланной Энлилем. Сама богиня рассказывает об этих днях:

Когда я скорбела в ожидании бури,

бури, назначенной мне судьбою,

дня гореваний тяжких, что был на меня возложен,

на меня, на жену,—

и хотя я дрожала в предчувствии этой бури,

бури, назначенной мне судьбою,

дня гореваний тяжких, что был на меня возложен,

этого жуткого дня — бури, назначенной мне судьбою,—

я не могла убежать ото дня моего рокового.

И тут ощутила я — нет счастливого дня моему правленью,

Ни одного счастливого дня моему правленью!

И хотя я дрожала в ожидании этой ночи,

ночи горчайшего плача, назначенной мне судьбою, —

я не могла убежать от той роковой моей ночи!

Потопу подобная буря, ужас ее разрушений легли в меня камнем!

И нету мне сна

На ночном моем ложе,

Нет мне забвенья

На ложе покоя!

Ибо горькому плачу народ обречен мой!

И хотя бы грызла землю —

корова в поисках своего теленка, — мне не вернуть мой народ обратно,

ибо горькое это горе городу моему суждено судьбою.

И хотя бы я птицей крыльями била, птицею полетела б в мой город, —

Но городу моему — разрушену быть — до основанья,

Но Уру моему погублену быть — лечь развалинами.

Ибо буря с небес к нему протянула руки.

И хотя я вопила пронзительно, громко кричала:

«Буря, (назад уходи, возвращайся в (свою) пустыню!» —

но буря груди своей не повернула12.

Хотя Нингаль знает, что дело безнадежно, что у богов уже все решено, она делает все, на что она способна, чтобы отговорить собрание, когда произносится роковой вердикт, сначала умоляя руководителей Ану и Энлиля, затем, когда это не удалось, даже делая последнюю попытку обратиться ко всему собранию в целом — все безрезультатно.

И воистину, обратясь к совету, где собиралось собрание,

Когда Ануннаки, (решеньем) связав себя, все вместе воссели,

Я ползла на коленях, я тянула руки,

Перед Аном потоки слез проливала,

К Энлилю мольбы свои обращала:

«Неужто же городу моему разрушену быть?» — так говорила.

«Неужто же Уру разрушену быть?» — так говорила.

Но Ан на слова мои не обернулся.

Но Энлиль не сказал: «Хорошо, да быть по сему», не успокоил мне сердца.

Ибо дали они приказ — мой город разрушить.

Ибо дали они приказ — Ур уничтожить.

И всех его жителей присудили к смерти13.

И вот Ур пал под натиском варваров. Боги решили — как говорит другой гимн об этом событии —

Донести до тех дней, отменить решение — пока буря бушует подобно потопу — уничтожить пути Шумера14.

Мы цитируем эти строки, потому что они подытоживают то, чем было чревато национальное царство. Национальное царство было гарантией «Шумерского пути» (т. е. пути цивилизованной Месопотамии), упорядоченного, законопослушного образа жизни. Его функция в мире заключалась в защите против врагов, в обеспечении того, чтобы в человеческих делах царили праведность и справедливость.

Государство и природа

Этим обсуждением города-государства и национального государства мы очертили функции государства людей в месопотамской вселенной вообще. Город-государство имел экономическую функцию. Он создавал для великого бога и для его окружения экономическую базу, которая позволила бы ему жить полной жизнью и беспрепятственно выявлять свою сущность. Национальное государство имело политическую функцию. Оно было продолжением исполнительных органов вселенского государства и проводило решения богов на человеческом уровне, обеспечивая вооруженную защиту их поместий, поддерживая справедливость и праведность как основу взаимоотношений своих слуг — людей.

Нам не следует, однако, расставаться с нашим предметом — функцией государства, прежде чем мы не обратим внимания на любопытный и интересный аспект, который иногда выпадает из поля зрения, когда государство людей рассматривается с точки зрения вселенского государства. Этот аспект есть отношение государства людей к природе.

Мы отметили, что город-государство дает экономический фон, который позволяет богам жить полной жизнью в ничем не стесняемом самовыражении. Это самовыражение было различным для различных богов. У каждого был свой особый образ жизни, свои собственные характерные обряды и обычаи. Это видно из больших культовых празднеств, которые иногда группируются вокруг свадебных обрядов, а иногда вокруг ритуальных драм, посвященных смерти и воскресению или же битве богов. Эти культовые празднества были государственным делом, зачастую царь или правитель города-государства исполняли главную роль в культовой драме. Но почему же они должны быть государственным делом?

Мы можем рассмотреть одно из этих культовых празднеств несколько подробнее. Примерно в конце III тысячелетия город Псин, который был тогда главным городом в Южной Месопотамии, праздновал ежегодно брак богини Инанны и бога Думузи, или Таммуза. Понятно, что брак должен быть типичной формой самовыражения для юной богини, и — с точки зрения вселенной как государства — вполне логично, что ее человеческие слуги и вассалы должны прислуживать на свадьбе и принимать участие в праздновании в качестве гостей и зрителей. Поскольку эта богиня является воплощением плодородия природы, а ее супруг, бог-пастух Думузи, воплощает в себе животворные силы весны, понятно, что это ежегодное соединение бога и богини и есть пробуждение природы весной. В браке этих божеств плодородие и творящие силы природы проявляются сами по себе. Но почему, спросим мы, должны человеческие слуги богов, человек-правитель и, по-видимому, жрица, преступить свой человеческий статус, принять на себя личности богов Думузи и Инанны и провести церемонию брака? Ибо это и имеет место в ритуалах. Ответ на этот вопрос отнесет нас назад к тем временам, когда взгляд на мир как на государство еще не сформировался, назад в те доисторические века, когда боги еще не были антропоморфными правителями государств и городов, а были еще непосредственно явлениями природы. В те дни позиция человека еще не была лишь позицией пассивного послушания; она взывала к активному вмешательству, как это происходит у многих примитивных народов и ныне. Один из догматов мифопоэтической логики заключается в том, что сходство и тождественность сливаются; «быть похожим» это то же, что просто «быть кем-то». Поэтому, будучи похожим, исполняя роль силы природы или бога, человек, осуществляя культ, облекался этими силами, сливался с ними, с личностью богов, и своими действиями после такого отождествления мог заставить соответствующие силы действовать так, как ему нужно. Отождествляя себя с Думузи, царь есть Думузи; точно так же и жрица есть Инанна, — наш текст прямо устанавливает это. Их брак есть брак животворных сил весны. Таким образом, через волевой акт человека достигается божественный союз, в котором есть всепроникающая животворная, возрождающая сила, от которой зависит, как гласит наш текст, «жизнь всех земель», а также ровное течение дней, обновление новолуний в течение всего нового года15.

С остальными видами культовых празднеств дело обстоит так же, как с этим брачным ритуалом. В драме смерти-возрождения человек становится богом растительности, богом травы и растений, которые исчезли после сухого лета и холодной зимы. Став богом, человек позволяет найти себя и таким образом вызывает возвращение бога, новой растительности, которая взрастает повсюду с приходом весны. Эти ритуалы обычно включают скорбные процессии, оплакивающие утраченного бога, нахождение его и триумфальное возвращение с ним16.

Тот же подход лежит в основе драмы, в которой разыгрывается битва. Каждый новый год, когда паводки угрожали ввергнуть страну в первобытный водный хаос, было существенно, чтобы боги вновь вступили в ту первобытную битву, в которой впервые был завоеван мир. И вот человек присваивал себе личность бога: в культовом обряде царь становился Энлилем, или Мардуком, или Ашшуром и в качестве бога боролся с силами хаоса. В самом конце месопотамской цивилизации, за несколько столетий до нашей эры царь в Вавилоне каждый новый год превращался в Мардука и побеждал Кингу, вождя вражеских войск Тиамат, сжигая ягненка, в котором было воплощено это божество17.

В этих празднествах, носивших государственный характер, государство людей участвовало в управлении природой, в поддержании упорядоченного космоса. Ритуалами человек обеспечивал возрождение природы весной, выигрывал космическую битву против хаоса и ежегодно творил заново из хаоса упорядоченный мир.

Хотя эти функции государства людей были в известной степени соединены со взглядом на вселенную как на государство, хотя празднества рассматривались как деятельность, самовыражение божественной знати — браки богов, их битвы, их смерть и воскресение, — в которых люди принимали участие так, как принимали бы участие слуги в великих событиях жизни своих хозяев, тем не менее более глубокое значение, внутренний смысл этих празднеств лежит вне взгляда на вселенную как на государство и не вполне им обосновывается. Поэтому не следует удивляться тому, что они не могут выступать в правильной перспективе при изложении этого взгляда; они представляют собой более древний слой «спекулятивной мысли».

Согласно взгляду на мир как на государство человек есть раб великих космических сил, он служит им и подчиняется им, и единственное, чем он может повлиять на них, — это молитва и жертва, т. е. уговоры и дары. Согласно древним взглядам, породившим празднества, человек мог сам стать богом, мог сам воплотиться в великие космические силы вселенной, окружающие его, и мог справиться с ними путем действия, а не только мольбы.