Обида, Карна и Желя — вестницы смерти

 

В «Слове о полку Игореве» поражение Игорева войска и последующее вторжение половцев описыва­ются как космическое бедствие. С дерева падает на землю злове­щий Див-грифон. Плещет лебе­диными крыльями дева Обида, неся Даждьбожьим внукам (ру­сичам) горе и разорение. Скачут страшные всадницы Карна и Же­ля (Жля), с криком разбрасывая горящие угли из огненного рога.

Эти три богини напоминают германских валькирий крылатых конных воительниц, сеющих смерть, а также по­добных им южнославянских вил. Лебедь — птица нижнего мира, на лебедях ездит под землей Солнце. «Белой Лебедью» зовется Марья-Авдотья Лиходеевна. Троянова земля (у устья Дона, в глубине половецкой степи), где живет Обида,— та же преисподняя, царство Трояна-Чернобога. Имена же Карны и Жели происходят от древнерус. «ка-рити» и «желети» — «оплакивать умерших».

Для воинственного германца пасть в бою, даже потер­пев полный разгром, и вознестись с валькириями в Вал­галлу («зал мертвецов») — высочайшая честь и счастье. Но славянам был чужд такой культ войны и смерти. Для них военное поражение — горе, торжество темных сил.

Царь Морской

 

В мифах многих индоевро­пейских народов высту­пает бог моря: индийский Варуна, индоиранский Апам На-пат, греческие Океан, Нерей, Посейдон, римский Нептун, кельтские Лир (Нуаду) и его сын Мананнан, германские Ньёрд и Эгир. Обычно он — зрелый муж-колесничий или величавый старец, властный также над всеми земными водами. Все реки — его дочери. Он не зол, но суров, гневен и свое­нравен.

Жизнь праславян была мало связана с морем. Их тер­ритория выходила к нему лишь в польском Поморье, но и от­сюда их часто оттесняли германцы и балты. Хотя Балтий­ское море в начале нашей эры именовалось Венедским, то есть славянским. Лишь в раннем средневековье славяне обрели более широкий выход к Балтийскому, Черному и Адриатическому морям.

И все же в славянском пантеоне был и бог морей — Морской Царь. Его образ сохранился лишь в былине о Сад­ко. Герой этой былины — не только удачливый рыбак и ку­пец, но и могучий волхв-шаман. Завороженный его игрой на гуслях, Морской Царь дает ему поймать трех чудесных золотых рыбок, и неимущий гусляр делается богачом. Он выходит на кораблях в море, но поднявшуюся бурю можно усмирить лишь человеческой жертвой. И Садко попадает на дно моря, в хрустальный дворец владыки вод.

От игры гусляра Морской Царь расплясался, да так, что корабли начали тонуть. Садко прекратил игру — и море утихло. Тогда повелитель вод решил привязать его к себе, женив на одной из своих многочисленных дочерей. По со­вету св. Николы Садко выбрал красавицу Чернаву, однако ночью не стал овладевать ею. И проснулся... на берегу реки Чернавы.

Былинный Морской Царь могуч и величествен, но, при­глядевшись, в нем легко узнать самого обычного водяного.

Тот тоже любит музыку и пляски, заставляет утопленников играть для себя и порой живет во дворце. С человеческими жертвами водяному этнографы не сталкивались, оДнако ры­баки на Онежском озере топили чучело в виде человека.

И все же Морской Царь — не просто «разросшийся» в поздние времена водяной. Есть у него и древние индо­европейские черты. Подобно Нерею или Океану, он — отец рек. Его не представляли колесничим наподобие Посей­дона, Мананна или Апам Напата. Но в жертву водяному приносили лошадей.

В мифологии восточных славян известны и другие цари. Так, лешими повелевает «лесной царь», домовыми и дворо­выми — «дворовый царь». «Лесным царем», «водяныл царем» могут величать и обычного лешего или водяного.

Морской Царь стоит, таким образом, на грани между миром великих богов и миром «боженят» — стихийные духов. А великие боги уже начинают теснить его. В былине усмирить морского владыку помогает Садко св. Николай. Как уже указывалось, за ним, возможно, стоит Стрибог, также связанный с морем.