ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА –включенность истории культуры локальных сообществ в социальную историю человечества в целом. 11 страница

Постиндустриальный этап развития сообществ характеризуется резкой интенси­фикацией тенденций социальной регуляции, начавшихся на ин­дуст­ри­альной стадии. Принципиальной важным становится появление массовой культуры (см.), как особого меха­низма социальной регуляции, выполняющего функ­цию мак­сималь­ной стандартизации не только норм социального общежития и дея­тельности, но и идейно-мировоззренческих установок лю­дей, их социальных притязаний, потребительского спроса и т.п. В этих условиях общество допускает высокий уровень либерализации интеллектуальных и об­разных ин­терпретаций социальных норм, регулируя их практическое исполнение высокоэффективным манипулированием сознанием, интересами и потребнос­тями людей.

ХХ век породил и такую специфическую форму социальной регуляции как тоталитаризм, при котором ос­новной инструментарий социальной регуляции возвращается к формам грубого насилия над человечес­кой личностью, ее свободной волей и интересами. Формируется сложная си­стема сочетания массовых репрессий с изощренным политико-идеологи­чес­ким воспи­танием людей, массированной пропагандой ненависти к классовому или национальному врагу, культа социальной аскезы во имя идейной «чистоты» и своеобразной массовой культуры тоталитарного типа. Историческая практика показала, что социальная регуляция тоталитарного типа, будучи высокоэффекти­вной при решении задач экстраординарной мо­билизации общества, мало эффе­ктивна в режиме спокойного ус­тойчивого развития. На рубеже ХХ-XXI вв. либера­ль­­ный тип социокультурной регуляции прак­тически повсеместно доказал свою на­и­­боль­шую приемлемость в условиях индустриальной и постиндустриальной социальной организации и технологий.

Таким образом, формы и механизмы социальной регуляции в наиболее выражен­ном виде отражают специфику достигнутого сообществом уровня соци­окультурного развития, воплощая особенности практикуемых технологий по производству материальных благ и интеллектуальных цен­ностей в соответствующих чертах и способах социальной консолидации и упорядочения форм коллективной жизнедеятель­ности людей, а также методов социального воспроизводства их сообществ.

КОММУНИКАЦИЯ СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ – процесс взаимодей­ст­вия между субъектами социокультурной деятельности (индивидами, груп­пами, организациями и т.п.) с целью передачи или обмена информацией посредством принятых в данной куль­туре знаковых систем (языков), приемов и средств их использования. Социокультурная коммуникация выступает как один из базовых механизмов и неотъемлемая составляю­щая социокультурного процесса, обеспечивая саму возможность формирования социальных связей, управления совместной жизнедеятельностью людей и регулирования ее отдельными областями, накопление и трансляцию социального опыта.

Термин «коммуникация» появляется в научной литературе в начале ХХ в. и весьма быстро, наряду с общенаучным значением (как средство связи лю­­­­­­­бых объектов), приобретает социокультурный смысл, связанный со специ­фи­кой обмена информацией в социуме. Необходимыми условиями и струк­тур­ны­ми компонентами социокультурной коммуникации являются наличие общего языка у субъектов коммуницирования, каналов передачи информации, а также правил осуществления коммуникации (семиотичес­ких, этических).

В определенном плане каждое социальное действие может быть рассмот­рено как коммуникативное, как содержащее и выражающее определен­ную инфор­мацию. Однако собственно коммуникативными (в узком смыс­ле) являются лишь действия, имеющие специальную ориентацию на передачу информации и осуществляемые с использованием адекватной этой цели знаковой системы.

Различные интерпретации социокультурной коммуникации основанные на раз­личных методологических парадигмах, акцентируют ее суть либо как со­во­купности средств передачи социальной информации, образующих базу для становления и развития «информационного общества» (технократически раци­о­налистический подход), либо как способа достижения понимания одного чело­века другим, как механизма «вживания», «вчувствова­ния» (феноменологическая интерпретация).

Значимое место теория коммуникативного действия занимает в работах Ю.Хабермаса и Н.Лумана. По их мнению, все участники коммуникации ори­ен­­ти­руются на обобщенные, интерсубъективно понятые нормы коммуникации, что в совокупности с коммуникативной компетентностью и наличием рациональ­ных мотивов делает возможным сам этот процесс. Коммуникативное действие является мегатипом всех ти­пов социальных действий. Оно не является стра­тегическим, не ориентировано на успех и, тем не менее, направлено на об­щую для всех участников цель, в качестве которой рас­смат­ри­ва­ется понимание.

Типология процессов социокультурной коммуникации может быть построена по следующим основаниям:

- по характеру субъектов коммуникации (межличностная, личностно-групповая, межгрупповая, межкультурная и др.);

- по формам коммуникации (вербальная, невербальная);

- по уровням протекания коммуникации (на уровне обыденной культуры, в спе­циализированных областях социокультурной практики, в кон­тексте трансляции культурного опыта от специализированного уровня к обыденному и т.п.)

Специфической сферой социокультурной коммуникации выступает массовая коммуникация, которая может быть определена как культурная область, состоящая из открытых, упорядоченных процессов трансляции со­циально значимой информации, поддающихся целенаправленному порож­дению и регулированию посредством СМИ.

В содержательном отношении социокультурная коммуникация может быть диф­ференцирована на четыре основных информационных направления: новационная, при­общающая потребителя информации к новым для него знаниям о свойствах и признаках явлений, объектов и процессов, о технологиях и нормах осуществления какой-либо дея­тельности, актов поведения и взаимодействия, о языках, знаках и средствах социокуль­турной коммуникации, обучающая его социальному опыту сообщества или человечества в целом и т.п.; ориентационная, помогающая потребителю информации ориентироваться в системной структуре природного и со­циального пространства, в иерархической соот­несенности его элементов, социализирующая и инкультурирующая индивида в сообществе его проживания, фор­мирующая его экзистенциальные и ценностные ориен­тации, задающая критерии оценочных суждений, приоритетов выбора и пр.; стимуляци­онная, воздействующая на мотивационные основания социальной активности людей, ак­туализирующая знания человека об окружающей действительности и технологиях дея­тель­но­сти, а также стремление к получению недостающих знаний ради удовлетворения его социальных притязаний и пр., и корреля­ционная (уточняющая или обновляющая от­дельные параметры перечис­ленных выше видов знаний, ориентаций и стимулов). Собст­венно культурную специфику эта информация приобретает постольку, поскольку регу­лирует представления людей об уровне социальной приемлемости тех или иных спосо­бов осуществления любого вида деятельности, интеллектуальных оценок и позиций, чем в конечном счете и определяется функциональная нагрузка этих знаний и представлений как инструментов обеспечения социального взаимодействия людей.

Основной содержательной единицей социокультурной коммуникации является сообщение – моноаспектная информация о чем-либо или текст – ком­плексная информация о многих или нескольких существенных аспектах че­го-либо. Поскольку с культурно-семантической точки зрения любой куль­тур­ный объект или процесс обладает символическими свойствами и в силу этого является культурным текстом, несущим ин­формацию о собственных атрибутивных признаках, функциональной нагрузке, структурно-иерархи­ческом статусе в системе и т.п., это означает, что средством социокуль­турной коммуникации является вся культура как системная совокупность раз­личных культурных феноменов и процессов и каждый ее феномен и процесс в отдельности. Непосредственным носителем такого рода инфор­мации является культурная форма (см.) соответствующего объекта, явления или процесса, а семантемами более элементарного порядка – отдельные черты этой формы. При этом следует различать культурные формы, для которых семантическая функция является ос­новной (естественные и искусственные языки, церемониальное и сигнальное поведение, обряды и ритуалы, художественные образы и пр.), от форм, для которых семантическая функция является дополнительной по отношению к утилитарной.

Социокультурная коммуникация представляет собой явление системного порядка с выраженной иерархичностью структуры самих средств ком­муни­ци­ро­вания: семантема, сообщение, текст, специализированная культурно-семан­ти­ческая подсистема (отрасль знаний или деятельности в ее информационном аспекте), локальная культурно-семантическая система (этническая культура, национальный язык), глобальная (международная) семантическая система (интернациональный специализированный язык) и пр. Вместе с тем социокультурная коммуникация сама по себе является лишь средством осуществления социокультурного взаимодействия субъек­тов и их коллективов, чем и определяется ее основная социальная функция.

АДАПТАЦИЯ КУЛЬТУРНАЯ – приспособление человеческих сооб­ществ, социальных групп и отдельных индивидов к меняю­щимся природно-географическим и историческим (социальным) условиям их жизни пос­ред­ст­вом изменения стереотипов сознания и поведения, форм социальной организации и регуляции, норм и ценностей, образа жизни и элементов картин мира, способов жизнеобеспечения, направлений и технологий деятельности, а также номенклатуры ее продуктов, механизмов коммуницирования и трансляции социального опыта и т.п. Адаптация культурная – один из основных факторов культурогенеза в целом, истори­ческой изменчивости культуры, порождения ин­новаций и иных процессов социокуль­турной трансформации сообщества, а также изменения черт сознания и поведения от­дельных личностей.

В работах эволюционистов XIX в. (Г.Спенсера, Л.Моргана и др.) адаптация культурная постулируется как доминантный фактор, опреде­ляющий культурное многообразие человечества, темпы, направленность и специфику соци­о­культурной эво­люции сообществ. Корифеи культурологии ХХ в. (нео­эво­лю­ци­онисты, структурные функционалисты и др.), признавая адаптацию культурную одним из важнейших механизмов социокуль­турной изменчивости, тем не менее, не абсолютизировали ее, по­лагая столь же значимыми факторами развития интерес людей к познанию нового, их стремление к рационализации своей деятельности, экономии времени и затрат труда, внутреннюю логику раз­вития технологий в специализированных областях деятельности и т.п.

В целом эволюция способов адаптивных реакций может быть рассмотрена как одна из базовых характеристик эволюции форм жизни на Земле. При этом прослежива­ется путь от адаптации посредством изменения морфологических видовых признаков у растений, через адаптацию, сочетающую изменчивость биологических признаков с пе­ременами в поведенческих стереотипах у животных (в зависимости от фундаментально­сти, радикальности и длительности изменений в условиях среды), к чисто человеческой адаптации культурной, осуществляемой исключительно посредством перемен форм деятельности (поведения) и образов сознания у людей. С этой точки зрения, сама динамика гене­зиса человека и его культуры представляет собой посте­пенное вытеснение процесса биологической эволюции форм жизни, процес­сом эволюции форм деятельности, т.е. адаптация культурная становится основным средством человеческого приспособления к среде. Более того, в отличие от животных, чья адаптация (даже пове­денческая) представляет собой преимущественно пассивное приспособление к изменившимся условиям среды при минимальном ответном воздействии на нее, человеческая адаптация культурная постепенно во все большей степени превращается в активное адаптирование среды к собственным потребностям и построения искусственной предметно-простран­ст­вен­ной, социально-деятельностной и информационной (символически маркированной) среды своего обитания.

Если на первобытном и архаическом этапах исторического развития со­обществ основным адаптируемым объектом являлся прежде всего ком­п­лекс природных условий существования (экологическая ниша, вмещающий ланд­шафт), когда в процессе разработки технологий устойчивого самообеспечения продуктами питания формирова­лись этнографические культурно-хозяй­ст­­вен­ные черты социальной практики сельского населения, то на этапе агра­р­ных ци­вилизаций (рабовладение, феодализм) возрастает значение социокультурной адаптации сообществ к историческим условиям их бытия (т.е. к социальному ок­ружению в лице иных сообществ) в формах обмена продуктами, ресурсами, идеями и пр., и борьбы за территории, ресурсы, политическое и религиозное доминирование и т.п., а порой за практическое выживание и во­з­можность социального и культурного воспроизводства. На этом этапе фор­ми­руются главным образом черты социально стратифицированной политико-кон­­фессио­наль­ной культуры сословного типа.

На индустриальной стадии социокультурной эволюции приоритетной постепенно становится адаптация к потребностям устойчивого воспроизводства экономики сообществ и ее по­сто­ян­ного ресурсного обеспечения, к особенностям все более технически насыщаемой искусственной среды обитания людей. Процесс непрерывного потребления продукции, производимой экономикой, ускорения циклов использования вещей ради скорейшего приобретения новых, интенсификации технологий социализации личности и ее вовлечения в социальную практику, стандартизации содержания массового сознания, потребительского спроса, форм социальной пре­с­тижности и т.п. порождают новый тип культуры – национальный с его специфическими методами адаптации. На постиндустриальном этапе развития объектом адаптации постепенно ста­но­вит­ся нарастающий объем знаний и масштабы информационного поля, в котором протекает жизнь лю­дей. Результатом подобной адаптации становится ус­коре­ние темпов научно-технического прогресса и изменения алгоритма уп­ра­в­­ления (людьми, социальными и технологическими процессами); постепенное изменение содержания культурных процессов и форм межкультурных вза­имо­дей­ствий; противоречивое сочетание культурной глобализации, с одной стороны, с плюрализацией норм культурной восприимчивости и ростом многообразия культурных форм, с другой.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что процессы культурной адаптации представляют собой одну из универсальных форм исторического существования культуры, ее сохранения, воспроизводства и развития.

На индивидуальном уровне (помимо участия индивида в коллективной адаптации социальной группы) адаптация культурная связана прежде всего с попаданием ин­дивида в новую для него социальную или на­циональную среду (миграция, смена про­фессии или социального статуса, служба в армии, тюремное заключение, утрата или об­ретение материальных средств, способствующих переходу индивида и его семьи в другую социальную страту и т.п.) или ра­дикальной сменой социально-по­литических условий его жизни (революция, война, оккупация, радикальные реформы в стране и пр.). При этом адаптация культурная индивида, как правило, начинается с этапа аккультурации, т.е. совмещения прежних стереотипов сознания и по­ведения с процессом освоения новых, а затем мо­жет привести и к ассимиляции, т.е. ут­рате прежних культурных паттернов (ценностей, образцов, норм) и полному переходу на новые.

САМОИДЕНТИФИКАЦИЯ КУЛЬТУРНАЯ – один из важнейших этапов и процессов культурного устроения всякого сообщества. Все упирается в то, что люди не просто механические носители тех или иных потребностей и интересов, но и психологические индивидуальности, что помимо прочих особенностей требует и их преимущественно группового существования.

Основные причины такого рода потребности изучаются в социальной пси­хологией, где разработаны интересные объяснения этой «стран­­­ной» по­т­реб­ности человека. С позиций антропологии, ее происхождение связано, во-пер­­вых, с тем, что в коллективе человек ощу­­­щает свою жизнь более надежно за­­щищенной, имеющей больше перс­пек­­тив социальной реализации, видит боль­ше возможностей своего участия в биологической и социальной репро­дукции и т.п. А, во-вторых, человек – существо чувственное, эмоциональное; он постоянно нуждается в проявлении каких-то собственных чувств по от­но­ше­нию к другим людям и испытывает потребность быть объектом проявления их эмоций по отношению к себе, объектом комплиментарного отношения, одо­брения, похвалы со стороны людей, мнение которых для него существенно (подобный круг людей называется «референтной группой» или «значимые дру­гие»).

Таким образом, человек нуждается, во-первых, в групповой форме жизнедеятельности как более надежной и, во-вторых, в самоидентификации (самоотождествлении себя) с данной группой – ощущением себя неотъемлемой частью коллектива, номинальным совладельцем коллективной собственности, а главное – существом, социально востребованным и одобряемым этим коллективом.

Разумеется, в разных обществах, находящихся на разных стадиях социального развития, потребность в самоидентификации имеет различную ин­тен­сивность и выражается в разных формах. На первобытной и раннеклассовой стадиях такая потребность идентификации индивида с коллективом мо­жет быть обусловлена страхом реальной гибели за пределами общества. На более поздних стадиях социального развития, большую значимость начинает получать феномен индивидуальности и суверенности человеческой личности (антропоцентризм, личность и культура (см.), общество и культура (см.); однако не следует забывать, что свобода и индивидуальная оригинальность имеют смысл только в обществе; на необитаемом острове личности просто неко­му демонстрировать свою свободу и индивидуальность. Поэтому в ходе социокультурного прогресса развитие личности определяется двумя генеральными тенденциями: индивидуализация и позитивная социальная идентичность (об этом также см. культурные объекты).

Но это все о вопросе индивидуальной самоидентификации личности в об­ществе. Не будем забывать, что еще имеет место проблема групповой самоидентификации коллектива в целом. Что такое самоидентификация? Это осознание на рациональном уровне (хотя и интуитивные чувствования в этом вопросе тоже не стоят на последнем месте) имеющего место единства данной группы людей по тому или иному основанию (этническому, религиозному, политическому и т.п.). Эта рационализация группового «мы» достигается на уровне традиции при наличии развитого самосознания с помощью доминиру­ющей в сообществе идеологической системы. Подчеркиваем, что речь идет не о перспективном предчувствии потенциальной воз­можности объединения, а о уже имеющем место акте совместной жизни, потому что выработка об­щих культурных черт (языка, обычаев, нравов и т.п.) требует, чтобы люди хо­тя бы два-три поколения реально прожили «локоть к локтю». Как уже говорилось, фактических оснований для возникновения ощущения коллективной солидарности группы людей может быть множество, и чаще всего базой для становления такого чувства является не одно, а сразу несколько параллельно действу­ющих и взаимосвязанных оснований.

Внешним проявлением идентичности является способ ее маркировки. Очевидно, набор таких знаков зависит от того, на каком основании осуществляется эта солидарность, чем и определяется характер эмблем групповой иден­­тичности. В этническом сообществе – это набор бытовых элементов ору­дий труда, одежды, украшений, обрядов, ритуалов, фольклорных произведений, языка и его диалектов и т.п. Человек «раскрашенный» этими атрибутами, не обя­зательно стопроцентно, но в основном ощущает свою причастность или принадлежность к данному этносу. В конфессиональном сообществе набором таких маркеров также могут быть элементы одежды, публичного ритуализированного и специального церемониального поведения при совершении культовых действий, соблюдение обрядов и праздников, элементы сакральной утвари, носимые на теле или хранящиеся в доме, ситуативное по­крытие головы или снимание головного убора, прическа, бритье головы, та­туировки, обрезание и иные надрезы на коже и пр. Следует под­черкнуть, что наличие всех этих маркеров вовсе не означает, что данный человек глу­боко верующий; просто он подчеркивает свою идентификацию с данной ре­лиги­озной общиной. У общности политического типа, разумеется, выра­баты­ва­ет­ся своя специфическая эмблематика маркировки (геральдика, униформа, церемониал, ритуальная атрибутика и пр.).

Самостоятельным вопросом представляется проблема социальной самоидентификации личности (некоторые психологические доминанты такой самоидентификации частично рассматриваются в статьях социальная консолидация и культурная локализация (см.)). Социальная идентичность, классическую теорию которой разработал А.Тешфел, – это соотнесение себя с груп­­пой; это представление о себе в групповых характеристиках. Отождествление себя с той или иной группой – одна из составляющих образа «я», помогающая человеку ориентироваться в социокультурном пространстве. Человек нуждается в известной упорядоченности мира, в котором он живет, и эту упорядоченность дает ему сообщество, требуя взамен от личности только про­явления социальной дисциплины и адекватности, политической лояльности и культурной компетентности (т.е. знания свободного владения социокультурными нормами и языками коммуникации, принятыми в этом сообществе).

Можно предположить, что в какой-то мере потребность в социальной самоидентефикации со стаей наследуется человеком от животных предков.

Может быть, будет корректным такое сравнение: так же, как и культура по определению не бывает «ничейной», а только культурой какого-либо конкретно-исторического сообщества, подобным же образом не бывает «ничейных» людей. Человек не всегда осознает параметры своей культурной идентич­­­ности, но весь набор усвоенных им за жизнь элементов сознания, поведения, вкусов, привычек, оценок, языков и иных средств коммуницирования и т.п. невольно делают его причастным к какой-то конкретной культуре (не толь­ко этнической, но и социальной, профессиональной и др.). Проблема куль­турной идентичности личности заключается прежде всего в осознанном принятии ею тех культурных норм и образцов поведения и сознания, системы ценностей и языка, осознания своего «я» с позиций этих культурных характеристик, которые приняты в данном обществе, проявлении лояльности к ним, самоотождествлении себя именно с этими культурными образцами как маркирующими не только общество, но и саму данную личность.

ПОЗНАНИЕ И СИСТЕМАТИЗАЦИЯ ЗНАНИЙ. Мы не беремся су­дить об особенностях устройства психики животных, но одной из характернейших черт человеческой психики (с точки зрения интересов культуролога) является стремление человека к упорядочению и систематизиции его представлений об окружающем мире. Трудно сказать, на каком этапе антро­по­генеза это началось, но, несомненно, то, что уже в эпоху верхнего палеолита (а возможно, еще у неандертальцев эпохи мустье) названная потребность начала проявляться уже достаточно явственно. Мы не знаем, чем вызвана подобная не­обхо­ди­мость, но отмечаем как факт, что человек оказался не в состоянии жить в обста­новке интеллектуального хаоса (речь идет не о реальном сос­то­янии бытия, которое может быть систематизировано и на уровне образно-мис­­­­тических ощущений, а об истинных или ложных представлениях человека о структуре этого бытия).

Таким образом, утилитарная необходимость познавать окружающий мир (а без этого было бы практически невозможно выжить) столкнулась с психической потребностью каким-то образом систематизировать эти знания. Сразу же хотим подчеркнуть, что, говоря о познании, мы имеем в виду далеко не только рациональные формы миропостижения, ныне называемые научными, но в равной мере и иррациональные представления, мифы, верования и т.п. Вопрос не в том, верно или неверно отражали эти представления подлин­ное устройство мира (мы и сейчас знаем это не очень хорошо); главное, что на определенном этапе интеллектуально-психического развития человека они способствовали более полной упорядоченности и системности его представ­лений о мироздании, окружающих его объектах, социальных отношениях и са­мом человеке как таковом.

Если на каком-то этапе знакомства с миром человек приходил к выводу, что все бытие создано великим предком (богами, таинственными силами) и ими же управляется, – это было не просто интеллектуальным заблуждением; это являлось великим открытием нового варианта объяснения торже­ст­ву­юще­го в мире порядка, игравшее важнейшую роль в достижении человеком психологической комфортности, понижении тревожащего его уровня неиз­вес­тности и неопределенности, обретения им психологически необходимого сбалансированного представления об упорядоченности мира. Эту проблему достаточно подробно исследовал М.Фуко, составивший иерархическую картину эволюции представлений людей об упорядоченности мира в книге «Сло­­­­­­ва и вещи».

Вместе с тем в течение веков методы получения рациональных знаний и их систематизации неуклонно совершенствовались, особенно за последние два века, что и принято называть научно-технической революцией. Всегда сложнее дело обстояло с гуманитарным знанием, не поддающемуся эле­мен­тар­ной опыт­ной проверке и измерению, что стимулировало ученых-ес­тест­венников от­носиться к гуманитарному знанию как к чему-то среднему между журналистикой и художественной литературой. У этой позиции есть сильные аргументы; другое дело, что степень точности, измеримости и доказуемости естествен­нонаучных знаний тоже сильно мифологизирована на вол­не технических успехов последнего столетия. Но главное, что если естествен­нонаучное знание играет выдающуюся роль в решении массы практических задач существования, то оно существенно уступает гуманитарному и художественному знанию и ми­роощущению с точки зрения воспитания человеческой личности и приведения ее в психически равновесное состояние.

Вопрос в том, какую роль играет во всем этом культура? Но все это и есть культура в ее самом непосредственном выражении: система доминирую­щих в данную эпоху представлений о характере упорядоченности мира, социальных отношений, «правил игры» социального общежития. Это и есть одна из самых важных функций культуры: компенсация за счет воображения, интеллекта, образных способностей человека, неудовлетворяющих, пу­гаю­щих, психически изматывающих его элементов состояния реальности; нахождение определенного баланса психологической комфортности пребывания человека на свете и стимулирования его социальной активности. Мир необходимо познавать, чтобы переустраивать. Увеличение знаний о мире лишь частично и очень постепенно ведет к упорядочению и систематизации этих знаний. Такой уровень неупорядоченности представлений, непредсказуемости будущего и т.п. подводит человека к грани психологической фрустрации. И вот здесь на авансцену регуляции человеческой психики приходят религия, искусство, философия, которые мало что рационально объясняют (по сравне­нию с позитивной наукой), но на уровне образного мировосприятия компенсируют возникающую тревожность человеческого самоощущения. А это и есть одна из важнейших социальных функций культуры.

НАКОПЛЕНИЕ И ТРАНСЛЯЦИЯ СОЦИАЛЬНОГО ОПЫТА – важ­­ней­шая содержательная компонента культуры, представляющая собой ис­то­ричес-ки отобранные и аккумулированные в общественном сознании формы осуществления любой социально значимой деятельности и взаимодействия людей, показавшие свою приемлемость не только с точки зрения непосредственной ути­литарной эффективности, но и в поддержании требуемого в существующих условиях уровня социальной консолидиро­ванности сообщества и его функцио­нальных сегментов и подсистем, устойчивости орга­низа­ционных форм и эффективности процессов регуляции коллек­тивной жизнедея­тель­но­сти.

Социальный опыт накапливается в процессе реальной совместной жизнедеятель­ности людей в ходе удовлетворения их групповых и индивидуальных интересов и по­требностей, при котором происходит постоянная стихийная отбраковка тех форм (техно­логий и результатов) их действий, поступков, коммуникативных актов, применяемых при этом средств, идей­ных и ценностных оснований и т.п., признающихся вредными или потенциально опасными для существующего уровня социальной интегрированности коллектива, оказываю­щихся неприемлемыми по своей социальной цене и последствиям. Некоторые из этих нежелательных форм со временем попадают под институциональное табуирование (законодательные, религиозные и иные запреты, санкции и пр.), другие ос­таются осуждаемыми в рамках обычаев (морали, нравственности). Те же формы, кото­рые в краткосрочном, и особенно долгосрочном плане показывают себя вполне приемлемыми или даже желательными с точки зрения поддержания, воспроизводства, а порой и повышения уровня социальной консолидированности членов сообщества, их то­леран­т­но­сти, качества их взаимопонимания и вза­имодействия, так же стихийно, а со временем и институционально отбираются в качестве рекомендуемых, аккумулируются и закрепляются в социальных нормах, эталонах, ценностях, правилах, законах, идейных установ­ле­ниях.

Таким образом, первая культурная функция социального воспроизводства заклю­чается в аккумулировании прямых (выраженных в императивных уста­новлениях, ценно­стях, нормах) и опосредствованных (опредмеченных в пред­­по­читаемых и допустимых технологиях и продуктах социально значимой деятельности) способов поддержания и обеспечения соци­альной интегрированности людей в более или менее устойчивые кол­лективы с устоявшимися ор­ганизационно-деятельностными формами бытия. Следует отметить, что социальный опыт включает в себя прежде всего набор ценностных ориен­таций, принятых в данном сообществе; а всякая ценность, с точки зрения ее социокуль­турных функций, – прежде всего то, что обеспечивает поддержание социальной консолидированности людей, снятие, понижение или недопущение социально опасных напряжений, противоречий, конфликтов, преодоление агрессивных, эгоистических и иных социально безответственных проявлений человека, и одновременно имеет целью повышение взаимопонимания, толерантности, комплементарности, согласия, выработку общих оценочных критериев и конвенциональных интерпретаций и т.п. Эмпирически ни у одного народа невозможно выявить какие-либо ценностные установки, намеренно стимулирую­щие социальную деструкцию (разумеется, внутри сообщества, на социальное окружение этот принцип может и не распространяться). С этой точки зрения, культура – это действительно совокупность позитивных, социально консолидирующих интенций человеческого существования, что неоднократно подчеркивалось многими мыслителями.