Колесная и четвероногая техника
Колесницы.
Древнейшим видом военной техники на земле были колесницы. Появились они более чем за 2000 лет до Новой эры в Месопотамии, а в скором времени стали использоваться и в Египте. Для создания колесниц требовалось два ноу-хау: лошади и легкое колесо со спицами. Лошади были одомашнены к тому времени по крайней мере уже 3000 лет, но колесо со спицами появилось как раз в этот период и в этом месте. До того, было известно только тяжелое колесо сделанное из сплошного деревянного диска. Изобретено оно, кстати так же было в Месопотамии 4 тыс лет до Н. э.
Самые древние колесницы были представительскими. Древнейшая месопотамская колесница имела двухместную коляску и упряжку из четырех лошадей, - но таких маленьких, что некоторые исследователи на основании барельефов предположили, что это скорее даже куланы, чем лошади. Но, - нет, - просто в то время при разведении лошадей не делался акцент на рост и силу. Вероятно, до их привлечения к буксировке легких колясок они разводились только как вьючные животные, или на мясо.
Но уже очень скоро были внесены необходимые коррективы. На Египетских рисунках уже видны рослые лошади. В Египте строили колесницы несколько иного вида, - с одноместной коляской, запряженной одной, но крупной лошадью. Такие же колесницы имелись и в Микенской Греции.
Действовали древнейшие колесницы примерно одинаково, - экипаж состоял из лучника и возницы, либо из одного только лучника. В бою колесницы разъезжали вдоль строя пехоты, изредка постреливая с коротких остановок, и воодушевляли войско своим видом, - красивые лошади, яркие схенти фараонов… При неблагоприятном развитии событий колесница позволяла вождю быстро покинуть место действия. В смысле стрельбы, двухместные колесницы давали лучшие возможности, - стрелок мог спешиваться и стрелять с грунта, не опасаясь, что ему потом придется гоняться за своим средством передвижения.
Рассматривая колесницы, как средство передвижения надо учитывать следующие два аспекта: рессор у них не было, а ездили они, в общем случае, не по асфальту. Большинство конструкций не предусматривало сидений вообще, - экипаж помещался стоя и, в движении, балансировал на полусогнутых. Стрельба из несущейся колесницы явно превышала человеческие возможности. Вообще, гонки на колесницах даже по треку, - не то, что по полю, - считалась в античном мире экстремальным спортом. Но, долгое время, колесница двигалась быстрее, чем всадник, сидящий без стремян. С другой стороны, проходимость колесницы (особенно при движении галопом, когда попавший под колесо камень мог выбросить экипаж или вообще развалить коляску) была неудовлетворительной, и всадник в движении имел лучшие возможности для ведения боя.
С третьей стороны, если сидения в колеснице таки имелись, то ехать на войну можно было со сравнительными удобствами, - даже сидя, - на скамейке с подушкой при езде по дороге шагом вполне можно было расположиться.
Так как производство колес нового вида не было связано с освоением принципиально новых технологий, умение делать колеса со спицами быстро распространялось по миру. В начале первого тысячелетия до Новой эры легкие колеса появились на юге Европы, в Причерноморье и в Индии, в середине этого же тысячелетия, колесницы появились в Западной Европе и в Китае.
Вскорости за представительскими появились и собственно боевые колесницы. Боевая колесница запрягалась двумя лошадьми (исключения были редки) и имела экипаж из одного, двух или трех человек. Таким образом, ее конструктивные различия с представительской были незначительны. Действительная разница заключалась в вооружении экипажа и качествах лошадей.
В 18-м веке до Новой эры в Египет с Палестины вторглись кочевые племена гиксосов. Египетская армия в тот период отличалась хорошей подготовкой (воины составляли отдельную касту и постоянно упражнялись), но имела слабое вооружение. Египтяне носили деревянные обитые мехом щиты, и использовали в бою деревянные палицы, копья с медными наконечниками и луки с легкими стрелами. Наконечники стрел делались из черного дерева. Пехота гиксосов была вооружена еще слабее, но вожди этого народа явились на пароконных колесницах. Управлял колесницей еще сам вождь, возницы не было, но гиксосы использовали наезд. Колесниц у гиксосов едва ли было более сотни, но этого хватало чтобы если не затоптать, то рассеять египетские фаланги. Палицы, легкие стрелы и медные наконечники копий египтян не причиняли боевым коням гиксосов заметного вреда. Египет оказался завоеван силами пары сотен лошадей и небольшой толпы варваров.
При гиксосских фараонах и после свержения этой династии, главной силой египетского войска стали двухместные колесницы. Такие же колесницы составляли в ту эпоху и ядро месопотамских армий. Ближе к середине второго тысячелетия до Новой эры у колесниц, кроме стрельбы с остановок и наезда появился еще один способ ведения боя, - высадка десанта. Десантником был сам вождь, - с помощью колесниц тяжелую пехоту можно было быстро перебрасывать по полю боя.
Для десантирования тяжелой пехоты колесницы использовались преимущественно варварами, - ахейскими греками, британцами и другими, - в общем теми народами, у которых тяжелой пехоты было мало. Опять же, воины этих народов редко мели доспехи и лук оставался достаточно эффективным оружием. Таким образом, варварские колесницы чаще всего выполняли представительские функции (ирландские еще в первом тысячелетии Новой эры были одноместными и однолошадными), а в бою действовали десантом и стрельбой с остановок. Для боя между собой вожди спешивались.
Когда римляне высадились в Британии, они встретились там с колесницами, ибо ездить верхом британские кельты в ту пору еще не умели. Колесницы британцев либо "с громом и треском" разъезжали вдоль строя римлян оказывая моральное воздействие, либо останавливались и обстреливали римлян из луков, либо с них высаживались кельтские вожди и нападали на какой-то римский отряд. Если к этому отряду направлялось подкрепление, колесницы возвращались и эвакуировали десантников. Таким образом, по словам Цезаря, "сочетались устойчивость пехоты с подвижностью кавалерии". На таран варварские колесницы не шли.
В Скандинавских странах и Англии колесницы использовались именно таким способом до 10-го века Новой эры.
Цивилизованные народы, у которых воин в полном вооружении не являлся редкостью, а лук нередко считался игрушкой, использовали колесницы преимущественно для тарана. Колесницы действующие наездом составляли главную силу армий до середины первого тысячелетия до Новой эры на Ближнем Востоке, до четвертого века до Н. э. в Индии и до первого века до Н. э. в Китае. В 14-м веке до Н. э. хетты ввели в экипаж третьего человека, - щитоносца. При стрельбе с остановок лучник и возница оказывались прикрытыми, а эффективность десанта удваивалась. В основном же, лучник и щитоносец защищали колесницу от захвата. Так же укомплектованы были и ассирийские колесницы.
Ассирийцы сделали и еще одно усовершенствование штурмовых колесниц. На ступицах колес стали устанавливаться ножи, - так появились "серпоносные" колесницы. Серпы оказывали сильное моральное воздействие и увеличивали протяженность фронта, на котором пехота поражалась наездом.
Количество колесниц в составе армий было невелико. Одна колесница приходилась на 100-300 солдат. В Ассирии имелся завод по производству колесниц, причем стратегические материалы (главным образом дерево разных пород) свозились со всего известного ассирийцам мира. Ценой подобных затрат удавалось сочетать прочность конструкции с ее легкостью, позволявшей размещать в коляске трех человек, вместо 1-2-х у менее изощренных народов.
В 5-м веке до Новой эры в Персии колесницы достигли предела своего развития, - в дополнении к установке серпов персы стали еще и защищать лошадей броней. Но использовали персы броненосные колесницы так же, как и легкую кавалерию, - по большей части в воображении греческих летописцев. К этому времени колесницы считались оружием устаревшим, более годным для парадов (триумфаторы и в Рим еще въезжали на колесницах).
Но когда дела стали совсем плохи, когда македонцы заняли Вавилон, персы раскопали арсеналы и вывели для последней битвы при Гавгамелах 100 бронированных серпоносных колесниц. Персы в тот раз вообще решили порадовать греков всем тем, что греки до тех пор приписывали персидской армии безо всякого повода, - слонами (15 штук из Индии), конными лучниками (10 тыс среднеазиатских скифов) и численным перевесом (75 тыс, против 55 тыс). Но, в общем, с каждой из сторон было по 40 тыс тяжелой пехоты, а македонцы по-прежнему имели перевес в катафрактах (5-6 тыс, против 1-2 тыс). Битва началась атакой персидских колесниц. По описаниям древних историков можно понять, что колесницы, почему-то, действовали очень неуверенно и были не полностью укомплектованы экипажами, - в каждой находился только один возница, да и то, бездоспешный, а двинулись колесницы на македонцев чуть ли не шагом. Возможно, местность не предоставляла возможностей для быстрого движения колесниц, но скорее всего, персы хранили на арсеналах только сами коляски, а колесничных лошадей и людей, способных удержаться в скачущей по кочкам как кенгуру колеснице найти не смогли.
Рассыпавшаяся перед боевым порядком македонцев легкая пехота "поражала возниц стрелами и хватала лошадей за уздечки", - так была остановлена большая часть колесниц. То есть, колесницы поражались теми методами, к которым, по идее, должны были иметь полный иммунитет. Меньшая часть, однако, разогналась и вызвала турбулентность в рядах македонцев. Прошедшие на вылет колесницы были уже за спинами фаланги захвачены во время разворота (что, по идее, должны были предотвращать лучник и щитоносец). В общем, атака захлебнулась, но пока македонцы искали свои сариссы и вспоминали, кто где стоял, левый их фланг был разбит, и персы даже ворвались в македонский лагерь. Битва была выиграна в результате успешных действий македонских катафрактов на правом фланге, и неожиданного бегства персидского царя повлекшего нарушение взаимодействия между частями персидского войска.
Позже, серпоносные колесницы в небольшом количестве встречались на вооружении армий эллинистических государств, но либо не использовались, либо использовались неудачно.
В Индии македонцев встретили вполне укомплектованные и многочисленные отряды колесниц, - в армии Пора было 300 колесниц на 30000 войска, но индийские и китайские колесницы были двухместными, не имели серпов и не бронировались. В Китае колесницы использовались до конца второго века нашей эры.
В средние века в Китае использовались для атаки наездом колесницы весьма своеобразной конструкции, - без колес и коляски. Оставалась, таким образом одна только упряжка из 2-х или 3-х лошадей. Возница располагался на спине одной из лошадей, а между лошадями и по бокам были подвешены толстые пики. Это решало проблему проходимости, не уменьшая эффективности атаки наездом. Но смысл использования таких сцепок остался тайной китайских мудрецов, - еще лучше было использовать каждую лошадь с персональным всадником. Против колесниц древние китайцы применяли пики, хотя специальных отрядов пикинеров у них и не было, - пики возили в обозе и извлекали по мере необходимости.
В Европе в средние века колесницы не использовались. Но проектировались. Византийцы одно время пытались поставить на колесницу огнемет, - ствол проходил между лошадями и смотрел вперед. Леонардо да Винчи предложил иное устройство, - механизм передавал вращение с оси коляски на вал, который так же проходил между лошадями далеко вперед, где с горизонтального вала вращение передавалось на пропеллер, расположенный так же в горизонтальной плоскости. Получалось что-то вроде военной газонокосилки. Во всех образцах средневековых боевых колесниц возница располагался верхом на одной из лошадей. После изобретения стремян, там ему было удобнее и безопаснее, чем в коляске.
Слоны.
Слоны были приручены и стали использоваться в военных целях впервые в Индии, - это, во всяком случае, бесспорно. Случилось это, вероятно, в начале первого тысячелетия до Новой эры. В 5-м или 6-м веке до Новой эры ушлые финикийцы при помощи индийских специалистов приручили слонов обитавших в ту пору в Северной Африке. Здесь необходимо подчеркнуть, что африканские слоны античных армий не имеют ни чего общего с африканскими слонами живущими ныне южнее Сахары. В античное время климат в Северной Африке был мягче и в Магрибе между пустыней и Средиземным морем оставалась еще полоса саванн, где водились слоны вымершего ныне вида. Это были совсем мелкие слоны, - меньше индийских.
В начале нашей эры слонов стали использовать в Индокитае.
Таким образом, в 5-м веке до Н. э., кроме Индии, слоны появились в армии Карфагена. Около этого времени слоны были уже и у персов, - но, так, - в числе ополчений Индийских сатрапий. С распадом Македонской державы слоны заняли довольно значительное место в армиях эллинистических государств, - Эпиррского царства, держав Селевкидов и Птолемеев. Для эллинистических армий была характерна концентрация один слон на 500 человек. Даже в Индии не более, чем один слон на 200 человек. Исходя из обычной численности армий того времени в 30 тыс человек, нормальными были отряды по 30-60 слонов. В Индии одно государство могло иметь 150 и даже 400 боевых слонов.
Боевой слон представлял собой подразделение из собственно слона и трех человек, - махаута (водителя), стрелка и сариссофора. Махаут открыто располагался на шее слона, а стрелок и сариссофор в укрытии из легких щитов на спине слона. Сариссофор защищал слона с флангов, не давая вражеской пехоте подбираться к ногам и брюху, а стрелок вел метательный бой стрелами и дротиками. Но главным оружием подразделения являлся сам слон, который наводил ужас на противника своими размерами, топтал противника ногами, поражал бивнями и душил хоботом, - если хотел.
Главным оружием слона все-таки оставался страх, который он вызывал своим видом у непривычных еще людей и лошадей. Дополнительно слонам иногда давали двуручные кривые мечи, которые те удерживали хоботом. Но это была не слишком хорошая идея, - больше для понту, - слон не очень-то ловко мог размахивать мечом. Чаще короткие бивни индийских и североафриканских слонов удлиняли железными наконечниками, - этим оружием слоны пользовались с большим успехом.
Главным недостатком слона как боевого животного была его плохая управляемость. Слоны даже не домашние животные, а всего лишь ручные, - в Индии их до сих пор не разводят, а отлавливают. Слон подчиняется махауту исключительно из дружеских чувств, считая его вожаком стада, - самым умным (хотя и несколько странным с виду) слоном, который лучше знает, куда идти и что делать. Но не из страха, - собственные слоновьи сообщества не шибко тоталитарны. Кроме того, в отрядах слонов присутствовало двоевластие, - кроме махаутов, слоны ориентировались и на собственных лидеров. Характерно, однако, что главных слонов сами слоны доверяли назначать людям. В общем, подчинение слонов погонщикам было очень условным.
Дополнительно, неуправляемость слонов усугублялась тем прискорбным обстоятельством, что они очень умны. Во всяком случае, слоны не уступают интеллектом дельфинам и человекообразным. Плюс к тому, слоны еще и рассудительны, чего нельзя сказать о лошадях. И о большинстве людей, кстати, тоже. Слон не прыгнет в пропасть, как лошадь за вожаком табуна. Слон, вообще, хорошо подумает, прежде чем что-то сделать. Так вот, с одной стороны, слоны сражались более сознательно, чем лошади, поражающие врага только по курсу движения, - слоны отличали своих от чужих и нападали на врага. С другой стороны, слоны были способны оценить свои шансы и соотношение сил, вообще, раз уж они понимали, кто враг, значит могли видеть, что враг побеждает и надо драпать. Слоны не проявляли стойкости при неблагоприятной ситуации и обращались в бегство прежде пехоты.
Наконец, слонов нельзя было приучить не бояться огня. Слонов вообще нельзя было приучить не бояться, так как нападали они только из желания сделать приятное махауту, - но всему есть свои предел, - слоны не горели умирать по такому поводу. Слоны свирепо защищали своих махаутов, но и тут понимали, что лучший способ уберечь их, - унести в безопасное место.
В целом, можно сказать, что слоны просто более серьезно, чем лошади и люди, подходили к вопросам жизни и смерти. Средняя продолжительность жизни слона в ту пору была вдвое больше человеческой, и слонам это нравилось.
Есть сведения, что слонам, для храбрости перед боем давали пиво или вино, либо сахар и перец. Но вряд ли целью ставилось получение пьяного в дюндель и буйного слона, - себе дороже, слоны и в трезвом состоянии были не очень-то управляемы. Что же касается сахара и перца, то их причастность к возбуждению в слонах боевого духа явно исключается, - метаболизм слонов не настолько оригинален. Скорее речь шла об укреплении перед сражением боевого духа и сплоченности подразделения (в смысле, слона с экипажем) путем совместного распития спиртных напитков. Не исключено, что слоны предпочитали закусывать именно сахаром и перцем, - а не, допустим, маслинами и сыром. Кроме того, сахар и перец поднимали в глазах слона престиж махаута, - да и свой собственный, - рядовому составу эти продукты в пайки не включались.
Крупное сражение с использованием слонов состоялось, когда македонцы вторглись в Индию. Дорогу им преградила армия царя Пора, в числе которой имелось и 150 слонов. До того, македонцы могли видеть этих животных, - в Средиземноморье были известны боевые африканские слоны. Кроме того, слоны использовались персами при Гавгамелах, но там их было мало и они бежали прежде, чем македонцы успели их разглядеть. Характерным моментом в этом сражении было, однако, именно то, что македонцы не имели понятия, как бороться со слонами, не могли причинить им вреда, но все равно победили их.
Индийская армия была построена в три линии, - легкая пехота, слоны и тяжелая пехота. Кавалерия и колесницы были на флангах. Македонцы впереди фаланги поставили свою среднюю пехоту, подобную греческим пелтастам, с легкими щитами и "большими" мечами. Македонцы прогнали индийских метальщиков и добрались до слонов. Слоны трубя и топая ногами двинулись на них, и "македонцы то бежали от слонов, то преследовали их, когда те пятились, как корабли дающие задний ход". Эти маневры повторялись долгое время с унылой регулярностью. Особого внимания в них заслуживает фаза бегства македонцев от слонов. Человек не может убежать от слона. Слоны не стремились догнать македонских солдат, чтобы убить их, опасаясь встретить вооруженное сопротивление. Они только пытались напугать и прогнать македонцев с поля боя. Македонцы в отношении слонов имели аналогичные планы.
Иногда македонцам, испуская грозные вопли и меча в слонов дротики, удавалось оттеснить последних к индийской фаланге, и тогда начиналась рукопашная схватка, но тут перевес оказывался на стороне слонов, и македонцы в очередной раз бежали к своей фаланге, где узнавали от офицеров много нового о своих матерях и, воодушевленные, снова наступали на врага. Постепенно македонцы заметили, что с каждым разом слоны контратакуют "все менее пылко" и явно боятся людей не меньше, чем люди их. Видя это, македонцы с каждым разом бросались на слонов все увереннее.
Македонцы потом хвастали, что отрубали слонам хоботы секирами, но это - одна из вещей невозможных физически. Даже в 16-м веке англичанам пришлось выписывать палача для Марии Стюарт из Франции, - английские палачи брались перерубить не слишком толстую шею с одного удара только специальным топором, а это считалось не престижным, - обезглавливать августейшую особу полагалось мечом. Что, учитывая качество тогдашнего оружия, требовало большого искусства. Но одно дело, - шея на плахе, а другое дело, - упругий хобот болтающийся на солидной высоте. Слоновья кожа сама по себе стоила кожаного панциря. Конечно. Булатом или дамаском отрубали головы быкам и лошадям, - но это же ударом сверху вниз. Да и не было у македонцев сабель. Нанести же опасную рану слону оружием существовавшим до Новой эры было очень трудно.
Но, - нет ни чего невозможного, - римский император Комод, выступая на гладиаторских играх, умудрился поразить небольшого слона одним ударом копья. Это, конечно, рассматривалось как чудо (да и сам Комод на основании внешнего сходства с известной статуей "качек с костылем под мышкой" считал себя реинкарнацией божественного Геркулеса). Наиболее распространенной тактикой нападения на слона в ближнем бою была атака с копьями и топорами на его ноги, - ноги у слонов сильно перегружены, и повреждения мышц скоро лишали слона возможности двигаться. В отличие от других животных, слон не только не может передвигаться на трех ногах, но и долго стоять, если одна нога серьезно ранена. Но македонцы этого не знали.
Собственно, македонцы и не настаивали на том, что им удалось вывести какого-то слона из строя. Потери македонцев также были не велики. О действиях стрелков на спинах слонов не упоминается, - не до них было. Македонцы сбили дротиками некоторую часть махаутов, но и без них слоны не выходили из боя, а продолжали сражаться под руководством собственных лидеров.
Наконец, слоны поняли, что им не прогнать македонцев, и, не обращая более внимания на команды махаутов, обратились в бегство, смяв по пути индийскую фалангу. Собственно, так обычно и заканчивается описание сражения с использованием слонов.
В эллинистических государствах слоны использовались на флангах боевого порядка. Там они боролись с вражескими слонами и кавалерией. С кавалерией слонам бороться было просто, - лошади не хотели подходить к ним, пугались, и большинство всадников оказывалось на земле без всякого насилия. А стрел слоны не боялись. Несколько изменился и способ боевого построения, - если в Индии слоны строились с промежутками, так чтобы их хватило на весь фронт войска, то греки ставили слонов плотно, компактной группой.
Между собой слоны сражались охватывая друг друга хоботами и ударяя бивнями, причем североафриканские слоны бежали от более крупных индийских. Сариссофоры и стрелки в это время пытались добраться до вражеских махаутов. Неуправляемый слон был еще более опасен для своих, чем управляемый.
Для защиты своих войск от бегущих слонов карфагенские вожаки имели с собой большой стальной гвоздь и молот. Если слон поворачивал на своих, махаут вгонял ему гвоздь в череп. Позже такой слоновий самоликвидатор был применен и другими нациями.
Однако, против стойкой пехоты слоны не годились. Их уже не боялись, - солдаты сами нападали на них с факелами, пускали в слонов горящие стрелы и бросали им под ноги доски с гвоздями. Да и, даже, не в факелах было дело, - македонцы не пугали слонов огнем, но те все равно бежали от них, - слоны, в конечном счете, страшились не факелов, а людей. К началу Новой эры слоны перестали использоваться в армиях Средиземноморья.
В Индокитае слоны использовались несколько иначе, - расчет состоял из 6-ти человек. Командир совмещал функции махаута и вел бой с помощью длинного копья, сулицы и лука, позади него сидел оруженоец, который прикрывал командира щитом и подавал нужное оружие, остальные четверо шли рядом и прикрывали ноги слона, - каждый свою. Такая организация была, пожалуй, более целесообразна. Но в государствах Индокитая слоны имели небольшое распространение, - только как представительский транспорт высшего командования.
В Индии не имелось такой пехоты, какая была в античной Европе. Все профессиональные войска составляли кавалерию, ополчение же можно было рассеять и слонами. По этому в армиях индийских государств слоны использовались до 15-го века. С 13-го века их стали защищать броней, но легкой, так как удельная мощность слона не позволяла слишком его грузить. Броня мало увеличивала живучесть слона, так как самые уязвимые места, - хобот, ноги и брюхо, - она как раз и не защищала.
До 14-го века слоны использовались и в армиях Ближневосточных государств, например, Хорезма, но в небольшом количестве.
Вагенбург.
Вагенбург, - буквально, "город из повозок" - представлял собой очень употребительное полевое укрепление древности и средневековья. Во всех случаях, когда при войске имелся тележный обоз, в угрожаемой ситуации повозки выстраивали кругом, загоняя внутрь всех человеческих и лошадиных нонкомбатантов. Так поступали гунны, готы, славяне, европейские рыцари и пионеры дикого запада. При таком построении транспортные повозки не только легче было защитить от захвата, но и сами они становились препятствием для вражеской кавалерии, и, в какой-то степени, для пехоты. Далее было только два варианта, - либо все войско собиралось в вагенбурге и защищало его изнутри, либо войско строилось снаружи, а вагенбург представлял собой укрепленный лагерь в тылу. В Азии и Восточной Европе вагенбург назывался табором.
Тактика использования табора, как уже было отмечено, разнообразием не отличалась, исключения, однако, имелись. Так чехи в 15-м веке использовали свой табор как наступательное оружие.
Когда у Праги возникли разногласия как с императором Священной Римской империи, так и собственно с Римом, бюргеры для начала попытались обойтись собственным ополчением. Но получилось не слишком убедительно. Тогда обратились к профессионалам, - чешский кондотьер Ян Жижка, участвовавший еще в Грюнвальдской битве, собрал наемное войско из обычного для такого случая контингента, - беглых крестьян, погоревших купцов и обнищавших рыцарей. Кроме чехов в войске были поляки и литовские славяне. Немцев, однако, не брали, - конфликт преимущественно германской империи с ее славянской столицей имел кроме экономической, еще и национальную подоплеку. Войско, как и рыцарские ордена до того, было организовано по образцу религиозной секты.
В учебниках истории таборитов представляют как крестьянскую армию с мутной социально-религиозной программой, - это устоявшаяся точка зрения, лишенная, однако, основания. Большинство солдат табора были крестьянами, но то же можно сказать и о ландскнехтах 16-го века, и о швейцарцах. Табориты не делали решительно ни чего такого, что полагалось бы делать настоящей крестьянской армии, - ни чего социально ориентированного, - даже не грабили замков. Вообще, мало грабили, их и в лагере хорошо кормили. Ни чего религиозно радикального табориты не делали тоже, - среди них были и католики. Табориты вообще ни чего особенного не делали, просто, как только к Праге подходило очередное войско крестоносцев, выступали против него и прогоняли. И еще, - табориты совершенно не были стеснены в средствах, у них было сколько угодно лучших лошадей, редких тогда бомбард и любого другого оружия. Это само по себе исключает версию "крестьянской армии".
Основной особенностью стратегии таборитов (из-за которой их самих и их лагерь так и прозвали) было активное использование в полевых сражениях подвижных укреплений, - табора, - вагенбурга. На каждые 10 солдат, как и в других армиях того времени, у таборитов приходилась повозка, но не легкая пароконная подвода запряженная сонными крестьянскими лошадками, а тяжелая повозка из дубовых досок окованных железом. Когда она останавливалась, вниз откидывался специальный щит прикрывающий колеса. Боевую повозку влекли 6-8 лошадей самого зверского состояния. На повозке могла быть установлена маленькая бомбарда, - она просто вделывалась в прочный борт и не могла наводиться. Расчет повозки состоял из 4-х воинов в полном вооружении (сплошной панцирь употребляемый в пехоте был несколько легче кавалерийского, - использовался открытый шлем, и ноги чаще оставались не защищенными) и 6-ти легковооруженных, - с луками, арбалетами или петриналями. Повозка давала стрелкам защиту от стрел.
Бронированная повозка заменяла таборитам пикинеров, которых они не держали. Повышенная прочность требовалась для устойчивости к ударам копыт боевых коней. Табориты имели до 1000 таких повозок, что позволяло перегородить равнину протяженностью до 5 километров. Частично боевые повозки выполняли и транспортные функции, но кроме них в табор входило и некоторое количество обычных телег и одноосные повозки с бомбардами.
Главная хитрость табора, однако, заключалась не в прочности повозок, а в их скорости, организации и выучке возниц. При построении лошади не выпрягались, а только отворачивали внутрь. Отбив атаку табор быстро менял позицию, причем совершенно неожиданным образом, - повозки устремлялись на врага. Римскому Папе докладывали, что табориты на своих телегах преследуют рыцарскую кавалерию (а что удивительного, если вспомнить, что сама рыцарская кавалерия не могла преследовать даже пехоту?), догоняют, окружают сплошной стеной бронированных бортов и уничтожают с помощью бомбард и арбалетов. Пехоту табориты давили, либо уничтожали в рукопашном бою. За счет исключительной организации движения табор действовал в горах, проходил через лес и форсировал реки.
Войны ведутся с целью заключения мира. Прага его и заключила, - на разумных условиях. Табориты, однако, распускаться отказались и еще некоторое время проводили самостоятельную политику. Без финансирования их армия быстро потеряла боеспособность и, со второй попытки, была разбита пражским ополчением. Первая попытка провалилась, так как табориты еще раз использовали свои уже осиротевшие без упряжек повозки нетрадиционным образом, - спустили их с горы на врага, предварительно нагрузив камнями.
Что-то подобное чешскому табору использовали и русские в 16-м веке под названием гуляй-города. Как ни странно, судить об устройстве этого передвижного укрепления очень трудно, так как путных описаний его не сохранилось. Воеводы часто в своих письмах царю упоминали гуляй-город (главным образом в порядке жалоб на его неготовность), но не описывали его, - царь-то и так знал его устройство. Есть подробное описание гуляй-города использовавшегося при штурме Казани, но из описания ясно, что речь ведется о штурмовой башне. Видимо русские трактовали термин "гуляй-город" довольно широко. Англичанин Адамс посетивший Россию в 16-м веке оставил подробное описание этого сооружения, но верить Адамсу нельзя ни в едином слове, - все прочее, что он написал об вооруженных силах Московии представляет собой толи его собственный вымысел, толи российскую пропаганду того времени. Кроме гуляй-города, Адамс говорит о 400 тысячах "страшной кавалерии" русского царя, имевшего в своем государстве по призывным спискам 50 тыс военнообязанных всех категорий.
Наконец, есть иностранная гравюра, изображающая "русский гуляй-город", но на ней видна одинокая батарея, - закрытый фургон с бойницами. Такие передвижные укрытия для стрелков использовались в Европе в 16-м и 17-м веках. В батарее помещались 6-8 мушкетеров, а ее борта создавали защиту от аркебузных пуль. Батарея хорошо защищала стрелков от кавалерии, но была бесполезна против пехоты. Кроме того, плотность огня она создавала, по сравнению с караколе, совершенно ничтожную, недостаточную для решения боевых задач. Батареи использовались редко, - для каких-то специальных случаев. Скорее всего, художник не видел гуляй-города и нарисовал единственное передвижное укрепление, о котором слышал.
Если в отношении гуляй-города ограничиться только достоверной информацией, то определенно известно следующее: это была сборно-разборная конструкция из отдельных секций, устанавливаемая на месте инженерным отрядом (плотниками во главе с "розмыслом" - инженером); в гуляй-городе размещалась вся русская пехота на поле боя и полевая артиллерия. Относительно способа перевозки отдельных щитов есть две версии, то ли они перевозились на телегах, то ли к ним самим присоединялся колесный ход. В обоих случаях ясно, что они были не слишком тяжелы и габаритны. Собирались они на месте плотниками с инженером, применяясь к местности. Такой метод в России использовался не только в отношении полевых укреплений, но и для крепостей, - при наступлении на Казань, была организована промежуточная база, причем крепость была построена под Нижним Новгородом, разобрана, перевезена и собрана на новом месте всего за неделю.
Скорее всего, гуляй-город представлял собой укрепление из щитов примерно двухметровой высоты с бойницами для небольших пушек и пищалей. Несомненно, что щиты не только соединялись между собой, но вкапывались в землю и укреплялись откосами, - это вытекает из их назначения. Вполне вероятно, что к ним прилагались какие-то лестницы, которые позволяли гарнизону оборонять гуляй-город сверху.
О прочности щитов судить можно только руководствуясь соображениями целесообразности. Полевая артиллерия была в 16-м веке достаточно эффективным оружием против пехоты в плотных построениях, мушкетеры в 10-ти рядном караколе могли отражать тяжелую кавалерию. Но против легкой кавалерии, из которой в основном и состояли армии на востоке Европы, эффективность огнестрельного оружия была еще не достаточна, - легкая кавалерия быстро преодолевала простреливаемое пространство и было ее много. Пехота в плотных построениях могла отбиться от легкой кавалерии, но стрелки и артиллерия не могли себя защитить. Пикинеры на востоке Европы не употреблялись, иногда только в этом качестве использовались кметы или казаки с заостренными кольями, так что стрелкам и артиллерии требовалось какое-то укрытие. Отсюда и произросла идея гуляй-города.
Против пехоты идущей в рукопашную гуляй-город давал бы небольшой бонус, но против кавалерии был удобен. Щиты защищали от стрел и должны были выдерживать удары копыт и толчки лошадей. Хотя едва ли они рассчитывались на прямое попадание крылатого гусара, - прошибать грудью неизвестной толщины стенку лошадь бы не захотела. В бойницах располагались пушки (что, кстати, не позволяло существенно менять направление стрельбы) и пищали стрельцов. Протяженность укреплений гуляй-города, вероятно, составляла 1-2 километра (обычная протяженность поля боя в то время), а это значило, что на каждую бойницу могло приходиться четверо стрельцов, что вполне соответствовало русским уставам того времени. Гуляй-город позволял стрельцам не пользоваться бердышами для отражения атак, - это было важно, так как пустить в ход бердыш стрелец мог только бросив пищаль на землю. Даже если бы атака и оказалась отбита, выкопанная из грязи, истоптанная пищаль долгое время не годилась бы для стрельбы.
В гуляй-городе (когда он вообще использовался) располагались только стрельцы и пушкари, татары и поместники атаковали противника, а, в случае неудачи, отступали за гуляй-город. Другая русская пехота (городовые, рязанские, донские и другие казаки) считалась вспомогательными войсками и в сражениях не участвовала.
Версия о способности гуляй-города передвигаться, вероятно, имеет под собой лишь то основание, что русские называли гуляй-городами так же и штурмовые башни. Протяженная конструкция не могла сочетать необходимую лошадеустойчивость с подвижностью, кроме того, по пересеченной местности она и не прошла бы.
Гуляй-города перестали строиться к концу 16-го века, когда им все чаще пришлось сталкиваться с польской полевой артиллерией. Для пушечных ядер гуляй-город представлял слишком соблазнительную цель.
Обоз.
В общем, нормальный обзор военной техники какой-либо эпохи не обходится без упоминания грузовиков. Танки - танками, но их боеспособность полностью зависит от подвоза горючего и боеприпасов.
Что же касается боевых действий древности, средних веков и нового времени, то захват вражеского обоза часто представлялся главной целью сражения. Отчасти, дело, конечно, было в соблазне грабежа, но и в том также, что, потеряв обоз, армия переставала существовать как организованная сила. Даже если не иметь в виду запасы оружия и личное имущество (как правило, необходимое для выживания в походе), то оставалось продовольствие. Сколько-то значительная армия не могла существовать на "подножном корму". Если провиант кончался или оказывался потерян, войско рассыпалось мелкими отрядами способными только к грабежу гражданского населения.
В качестве средств транспортировки военных припасов и имущества использовались носильщики, вьючные животные (мулы, лошади, верблюды), одно- и двухосные подводы на конной тяге, тяжелые фургоны влекомые волами и суда. В смысле организации обозы можно было поделить на военные (транспорт принадлежит армии, возчики - тоже солдаты), частные (транспорт принадлежит отдельным солдатам), мобилизованный (для перевозки привлекаются нонкомбатанты со своим транспортом) и маркитантский (левый).
Использование носильщиков, в целом, было нехарактерно, из-за неэффективности такого средства транспортировки, - носильщик ведь должен был нести еду и для себя. Но бывали исключения, - в Древней Греции обозы часто состояли именно из носильщиков. Здесь срабатывали следующие обстоятельства: расстояния, в случае войн между полисами, были незначительны от Фив до Афин было 70 километров, от Афин до Спарты - 190 км; организация полисов была достаточно высокой, - войска снабжались централизованно и на этих жалких 70-ти километрах могло быть понатыкано несколько крепостей, где припасы могли быть пополнены; береговая линия Греции очень изрезана и армия могла снабжаться по морю практически везде. По афинским уставам каждый гоплит сопровождался рабом, который нес доспехи. Кроме того, мог еще присутствовать небольшой вьючный обоз из ослов и мулов. Раб имел кинжал на предмет защиты господской собственности (включая и себя), но не пользовался им, - в случае нападения противника он сдавался в плен ни чем не рискуя. Спартанского гоплита сопровождало семеро илотов, которые были государственной собственностью и становиться частной не планировали. В бою они выступали в качестве легкой пехоты.
Таким образом у спартанцев был военный обоз из носильщиков, а у афинян частный.
Естественно, у американских империй армии имели только обоз из носильщиков. Ацтеки не одомашнили ни каких животных, кроме кур и собак, а инки иногда использовали лам, для перевозки грузов, но в незначительных масштабах.
Наиболее же распространенным был тележный обоз. В начале нашей эры каждому подразделению из 200 китайских солдат придавался фургон запряженный 8-ю волами. Это был хорошо организованный военный обоз, но очень медлительный, - волы не могли идти так быстро, как люди, плюс к тому, волы требовали фуража, - на подножном корму они вообще никуда бы не пошли, заправка поглотила бы все время. И сам тяжелый фургон на сплошных колесах обладал неудовлетворительной проходимостью.
Еще более громоздки и неуклюжи были обозы кочевников. Техническая и организационная сторона дела у степных народов находилась на должном уровне, - в начале первого тысячелетия до Новой эры в степь проникла технология изготовления колес со спицами, и у кочевников, вместо громоздких фургонов (пусть и на конной тяге) появились кибитки, - однолошадные и одноосные легкие повозки с хорошими скоростью и проходимостью. В организационном же плане обозы кочевников можно было рассматривать как военные, - все кибитки подчинялись командам вождя. Кроме того, у некоторых народов (например у монголов) женщины носили оружие и выступали в качестве гарнизона вагенбурга.
Проблему представлял масштаб, - у кочевников на каждого война приходилась одна кибитка, не менее трех нонкомбатантов и порядка сотни голов скота. Это, естественно, в том случае, если шла действительно орда, а не войско. В своих набегах кочевники обходились вообще без обоза, только на обратном пути их тормозили трофейные телеги с награбленным добром и пленники. Другое дело, если кто-то устраивал облаву на самих кочевников, - табор не мог уйти в небо, - и вообще не мог уйти, - даже от пехоты обремененной тяжелыми фургонами. Так были разбиты гунны, - потерявшие юмор китайцы сначала устраивали зачистки степи с помощью отрядов легкой кавалерии, а когда гунны собрались в огромный табор, китайская пехота догнала и окружила его. Воины в конце концов прорвались и ушли на Запад, но все имущество гуннов и их семьи были захвачены китайцами. Правда гунны не растерялись и, по дороге в Европу, нашли себе не только новый скот и новых женщин, но даже новый язык.
Точно так же, ставшая легендарной неуловимость скифов, которые не приняли боя с персами, "потому что не имели городов, которые надо было бы защищать", всецело на совести греческих летописцев. Поход персов против причерноморских скифов действительно провалился, но не потому, что скифы убежали от них со всем своим имуществом, оставив на память только корзинку с мышью, лягушкой и стрелой, а потому, что на момент появления персов, крупных скифских племен в Причерноморье не оказалось. Перед облавой на кочевников надо было провести разведку их кочевий, а персы не сделали этого и ударили по пустому месту.
По этой же причине, среди кочевников великой степи до начала эры сохранялись рутинеры, не желавшие признавать ни верховой езды, ни легкого колеса. Пешие кочевники кочевали с той же скоростью, что и конные, - со скоростью движения стад на подножном корму.
Значительной величины тележные обозы были характерны и для европейских армий. Использовались почти исключительно пароконные подводы, хотя, в Южной Европе некоторое распространение имела и воловья тяга. Рекордом всех времен и народов было несовершенство организации европейских обозов и снабжения вообще. Вплоть до 17-го века европейские государства просто не держали стратегических запасов продовольствия, - снабжение армии было делом самой армии и частных предпринимателей. В средневековый период рыцарь отправлялся на войну с собственным маленьким обозом и штатом нонкомбатантов. В среднем, на одного всадника приходилось два пеших воина и два человека прислуги, причем пехота не подчинялась общему командованию войска, а только "своему" рыцарю, по этому, максимум, что она могла делать, - это оборонять лагерь, - и то, неорганизованно, - построить ее для боя было невозможно.
Дорогой, к войску пристраивался еще и маркитантский обоз, Когда привезенные рыцарем с собой из дома припасы кончались, он должен был покупать их у маркитантов. Но, даже если говорить об эпохе, когда деньги могли быть не только в сокровищницах королей, но и в кошельках у рыцарей, жалования рыцарям по-любому не полагалось, а большинство из них ни каких замков и близко не имело. Такая ситуация сама по себе провоцировала низкую дисциплину рыцарского войска, - дезертирство по экономическим мотивам было узаконено, - рыцарь имел право уехать, если у него кончались продукты.
Во время Грюнвальдской битвы тевтонцы построили свой обоз табором, отступили туда и еще некоторое время там оборонялись, но это было скорее исключением, - обычно европейский обоз не кому было строить, он просто ни кому не подчинялся. Тем более это относилось к маркитантскому обозу. Повозки двигались руководствуясь только намерениями своих владельцев.
Позже, в 16-м веке ситуация почти не изменилась. Ландскнехт получал аванс, нанимал себе слугу (обычно служанку, - по понятным причинам), несколько ландскнехтов или рейтаров в складчину нанимали подводу и возчика. Плюс еще маркитантский обоз, - обычно, на каждые пять человек приходилась почти неуправляемая и часто недогруженная подвода. В таких условиях задержка жалования солдатам была крайне черевата, - если рыцарь, оставшись без денег мог выбирать, вернуться ли ему домой, или заняться грабежом, то ландскнехту некуда было возвращаться.
Показательным примером является организация королевских мушкетеров во Франции. Мушкетер отправлялся на войну имея двух лошадей и слугу. Причем слуга перевозил мушкет. Кроме того, несколько мушкетеров нанимали телегу. Если надо было построиться для боя, слуги должны были найти своих нанимателей, вручить им мушкеты, забрать лошадей и отступить в тыл.
В течение 17-го века частные и маркитантские обозы постепенно заменяются в европейских армиях мобилизованными (на самом деле, чаще, наемными). Армии становятся действительно регулярными и даже фуражировка (грабеж) проводятся уже не в частном порядке, специальными отрядами. Но количество подвод меньше не становится, - под Лесной на 15 тыс шведских солдат приходилось 7 тыс возов (правда этот обоз вез припасы для большей армии). Даже в два ряда они должны были растянуться по дороге на 30 километров. Даже во время Наполеоновских войн европейские армии еще не имели собственных обозов, только мобилизованные.
Но обоз из 7-ми тысяч подвод растягивался на 30 километров только в идеале. На самом деле, конечно, он занимал больший участок дороги. Плюс к тому, каждая повозка имела по две ломких деревянных оси. Плюс к тому, организация движения мобилизованного обоза была самая примитивная. По этим причинам, когда в 18-м веке численность армий стала возрастать от 20-30 тыс до 50-100 тыс человек, количество повозок при ней стало даже сокращаться. В том плане, что армия перестала возить с собой припасы на всю компанию, как это делалось раньше, они стали подвозиться ей постоянно, но это очень усилило зависимость армии от безопасности коммуникаций.
В России, в плане организации обоза, дело обстояло несколько лучше. Главным образом потому, что с такой организацией снабжения, какая была в Европе, на русских просторах с редким населением, скверными дорогами и тяжелым климатом, армия просто сгинула бы. Плюс к тому, для российских условий была характерна организация государственных запасов продовольствия. Обоз русского войска был частью мобилизованный, хотя имелся и частный. Запасы продовольствия, впрочем, до конца 17-го века каждый привозил собственные, но непременно присутствовал и казенный запас на тот случай, если истощатся частные. То есть, казенные пайки были предусмотрены.
Размеры русских тележных обозов были заметно скромнее европейских стандартов. Европейцы специально отмечали у русских способность довольствовать в походе очень малым. Летом фураж в походе почти не употреблялся, русские транспортные лошади имели на 30% меньшую, сравнительно с европейскими, грузоподъемность, но имели решительное преимущество в экономичности. То же можно было сказать и о боевых, но после утомительных переходов, за несколько дней до битвы их все-таки переводили на питание зерном. Характерны для России были и зимние походы. Дело было в том, что грузоподъемность лошадей при движении по санному пути ли по льду замерзших рек была существенно лучшей, чем по дорогам. Животные же отлично переносят морозы при достаточном питании. Зимой на санях часто перевозились не только грузы но и пехота.
Примерно так же, дело обстояло и в Турции, только там мобилизованный обоз преобладал над частным еще в большей мере. Запасы продовольствия на складах султана позволяли держать армию отмобилизованной практически сколько угодно. Янычары полностью находились на казенном довольствии, и их части имели даже военный обоз. Недостатком турецкой организации была техническая часть, - возы были только на воловьей тяге. С другой стороны, волов требовалось вдвое меньше, чем лошадей, обоз занимал меньше места.
Достоин упоминания обоз таборитов. Уже то, что это был военный обоз являлось совершенно необычной для 15-го века деталью. Да еще то, что повозки табора совмещали боевые и транспортные функции. Что совершенно исключало наличие в таборе нонкомбатантов. Противника шокировало наличие среди солдат табора большого количества женщин. Участие женщин в сражениях было совершенно не типично для Европы, хотя при всяком войске их было чуть ли не столько сколько и солдат, но во время боя они оставались в обозе, а если враг нападал на вагенбург, метались и визжали дезорганизуя оборону. Хотя, в общем, в случае захвата обоза врагом с ними не могло произойти ни чего такого, на что бы они не подписывались, нанимаясь обслуживать войско.
Понятно, для табора, наступавшего на врага своим обозом, это было неприемлемо. Женщин в таборе было примерно столько же, сколько и во всяком средневековом войске, но от них требовалось более конструктивное поведение в кризисной ситуации, - чтоб ни куда не метались, и, если и визжали, то только подобающим образом, - воинственно. В основном они стреляли из арбалетов и луков.
Однако, даже таборитский тележный обоз существенно ограничивал подвижность армии. Способом ее увеличения служил вьючный обоз. Македонская армия выступая против Персии не имела колесного обоза, часть груза, в дополнение к своему оружию, солдаты несли сами, еще часть перевозилась во вьюках мулов и лошадей. Другой вопрос, что по пути армия обросла колоссальным частным обозом, который даже пришлось сжечь, так как он полностью обездвижил войско. Легион так же сопровождался военным обозом из мулов, да и на самих легионеров было навьючено не мало. Темпы движения при этом иногда достигали 200 километров за 3 дня, хотя целесообразность таких переходов сомнительна, - что делать на поле боя с черными от усталости и хромыми на обе ноги легионерами?
У восточных народов, от парфян, до татар, так же были вьючные обозы, хотя в качестве вьючных животных использовались чаще верблюды. Обоз монгольской армии состоял из несметного количества вьючных лошадей. Арабы использовали верблюдов в большом количестве в том числе и для перевозки пехоты. Верблюдами же пугали европейских лошадей. Вьючный обоз особенно хорош был в горах и, вообще, на сложной местности, так как позволял армии двигаться там, где не прошли бы телеги.
Недостатком такого способа перевозки грузов было то, что каждое животное могло перевозить втрое меньше грузов, чем при их транспортировке с помощью телег. Это, кстати, исключало возку фуража, что, в свою очередь сильно снижало темпы движения. По этим причинам для условий Европы, где армия включала значительное количество кавалерии, а лошади не могли удовлетворительно работать на подножном корму, использование вьючных обозов было нецелесообразно. Азиатские армии использующие мелких и неприхотливых лошадей могли обходиться и вьючным обозом.
Европейская вьючная лошадь могла нести 120-140 кг груза, русская - 100-110 кг, татарские и монгольские, с учетом огромных темпов продвижения армий этих народов - не более 60 кг. Вообще, вьючные лошади специально делались экономичными. А следовательно, небольшими. Однако, мулы в качестве вьючных животных были еще более предпочтительны. Двигались они достаточно быстро, чтобы не отставать от пехоты, несли более 100 кг, могли обходиться подножным кормом (если он был, - зимой или в горах надо было кормить и мулов), а главное, очень неохотно умирали. Живучестью мул не уступал монгольской лошади. Недостатком мулов была затруднительность их мобилизации. Крестьяне имели малорентабельное хозяйство и не могли пренебрегать такой прибылью от своего скота, как приплод. Мулов разводили преимущественно для крупных товарных хозяйств.
Использование волов в качестве вьючных животных иногда практиковалось только за неимением лучшего. Проходимость самого вола была настолько плоха, что арба ее существенным образом не ухудшала.
Эффективными вьючными животными были верблюды. Двигались они достаточно быстро, - от лошадей на маршах не отставали. Имели хорошую грузоподъемность, - до 200 кг. Неделю, не теряя работоспособности, могли обходиться вовсе без пищи. На изменения температуры от +50 до -50 градусов не реагировали. Для условий пустынь верблюд являлся вообще единственным приемлемым транспортом, но хорош был и в тундре. Недостатком верблюдов была плохая проходимость. Как и дестриэ, верблюд совсем не был способен преодолевать препятствия и плавать. Самым, однако, серьезным изъяном этого средства передвижения, причиной, по которой он не имел применения в Европе, была его неспособность переносить повышенную влажность воздуха. В этом он был солидарен с арабскими конями.
Арабские и берберские племена еще за 1000 лет до Новой эры с успехом использовали верблюдов для переброски пехоты и грузов. Использовались верблюды и в качестве кавалерии, в этом случае на верблюде помещалось два воина, - водитель с длинным копьем и лучник. Была так же выведена быстрая и малогабаритная порода верблюдов, на которых всадники размещались по одному. Но в качестве боевого животного верблюд не выдерживал критики. Если лошадей отличала повышенная возбудимость и импульсивность, а слонов осторожность и склонность к непредсказуемой инициативе, то верблюды были знамениты удручающей тупостью и принципиальным пофигизмом, - они, напротив, ни чего не боялись, что также неприемлемо для воина. Верблюд не давил людей, не толкал других животных, что делало его безвредным для врага, - ну, разве что плюнет. Верблюд не понимал опасности, что делало его очень уязвимым. Даже если в него тыкали копьем, он не защищался, а только отходил в сторону.
Большие удобства для перевозки грузов предоставляли водные артерии. В России всю пехоту часто называли судовой ратью. На стругах или ладьях пехота одновременно перевозила и себя и все необходимое. Такой способ передвижения долгое время делал викингов непобедимыми, - они появлялись внезапно и в большом числе, имея в ладьях достаточное количество припасов. Однако, небольшая, сравнительно со стругами, удельная мощность ладей не позволяла им далеко заходить в реки против течения. Вообще, снабжение армии морем всегда было предпочтительно.
Проблема возникала только в случае, если театр боевых действий оказывался удален от подходящих коммуникаций. По воде удобно было доставлять сами грузы, но совершенно неудобно перевозить лошадей и подводы для их дальнейшей транспортировки. Вообще, проблема перевозки кавалерии морем так толком и не была решена.
Собаки.
Естественно, многие народы использовали собак для охраны своих лагерей от внезапных нападений. Так, кстати, поступали римляне, разочаровавшись в гусях (в походе гуси имели тенденцию слишком быстро находить свой конец в желудках легионеров). Считается, что Сен-Бернар - римская военная собака. Но речь не об этом.
В истории имелся прецедент использования собак не в качестве сигнализации и не для контрпартизанской борьбы, а в полевых сражениях. Пуны, обосновавшись в Северной Африке, встретили там противника в виде воинственных нумидийских племен, которые, к тому же, освоили искусство верховой езды. Сами пуны ездить верхом так толком и не научились и для борьбы с нумидийской конницей применяли слонов. Однако, слоны не везде поспевали. Решение было найдено в виде использования свор специально натасканных на лошадей собак. Собакам, как и людям, в отличие от лошадей и слонов, не требовались какие-то особо глубокие мотивы для того, чтобы подраться. Завидев нумидийскую кавалерию, они устремлялись в бой без всяких понуканий. Лошади пожиже, увидав такую беду, обращались в бегство, лошади покруче начинали драться с собаками. В обоих случаях всадники скоро оказывались на земле. Тут их либо разрывали собаки, либо по ошибке затаптывали лошади, либо приканчивали набежавшие карфагенские кинологи. Для повышения живучести собаки имели какие-то панцири. Вероятно, кожаные. Боевой дух собак был характерно высок, - даже при неблагоприятной ситуации они не отступали, пока большая часть из них не оказывалась перебита.
Однако, использование собак в таком качестве не имело перспективы. С пехотой в строю, где нет возможности сбить человека с ног ни какой собаке не справиться. Да и вообще, даже в свалке, против вооруженных людей могли действовать только очень крупные собаки при условии большого численного перевеса. Против лошадей собаки были эффективны, но тут возникала проблема, - собаки прекрасно отличают "своих" людей от "чужаков", хотя и непонятно как, - толи по одежде, толи по характерному запаху лагеря, толи по поведенческим особенностям, но не могут таким образом различать лошадей. Натасканная на лошадей собака не будет нападать только на лично ей знакомых и дружественных лошадей. Либо, напротив, будет атаковать только персонально указанную хозяином лошадь. Ни то, ни другое, не годилось для полевых сражений, если кавалерия имелась с обеих сторон. Между собаками и кавалерией пришлось выбирать. С тех пор, как карфагеняне стали сами использовать наемную нумидийскую кавалерию, от собак пришлось отказаться.