Лекция 28. Между Западом и Востоком

Одним из важнейших, исходных для самосознания культу­ры России представлений является оппозиция «Запад — Вос­ток», несущая в себе ее метафизические и географические, мифорелигиозные и геополитические, исторические и соци­альные интенции. «Запад — Восток» — условная смысловая конструкция, исторически выработанная культурологической мыслью человечества для первичной (космогонической) типо­логии мировой культуры и действующая как парная катего­рия, которая выражает дихотомию поляризованного целого всемирной культуры; она одновременно характеризует и ам­бивалентное символическое единство культуры человечества (в пределе складывающееся из «Запада» и «Востока»), и ее разделенность на принципиально отличные друг от друга, а во многом и противоположные модели культурной идентичнос­ти, которые друг друга взаимополагают и в то же время взаи­моисключают, воплощая собой дополнительность и антино-мичность полярных начал, диалектику единства и множествен­ности мировой культуры как сложного целого.

Смысловая пара «Запад — Восток» носит ярко выражен­ный характер социокультурной и цивилизационной дилеммы: или — или. Сопоставление учеными и писателями, путеше­ственниками и завоевателями культур Запада и Востока выя­вило почти необозримый ряд смысловых антиномий между ними. Демократия (свобода, равенство) — деспотизм; аскеза — мистика; научное знание, рациональность — интуиция, вживание в мир; динамизм, развитие — неподвижность, ста­бильность; модернизация, инновативность — традиционность, ритуал; индивидуализм, личность — коллективизм, государ­ство; «логос» — «дао»; активное технико-технологическое пре­образование мира — достижение гармонии с естественно-при­родной средой обитания; рыночная экономика и натуральное хозяйство, частная собственность и буржуазность — бесклас­совое общество, коллективизм, коммунизм.

Запад и Восток — это различные социокультурные и циви-лизационные парадигмы, на протяжении веков и даже тысяче­летий сосуществующие и борющиеся друг с другом, взаимо­действующие и влияющие — прямо и косвенно — одна на другую, но в процессе исторического противостояния (посто­янно изменявшего свои формы и их смысловое соотношение) так и не преодолевшие семантического и структурного «па­раллелизма», т.е. взаимной непереводимости, символической (политической, философской, религиозной, художественной и др.) антиномичности. Как бы далеко ни отстояли друг от друга культурно-смысловые системы Запада и Востока, они остаются связанными между собой по крайней мере совокуп­ностью отличительных принципов или набором критериев и принципов, согласно которым они оказываются сопоставимы­ми между собой (в том числе и как антиномические пары). Как бы тесно ни сближались между собою Запад и Восток, всегда найдутся ценности и нормы, взаимоисключающие, пре­дельно поляризующие их семантические поля. Даже примени­тельно к одному культурно-целостному объекту наблюдения или научного изучения можно говорить об амбивалентности представленных в нем западных и восточных начал.

При всей условности дифференциации систем ценностей и норм Запада и Востока сам принцип их антиномичности весьма показателен: противоположности, сближаясь друг с другом по принципу дополнительности, вступают в единство для того, чтобы облегчить взаимоотталкивание и противо­борство, удерживаемые в гибком и динамичном равновесии бинарного целого. Встречные процессы сближения/отталки­вания — не две разные тенденции соотношения частей цело­го, а тот баланс сил, при котором «действие равно противо­действию», и это равенство выступает гарантией нерастор­жимости парадоксального альянса, целое тем прочнее, чем сильнее сопротивление ему его составляющих. Подобная внутренне противоречивая, но единая смысловая структура культуры, основанная на силовом равновесии семантической системы, получила название «взаимоупора».

Саморефлексия любой национальной культуры в той или иной мере связана с ее территориально-географической ори­ентацией и исторически обусловленными представлениями об организации и смысловом членении мирового пространства (прежде всего дуальном, бинарном, ведущем свое происхож­дение из архаико-мифологических моделей мира). Дихотомия «Запад — Восток» оказалась в этом отношении наиболее уни­версальной и устойчивой практически во всех культурах, что связано с космогоническими мотивами этой антиномии (вос­ход и заход солнца). В большинстве культур мира самим по себе смысловым полюсам Запада или Востока не предпочте­ние отдается, они сосуществуют во взаимосвязи как единая смысловая антиномия, воплощенная бинарность (наподобие широко распространенных дихотомий: «верх — низ», «правое — левое», «прямо — криво», «вперед — назад» и т.п.). Что касается культуры России (в ряду других евразийских куль­тур), то здесь, напротив, Запад и Восток часто существуют отдельно друг от друга, как различные смысловые простран­ства и как два разных (далее нерасчленимых) концепта, то и дело противопоставляемых друг другу.

В конечном счете из смысловой антиномичности культур Запада и Востока проистекают и периодически сменяющие друг друга их динамические установки и тенденции: взаимно­го национально-культурного изоляционизма, автономизации или открытости культур друг другу, интеграции; экспансио­низма и агрессии или подражательности; борьбы и соперниче­ства или взаимообогащающего диалога. Историческая дина­мика взаимоотношений Запада и Востока носит характер не­равномерной пульсации: взаимное притяжение сменяется вза­имным отталкиванием или индифферентностью по отноше­нию друг к другу. Отношения Запада и Востока часто прини­мают характер кризисного состояния — бифуркации, с выте­кающей из него проблемой выбора нового канала эволюции, в дальнейшем необратимой.

Само соотношение Запада и Востока в масштабе мировой культуры как целого представляет собой смысловую конст­рукцию «взаимоупора», но конфронтационный и конфликт­ный характер их взаимоотношений сказывается обычно лишь в особых случаях (колониальные завоевания, освободитель­ные движения, подъем национально-культурного возрождения). Зато для культурных (не только территориальных, но и смыс­ловых) областей, пограничных между Западом и Востоком и как бы поневоле совмещающих поляризованные смыслы и ценности смежных с ними западных и восточных явлений, структуры, воспроизводящие конструкцию «взаимоупора», не просто типичны, но составляют «каркас» системы. В погра­ничных культурах резко контрастируют их взаимоисключаю­щие тенденции: открытость и закрытость; «всемирная от­зывчивость» и национальный мессианизм, космополитизм и изоляционизм; революционное новаторство и охранительность; динамизм и статичность и т.д., — но не для того, чтобы окон­чательно отделиться друг от друга. Постоянное колебание меж­ду двумя полярными тенденциями является не только «есте­ственным», но подчас и «единственно возможным» для подоб­ного типа культур динамичным фактором их развития, а би­фуркация становится в пограничных культурах не характери­стикой того или иного кризисного состояния, но перманент­ным свойством всего исторического процесса, усвоенным куль­турой на ментальном уровне.

Пограничные культуры включают в себя как западный, так и восточный дискурсы, которые вместе составляют систему, на всех уровнях построенную на «взаимоупоре» противобор­ствующих смыслов. Подобная система, с одной стороны, по­стоянно чревата расколом целого; с другой — даже в случае раскола (и особенно в условиях раскола) «взаимоупор» удер­живает силой две части (или стороны) единого в смысловом поле одного представления. При этом обе части раздвоенного целого испытывают силы как взаимного притяжения, так и взаимного отталкивания, находясь в состоянии зыбкого, неус­тойчивого баланса сил.

В самосознании русской культуры Запад и Восток часто существуют отдельно друг от друга как различные смысловые пространства. Однако в приложении к себе самой русская (как и любая пограничная) культура использует антиномию «Запад — Восток» как воплощение «единства противополож­ностей». Россия внешне противостоит и Западу, и Востоку; внутренне же она является одновременно и Западом, и Восто­ком, то разделяя собой две «сверхцивилизации» мира, то со­единяя их собою в единое целое. В этом отношении Россия образует вместе с Западом и Востоком смысловую триаду и в то же время является единым, нерасчленимым целым с ними, воплощая тем самым монистическую «всемирность».

Пограничное положение России и русской культуры меж­ду Востоком и Западом, Азией и Европой; вызванные этим внутренние противоречия русского национального характера, менталитета, образа жизни, быта, социокультурных институ­тов, общественной психологии и идеологии, специализирован­ных областей культуры (включая науку и искусство, филосо­фию и религию); непредсказуемость социокультурной исто­рии — все это явилось источником вековых конфликтов и идеологических споров: кочевых и оседлых народов, язычни­ков и христиан, соборности и авторитаризма, индивидуалис­тов и государственников, религиозных реформаторов и ста­роверов, западников и славянофилов, сторонников и против­ников реформ, либералов и консерваторов, демократов и ком­мунистов и т.п. Все перечисленные здесь (и иные) «пары» оп­позиций существуют только как далее неразложимые смыс­ловые антиномии, усвоенные русской культурой как струк­турная формула ее менталитета, как модель ее исторического самовоспроизводства.

Называя Россию отдельной частью света — «Востоко-Запа-дом», НА. Бердяев (в книге «Русская идея». 1946) утверждал, что в России сталкиваются два потока мировой истории — Восток и Запад. Г.В. Плеханов (в своем труде «История рус­ской общественной мысли». 1914—1918) также отмечал в рус­ской культуре и в истории России два противоположно на­правленных процесса, но «разбегающихся» в разные стороны

— на Запад (европеизированная дворянская культура) и на Восток (традиционная культура русского крестьянства). Од­нако обе эти модели русской культуры (соответственно цент­ростремительная и центробежная), при всей своей видимой противоположности, отнюдь не исключают друг друга: куль­турно-исторические процессы западного и восточного проис­хождения и сталкиваются между собой в русской культуре, и отталкиваются друг от друга; собственно национально-русские тенденции в культурном развитии России то и дело раздваива­ются, устремляясь одновременно и на Запад, и на Восток, или противостоят и тому, и другому.

Изначальная «пограничность» русской культуры, а затем и российской цивилизации — по отношению к Западу и Востоку

— порождала не только универсализм целей и притязаний рус­ской культуры (что нередко выливалось в мессианские и эсха­тологические предчувствия и идеалы), но и делало ее путь, как и судьбу России, весьма драматическими, чреватыми взлета­ми и падениями, катастрофическими событиями, жестокими испытаниями, великими потрясениями, имевшими всемирно-историческое, а подчас и глобальное значение.

Любая попытка представить российскую цивилизацию в виде целостного, исторически непрерывно развивающегося явления, обладающего своей линейной логикой и выраженным национальным своеобразием, наталкивается на большие внут­ренние сложности и противоречия. Каждый раз оказывается, что на любом этапе своего становления и исторического раз­вития эта цивилизация как бы двоится, являя одновременно два отличных друг от друга лица. Европейское и азиатское, оседлое и кочевое, организованное и стихийное, искусствен­ное и естественное, светское и духовное, официальное и оп­позиционное, индивидуальное и коллективное — эти и подоб­ные «пары» противоположностей свойственны российской цивилизации с древнейших времен и сохраняются фактически до настоящего времени. Двоеверие, двоемыслие, двоевластие, раскол — это лишь немногие из значимых для понимания ис­тории нашей цивилизации понятия, выявляемые уже на стадии древнерусской культуры. Подобная стабильная противоречи­вость русской и всей российской культуры, порождающая, с одной стороны, повышенный динамизм ее саморазвития, а с другой — периодически обостряющуюся конфликтность, внут­ренне присущую самой российской цивилизации, составляет ее органическое своеобразие, типологическую особенность и называется бинарностью.

Характерной особенностью российской культуры с ее «дво-ецентрием» является то обстоятельство, что ее основу, суть, глубинный смысл составляет не механическая сумма двух про­тивоположно заряженных «ядер», сопряженных между собой в одно неразрывное целое, а самое их «сопряжение», непре­рывно меняющееся, как бы «мерцающее» отношение двух «центров», «ядер», «полюсов», сочетающее в себе их глубокое внутреннее единство и в то же время не снимающее их абсо­лютной противоположности.

Не случайно через всю отечественную историю проходят бинарные смысловые структуры, организующие русскую куль­туру и российскую историю как сквозную дихотомию: двое­верие, двоевластие, опричнина, ереси, самозванство, бунты, раскол, разночинство, русский коммунизм, евразийство, рус­ское зарубежье, постсоветская реальность — в каждом из этих и подобных им понятий заключены смысловая амбива­лентность, двусоставность, внутренний драматизм. Строго го­воря, и такие классические смысловые «пары» русской куль­туры, как «западничество и славянофильство», «народ и на­родничество» или «революция и контрреволюция», являются в каждом случае не суммой двух концептов, а единой смысло­вой конструкцией, в которой ни один из полюсов не может существовать без другого, вне взаимодействия и полемики с ним, вне борьбы за первенство.

Более того, «победа» любого полюса автоматически озна­чает его же «поражение», поскольку вне противоборства его целеустремленность и активность теряют смысл и «точку при­ложения». Следует признать, далее, что все концепты, из ко­торых складывается целое русской культуры (а значит, и ис­тории) на всех уровнях ее смысловой организации, сопряга­ются между собой по принципу именно «взаимоупора»: язы­чество — христианство, самодержавие — православие, власть — интеллигенция, интеллигенция — народ, религия — наука, искусство — действительность, литература — критика, исто­рия — современность, «русская идея» — «коммунистическая идея», госбезопасность — диссидентство и т.д.

За каждой антиномией в истории русской и всей российс­кой культуры встает в явной или скрытой форме изначальная культурная дихотомия Запада и Востока, символизирующая причастность России и ее культуры как к тому, так и к друго­му, т.е. всему человечеству, мировой культуре и цивилизации, притязания на принципиальную «всемирность», «всеохват-ность», вселенский масштаб. Начальный импульс каждой куль­турно-исторической парадигмы, каждого значительного пери­ода в российской истории связан с этим двойственным дис­курсом: Крещение Руси, монголо-татарское иго, возникнове­ние концепции «Москва — третий Рим», религиозный Раскол и «Петровские реформы», отмена крепостничества и русская революция, крах советского тоталитаризма и распад СССР все эти события знаменовали для России и русской культуры каждый раз обновление культурно-исторического контекста и обретение в нем заново смысловой конфигурации всемир­ное™.

Но эта причастаость России и русской культуры к «всеедин­ству» мира (В. Соловьев) не однозначна, не одномерна — ни в этно-цивилизационном, ни в космополитическом смысле. Рус­ская культура и «вненаходима» по отношению к миру (выступая как «третья сила» наряду с Западом и Востоком — по В. Соловьеву), и одновременно включает в себя человечество

 

Схема 46. Россия между Востоком и Западом

 

(«всемирная отзывчивость» — по Достоевскому). Не случайно выдающийся мыслитель русского зарубежья Г. Федотов рисовал схему «русскости» (т.е. русского менталитета) в виде эллипса, обладающего «двоецентрием». В своих ментальных основаниях Россия, в равной мере принадлежащая и Западу, и Востоку, не­посредственно «встроена» в мировое человеческое сообщество со всем присущим ему противоречивым этническим и социо­культурным многообразием, являя собой образец «цветущей сложности» (К. Леонтьев) и демонстрируя «нераздельность и неслиянность» разных начал (А. Блок). Тем самым она оказыва­ется изоморфной тому мировому целому, которое складывает­ся из, условно говоря, «Востока» и «Запада» и в то же время по смыслу больше простой суммы восточных и западных начал. Россия является «миром миров», подобно целому, называемому человечеством, и в этом отношении представляет собой такое же «всеединство противоположностей», как и «мир в целом».

По степени своей структурной и смысловой сложности це­лое русской культуры (а еще в большей степени — полиэт-