Витальные функции и аффективная сфера

По особенностям формирования витальных функций и аффективной сферы аутичных детей первых двух лет жизни можно было условно разделить на две основные группы: гиповозбудимых и гипервозбудимых.

Дети I группы — гиповозбудимые (53% наблюдений) — на первом году жизни обычно не вызывали тревоги у родителей. В 75% наблюдений это время сначала характеризовалось как благополучное. Однако при специаль­но направленных вопросах изменений на первом году жизни не обнаружилось лишь в 12% наблюдений. У остальных детей отклонения в формировании витальных функций и аффективной сферы можно было выявить с самых первых месяцев жизни.

В состоянии бодрствования эти дети на первом году жизни были «чересчур спокойны», малоподвижны, пассивны, не реагировали на физические неудобства: мокрые пеленки, холод, не проявляли чувства голода. Плохо брали грудь, вяло сосали, слабо отвечали на попытку расшевелить прикосновением, взятием на руки. Нарушения сна в возрасте до года отмечались у половины из них, большей частью — в виде «спокойной» бессонницы, когда ребенок часами тихо лежал без сна. Характерным было отсутствие реакции на задержку стула.

Комплекс оживления в возрасте 2—3мес. был слаб: невыраженность эмоциональной реакции на погремушку, свет, звуки, нередко и на человеческое лицо. В 3—5 мес. не было достаточно яркого реагирования на лицо близкого, в 6—9 мес. — на окружающее.

Когда ребенок начинал сидеть, его пассивность становилась еще более очевидной. В 9 мес. многих из них матери спокойно оставляли в манеже с игрушкой. Ребенок подолгу сидел там, почти не двигаясь. Одна из матерей заметила, что, если ей нужно было уйти на кухню, она могла положить на колени сидящего сына ленточку и быть уверенной, что он не передвинется.

При неврологическом осмотре у 68% детей этой группы был диагностирован мышечный гипотонус, который достаточно быстро купировался массажем.

Ходить эти дети начинают чаще к 1 г. 3—4 мес. Отставленный до этого времени первый возрастной криз привносил в аффективную сферу компоненты тревожности и негативизма. Эти дети как будто бы боялись ходить, стремились обратно в манеж, негативистично «отстаивали»

[52]

 

свою малоподвижность и вялость. Возникали негрубые расстройства сна (длительное засыпание, прерывистость), эпизоды отказа от еды; пользования горшком. Эти явления в течение 1-2 мес. постепенно сглаживались, и тогда вновь возвратившаяся пассивность ребенка уже становилась для родителей более очевидной: «Нужно было подтолкнуть ложку ко рту, он как будто бы ждал этого и только тогда глотал...», «Сидел на горшке, пока его не поднимут...». Обращали внимание кратковременность интереса к игрушке, слабость эмоциональной реакции на нее.

Дети с явлениями гипервозбудимости (30% наблюдений) не представляли однородной группы. Среди них можно было выделить две подгруппы.

Особенности аффективной сферы гипервозбудимых детей I подгруппы (17% наблюдений) могут быть охарактеризованы как неврозоподобные.

Уже на первом году жизни эти дети отличались сочетанием малой двигательной активности с тревожностью, склонностью к аффективным колебаниям.

Общий тревожный фон настроения проявлялся в состояниях дискомфорта и многочисленных страхах, быто­вых сенсорных раздражителях: звуковых, зрительных, тактильных, реакциях страха на новизну, мышечном напряжении при взятии на руки.

Отмечались нарушения пищевого поведения. Большая часть детей плохо брали грудь, мало сосали. В ряде случаев наблюдалось «отсутствие пищевого рефлекса» — явления анорексии, в связи с чем ребенка нередко прихо­дилось кормить ночью в сонном состоянии. У многих отмечались срыгивания, рвоты, желудочно-кишечные дискинезии.

Еще более характерными были различные нарушения сна: длительное засыпание (в течение 2—3 ч), часто они могли уснуть только на улице, на балконе, на руках. Наблюдались прерывистость, значительное смещение времени сна, отсутствие его днем, беспокойство в определенные часы сна.

Дети этой подгруппы вовремя овладевали навыками опрятности. Многие из них уже в 5—6 мес. никогда не были мокрыми, Так как «терпели» до высаживания на горшок.

В ряде наблюдений отмечалась парадоксальная реакция на лекарство: возбуждение вместо успокоения.

Общий фон настроения был понижен. Родители отмечали частое «нытье», нередко в течение нескольких часов,

[53]

 

большую трудность вызвать у ребенка положительную эмоцию. Достаточно выступали суточные колебания настроения: более выраженные капризность, плаксивость с утра и нарастание некоторой возбужденности к вечеру. Обращала внимание метеолабильность — связь настроения, сна, пищевого поведения с погодными колебаниями.

У многих детей именно этой подгруппы уже на первом году жизни возникала симбиотическая связь с матерью.

В период первого возрастного криза, возникавшего в 1 г. — 1 г. 2 мес, эти дети становились еще более тревожными, значительно усиливались тревога и страх при отсутствии матери в поле зрения. В течение 1—2 мес. ребенок мог ходить только в ее присутствии. В ее отсутствие ребенок отказывался от взаимодействия со взрослыми, становился тревожным, плакал, часто кричал. Усиливались нарушения сна.

На втором году жизни отмечались большая избирательность и чувствительность к еде, нередко употребление только протертой пищи. Сон несколько стабилизировался, его расстройства обычно провоцировались состояниями тревоги и страха, возникающими при психогенных нагрузках.

Более отчетливо выступали и немотивированность в колебаниях настроения, его суточный, а также сезонный ритм. Однако ряд аффективных расстройств можно было отнести и к невротическим, связанным с реальными неудачами адаптации, ощущением раздраженности близких. Невротические реакции проявлялись в эпизодах самоагрессии (кусании, щипании рук, ударах себя по голове).

У гипервозбудимых детей II подгруппы (19% наблюдений) особенности аффективной сферы даже на самых ранних этапах развития по своей внешней характеристике ближе всего были к психопатоподобным.

Такой ребенок уже с рождения был двигательно беспокоен, все время что-нибудь на себя тянул; его нельзя было положить на живот, так как он легко мог скатиться на пол. Характерным был беспричинный крик, который нередко не удавалось успокоить ни укачиванием, ни взятием на руки. Такой же крик и сопротивление возникали при купании, пеленании, голоде. Как правило, возникали подозрения о соматическом неблагополучии, которые не подтверждались. Неврологическое исследование чаще всего обнаруживало мышечный гипертонус: ребенок квалифицировался как «расторможенный».

И у этих детей были проблемы со сном: его недоста-

[54]

точность, смещение в течение суток. Характерными были крик и плач при пробуждении.

Нередко в одних случаях отмечалась диссоциация между отсутствием реакции на голод и пронзительным криком на мокрые пеленки, в других случаях — между нечувствительностью к холоду и криком, резким сопротивлением при одевании.

Первый возрастной криз у детей этой подгруппы наиболее интенсивен. Характерно появление или резкое усиление негативизма: сопротивление умыванию, одеванию, стрижке, большей частью сопровождавшееся агрессией, стремлением делать назло, истериформными реакциями. Однако при тщательных расспросах за этим фасадом возбужденности нередко удавалось обнаружить тревожность, эпизоды ночных страхов, боязнь посторонних. В этих слу­чаях можно было думать о защитном характере негативизма.

На втором году жизни негативизм, агрессия, склонность к. истериформным проявлениям, аффективная возбудимость выходили на первый план. Мальчик в возрасте 1 г. 3 мес, просыпаясь, скандировал: «Не массаж», «Не зарядка»... Делал все наоборот: отказывался садиться на горшок, разбрасывал вещи — «находился в состоянии постоянной войны». Часто наблюдалась агрессия к ма­тери, близким, другим взрослым, детям на улице.

Истериформные реакции легко возникали при любом взаимодействии: ребенок бросался на пол, рыдал, если кто-то передвигал его игрушку, не хотел возвращаться с прогулки и дома бросался на пол, стучал ногами.

Отмечались и немотивированные колебания настроения: чаще — периоды напряженности с негативизмом, агрессивной готовностью; реже — состояния, близкие к эйфории, с многоречивостью, монотонным двигательным возбуждением, дурашливостью, стремлением брать в рот несъедобное.

Восприятие