Материнская вина и гиперкомпенсация

Как общество, мы проявляем такую заботу о том, чтобы наши сыновья становились мужчинами, что многие ма­тери даже боятся любить их слишком сильно. Д-р Каплан пишет: «Ирония заключается в том, что жизненно важное для человеческого детеныша единение с матерью должно быть разрушено стыдом и раздражением в тот самый момент истории человечества, когда громче всего раздаются крики о разъединенности людей».

Вот что пережила Джой на совете семьи, когда еще кор­мила сына грудью. «Когда Тодду было около двух, к нам приехали родственники из пригорода на воскресный обед. Дом был полон членов семьи и друзей, и Тодд был среди всех самым младшим. Он весело играл, пока не пришло время его кормить, а затем малыш снова отправился иг­рать. Было забавно смотреть, как мужчины реагировали на кормление Тодда. Они постоянно отпускали шуточки вроде «Эй, парень, давай украдем тебя у твоей мамки», «Кончай, ты уже слишком большой для этого», «Идем со мной — я сделаю из тебя мужчину». Я думаю, им было просто завидно, что Тодд может поесть, когда ему захо­чется, и это вызывало у них какое-то чувство — уныние, желание или уж не знаю что там».

Неудивительно поэтому, что матери испытывают ра­стерянность и смятение в вопросах воспитания сыновей. «Избиение матерей» (синдром «давайте обвиним во всем мать», потому что она слишком много брала на себя) ста­ло настолько же популярным, как и сваливание вины на отцов за их постоянное отсутствие. Часть правды в отно­шении многих матерей и сыновей здесь есть, потому что отец либо отсутствовал, уходя на работу, либо отсутству­ет вообще, и мать вынуждена использовать гиперкомпенсацию, ибо она обязана быть ребенку двумя родителями сразу. Многие одинокие матери превосходно справились со своей ролью при таких обстоятельствах, но не сумели дать сыну того, что ему потребовалось в определенном возрасте, потому что из матерей получаются лишь пло­хонькие отцы. Если матери ввиду отсутствия отца при­ходится прибегать к гиперкомпенсации, сыновья оказы­ваются не в состоянии войти в контакт со своим глубин­ным мужским началом.

Опасность гиперкомпенсации, по мнению д-ра Каплан, состоит в том, что мать начинает терроризировать ребенка, завладевая его душой и телом, как будто он яв­ляется продолжением ее самой. Такие агрессивные мате­ри как бы посылают ребенку сообщение: «Ты не можешь позаботиться о своем теле и своих мыслях. Я сделаю это вместо тебя». Вера в себя — вот тот фундамент, на кото­ром мальчик учится строить сбалансированные отноше­ния с миром. Право запачкаться, рискнуть, «быть маль­чишкой», наделать своих собственных ошибок, зная, что мать есть, что она всегда утешит и ободрит, — все это по­зволяет мальчику научиться верить в себя, в свою спо­собность что-то сделать в мире.

Отстегнуть от юбки

Внутри каждого ребенка действуют две одинаковые по мощи силы. Одна из них — желание слиться с матерью, испытать блаженство единения; другая — порыв ото­рваться, уйти, чтобы стать отдельным, самостоятельным Я. Перед каждым человеком стоит дилемма: как сохра­нить теплые отношения с другими, оставаясь верным са­мому себе. Возможно, это один из главнейших уроков, которые ребенку должна преподать мать. В своей муд­рой книге д-р Каплан пишет, что младенец сам знает, ког­да пришла пора начинать отделяться. Матери нужно лишь последовать за ним. По ходу продолжения диалога между матерью и ребенком на смену блаженству слияния приходит ощущение отдельности, т. е. сначала обе­им возможностям хватает места для одновременного су­ществования. «Часто родители истолковывают шаги, предпринимаемые ребенком для отделения, как знаки от­вержения и свидетельства их собственной несостоятель­ности, — говорит д-р Каплан. — Но многое из того, что в детском поведении доводит родителей до самобичева­ния, на самом деле представляет собой не родительскую неудачу, а потребность ребенка в формировании чувства собственной тождественности».

Сэмми всегда был добродушным и послушным ребенком. Когда у него вдруг стали проявляться вспышки раздра­жения, я начала думать, что же я сама делаю неправильно. В течение двух недель мне ни о чем не удавалось попросить его без борьбы. Это был кошмар. Но вскоре он снова стал веселым и довольным жизнью. Разница была в том, что те­перь он рисовал людей и птиц, мог построить высокую баш­ню из кирпичей, не сваливая ее постоянно, мог сам сложить разрезную картинку. Было похоже, что он боролся со мной, чтобы шагнуть на следующую ступеньку возрастного раз­вития.

Джей, член группы матерей

Процедура отстегивания мальчика от юбки была бы более легкой, если бы наши сыновья развивались по пря­мой, т. е. если бы существовала четкая смена этапов раз­вития. Однако наши сыновья могут жить на нескольких ступеньках развития одновременно, и это вообще харак­терно для развития человека. Так было и с Грегом. Когда ему было четырнадцать лет, матери казалось, что в доме живут два разных мальчика. Гленда вспоминает то вре­мя: «Грег перерос меня уже на 13 сантиметров и в то лето учился водить машину. У нас не было проблем по пово­ду времени его возвращения домой или выполнения до­машних обязанностей. С ним было легко общаться, как со взрослым. Но он вдруг начинал вести себя как четы­рехлетний ребенок: отказывался чем-либо поделиться с сестрой, требовал моего контроля и руководства при вы­полнении простейших дел, как, например, открыть бан­ку консервов к обеду, терялся перед самой пустой про­блемой, если она возникала. Когда я откликалась на его просьбу о помощи, он вдруг раздражался и кричал: "Что вы обращаетесь со мной как с ребенком?!" Мне казалось, что я схожу с ума».

В последних четырех главах этой книги подробно рас­сматривается развитие мальчика: каких поступков могут ждать от него родители на каждом этапе развития, как с ним лучше обращаться и чего требует от родителей душа мальчика. Пойдет речь и о специфических поведенчес­ких проявлениях, свидетельствующих о том, что время пришло. В главе 9 «Возраст Тома Сойера: от 8 до 12» ма­тери и отцы найдут некоторые рекомендации, посвящен­ные этой теме..

Внутренний образ матери

Говоря «передать бразды правления», мы вовсе не име­ли в виду, что отец должен полностью узурпировать пра­во на воспитание сына и что связь сына с матерью нужно разрубить. Мать всегда будет оказывать сильнейшее вли­яние на жизнь мальчика, но его отношения с ней суще­ственно видоизменяются по мере приближения маль­чика к отрочеству. Она все меньше будет нужна ему во внешней жизни, все больше он будет смотреть в сторону отца и других мужчин, идентифицируясь с ними в своей мужской сущности.

Но в путешествие—поиск своей мужской сущности каж­дый мальчик берет с собой свои детские впечатления и опыт того, что собой представляет мать как женщина. В процессе «окультуривания мальчика», как называет роль матери Роберт Блай, она опосредованно, на своем примере, внушает сыну свои женские ценности — то, как она живет в мире, и непосредственно вносит их в его сознание через свое отношение к сыну и поучительные исто­рии, которые ему рассказывает.

Матери прибегают к позитивным и негативным мерам, прививая сыну культуру. Одни стыдят сыновей, другие добры, одни морализируют, другие читают нотации, одни стараются понять сына, другие обвиняют, одни опускают­ся до физических наказаний, другие оставляют ребенка в небрежении, одни матери слишком строги, другие смеш­ливы, одни могут только любить, другие доверяют внутрен­нему миру ребенка. Большинство из нас пользуется и тем и другим в различных сочетаниях. Каждый из подходов потом сказывается в продолжение всей жизни мальчика.

Главное, что мы должны понять, — мальчик узнает все о мире женщины от своей матери. Мы не хотим сказать, что женщина — это обязательно стереотипная «неженка» или «лакомка», существо «слабое» или «нелогичное», «не­способное к математике», но женщина, почитаемая на земле и природой, и всем живущим. Мальчик должен сохранить этот образ женщины. Она научит его ценить признательность других, строить человеческие от­ношения. Поможет ему в первых уроках выражения соб­ственных чувств, в исследовании их глубины и высоты. Мальчик начинает учиться искусству любви и обрете­нию привязанностей. В нем развивается чувство доверия к миру, людям, самому себе. У него есть опыт получения поддержки, он знает счастье единения.

Отношения с матерью определяют и то, как в своей дальнейшей жизни мальчик будет относиться к женщи­нам. Как у всего в жизни, у женщины есть темная и зло­вещая сторона. Клиент, которого мы назовем Кельвин, хранил в подсознании «всепоглощающую женщину», что существенно затрудняло его взаимоотношения с женс­ким полом. Мать Кельвина старалась быть для него и отцом, и матерью, потому что отец умер, когда мальчик ; был еще совсем маленьким. Она защищала сына от этой потери, делая для него все: убирала, мыла, варила, выби­рала ему одежду, стирала и гладила. В конце концов за­висимость Кельвина от матери достигла энной степени: мать принимала за него все важнейшие решения — с ка­кой девушкой встречаться, каким видом спорта зани­маться, в какой колледж поступать и какой уровень об­разования получить. Когда Кельвин стал взрослым, он сотни раз пытался завязать отношения с женщинами, дваж­ды был неудачно женат. Он жаловался, что женщины от­носятся к нему как к маленькому ребенку, постоянно за­ботясь о нем, указывая ему, как он должен вести себя на работе, выбирая ему одежду, организуя всю его жизнь. Женщин тянуло к нему, потому что он был чувствителен и умел их слушать, но они жаловались, что он совсем не следит за собой, затрудняется в принятии решений, что у него нет друзей, что он прилепился к работе, которая ему вроде бы не нравится, что он не торопится закрепить отношения и не думает ни о чем загодя, откладывая лю­бое решение до последней минуты, из-за чего постоянно и безнадежно опаздывает на деловые свидания.

Ситуация Кельвина сегодня широко распространена среди молодых мужчин. Многие авторы называют их «веч­ные мальчики, юноши», «порхающие мальчики», «Пите­ры Пэны». По словам Джона Ли, автора книги «Порхаю­щий мальчик, или Как вылечить раненого мужчину», мальчики, которые избегают мира мужчин, «оказывают­ся неспособными взять на себя ответственность, довести дело до конца, поддерживать добрые отношения с други­ми». Они превращаются в «порхающих мальчиков». От­сутствие связи со своей мужской сущностью и гиперза­висимость от женщины, или внутреннего образа матери, оставляют многих современных мужчин без твердой опо­ры в жизни. Они либо растворяются в отношениях с жен­щинами, теряя себя, либо прячутся от любых отношений, потому что боятся быть «поглощенными», как это случа­лось у них с матерью.

В некоторой степени молодой мужчина каждый раз, когда покидает женщину, воспринимает это как победу, потому что он убегает от своей матери.

Роберт Блай

Возможно, мать Кельвина полагала, что делает для сына как лучше; с другой же стороны, вполне вероятно, что она использовала заботу о сыне, чтобы справиться со, своим горем после потери мужа. Так или иначе, но вслед­ствие этой гиперопеки Кельвин не смог осознать себя как мужчина и слабо верил в свою способность существовать в мире как отдельная личность. Для сыновей лучше все-то, если мать присутствует в их жизни только до того "момента, когда они выкажут готовность начать переход на другую сторону баррикады (см. главу 9). И тогда ма­тери нужно взять руку сына и вложить ее в отцовскую ла­донь или в руку другого мужчины, а после этого отсту­пить на шаг в сторону.

Независимо от того, сколько сыну лет, мать всегда ос­тается для него важной и необходимой опорой дома: она определяет, что можно и чего нельзя, с ней всегда можно поговорить и о возникших проблемах, и о политике, она всегда даст совет в любви, накормит и утешит, если что-нибудь случилось. Но если мать знает об ограниченнос­ти своих возможностей, сын скоро поймет, где кончается мать и начинается он сам. Если отец принимал участие в процессе мужания мальчика, мальчик будет неколебим в своем мужском самоощущении, он будет чувствовать себя мужчиной — единственным, кто умеет дарить любовь и достоин любви, кто утверждает жизнь и приносит ее.