Культы рабов. Деметра и Дионис
Два наиболее популярных божества Греции едва упоминаются, п то вскользь, в поэмах Гомера, восходящих к IX–VIII векам до н. э., сохранивших для нас в образах высокой поэзии самое полное описание богов Олимпа.
Эти два божества принадлежали к совсем иному религиозному миру, нежели боги рабовладельцев, и с самого начала были связаны с иной экономической и социальной обстановкой. Их история, их культы и сезонные праздники во многом предваряют христианскую религию. Даже сами имена греческих культов напоминают некоторые типичные признаки христианского предания: Деметра — матерь бога и Дионис — сын бога[92].
Конечно, смутные и часто противоречивые традиционные народные представления — это не теологический трактат, подобно тем систематично разработанным сочинениям, которые пишут отцы церкви и ее «ученые». На основе народных верований создавались путаные представления о Христе и его апостолах, получившие отражение в Новом завете.
Когда зародился родовой строй, развилась частная собственность, окрепло государство, народ оказался в полукрепостной зависимости, и религиозный мистицизм все более становился прибежищем униженного труженика.
В глазах Гесиода, которого историки классического периода считали современником Гомера[93], мир уже разделен на господ, распоряжающихся жизнью горожан, и бедняков, лишенных полноты прав гражданина полиса. На олимпийские культы и культы рабов раздвоилась и религия.
Олимпийские боги хороши для богатых, бедным они несут несчастья. Вот как рассказывает Гесиод о «даре богов» — сосуде со всевозможными бедами, который людям передала коварная богиня Пандора:
… Прометей говорил, чтобы дара
От Олимпийского Зевса не брать никогда, но обратно
Тотчас его отправлять, чтобы людям беды не случилось…
В прежнее время людей племена на земле обитали,
Горестей тяжких не зная, не зная ни трудной работы,
Ни вредоносных болезней, погибель несущих для смертных.
Снявши великую крышку с сосуда, их все распустила
Женщина эта и беды лихие наслала на смертных…
… исполнена ими земли, исполнено море.
К людям болезни, — которые днем, а которые ночью,
Горе неся и страданья, по собственной воле приходят
В полном молчаньи: не дал им голоса Зевс-промыслитель[94].
Бедняк, говорил Гесиод, в руках у богача, «как соловей в когтях у ястреба», люди, отправляющие правосудие, всего лишь «пожиратели подношений». Гесиод мечтает об утраченном «золотом веке», о тех временах равенства и безгрешности, предание о которых заняло впоследствии столь важное место в среде самих имущих слоев эллинистического и римского общества в эпоху идеологического кризиса античного общества, когда зарождалось христианство.
На этой фазе развития греческого общества богиня-мать, великая богиня Деметра стала также матерью в облике богини; так изображалась она в полузапрещенных народных культах.
Это объясняется опять-таки не преобладанием одной народности над другой, как любят утверждать некоторые ученые, стремящиеся объяснить сочетание в Деметре двух божественных образов. Конечно, это явление имело место вследствие вторжений и переселений народов, происходивших в Греции до конца второго тысячелетия до н. э., но влияние их чисто случайно, вторично. Подлинная причина — преобразование способа производства и общественных отношений между людьми.
То, что «сын божий» первоначально часто заменялся в народных сказаниях «дочерью богини», — как, например, в мифе о Деметре и Коре (имя это означает «девочка») — также могло быть пережитком эпохи матриархата. Однако очень скоро в народных верованиях появляется образ «божьего сына» — юного Диониса, покровителя растительности, которая перевоплощается в жизнь людей (Вакх у греков, Лпбер у римлян). У него просят помощи и поддержки наиболее бедные, наиболее угнетенные. Именно поэтому власть имущие, приближенные монархов относились с отвращением к культу Диониса.
История распространения начиная с VII века до н. э. дионисийской религии бога-«освободителя» — это история, полная борьбы, преследований и репрессий, отразившихся в легендах и в поэзии, подобно тому как это происходило в период возникновения христианской религии.
Ранний иудаизм
Нелегко свыкнуться с мыслью о том, что между религией еврейского народа и христианством значительно менее тесная связь с исторической точки зрения, чем между ранним христианством и различными культами спасения или мистическими культами, зародившимися в последние века античной эпохи в недрах греко-римского язычества. Еще труднее осознать, что иудаизм и христианство не есть две фазы развития одной религии и что одна из них ни идеологически, ни хронологически не вытекает из другой. Тем не менее они являются двумя параллельными религиями, достигшими наивысшего развития за тысячелетие — с VI века до н. э. и до VI века п. э., в период перехода от рабовладельческого строя к феодализму.
Естественно, что первые главы Библии создали в народе убеждение о древнейшем происхождении еврейской религии, поскольку история этого народа связана в Ветхом завете с легендой о сотворении мира.
Конечно, все религии претендуют на первородство, стремятся доказать, что они возникли одновременно с Жизнью на земле. Истина, однако, заключается в том, что Древнейшие библейские тексты, опиравшиеся на ранее существовавшие предания и мифы, возникли довольно поздно и носят следы предшествующих египетских, ассирийских, вавилонских, угаритских, персидских и даже греческих влияний. Книги Ветхого завета — Бытие, Исход и др. — не содержат никакой непосредственной документации о происхождении еврейского народа. Они лишь сообщают нам то, что думали о его происхождении в Палестине между VI и IV веками до н. э., то есть почти одновременно с расцветом греческой классической литературы и зарождением латинской литературы.
Между тем документированная история почти всех других народов Ближнего и Дальнего Востока и народов Средиземноморья относится к нескольким тысячелетиям до наступления этого периода.
Палестина
Вопреки распространенному мнению, оказывается, что еврейская религия сложилась в сравнительно позднее время.
Ее возникновение — процесс очень сложных»! и в нем приняли участие самые различные цивилизации Востока: финикийцы, ассирийцы и вавилоняне, наследники шумерской культуры, египтяне, эгейцы и хетты, не говоря о так называемых индоевропейских племенах, роль которых в ранней истории Израиля, быть может, гораздо значительнее, нежели до сих пор полагали.
Первые документы, в которых упоминается о евреях, относятся к XIV веку до н. э. Коллективное имя Израиль, приписанное жившим в Палестине народностям, впервые встречается в одной египетской надписи около 1225 года до н. э.
Народы и племена самых различных языков и цивилизаций, одни семитического происхождения (ханаане, финикийцы), а другие, очевидно, индоевропейского (филистимляне), уже в течение десятков веков населяли Палестину до того, как евреи с оружием в руках вторглись в эту полосу земли, протянувшуюся вдоль побережья Средиземного моря, ограниченную с одной стороны Аравийской пустыней, с севера — цепью гор на территории Сирии (Эрмонские горы), на юге — окраинными районами египетской территории (Идумейская пустыня). Палестина разделена надвое долиной реки Иордан, которая берет начало в Эрмонских горах, протекает Тивериадское озеро и впадает в Мертвое море.
Само имя Палестина, которое первоначально принадлежало маленькому району, примыкающему к нынешнему городу Хайфа, а позже распространилось на всю страну, означает дословно «Страна филистимлян» («Пелиштим»).
Завоевание евреями Палестины почти несомненно совпало с массовыми переселениями бедуинских племен, происходившими в XII веке до н. э. и свидетельствовавшими о переходе больших объединений людей от кочевого образа жизни к оседлому, о переходе в результате открытия новых (металлических) орудий труда к скотоводству и первичным формам земледелия. К этому же времени относятся вторжения гиксосов, о которых пока очень мало известно, а также дорические переселения в Греции и заселение италийскими племенами нашего полуострова[95].
В этот период уточняются и складываются черты рабовладельческого строя, еще слабо развитого у кочевых народов, вынужденных постоянно передвигаться и знавших лишь немногие средства добывания пищи, но более распространенного среди народов, начинавших систематически заниматься земледелием.
По этому поводу не раз говорили, что в «священных книгах» евреев условия жизни рабов выглядят менее суровыми, чем у греков и особенно у римлян.
В Исходе (гл. 21, ст. 2—11) законы рабовладения поставлены во главе всего гражданского законодательства. Они предусматривают освобождение по прошествии семи лет неволи всех рабов еврейской племенной принадлежности, если только те сами не откажутся от свободы. Это тот самый год шабаша, «седьмой год», о котором будет позже столько разговоров в еврейской религиозной историй (не смешивать с годом юбилея, то есть периодическим перераспределением всех земель, которое совершалось каждые семь лет и один раз в полвека) и который вместе с представлением о седьмом дне творения, посвященном отдыху, войдет в традицию раннего христианства в форме ожидания тысячелетнего царства свободы и мира па земле после шести тысяч лет страданий («Для господа каждый день равен году, и каждый год — тысячелетию», — поясняют богословы всех времен).
Свободного человека еврейского племени можно было продать в рабство только в одном случае: если он не возвращал похищенные им вещи. «Укравший должен заплатить; а если нечем, то пусть продадут его для уплаты за украденное им"[96]. Лишь позже к этой категории были добавлены несостоятельные должники. В Северном царстве дети человека, умершего прежде, чем он смог уплатить долги, продавались в рабство (4кн. Царств, гл. 4, ст. 1–7), а в Южном царстве отец был обязан продать своих детей, чтобы удовлетворить кредиторов (Исайя, гл. I).
Еврейский религиозный закон прямо обязывал выкупать попавших в плен и обращенных в рабство членов племени. Если еврейский раб был куплен язычником, он становился предметом обязательного выкупа со стороны родных и всей общины в целом. Некоторые раввины позже широко распространяли это узаконенное покровительство на языческих рабов — в значительно большей мере, чем это допускали библейские предписания. «Не передавай владельцу раба, который ищет у тебя убежище» — таков другой иудейский обычай, который не получил развития в древности[97].
В жизни еврейского народа рабство, таким образом, еще не превратилось в определяющий общественно важный фактор. Это способствовало зарождению в Израиле сильно развитого чувства национальной солидарности, стоявшего выше самих классовых представлений, которое было усилено впоследствии военными неудачами, изгнанием и расовыми преследованиями. Впрочем, объяснение этому явлению должно быть найдено не в частностях морального или религиозного порядка. Суть дела в сохранении законов и обычаев, сложившихся в начальный период истории Израиля, когда преобладали законы кочевой и пастушеской жизни.
Совсем иным, конечно, было отношение евреев к рабам, захваченным на войне, или вообще к рабам чужеземного происхождения.
Жреческий кодекс третьей книги Моисея (Левит, гл. 25, ст. 44–46), переработанный на заре VI века во вторую книгу закона Моисея, или Второзаконие, свидетельствует об известной снисходительности к рабам еврейского племени, но обо всех других говорит следующее: «А чтобы раб твой и рабыня твоя были у тебя, то покупайте себе раба и рабыню у народов, которые вокруг вас. Также и из детей поселенцев, поселившихся у вас, можете покупать, и из племени их, которое у вас, которое у них родилось в земле вашей, и они могут быть вашею собственностию. Можете передавать их в наследство и сынам вашим по себе, как имение; вечно владейте ими, как рабами. А над братьями вашими, сынами израилевыми, друг над другом, не господствуйте жестоко"[98].
Библия не считает преступлением убийство такого раба, тогда как убийство свободного человека наказывается смертью. За чужого убитого раба достаточно было уплатить хозяину возмещение убытков. За сожительство с замужней женщиной свободного человека избивали камнями, но, если он жил с наложницей или рабыней, нарушение чужих прав легко возмещалось определенной суммой. Случаи освобождения рабов были крайне редки. Жрецы не советовали отпускать их на волю, поскольку отпущенников следовало расценивать как новообращенных (прозелитов) и они могли сравняться по полноте своих прав с евреями по рождению.
Заметим еще раз, что не в абстрактной морали или в религии следует искать причины этой разницы в отношении к рабам, а в общественной практике.
Бедуины и кочевники
Первобытные еврейские народности принадлежали к кочевым племенам, подобным бедуинам, до сих пор живущим в Аравийской пустыне. Они постоянно передвигались к побережью в поисках земель, на которых можно было остановиться, вели напряженную борьбу с ранее укрепившимися в тех местах людьми, которые занимались земледелием и скотоводством.
О воинственном характере этих племен свидетельствует этимология их имен. Израиль или, точнее, «сыны Израиля» (в собирательном смысле) — одно из древнейших наименований этого народа. Оно, вероятно, означает «тот, кто сражается», «тот, кто побеждает», «боец». Согласно библейскому преданию, национальный герой Иаков, считавшийся отцом двенадцати племен, изменил свое имя на Израиль после того, как вышел победителем из борьбы с божьим ангелом, чуть ли даже не с самим богом[99]. Однако это всего лишь попытка дать мифологическое объяснение имени, которое более не оправдывалось фактами.
Термин «еврей», вошедший в общее употребление в сравнительно позднее время, возможно, также обозначал «кочевник», согласно принятой ныне многими учеными этимологии этого слова, или же, как считают другие, «тот, кто живет за рекой» («иври»), то есть за рекой Иорданом в Палестине или за Евфратом в Месопотамии. Этим именем называли кочевые кланы, которые наступали из пустыни на лесные, плодородные и орошенные земли Палестины[100].
Что касается имени иудеи, которое, строго говоря, принадлежало только одному из племен Израиля — Иуда, или Иегуди, то впоследствии, когда Южное царство было разрушено вавилонянами, оно было распространено на весь еврейский народ. Нужно отметить, что в древности это имя не имело того глупого, унизительного оттенка, которое оно приобрело во многих новых языках. Под именем иудеи классическая литература узнала еврейский народ, а термин «иудаизм» является наиболее распространенным названием его религии, оформившейся начиная с VII–VI веков Древнего мира, когда была утрачена национальная независимость еврейского народа.
Еврейский монотеизм
Распространено мнение — и не только среди менее образованных людей, — что еврейский народ в своих религиозных верованиях с самого начала придерживался поклонения одному богу (монотеизм), в то время как все остальные народы характеризовало поклонение целой серии божеств (политеизм). Подобный взгляд лишен какого бы то ни было исторического основания.
Подчеркнем еще раз, что изучение религиозного развития человечества не знает ни первобытного периода, когда люди якобы верили в некое «высшее существо», ни последующего «извращения», которое привело, как утверждают, к примитивному анимизму и фетишизму, или идолопоклонству. Недавний обширный труд Рафаэле Петтаццони «Всеведение бога"[101]окончательно развенчивает это искусственное построение, обусловленное клерикальными, а отнюдь не научными побуждениями. Никогда не существовало «господствующего монотеизма», который якобы впоследствии выродился в культ духов, природы и животных и вновь был торжественно утвержден благодаря иудейским верованиям в конце античной эпохи. Все это — чистейшая фантастика, однако и в наши дни в Италии подобные вымыслы преподносятся вполне серьезно.
История еврейской религии позволяет нам ясно различить пути формирования представления о едином боге, господствующем над всеми остальными. Это представление появляется в момент образования первых монархических учреждений в среде различных племен, на которые был разделен израильский народ. Из многих вождей выделился один, из веры во многие божества медленно вырастает идея об одном верховном существе, которое вначале считается самым сильным среди всех (это так называемый энотеизм или, лучше сказать, монолатрия — культ одного, главенствующего бога), а затем становится единственным, исключающим все другие (монотеизм в полном смысле слова).
В целом, учитывая тот факт, что исторические явления никогда нельзя сводить к слишком отвлеченным схемам, мы можем все же сказать, что эта стадия религиозной эволюции и в Палестине соответствует переходу к более разнообразным формам рабовладельческого общества, когда развитие средств и орудий производства, создававшихся многие тысячелетия, постепенно вызывает определенные отношения подчинения между людьми.
Усовершенствование выплавки и обработки металлов, применение железного плуга, прогресс сельского хозяйства, укрепление торгового обмена и широкий размах завоевательных войн — таковы те явления, к которым следует обращаться в конечном счете, чтобы понять, как возникли и развивались эти новые условия общественной и духовной жизни людей. Это не должно означать, что можно сводить моральные, философские и религиозные идеи, родившиеся в то время в еврейском народе, к чисто экономическим и производственным явлениям. Идеология — это отражение, а не форма экономики.
Монотеистические взгляды не могли преобладать в сознании израильтян прежде, чем они не познали на своем опыте тот тип экономической и социальной организации, который свойствен монархическому строю. Но вера в одного бога, которую с таким пылом защищали «пророки» VII–VI веков, развивалась впоследствии независимо от причин, которые объясняют ее появление, она приобрела самостоятельную силу и в конце концов в свою очередь глубоко воздействовала на историю и саму структуру еврейского общества.
Процесс развития иудаизма — от установления монархии в 935 году до н. э. до возникновения христианства — убедительно подтверждает этот объективный закон истории.
С самого начала еврейский народ прошел через все стадии религиозной жизни, которые сопутствуют постепенному переходу от первобытной общины к рабовладельческому хозяйству. Культ животных, деревьев, природы, вод и родников, характерный для тотемической фазы племенного общества, ясно проглядывает в наиболее древней части Библии. Именно к этой эпохе относятся ритуальные предписания, характерные для кочевого народа, занимавшегося преимущественно охотой и скотоводством, такие, как пищевые запреты и обычай обрезания, который стал в народном воображении одним из основных признаков еврейства, хотя он, как правило, распространен среди всех арабов и многочисленных племен Тропической и Экваториальной Африки[102].
Змея и бык — вот двое животных, которые оставили наиболее глубокий след в религиозной жизни Израиля.
Змея оказалась на первом плане в качестве тотема и божества плодородия во всей Палестине. Библейские предания сохранили много выразительных свидетельств о культе змеи — начиная от искушения Адама и до «бронзовой змеи» Моисея, разрушенной царем Иезекией в VIII веке до н. э. Имя змеи Сараф мы узнаем в слове «серафим» (крылатый ангел, который охраняет трон господа). Вполне вероятно, что в святой раке — красном ларце, подобном тем, что были позже в ходу у арабов, — первоначально содержали живую змею, символ бога Яхве, рожденного в пустыне и поочередно отождествлявшегося с быком, с ветром, с огнем, с камнем, с горой, с источником. Во всяком случае, известно точно, что имя первых жрецов Яхве — левитов связано с культом змеи. Арабский термин лавах, означающий «развиваться», «свиваться», «ползти», «пресмыкаться», и этимология известного слова «Левиафан» (бог-дракон основных еврейских мифов) приводят нас все к тому же явлению.
Что касается культа быка, то вопрос о нем еще более ясен. Великим жрецом этого культа, распространенного на севере Синайского полуострова, был сам Афон, легендарный брат Моисея. Позже в знак презрения Библия говорит только о тельце, но остается фактом, что еще в эпоху царей символом Яхве, святая святых, было позолоченное изображение быка, которое несли на плечах во время шествий и выставляли на поклонение верующим[103]. Культ быкоподобного бога плодородия, распространенный во всем бассейне Средиземного моря, по-видимому, достиг у евреев такого развития, что во Второзаконии (гл. 33, ст. 17) сам умирающий Моисей, благословляя двенадцать колен Израилевых, присваивает прозвище «первородного тельца» первенцу Иосифа, Ефраиму, у которого «роги, как роги буйвола». Это последнее замечание позволяет нам усомниться в объяснении, которое обычно дают странному изображению Моисея в живописи — с рогами во лбу, как в изваянии Микеланджело. Утверждают, что оно объясняется ошибкой в переводе на латинский язык того места из Библии («лице его стало сиять лучами»)[104], которое Вульгата передает так: «Лик Моисеев был украшен рогами». Верно, что оба слова — «рог» и «луч» изображаются по-еврейски одними и теми же согласными и что смешение слов было возможно, но гораздо вероятнее, что это выражение было связано с тотемическими пережитками, которые позже стали непонятными п даже оскорбительными, вплоть до необходимости иного чтения одного и того же слова.
Наряду с типичными божествами первобытных народов еврейские племена во время их передвижений, полных риска и неожиданностей, когда они еще не вышли за пределы Аравийской пустыни, выработали другие характерные для кочевников верования. Это — представление о таинственных силах, о которых говорят то в единственном, то во множественном числе. Они сопровождают племя в походе в ящике, который несут на плечах, и в нем они отдыхают во время долгих стоянок (это то, что в Библии называется эль, элохим). Критики Библии сумели разделить два основных текста старых преданий еврейской религии, которые вытекают из одних и тех же мифов, — тех, что называют божество именем Элохим, и других, употребляющих имя Яхве. Трудно, однако, установить, которое из них древнее, принимая во внимание процесс переделки, которому подверглись все эти тексты во время изгнания и после него, под влиянием пророков и жреческой касты V–IV веков.
Термин эль обнаружен среди других имен божества на глиняных табличках, написанных на угаритском языке и открытых Шеффером в 1929–1933 годах в Рас Шамре, в северных районах Палестины. Эти надписи относят к XIV веку до н. э. Иногда имя бога сопровождает женское имя, очевидно, восходящее к далеким временам матриархата[105]. Точная форма другого имени — Яхве — не могла быть установлена с полной достоверностью, потому что вплоть до очень поздней эпохи, до самого начала христианства, это имя продолжали воспроизводить в еврейских текстах буквами финикийского алфавита, тогда как в обыденной практике его уже сменило квадратное письмо, сохранившееся до наших дней. Произношение древнего имени сохранялось в тайне вследствие его магического значения. Может быть, оно звучало Яху (Jahu) или Ехо (Jeho); это созвучие прослеживается в некоторых обрядовых формулах, например «халелуйа» («да будет славен господь»), и во многих собственных именах еврейской истории, как, скажем, в Ехо-шуа (Jeho-shua) — «Помощь бога», которое теперь мы неточно передаем как Иисус. Другой формой имени бога было Яо (Jao), которое ложная этимология антиеврейских кругов Александрии возводит к египетскому слову «Эйо» («осел»). Отсюда простонародное мнение о том, что евреи почитали божество с ослиной головой. Во II веке н. э. подобное обвинение было вновь выдвинуто, уже против христиан. Когда Помпеи вторгся в 63 году в Иерусалимский храм, он был удивлен тем, что не нашел под его сводами изображения бога в образе осла, о котором ему говорили как о характерном признаке иудейской религии. Может статься, что к форме «Яхве» люди пришли под влиянием теологической этимологии, желавшей сблизить имя божества с одной из форм глагола «быть": «тот, кто есть».
Этот бог, как и другие, имел небесную супругу. Вплоть до пророческих реформ его история несущественно отличается от истории всех прочих богов, сменявших друг друга в эпоху кочевого скотоводства или, лучше сказать, преобразовывавшихся из века в век в согласии с превратностями стадиального развития общества. Вспомним, что в Ветхом завете жизнь пастуха пользуется чрезвычайным почетом, и общепринятая формула, получившая большое распространение в христианской среде, уподобляет божество «доброму пастырю». Только в III веке н. э., когда разведение скота уже давным-давно утратило былой престиж, некий раввин обратил внимание на противоречие между наименованием «пастырь», которое Библия дает богу, и весьма малой степенью уважения, которым отныне пользовалось это ремесло[106].
Что касается формы имени Иегова, итальянизированного в Джова, его происхождение совершенно ясно и объясняется попросту литургическим переложением (транслитерацией).
Каждый раз, когда в «священном писании» встречались четыре согласных, обозначавших божественное имя JHVH, — без гласных букв, добавленных много веков спустя после начала христианской эры, — еврейский жрец или обычный благочестивый читатель соблюдал установившийся с незапамятных времен запрет произносить имя кланового божества, которое заменялось при чтении вслух термином «адонай», то есть «господи мой». В начале средних веков гласные имени бога были вставлены между четырьмя согласными JHVH, чтобы облегчить обязательное произношение его. Отсюда Иягова или Иегова.
Разумеется, лишены всякого смысла фантастические ухищрения с целью сблизить имена Джова (Geova) и Юпитер (Giove). Из народного поверья это стремление проникло даже в поэзию Данте[107]. Имя Юпитера (Giove) проделало типичный индоевропейский путь развития и ассоциируется с понятием бога «неба», «света» (корень «див» — «div», «deivo"; от него: санскритское «deva», иранское «daeva», латинское «deus», греческое «zeus» («Зевс»), литовское «diewas», прусское «deiwas», северогерманское «tivar»); сложное латинское слово Югштер соответствует греческому Зевспатер, что означало вначале «небо-отец», а затем «небесный отец».
До прихода евреев божества населявших Палестину народов были преимущественно земледельческого типа, что свидетельствовало об оседлой жизни людей. Это были «священные» камни, деревья, силы природы (солнце, дождь, ветер, насекомые) и, наконец, ваалы, или «господа», соответствовавшие «хозяевам» на земле. Поклонялись также высоким местам, возделанным полям. В отличие от высшего существа и неуловимых таинственных сил, почитающихся кочевниками, боги ханаан и филистимлян имели храмы и чествовались определенными обрядами. Победа еврейских племен над этими народностями толкуется Библией как победа божественных сил Палестины над враждебными ваалами, которые постепенно низводятся до демонических функций (так, Астарта преобразилась в Астаротту, Ваал Зевув — в Вельзевула, Вель- в Велиала, или Велиара, и т. п.).
Однако подлинная еврейская религия, которая существовала в период зарождения христианства, сформировалась в еще более поздний период, когда племена, которым удалось захватить Палестину, существенно изменили свой образ жизни и перешли к такому типу экономико-социальной организации общества, в котором преобладают, пусть в более смягченной форме, нежели в других странах Средиземноморья, отношения рабовладения.
Весьма эфемерным было существование двух царств, на которые вскоре разделились еврейские племена: северное — Израиль, с центром в Вифлееме, и Иудея — на юге, со столицей в Иерусалиме. В 586 году до н. э., после угона тысяч людей в Вавилон, история независимого национального, государства евреев практически закончилась. К характерному для эпохи рабовладения социальному гнету, против которого уже выступали первые пророки (Амос, Иеремия, Исайя), добавляется в самой грубой форме иноземный гнет.
Помимо масс, обращенных в рабство завоевателями, десятки тысяч евреев эмигрировали более или менее добровольно и обосновались почти во всех населенных центрах Средиземного моря и даже в Индии и Китае[108]. В связи с утратой свободы зарождается и вырабатывается идея политического и социального спасителя, которая не могла быть оформлена иначе чем в образе нового царя (мессии), полководца и национального освободителя.
Это представление, претерпевшее определенную эволюцию, все фазы которой нетрудно проследить, отождествилось с монотеистической реформой, и в результате религия евреев приняла тот характер, который и запечатлелся на многие века в воображении людей.
Пророки Израиля
Согласно древнему преданию, которое установил и уточнил Аристотель, в 621 году до н. э. в Афинах были обнародованы законы Дракона.
История Рима того времени теряется во мгле сказаний. На востоке тогда преобладали крупные централизованные монархии, которые искони стремились распространить свои завоевания на запад, до греческого полуострова. Вдохновлявшаяся интересами сурового классового господства, реформа Дракона свидетельствовала о переходе к более развитому типу государственной организации, тимократии, которая явилась выражением сложившегося в Афинах в ущерб широким массам рабов и свободных ремесленников союза между старой, родовой, и новой, финансовой, аристократией. В этот же период в южном царстве Палестины в Иудее, где общественные отношения были пока менее развиты, начал формироваться государственный строй, который продолжал развиваться и после утраты национальной независимости вплоть до римского завоевания. Это было теократическое государство, контролируемое и руководимое кастой жрецов. Именно в 621 году до н. э.[109], на восемнадцатом году царствования Иосии, великий жрец Ильхия заявил в Иерусалиме, что при восстановлении Иерусалимского храма «обнаружен» свиток с Книгой законов. Подобными «находками», которыми стремились оправдать противоречившие обычаям своего времени политические или религиозные реформы, богата история древних обществ. Трудно сказать, что представляла собой эта Книга законов. Современная наука пришла к выводу, что речь, видимо, идет о так называемом Второзаконии, или Втором законе, последней из пяти книг Библии, которые предание приписывает Моисею.
Реформа Иосии законодательным путем уничтожила все следы старых культов, которые израильские племена заимствовали у ханаан. Храм был очищен, а место, где детей жертвовали Ваалу, торжественно лишено благочестия[110]. Еврейский народ признавал своим долгом верность одному лишь божеству — своему собственному, все прочие исключались. Между Израилем и его богом было заключено подобие соглашения, некий договор. Народ вверял свои судьбы Яхве, а бог в обмен обещал ему процветание, спасение и победу над врагами.
Капища земледельческих палестинских божеств «от Геебы до Беершебы» были упразднены и объявлены нечистыми. Имя бога Мелеха («Царь») было совмещено с гласными звуками слова «боскет» («навоз»), и образовалось имя Молех, или Молох. Жрецы этих культов были собраны в Иерусалиме, и им было назначено содержание из доходов храма (их называли «коганин» — множественное число от слова «коген» — «жрец»). Однако их отстранили от служб, отправляемых исключительно левитами, и особенно членами «дома Саддока», легендарного великого жреца «настоящего» культа Яхве. Именем этого жреца названо движение саддукеев и «сыновей Саддока», упоминаемых в еврейских манускриптах, найденных в 1947 году в районе Мертвого моря.
В страну вторглись вавилоняне, их сменило персидское завоевание, затем на развалинах империи Александра Македонского утвердились династии его преемников, но организация правительства и культа продолжала развиваться на основе того же договора с богом.
Ревностными проводниками реформы были так называемые пророки, которые стремились истолковать историю в духе строжайшего следования соглашению между Яхве и его народом. Все песчастья, все катастрофы Израиля рассматривались ими как знак божественного гнева, вызванного прегрешениями нации и преступлениями его руководящих слоев. Пророчество дало не лишенные литературного значения произведения, вошедшие в число библейских писаний. Оно исходило из вполне определенных политических и общественных намерений и нередко выражало протест и возмущение наиболее униженных и угнетенных масс палестинцев.
Против суровых законов племени, запечатленных в древнем изречении «Отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина», протестуют Иеремия и особенно Ыезекииль: «Каждый будет умирать за свое собственное беззаконие; кто будет есть кислый виноград, у того на зубах и оскомина будет». Осуждение богатых и власть имущих принимает достаточно резкую форму. Владение рабами еврейского происхождения обличается как наихудший грех перед нацией. За подобное преступление и за отказ предоставить полное освобождение рабам их хозяева должны быть уничтожены, невзирая на опустошение целой страны[111].
В отличие от оракулов, пифий, прорицателей и сибилл греко-римской религии, израильский пророк (наби, небиим) не предсказывал судьбу и не гадал о будущем. Роль пророка соответствовала его имени, означающему «кто говорит во имя» определенных общественных групп, кто вдохновлен божеством на увещание целого народа. И лишь много позже, когда пророк начинает творить некое фантастическое описание возрождения нации и ее будущего освобождения благодаря пришествию царя-спасителя, понятие пророчества приобретает современный смысл. Так называемые пророческие писания сменяет новая литературная форма, которая еще ближе к истокам христианства. В документах этого периода со II века до н. э. содержатся основные мотивы евангельской пропаганды. Мы говорим об апокалиптической литературе.
Влияние пророков сказалось в разработке тех основных правил иудаизма, которые были затем заимствованы христианской традицией. Эти правила, получившие наименование «десяти заповедей», дошли и до нас. Благочестивая легенда уверяет нас, что они были внушены свыше Моисею за тринадцать или пятнадцать веков до нашей эры. Обучение закону божьему и ребяческие инсценировки американских фильмов способствуют в наши дни широкому распространению на Западе древнего библейского предания. Однако дело обстоит далеко не так просто, как они это изображают. История этих правил религиозной и общественной жизни, обязательных для каждого верующего и не лишенных известной моральной ценности, возвращает нас к различным и зачастую противоречивым эпохам. Создание их было не единым и последовательным процессом, но постепенным преобразованием обрядовости и религиозных обычаев. В первую очередь нужно заметить, что еврейский текст никогда не говорит о «десяти заповедях», в нем речь идет о «десяти словах», что и передает в совершенстве греческое слово «декалого» — «десятисловие», заимствованное Филоном Александрийским из перевода «семидесяти толковников» и усвоенное первыми отцами церкви[112]. Речь идет о торжественных словах, якобы произнесенных Яхве на горе Синай (там, возможно, было святилище), которыми бог скрепил союзный договор со своим народом. Израильтяне обещали ему исключительное повиновение и получили от него взамен гарантии завоевания Палестины и удержания ее.
Мы обнаруживаем в первых пяти книгах Библии различные, очень противоречивые изложения этого договора. Впрочем, прежде чем обратиться к ним, посмотрим, какие же события породили это предание.
Когда легенда об обнародовании декалога начала облекаться в письменную форму, евреи уже в течение сотен лет находились в наиболее плодородной части «обетованной земли». Народности, которые ранее населяли страну и у которых пришельцы познакомились с земледелием и культом земледельческих богов, были покорены и в значительной мере ассимилированы. Требовалось, однако, подтвердить точным соглашением, санкционированным божеством, законное право обладания землей. Отсюда роль, приписанная преданием одному из самых дорогих героев израильской племенной мифологии — Моисею, завоевателю и законодателю[113].
На третьем месяце после освобождения из рабства в земле египетской Моисей восходит, повествует предание, на одну из вершин Синайского полуострова, где ныне пролегает граница между арабами и евреями. И среди грома и зарниц, окутанный порой пеленой дыма (возможный отголосок культа какого-либо древнего божества вулканов), бог Яхве собственной рукой в присутствии Моисея высек текст завета на двух каменных плитах, получивших с той поры наименование «скрижалей каменных"[114]или «скрижалей завета"[115].
Но «твердый сердцем», народ Израиля племенному богу кочевников и скотоводов предпочитает земледельческие божества Палестины, среди которых быкоподобный бог великого жреца Аарона. Оскорбленный законодатель разбивает на куски таблицы законов и угрожает своим племенам божественным гневом. Но если Яхве — божество ревнивое[116], он также и милосерден, каким и подобает быть господину по отношению к своим рабам. Он повелевает Моисею высечь две другие каменные плиты такой же формы и соизволяет снова собственноручно высечь на них свои заветы.
Согласно другой версии этого легендарного события, второй декалог был якобы высечен на камне Моисеем, которому диктовал сам бог[117]. Впрочем, эти варианты никогда всерьез не смущали благочестие верующих. Далее во всех версиях рассказывается, что новые таблицы были помещены в ковчег, который отныне и на веки получил наименование «ковчег откровения"[118].
Каковы же эти десять слов, или ритуальных норм, содержащихся в завете?
Повторим еще раз: существуют различные варианты их. Однако критика библейских текстов позволила выделить первичный вариант, восходящий ко временам скотоводческих кланов и воспроизведенный в 34-й главе Исхода, содержащего романтическое описание бегства израильтян из египетской земли.
Вот как должен был выглядеть этот текст в своей древнейшей форме:
1. Ты не должен поклоняться богу иному, кроме господа.
2. Не делай себе богов литых.
3. Всегда соблюдай праздник опресноков в память твоего исхода из пустыни (еврейский термин «песах» превратился в греческом языке в «пасху», откуда итальянское «pasqua»).
4. Все первородное — мое. Искупай жертвой каждые первые роды крупного или мелкого скота и «всех первенцев из сынов твоих».
5. Никогда не являйся ко мне с пустыми руками.
6. Три раза в году должен являться весь мужской пол твой пред лице владыки… (три праздника скотоводов: весенний, летний и осенний).
7. Никогда не проливай крови моей жертвы рядом с квашней (воспоминание о древних ритуальных запретах, связанных со священным характером крови и дрожжей).
8. Не откладывай до утра потребление в пищу моей пасхальной жертвы (чтобы не иссякла магическая сила, которую несет в себе каждое животное, посвященное божественным силам).
9. Самые первые плоды земли твоей приноси в дом Яхве.
10. Не вари козленка в молоке матери его (и это тоже древний ритуальный запрет, который изложен в магической форме на орфических табличках VI века до н. э., найденных в захоронении Магна Грециа, в Калабрии: «Козленок, я упал в молоко», то есть я намереваюсь стать бессмертным).
Когда евреи прошли стадию кочевого образа жизни и стали оседлыми земледельцами, они усвоили новые нормы общественной жизни, основанной на законах частной собственности и более жестких религиозных уложениях. К этому периоду и относится тот самый декалог, который преобразовал все древние обычаи, ставшие к тому времени непонятными, и добавил к ним новые правила, более содержательные с моральной точки зрения, но по-прежнему не выходившие за рамки норм рабовладельческого общества.
Новые «десять слов» — на древнееврейском языке «тора», закон еврейского народа, — объединены в двух незначительно разнящихся друг от друга текстах, восходящих к VII–IV векам до н. э. Более древний из них приведен во Второзаконии (гл. 5, ст. 6—18). Он затрагивает некоторые социальные вопросы и может быть без сомнения связан с программой религиозной и моральной реформы, которой требовали пророки. Другой же, включенный в Исход (гл. 20, ст. 2—17), имеет обрядово-наставительный характер и, очевидно, составлен жрецами в более поздний период, через сто или двести лет после захвата Иерусалима вавилонянами (586 год до н. э.)
Вот этот текст в его новом виде:
1. «Да не будет у тебя других богов перед лицом моим» — это утверждение ритуального монотеизма, но не теологического. Пусть другие народы имеют своих богов, евреи не должны ни в какой форме поклоняться им.
2. «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в водах ниже земли». Отрицание идолопоклонства распространяется на осуждение изображений человека и животных. Много веков спустя этот запрет перешел в мусульманскую религию.
3. «Не произноси имени господа, бога твоего, напрасно». Тот, кто знает тайное имя божества, может также воспользоваться магической властью, которую оно дает, а следовательно, необходимо помешать чужеземцам завладеть тайной этого имени.
4. «Помни день субботний, чтобы святить его». В более древнем варианте предписание еженедельного отдыха связано с обязательством не принуждать рабов к работе каждый седьмой день недели в память о годах рабства, пережитых самими евреями в Египте. В более позднем тексте, отразившем влияние жречества, объяснение этого завета имеет теологический характер: сам Яхве отдыхал на седьмой день в мифе о сотворении мира.
Слово «суббота» (еврейское слово «шаббат») происходит почти наверняка от вавилонского «шабатту», что означает «день празднования полнолуния» (регулярно праздновалось также появление молодого месяца). Вавилоняне заимствовали его у шумеров, а у вавилонян его восприняли ханаане, но к седьмому дню его црименили, по-видимому, иудеи. Вавилоняне воздерживались от работы в «несчастливые» дни — по 7, 14, 21 и 28-м числам двух месяцев — элуль и маркесван. По внушению еврейских пророков VII века стали считать эти числа днями отдыха и благодарения, причем их отмечали также и рабы. Римским рабовладельцам, вникавшим в идеологию рабов; подобное верование казалось нелепым. Сенека жаловался, что «этак пропадает седьмая часть человеческого труда», а Тацит считал субботний отдых доказательством склонности евреев предаваться лени! Чтобы хоть как-нибудь истолковать происхождение этого обычая, примысливали его фантастическую связь с планетой Сатурном[119]. Отсюда название субботы в некоторых современных европейских языках, например в английском — «день Сатурна»[120].
Не только чтобы обособиться от еврейского обычая, но и по мотивам религиозного престижа, в связи с распространением культа бога-солнца в первые века империи, христиане склонны были принять в качестве дня отдыха и молитв праздник «господа Солнца» — воскресенье, посвященное отныне новому господу — Иисусу (dies domenica[121]). Однако переход к новому обычаю совершился не без трудностей; приверженцы некоторых разновидностей протестантского вероисповедания еще и сейчас соблюдают праздничный отдых не по воскресеньям, а по субботам — но «седьмому» дню (например, адвентисты седьмого дня, организовавшиеся в 1846 году в Америке с целью вернуться к строгому соблюдению библейских предначертаний в ожидании пришествия Христа на землю).
5. «Почитай отца твоего и матерь твою…», чтобы и ты мог затем прожить долгие годы на земле, добавляют обе библейские версии.
6. «Не убивай». В еврейском тексте говорится дословно «не умерщвляй», то есть не убивай члена своего клана; убийство врагов, включая женщин и детей, не только допускается, но категорически предписывается богом Яхве. Кстати, и в Коране шестой завет гласит: «Не убивай никого из тех, кого запретил тебе убивать Аллах, если нет на это справедливой причины». Здесь виден сдвиг в сторону цивилизации при сравнении с жестоким законом раннего бедуинского племени.
7. «Не прелюбодействуй», что означает, согласно еврейскому закону, не соблазняй замужнюю или хотя бы обрученную женщину, после того как плата за нее внесена[122]. Соблазнить незамужнюю женщину или рабыню — это не прелюбодеяние. Речь ведь идет не о морали, а о нарушении права собственности. В случае соблазнения рабыни ее хозяин мог потребовать денежного вознаграждения.
8. «Не кради».
9. «Не приноси ложного свидетельства на ближнего твоего».
10. «Не желай жены ближнего твоего, и не желай дома ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабы его, ни вола его, ни осла его…» и т. д.
Собственно говоря, еврейский термин в значении «желать» означает «бросить взгляд па что-либо», так что не исключено, что эта заповедь связана с представлением о «сглазе», то есть с поверьем о том, что можно принести вред другому человеку, несправедливо желая присвоить его имущество и даже завладеть им посредством колдовства. Было также отмечено, что в наиболее древнем тексте декалога женщина попросту перечисляется среди всех других видов имущества, тогда как во Второзаконии она выделена в отдельную категорию, так что католическая церковь разделила десятую заповедь на две части, впрочем, предварительно объединив две первых и устранив осуждение идолопоклонства, которое, с одной стороны, уже утратило смысл, а с другой — оказалось в противоречии с религиозной практикой верующих, почитавших изображения божеств и святых.
Этим последним замечанием мы и закончим, напомнив читателю, что формулировка «десяти заповедей» в христианском культе несколько отличается от только что приведенной. Новый текст их принадлежит св. Августину и составлен на заре V века н. э. Но и этот вариант был затем перекроен и сокращен для католического катехизиса на Тридентском соборе в XVI веке (раздел IV, канон 19).
С тех пор текст заповедей не подвергался сколько-нибудь существенным переделкам.
Ожидание мессии
При изучении еврейской религии следует обратить внимание на одно из важнейших явлений — эквивалентность терминов мессианство и христианство. С лингвистической точки зрения их подобие не нуждается в доказательствах, так как слово «Христос» от греческого глагола хрио, «помазать», является точным переводом еврейского слова «машиах», то есть «помазанник», «царь», «мессия».
Ветхий завет именует этим титулом национальных вождей, жрецов и пророков, торжественно возведенных в их сан помазанием ароматными маслами главы и тела избранника — так справлялся магический обряд посвящения. Но очень скоро, когда получил преобладание монархический строй, значение терминов сужается: «мессия» становится синонимом самодержца, царя, тем более что по еврейским традициям монарх имел также и жреческие функции[123].
Когда находившимся в изгнании в IV–III веках до н. э. евреям, особенно жившим в городах Малой Азии и Египта, потребовалось перевести слово «машиах» на язык средиземноморского населения то есть народный греческий, или койне, они использовали единственное слово, которое могло буквально передать древнее понятие, — «христос» и принялись фантазировать на основе текстов писания о пришествии избранника, Христа, потомка Давида, который, подобно этому великому царю, некогда объединил народ Израиля, якобы освободил его от врагов и восстановил «царство».
И все же этот факт выходит за пределы простых этимологических сопоставлений и не должен быть ограничен рамками чисто исторического исследования. Мы стоим перед одним из типичных выражений процесса отражения в мире идей основного опыта человека в области экономики, политики и общественных отношений.
В период образования Римской империи, который лишь много веков спустя некоторые хронисты начали соотносить со временем возникновения христианской легенды, — еврейский народ утратил всякую возможность независимой жизни. Та часть древней цивилизации, которая существовала в бассейне Средиземноморья, подпала под иго чужеземцев. Евреи не избежали общей участи. Вследствие самого географического положения Палестины, которая всегда являлась местом столкновения крупнейших восточных монархий, независимость евреев была уничтожена уже в VII–VI веках до н. э., и с этого времени гнет одних завоевателей сменялся здесь лишь господством других.
Ассирийцы, вавилоняне, мидяне, персы, Александр Македонский, властелины эллинистической Сирии последовательно владычествовали в Палестине и оставляли глубокие следы в общественной, экономической, культурной и религиозной жизни израильского народа. При поддержке наиболее богатых слоев палестинского общества железная рука римских завоевателей установила режим двойного угнетения — экономического и национального.
Нужно сказать, что борьба за независимость никогда не прекращалась в течение всего этого долгого времени и зачастую принимала характер вооруженного мятежа и народного восстания против угнетателей. Как раз в то время, когда, согласно преданию, должен был родиться Иисус, римский прокуратор Сабин со своим легионом был застигнут повстанцами врасплох в Иерусалиме, а в различных краях Палестины три народных вождя были провозглашены своими приспешниками — большей частью скотоводами, неимущими горожанами и рабами — «царями (то есть мессией, Христом) Израиля». Сирийский легат Квинтилий Варон вмешался в то время в события. Он утопил в крови восстание и приказал, устрашения ради, распять две тысячи повстанцев на кресте — такой казни в то время подвергали беглых рабов и бунтовщиков. Подобными событиями полна история тех времен. Все это укрепляло в еврейском народе убеждение, возникшее еще за пять-шесть веков до того времени, что только вмешательство сверхъестественных сил, представленных «царем» божественного или сверхчеловеческого происхождения, может вернуть стране независимость и обеспечить беднякам и угнетенным благоденствие и справедливость на земле.
С незапамятных времен пророки провозглашали веру в пришествие Эммануила (это другой мессианский титул, означающий «с нами бог»). Так было в 453 году до н. э., в связи с отступлением сиро-ефраимитских захватчиков, и в 701 году до н. э., после поражения ассирийского тирана; как рассказывает неканоническая книга Исайи, будучи в изгнании в Вавилоне, он приветствовал в качестве мессии персидского царя Кира, который победил мидян и угрожал Вавилону[124]. Ив 538 году до я. э. евреи восприняли чужеземного царя как своего рода божественного избавителя, орудие, которым Яхве воспользовался, чтобы вернуть свой народ в Иерусалим.
Так мало-помалу представления о мессии перерабатывались в народном сознании, превратившись в узловой момент новых политических и общественных представлений.
Гонимые и рассеянные по всему известному тогда миру, евреи несли с собой веру в наступление лучших времен и надежду на «царство божие» для очищенных от зла людей.
Мессианские чаяния возникли на основе ожидания политико-религиозного освобождения. Ограниченные вначале иудейской нацией, они распространились на другие страны, где представление о спасении приобрело самые различные формы с характерными чертами мистического освобождения от нищеты, материальных и духовных страданий, рабского ига.
И в еврейской народной поэзии мессия уже выступает как некто, который «избавит нищего, вопиющего и угнетенного, у которого нет помощника»[125], и к нему обращаются страждущие, чтобы он «избавил души их» от «коварства и насилия»[126]; в его царствие наступит всеобщее равенство, процветание и изобилие, «Будет обилие хлеба на земле, на верху гор; плоды его будут волноваться, как лес на Ливане, и в городах размножатся люди, как трава на земле»[127].
Такова вековечная мечта бедняка, преображающая в религиозную иллюзию потребность в лучшей жизни.
В неканонической книге Исайи собраны тексты, восходящие к годам изгнания в Месопотамию, впоследствии переработанные. Мессия изображается в них в идеализации страдающего раба, это «раб божий»[128], тот, кто через угнетение и страдание получил миссию вернуть людям справедливость и вновь дать всем народам счастье и познание истинного бога. Весь народ Израиля как бы предназначен для этой необычной роли в истории человеческого общества.
Согласно изложенному в Талмуде учению, подлинной причиной рассеяния евреев по всему миру является осуществление «плана провидения», предназначенного внушить всем людям мир и братство благодаря признанию Яхве единственным богом. Предпоследнее произведение подлинного исповедания веры гебраизма, принадлежащее перу Моше-бен-Маймон, или Маймониду, умершему в 1204 году н. э., следовательно, несколько раньше Фомы Аквинского, провозглашает: «Верю истинной верой в приход мессии и, хотя он постоянно откладывается, жду его каждый день».
Разумеется, представление о спасении с помощью мессии выражалось в религиозной форме, языком религии. Тем самым оно способствовало отходу людей от действительности, вело их от одной мечты к другой и в конце концов к поискам фантастического разрешения противоречий, неспособного изменить существовавшие условия жизни. В этом еще раз отражается трагедия социальных слоев, которые не несли в себе новых форм производства и экономической организации, не имели ясного сознания своего рабского состояния и не могли поэтому образовать подлинно революционной силы.
Наравне с возникшими на почве греко-восточного язычества народными культами, сулившими рабам и угнетенным в мире ином то освобождение, в котором повседневная жизнь отказывала им на земле, еврейское учение о мессии отвечало очень распространенным в наиболее униженных слоях общества чаяниям. Оно также исходило из резкого осуждения политической и экономической организации античного мира. Мессианство породило, наконец, апокалиптические иудейско-христианские писания, которые можно справедливо назвать «оппозиционной литературой» древности.
Римские завоеватели с самого начала осознали этот их характер. Отсюда их презрение, почти ненависть к еврейскому народу, которые выражены в латинской литературе от Цицерона до Тацита, от Квинтилиана до Светония и Сенеки. Эта ненависть, так же как расистский антисемитизм последних десятилетий, имеет явно социальное происхождение. «Презренное сборище рабов» — так называл евреев Тацит[129]. К этому классовому суждению позже, в первые века империи, примкнули сами христиане, еще до того как вслед за крушением античного мира христианская церковь превратилась в организованное выражение идеологии новых правящих классов.
Краткая история Библии
По имени древнего сирийского города Библо, торгового центра, где производилась продажа папируса и где, может быть, впервые было применено алфавитное письмо, назвали материал для письма (по-гречески «библион»), ввозившийся в Египет. Затем это название было распространено на свитки рукописей.
В начале нашей эры слово библия (существительное среднего рода множественного числа «книги») уже означало «собрание рукописей», «библиотеку». Однако вскоре этот термин приобрел в устах говоривших по-гречески христиан значение лишь сборников их «священных» текстов. Существительное среднего рода во множественном числе стало в народной латыни существительным женского рода и единственного числа: библия. В этой форме оно перешло в итальянский и почти во все современные языки.
Таким образом, Библия является в первую очередь собранием «священных» текстов еврейской религии и затем, вместе с целым рядом других произведений, «священным писанием» христианства. Именно это и имеют в виду, когда говорят о более древней ее части — Ветхом завете, принятом обеими религиями, и о более поздней части — Новом завете, признанном только христианами.
Эти любопытные выражения «Ветхий», «Новый» завет нуждаются в разъяснении.
Слово завет отнюдь не является первоначальным заглавием всего сборника ни в еврейском языке, на котором написана более древняя часть, ни в греческом, на котором написана христианская часть. Откуда же это название?
У евреев был термин верит, который означает «соглашение», «договор» и также «союз» в отношениях между народами. Важнейшим представлением древней еврейской религии, как мы уже видели, был торжественный союз племенного божества со своим народом, заключенный благодаря посредничеству предводителей нации. «Вы будете считать меня и никого другого вашим единственным богом, а я, Яхве, обещаю вам защиту и покровительство и по возможности дам вам когда-либо в наследство гocподство или по крайней мере контроль над прочими землями».
В среде евреев, говоривших по-гречески, особенно тех, что жили в изгнании в египетском городе, основанном; Александром Македонским в 331 году до н. э., термин берит передавался греческим словом диатеке, которое означало «договор», «союз», а также имело вторичное значение одностороннего обязательства, завещанного наследства, которое обозначает в латинском языке слово testamentum — «завещание», «завет». Когда во II–III веках н. э. принялись за перевод Библии на латинский язык, религиозный смысл древнего договора между богом и избранным народом был утрачен, и словом «завет» («testamentum») отныне стали называть как древнюю, так и более позднюю части Библии.
Количество составных частей Ветхого завета менялось от века к веку, пока Совет раввинов, состоявшийся между 90 и 100 годами н. э., окончательно не ограничил их 22 текстами, по числу букв еврейского алфавита. Впрочем, весле некоторого изменения в делении на книги текстов стало 27, в соответствии с теми же 22 буквами плюс пять конечных знаков, которые в беглом еврейском письме имеют своеобразную форму.
Подобный счет сам по себе заставляет думать о магических и символических манипуляциях, тем более что число текстов Нового завета равно все той же аллегорической цифре 27.
Учитывая, что названия книг были даны вначале греками, затем латинянами, тогда как в еврейском сборнике каждое писание известно только по первому слову, с которого начинается тот или иной свиток, перечень первоначальных текстов Ветхого завета получается следующим:
а) Закон (Тора): Бытие, Исход, Левит, Числа и Второзаконие (Пятикнижие — пять книг);
б) Пророки (Небиим): книги ранних пророков (Иисуса Навина, Судей и Руфь, I и II Самуила, I и II книги Царей)[130]и более поздних (пророков Исайи, Иеремии, Иезекииля и двенадцати малых пророков, собранных в одной книге);
в) Писания, или агиографы (кетубим): Псалтирь, книга Притчей Соломоновых, книга Иова, Песнь Песней, Плач Иеремии, Екклесиаст, Есфирь, книга пророка Даниила, I и II книги Ездры (или книги Ездры и Неемии[131]), I и II летописи (в греко-православном и католическом текстах они называются «Паралипоменон»).
Помимо этих текстов, существует много других, которые говорившие на греческом языке евреи с конца I века и. э. не желали более признавать. Однако и они, и христиане сохраняли их в конце сборника под названием апокрифов, или секретных текстов. Их около двенадцати: книга Товита, книга Юдифи, книга Премудростей Соломона, III и IV книги Ездрыг книга Баруха, Послание Иеремии, молитва Манассии, заветы 12 патриархов I и II книги Маккавеев, затем некоторые добавления к книгам Даниила и Ездры на арамейском языке. Еврейский критерий отношения к этим текстам сводится к тому, что бог мог говорить только по-еврейски, а не на арамейском языке, народном диалекте, и тем менее по-гречески, этом языке непосвященных.
Католики продолжают признавать апокрифы боговдохновенными, тогда как евреи и протестанты исключили их из канона, или официального списка «священных писаний», почему эти книги и названы дейтероканоническими[132].
Вопрос о божественном вдохновении Библии, который с исторической точки зрения лишен всякого смысла, имеет, однако, определенное религиозное значение.
Всякая сколько-нибудь развитая религия имеет свои тексты откровений. Коран (от арабского слова «кура’ан» — «чтение»), согласно мусульманской легенде, содержит слово божие, начертанное на небе и открытое Мухаммеду ангелом Джебраилом (Гаврпилом). Нет ничего странного, что даже сами слова Библии приписаны непосредственно богу; странно то, что подобное представление повторяется в столь достойном во всех прочих отношениях труде, как Итальянский энциклопедический словарь, опубликованный в последние годы под редакцией известных специалистов. Вот до какой степени дошло приспособленчество итальянской культуры после двадцати пяти лет фашистского режима и длительного господства клерикалов!
Библия содержит простодушные и занятные рассказы о сотворении мира и человека, о первородном грехе, о потопе — мифы, которые свойственны почти всем религиям! Востока и которые были принесены в еврейское вероучение соседними народами.
Помимо этой сказочной стороны мы обнаруживаем в Библии богатый материал о жизни и экономике древнееврейского общества: о его древних законах, которые уже в ту эпоху стали непонятны и потому получили фантастическое истолкование; об истории народов, с которыми Израиль всегда был в соприкосновении.
Под названием Нового завета собраны, после трехсотлетнего отбора и отсева — с конца II века н. э. до эпохи императора Юстиниана, двадцать семь писаний, которые имеют отношение к учению Иисуса и его первых апостолов и учеников. Таковы:
а) Четыре евангелия (Матфея, Марка, Луки и Иоанна), от греческого слова «евангелион» — «благая весть», «доброе известие». Евангелия содержат четыре различных и зачастую противоречивых изложения жизни Христа, или долгожданного мессии еврейского народа;
б) Деяния, или книга Деяний св. апостолов;
в) Послания: тринадцать, приписанных Павлу, одно — Иакову, два — Петру, три — Иоанну, одно — Иуде (но не предательское) и одно послание Павла к евреям;
г) Апокалипсис, то есть «откровение» о грандиозных событиях, которых первые христиане ждали со дня на день, с описанием конца света и пришествия новой эры на землю.
Таковы две основные части, из которых складывается Библия, все еще почитаемая «святой» книгой почти третьей частью населения земли.