Продолжать жить и двигаться дальше

На протяжении многих лет ученые, изучающие развитие личности, ведут оживленные дискуссии по поводу того, меняются ли люди после тридцати[135]. Многочисленные исследования показали, что вообще-то мы не меняемся. После тридцати наши мысли, чувства и поступки невероятно устойчивы. Экстраверт остается экстравертом; человек добросовестный – таким же добросовестным.

 

Тем не менее в отношении того, в какой именно степени люди не меняются, существуют разногласия. Одни исследователи утверждают, что «за исключением случаев вмешательства извне и трагических событий, после тридцати лет личностные качества остаются, по существу, неизменными»[136]. Другие настроены более оптимистично, оставляя человеку шанс измениться, хотя и незначительно[137]. Но независимо от того, можем ли мы меняться после тридцати хотя бы немного или нет, все участники дискуссий пришли к выводу, о котором клинические психологи знают уже давно: в возрасте от двадцати до тридцати лет личность человека меняется в гораздо большей степени, чем в любой период до или после.

Это очень важный вывод, поскольку общепринятая точка зрения гласит, что личностные качества формируются в детстве и юности. У иезуитов есть такой афоризм: «Дайте мне ребенка до семи лет – и я сделаю из него человека». Согласно теории Фрейда, развитие личности завершается в период полового созревания. А в средствах массовой информации юность подается как шанс стать новым человеком.

Клиническим психологам известно, что из всех этапов жизненного пути возраст от двадцати до тридцати лет – лучший для того, чтобы измениться. Мне приходилось видеть, как эти молодые люди переходят от социальной тревоги к социальной уверенности или преодолевают последствия несчастливого детства за относительно короткий промежуток времени. А поскольку такие изменения происходят как раз в тот период, когда делается выбор в плане долгосрочной карьеры и отношений, жизнь этих юношей и девушек может сложиться совсем по-другому. В возрасте от двадцати до тридцати лет человек и его личность больше всего готовы к трансформации.

Однажды я была научным руководителем студентки психологического факультета, которая заявила, что ей не нравится работать с молодыми людьми от двадцати до тридцати лет. Она пояснила это тем, что общаясь со старшим поколением, чувствует себя врачом, осматривающим больных, – как будто ее работа заключается в том, чтобы обнаружить сбой в жизни человека и найти решение проблемы. Она считала, что изучает своего рода смертельные случаи, выявляя проблемы, приводящие к разводам, неудачам в карьере и другим личным трагедиям.

Когда эта студентка работала с двадцати-тридцатилетними, у нее возникало больше трудностей. Она беспокоилась о том, что может сделать их лучше или хуже. Она говорила, что чувствует, будто «на кону стоит нечто большее». Возможно, она не понимала чего-то в терапии людей старшего возраста, но была права в одном: возраст от двадцати до тридцати – это не время для анализа причин произошедшего. Жизнь продолжается. Еще не поздно что-то изменить.

Сэм узнал о разводе родителей в воскресенье утром, за тарелкой хлопьев. В то время ему было двенадцать, и через две недели он собирался на учебу в седьмой класс.

Мама объяснила ему, что купила дом на той же улице, и пообещала, что он будет жить, как и раньше, но только на два дома. Пытаясь подбодрить сына, она попросила его помочь с переездом. Ей казалось, что ребенку его возраста должно быть интересно перевозить вещи на тележке из одного дома в другой. Теперь Сэм пришел к такому горькому выводу: «Моя мама слишком вовлекла меня в процесс и позволила мне получить от него слишком большое удовольствие». Он чувствовал себя обманутым.

Каждый из родителей хотел быть частью жизни Сэма, поэтому, когда начался учебный год, мальчик через день жил то в одном, то в другом доме. Утром он складывал в рюкзак те вещи и книги, которые могли понадобиться ему в этот день и часть следующего. Наутро он просыпался и делал все это снова. На протяжении шести лет единственное, что оставалось в его жизни неизменным, – это беспокойство о том, что он что-то забыл, и злость из-за того, что ему приходится метаться туда-сюда. По мнению Сэма, «дурацкий принцип “через день” отвечал интересам родителей, а не его». Для родителей это был способ отрицать тот факт, что их жизнь действительно изменилась, а об остальных они не сильно задумывались, особенно о Сэме.

После множества сеансов, на которых мы с Сэмом обсуждали развод его родителей, я почувствовала, что с меня достаточно. Иногда мне хотелось воскликнуть: «Ну же, двигайся дальше!» Но это было бы слишком безжалостно с моей стороны, особенно учитывая, что у Сэма имелось кое-что важное, что он должен был мне рассказать. Поразмышляв об этом, я поняла, что мой порыв, скорее всего, объясняется тем, что я не так уж много знаю о нынешней жизни Сэма.

Сэм начал ходить на сеансы психотерапии потому, что с момента развода родителей он постоянно испытывал чувство тревоги и гнева. Он рассчитывал, что со временем ему станет лучше, а я знала, что на разговорах о прошлом далеко не уедешь. Я решила, что необходимо направить наше с Сэмом внимание на его настоящее, с которым, как оказалось, у него тоже проблемы.

Каждый раз на сеанс Сэм приходил с рюкзаком. Там было немного одежды и, может, даже зубная щетка, поскольку Сэм никогда не знал, где будет ночевать и где вообще его дом. Он сказал, что живет в пяти разных местах. Формально он жил в доме матери и отчима, но часто ночевал у друзей, особенно если после вечеринки было проще остаться в том районе города.

Резюме Сэма было таким же неупорядоченным, как и его жизнь с ночевками в разных местах. После окончания колледжа он менял работу почти ежегодно. В тот период, когда Сэм ходил ко мне на сеансы, он был «беззаботным безработным». Предполагалось, что он должен получать удовольствие от жизни, живя на пособие по безработице. Однако его существование становилось все менее беззаботным. Сэм жаловался на жизнь «без определенной работы». Ему больше не нравилось ходить на вечеринки, как раньше. Он с таким волнением ждал вопроса «Чем ты занимаешься?», что выпивал пару глотков ликера, прежде чем выйти из дома в пятницу или субботу вечером. Когда на вечеринках заходил разговор о работе, Сэм смущался и уходил выпить что-нибудь покрепче.

– Это странно, – признался Сэм. – Чем старше я становлюсь, тем меньше чувствую себя взрослым человеком.

– Не уверена, что ты даешь себе шанс почувствовать себя взрослым, – высказала я свои сомнения.

Насколько я знала, Сэм по-прежнему жил как бродяга. Постоянно меняя места работы и проживания, он продолжал жить по тому же принципу «через день», что и в детстве, хотя ему уже было двадцать с лишним лет. Так что неудивительно, что он испытывал такие чувства, как тревога и гнев, и не ощущал себя взрослым человеком.

Я сказала Сэму, что он правильно сделал, придя на сеансы психотерапии. Было вполне разумно потратить какое-то время на обсуждение развода его родителей, а также того, как это заставило его скитаться с места на место с рюкзаком на плечах. Но я сказала Сэму, что ему больше не нужно так делать и что чем дольше он будет вести такой образ жизни, тем дольше будет испытывать те же чувства, что и раньше.

– Все совершенно безнадежно. Я не могу измениться, – пожаловался он мне однажды, упираясь локтями в колени и почесывая голову так, будто только что сделал короткую стрижку. – Мне нужна трансплантация мозга.

– Твой мозг действительно привык действовать определенным способом. Но я считаю, что ты далеко не безнадежен. Я знаю, что ты еще многое можешь изменить.

– Почему?

– спросил Сэм с беспомощным сарказмом, скрывающим тревогу и гнев.

– Потому что тебе пошел третий десяток. Твой мозг может измениться. Твоя личность может измениться.

– Но как? – с недоумением спросил он, на этот раз скорее с любопытством, чем со скепсисом.

– Трансплантация мозга, о которой ты говоришь, произойдет у тебя благодаря трансплантации жизни. Став частью этого мира, ты почувствуешь себя гораздо лучше.

Мы с Сэмом поговорили об исследовании Pew Research Center, по результатам которого были сделаны выводы, противоположные тому, в чем нас пытаются убедить фильмы и блоги: те молодые люди от двадцати до тридцати лет, у кого есть работа, более счастливы по сравнению с теми, у кого ее нет[138]. Я порекомендовала Сэму, чтобы помимо посещения сеансов психотерапии он нашел работу и место для постоянного проживания. После этих слов скептицизм быстро вернулся, а Сэм сказал, что скучная работа только усугубит ситуацию, а ответственность за квартиру прибавит ему лишней головной боли. А еще он заявил, что стабильная работа и квартира, о которой он должен заботиться, – это последнее, что ему нужно.

Сэм был неправ.

Многочисленные исследования, которые проводились в разных странах мира, говорят о том, что в возрасте от двадцати до тридцати лет жить становится легче[139]. Мы становимся эмоционально устойчивее и не так болезненно переносим превратности судьбы. Мы становимся более ответственными и социально грамотными. Мы охотнее принимаем жизнь такой, какая она есть, и готовы сотрудничать с другими людьми. В целом мы превращаемся в людей, более довольных жизнью и уверенных в себе, а также меньше испытываем, как сказал Сэм, чувство тревоги и гнева. Однако такие изменения происходят не с каждым человеком. Сэм не мог просто ждать, что ему станет лучше, и дальше скитаясь с рюкзаком на спине.

По утверждению психологов, в возрасте от двадцати до тридцати лет положительные изменения личности происходят благодаря способности «продолжать жить и двигаться дальше». Попытки избежать взрослой жизни не помогут почувствовать себя лучше; это может произойти только благодаря инвестициям во взрослую жизнь[140]. Двадцать с лишним лет – это период, когда мы переходим от учебы к работе, от случайных связей к настоящим отношениям или, как в случае Сэма, от ночевок на чужих диванах к своей квартире. Большинство подобных перемен требует, чтобы мы взяли на себя взрослые обязательства (перед руководителями, партнерами, арендодателями, соседями по комнате). Эти обязательства коренным образом меняют как наше положение в обществе, так и то, кто мы есть на самом деле.

Инвестиции в любовь и работу запускают процесс созревания личности. Статус сотрудника компании или успешного партнера способствует ее трансформации, а постоянное проживание на одном месте помогает вести более размеренный образ жизни. Напротив, юноши и девушки двадцати с лишним лет, которые не стремятся жить полной жизнью и двигаться дальше, испытывают такие чувства, как подавленность, гнев и отчужденность[141]

Существует множество способов взять на себя такие обязательства перед окружающим миром. В двадцать с лишним лет порой приходится мириться с тем, что означает быть остепенившимся или успешным. Большая любовь или работа, которой вы будете гордиться, – такая цель может показаться труднодостижимой, но мы становимся счастливее, просто двигаясь в этом направлении. Молодым людям после двадцати, которые добиваются пусть незначительных, но успехов в работе или более-менее устойчивого финансового положения, в большей степени свойственны такие качества, как уверенность в себе, позитивный настрой и ответственность.

Уже само наличие целей способно сделать нас счастливее и увереннее в себе – как сейчас, так и впоследствии [142]. Во время одного из исследований, объектом которого стали молодые люди с момента окончания колледжа и до тридцати с лишним лет, было установлено, что активная постановка целей в возрасте от двадцати до тридцати лет способствует повышению целеустремленности, мастерства, умения действовать и благосостояния в возрасте от тридцати до сорока лет[143]. Наши цели показывают, кто мы есть и кем хотим стать. Они говорят о том, как мы организуем свою жизнь. Цели называют структурными элементами личности взрослого человека, поэтому стоит обратить особое внимание на следующее: цели, которые вы ставите перед собой сейчас, определяют то, кем вы будете в возрасте от тридцати до сорока лет и старше[144]

Обязательства перед другими людьми вне работы тоже способствуют переменам и благополучию. По результатам исследований, которые проводились в США и Европе, было установлено, что формирование устойчивых отношений помогает молодым людям двадцати с лишним лет чувствовать себя увереннее и ответственнее, независимо от того, будут ли эти отношения развиваться или нет[145]. Устойчивые отношения снижают уровень социальной тревоги и подавленности, поскольку позволяют нам чувствовать себя менее одинокими и дают возможность отработать навыки межличностного общения. Мы учимся управлять эмоциями и решать конфликты. Отношения с возлюбленными помогают нам найти новые способы подготовиться к жизни в мире взрослых. А в те дни, когда нам становится действительно трудно пережить происходящее, они могут стать источником уверенности и более надежным убежищем, чем то, которое мы можем найти у своих родителей[146]

Хотя средства массовой информации превозносят холостяцкую жизнь, на самом деле мало приятного в том, чтобы остаться одному в двадцать с лишним лет. В ходе исследования, в рамках которого анализировалась жизнь молодых людей в период от немногим более двадцати до почти тридцати лет, выяснилось, что 80 процентов одиночек (юношей и девушек, которые ходили на свидания и заводили случайные связи, но не брали на себя серьезных обязательств) недовольны такой жизнью и только 10 процентов действительно не хотят иметь партнеров. Постоянное отсутствие пары способно губительно сказаться на жизни мужчин, поскольку у тех, кто ведет одинокий образ жизни в двадцать с лишним лет, к тридцати годам существенно падает самооценка.

Сэм понимал все наоборот. Он считал, что не может стать частью окружающего мира, пока не почувствует себя взрослым человеком, но на самом деле нельзя почувствовать себя взрослым, не приобщившись к их миру. Сэму казалось, что реальный мир лишь усугубит его проблемы, но для того чтобы избавиться от чувства тревоги и гнева в двадцать или даже в тридцать с лишним лет, существовал только один надежный способ: поставить цели и взять на себя определенные обязательства.

Сэм занялся поиском квартиры. До этого он снимал их на непродолжительный период. На протяжении нескольких месяцев он чувствовал себя спокойнее, но затем снова начинал собирать рюкзак. Сэм не видел никакой необходимости в наличии постоянного места жительства, пока не осознал, что больше всего на свете хочет завести собаку.

Сэму было стыдно, когда он признался, что до развода родителей у него была собака. Но после развода стало не совсем понятно, кто должен о ней заботиться, и в итоге собака осталась без присмотра. Вскоре ее куда-то отдали. Сэм винил в этом себя. Я попыталась заверить его, что случившееся с собакой – это вина не его, а его родителей. По лицу Сэма было видно, что ему очень больно говорить об этом.

Когда Сэм нашел квартиру и купил собаку, он вернулся к жизни. Необходимость ухаживать за ней и выгуливать придала жизни Сэма тот ритм, которого в ней не хватало. Во время сеансов он рассказывал забавные истории о своей собаке и показывал фотографии. Я видела, как его личность и жизнь меняются прямо на глазах. Сэм начал выгуливать собак за деньги. Он работал помощником инструктора по дрессировке собак. Вскоре он накопил достаточно средств, чтобы открыть небольшой бизнес – службу присмотра за собаками под названием Dog Days. По словам Сэма, это был его шанс сделать все иначе.

Вскоре после того как служба Dog Days начала работу, Сэм прекратил посещать сеансы психотерапии. Работа отнимала много времени, и ему стало трудно встречаться со мной регулярно. Через пару лет Сэм написал мне электронное письмо, в котором говорилось, что он чувствует себя гораздо счастливее и увереннее. Он жил в той же квартире, что и раньше, арендовал большой склад для Dog Days и составил бизнес-план, в котором предусматривался переезд в более просторное помещение на другом конце города. У Сэма были серьезные отношения с девушкой, и на добровольных началах он занимался воспитанием собак-поводырей.

Сэм писал, что еще не готов жениться, но уже чаще задумывается о том, чтобы стать отцом. Он так долго злился на родителей (и так долго позволял им заботиться о себе), что упустил из виду один важный момент: забота о ком-то – одно из его самых сильных качеств. Сэм умел заботиться о других, а это, в свою очередь, помогало ему чувствовать себя лучше. Он знал, что отцовство – именно то, что ему не хотелось бы упустить.

Глава 15

Всему свое время

В средствах массовой информации поднялся невероятный шум после того, как Деми Мур в возрасте сорока семи лет сообщила, что хочет иметь ребенка от Эштона Кутчера тридцати двух лет, который был тогда ее мужем. В мае 2010 года в интервью британскому изданию журнала Elle миссис Мур заявила: «Мы постоянно говорим об этом и очень этого хотим. Он уже прекрасный отец моим двум дочерям, поэтому я не сомневаюсь, что если это произойдет, то ребенок станет замечательной частью нашей совместной жизни».

В статье не говорилось о том, как именно пара собиралась завести ребенка: усыновить его, воспользоваться услугами донора яйцеклеток или прибегнуть к традиционному способу. Тем не менее после публикации интервью в газетах появилось множество статей с заголовками такого рода: «Деми Мур хочет ребенка от Эштона Кутчера»; «Деми Мур и Эштон Кутчер надеются, что у них будет ребенок»; «Эштон Кутчер говорит о том, что они с Деми Мур хотят завести биологического ребенка». Все эти заголовки вызывали у меня беспокойство. Я понимала, что многие молодые женщины считают, что миссис Мур расширяет границы биологических часов и демонстрирует, как прекрасно могут выглядеть женщины после сорока. К сожалению, не все так просто.

Поскольку ожидаемая средняя продолжительность жизни повышается, а молодые люди вступают в брак позже и тратят больше времени на учебу и работу, увеличивается число супружеских пар, которые заводят первого ребенка в тридцать и даже в сорок с лишним лет. В отчете Pew Research Center за 2010 год под названием The New Demography of American Motherhood («Новая демография материнства в США») сказано, что в настоящее время матери стали старше и образованнее по сравнению с тем, что было в прошлом[147]. Детей, рожденных матерями в возрасте после тридцати пяти лет, больше, чем детей, рожденных девушками, которым еще не исполнилось двадцати. Средний возраст рождения первого ребенка составляет двадцать пять лет, причем около трети матерей рожают первенца после тридцати. За последние двадцать лет число женщин, которые предпочитают рожать детей в возрасте от тридцати пяти до тридцати девяти лет, увеличилось почти на 50 процентов, а в возрасте от сорока до сорока четырех лет – на 80 процентов.

Многие просто не могут себе позволить иметь детей до тех пор, пока не решат проблемы с работой и личными отношениями. Исследования показывают, что число матерей с более высоким уровнем образования растет, а это хорошо для детей. Кроме того, впервые в истории количество работающих женщин превысило число работающих мужчин, а это означает, что больше женщин (и мужчин) пытаются найти баланс между работой и семьей[148]. Но организм человека функционирует так же, как и прежде. Единственное, что изменилось, – это необходимость знать о фертильности (или способности к воспроизведению потомства).

На первый взгляд может показаться, что фертильность – это тема книги для людей тридцати или даже сорока с лишним лет, но на самом деле это не так. Во время другого исследования Pew Research Center двадцати-тридцатилетних попросили перечислить их приоритеты, и большинство респондентов (около 52 процентов) заявили о том, что быть хорошим отцом или матерью – самая важная цель их жизни[149]. Следующую позицию занял успешный брак – об этом сказали 30 процентов респондентов. Сравните эти показатели с 15 процентами тех, кто во главу угла ставит карьеру, с 9 процентами тех, кто больше всего ценит свободное время, и с одним процентом тех, кто хочет стать знаменитым.

Эти данные говорят о том, что многие молодые люди двадцати с лишним лет больше всего хотят иметь счастливую семью, по крайней мере со временем. Эти юноши и девушки имеют право знать, что предстоящее десятилетие – самое подходящее время для рождения ребенка, и заслуживают того, чтобы довести до их сведения статистические данные о фертильности, пока они сами не стали статистикой.

Ниже приведены отрезвляющие данные о рождении детей после тридцати пяти лет[150]. Медицину называют «наукой неопределенности и искусством вероятности», что особенно верно в случае репродуктивной медицины[151]. Эта наука еще не достигла должного уровня развития, поэтому родить ребенка будет не так просто даже женщинам, которым еще нет тридцати пяти, не говоря уже о тех, кто перешагнул этот порог. В организме человека происходят возрастные изменения, о которых должны знать все, кто мечтает о детях.

Большинство этих изменений касается фертильности женщин, тем не менее биологические часы тикают и у женщин, и у мужчин. Исследователи уже нашли подтверждения того, что старая сперма может вызвать различные нейрокогнитивные отклонения у детей, такие как аутизм, шизофрения, дислексия и низкий уровень интеллекта[152]. По этой причине, а также по причинам, о которых мы поговорим немного позже, о выборе возраста для рождения детей должны думать и мужчины, и женщины.

Хочу внести ясность: я родила обоих детей после тридцати – в тридцать пять и в тридцать девять лет, если говорить точно. Как и многие другие молодые люди двадцати с лишним лет, я хотела построить карьеру, прежде чем рожать детей, и так и сделала. Получая диплом доктора наук, я прошла по сцене, переваливаясь с ноги на ногу, поскольку была на восьмом месяце беременности первым ребенком. К моменту рождения второго ребенка у меня уже были частная практика и работа в университете. С тех пор я многое узнала о фертильности – моей, моих клиенток и женщин в целом. Рождение двоих детей после тридцати пяти прошло не так гладко, как я ожидала, и теперь я понимаю, как мне повезло. Многим женщинам такая удача не улыбнулась. К их числу относится и Кейтлин.

Кейтлин было тридцать четыре года, когда она познакомилась с Беном. Два года они встречались, а однажды, придя ко мне на сеанс, она сказала, что они подумывают о браке. Этот брак оказался первым для них обоих. Кейтлин много говорила о свадьбе, но никогда не упоминала о детях. Я уже начала подозревать, что она их не хочет, и решила спросить ее об этом прямо.

– А что насчет детей? – задала я вопрос.

Казалось, он застиг Кейтлин врасплох.

– Я не знаю. Я еще не решила.

Этот ответ вызвал у меня негодование, но не в адрес Кейтлин, а в адрес культуры, которая внушает женщинам, что решение завести ребенка неактуально в тридцать шесть лет. Я вспомнила прочитанную накануне статью, в которой одна женщина рассказывала о том, что у нее создалось ложное представление, будто она сможет легко забеременеть в тридцать восемь или даже сорок лет[153]. По всей вероятности, Кейтлин тоже так думала.

– В таком случае сейчас самое время решать, – настаивала я. – Ты же не собираешься тянуть с этим до тех пор, пока уже не сможешь иметь детей.

– Но какой смысл делать это сейчас? Я ведь даже еще не замужем…

– Ты можешь легко сделать это. Выйти замуж – не проблема, а вот с рождением детей могут возникнуть трудности.

– Но я мечтаю о такой же пышной свадьбе, как у всех моих подруг. Я хочу, чтобы у меня было свадебное платье и фотографии. Знаете, на скольких свадьбах я побывала –одна? Сколько подарков я купила? Думаю, нам понадобится года два на то, чтобы устроить помолвку и подготовиться к свадьбе. А затем было бы неплохо еще пару лет пожить для себя, без детей.

– Все это прекрасно. Я знаю, как долго ты ждала замужества и что свадьба будет просто замечательная. Я лишь хочу, чтобы ты подумала, не стоит ли сделать рождение ребенка более приоритетной задачей.

Теперь Кейтлин казалась недовольна мной.

– Люди заводят детей и в сорок лет, – возразила она. – Сейчас такое встречается гораздо чаще, чем раньше. Я меня есть две подруги сорока двух лет, которые только недавно родили детей. В Голливуде все так делают.

– Да, сегодня в таком возрасте рожает больше женщин, чем раньше, это правда, – согласилась я. – Но очень многие женщины не могут сделать этого. Мы действительно время от времени слышим о том, что та или иная голливудская актриса родила ребенка в сорок лет. Но если ты внимательнее изучишь этот вопрос, то поймешь, что им пришлось с помощью различных методов лечить бесплодие. Кроме того, ты найдешь статистические данные о том, сколько сорокалетних женщин, мечтающих о детях, не смогли их зачать. Но об этом не пишут в газетах.

Кейтлин в своих рассуждениях допускала одну распространенную ошибку, которую обозначают термином «эвристика доступности». Эвристика доступности – это упрощенный процесс умозаключений, при котором мы оцениваем вероятность того или иного события по той легкости, с которой примеры или случаи таких событий приходят нам на ум. Кейтлин была лично знакома с двумя сорокалетними женщинами, родившими детей в этом возрасте, а также могла вспомнить много примеров того, как это удалось знаменитостям. Но у нее не было данных о том, насколько легко (или нелегко) зачать и родить ребенка ближе к сорока годам. Кейтлин не знала этих нюансов.

 

У женщин фертильность достигает пика к концу третьего десятка. С биологической точки зрения для большинства женщин возраст от двадцати до тридцати лет – самое благоприятное время для зачатия и рождения ребенка. От тридцати до тридцати пяти уровень фертильности начинает снижаться, а способность женщины зачать ребенка и выносить его существенно падает. В сорок лет уровень фертильности делает резкий скачок вниз.

Это происходит по причине возрастных изменений, происходящих у всех женщин на третьем и четвертом десятке: качество яйцеклеток снижается, а эндокринная система, которая регулирует выделение гормонов и процессы, протекающие во время беременности, становится менее эффективной. Вследствие всех этих процессов вероятность беременности уменьшается, а вероятность выкидышей увеличивается. Из-за снижения качества яйцеклеткам становится труднее внедриться в стенку матки и созреть. А под воздействием гормонов даже качественная яйцеклетка может не закрепиться в матке.

В тридцать лет способность к зачатию у женщин сокращается почти наполовину, в тридцать пять – до четверти и в сорок – до одной восьмой от уровня фертильности в возрасте от двадцати до тридцати лет. Это одна из причин того, почему фактические данные о рождаемости в США выглядят следующим образом: около миллиона младенцев родились у матерей в возрасте от двадцати до двадцати четырех лет; еще миллион – от двадцати пяти до двадцати девяти лет; немногим меньше миллиона – от тридцати до тридцати четырех лет; около полумиллиона – от тридцати пяти до тридцати девяти лет; всего 100 000 малышей родились у матерей в возрасте от сорока до сорока четырех лет и только 10 000 – у матерей от сорока пяти и более лет[154]

Грандиозная свадьба Кейтлин все же состоялась; в тридцать восемь лет она попыталась зачать ребенка. Но у нее ничего не получилось. После года попыток и двух выкидышей их с мужем направили к репродуктологу. Кейтлин была уверена, что при должном лечении сможет родить ребенка в ближайшем будущем.

Первый признак снижения уровня фертильности – это трудности с зачатием и вынашиванием ребенка. В случае естественного способа зачатия (просто заниматься сексом в период овуляции) вероятность успешных попыток 20–25 процентов на протяжении каждого цикла, если возраст женщины не превышает тридцати пяти лет. Следовательно, если вы молоды, чтобы забеременеть, вам понадобится вступать в половой контакт в среднем около четырех-пяти месяцев. После тридцати пяти вероятность зачать ребенка резко падает: до 5 процентов в сорок лет, до 3 процентов – в сорок один год и до 2 процентов в сорок два года. В сорок лет понадобится повторять попытки зачать ребенка в среднем двадцать или даже больше месяцев, и чем больше времени уходит на это, тем ниже вероятность успешного зачатия. Прибавьте к этому увеличение числа выкидышей у женщин старше тридцати пяти лет (одна четверть от общего числа случаев беременности после тридцати пяти и половина – после сорока лет), и увидите, что для таких пар, как Кейтлин и Бен, возраст после тридцати пяти лет может стать временем напрасного ожидания и горького разочарования.

Когда у таких пар не получается зачать ребенка, они пытаются найти решение проблемы, обратившись к вспомогательным репродуктивным технологиям. Иногда это приносит свои плоды, но чаще результат бывает отрицательный, а эти данные обычно не обнародуются.

Одним из доказательств того, насколько трудно зачать и выносить ребенка в более зрелом возрасте, является стоимость услуг, выставляемая клиниками репродуктивной медицины. Парам в возрасте от двадцати до тридцати лет это обойдется в 25 000 долларов. К тридцати пяти годам стоимость возрастает до 35 000 долларов. После тридцати пяти цена растет еще больше в связи с увеличением количества проблем с зачатием. В сорок лет парам, которые нуждаются в лечении бесплодия, придется заплатить в среднем 100 000 долларов за рождение одного ребенка. К сорока двум годам средняя стоимость достигает 300 000.

Но даже если деньги – не проблема, помехой может стать сама природа. Репродуктивное лечение чаще заканчивается неудачей, чем успешным зачатием. В случае внутриматочного осеменения (так называемого метода кухонной спринцовки, когда сперму вводят в репродуктивные органы женщины) после тридцати пяти лет процент неудач составляет от 90 до 95. Экстракорпоральное оплодотворение (ЭКО), когда сперму и яйцеклетки соединяют вне организма женщины, а затем получившиеся зародыши переносят в матку, завершается успешно только в 10–20 процентах случаев. У женщин старшего возраста процент неудачного исхода этих процедур настолько высок, что многие клиники репродуктивной медицины вообще отказываются иметь дело с женщинами после сорока: неудачные попытки снизили бы процент успешного зачатия до такого уровня, что это стало бы для данных клиник антирекламой.

К сожалению, у Кейтлин и Бена ребенок так и не появился. Кейтлин сделала одну попытку внутриматочного осеменения и несколько попыток ЭКО, прошла гормональное лечение, – но все оказалось тщетным. Когда ей исполнилось сорок три года, в клиниках отказались продолжать лечение. Врачи посоветовали Кейтлин воспользоваться услугами донора яйцеклеток или усыновить ребенка, но к тому времени они с Беном были уже настолько истощены морально и физически и потратили так много денег, что не могли даже думать об этом. Раньше во время наших сеансов Кейтлин рассказывала о том, что она нашла в интернете об организации свадьбы, затем – о способах зачатия ребенка, а теперь мы говорим с ней о ее горе.

В 1970 году одна из десяти женщин после сорока не имела ребенка. Сейчас это одна женщина из пяти[155]. Правда, сегодня многие мужчины и женщины осознанно не заводят детей. Отцовство и материнство не нужно идеализировать[156]: хотя это и предназначение человека, это и тяжелый труд, который может потребовать большого эмоционального напряжения. Поэтому некоторые пары отказываются от рождения и воспитания детей, чтобы сосредоточиться на работе или других занятиях.

Тем не менее, по данным Национального исследования семейного роста, около половины супружеских пар не имеют детей не из-за осознанного выбора[157]. К числу таких пар относятся Кейтлин и Бен. Это мужчины и женщины тридцати и сорока с лишним лет, которые не проанализировали информацию о фертильности вовремя, скажем, когда им было от двадцати до тридцати. И даже если тогда они еще не были готовы иметь детей, им нужно было хотя бы запланировать, что им следует предпринять и в каком направлении развивать семью, для того чтобы получить другой результат.

На первый взгляд может показаться, что фертильность – это сугубо женский вопрос, но чем больше супружеских пар заводят первого ребенка после тридцати-сорока лет, тем важнее выбор возраста становится для всех. Статистика ничего не говорит о том, сколько мужчин и женщин традиционной и нетрадиционной ориентации, которым все же удалось родить детей в тридцать и даже сорок с лишним лет, были удивлены тем, в какой мере трудным оказался этот процесс. О чем не знают репродуктологи (но что хорошо известно психологам) – это как сказывается позднее рождение и воспитание детей на современном браке и личных отношениях.

Когда пары, отправляясь в свадебное путешествие, берут с собой наборы для определения овуляции, а секс превращается в расписанные по графику попытки зачать ребенка, это, безусловно, приводит к негативным последствиям и для женщин, и для мужчин. Многим парам приходится пройти несколько курсов репродуктивного лечения, что привносит тревогу и стресс в их брак, беременность и даже в раннее детство ребенка. Лесбийские пары и одинокие женщины, мечтающие о биологических детях, тоже должны пройти определенные репродуктивные процедуры, которые с возрастом становятся все сложнее и дороже. Многие мужчины и женщины горько сожалеют о том, что им не удалось завести столько детей, сколько хотелось бы, потому что из-за выбора, сделанного от двадцати до тридцати лет, у них просто не осталось на это времени.

Даже если предположить, что супружеские пары смогут без проблем иметь столько детей, сколько хотят, проведенное в 2010 году исследование показывает, что само уже откладывание брака и рождения детей на более поздний срок усиливает эмоциональную нагрузку на семьи[158]. Когда после вступления в брак молодоженам необходимо быстро зачать и родить детей, у них наступает самый напряженный период супружеской жизни. Особенно это касается случаев, когда воспитание малышей совпадает с периодом активного зарабатывания денег.

По данным опроса, проведенного среди родителей, около половины респондентов считают, что у них остается слишком мало времени для младших детей, около двух третей – что у них не хватает времени для мужа (жены), и еще две трети говорят о том, что у них не остается времени для себя. В статье, опубликовавшей результаты этого исследования, подчеркивается еще один аспект данной проблемы: «Многие мужчины и женщины испытывают огромное напряжение, пытаясь помогать своим еще не совсем самостоятельным детям двадцати с лишним лет, тогда как у их восьмидесятилетних родителей ухудшается здоровье и они тоже нуждаются в заботе».

«Дети двадцати с лишним лет?» – подумала я, читая эту статью. Сегодня многим приходится разрываться между потребностями двадцатилетнего ребенка, который учится в колледже, и заботой о престарелых родителях, если в свое время они откладывали семейную жизнь на потом. Но это еще не все. Если у вас появляются дети в возрасте от тридцати пяти до сорока лет, а затем у ваших детей появляются дети в том же возрасте, минимум одному поколению приходится разрываться не между двадцатилетними детьми и восьмидесятилетними родителями, а между совсем маленькими детьми и родителями, которым уже больше восьмидесяти лет. Чаще всего такая ситуация складывается у образованных людей, именно они склонны откладывать рождение детей на самый большой срок. В итоге мужчины и женщины вынуждены заботиться о двух совершенно независимых группах близких людей, причем именно в тот момент, когда им нужно работать.

Семейная жизнь складывается совсем по-другому, если бабушка и дедушка не могут присматривать за детьми или заботиться о них, когда родители уезжают куда-нибудь на выходные. Но все это ничего не говорит о не поддающемся количественному измерению (но куда более горьком) аспекте: увеличении временного разрыва между поколениями. Есть что-то очень грустное в том, как восьмидесятилетняя бабушка приходит в больницу, чтобы увидеть новорожденного внука или внучку. Нелегко осознавать, что у детей будет не так уж много солнечных дней, проведенных у озера с дедушкой, или каникул рядом с любящей бабушкой. Это кажется таким неправильным, когда мы смотрим на своих детей и думаем, как долго будут оставаться в их жизни бабушка и дедушка или даже как долго они будут оставаться в нашей жизни.

Лучший из известных мне способов объяснить все это – рассказать о Билли. Билли – умный мужчина с университетским образованием. В свое время он услышал, что возраст от двадцати до тридцати лет – лучшее время для того, чтобы хорошенько повеселиться и пережить множество приключений, и что в этом возрасте главная цель – «никаких сожалений и миллион воспоминаний». Но все вышло не совсем так. Билли не раз сожалел о многих своих занятиях в двадцать с небольшим, которые оказались не такими уж важными и запоминающимися, как он когда-то думал.

Я работала с Билли в тот период, когда ему было слегка за тридцать и он уже был женат, имел сына и относился очень ответственно к работе. Ему было трудно заниматься всем сразу. У него часто возникало ощущение, что и работа, и семья нуждаются в большем внимании с его стороны, чем он может им уделить. Однажды в офисе у Билли сильно разболелась голова, и он почувствовал острую боль в груди. Он позвонил жене и попросил отвезти его в больницу. На следующий день ему сделали МРТ. К счастью, у него не обнаружили ничего серьезного: все его проблемы объяснялись душевными переживаниями.

Во время следующего сеанса я молча слушала историю Билли. Так прошел целый час: он говорил, а я слушала. Меня настолько взволновало то, что с ним произошло, что я не посмела его перебивать. Мне хотелось бы, чтобы все молодые люди двадцати с лишним лет услышали то, что говорил тогда Билли, поэтому привожу его рассказ полностью.

Итак, я отправился на МРТ – и это было чертовски страшно. Меня запихнули в этот магнитный гроб, опутав проводами и с шумом захлопнув дверь. Где-то все время звучал какой-то сигнал. Томограф был единственной вещью в той стерильно чистой комнате, а оператор сидел в кабинке по другую сторону стены. Было семь тридцать утра и довольно холодно. Мне дали наушники с музыкой, чтобы заглушить шум. Хотите верьте, хотите нет, но там звучали записи Оззи Осборна. В другое время я бы просто посмеялся над этим. Но в тот момент все выглядело иронично и довольно убого. Ничто не могло быть настолько неподходящим в той ситуации, как Оззи Осборн. Я ужасно боялся того, что у меня могли обнаружить.

Самое забавное (нет, пожалуй, грустное) – что жизнь не пронеслась у меня перед глазами в тот момент. Ничего подобного не было. Мне тридцать восемь лет, и я думал тогда только об одной, нет, о двух вещах: что я чувствую, когда держу в руке маленькую ручку своего сына, и как боюсь оставить жену одну со всем этим. Было очевидно, что мне совсем не страшно потерять свое прошлое. Я боялся потерять будущее. У меня возникло ощущение, что до недавнего времени в моей жизни не произошло ничего значимого. Я понимал, что все хорошее впереди. Меня приводила в ужас мысль о том, что я могу так и не увидеть, как мой сын ездит на велосипеде, играет в футбол, оканчивает школу, женится и заводит детей. Моя карьера тоже только пошла в гору.

Слава богу, со мной все оказалось в порядке. Но этот случай заставил меня кое о чем задуматься. Через пару дней я пришел на прием к своему лечащему врачу и попросил ее помочь мне продержаться еще хотя бы лет двадцать. Она сказала, что теперь понимает, что я имею в виду. Когда вы заводите детей в двадцать два года, у вас есть все шансы дождаться, пока они вылупятся из гнезда. Но в этом возрасте никто не думает о таких вещах. А затем, по словам моего врача, многие родители приходят к ней и просят: «Послушайте, мне нужно быть здоровым, пока мои дети не окончат колледж. Пожалуйста, помогите мне продержаться до этого времени». Разве это нормально?

Чего я не понимаю и о чем немного сожалею, так это почему я столько лет развлекался на вечеринках и бездельничал, шатаясь по кафе вместе с людьми, лиц которых теперь даже не вспомню. Ради чего? Двадцать лет – хорошее время, но разве стоило так бездарно его растратить? Когда я лежал в томографе, я осознал, что промотал эти годы своей жизни на вечеринках и в кафе, а мог бы провести их с сыном, если бы повзрослел чуть раньше. Почему кто-нибудь не отбросил правила хорошего тона и не сказал мне прямо, что я трачу свою жизнь впустую?

Глава 16

Немного о времени

В 1962 году французский спелеолог Мишель Сиффр, которому было тогда двадцать три года, провел два месяца в пещере[159]. Он хотел пожить вне времени, изолировав себя от изменений света, звука и температуры, чтобы понять, как люди воспринимают время при отсутствии очевидных маркеров. Когда Сиффр вышел из пещеры, ему казалось, что он находился под землей двадцать пять дней, а это составляло чуть меньше половины того времени, которое он действительно там провел. Сиффр потерял счет времени. На протяжении следующих десятилетий было проведено много подобных экспериментов, благодаря которым мы знаем, что нашему мозгу трудно отслеживать время в течение длинных промежутков, не имеющих четких границ. Мы сжимаем время, если оно не размечено определенными маркерами.

Так проходят дни и годы, и мы задаем вопрос: «Куда же девалось все это время?»

Возраст от двадцати до тридцати лет может превратиться в жизнь вне времени. После окончания учебы мы оставляем позади единственную жизнь, которую когда-либо знали, – аккуратно упакованную в отрезки размером в семестр, внутри которых были заключены наши цели. Но вот наша жизнь раскрывается, а учебные планы исчезают без следа. Есть дни, недели, месяцы и годы, но нет способа узнать, когда и почему следует пережить то или иное событие. Это может ввести в заблуждение и превратить жизнь в некое подобие существования в пещере. Один мой двадцатилетний клиент проницательно заметил: «В двадцать с лишним лет время воспринимается совсем по-другому. У вас масса времени, за которое так или иначе должно произойти множество разных событий».

Лора Карстенсен – исследователь Стэнфордского университета – занимается изучением времени. Когда ей исполнился двадцать один год, она попала в автомобильную аварию и несколько месяцев пролежала в больнице, где начала размышлять о том, как молодые и пожилые люди воспринимают время, отведенное им на земную жизнь. Эти размышления помогли ей сделать карьеру: она стала изучать отношение людей к возрасту и времени и то, какое влияние это оказывает на их жизнь.

В ходе одного из последних проектов Лора Карстенсен, работая с молодыми людьми в возрасте от двадцати до тридцати лет, пыталась разобраться, почему одни люди делают пенсионные сбережения, а другие нет. Должна вам честно признаться, что за все время моего общения с юношами и девушками двадцати с лишним лет вопрос о пенсионных планах почти никогда не поднимался. Было бы очень хорошо копить деньги начиная с двадцати лет, но в этом возрасте есть и более насущные проблемы, такие как оплата счетов и погашение кредита. Поэтому в исследованиях Лоры Карстенсен мое внимание привлекли не вопросы, связанные с пенсионным обеспечением, а скорее метод, который она применила.

Для того чтобы помочь молодым людям двадцати с лишним лет представить, какими они станут в будущем, Лора Карстенсен использовала виртуальную реальность[160]. В одном случае условия эксперимента были такими: двадцать пять участников должны были погрузиться в виртуальную реальность и увидеть в виртуальном зеркале цифровое изображение самих себя в текущий момент. В другом двадцать пять испытуемых погружались в ту же виртуальную реальность, но вместо цифровой версии самих себя в текущий момент они видели себя, постаревших, в будущем. Таким образом, вторая группа участников эксперимента видела проекцию того, как они будут выглядеть в старости.

После того как испытуемые вышли из виртуальной реальности, их попросили положить какую-то сумму денег на гипотетический пенсионный сберегательный счет. Те участники эксперимента, которые видели в зеркале текущую версию себя, положили на этот счет в среднем по 73,9 доллара, тогда как те, которые видели себя в будущем, внесли на пенсионный счет более чем вдвое больше, в среднем по 178,1 доллара.

Это исследование поднимает, пусть и в виртуальном пространстве, главную проблему поведения человека: смещение предпочтений в пользу настоящего. Люди всех возрастов и слоев общества не воспринимают будущее всерьез, предпочитая сегодняшнее вознаграждение тому, которое могут получить завтра[161]. Для нас важнее иметь 100 долларов сейчас, чем 150 долларов в следующем месяце. Мы выбираем шоколадное пирожное и обновку сейчас, а с тренажерным залом и кредитной карточкой решаем разобраться позже. И это свойственно не только молодым людям после двадцати. Это общечеловеческое качество, лежащее в основе пагубных привычек, прокрастинации{18}, проблем со здоровьем и легкомысленного отношения к пенсионным сбережениям. Во многих случаях бывает трудно думать о том, что произойдет в неопределенном будущем, и придавать этому какое-то значение.

Однако двадцати-тридцатилетние особенно предрасположены к смещению предпочтений в пользу настоящего. В их мозге еще происходит процесс формирования опережающего мышления, которое необходимо для предвидения последствий и планирования будущего. А когда они все же обращаются к близким друзьям и старшим людям с вопросами о жизни, те только хлопают их по плечу и произносят дежурные фразы типа: «Все образуется. У тебя еще масса времени впереди».

С другой стороны, похождения двадцатилетних встречают с большим энтузиазмом: «Жизнь дается только один раз» или «Веселись, пока есть такая возможность». Подобные призывы поощряют риск и поступки, которые один исследователь назвал поведением по принципу «сейчас или никогда» и которые на самом деле не делают нас счастливыми: бесконечные вечеринки, множество случайных связей, нежелание брать на себя ответственность, лень, отсутствие настоящей работы[162].

Юноши и девушки двадцати с лишним лет постоянно слышат о том, что у них впереди много времени для трудностей взрослой жизни, но очень мало для того, что принято считать приятным времяпрепровождением. Именно поэтому жить настоящим моментом легко. Соединить настоящее с будущим – вот поистине трудная задача.

Однажды я выбирала что-то в магазине одежды и случайно услышала разговор двух продавцов, которые складывали рубашки. Парень сказал девушке примерно следующее:

– Все говорят мне, что я должен бросать курить. С какой стати? Зачем мне жить до девяноста пяти вместо восьмидесяти пяти? Кому нужны лишние десять лет жизни, если ты уже стар, все твои друзья мертвы, а ты влачишь жалкое существование? Если бы отказ от курения вернул мне мои двадцать лет, я бы не задумываясь бросил. Но мне уже двадцать восемь. Почему я должен прекратить получать удовольствие от жизни сейчас только ради того, чтобы стать старым и дожить до девяноста с лишним лет?

Мне хотелось буквально затолкнуть этого продавца в камеру виртуальной реальности и показать ему, что рак легких ужасен в любом возрасте. Но я была не на работе, поэтому заставила себя промолчать.

Остаток дня я размышляла об услышанном. Речь шла не о курении и даже не о здоровье. Речь шла о времени. Понятно, что парень говорил о настоящем, но я обратила внимание на то, что для него как будто не было ничего между возрастом двадцать восемь и восемьдесят пять лет. В его понимании жизнь состояла из таких этапов: от двадцати до тридцати лет, а затем и смерть не за горами. Он даже не упомянул о том, что будет происходить в его жизни в тридцать, сорок, шестьдесят или семьдесят лет; у него не было ни малейшего представления о том, чем он будет заниматься в этом возрасте. Этот молодой человек не мог представить себя никем другим, кроме парня двадцати с лишним лет, вся жизнь которого сводится к общению с друзьями, а все остальное придет само по себе.

Во многих культурах используется фраза memento more («помни о смерти»), чтобы напомнить нам о том, что мы смертны; ту же роль играют скелеты и увядающие цветы в произведениях искусства или в оформлении витрин. В прошлые столетия было принято рисовать на портретах увядшую розу в руке или часы в виде черепа, что символизировало течение времени. В своей практике я часто вижу, что многим молодым людям двадцати с лишним лет трудно думать о будущем. Им необходимо напоминание memento vitae («помни о жизни»), для того чтобы они не забывали: жизнь продолжается, а после тридцати она может быть даже гораздо интереснее.

Рейчел работала барменом в ресторане, после того как бросила учебу в университете, где изучала общественное здравоохранение. Ей не нравилась эта область, и она считала, что ее диплом по истории и культуре США больше подходит для работы в сфере юриспруденции. Проблема была в том, что прошло уже два года после окончания учебы, а Рейчел еще ничего не сделала для получения степени доктора права.

Рейчел работала в вечернюю смену, поэтому после закрытия ресторана часто оставалась там с другими официантами, и они весело проводили время. Затем она ночевала прямо в ресторане, а днем пыталась увидеться с друзьями, которые не работали вместе с ней. После одной такой вечеринки подруга осталась ночевать у Рейчел и в десять часов утра вскочила с постели с возгласом: «Боже мой, не могу поверить, что я проспала так долго! У меня куча дел. Мне нужно бежать!» В тот день Рейчел пришла ко мне на сеанс, сделав не очень приятное для себя открытие, что она часто спит до полудня.

– Я такая рассеянная, – призналась она. – Я просто не могу следить за ходом времени.

Когда я спросила Рейчел, каковы причины ее рассеянности, она пожаловалась, что рабочий график не позволяет ей жить в одном ритме с окружающим миром. Кроме того, ее постоянно выбивали из колеи какие-то дела или проблемы с парнями. А иногда она целями днями смотрела сериал «Закон и порядок» и предавалась мечтам. Даже когда Рейчел пробовала что-либо сделать, появлялась масса предлогов уклониться от этого.

– Я смотрю на экран компьютера и пытаюсь написать письмо своему старому преподавателю с просьбой дать мне рекомендацию для поступления в юридическую школу или что-либо в этом роде. Я знаю, что должна это сделать, но с облегчением все бросаю, когда мне приходит от кого-то сообщение в сети или по телефону, – сказала она. – Мне проще думать о чем-то другом.

Однажды Рейчел пришла ко мне на сеанс днем, поменявшись с кем-то сменой. Она швырнула сумку на диван и проворчала, усаживаясь:

– Мне так надоели эти рестораны, и я терпеть не могу работать в обеденную смену. Все клиенты, приходящие обедать, обращаются с официантами и барменами как с людьми второго сорта. И меня не покидает мысль, что я могла бы иметь работу не хуже, чем у них, если бы захотела, – пожаловалась Рейчел.

Когда мои клиенты устают от чего-то, а я устаю об этом слушать, в большинстве случаев это означает, что пора что-то менять.

– Давай поговорим об этом, – предложила я. – Какую работу ты могла бы иметь?

– Юриста. Они не умнее меня.

– Хорошо. Возможно, они действительно не умнее тебя. Но все же есть то, чем они от тебя отличаются в данный момент.

– Юридическая школа. Я знаю.

– Но это еще не все. Есть еще подготовительные курсы для сдачи вступительного теста и сам тест. А еще заявления. Рекомендательные письма. Собеседования. Три года учебы плюс летняя стажировка. Коллегия адвокатов. И только после всего этого ты получишь новую работу.

– Я знаю, знаю, – раздраженно воскликнула Рейчел.

Я подождала, пока ее раздражение пройдет, а затем сказала:

– Наверное, тебе кажется, будто я на тебя давлю.

– Я знаю, что вы делаете свою работу. Но в наше время все самое важное в жизни происходит позже, чем когда-то, – в возрасте от тридцати до сорока лет.

Я вспомнила о своих двадцатилетних клиентах и возразила:

– Тут есть большая разница: одно дело, когда что-то уже происходит в жизни после тридцати, и совсем другое – в этом возрасте это «что-то» только начинать.

Я подошла к столу и взяла карандаш и бумагу.

– Я хочу нарисовать линию времени. Помоги мне ее заполнить.

– Никакой линии времени, – медленно произнесла Рейчел, бросив на меня перепуганный взгляд. – Я не хочу быть одной из тех девушек, у которых на телефоне фотография обручального кольца, ведь я пока что одна. Я говорю всем, что выйду замуж в сорок лет и рожу первого ребенка в сорок пять. Мне не нужна никакая линия времени.

– Похоже, что все-таки нужна, – возразила я.

Смещение предпочтений в пользу настоящего проявляется особенно сильно у тех молодых людей двадцати с лишним лет, которые устанавливают большую психологическую дистанцию между настоящим и будущим[163]. Любовь или работа может казаться им весьма отдаленной во времени, – так Рейчел отбросила далеко в будущее замужество и рождение детей. Кроме того, будущее может оказаться отдаленным в социальном плане: так бывает, когда мы общаемся с людьми, которые тоже не говорят о будущем. Впоследствии оно может показаться нам отдаленным даже в пространственном отношении, если мы планируем поселиться в каком-то другом месте.

Проблема в том, что ощущение отдаленности от будущего влечет за собой абстрагирование от него; абстрагирование еще больше усиливает ощущение отдаленности – и так по кругу. Чем отдаленнее кажутся нам любовь и работа, тем меньше нам нужно о них думать; чем меньше мы думаем о любви и работе, тем более отдаленными от них себя чувствуем. Я начала рисовать линию времени, для того чтобы приблизить будущее Рейчел и направить ее мысли в более конкретное русло.

– Тебе сейчас двадцать шесть лет. Когда ты собираешься поступать в юридическую школу? – спросила я с карандашом руке.

– Я точно не знаю. Ваша линия времени заставляет меня нервничать, – засмеялась Рейчел, – так что я даже думать не могу о том, что это произойдет в следующем году. Но определенно до тридцати. Я стопроцентно не буду работать барменом в тридцать лет.

– Хорошо. Если ты поступишь в юридическую школу около тридцати, тебе понадобится три года на то, чтобы ее окончить. А еще минимум год до начала учебы нужно потратить на подготовку и сдачу теста, подачу заявлений и поиск рекомендательных писем. После окончания учебы потребуется, по всей вероятности, еще год для получения разрешения на юридическую практику и поиска работы. В сумме это минимум пять лет. Так что если ты начнешь этот процесс в тридцать, то станешь одним из тех юристов, которые обедают в твоем ресторане, не раньше чем через пять лет. К тому времени тебе исполнится тридцать пять. Как ты на это смотришь?

– Вроде бы все в порядке…

– Напомни мне, пожалуйста, когда ты собираешься выйти замуж? В сорок лет? – я отметила это на линии времени.

Рейчел начала сомневаться.

– А родить ребенка в сорок пять? Ты уверена?

– Нет, не совсем. Я имела в виду, что все это еще так далеко. Я не хочу беспокоиться об этом сейчас.

– Вот именно. Ты относишь решение этих вопросов на отдаленное, абстрактное будущее. Когда на самом деле ты хочешь выйти замуж и родить ребенка? – спросила я, вытирая то, что уже было отмечено на линии времени.

– Я совершенно точно хотела бы родить первого ребенка до тридцати пяти и выйти замуж перед этим. Я не хочу быть пожилой мамой.

– Теперь ты говоришь более осознанно, – сказала я, исправляя линию времени. – Итак, ты думаешь, что в период от тридцати до тридцати пяти лет ты поступишь в юридическую школу, выйдешь замуж и родишь ребенка. Это будут весьма напряженные годы. Как тебе нравится мысль о том, что во время учебы в юридической школе у тебя будет ребенок?

– Звучит ужасно. Нет, я этого не хочу. Кроме того, возможно, я не захочу работать полный день после рождения ребенка.

– А ты можешь выйти замуж и родить ребенка сейчас?

– Нет! Доктор Джей! У меня ведь даже парня нет!

– Рейчел, твоя жизнь не становится длиннее. Ты планируешь сделать все это от тридцати до тридцати пяти лет, но говоришь, что не хочешь делать все это одновременно.

– Нет, не хочу.

– Тогда сейчас самое подходящее время для учебы.

– Думаю, мне следовало бы также прекратить так часто встречаться со случайными людьми, которых мне даже не хочется иметь в своем окружении, – сказала Рейчел.

– Пожалуй, да.

После того как юридическая школа стала не такой отдаленной перспективой для Рейчел, ее планы в отношении учебы конкретизировались. Она запаслась книгами о том, как поступить в юридическую школу; составила список всего того, что разделяет ее и тех юристов, которые обедали в ее ресторане; бросила работу бармена и нашла работу в юридической компании, для того чтобы получить там рекомендательные письма; потратила немало сил на подготовку к вступительному тесту.

Примерно через два года Рейчел поступила в юридическую школу в Пенсильвании.

В прошлом Рейчел не раз слышала о том, что сейчас «самое важное в жизни происходит позже, чем когда-то», но не совсем понимала, что это означает для ее жизни в период от двадцати до тридцати лет. Когда Рейчел решила для себя, какой должна быть ее жизнь на четвертом десятке, она смогла более четко определить, что нужно успеть сделать в двадцать с лишним лет. Возможно, линия времени – это не камера виртуальной реальности, но она помогает нашему мозгу увидеть время таким, какое оно есть, – ограниченным. Это дает нам повод подниматься утром и двигаться дальше.

Возраст от двадцати до тридцати лет – это период, на протяжении которого у нас начинает формироваться ощущение времени и мы строим собственные планы относительно своей дальнейшей жизни. Определить, когда следует заняться карьерой и создать семью, – достаточно трудно. Гораздо легче ни о чем не думать и держаться подальше от проблем. Однако молодые люди двадцати с лишним лет, живущие вне времени, как правило, не бывают счастливы. Это все равно что жить в пещере, в которой мы не можем определить, который сейчас час, не знаем, что должны делать или почему, – и порой это продолжается до тех пор, пока не станет слишком поздно что-либо изменить.

Проучившись какое-то время в юридической школе, Рейчел прислала мне письмо. В нем говорилось следующее:

Мне казалось, что если я не буду заниматься взрослыми делами, то время остановится. Но оно не остановилось. Оно двигалось дальше. Люди, которые меня окружали, тоже двигались дальше. Теперь я вижу, что и мне пора начать действовать. Я пытаюсь ставить перед собой цели, к которым могла бы стремиться (например, бегать по 5 километров или пройти летнюю стажировку), с тем чтобы быть более ориентированной на будущее.

Кроме того, моя близкая подруга здесь – врач-стажер. Ей тридцать три года (она почти на пять лет старше меня); мы разговариваем с ней по тысяче раз в день. Меня просто поражает тот факт, что хотя ей уже за тридцать, то, что она делает в своей жизни, мало чем отличается от того, что делаю я. Это заставляет меня задуматься о том, что время летит, поэтому я хочу в полной мере использовать те ничем не обремененные, свободные годы, которые я здесь проведу. С другой стороны, мне нравится учиться в юридической школе; я даже работаю в местной юридической консультации. На самом деле я просто в восторге от того, что у меня есть медицинская страховка и пенсионный план. Я хочу насладиться своим третьим десятком, но в то же время хочу, чтобы и конец моей жизни был счастливым.

Как добиться того, чтобы конец жизни был счастливым? Мой любимый писатель Джон Ирвинг знает об этом. Он пишет эпические романы, сюжет которых охватывает несколько поколений, в которых все заканчивается хорошо. Как он делает это? Сам Джон Ирвинг говорит по этому поводу следующее: «Я всегда начинаю с последнего предложения, а затем развиваю сюжет в обратном порядке, продвигаясь к началу истории»[164]. По всей вероятности, это требует упорного труда, особенно если вспомнить о распространенном заблуждении, что великие писатели просто садятся и записывают то, что диктует им сюжет. Ирвинг же говорит о том, что хорошая история и счастливый конец требуют осознанных усилий.

Большинство молодых людей от двадцати до тридцати лет не могут написать последнее предложение своей жизни, но в случае необходимости способны определить, каких целей хотели бы достичь (или чего хотели бы избежать) в тридцать, сорок или шестьдесят с лишним лет, и строить свою жизнь исходя из этого. Именно так вы напишете свою эпическую историю со счастливым концом, охватывающую несколько поколений.

Эпилог

Поможет ли все это мне?

Самое главное достоинство зрелости заключается в том, что вам уже не нужно переживать, как сложится ваша жизнь.

Скотт Адамс, карикатурист

На входе в Национальный парк «Скалистые горы» висит табличка с надписью, сделанной большими жирными буквами: «ГОРАМ ВСЕ РАВНО»[165]

Эта надпись предупреждает посетителей парка о том, что они должны иметь надлежащее снаряжение и быть готовыми к таким опасностям, как молнии и лавины. Мне было двадцать восемь лет, когда я впервые увидела эту надпись. Она внушала страх, но насколько я помню, сразу же мне понравилась. Для меня многое значил тот факт, что на этой табличке была написана правда. Надпись напоминала мне о том, что, когда я отправлюсь в заповедник, я должна знать, куда иду, и быть готовой ко всему. Если бы вечером меня застала гроза на вершине горы, не имело бы никакого значения, собиралась ли я вернуться раньше или нет и даже хороший ли я человек. Со взрослой жизнью все обстоит так же. Есть вещи, которые следует принимать такими, какие они есть. Самое лучшее, что можно сделать, – это узнать о них как можно больше.

 

Так или иначе, но почти все мои двадцати-тридцатилетние клиенты спрашивают: «Поможет ли все это мне?» Неопределенность, которая стоит за этим вопросом, усложняет их жизнь, но она же делает возможными и необходимыми реальные действия. Мы испытываем чувство тревоги, не зная своего будущего, но еще больше пугает мысль, что то, что мы делаем от двадцати до тридцати лет, определяет всю оставшуюся жизнь. Нам становится легче, когда мы пытаемся убедить себя в том, что третий десяток лет – это еще не настоящая жизнь, и что работа и отношения в этом возрасте не имеют особого значения. Но я изучала эволюцию взрослых на протяжении всей своей карьеры, поэтому знаю, что это очень далеко от истины. А годы практики, на протяжении которых я внимательно слушала своих клиентов и студентов, убедили меня в одном: в глубине души молодые люди двадцати с небольшим лет хотят, чтобы с ними считались и чтобы к их жизни относились серьезно. Они хотят знать, что то, чем они занимаются, имеет значение, – а это действительно так.

Формулы хорошей жизни не существует, как нет жизни правильной или неправильной. Но есть выбор и его последствия, поэтому двадцатилетним юношам и девушкам было бы полезно задуматься о своем будущем. Благодаря этому они будут чувствовать себя лучше, когда это будущее наступит. Если в возрасте от двадцати до тридцати лет вы будете уделять достаточно внимания своей жизни, вас ждут замечательные дни.

Я увидела табличку с надписью «ГОРАМ ВСЕ РАВНО», когда меня отправили в турпоход по Скалистым горам. Возможно, потому что эта надпись немного обескуражила меня, я решила уточнить маршрут у смотрителя заповедника. Для того чтобы добраться до первой долины, на которой я должна была разбить лагерь, мне следовало пройти несколько километров и подняться по каменистой осыпи на склоне горы. Затем мне предстояло пройти по диагонали по крутому склону, покрытому снегом, для того чтобы добраться до седловины между двумя горами. После этого я могла подняться на гребень горы и спуститься вниз по другому склону до наступления ночи.

Это не представляло особой опасности, учитывая то, что у меня было достаточно опыта и хорошее снаряжение. Но мне действительно следовало добраться до заснеженного склона достаточно быстро, чтобы перейти его, пока солнце не растопило снег и склон не стал скользким. Я знала, с какой скоростью нужно идти и под каким углом пересекать склон, но все же волновалась.

Я собрала свои карты и собралась уходить, но затем остановилась и спросила смотрителя: «Я это сделаю?»