Объективность и автономия третьего мира

Мнение, что без читателя книга ничего собой не представляет, является одной из главных причин оши­бочного субъективного подхода к знанию. Книга якобы в действительности становится реальной только тогда, когда она понята, в противном случае же она просто бумага с черными пятнами на ней.

Этот взгляд ошибочен по многим пунктам. Осиное гнездо является осиным гнездом, даже если оно было покинуто и даже если оно никогда снова не использо­валось осами как гнездо. Птичье гнездо является птичьим гнездом, даже если в нем никогда не жили птицы. Аналогичным образом книга остается книгой — определенным видом продукта, даже если она никогда не была прочитана (как часто происходит сегодня).

Отметим, что некоторые книги или даже целые биб­лиотеки книг не нуждаются в том, чтобы быть написан­ными кем-либо: книги, содержащие таблицы логариф­мов, например, могут быть созданы и отпечатаны вычис­лительной машиной. Они могут быть лучшими книга­ми, содержащими логарифмы, то есть содержать лога­рифмы вплоть, скажем, до одной миллионной. Они могут быть посланы в библиотеки, однако оказаться бесполезными. Во всяком случае, могут пройти годы, прежде чем кто-либо воспользуется ими, причем на многие данные в них (в которых выражаются некоторые математические теоремы), возможно, никогда не обра­тят внимания в продолжение всей истории существова­ния человека на земле. Однако каждая из этих цифр содержит то, что я называю «объективным знанием», и вопрос о том, имею ли я право называть ее так, не имеет значения.

Пример с книгами, содержащими логарифмы, может показаться искусственным. Но это не так. Я должен сказать, что почти каждая книга подобна этому приме­ру: она содержит объективное знание, истинное или ошибочное, полезное или бесполезное, а прочитает ли ее кто-либо когда-нибудь и действительно поймет ее содержание — это почти случайность. Человек, который понимает книгу, — редкое создание. Если же взять обыкновенного человека, то для него всегда характерно в значительной степени неправильное понимание и не­правильное истолкование книг. Превращение черных пятен на белой бумаге в книгу, в знание в объективном смысле представляет собой не результат реального и от­части случайного уклонения от такого неправильного понимания. Скорее здесь имеет место более абстракт­ный процесс. Именно возможность или потенциальность некоторой вещи быть понятой, ее диспозиционный ха­рактер быть понятой и интерпретированной, или не­правильно понятой и неправильно интерпретированной, делает ее книгой. И эта потенциальная возможность или диспозиция книг могут существовать, не будучи ког­да-либо актуализированными или реализованными.

Чтобы понять это более четко, можно представить себе следующую ситуацию. После того как человече­ский род исчезнет, некоторые книги или библиотеки. возможно, будут найдены некоторыми нашими цивили­зованными потомками (не имеет значения, будут ли они земными живыми существами, которые сделались ци­вилизованными людьми, или некоторыми пришельцами из космоса). Эти книги могут быть дешифрованы. Пред­положим, что они могут оказаться теми логарифмиче­скими таблицами, которые никогда не были ранее про­читаны. Из этого совершенно ясно следует, что для превращения некоторой вещи в книгу несущественно ни ее составление мыслящими животными, ни тот факт, что она в действительности не была прочитана или по­нята; для этого достаточно лишь то, что она может быть дешифрована.

Таким образом, я действительно признаю, что, для того чтобы принадлежать к третьему миру объективно­го знания, книга должна (в принципе, в возможности) обладать способностью быть постигнутой (дешифрован­ной, понятой или «познанной») кем-то. Однако боль­шего я не признаю.

Итак, мы можем сказать, что существует некий вид платоновского (или соответствующего идеям Больцано) третьего мира книг самих по себе, теорий самих по себе, проблем самих по себе, проблемных ситуаций самих по себе, рассуждении самих по себе и т.д. Кро­ме того, я полагаю, что, хотя этот третий мир есть че­ловеческий продукт, существует много теорий самих по себе, рассуждении самих по себе и проблемных ситуа­ций самих по себе, которые никогда не были созданы или поняты и, возможно, никогда не будут созданы или поняты людьми.

Тезис о существовании такого третьего мира про­блемных ситуаций обычно рассматривается многими как исключительно метафизический и сомнительный. Однако его можно защитить ссылкой на то, что у него существует биологическая аналогия. Например, полную аналогию ему можно найти в области создания птичьих гнезд. Несколько лет назад я получил в качестве по­дарка для моего сада ящик-гнездо для птиц. Этот ящик-гнездо был, конечно, продуктом человеческой деятель­ности, а не продуктом деятельности птиц, так же как наши таблицы логарифмов были результатом работы вычислительной машины, а не продуктом деятельности человека. Однако в контексте птичьего мира это гнездо было частью проблемной ситуации, объективной воз­можностью. В течение нескольких лет птицы, кажется, не замечали ящика-гнезда. Однако затем он был тща­тельно осмотрен некоторыми синицами, которые даже начали обустраиваться в нем, но очень скоро отказа­лись от этого. Очевидно, здесь была некоторая схвачен­ная возможность, хотя, конечно, и не особенно ценная. Во всяком случае, здесь существовала проблемная си­туация. И проблема, возможно, будет решена на сле­дующий год другими птицами. Если этого не произой­дет, то, может быть, иной ящик окажется более подхо­дящим. С другой стороны, самый удовлетворительный ящик может быть удален, прежде чем он когда-либо будет использован. Вопрос об адекватности ящика яв­ляется явно объективным вопросом, а использовался он когда-либо или нет, это до некоторой степени дело слу­чая. Так обстоит дело со всеми экологическими нишами. Они содержат потенциальные возможности и могут быть исследованы как таковые объективным способом в соответствии с существующей проблемой, независимо от вопроса, будут ли когда-либо эти потенциальные возможности реализованы каким-либо живым организ­мом. Бактериолог знает, как подготовить такую эколо­гическую нишу для культуры определенной бактерии или плесени. Она может быть совершенно адекватной для своей цели. Будет ли она когда-либо использована или заселена—это другой вопрос.

Большая часть объективного третьего мира реаль­ных и потенциальных теорий, книг и рассуждении воз­никает в качестве непреднамеренного побочного про­дукта реально созданных книг и рассуждении. Мы мо­жем также сказать, что это есть побочный продукт че­ловеческого языка. Сам язык, подобно гнезду птицы, есть непреднамеренный побочный продукт действий, ко­торые были направлены на другие цели.

Каким образом возникают в джунглях тропы живот­ных? Некоторые животные прорываются через мелко­лесье, чтобы достичь водопоя. Другие животные нахо­дят, что легче всего использовать тот же самый путь. Таким образом, посредством использования последний может быть расширен и улучшен. Он не планируется, а является непреднамеренным следствием потребности в легком и быстром передвижении. Именно так первона­чально создается какая-нибудь тропа—возможно, так­же людьми—и именно так могут возникать язык и лю­бые другие институты, оказывающиеся полезными. И именно этому они обязаны своим существованием и раз­витием своей полезности. Они не планируются и не пред­полагаются, возможно, в них нет необходимости, преж­де чем они возникнут. Однако они могут создавать но­вую потребность или новый ряд целей: целевые струк­туры животных или людей не являются «данными», они развиваются с помощью некоторого вида механизма об­ратной связи из ранее поставленных целей и из тех ко­нечных результатов, к которым они стремятся (см. [22, гл. 6; 12, с. 89; 41, с. 65; 45, разд. XXIVI).

Таким образом, может возникнуть целый новый уни­версум возможностей, или потенциальностей,— мир, ко­торый в значительной степени является автономным.

Самый яркий пример в этом отношении представ­ляет собой сад. Хотя он мог быть спланирован с чрез­вычайной заботой, в дальнейшем он, как правило, при­нимает частично неожиданные формы. Но даже если он и потом оказывается четко спланированным, некоторые неожиданные взаимоотношения между спланированны­ми объектами в саду могут порождать целый универ­сум возможностей, новых возможных целей и проблем.

Мир языка, предположений, теорий и рассуждении, короче, универсум объективного знания, является одним из самых важных созданных человеком универсумов, которые, однако, в то же самое время в значительной степени автономны.

Идея автономии является центральной в моей тео­рии третьего мира: хотя третий мир есть человеческий продукт, человеческое творение, он в свою очередь со­здает свою собственную область автономии; то же самое происходит и с продуктами деятельности других жи­вотных. Примеры этого весьма многочисленны. Воз­можно, самые поразительные из них могут быть обна­ружены в теории натуральных чисел, в любом случае именно они должны рассматриваться нами в качестве стандартных примеров.

Не обижая Кронекера, я соглашаюсь с Брауэром, что последовательность натуральных чисел есть челове­ческая конструкция. Хотя эту последовательность со­здаем мы, она в свою очередь создает свои собствен­ные автономные проблемы. Различие между нечетны­ми и четными числами не порождается нами: оно есть непреднамеренное и неизбежное следствие нашего твор­чества. Конечно, простые числа являются аналогичным образом непреднамеренно автономными и объективны­ми фактaми; очевидно, что и в данной области суще­ствует много фактов, которые мы можем обнаружить: так возникают предположения, подобно догадке Гольдбаха. И эти предположения, хотя и связаны косвенным образом с результатами нашего творчества, непосред­ственно касаются проблем и фактов, которые отчасти возникают из нашего творчества: мы не можем управ­лять этими проблемами и фактами или влиять на них: они суть достоверные факты и истину о них очень часто трудно обнаружить.

Все это является иллюстрацией того, что я имею в виду, когда говорю, что третий мир является в значи­тельной степени автономным, хотя и созданным нами.

Однако указанная автономия третьего мира лини частичная: новые проблемы приводят к новым творе­ниям и конструкциям — таким, как рекурсивные (функ­ции или последовательности свободного выбора Брауэра, — добавляя тем самым новые объекты к третьему миру. И каждый такой шаг будет создавать новые не­преднамеренные факты, новые неожиданные проблемы, а часто также и новые опровержения[4].

Существует также обратная связь, направленная от наших творений на нас, из третьего мира на второй мир. Это воздействие исключительно важно, ибо новые неотложные проблемы стимулируют нас на новые тво­рения.

Указанный процесс может быть описан следующей сверхупрощенной схемой (см. [45, особенно с. 243]):

P1 g TT g EE g P2

Другими словами, мы начинаем с некоторой про­блемы P1, переходим к предположительному, пробному решению или предположительной, пробной теории ТТ, которая может быть (частично или в целом) ошибоч­ной; в любом случае она должна быть подвергнута процессу устранения ошибки ЕЕ, который может со­стоять из критического обсуждения или эксперименталь­ных проверок; во всяком случае, новые проблемы P2 возникают из нашей собственной творческой деятель­ности, но они не являются преднамеренно созданными нами, они возникают автономно из области новых отно­шений, появлению которых мы не в состоянии помешать никакими действиями, как бы активно ни стремились сделать это.

Автономия третьего мира и обратное воздействие третьего мира на второй и даже на первый миры пред­ставляют собой один из самых важных фактов роста знания.

Развивая наши биологические соображения, легко увидеть, что они имеют исключительное значение для теории дарвиновской эволюции: они объясняют, как мы можем поднять себя за волосы. Если использовать «вы­сокую» терминологию, то можно сказать, что они помо­гают объяснить процесс «эмерджентности».