Дяде, назвавшему сочинителя братом

 

 

Я не совсем еще рассудок потерял

От рифм бахических – шатаясь на Пегасе —

Я не забыл себя, хоть рад, хотя не рад.

Нет, нет – вы мне совсем не брат:

Вы дядя мне и на Парнасе.

 

 

Наездники

 

 

Глубокой ночи на полях

Давно лежали покрывала,

И слабо в бледных облаках

Звезда пустынная сияла.

При умирающих огнях,

В неверной темноте тумана,

Безмолвно два стояли стана

На помраченных высотах.

Всё спит; лишь волн мятежный ропот

Разносится в тиши ночной,

Да слышен из дали глухой

Булата звон и конской топот. —

Толпа наездников младых

В дубраве едет молчаливой,

Дрожат и пышут кони их,

Главой трясут нетерпеливой.

Уж полем всадники спешат,

Дубравы кров покинув зыбкой,

Коней ласкают и смирят

И с гордой шепчутся улыбкой. —

Их лица радостью горят,

Огнем пылают гневны очи:

Лишь ты, воинственный поэт,

Уныл, как сумрак полуночи,

И бледен, как осенний свет.

С главою, мрачно преклоненной,

С укрытой горестью в груди,

Печальной думой увлеченный,

Он едет молча впереди. —

 

"Певец угрюмый, что с тобою?

Один пред боем ты уныл;

Поник бесстрашною главою,

Бразды и саблю опустил!

Ужель, невольник праздной неги,

Отрадней мир душе твоей,

Чем наши бурные набеги

И ночью бранный стук мечей? —

Стезя войны пускай опасна,

Завиден гордый наш удел.

Тебе ли ныне смерть ужасна?

Ты ввек средь боев не бледнел.

Тебя мы зрели под мечами

С спокойным, дерзостным челом,

Всегда меж первыми рядами,

Всё там, где битвы падал гром.

С победным съединяясь кликом.

Твой голос нашу славу пел —

А ныне ты в уныньи диком,

Как беглый ратник, онемел". —

 

Но медленно певец печальный

Главу и взоры приподнял,

Взглянул угрюмо в сумрак дальный

И вздохом грудь поколебал.

 

"Глубокой сон в долине бранной;

Одни мы мчимся в тьме ночной,

Предчувствую конец желанный!

Меня зовет последний бой!

Расторгну цепь судьбы жестокой,

Влечу я с братьями в огонь,

Влечу грозой! – и одинокой

В долину выбежит мой конь.

 

О вы, которым здесь со мною

Предел могильный положен,

Скажите: милая слезою

Ваш усладит ли долгой сон?

Но для меня никто не дышит,

Меня настигнет тишина…

Эльвина смерти весть услышит

И втайне не вздохнет она. —

 

А вы, хранимые Судьбами

Для счастья жизненных отрад,

Пускай любовницы слезами

Благословится ваш возврат!

За чашей сладкого спасенья,

О братья! вспомните певца,

Его любовь, его мученья

И славу грозного конца!"

 

 

Элегия

 

 

Счастлив, кто в страсти сам себе

Без ужаса признаться смеет;

Кого в неведомой судьбе

Надежда робкая лелеет;

Кого луны туманный луч

Ведет в полночи сладострастной;

Кому тихонько верный ключ

Отворит дверь его прекрасной!

 

Но мне в унылой жизни нет

Отрады тайных наслаждений;

Увял надежды ранний цвет:

Цвет жизни сохнет от мучений!

Печально младость улетит,

Услышу старости угрозы,

Но я, любовью позабыт,

Моей любви забуду ль слезы!

 

 

Месяц

 

 

Зачем из облака выходишь,

Уединенная луна,

И на подушки, сквозь окна,

Сиянье тусклое наводишь?

Явленьем пасмурным своим

Ты будишь грустные мечтанья,

Любви напрасные страданья

И гордым разумом моим

Чуть усыпленные желанья.

Летите прочь, воспоминанья!

Засни, несчастная любовь!

Уж не бывать той ночи вновь,

Когда спокойное сиянье

Твоих таинственных лучей

Сквозь темный ясень проницало,

И бледно, бледно озаряло

Красу любовницы моей.

Что вы, восторги сладострастья,

Пред тайной прелестью отрад

Прямой любви, прямого счастья

Примчатся ль радости назад?

Почто, минуты, вы летели

Тогда столь быстрой чередой?

И тени легкие редели

Пред неожиданной зарей?

Зачем ты, месяц, укатился

И в небе светлом утонул?

Зачем луч утренний блеснул?

Зачем я с милою простился?

 

 

Певец

 

 

Слыхали ль вы за рощей глас ночной

Певца любви, певца своей печали?

Когда поля в час утренний молчали,

Свирели звук унылый и простой —

Слыхали ль вы?

 

Встречали ль вы в пустынной тьме лесной

Певца любви, певца своей печали?

Прискорбную ль улыбку замечали,

Иль тихий взор, исполненный тоской, —

Встречали вы?

 

Вздохнули ль вы, внимая тихой глас

Певца любви, певца своей печали?

Когда в лесах вы юношу видали,

Встречая взор его потухших глаз —

Вздохнули ль вы?

 

 

К сну

 

 

Знакомец милый и старинный,

О сон, хранитель добрый мой!

Где ты? Под кровлею пустынной

Мне ложе стелет уж покой

В безмолвной тишине ночной.

Приди, задуй мою лампаду,

Мои мечты благослови,

До утра только дай отраду

Моей мучительной любви.

Сокрой от памяти унылой

Разлуки грустный приговор,

Пускай увижу милый взор,

Пускай услышу голос милый.

Когда ж умчится ночи мгла,

И ты мои покинешь очи, —

О, если бы душа могла

Забыть любовь до новой ночи.

 

 

Слово милой

 

 

Я Лилу слушал у клавира;

Ее прелестный, томный глас

Волшебной грустью нежит нас,

Как ночью веянье Зефира.

Упали слезы из очей,

И я сказал певице милой:

"Волшебен голос твой унылый,

Но слово милыя моей

Волшебней нежных песен Лилы".

 

 

* * *

 

Любовь одна – веселье жизни хладной,

Любовь одна – мучение сердец.

Она дарит один лишь миг отрадный,

А горестям не виден и конец.

Стократ блажен, кто в юности прелестной

Сей быстрый миг поймает на лету;

Кто к радостям и неге неизвестной

Стыдливую преклонит красоту!

 

Но кто любви не жертвовал собою?

Вы, чувствами свободные певцы!

Пред милыми смирялись вы душою,

Вы пели страсть – и гордою рукою

Красавицам несли свои венцы.

Слепой Амур, жестокий и пристрастный,

Вам терния и мирты раздавал;

С Пермесскими царицами согласный,

Иным из вас на радость указал;

Других навек печалями связал

И в дар послал огонь любви несчастной.

 

Наследники Тибулла и Парни!

Вы знаете бесценной жизни сладость;

Как утра луч, сияют ваши дни.

Певцы любви! младую пойте радость,

Склонив уста к пылающим устам,

В объятиях любовниц умирайте;

Стихи любви тихонько воздыхайте!

Завидовать уже не смею вам.

 

Певцы любви! вы ведали печали,

И ваши дни по терниям текли;

Вы свой конец с волненьем призывали;

Пришел конец, и в жизненной дали

Не зрели вы минутную забаву;

Но, не нашед блаженства ваших дней,

Вы встретили по крайней мере славу,

И мукою бессмертны вы своей!

 

Не тот удел судьбою мне назначен:

Под сумрачным навесом облаков,

В глуши долин, в печальной тьме лесов,

Один, один брожу уныл и мрачен.

В вечерний час над озером седым

В тоске, слезах, нередко я стенаю;

Но ропот волн стенаниям моим

И шум дубрав в ответ лишь я внимаю.

Прервется ли души холодный сон,

Поэзии зажжется ль упоенье, —

Родится жар, и тихо стынет он:

Бесплодное проходит вдохновенье

Пускай она прославится другим,

Один люблю, – он любит и любим!..

Люблю, люблю!.. но к ней уж не коснется

Страдальца глас; она не улыбнется

Его стихам небрежным и простым.

К чему мне петь? под кленом полевым

Оставил я пустынному зефиру

Уж навсегда покинутую лиру,

И слабый дар как легкий скрылся дым.

 

 

Элегия

 

 

Я видел смерть; она в молчаньи села

У мирного порогу моего;

Я видел гроб; открылась дверь его;

Душа, померкнув, охладела…

Покину скоро я друзей,

И жизни горестной моей

Никто следов уж не приметит;

Последний взор моих очей

Луча бессмертия не встретит,

И погасающий светильник юных дней

Ничтожества спокойный мрак осветит.

 

………………………………………………

 

Прости, печальный мир, где темная стезя

Над бездной для меня лежала —

Где вера тихая меня не утешала,

Где я любил, где мне любить нельзя!

 

Прости, светило дня, прости, небес завеса,

Немая ночи мгла, денницы сладкий час,

Знакомые холмы, ручья пустынный глас,

Безмолвие таинственного леса,

И всё. прости в последний раз.

 

А ты, которая была мне в мире богом,

Предметом тайных слез и горестей залогом,

Прости! минуло всё… Уж гаснет пламень мой,

Схожу я в хладную могилу,

И смерти сумрак роковой

С мученьями любви покроет жизнь унылу.

 

А вы, друзья, когда лишенный сил,

Едва дыша, в болезненном бореньи,

Скажу я вам: «О друга! я любил!..»

И тихой дух умрет в изнеможеньи,

Друзья мои, – тогда подите к ней:

Скажите: взят он вечной тьмою…

И, может быть, об участи моей

Она вздохнет над урной гробовою.

 

 

Желание

 

 

Медлительно влекутся дни мои,

И каждый миг в унылом сердце множит

Все горести несчастливой любви

И все мечты безумия тревожит.

Но я молчу; не слышен ропот мой;

Я слезы лью; мне слезы утешенье;

Моя душа, плененная тоской,

В них горькое находит наслажденье.

О жизни час! лети, не жаль тебя,

Исчезни в тьме, пустое привиденье;

Мне дорого любви моей мученье —

Пускай умру, но пусть умру любя!

 

 

Друзьям

 

 

К чему, веселые друзья,

Мое тревожить вам молчанье?

Запев последнее прощанье,

Уж Муза смолкнула моя:

Напрасно лиру брал я в руки

Бряцать веселье на пирах

И на ослабленных струнах

Искал потерянные звуки…

Богами вам еще даны

Златые дни, златые ночи,

И на любовь устремлены

Огнем исполненные очи;

Играйте, пойте, о друзья,

Утратьте вечер скоротечный;

И вашей радости беспечной

Сквозь слезы улыбнуся я.

 

 

Элегия

 

 

Я думал, что любовь погасла навсегда,

Что в сердце злых страстей умолкнул глас мятежный,

Что дружбы наконец отрадная звезда

Страдальца довела до пристани надежной.

Я мнил покоиться близ верных берегов,

Уж издали смотреть, указывать рукою

На парус бедственный пловцов,

Носимых яростной грозою.

И я сказал: "Стократ блажен,

Чей век, свободный и прекрасный,

Как век весны промчался ясной

И страстью не был омрачен,

Кто не страдал в любви напрасной,

Кому неведом грустный плен.

Блажен! но я блаженней боле.

Я цепь мученья разорвал,

Опять я дружбе – я на воле —

И жизни сумрачное поле

Веселый блеск очаровал!"

Но что я говорил… несчастный!

Минуту я заснул в неверной тишине,

Но мрачная любовь таилася во мне,

Не угасал мой пламень страстный.

Весельем позванный в толпу друзей моих,

Хотел на прежний лад настроить резву лиру,

Хотел еще воспеть прелестниц молодых,

Веселье, Вакха и Дельфиру.

Напрасно!.. я молчал; усталая рука

Лежала, томная, на лире непослушной,

Я всё еще горел – и в грусти равнодушной

На игры младости взирал из далека.

Любовь, отрава наших дней,

Беги с толпой обманчивых мечтаний.

Не сожигай души моей,

Огонь мучительных желаний.

Летите, призраки… Амур, уж я не твой,

Отдай мне радости, отдай мне мой покой…

Брось одного меня в бесчувственной природе,

Иль дай еще летать Надежды на крылах,

Позволь еще заснуть и в тягостных цепях

Мечтать о сладостной свободе.

 

 

Наслажденье

 

 

В неволе скучной увядает

Едва развитый жизни цвет,

Украдкой младость отлетает,

И след ее – печали след.

С минут бесчувственных рожденья

До нежных юношества лет

Я всё не знаю наслажденья,

И счастья в томном сердце нет.

 

С порога жизни в отдаленье

Нетерпеливо я смотрел:

«Там, там, – мечтал я, – наслажденье!»

Но я за призраком летел.

Златые крылья развивая,

Волшебной нежной красотой

Любовь явилась молодая

И полетела предо мной.

 

Я вслед… но цели отдаленной,

Но цели милой не достиг!..

Когда ж весельем окриленный

Настанет счастья быстрый миг?

Когда в сияньи возгорится

Светильник тусклый юных дней

И мрачный путь мой озарится

Улыбкой спутницы моей?

 

 

К Маше

 

 

Вчера мне Маша приказала

В куплеты рифмы набросать

И мне в награду обещала

Спасибо в прозе написать.

 

Спешу исполнить приказанье,

Года не смеют погодить:

Еще семь лет – и обещанье

Ты не исполнишь, может быть.

 

Вы чинно, молча, сложа руки,

В собраньях будете сидеть

И, жертвуя богине Скуки,

С воксала в маскерад лететь —

 

И уж не вспомните поэта!..

О Маша, Маша, поспеши —

И за четыре мне куплета

Мою награду напиши!

 

 

Заздравный кубок

 

 

Кубок янтарный

Полон давно —

Пеною парной

Блещет вино;

Света дороже

Сердцу оно:

Ну! за кого же

Выпью вино?

 

Пейте за славу.

Славы друзья!

Браней забаву

Любит не я.

Это веселье

Не веселит,

Дружбы похмелье

Грома бежит.

 

Вы, Геликона

Давни жильцы!

За Аполлона

Пейте, певцы!

Резвой Камены

Ласки – беда;

Ток Иппокрены,

Други, вода.

 

Пейте за радость

Юной любви —

Скроется младость,

Дети мои…

Кубок янтарный

Полон давно.

Я – благодарный —

Пью за вино.

 

 

Послание Лиде

 

 

Тебе, наперсница Венеры,

Тебе, которой Купидон

И дети резвые Цитеры

Украсили цветами трон,

Которой нежные примеры,

Улыбка, взоры, нежный тон

Красноречивей, чем Вольтеры,

Нам проповедают закон

И Аристипов, и Глицеры, —

Тебе приветливый поклон,

Любви венок и лиры звон.

Презрев Платоновы химеры,

Твоей я святостью спасен,

И стал апостол мудрой веры

Анакреонов и Нинон:

Всего… но лишь известной меры. —

Я вижу: хмурится Зенон,

И вся его седая свита:

И мудрый друг вина Катон,

И скучный раб Эпафродита,

Сенека, даже Цицерон

Кричат: "Ты лжешь, профан! мученье —

Прямое смертных наслажденье!"

Друзья, согласен: плач и стон

Стократ, конечно, лучше смеха;

Терпеть великая утеха;

Совет ваш вовсе не смешон:

Но мне он, слышите ль, не нужен,

За тем, что слишком он мудрен;

Дороже мне хороший ужин

Философов трех целых дюжин:

Я вами, право, не прельщен. —

Собор угрюмый рассержен.

Но пусть кричат на супостата,

Их спор – лишь времени утрате

Кто их примером обольщен?

Люблю я доброго Сократа!

Он в мире жил, он был умен;

С своею важностью притворной

Любил пиры, театры, жен;

Он, между проччим, был влюблен

И у Аспазии в уборной

(Тому свидетель сам Платон),

Невольник робкий и покорный,

Вздыхал частехонько в хитон,

И ей с улыбкою придворной

Шептал: "Всё призрак, ложь и сон:

И мудрость, и народ, и Слава;

Что ж истинно? одна Забава,

Поверь: одна любовь не сон!"

Так ладан жег прекрасной он,

И ею… бедная Ксантипа!

Твой муж, совместник Аристипа,

Бывал до неба вознесен.

Меж тем, на милых грозно лая.

Злой Циник, негу презирая,

Один всех радостей лишен,

Дышал от мира отлучен.

Но с бочкой странствуя пустою

Вослед за Мудростью слепою,

Пустой чудак был ослеплен;

И воду черпая рукою,

Не мог зачерпнуть счастья он.

 

 

Амур и Гименей

(сказка)

 

 

Сегодня, добрые мужья,

Повеселю вас новой сказкой.

Знавали ль вы, мои друзья,

Слепого мальчика с повязкой?

Слепого?… вот помилуй. Феб!

Амур совсем, друзья, не слеп,

Но шалости – его забавы:

Ему хотелось – о лукавый! —

Чтоб, людям на смех и на зло,

Его Дурачество вело.

Дурачество ведет Амура;

Но скоро богу моему

Наскучила богиня дура,

Не знаю верно почему.

Задумал новую затею:

Повязку с милых сняв очей,

Идет проказник к Гименею…

А что такое Гименей?

Он из Кипридиных детей,

Бедняжка, дряхлый и ленивый,

Холодный, грустный, молчаливый,

Ворчит и дремлет целый век,

И впрочем – добрый человек,

Да нрав имеет он ревнивый. —

От ревности печальный бог

Спокойно и заснуть не мог;

Всё трусил маленького брата,

За ним подсматривал тайком

И караулил сопостата,

Шатаясь вечно с фонарем.

Вот мальчик мой к нему подходит

И речь коварную заводит:

"Помилуй, братец Гименей!

Что это? Я стыжусь, любезный,

И нашей ссоры бесполезной,

И вечной трусости твоей:

Ну, помиримся, будь умней;

Забудем наш раздор постылый,

Но только навсегда – смотри!

Возьми ж повязку в память, милый,

А мне фонарь свой подари".

И что ж? Поверил бог унылый;

Амур от радости прыгнул,

И на глаза со всей он силы

Обнову брату затянул.

С тех пор таинственные взоры

Не страшны больше красотам,

Не страшны грустные дозоры,

Ни пробужденья по ночам.

Спокоен он, но брат коварный,

Шутя над честью и над ним,

Войну ведет, неблагодарный,

С своим союзником слепым.

Лишь сон на смертных налетает,

Амур в молчании ночном

Фонарь любовнику вручает,

И сам счастливца провождает

К уснувшему супругу в дом;

Сам от беспечного Гимена

Он охраняет тайну дверь…

Пожалуйста, мой друг Елена,

Премудрой повести поверь!

 

 

Фиал Анакреона

 

 

Когда на поклоненье

Ходил я в древний Пафос,

Поверьте мне, я видел

В уборной у Венеры

Фиал Анакреона.

Он Вакхом был наполнен

Светлеющею влагой —

Кругом висели розы,

Зеленый плющ и мирты,

Сплетенные рукою

Царицы наслаждений.

На краюшке я видел

Коварного Амура —

Смотрел он пригорюнясь

На пенистую влагу.

"Что смотришь ты, проказник,

На пенистую влагу? —

Спросил я Купидона, —

Скажи, что так утихнул?

Иль хочется зачерпнуть

Тебе вина златого,

Да ручка не достанет?"

"Нет, – отвечал малютка, —

Резвясь, я в это море

Колчан, и лук, и стрелы

Все бросил не нарочно,

А плавать не умею:

Вон, вон на дне блистают;

Ох, жалко мне – послушай,

Достань мне их оттуда!"

"О, нет, – сказал я богу, —

Спасибо, что упали;

Пускай там остаются".

 

 

К Шишкову

 

 

Шалун, увенчанный Эратой и Венерой,

Ты ль узника манишь в владения свои,

В поместье мирное меж Пиндом и Цитерой,

Где нежился Шолье с Мелецким и Парни?

Тебе, балованный питомец Аполлона,

С их пеньем соглашать игривую свирель:

Веселье резвое и Нимфы Геликона

Твою счастливую качали колыбель.

И ныне, в юности прекрасной,

С тобою верные сопутницы твои.

Бряцай, о Трубадур, на арфе сладострастной

Мечтанье раннее любви,

Пой сердца юного кипящее желанье,

Красавицы твоей упорство, трепетанье,

Со груди сорванный завистливый покров,

Стыдливости последнее роптанье

И страсти торжество на ложе из цветов, —

Пой. в неге устремив на деву томны очи.

Ее волшебные красы,

В объятиях любви утраченные ночи —

Блаженства быстрые часы…

Мой друг, она – твоя, она твоя награда.

Таинственной любви бесценная отрада!

Дерзну ль тебя я воспевать,

Когда гнетет меня страданье,

Когда на каждое мечтанье

Унынье черную кладет свою печать.

Нет, нет! Друзей любить открытою душою,

В молчаньи чувствовать, пленяться красотою —

Вот жребий мой: ему я следовать готов,

Покорствую судьбам, но сжалься надо мною,

Не требуй от меня стихов.

Не вечно нежиться в прелестном ослепленьи,

Уж хладной истинны докучный вижу свет.

По доброте души я верил в упоеньи

Волшебнице-Мечте, шепнувшей: ты поэт, —

И, презря мудрости угрозы и советы,

С небрежной легкостью нанизывал куплеты,

Игрушкою себя невинной веселил;

Угодник Бахуса, с веселыми друзьями

Бывало пел вино водяными стихами,

В дурных стихах дурных писателей бранил,

Иль Дружбе плел венок – и дружество зевало

И сонные стихи впросонках величало,

И даже, – каюсь я, – пустынник согрешил, —

Я первой пел любви невинное начало,

Но так таинственно, с таким разбором слов,

С такою скромностью стыдливой,

Что, не краснея боязливо,

Меня бы выслушал и девственный К<озлов>.

Но скрылись от меня парнасские забавы!..

Не долго был я усыплен,

Не долго снились мне мечтанья Муз и Славы:

Я строгим опытом невольно пробужден.

Уснув меж розами, на тернах я проснулся,

Увидел, что еще не гения печать —

Охота смертная на рифмах лепетать.

Сравнив стихи твои с моими, улыбнулся —

И полно мне писать.

 

 

Пробуждение

 

 

Мечты, мечты,

Где ваша сладость?

Где ты, где ты,

Ночная радость?

Исчезнул он,

Веселый сон,

И одинокой

Во тьме глубокой

Я пробужден!..

Кругом постели

Немая ночь;

Вмиг охладели,

Вмиг улетели

Толпою прочь

Любви мечтанья;

Еще полна

Душа желанья

И ловит сна

Воспоминанья.

Любовь, любовь!

Пусть упоенный,

Усну я вновь,

Обвороженный,

И поутру,

Вновь утомленный,

Пускай умру,

Непробужденный!..

 

Стихотворения 1813–1817 гг

 

Старик

(из марота)

 

 

Уж я не тот Философ страстный,

Что прежде так любить умел,

Моя весна и лето красно

Ушли – за тридевять земель!

Амур, свет возраста златого!

Богов тебя всех боле чтил:

Ах! естьли б я родился снова,

Уж так ли бы тебе служил.

 

 

К Делии

 

 

О Делия драгая!

Спеши, моя краса;

Звезда любви златая

Взошла на небеса;

Безмолвно месяц покатился;

Спеши, твой Аргус удалился,

И сон сомкнул его глаза.

 

Под сенью потаенной

Дубравной тишины,

Где ток уединенный

Сребристыя волны

Журчит с унылой Филомелой,

Готов приют любви веселый

И блеском освещен луны.

 

Накинут тени ночи

Покровы нам свои,

И дремлют сени рощи,

И быстро миг любви

Летит, – я весь горю желаньем,

Спеши, о Делия! свиданьем,

Спеши в объятия мои.

 

 

Делия

 

 

Ты ль передо мною,

Делия моя!

Разлучен с тобою —

Сколько плакал я!

Ты ль передо мною,

Или сон мечтою

Обольстил меня?

 

Ты узнала ль друга?

Он не то, что был:

Но тебя, подруга!

Всё ж не позабыл —

И твердит унылый:

"Я любим ли милой,

Как бывало был?"

 

Что теперь сравнится

С долею моей!

Вот слеза катится

По щеке твоей —

Делия стыдится?…

Что теперь сравнится

С долею моей!

 

 

Фавн и пастушка

 

 

Картины.

I.

 

С пятнадцатой весною,

Как лилия с зарею,

Красавица цветет;

И томное дыханье,

И взоров томный свет,

И груди трепетанье,

И розы нежный цвет —

Всё юность изменяет.

Уж Лилу не пленяет

Веселый хоровод:

Одна у сонных вод,

В лесах она таится,

Вздыхает и томится,

И с нею там Эрот.

Когда же ночью темной

Ее в постеле скромной

Застанет тихий сон,

С волшебницей мечтою;

И тихою тоскою

Исполнит сердце он —

И Лила в сновиденьи

Вкушает наслажденье

И шепчет «О Филон!»

 

 

II.

 

Кто там, в пещере темной,

Вечернею порой,

Окован ленью томной

Покоится с тобой?

Итак, уж ты вкусила

Все радости любви;

Ты чувствуешь, о Лила,

Волнение в крови,

И с трепетом, смятеньем,

С пылающим лицом,

Ты дышешь упоеньем

Амура под крылом.

О жертва страсти нежной,

В безмолвии гори!

Покойтесь безмятежно

До пламенной зари.

Для вас поток игривый

Угрюмой тьмой одет,

И месяц молчаливый

Туманный свет лиет;

Здесь розы наклонились

Над вами в темный кров;

И ветры притаились,

Где царствует любовь…

 

 

III.

 

Но кто там, близ пещеры

В густой траве лежит?

На жертвенник Венеры

С досадой он глядит;

Нагнулась меж цветами

Косматая нога;

Над грустными очами

Нависли два рога.

То Фавн, угрюмый житель

Лесов и гор крутых,

Докучливый гонитель

Пастушек молодых.

Любимца Купидона —

Прекрасного Филона

Давно соперник он…

В приюте сладострастья

Он слышит вздохи счастья

И неги томный стон.

В безмолвии несчастный

Страданья чашу пьет,

И в ревности напрасной

Горючи слезы льет.

Но вот ночей царица

Скатилась за леса,

И тихая денница

Румянит небеса;

Зефиры прошептали —

И фавн в дремучий бор

Бежит сокрыть печали

В ущельях диких гор.

 

 

IV.

 

Одна поутру Лила

Нетвердою ногой

Средь рощицы густой

Задумчиво ходила.

"О, скоро ль, мрак ночной,

С прекрасною луной

Ты небом овладеешь?

О, скоро ль, темный лес,

В туманах засинеешь

На западе небес?"

Но шорох за кустами

Ей слышится глухой,

И вдруг – сверкнул очами

Пред нею бог лесной!

Как вешний ветерочек,

Летит она в лесочек:

Он гонится за ней.

И трепетная Лила

Все тайны обнажила

Младой красы своей;

И нежна грудь открылась

Лобзаньям ветерка,

И стройная нога

Невольно обнажилась.

Порхая над травой,

Пастушка робко дышет;

И Фавна за собой

Всё ближе, ближе слышит.

Уж чувствует она

Огонь его дыханья…

Напрасны все старанья:

Ты Фавну суждена!

Но шумная волна

Красавицу сокрыла:

Река – ее могила…

Нет! Лила спасена.

 

 

V.

 

Эроты златокрылы

И нежный Купидон

На помощь юной Лилы

Летят со всех сторон;

Все бросили Цитеру,

И мирных сёл Венеру

По трепетным волнам

Несут они в пещеру —

Любви пустынный храм.

Счастливец был уж там.

И вот уже с Филоном

Веселье пьет она,

И страсти легким стоном

Прервалась тишина…

Спокойно дремлет Лила

На розах нег и сна,

И луч свой угасила

За облаком луна.

 

 

VI.

 

Поникнув головою,

Несчастный бог лесов

Один с вечерней тьмою

Бродил у берегов:

"Прости, любовь и радость! —

Со вздохом молвил он: —

В печали тратить младость

Я роком осужден!"

Вдруг из лесу румяный,

Шатаясь, перед ним

Сатир явился пьяный

С кувшином круговым;

Он смутными глазами

Пути домой искал

И козьими ногами

Едва переступал;

Шел, шел и натолкнулся

На Фавна моего,

Со смехом отшатнулся,

Склонился на него…

"Ты ль это, брат любезный? —

Вскричал Сатир седой: —

В какой стране безвестной

Я встретился с тобой?"

"Ах! – молвил Фавн уныло:

Завяли дни мои!

Всё, всё мне изменило,

Несчастен я в любви".

"Что слышу? От Амура

Ты страждешь и грустишь,

Малютку-бедокура

И ты боготворишь?

Возможно ль? Так забвенье

В кувшине почерпай,

И чашу в утешенье

Наполни через край!"

И пена засверкала

И на краях шипит,

И с первого фиала

Амур уже забыт.

 

 

VII.

 

Кто ж, дерзостный, владеет

Твоею красотой?

Неверная, кто смеет

Пылающей рукой

Бродить по груди страстной,

Томиться, воздыхать

И с Лилою прекрасной

В восторгах умирать?

Итак, ты изменила?

Красавица, пленяй,

Спеши любить, о Лила!

И снова изменяй.

 

 

VIII.

 

Прошли восторги, счастье,

Как с утром легкий сон;

Где тайны сладострастья?

Где нежный Палемон?

О Лила! вянут розы

Минутныя любви:

Познай же грусть и слезы,

И ныне терны рви.

В губительном стремленьи

За годом год летит,

И старость в отдаленьи

Красавице грозит.

Амур уже с поклоном

Расстался с красотой,

И вслед за Купидоном

Веселья скрылся рой.

В лесу пастушка бродит

Печальна и одна:

Кого же там находит?

Вдруг Фавна зрит она.

Философ козлоногий

Под липою лежал

И пенистый фиал,

Венком украсив роги,

Лениво осушал.

Хоть Фавн и не находка

Для Лилы прежних дет,

Но вздумала красотка

Любви раскинуть сеть:

Подкралась, устремила

На Фавна томный взор

И, слышал я, клонила

К развязке разговор.

Но Фавн с улыбкой злою,

Напеня свой фиал,

Качая головою,

Красавице сказал:

"Нет, Лила! я в покое —

Других, мой друг, лови;

Есть время для любви,

Для мудрости – другое.

Бывало я тобой

В безумии пленялся,

Бывало восхищался

Коварной красотой.

И сердце, тлея страстью,

К тебе меня влекло.

Бывало… но, по счастью,

Что было – то прошло".

 

 

Погреб

 

 

О сжальтесь надо мною,

Товарищи друзья!

Красоткой удалою

В конец измучен я.

 

Всечасно я тоскую,

Горька моя судьба,

Несите ж круговую,

Откройте погреба.

 

Там, там во льду хранится

Бутылок гордый строй,

И портера таится

Боченок выписной.

 

Нам Либер, заикаясь,

К нему покажет путь, —

Пойдемте все, шатаясь,

Под бочками заснуть!

 

В них сердца утешенье,

Награда для певцов,

И мук любви забвенье,

И жар моих стихов.

 

 

* * *

 

И останешься с вопросом

На брегу замерзлых вод:

"Мамзель Шредер с красным носом

Милых Вельо не ведет?"

 

 

* * *

 

От всенощной вечор идя домой,

Антипьевна с Марфушкою бранилась;

Антипьевна отменно горячилась.

"Постой, – кричит, – управлюсь я с тобой;

Ты думаешь, что я уж позабыла

Ту ночь, когда, забравшись в уголок,

Ты с крестником Ванюшкою шалила?

Постой, о всем узнает муженек!"

– Тебе ль грозить! – Марфушка отвечает:

Ванюша – что? Ведь он еще дитя;

А сват Трофим, который у тебя

И день, и ночь? Весь город это знает.

Молчи ж, кума: и ты, как я, грешна,

А всякого словами разобидишь;

В чужой… соломинку ты видишь,

А у себя не видишь и бревна.

 

 

* * *

 

Я сам в себе уверен,

Я умник из глупцов,

Я маленькой Каверин,

ЛицейскойМолоствов.

 

 

* * *

Couplets

 

 

Quand un po&#232;te en son extase

Vous lit son ode ou son bouquet,

 

Quand un conteur traоne sa phrase,

 

Quand on &#233;coute un perroquet,

Ne trouvant pas le mot pour rire,

On dort, on baille en son mouchoir,

On attend le moment de dire:

Jusqu'au plaisir de nous revoir.

Mais t&#234;te-а-tete avec sa belle,

Ou bien avec des gens d'esprit,

Le vrai bonheur se renouvelle,

On est content, l'on chante, on rit.

Prolongez vos paisibles veilles,

Et chantez vers la fin du soir

 

A vos amis, &#224;vos bouteilles:

 

Jusqu'au plaisir de nous revoir.

Amis, la vie est un passage

Et tout s'&#233;coule avec le temps,

L'amour aussi n'est qu'un volage,

Un oiseau de notre printemps;

Trop t&#244;t il fuit, riant sous cape —

C'est pour toujours, adieu l'Espoir!

On ne dit pas d&#232;s qu'il s'&#233;chappe:

Jusqu'au plaisir de nous revoir.

Le temps s'enfuit triste et barbare

Et t&#244;t ou tard on va l&#224;-hout.

Souvent – le cas n'est pas si rare —

Hasard nous sauve du tombeau.

Des maux s'&#233;loignent les cohortes

Et le squelette horrible et noir

 

S'en va frappant &#224;d'autres portes:

 

Jusqu'au plaisir de nous revoir.

Mais quoi? je sens que je me lasse

En lassant mes chers auditeurs,

Allons, je descends du Parnasse —

Il n'est pas fait pour les chanteurs,

Pour des couplets mon feu s'allume,

Sur un refrain j'ai du pouvoir,

C'est bien assez – adieu, ma plume!

Jusqu'au plaisir de nous revoir.

 

 

Перевод

Куплеты

 

Когда поэт в восторге

Читает вам свою оду или поздравительные стихи,

Когда рассказчик тянет фразу,

Когда слушаешь попугая,

Не находя, чему посмеяться, —

Засыпаешь, зеваешь в платок,

Ждешь минуты, когда можно сказать:

«До приятного свидания».

 

Но наедине со своей красавицей,

Или среди умных людей,

Истинное счастие оживает,

Бываешь довольным, смеешься, поешь.

Длите ваши мирные бдения

И пойте на исходе вечера

Вашим друзьям, вашим бутылкам:

«До приятного свидания».

 

Друзья, жизнь мимолетна,

И всё уплывает вместе с временем.

Любовь тоже летун,

Птица нашей весны.

Слишком рано она исчезает, смеясь украдкой,

И навсегда – прощай Надежда,

Когда она упорхнет, не скажешь более:

«До приятного свидания».

 

Время бежит, печальное и жестокое, —

И рано или поздно отправляешься на тот свет.

Иногда – это бывает не так уж редко —

Случай спасает нас от могилы,

Удаляются полчища страданий,

И черный ужасный скелет

Уходит стучаться в другие двери:

«До приятного свидания».

 

Но что? я чувствую, что утомился,

Утомляя моих дорогих слушателей.

Хорошо, я спускаюсь с Парнаса,

Он создан не для певцов.

Меня вдохновляют куплеты.

У меня власть над припевом.

Довольно – прощай, перо!

«До приятного свидания».

 

 

Эпиграмма

 

 

«Скажи, что нового». – Ни слова.

«Не знаешь ли, где, как и кто?»

– О братец, отвяжись – я знаю только то,

Что ты дурак… но это уж не ново.

 

 

* * *

 

"Больны вы, дядюшка? Нет мочи,

Как беспокоюсь я! три ночи,

Поверьте, глаз я не смыкал". —

"Да, слышал, слышал: в банк играл.

 

 

Надпись к беседке

 

 

С благоговейною душой

Приближься, путник молодой,

Любви к пустынному приюту.

Здесь ею счастлив был я раз —

В восторге пламенном погас.

И время самое для нас

Остановилось на минуту.

 

 

* * *

 

Вот Виля – он любовью дышет,

Он песни пишет зло,

Как Геркулес, сатиры пишет,

Влюблен, как Буало.

 

 

На гр. А. К. Разумовского

 

 

Ах! боже мой, какую

Я слышал весть смешную:

Разумник получил ведь ленту голубую.

– Бог с ним! я недруг никому:

Дай бог и царствие небесное ему.

 

 

На Баболовский дворец

 

 

Прекрасная! пускай восторгом насладится

В объятиях твоих российский полубог.

Что с участью твоей сравнится?

Весь мир у ног его – здесь у твоих он ног.

 

 

* * *

 

Пожарский, Минин, Гермоген,

или Спасенная Россия.

Слог дурен, темен, напыщен —

И тяжки словеса пустые.