Терапия фиксированных ролей
Терапия фиксированных ролей представляет собой разновидность психотерапии, основанную на психологии личных конструктов и наблюдениях за эффектами опыта проигрывания ролей. Терапия фиксированных ролей начинается с того, что психотерапевт просит клиента написать небольшое сочинение-характеристику на самого себя с точки зрения человека, который хорошо знает клиента. Клиент пишет свое сочинение от третьего лица, не придерживаясь определенного плана, кроме следующих рекомендаций.
«Мне хотелось бы, чтобы вы написали сочинение-характеристику на Гарри Брауна, как будто он является главным героем пьесы. Напишите свое сочинение от имени друга, который знает Гарри очень близко,пожалуй лучше, чем кто-либо другой, и относится к нему благожелательно.Пишите сочинение от третьего лица. Например, начните так: «Гарри Браун — это...»» (Kelly, 1995, vol. 1, p. 323).
Такое самоописание служит основой для подготовки сценария фиксированных ролей. Сценарий разрабатывается с целью подтолкнуть клиента к исследованию определенных видов противоположного поведения. Он развивает основную тему, а не занимается исправлением мелких недостатков. Сценарий предназначен для возобновления роста и движения, а не для попытки достижения значительных психотерапевтических изменений. Он выдвигает гипотезы, которые можно быстро проверить. При этом делается акцент на восприятии роли и ролевых взаимоотношений с другими людьми. Желательно, чтобы сценарий по возможности был подготовлен группой опытных клиницистов.
Клиента знакомят с процедурами терапии фиксированных ролей непосредственно после диагностического этапа, еще до начала разработки его проблем. В сценарии клиент выводится под другим именем. После знакомства клиента со сценарием проводится проверка принятия(acception check),которая определяет, понимает и принимает ли клиент сценарий как описывающий человека, с которым ему бы хотелось познакомиться, а не того, кем бы он хотел быть. Если сценарий принят и одобрен, не содержит в себе угроз, участники приступают к репетициям. Клиенту предлагается в течение последующих двух недель вести себя так, словно он является героем пьесы, написанной по предложенному сценарию, психотерапевт оказывает ему в этом помощь во время собеседований, назначаемых через день. Клиент имеет у себя копию сценария, перечитывает его не менее трех раз в день, пытается действовать, думать, говорить и во всем быть похожим на описанного персонажа.
Как правило, клиенты поначалу относятся к этой идее скептически и значительную часть отведенного им времени сообщают о своих неудачах; но если бы процесс не был столь сложным, он был бы менее эффективен. Клиенту оказывается помощь в проигрывании роли в рабочих ситуациях, социальных взаимоотношениях, семейных ситуациях, а также в ситуациях, связанных с ориентацией и планированием жизни. Репетиции происходят в форме проигрывания ролей. Психотерапевт обращается с клиентом так, словно он является персонажем сценария. В процессе регулярно проводимых интервью клиент постепенно начинается действовать и чувствовать себя как человек, роль которого он играет. В заключительном интервью роль отменяется. Клиент ведет себя более активно, в то время как психотерапевт больше слушает. Психотерапевт не пытается настаивать на том, чтобы клиент попробовал новую роль. Если клиенту такая работа показалась полезной, он продолжит ее. Психотерапевт принимает решение о продолжении терапии с помощью других методов или же по просьбе клиента продолжает репетиции в течение оговоренного периода времени.
Реалистичность опыта обеспечивается созданием роли со множеством практических применений и проведением интервью в русле повседневных жизненных ситуаций. Хотя эти процедуры обычно не помогают шизоидным личностям, они способствуют налаживанию их контакта с реальностью. Таким образом, риск отрыва от реальности не столь уж велик. Гораздо опаснее то, что, подталкивая клиента к действиям, психотерапевт заставляет его функционировать в рамках существующей конструктной системы и вынуждает приблизиться к противоположному полюсу дихотомических конструктов.
Отношение клиента к выполнению задания как к игре поначалу можно только приветствовать. Это означает, что он не испытывает угрозы. Вместе с тем сохранение такой установки в конце терапии свидетельствует о чересчур легком принятии роли и неадекватности сценария для работы с важнейшими проблемами клиента. Хорошим признаком является развитие спонтанного поведения, когда клиент забывает о том, что играет роль, при условии, что впоследствии клиент не будет испытывать смущения, оглядываясь назад. Изменение реакций на клиента со стороны других людей свидетельствует о прогрессе в терапии фиксированных ролей, который ускоряется при устранении угрозы. Надежным признаком прогресса служит заявление клиента типа: «Я чувствую себя так, словно это я и есть». Это явление обычно сопровождается заметными изменениями в формулировке клиентом своих проблем.
Хотя трудности в освоении роли и критическое к ней отношение вовсе не являются неблагоприятными признаками, неспособность клиента принять этот метод или воспринять роль и ее смысл в сопоставлении со старыми конструктами говорит о неприменимости этого метода для реадаптации в данном случае. Показаниями к проведению терапии фиксированных ролей являются ограниченное время вмешательства, желание избежать сильного переноса зависимости, неизбежность взаимоотношений между клиентом и психотерапевтом за рамками терапии, неопытность клинициста, наличие выраженных социальных и ситуационных компонентов в данном конкретном случае, потребность в завершении терапии другого типа, потребность установить контакт с повседневной реальностью, неуверенность в готовности клиента к изменению, настороженное отношение к терапии со стороны клиента. Предлагаемый метод сравнительно безопасен, хотя и направлен на замещение существующей системы конструктов новой, специально созданной, вместо переработки отдельных частей старой системы, поскольку новая система разыгрывается в виде роли с искусственной идентичностью на фоне старой структуры и поначалу нельзя судить, заменит ли новая структура старую.
Пример из практики.
Этот пример взят из главы «Джордж Келли как психотерапевт», которая содержит фрагменты работы Келли с 28-летним студентом университета по имени Кэл (Neimeyer, 1980). Предъявляемые Кэлом жалобы фокусировались на выборе карьеры и проблемах в учебе. Приведенный ниже фрагмент соответствует двадцать первой сессии их совместной работы. Мы выбрали сессию из середины курса терапии, поскольку здесь прекрасно проиллюстрировано воплощение теории Келли на практике. Пояснительные комментарии сделаны Неймейером.
К началу 21-й сессии Келли завершил исследование межличностных представлений Кэла, в том числе глубинных, и приступил к оценке его довербальных представлений о психотерапевте и других важных фигурах в его жизни. По определению Келли, довербальным конструктом «является тот, который продолжает использоваться, несмотря на отсутствие устойчивого словесного символа» (Kelly, 1955, р. 459), он имеет отношение к тем типам элементов, которые может осознавать маленький ребенок (Kelly, 1955, р. 461). Обнаружив угрозу, о которой сказал Кэл в связи с возможным сближением с психотерапевтом, Келли стал подозревать действие не выраженных словесно, но чрезвычайно значимых представлений, определявших взаимоотношения Кэла с окружающими. В самом начале сессии Кэл заявил, что психотерапевту следует воспринимать клиента «исключительно как набор разнообразных фактов и историй, заслуживающих критического обсуждения» и добавил: «Думаю, не надо выходить за эти рамки». Услышав тему, сходную с уже проявившейся на ранней сессии, Келли решил уточнить замечание Кэла.
«Келли (Т). Итак, любого рода участие,которое я могу к вам испытывать, сюда не входит...
Кэл (К).Нет, поскольку...
Т. Поскольку оно не является необходимым?
К. Да, оно может быть, а может не быть.
Т. Понятно.
К. Да, но если участие... проявляется в связи с некими эмоциями в отношении индивида не с целью предотвратить какую-то неприятность,... а просто из доброго отношения с вашей стороны, тогда нет...
Т. Таким образом, речь идет об участии, о доброте в смысле нежелания или неумения работать, если это является обычной тактикой...
К. Да.
Т. Такого здесь не будет. Теперь, мне кажется, я лучше понимаю некоторые другие ваши слова. Вы не желаете доброты в том смысле, что она может помешать вам подойти к реальности, к разрешению ваших проблем.
К. Да. Я имею в виду доброту или приветливое отношение просто из нежелания вести себя дурно и отвратительно.
Т. Так-так. Это своего рода поверхностнаясоциальная манера, правда?
К. Да.
Т. Думаю, не стоит тратить на это время и силы во время интервью. Другие люди с тем же успехом могут быть к вам добры в этом смысле слова.
К. Конечно.
Т. Это обычная вежливость,просто вежливость.
К. В данном случае да.
Т. Я подыскиваю подходящее слово для определения...
К. Ну я думаю, это слово не хуже других. Возможно, будет правильнее назвать это чрезмерной вежливостью.
Т. Давайте так и сделаем, назовем это чрезмерной вежливостью.
(Здесь Келли пытается помочь Кэлу словесно выразитьдовербальные конструкты, отыскать подходящий словесный символ для точного обозначения смысла. Будучи произнесен и точно определен, довербальный конструкт лучше поддается терапевтической реконструкции и экспериментированию с ним (Kelly, 1955, р. 465). Приписав имеющемуся у Кэла конструкту имя «чрезмерной вежливости», Келли приступает к исследованию межличностных инцидентов, для характеристики которых изначально этот конструкт был создан.)
Т. Итак, чрезмерная вежливость. Да, это приводит нас к следующему вопросу, который мне бы хотелось исследовать. Я буду оказывать вам всемерную помощь, но, как мы договаривались, нам предстоит совместная работа. Случалось ли так, что люди бывали к вам чрезмерно вежливы?
К. Думаю, да. Хотя, как мне кажется, я не смогу привести конкретных примеров.
Т. Давайте над этим поработаем. Попытаемся уточнить этот момент и посмотрим, что из этого получится.
(Рассказывая о ситуациях, подтверждающих этот его конструкт (например, желание отца оказывать ему материальную поддержку), Кэл подошел к вопросу об изначальном определении такого поведения как «чрезмерной вежливости». Келли, чутко откликнувшийся на трудности в связи с поиском вербального символа, замечает:)
Т. Скажем,... мы с вами добрались до уровня снисходительности, не так ли? Мы ведем речь о своеобразной снисходительности по отношению к вам. Вы это имеете в виду?
К. М-м... не могли бы вы выразиться поточнее?
Т. Некоторое время назад мы с вами говорили о чрезмерной вежливости.
К. Ну да.
Т. Затем мы перешли к вашим воспоминаниям в связи с этим понятием чрезмерной вежливости возможно, это называется как-то иначе. И вы сказали «да и нет»; вы не видите конкретных проявлений чрезмерной вежливости в намерениях и поведении вашего отца, однако определяете это именно так...
К. Ну мне действительно кажется, что чрезмерная вежливость представляет собой сладенькую приторную вежливость. Не думаю, что такое определение в точности соответствует вашим словам.
Т. Да. Теперь нам предстоит опробовать новый термин для того, что мы с вами имеем в виду. Я предлагаю «снисходительность» в смысле потакания. Когда ребенка гладят по голове. Это слишком нежное обращение?
К. Мне кажется, ни один из этих терминов не описывает ситуацию.
Т. Если так, давайте искать другое определение.
К. Наиболее точный термин, по-моему, «потакание».
(Сформулировав второе, вероятно, более адекватное определение довербального конструкта Кэла, Келли подошел к изменению курса. Он подталкивает Кэла к исследованию проблемных ролевых взаимоотношений с другими людьми, как в микрокосме терапии, так и в семейном и социальном мире, с упором на функционировании в этих сферах подразумеваемого клиентом конструкта.
Келли приступает к исследованию, обратившись к природе терапевтических отношений.)
Т. Вы сказали, явно и неявно, вы много раз повторили: «Я не хочу слишком сближаться». Значит, во взаимоотношениях существует нечто, что расслабляет, что мешает нам справиться с работой.
К. Можно мне добавить? Когда вы встречаетесь с человеком, это относится не только к вам, а ко всем людям, вы мысленно рисуете его портрет...
Т. Да.
К. Затем вы украшаете картину, помещаете ее в рамку, помещаете рядом розы и фиалки. (Смеется.)Чем ближе вы подходите к человеку, тем меньше украшений остается на портрете. Обнаруживается, что мысленный портрет не совсем точен. Розы имеют еще и шипы.
Т. Да, вы знаете об этом заранее, хотя и говорите иначе. Вы не хотите сближаться с человеком, чтобы картина не утратила объективности. Вы хотите всегда быть готовым... к хирургическому ножу. Тогда вы станете...
К. Да.
Т. ...защищать себя. А теперь взглянем на это иначе. Вы говорите, что начинаете с картины, украшенной розами, однако, за этими розами вам видятся шипы. Таким образом, сохраняя дистанцию, вы можете иметь дело с одним лишь розами.
(Это направление разговора представляет особую важность для Кэла, он спонтанно комментирует, что «это ситуация, в которой индивид не соответствует стереотипу» представлений о нем. Кэл ссылается на случай, происшедший в раннем детстве.)
К. Как-то раз в Кентервилле меня столкнули в пруд с золотыми рыбками.
Т. Интересно.
К. Теперь я бы сказал, что представлял себе Тома, который меня толкнул, определенным образом.
Т. М-м.
К. Ну он толкнул меня... это вполне естественная реакция. Я имею в виду, бывают случаи, когда вы делаете что-то просто из вредности. Однако в данном случае все было не так.
Т. Итак, практически...
К. Это и произошло с моей картиной.
Т. Таким образом, в буквальном смысле вы чересчур приблизились к нему, чтобы он столкнул вас в пруд (оба смеются),и внезапно ваши представления о Томе переменились.
К. Я думаю, что гнев, который меня охватил, не был направлен на одного только Тома.
Т. А был связан с утратой картины.
К. Да, с утратой картины. Это был сильный гнев, который распространялся во всех направлениях, сметая все на своем пути... это даже не был гнев...
Т. Оттого, что вас столкнули в пруд, вы страдали из-за разрушения созданного вами прекрасного портрета Тома.
К. Видимо, да.
(Оба, Кэл и Келли, сознают важность этого инцидента из далекого прошлого: Том не только проявил коварство и столкнул Кэла в пруд, он разрушил«розовые» представления Кэла о возможном поведении друга. Особо стоит отметить испытанный клиентом сильный гнев,поскольку гнев, в соответствии с теорией конструктов, может быть представлен как «осознание обесценивания конструктов, ведущее к враждебности» (McCoy, 1977, р. 121). Действительно, Кэл демонстрирует отменную проницательность, признавая, что его ярость является реакцией на «утрату картины», а не просто ответом на реальное поведение Тома. Чтобы более полно судить об этом сценарии, необходимо учитывать предложенное Келли уникальное определение враждебности:«Продолжающиеся усилия по получению доказательных фактов в пользу социального прогноза, нереалистичность которого доказана» (Kelly, 1955, р. 510). Определяя враждебность в терминах феноменологии враждебно настроенного человека, а не его влияния на окружающих, Келли привлекает внимание к психологической функции этого чувства: оно заставляет социальные «факты» укладываться в неудачную гипотезу, поддерживает шаткое представление, которое в противном случае неизбежно рухнуло бы под натиском фактического материала. Исследование сценария в этом свете показывает, что враждебность проявил не столько Том, сколько сам Кэл. Вместо того чтобы пересмотреть свои «приукрашенные» представления о межличностных отношениях с учетом реальных фактов, он продолжает сохранять значительную дистанцию между собой и другими людьми, чтобы точность его прогнозов не подвергалась сомнению. Отголоски этого детского инцидента проявились в терапевтическом диалоге.)
Т. Этот всепоглощающий гнев был направлен не столько на Тома, сколько на всю ситуацию в целом...
К. Да. Я бы сказал, что гнев затронул его лишь потому, что он спровоцировал падения карточного домика.
Т. Так.
К. Но теперь я пытаюсь вспомнить еще что-нибудь в связи с этим случаем. Помню, мать пыталась вывести меня из этого состояния. А я отреагировал на нее все с тем же чувством гнева.
(Келли подозревает появление в этот момент ранних довербальных конструктов Кэла, связанных с чрезмерной вежливостью или снисходительностью, поэтому замечает:)
Т. Итак, вы не желали успокаиваться. Никакого комфорта, утешения, манипуляции...
К. По-видимому, нет.
Т. Была ли ваша мать тогда «чрезмерно вежливой»? Льстивой?
К. Льстивой? Вряд ли кому-нибудь может понравиться такое определение.
Т. Ладно. Давайте остановимся на термине «льстивый»; вероятно, на данный момент это наиболее точное определение. Впоследствии нам, возможно, удастся найти нечто более подходящее.
К. Хм.
Т. Другими словами, вы попали в беду, ваш карточный домик рухнул...
К. Ага.
Т. ...а она стала вас утешать. Возникла двойная проблема, не так ли? Не только отношение к Тому...
К. Я пытаюсь сформулировать это точнее. Возможно, мать подошла к решению проблемы по-взрослому, с точки зрения взрослого человека. Я имею в виду, она наблюдала за тем, как разворачиваются события, и я не знаю....
Т. Поверхностно и отчужденно...
К. Однако в тот момент мне все это представлялось иначе.
Т. Это уже не ваша проблема...
К. Нет. Моя проблема была в том, что я промок до нитки! (Оба смеются.)
(Заслуживает особого внимания замечание Кэла о том, что новые и весьма обоснованные интерпретации детского инцидента не соответствуют его представлениям на данный момент. Это отражает растущее осознание «конструктивного альтернативизма», который старается привить своему клиенту Келли, это чувство, что наиболее очевидные в прошлом смыслы событий могут подвергнуться совершенно иному толкованию в настоящем. Такая философия предполагает, по мнению Келли, что «человек может поработить себя собственными идеями, а затем обрести свободу, переосмыслив собственную жизнь» (Kelly, 1955, р. 21). Это в значительной мере и является целью терапии личных конструктов.
Прежде чем продолжить уточнение, Келли убеждается в правильности своих представлений о переживаниях Кэла.)
Т. Давайте проверим, правильно ли я вас понял. Вы сказали, что рухнул не только карточный домик с картиной взаимоотношений между вами и вашим другом Томом,... но когда кто-то другой в это вмешивался, он представлялся вам сторонним наблюдателем, не понимающим сути проблемы; вас просто пытались утешить, успокоить, не разбираясь в том, что произошло...
К. Да, глядя на все это, вряд ли можно охарактеризовать это как-то иначе; я хочу сказать, вряд ли посторонний человек может вести себя по-другому.
Т. Ладно, пусть будет так. Однако мы ведем речь о том, как вам самому представлялась ситуация в тот момент.
К. Да.
Т. Попытки подойти к вам, погладить по голове, успокоить или что-то вроде того вызывали у вас еще больший гнев.
К. Гм.
Т. Вам не хотелось в тот момент сближаться с матерью. Это нельзя было назвать близостью, это была попытка вас успокоить. Это была ваша проблема.
К. Да.
Т. Вы и мне заявили то же самое. «Не отвлекайте меня от моих проблем, держитесь на расстоянии вытянутой руки...»
К. Да.
Т. ...и давайте разберемся во всем этом, а не просто... станем пускать слюни.
(Кэл спонтанно принимает точку зрения Тома.)
К. Том, конечно, не хотел этого. Я имею в виду разрушение карточного домика, а не сталкивание меня в пруд (смеется)...Том... всегда был окружен друзьями, с которыми мог вдоволь играть, в отличие от меня. Поэтому он иначе представляет, представлял отношения между мальчиками.
Т. Да.
К. В то же время я знал только... взрослыевзаимоотношения между мной и моими родителями.
Т. Поэтому вам и в голову не могло прийти,... что другой человек может столкнуть вас в пруд, не мог же, например, отец столкнуть мать или вас в пруд.
К. Да, в тот момент это было трудно себе представить.
Т. В тот момент.
К. Да.
Т. Итак, вы воспринимали Тома в понятиях... представителей взрослого мира.
К. Да.
Т. Том повел себя... как ребенок. Он... для него такое поведение значило совсем не то, что значит, вернее, значило, для вас. Таким образом, это было совершенно несообразноеповедение.
К. Гм.
Т. Следовательно, структура вашего социального мира в тот момент была обесценена. Поэтому и рухнул карточный домик.
(Далее Келли переходит к объединению самостоятельных, но связанных между собой тем, проявившихся в диалоге.)
Т. Видите ли, мне хочется знать, действительно ли вы утратили систему, в соответствии с которой судили о людях.
К. Да.
Т. Мне также хотелось бы знать, не потеряли ли вы в то время близкого друга.
К. В то время для меня любой друг был близким.
Т. Это вполне оправданно.
К. Да.
Т. Таким образом, мы имеем три проблемных направления. Вы утратили способность судить о социальных отношениях...
К. Да.
Т. ...из-за его неразумного поведения. Во-вторых, вы потеряли его,поскольку на тот момент томов в вашей жизни было немного.
К. Да.
Т. И наконец, вы подверглись утешению...
К. Да.
Т. Что объясняет многое в вашем поведении.
(Кэл прояснил второе утверждение Келли, настаивая на том, что «утратил Тома не как реального человека, а как карточный домик». Келли соглашается с этим и продолжает:)
Т. Итак, мне думается, что тут все ясно. Вы можете представить себе все это с точки зрения утраты Тома. Однако, как вы отметили, это не ключевой момент. Утрата оказалась гораздо серьезней.
К. Да.
Т. Потерю Тома вы могли бы пережить. Возможно, вы переживали бы на эту тему несколько дней, однако была и другая потеря. Потеря концептуальных рамок, в которых рассматривались межличностные взаимоотношения, — это действительно серьезная потеря. Это отбрасывает вас назад, вынуждает заново осваивать науку общения с людьми.
К. Гм.
Т. И с тех пор вы не уверены, что все понимаете правильно, ведь так?
К. (Вздыхает.) К сожалению, вы правы.
(Кэл делает следующий шаг, связывая первичный инцидент со своей теперешней замкнутостью.)
К. Восстанавливая в памяти события, я пришел к выводу, что вряд ли мое нынешнее поведение обусловлено одним-единственным событием. Чувство, возникшее у меня при виде прекрасного здания, разлетевшегося в щепки, — что это (вздыхает),как не чувство страха? Страха перед тем, что кто-нибудь, проходя мимо, еще раз все это разрушит. Мне кажется, что время от времени так и происходило, хотя это кажется фантастичным, но я ясно вижу, как кто-то вновь и вновь подходит к зданию и разрушает его, топчется по обломкам. В любом случае, это неизбежно.
Т. Это моя точка зрения на людей, однако не подходите ко мне слишком близко, я не хочу, чтобы ее уничтожили.
(К этому моменту Кэлу удалось пересмотреть структуру своих представлений о ролевых взаимоотношениях, ставшую проницаемой,применимой как к старым, так и к новым переживаниям. Келли проверяет диапазон пригодности новой структуры, оценив ее способность интерпретировать конкретную проблемную ситуацию из недавнего прошлого: необъяснимо сильный гнев Кэла по поводу конфликта в студенческом братстве, требовавшем пройти обряд посвящения.)
Т. Теперь, когда этой осенью произошел инцидент со студенческим братством, это выглядело словно... Они приняли решение, что вам следует пройти обряд посвящения... Это напоминало случай с падением в пруд? Вы ожидали взрослых взаимоотношений, а вокруг вас вновь оказались дети?
К. Возможно...
Т. У вас на этот счет был особый карточный домик?
К. Я бы сказал, что все гораздо серьезнее.
Т. Вы имеете в виду, что проблема гораздо шире?
К. Это только мое предположение, но мне кажется, что дело не в карточном домике, связанном со студенческим братством, этот домик затрагивает всю мою жизнь в целом.
Т. Полагаю, мораль такова: следует держаться подальше от прудов с золотыми рыбками и студенческих братств. (Оба смеются.)Я думаю, это важный момент.
(Осознав прошлую и настоящую враждебность Кэла при попытке подвести людей под жесткие, иллюзорные перцептуальные категории, а также тревогу, возникающую у него при разрушении очередного карточного домика, Келли и его клиент подвели итоги своего терапевтического сотрудничества.)
Т. Итак, мы с вами как следует поработали в течение целого часа. Вам удалось... разобраться со своими проблемами, мне кажется, как нельзя лучше. Вы мне очень помогали... мы с вами работали как одна команда.
К. Да, у меня тоже такое чувство, что теперь я гораздо лучше представляю себе свои трудности благодаря этой сессии. Это все равно что начать плавать. Как только вы входите в воду, она кажется ужасно холодной. Однако, пробыв там одну-две минуты, вы привыкаете и уже не хотите выходить.
Т. М-м. У вас возникло чувство, что вы оказались по уши в своих проблемах? Или, во всяком случае, по горло?
К. Не знаю.
Т. Да, на этот вопрос трудно ответить.
К. Однако со всей определенностью можно сказать, что мне было трудно связать свои мысли. Вместе с тем за последние несколько минут мне это неплохо удавалось. Все встало на свои места.
Т. Кроме того, мы все это упаковали.
К. Гм.
Т. К каждому из нас поступает колоссальное количество информации, которую трудно бывает объединить. Это касается и меня. Однако если работать так, как мы это делали, в команде, мне кажется, каждый из нас может извлечь для себя много нового, чего не сделаешь в одиночку.
К. Гм.
Т. При условии, конечно, что вы окажете мне помощь.
К. И наоборот.
Т. Конечно.»
Заключение и оценка.
Заключение.Психология личных конструктов основана на философской позиции конструктивного альтернативизма, который предполагает наличие множества способов восприятия мира. Система создается на основе одного постулата и его разработки в соответствии с одиннадцатью следствиями. Базовое убеждение состоит в том, что «процессы конкретного человека психологически направляются по тем каналам, в русле которых антиципируются события» (р. 46). Присущая индивиду система личных конструктов определяет способ восприятия мира. Конструкты дихотомичны, при этом человек выбирает альтернативу, которая сулит больше возможностей для расширения и определения системы. Конструкты обладают некоторыми формальными характеристиками и организованы в иерархию подсистем. Характеристики конструктов формируют основу системы диагностических конструктов, которая используется клиницистом с целью анализа, понимания и ранжирования присущей клиенту конструктной системы. Изменения в поведении включают изменения в системе личных конструктов.
Таким образом, терапия направлена на перестройку присущей клиенту системы личных конструктов. В ходе терапии, основанной на психологии личных конструктов, психотерапевт ведет себя активно, реагирует на клиента разнообразными способами. Проигрывание ролей имеет большое значение в терапии, в частности в таком подходе, как терапия фиксированных ролей: проигрывание клиентом назначенной роли представляет собой важнейший аспект вмешательства.
Считается, что процесс терапии сродни процессу научного экспериментирования. Задача психотерапевта заключается в том, чтобы помочь клиенту выдвинуть гипотезы и проверить их экспериментально, как в ситуации интервью, так и за ее пределами. Таким образом, клиенты используют научный подход к перестройке собственной жизни. Психотерапевт участвует в этом процессе на правах помощника и сотрудника, используя при этом разнообразные методы и техники.
Оценка.Предложенный Келли подход к психотерапии следует признать наиболее систематическим. Он разработан до мельчайших деталей, поэтому среди всех видов терапии, о которых идет речь в данной книге, этот подход наиболее трудно обобщить. Знакомство с многочисленными деталями одновременно вызывает восхищение и разочарование. Несмотря на относительную простоту базового постулата и его следствий, комментарии к ним довольно обширны. Здесь можно насчитать почти столько же концепций, как в психоанализе. Многие известные концепции или термины используются не так, как принято в психологии или психоанализе. Речь идет о тревоге, вине, угрозе, враждебности, агрессивности и страхе.Введено множество новых терминов, таких как упреждающие конструкты, констелляционные конструкты, предположительные конструкты, погружение, зависаниеи проницаемость.Трудно держать все это в памяти, когда читаешь о развитии и применении теории в терапии. Читателю нужно обладать системой конструктов, всеобъемлющих, предположительных и проницаемых, чтобы усвоить предлагаемый материал.
Привлекательной особенностью подхода является детальная разработка новых концепций. Однако мало кто проявил интерес к этому подходу с момента опубликования работ Келли. Чтобы овладеть им в совершенстве, уметь применять на практике, требуется интенсивная подготовка и опыт. Вместе с тем, как отмечает Келли, опубликованных материалов недостаточно для практического применения подхода. Хотя уделяется значительное внимание обсуждению метода и техник, отсутствие протоколов реальных сессий затрудняет освоение.
Тем не менее для психотерапевта, перед которым не стоит задача освоения этого подхода, удивительным представляется обилие деталей с точными указаниями, когда и что надо делать. Например, выделяется десять разновидностей плача. Даются подробные рекомендации, на что обращать внимание в классной комнате при оценке школьной обстановки. Читателю будут небезынтересны и другие дискуссии, помимо частного теоретического подхода. Это свежий, новый взгляд на вещи, в отличие от привычной клинической терминологии или жаргона. Данный подход не имеет специфической диагностической или внешней ориентации.
Отсутствие диагностической ориентации приводит к рассмотрению феноменологической природы данного подхода. Одна из базовых концепций состоит в том, что «каждый человек по-своему представляет себе поток событий, быстро проносящийся мимо него» (Kelly, 1955, vol. 1, p. 3). Келли ощущает, однако, что феноменологический подход скрывает свойственные индивиду личные конструкты, в то время как их следует выставить на всеобщее обозрение. Во всяком случае, психотерапевт должен уметь воспринять личные конструкты клиента, и это, по мнению Келли, выходит за рамки феноменологии. Трудно не заметить представления о невозможности избежать феноменологического подхода, поскольку конструкты психотерапевта, пусть внешние, общественные или объективные, с точки зрения клиента, тем не менее феноменологичны с позиции психотерапевта. Это, пожалуй, единственное проявление непоследовательности Келли в применении перечисленных выше базовых концепций.
Эта же проблема возникает позднее, когда он утверждает: «Мы пытаемся использовать феноменологический подход к личностным конструктам, которые имеют широкий диапазон смыслов для конкретных людей; таким образом, мы пытаемся свести воедино сведения высокого уровня с тем, что нам известно о других людях» (там же, р. 455). Как, не прибегая к феноменологическому подходу, получить сведения о других людях? В большинстве случаев, однако, Келли проявляет себя последовательным феноменологом, хотя и не считает свою систему неофеноменологической. Его базовая концепция о ролевых взаимоотношениях состоит в том, что психотерапевт, например, присваивает конструктную систему клиента через принятие (определяемое как желание видеть мир глазами клиента), поэтому может толковать события так, как это делает клиент, что позволяет ему (психотерапевту) прогнозировать или антиципировать поступки клиента. Именно этот подход был использован Комбсом и Сниггом (Combs & Snygg, 1959) в созданной ими феноменологической системе.
Имеет смысл представить себе подход Келли в качестве альтернативы клиент-центрированной терапии, поскольку оба этих подхода имеют общую феноменологическую основу. Сама по себе феноменология не обязательно ведет к клиент-центрированному подходу в психотерапии. Восприятие или связанные с ним личные конструкты могут быть изменены различными способами. Если в клиент-центрированном подходе психотерапевт работает с целью фасилитации изменений, то в терапии на основе психологии личных конструктов задача психотерапевта совсем иная. В последнем подходе психотерапевт предстает чрезвычайно активным, напористым, подталкивает и стимулирует клиента.
В связи с активной природой терапии возникает необходимость в постоянной оценке клиента и его потребностей с целью принятия взвешенных решений о последующих действиях. Это накладывает на психотерапевта огромную ответственность. После знакомства с произведениями Келли может сложиться впечатление, что мало кто из психотерапевтов готов взять на себя такую ответственность. В очередной раз приходишь к выводу, что в терапии первоочередное значение имеет не то, что делается, а как это делается; риск причинения вреда сводится к минимуму в том случае, когда психотерапевт проявляет искреннюю заботу и заинтересованность. Клиент реагирует на взаимоотношения, а не на применяемые методы. Психотерапевт личных конструктов, во всяком случае, если верить Келли, дает клиенту почувствовать, что ситуация полностью находится под контролем. Хотя это несколько напоминает подход «доктор-знает-лучше», Келли сознает опасности этого метода и развенчивает его. Он упоминает несколько случаев попыток самоубийства, указывая на допущенные психотерапевтами ошибки в применении теории. Однако эти ошибки вполне могли быть связаны не столько с неверным применением теории, сколько с плохим пониманием клиента, в сочетании с чрезмерной активностью и склонностью к манипуляциям в попытке играть активную роль, предписанную данным подходом. Келли предостерегает психотерапевта от попыток играть роль бога, однако психотерапевт, практикующий этот подход, практически вынужден быть богом.
Терапия фиксированных ролей — это метод индукции активности клиента, имеющий общие черты с другими подходами, в которых клиентам предписывается активность, в частности с подходами Сэлтера (Salter, 1949) и Вольпе (Wolpe, 1990). Вместе с тем это гораздо более систематический и индивидуально адаптированный подход, нежели два вышеупомянутых; предписания не носят универсального характера, а изменяются в зависимости от особенностей клиента. Другим отличием является сценарий фиксированных ролей, при этом установки и восприятия клиента меняются еще до изменения его деятельности; клиента не заставляют приступать к действиям в надежде, что это изменит его установки и чувства.
В дополнение к активным, манипулятивным аспектам, предложенный Келли подход также высокоинтеллектуален и рационален. «Психотерапия представляет собой разумную манипуляцию различными психологическими процессами» (Kelly, 1955, vol. 2, p. 1071). Психотерапия напоминает научный эксперимент. Роджерс (Rogers, 1956) в посвященном Келли обзоре особо подчеркнул этот аспект: «Он постоянно размышляет о клиенте и о своих процедурах, все это настолько сложно, что просто не остается сил для налаживания с клиентом эмоциональных взаимоотношений» (pp. 357-358). Тем не менее не исключено, что составленные Келли описания практической психотерапии не вполне соответствуют действительности. Несомненно, он занимал активную позицию и был когнитивно ориентирован, однако имеются основания полагать, что он также чутко относился ко всем возможным смыслам поведения клиента (например, к плачу) или его заявлениям.
Данный подход обладает побуждающим и стимулирующим действием. Теория поведения и личности, вероятно, имеет большее значение, чем практическое применение подхода в психотерапии; теория может быть полезна в сочетании с другими методами, поскольку из нее самой не вытекают никакие уникальные методы терапии. Многие из методов широко используются в других психотерапевтических подходах, включая психоанализ. Таким образом, применение уникального подхода терапии фиксированных ролей ограничено тем, как указывал Роджерс (Rogers, 1956), что он полезен лишь для клиентов, которые не знакомы с данным методом. Многие концепции или конструкты сходны с разработками других теоретиков, однако есть и уникальные аспекты, которые не стали только новыми терминами для обозначения старых понятий. Не является уникальным и взгляд в будущее, проявившийся в базовом постулате антиципации; это напоминает концепции Роттера и Филлипса (Rotter & of Phillips, см. предыдущие издания книги), хотя Келли развивает это положение более интенсивно. Намечается сходство между концепцией самоактуализации и концепцией уточняющего выбора (люди выбирают такую альтернативу в дихотомическом конструкте, благодаря которой возрастают шансы расширения и определения их систем).
Вероятно, одной из наиболее уникальных концепций является идея о дихотомической природе конструктов. Идея о противоположных полюсах, конечно, не нова, однако ей никогда ранее не отводилось достойного места в психологической теории. Очевидно, что удовлетворенность существует лишь в сравнении с ее отсутствием, то есть неудовлетворенностью. Эта относительность была возведена в ранг базового причинного психологического закона (Garan, 1963). Хотя это, вероятно, и преувеличение, но данная закономерность явно заслуживает большего внимания, чем ей уделялось, и здесь несомненна заслуга Келли, заслуга, до сих пор не признанная. Относительность играет роль, например, в дилемме детерминизм/свободная воля, которую рассматривает Келли.
Наконец, Келли своеобразно относится к мотивации. В его теории не нашлось места для концепции мотивации, не ощущается и потребности в такой концепции, поскольку Келли считает необходимым привести в движение процесс, а не инертную субстанцию. Таким образом, не было и речи об аспектах мотивации, находящихся в центре внимания так называемой динамической психологии. Выдвинутый Келли базовый постулат имеет мотивационный аспект, включая цель или направление всех видов поведения. Этот постулат не слишком отличается от мотивационной теории феноменологии Комбса и Снигга (Combs & Snygg, 1959), гласящей, что базовая мотивация человека — это сохранение и усиление своего феноменального «Я».
Сходным образом в теории Келли не нашлось места для концепций вознаграждения или подкрепления. События валидизируются за счет понимания правильной антиципации. Ученый не находится под контролем вознаграждения.
«Ученый, который пытается накопить побольше подкреплений, склонен к ригидности и инертности. Изобретательный, любопытный, восприимчивый ученый в равной степени рад и отрицательным результатам и извлекаемым из них урокам, и положительным» (Kelly, 1955, vol. 2, р. 1166).
Конечно, можно спорить о точном определении вознаграждения, однако главная мысль ясна. Концепция валидизации гораздо шире и, следовательно, намного полезнее концепции подкрепления.
Психология личных конструктов рассматривает человеческое поведение, считая его значимым. Брюнер (Bruner, 1956) назвал это достижение «единственным величайшим вкладом прошлого десятилетия в теорию функционирования личности». В обзоре «Clinical Psychology and Personality: The Selected Papers of George Kelly» Аппельбаум (Appelbaum, 1970), признавая Келли «выдающейся фигурой в психологии последних лет», отметил незначительность его собственного вклада, особо подчеркнув то значение, которое Келли придавал феноменологическим и гуманистическим взглядам. «Его выдающееся положение явилось результатом стечения обстоятельств... Его точка зрения померкнет в сиянии истории идей, и даже теперь его больше интересует наша профессиональная культура, чем существо собственной теории».
Однако Аппельбаум ошибался. Интерес к теории Келли не угас. Напротив, в настоящее время усилился интерес к Келли и его психологии личных конструктов (Neimeyer, 1990). Это нашло отражение: а) в многочисленных книгах, посвященных психологии личных конструктов, многие из которых вышли за последние 10-15 лет (Addams-Webber, 1979; Addams-Webber & Mancuso, 1983; Bonarius, Holland & Rosenberg, 1981; Epting, 1984; Landfield & Epting, 1987; Landfield & Leitner, 1980); б) в переиздании книги Келли «The Psychology of Personal Constructs» (Vols. 1 & 2) в 1991 г.; в) в активной работе по популяризации теории личных конструктов во всем мире (Neimeyer, 1985; Neimeyer, Baker & Neimeyer, 1990); г) в учреждении журнала «International Journal of Personal Construct Psychology» в 1988 г., переименованного в «Journal of Constructivist Psychology» в 1994 г.; д) в проведении национальных и международных конференций, посвященных личным конструктам (например, см. Neimeyer & Neimeyer, 1991); е) в учреждении выходящих раз в два года выпусков публикаций на тему достижений в психологии личных конструктов (Neimeyer & Neimeyer, 1990).
Действительно, взгляды Келли и сегодня привлекают всеобщее внимание. В недавнем обзоре переизданных работ Келли Неймейер (Neimeyer, 1992) иллюстрирует это так.
«Работы Келли... в настоящее время набирают силу и энергию (р. 994).
Работы Келли продолжают приносить плоды, помогают сохранять необычайную глубину, дальность и четкость видения (р. 995).
Теория Келли удивительным образом с течением времени становится все более актуальной... (р. 995).
Ценность научных трудов Келли в настоящее время нисколько не уменьшилась и с течением времени будет еще более возрастать» (pp. 996-997).
Как явствует из цитат, обзор Неймейера прекрасно передает актуальность и значимость классической работы Келли «Психология личных конструктов» для наших современников.
Как терапевтический подход, разработанная Келли система практически не подвергалась проверке. «Несмотря на сравнительно многочисленные публикации, посвященные клиническим аспектам теории личных конструктов, обычных в психотерапии сравнительных исследований явно недостаточно» (Neimeyer, 1993, р. 228). Вместе с тем, учитывая повышенный интерес к психологии личных конструктов, можно надеяться, что подобные исследования вскоре будут проведены.
И последнее, даже если правда (как утверждал Appelbaum, 1970), что Келли привнес мало нового по сравнению с другими феноменологами и гуманистами, он тем не менее все это объединил и систематизировал. Даже если его концепции и терминология не приживутся, останется главное — его взгляд на мир, лежащий в основе адекватного понимания и терапии людей. Кроме того, Келли подготовил пересмотр некоторых традиционных и современных представлений о человеческом поведении и психотерапии. Ему удалось исполнить свое желание, высказанное в 1963 г.: «Если мне придется закончить свою жизнь на какой-либо финальной ноте, пусть это будет вопрос, желательно один из основных, хорошо сформулированный и вызывающий интерес, манящий туда, куда смогут дойти только пришедшие после меня, а не окончательный вывод — пусть даже хорошо обоснованный» (Kelly, 1969).