Болезнь и симптом как знак

Брокгауз дает следующее определение симптому: «(греч.) признак... как субъективно воспринятое нарушение состояния здоровья». Для меня болезни и симптомы болезней являются показателями того, что в жизни человека что-то не так, что-то «не в порядке». Это и находит выражение на физическом уровне. Причем возможность или невозможность обнаружить органически объяснимые причины недуга значения не имеет.

К любому субъективно воспринятому нарушению состояния здоровья следует относиться серьезно — и к болям, вне зависимости от того, есть ли у них «органические основания», и к страхам, вне зависимости от наличия реальных причин. Относиться серьезно — означает для меня принимать во внимание как физические, так и душевные причины и следствия симптоматики. Это относится и к пациентам, и к тем, кто их лечит. Работая кардиологом, я постоянно сталкивалась с тем, что если никаких органических причин обнаружить не удавалось, то субъективные, абсолютно реальные страдания серьезного отношения не получали.

55-летняя женщина на протяжении последних полутора лет постоянно страдала от боли и чувства стеснения в левой половине груди. Она пришла на обследование в университетскую клинику. Обследование показало, что ее сердце и коронарные сосуды абсолютно здоровы. Лечащий врач с радостью сообщил: «Ваше сердце здорово!» К его удивлению, в ответ на эти слова пациентка пришла в ярость. Ее возмутил такой результат обследования - ведь она ежедневно мучалась от боли. Этот пример показывает, что органические данные и субъективные ощущения могут совершенно не совпадать. В этом случае врачу

следовало уделить пациентке время после обследования, серьезно отнестись к ее жалобам и вместе с ней поискать другие возможные причины болей. Это могла быть, например, стрессовая ситуация с детьми, мужем и т. д.

К сожалению, я по-прежнему наблюдаю, что, по мнению и врачей, и пациентов, в лечении нуждаются в первую очередь те симптомы, которые можно объяснить органическими причинами. Тот же принцип прослеживается и в общепринятой системе расчетов государственных больничных касс. Как правило, гораздо легче бывает прописать такие дорогостоящие диагностические процедуры, как ядерно-спиналь-ная томография или сердечный катетер, чем добиться возмещения затрат на психотерапию. Для того чтобы больничная касса оплатила психотерапию, в Германии требуется заключение лечащего врача, а чтобы прописать диагностические процедуры, достаточно обладать квалификацией врача-специалиста.

Чтобы подойти к характеристике болей, важно знать общее правило: центром управления болями любого происхождения является наш мозг. Так, головная боль, будь она обусловлена органическими или психическими причинами, передается по нервам и воспринимается и интерпретируется мозгом. Поэтому боль всегда субъективна. Самый наглядный пример — боли в спине. Дегенеративные изменения позвоночника могут как вызывать боли разной степени тяжести, так и не вызывать их вообще.

Женщина отправилась в гости к племяннице, с которой у нее очень теплые отношения. Дело в том, что молодая женщина влюбилась, и ее брак оказался под угрозой. Тете удалось конструктивно побеседовать с обоими супругами, и пара решила работать над своими отношениями. На следующее утро тетя проснулась с невыносимой болью в спине. Несмотря на все возможные способы лечения, в течение шести недель боли так и не прошли. Женщина решила пойти на семейную расстановку, где были поставлены только два заместителя: для симптома и нее самой. После расстановки боль исчезла. С системно-

терапевтической точки зрения я бы определила эту боль как перенятую. Следствием состоявшегося разговора должно было стать расставание племянницы с любимым. Это причиняло молодой женщине боль, и тетя из любви постаралась взять эту боль на себя. Как в случае с любым перенятым чувством, произошло это бессознательно.

Страдание

Ко мне часто приходят люди, которые хотят «вверить» свои страдания специалисту и говорят: «Пожалуйста, сделайте меня снова здоровым». Моя задача состоит в том, чтобы сначала помочь пациенту осознать, что даже если его заболевание носит органический характер, он должен принимать активное участие в процессе выздоровления. Такой призыв часто наталкивается на непонимание. «Но это вы должны знать, что для меня нужно», — не раз говорили мне пациенты. На психотерапию же в основном приходят люди, желающие чего-то добиться, что-то изменить, обычно у них высокая мотивация.

Несмотря на то что у большинства людей в нашем обществе объективно все хорошо, многие все же страдают. По роду своей деятельности я постоянно имела и имею дело с болью и страданием. Я много размышляла о том, почему мои клиенты и пациенты часто прямо-таки не желают расставаться со своими страданиями. Эти размышления неизбежным образом привели меня к анализу страдания в христианстве. В общем и целом вывод можно сделать следующий: «Если я страдаю, значит, я хороший человек и буду спасен». А кто не хочет быть хорошим человеком и спастись?

Приведу пример из моего личного опыта общения с Бертом Хеллингером. Как-то в группе он спросил меня: «Что произойдет, когда ты достаточно настрадаешься?» Я ответила: «Ну, тогда я буду спасена». Реакция Хеллингера была очень отрезвляющей: «Вот это как раз иллюзия».

По моим наблюдениям, большинству людей проще позволить себе страдать, чем разрешить себе счастье. Людей пугает, когда им вдруг везет, им страшно чувствовать себя счастливыми. И, поскольку такому образу мыслей уже две тысячи лет, отказаться от готовности страдать совсем не просто.

Нельсон Мандела описывает этот феномен так: «Больше всего нас пугает не наша тьма, а наш свет. Мы спрашиваем себя: кто я такой, чтобы быть замечательным, великолепным и здоровым? Но если честно, разве есть причина, чтобы таким не быть? ... Свет не только в некоторых из нас, он есть в каждом. Позволяя ему светить, мы неосознанно даем разрешение другим поступать так же».

Каждый человек обладает способностью к счастью — вот базовый постулат моей терапевтической деятельности. В семейной расстановке клиент может оставить свои страдания там, где их место, и увидеть, что другие рады его счастью. Это очень трогательный момент. Радость родителей, бабушек, дедушек, братьев, сестер и т. д. подкрепляет разрешение на счастье.

Очарование роли жертвы

Почему так трудно отказаться от роли жертвы и вместе с тем от страданий? Работая терапевтом, я не раз задавала себе этот вопрос. Объясняется это разными, в большей или меньшей степени осознаваемыми причинами, четких границ между которыми нет.

1. Страдание превратилось в хорошо знакомое, «родное» ощущение, которым человек «оснастил» свою жизнь. Оно стало настолько привычным, что человек может чувствовать себя с ним вполне комфортно. Конец страданий обусловливает изменение привычки. К такому изменению может привести сознательное решение или некое судьбоносное событие.

2. Для некоторых людей страдание является, по-видимому, единственной возможностью интенсивно себя ощущать. «Я страдаю, значит, я себя чувствую, значит, я живу!» Страдание дает самое сильное ощущение собственной живости. Казалось бы, страдание и живость противоречат друг другу, однако такой парадокс встречается очень часто. Нередко клиенты, «распрощавшись» со своими страданиями, жалуются потом на почти невыносимое ощущение пустоты.

3. Как в классическом случае выгоды от болезни, страдание «вознаграждается». Пока человек страдает, он получает больше любви и внимания. Благодаря болезни, например, инфаркту, человек становится как бы более значительным. Все вертится только вокруг него и его болезни.

4. Страдание «возносит» человека на другую позицию. Раз он страдает, он кажется себе лучше окружающих, что приводит к появлению некой (в большинстве случаев неосознанной) претензии. Поскольку эта претензия не имеет под собой никаких оснований, она не может быть удовлетворена, что, в свою очередь, снова укрепляет человека в роли страдающей жертвы. «Никто меня не понимает» или «все против меня» — таковы основные убеждения «хронических» жертв, остающихся в плену порочного круга

страданий.

Так, в христианстве страдание за других имеет высокий ранг. Мученичество, в известной степени, хорошая предпосылка для причисления к лику святых. 5. Страдание может получать общественное признание и давать ощущение принадлежности к некой группе. «Бедные брошенные женщины» пользуются поверхностным сочувствием общества, а вот «брошенные мужчины» пока не имеют общественно признанного права на страдание. «Брошенные женщины» образуют группу, которая дает им сострадание, подтверждение и мотивацию. Отказавшись от роли жертвы, женщина перестает принадлежать к этой группе. При всех своих положительных аспектах, тому же риску подвержены и группы самопомощи. Зача-

стую, если хочешь быть членом группы, групповая идентичность велит страдать.

6. В большинстве случаев страдание характеризуется пассивностью. Выйти из пассивного состояния — значит стать активным и отказаться от роли жертвы. Занять активную позицию в данном контексте означает взять на себя ответственность и «приняться за дело». По моим наблюдениям, в случае семейных переплетений, где имеет место вина в предыдущих поколениях (убийство, санкционирование убийства, лишение собственности и т. д.), страдающим особенно трудно стать активными. Для этих случаев характерны такие симптомы, как безуспешность и безработица. Сохранение роли жертвы нужно этим людям для того, чтобы «не стать таким, как отец или дед».

7. В весьма спорной интерпретации страдание способно восстанавливать собственную невиновность. Боясь признать свою вину, человек «прячется» в роль жертвы и внешне снова становится невиновным. В качестве примера можно указать на роль многих людей в Третьем рейхе, которые после войны объявили себя жертвами, которые «были тут ни при чем». Эта позиция стала почти массовым феноменом и долгое время признавалась обществом. Такое отрицание собственной вины преступниками приводит к новым страданиям в следующих поколениях.

8. Часто случается так, что, компенсируя непризнанную вину преступников-предков, представители уже следующих поколений испытывают беспочвенное чувство вины. Такие переплетения приводят к тому, что эти люди упорно остаются в роли жертвы. Отказавшись от этой роли, из лояльности к жертвам предков человек чувствует себя предателем. Только когда он допустит в своей душе любовь к преступнику, он сможет оставить его поступки на его совести. Тогда исчезнет и необходимость жертвовать собой.

Что касается потомков жертв, то из лояльности к предкам они тоже остаются в роли жертв. Их симптомы аналогичны: тяжелые формы болезней и депрессия.

В каждой из приведенных выше ситуаций страдающим можно задать вопрос: «Что будет после того, как страдания закончатся?» Прекращение страданий всегда связано с некими последствиями, которые нельзя не учитывать.

Приведу два примера.

Состоянию «я страдаю, потому что у меня скучная работа и маленькая зарплата» можно положить конец, сменив место работы. Если это связано с необходимостью переезда, на что человек пойти не готов, то ему проще продолжать страдать, чем собрать чемодан.

Если депрессия стала причиной досрочного выхода на пенсию, то с выздоровлением человеку придется вернуться на работу и, соответственно, лишиться права на получение пенсии. С материальной точки зрения его положение может ухудшиться, поэтому, вполне вероятно, он предпочтет страдать и дальше.

«Страдать легче, чем решать», — говорит Берт Хеллингер.

Смысл болезни

Я убеждена, что в любом симптоме и любой болезни можно найти свой смысл. Однако этот смысл не универсален, он всегда субъективен и зависит от ситуации пациента и его отношений в системе. Поэтому, например, головную боль нельзя однозначно объяснять тем, что ты над чем-то «ломаешь голову». Головная боль может означать самые разные вещи, в зависимости от того, при каких условиях человек ее испытывает и какие последствия это имеет для него и его окружения. Смысл, заключенный в болезни, невозможно обобщить, он всегда индивидуален. Я даже готова пойти дальше и сказать, что пациент сам способен найти в своей болезни некий смысл. Помочь увидеть и осознать эту осмысленность может метод семейной расстановки.

В работе со смыслом симптома или болезни существуют определенные базовые правила (но не схема!) того, как превратить эту осмысленность в целительную силу. Поиск смысла

болезни часто понимают превратно (в соответствии с нашим современным принципом оплаты по труду): «Раз уж ты болен, изволь кое-чему научиться».

В некоторых ситуациях подобная навязанная схематичная осмысленность может только усилить чувство вины и ничего больше. Смысл, который я видела и ощущала во время семейных расстановок, намного шире. Он является выражением переплетений, возникающих из любви. То есть это нечто совершенно иное, нежели «изволь научиться» в смысле «изволь сделать».

Болезнь и смерть

Принципиально важно, является ли болезнь потенциально смертельной (например, рак) или она «всего лишь» причиняет страдания (например, нейродермит). Разница заключается здесь в осознании конечности жизни: потенциально смертельные заболевания всегда серьезнее, поскольку они ближе к смерти. Как правило, можно сказать, что чем серьезнее заболевание, тем глубже переплетение и тем сильнее лояльность по отношению к системе. Терапевтические возможности в таких случаях ограничены, поэтому мне пришлось научиться с уважением относиться к тому, что невозможно изменить, хотя, как врачу и терапевту, это всякий раз дается мне с огромным трудом.

В случае тяжелого, возможно даже смертельного, заболевания принятие «того, что есть» способно оказать благотворное влияние. Пусть исцеление невозможно, но в позиции пациента может произойти решающая перемена. Признав, что эта болезнь ведет к смерти, оставшееся ему время человек проживает намного интенсивнее, яснее и богаче.

Только сопровождая смертельно больных пациентов, я по-настоящему осознала, что все мы умрем, вне зависимости от того, страдаем мы каким-либо органическим заболеванием или нет. Эти больные научили меня тому, что созерцание смерти делает жизнь намного более интенсивной. При-

нятие того, что все имеет свой конец, способно изменить и качество жизни, и качество расставания с ней. Приведу пример.

В расстановке пациентки, страдающей тяжелым сердечным заболеванием, были поставлены она сама, жизнь и смерть. Жизнь смогла посмотреть на клиентку дружелюбно, только когда должное признание получила смерть. (Подробное описание смотри на с. 100.)

Значение смерти

После рождения самое главное в жизни — это смерть. Приведу цитату из Хеллингера: «Связь является неотъемлемой частью свободы, равно как граница является неотъемлемой частью полноты». Если я смотрю на смерть как на границу жизни (чем она, на наш взгляд, и является), тогда осознание конца становится предпосылкой для того, чтобы жить и наслаждаться полнотой жизни. Мне постоянно встречались люди, которые говорили: «Когда мне будет шестьдесят, я сделаю то-то и то-то» или: «Вот выйду на пенсию, тогда займусь тем-то и тем-то». Так многие откладывают жизнь на потом, вместо того чтобы жить каждый день. Как правило, с выходом на пенсию нажать на переключатель не удается. Часто оказывается, что «потом» человек так же мало способен наслаждаться жизнью, как и «до того». Иногда эти планы нарушает смерть, поскольку с окончанием трудового периода жизнь, кажется, теряет всякий смысл. Сознание конечности жизни подразумевает не только печаль о былом и «не прожитом», но и возможность наслаждаться полнотой жизни и «жить каждую секунду».

Смерть — тема страшная, запретная. Однако в семейной расстановке со смертью обращаются совершенно спокойно, ее включают в происходящее, поскольку это неминуемая часть нашей жизни. Если повернуться к смерти лицом, оказывается, что она дружелюбна и совсем не зла. В песне Шуберта

«Девушка и смерть» смерть говорит умирающей девушке: «Не унывай, я не страшна, ты будешь тихо спать в моих объятьях».

Когда я проводила свои первые семейные расстановки, я боялась включать в них смерть. Лишь только когда я сама разобралась для себя с конечностью жизни, я смогла спокойно работать с этой темой и этой фигурой. Нередко включение в расстановку смерти приносит даже большое облегчение. Смерть всегда предстает безучастно-приветливой.

Приведу пример. Речь идет о двух мужчинах, больных раком в конечной стадии.

Первому из них 45 лет, он отец пятерых детей, второму всего 32 года, у него один маленький ребенок. Их расстановки показали, что смерть уже близко, что они скоро умрут. Мужчины знали это и раньше. Новым для них стало ощущение доброжелательности и покоя смерти. Позже их жены рассказывали, что и тот, и другой мирно умерли дома, без мучений и продлевающей жизнь интенсивной терапии.

Особой трагедией для семейной системы является потеря ребенка. В этом случае семейная расстановка тоже помогает примириться с судьбой. Увидев, что в тот момент смерть была неизбежна, что она открыла новое измерение, скорбящие родители могут в мире и согласии попрощаться со своим ребенком. Объяснить такое смиренное согласие почти невозможно, и тем не менее я попробую сделать это при помощи следующего примера.

В результате несчастного случая у женщины погиб единственный сын. Он попал под автобус. Мальчику было 15 лет. Мать была исполнена ненависти по отношению к водителю автобуса. В расстановке позади водителя я поставила смерть ребенка. Так мать смогла увидеть, что смерть ребенка находится в другом измерении, и водитель автобуса стал исполнителем этого измерения, которого мы не понимаем, с которым мы можем только согласиться. Созерцание этого настроило мать на очень мирный лад, ее ненависть к водителю исчезла, и она успокоилась.

Перед началом этой расстановки у меня возник конфликт с моей собственной задачей как терапевта. Правильно ли вновь возвращать скорбящую мать к этому ужасному событию, не будет ли это выше ее сил? Результат расстановки показал, что успокоение приносит именно принятие неиз-менимого, «того, что есть».

Значение здоровья

Однажды на курсах повышения квалификации для врачей мы сделали удивительное открытие. Оказалось, что у всех нас большие проблемы с понятием «здоровье», несмотря на то, что по роду своей деятельности мы занимаемся его укреплением.

Как мы можем что-то укреплять, если мы даже не знаем, что это такое? Так у нас возникла оживленная дискуссия на тему «Что такое здоровье?». Сошлись мы на том, что здоровье — это, в первую очередь, субъективное ощущение хорошего самочувствия, то есть пациент может чувствовать себя здоровым и при наличии болезни и симптомов. Так что в субъективном восприятии болезнь и здоровье вовсе не обязательно должны друг другу противоречить, они не составляют, как принято считать, полярности.

Мое определение здоровья звучит так: я здоров, если при своих способностях и возможностях живу так, что я доволен собой и своими отношениями с другими людьми. Формально говоря, органическое здоровье может быть вторично.

Приведу пример.

Я работала ассистенткой в университетской клинике в Мюнхене. Раз в месяц ко мне на анализ крови приходила пациентка. У женщины был врожденный порок сердца, она перенесла уже две операции. Больше оперировать ее было нельзя, и она знала, что жить ей осталось недолго. Кроме того, она знала, что ей нельзя иметь детей, поскольку беременность означала бы для нее смерть. Она была очень ограничена в своих возможно-

стях, так, поднимаясь по лестнице, ей через каждые две ступеньки приходилось останавливаться, чтобы отдышаться. Однажды во время лекции ее представили студентам. По окончании лекции мой тогдашний руководитель спросил студентов, какие особенности они заметили у этой пациентки. Студенты описали все ее органические симптомы. Тогда он спросил женщину о том, как она живет. Она ответила, что у нее счастливый брак, что детей ей иметь нельзя, но у нее много детей в кругу их друзей. Во время опроса пациентка выглядела вполне довольной и уравновешенной. Затем женщину попросили выйти. Профессор вновь обратился к студентам: «А теперь я хотел бы знать, что было тем главным, что вы увидели в этой женщине?» Студенты не смогли дать этому определенного названия. Тогда профессор ответил сам: «Я скажу вам. Эта женщина согласилась с границами своей жизни и наполнила ее так, как не удается многим из тех, кто физически здоров».

Удивительная интерпретация, которая кажется не очень-то подходящей для нашего времени, поскольку здоровье у нас обычно стоит на одной ступени с хорошей физической формой и энергичностью. Подобное представление о здоровье содержит в себе мечту о вечной молодости и работоспособности и отрицает конечность жизни. Ведь вся наша жизнь с рождения до смерти — развитие, с которым должно согласиться. Но то, что мы, как правило, делаем, очень метко сформулировал Берт Хеллингер: «Убегая от смерти, мы бежим прямо в ее объятья».

Сердце

Самой частой причиной смерти в Германии по-прежнему остается инфаркт. От коронарных заболеваний сердца ежегодно умирают 300 000 человек. Несмотря на всеобъемлющую разъяснительную работу, в течение последних двадцати лет эта цифра не меняется. Спрашивается, почему? В качестве возможного объяснения можно назвать все большую «бессердечность» нашего времени. На наших глазах такие

чувства, как любовь и верность, опошляются и утрачивают глубину. С другой стороны, основной потребностью человека является потребность в «питающей любви», для которой в «реальном» жизнестроительстве остается все меньше места. Тоска по любви делается доходным предметом купли-продажи и компенсируется жаждой «все большего» и бесконечным потреблением.

Американские исследования структуры личности пациентов с инфарктами в качестве основного признака выявили «hostility». В переводе это понятие означает постоянную латентно присутствующую агрессивность. Этот результат совпадает с моими наблюдениями. Создается впечатление, что сердечникам легче злиться, чем позволить себе испытывать другие чувства, такие как печаль или радость. Откуда идет «hostility»? На мой взгляд, это защита от глубинной боли. Некоторые мои пациенты с крайним упорством готовы скорее умереть, чем увидеть и признать свою боль.

Следующий пример наглядно показывает, как переживание боли в связи с преждевременной кончиной матери может принести исцеление.

В 1991 году ко мне на прием пришел мужчина 52 лет с тяжелым коронарным заболеванием сердца. Из трех коронарных сосудов, снабжающих сердце кровью, два были закупорены. То есть он жил за счет одного-единственного коронарного сосуда. От рекомендованной ему операции пациент отказался. По прогнозам коллег-врачей жить ему оставалось еще год-два. Пациент работал патентным поверенным, был женат. Шесть беременностей его жены закончились выкидышами, поэтому супруги решили усыновить двух детей. В связи со случившимся у мужа инфарктом жена узнала о его втором «квазибраке», который длился вот уже 18 лет. Это привело к открытому кризису. Муж решил пойти на психотерапию. Разумеется, он нашел рациональное объяснение своих двойных отношений: одна партнерша была для него домохозяйкой, вторая — возлюбленной. Такая «рационализация» долгое время не давала ему ощутить свою тоску по любви.

Процесс терапии: В работе с этим клиентом особое впечатление на меня произвело самое начало терапии. Еще не успев сесть, в тот момент, когда мы подали друг другу руки для приветствия, мужчина произнес: «Теперь я могу сказать, что моя мать была еврейкой и умерла в 1936 году в возрасте 28 лет». Он так и остался единственным ребенком своего отца, несмотря на то, что тот был женат еще три раза. В течение следующих двух лет клиент регулярно ходил на индивидуальную терапию. С моей точки зрения, главным в этой фазе терапии было поддерживать мои с ним отношения (трансферная мать). За это время пациенту постепенно удалось ощутить свою глубокую тоску по близости. Он осознал, что двойные отношения давали ему возможность не допускать настоящей близости ни с одной из женщин и, таким образом, избегать риска потери.

На мой взгляд, причиной этого симптома была ранняя потеря матери. Как терапевт, я бы сказала, что он остался верен своей матери. Он стремился ни при каких обстоятельствах не допустить новой боли утраты. Самая глубокая любовь ребенка, а именно любовь к матери, оказалась резко оборвана ее смертью.

Наряду с индивидуальной терапией, клиент неоднократно посещал группы для пациентов-сердечников, работа которых направлена в первую очередь на развитие самовосприятия. Через шесть лет он был, наконец, готов принять участие в семейной расстановке. Столько времени ему потребовалось, чтобы преодолеть свой страх перед болью потери.

Расставлены были он и его мать. Они стояли друг напротив друга. Внезапно заместительница матери протянула к сыну руки и с любовью на него посмотрела. Для меня было совершенно очевидно, что он разрывается между страхом и желанием близости. Эта внутренняя борьба продолжалась несколько минут. Затем он кинулся к ней в объятья и заплакал. Она крепко держала его в руках и при этом сияла от счастья. Так рано прерванный поток любви к матери смог возобновить свое течение. На этом терапия, длившаяся в общей сложности более шести лет, была закончена.

С момента этой расстановки прошло уже десять лет, пациент жив и наслаждается жизнью, у него лишний вес, впрочем, он не следит за уровнем холестерина.

В этом случае моя гипотеза такова, что путем признания и переживания невероятной боли, связанной с потерей матери, пациенту удалось восстановить поток любви к ней. Любовь между детьми и родителями представляет собой эмоциональную связь, которую не могут разрушить ни расстояния, ни даже смерть. Эта глубокая привязанность оказывает влияние на всю нашу жизнь. Она влияет на нашу способность любить других людей и тем самым на все наши будущие отношения, в том числе и партнерские.

Пережив в семейной расстановке боль потери и восстановив поток любви к матери, клиент выздоровел. Прерванная первичная любовь к матери чуть его не убила, ведь, умерев от сердечного заболевания, он снова оказался бы рядом с ней.

Теперь он может реализовывать свое стремление к настоящей близости в отношениях с женой. Постепенно ему удалось мирно завершить свои внебрачные отношения. Было бы бессмысленно принуждать его принять решение в пользу той или другой женщины, не дав ему увидеть причины такого его поведения.

Как показывает этот пример, сердце — не просто символ любви, оно связано с любовью органически. Если поток любви оказался прерван или, говоря словами Хеллин-гера, если было прервано движение любви, то, чтобы действительно исцелиться, пациенту нужно его продолжить. Как кардиолог, я бы очень хотела, чтобы этим взаимосвязям уделялось больше внимания. Современная медицина прекрасно умеет механически лечить сердечные заболевания, что, однако, поддерживает у многих пациентов такую позицию: «У меня только сердце больное, а вообще я здоров. Вот сердце починят, и все будет в порядке». Я считаю, что устойчивый эффект возможен только в том случае, если при помощи психотерапии оказываются развязаны систем-

ные переплетения, которыми отчасти было обусловлено заболевание.

Отношения

Отношения в семейной системе

Во все времена отношения были и остаются очень важной темой. Естественная наука находит все больше подтверждений того, что все связано со всем: в природе, в человеке, между природой и человеком. Наше существование возможно только благодаря тому, что все органы находятся в гармонии друг с другом. Чтобы человек чувствовал себя хорошо, каждый орган должен на своем месте выполнять свои функциональные задачи. То же самое происходит и в семье. Здесь отношения и позиции отдельных членов также имеют решающее значение для благополучия семейной системы в целом.

Больное сердце связано со всем телом и неизбежно оказывает влияние на функции других органов: почек, легких, мозга. Точно так же болезнь человека влияет на все отношения в тех социальных системах, в которые он входит, т. е. в семье, с друзьями, на работе. Как показывает практика, традиционная медицина эти отношения просто игнорирует. Так, в традиционном медицинском анамнезе рассматривается в первую очередь симптом и лишь в идеальном случае — пациент как индивидуум. А то, как болезнь или симптом меняет его отношения с партнером, детьми, друзьями и коллегами, остается практически без внимания. В большинстве случаев немаловажным фактором является «выгода от болезни», которая, как правило, заключается в повышенном внимании. Если благодаря своему заболеванию пациент получает больше любви, чем обычно, врачу будет очень непросто повлиять на ход болезни. Часто это обстоятельство во многом определяет хроническое течение заболевания. Пациент не находит никакого другого спосо-

ба коммуникации в своей системе отношений, кроме болезни. При этом «выгода от болезни» пациентами обычно не осознается.

В нашу клинику поступила женщина 70 лет, страдающая сердечным заболеванием. Она чувствовала себя гораздо более слабой, чем выходило по результатам обследования. Когда ей на это указали, она ответила: «Если я перестану быть такой слабой, никто из детей ко мне больше не придет». После чего взрослые дети пациентки были приглашены в клинику. Мы убедили пожилую женщину высказать им свои пожелания. Удивительной, в том числе и для врачей, оказалась реакция детей. Они были счастливы наконец-то четко и внятно услышать от матери, чего она от них ждет. Они распределили время визитов и зоны ответственности, т. е. кто когда приходит и кто что на себя берет. С этого момента пациентке стало значительно лучше. Принимая те же лекарства, она чувствовала себя намного крепче, например, она снова была способна пройти три лестничных пролета подряд, что раньше было ей не по силам. Я объясняю эти перемены так: пациентка поняла, что получит от своих детей все, что ей нужно, если ясно им об этом скажет. Больше не было необходимости демонстрировать чрезвычайную слабость. В свою очередь, дети были просто счастливы, они перестали испытывать чувство вины, поскольку с радостью давали матери то, что ей было нужно. Раньше, чем больше мать страдала, тем труднее им было это делать. Когда же мать с благодарностью приняла их поддержку, им удалось организовать ее так, чтобы всем членам семьи было комфортно.

Врачу гораздо сложнее распознавать заболевания, возникшие из-за переплетений в семейной системе. Зачастую их источник скрыт в предыдущих поколениях, они бессознательны и обусловлены любовью к семье или к кому-то из ее членов.

Указать на переплетения может подробный семейный анамнез. Чтобы довести их до сознания пациента и интегрировать в процесс исцеления, нужна эффективная психотерапия. По моему опыту, самым успешным методом для развязывания переплетений является семейная расстановка.

Отношения в партнерстве

-

Теперь, отталкиваясь от отношений в системах, я хочу сфокусировать внимание на отношениях в паре. В наше время партнерские отношения начинаются, как правило, с любви или, лучше сказать, с влюбленности. Ни о чем другом не говорят, не мечтают и не фантазируют так много, как о любви. Несмотря на то что слово «любовь» постоянно звучит в нашей повседневной жизни, в его понимании существуют громадные различия, которые в большинстве своем остаются неосознанными. Поэтому мне следует дать свое определение понятию «любовь». Большую роль здесь играет разница между любовью и влюбленностью.

«Влюбление» происходит быстро, мы воспринимаем это как спонтанную реакцию на определенного человека, оно сопровождается физиологическими, гормональными процессами, которые ощущаются нами как сильное возбуждение. По своей силе влюбленность между партнерами имеет много общего с безусловной любовью ребенка к матери. В определенном смысле влюбленный так же слеп по отношению к своему партнеру, как ребенок по отношению к матери. Еще одну параллель с отношениями мать-ребенок представляет собой зависимость в состоянии влюбленности. Ребенок экзистенциально зависит от удовлетворения матерью его потребностей. Если о нем не заботиться, он умрет. В партнерских отношениях бессознательно проявляется эта тоска по защищенности, безопасности и заботе. Поэтому некоторые люди воспринимают расставание с партнером как экзистенциальную угрозу: «Если ты меня бросишь, я умру».

«Влюбленность — слепа, любовь — зряча...», — говорит Берт Хеллингер, в нескольких словах показывая эту разницу. Любовь видит партнера таким, какой он есть, и любит его в его уникальности. Любовь делает человека открытым по отношению к сути и судьбе партнера, в то же время любящий становится сильнее. Я всегда спрашиваю своих клиентов, придает ли им любовь сил или она их ослабляет. Если они понимают вопрос и принимают его всерьез, то ответ прихо-

дит сам собой и позволяет осознать сущность испытываемого чувства.

Клиентка состояла в браке 28 лет, у нее было двое уже взрослых детей. Вдруг она до безумия влюбилась, переехала к своему возлюбленному и подала на развод. Она очень правдоподобно рассказывала мне о том, что счастлива как никогда. Но поскольку обоим ее детям было плохо, она пришла в группу по терапевтической работе с парами. Во время первого круга я спросила ее: «Эта любовь делает тебя сильнее или слабее?» Она тут же ответила: «Слабее». Кроме того, она рассказала, как во время развода вел себя ее муж. Он придерживался той позиции, что если новая любовь - то, что ей нужно, она вольна поступать, как хочет, он не станет чинить ей препятствий. А еще он сказал, что дверь для нее всегда остается открытой. Через год женщина решила расстаться со своим возлюбленным и попытаться восстановить отношения с мужем. Это решение сначала созрело у нее в душе, то есть она не вернулась сразу к бывшему мужу, а решила пока пожить одна. Она научилась различать любовь и влюбленность.

«Любовь делает другого сильнее» — такова моя принципиальная позиция в работе, причем сила здесь — это прежде всего сила душевная. Партнерские отношения, служащие главным образом для удовлетворения собственных потребностей (материальное обеспечение, стремление избежать одиночества и т. д.), как правило, ослабляют партнера. Как часто фраза «я тебя люблю» открытым текстом означает «я хочу получать от тебя больше», будь то больше внимания, поддержки, понимания и т. д. Разумеется, эти желания существуют, и в хорошем партнерстве они должны взаимно удовлетворяться. Здесь важен баланс между «давать» и «брать».

В браке функции классических партнерских отношений расширяются в связи с появлением детей. Говоря словами Хеллингера, первоочередной задачей брака является передача жизни. В этом смысле любовь в браке можно интерпретировать как взгляд, направленный на совместное будущее. Антуан де Сент-Экзюпери сформулировал это так: «Любить —

не значит смотреть друг на друга, любить — значит смотреть в одном направлении».

В то же время со вступлением в брак отношения двоих расширяются за счет включения в них родительских систем каждого из партнеров. В них вливаются ценности, традиции, но в том числе и груз проблем из семейных систем партнеров. Если это влияние остается неосознанным, оно может оказывать разрушительное воздействие на брак и приводить к расставаниям. Поэтому в случае проблем в браке столь важно обращать внимание на родительские системы обоих партнеров. Используемый для этого метод семейной расстановки позволяет благополучно разрешать многие кризисные ситуации. Основной предпосылкой здесь является взаимное уважение партнеров и их уважение к родным семьям друг друга. Приведу пример.

На семинаре клиентка рассказала, что у ее девятилетней дочери опухоль головного мозга. При помощи семейной расстановки она хотела выяснить, не взял ли ребенок что-нибудь на себя за нее или за ее мужа. Расстановка показала, что болезнь ребенка связана с отцом. Клиентка очень расстроилась, поскольку ей казалось, что в таком случае она не может ничего сделать для дочери. Я посоветовала ей рассказать обо всем мужу. Вскоре после этого на семейную расстановку пришел ее муж. Когда я попросила его назвать свой запрос, он ответил, что жена рассказала ему, что болезнь дочери как-то связана с ним и его родительской системой. Поэтому он и пришел. Во время расстановки я спросила, что произошло с его матерью. Оказалось, что, когда ему было 14 лет, она покончила с собой. Стало ясно, что дочь хочет вместо него уйти к его матери. Лишь теперь он позволил себе прочувствовать всю боль, связанную со смертью матери, и почтить ее смерть. Этим он «освободил» свою дочь.

В приведенном выше примере меня очень тронула серьезность обоих родителей, в особенности безусловная готовность отца сделать для дочери все возможное. Жена рассказала ему о том, что узнала, а он смог это принять и отнестись к этому с уважением. Что и привело к решению. Я не устану

повторять, какое значение имеет уважение и признание партнера, а также его опыта, мыслей и чувств.

Отношения в социальных системах

Система и отношения связаны самым непосредственным образом. Любая социальная система состоит из отношений и определяется своими границами. Внутри этих границ действуют определенные правила, соблюдение которых гарантирует принадлежность к системе. Каждая система, в свою очередь, находится в отношениях с другими системами, которые опять же определяются своими границами и правилами. Каждый человек принадлежит к разным социальным системам, в которых действуют разные правила. Если человек игнорирует правила какой-либо социальной группы, в которую он входит, это может привести к его исключению из данной группы.

Семья и профессия представляют собой пример социальных систем, в которые человек входит одновременно. Эти социальные системы отделены друг от друга в пространстве, они различны по своей организации и содержанию, но в то же время они взаимодействуют через своих членов. В этих системах действуют разные правила. В то время как на работе требуется, например, пробивная способность и умение применять власть, в семье нужен любящий и заботливый отец. Так, начальник в его «домашней» роли может вызвать у сотрудников, мягко говоря, недоумение, в свою очередь, дети не желали бы столкнуться с отцом в его авторитарной роли начальника. Когда правила смешиваются, возникают проблемы.

В качестве следующего примера законов, действующих внутри систем, я хотела бы привести собственный опыт работы врачом и психотерапевтом в кардиологической реабилитационной клинике. Правила, существующие внутри группы врачей, отличаются от правил, действующих среди психотерапевтов. Чтобы я как главный врач имела право вхо-

дить в группу других главных врачей, я должна бьша уважать их правила и соответственно себя вести. В том числе проводить обход в белом халате. Я же не надевала на обход белый халат и оставалась в обычной одежде, как принято в психотерапии. Таким образом я хотела «сломать» классические отношения между врачом и пациентом, стремясь избавить пациентов от страха и пригласить их к открытому общению.

Своим поведением я нарушила правила, действующие среди врачей. С точки зрения моих коллег, я повела себя нелояльно. Они стали обращаться со мной как с предательницей, некоторые «вычеркнули» меня из своего круга, мой поступок не нашел подражателей. Лишь много позже я осознала системную логику и вытекающие отсюда последствия моего поведения.

Система, о которой идет речь в этой книге, это семейная система в самом широком смысле или род. Границы в ней определяются феноменом связи. В эту систему входят: родители, их братья и сестры и их дети, бабушки и дедушки, их братья и сестры и все дети, все предыдущие партнеры и их дети. Отношения существуют не только между кровными родственниками, но также между свояками и такими членами семьи, как приемные дети, дети, взятые под опеку, внебрачные партнеры и их дети, то есть в самом широком смысле между лицами, принятыми в семейный союз.

Между семейными системами тоже существуют отношения. С заключением брака в отношения вступают две семейные системы (жены и мужа), что оказывает влияние на обе эти системы. В то же время к системе продолжают принадлежать все те, кого семья по каким-либо причинам исключила, от кого она отреклась или чье существование она скрывает. Родовая совесть посредством феномена связи заставляет более молодых родственников перенимать чувства, вину или «злую судьбу» этих людей, и они оказывают пагубное воздействие на систему. Семейная расстановка выявляет эти влияния и предлагает возможные решения.