Бехтерев В.М. Избранные труды по психологии личности: В 2-х т. Т. 1. Психика и жизнь. – СПб., 1999. – С. 30-40 (Философские воззрения на природу душевной деятельности).

 

Внутренний мир человека, называемый в философии душой или духом, в физиологии сознанием или вообще психической сферой, представляет собой одно из тех явлений, которые всегда привлекали к себе пытливый ум человека. Этим именно и следует объяснить то обстоятельство, что уже со времен глубокой древности и до позднейшего времени создавались различные воззрения на природу души и на отношения ее к телу — воззрения, в основе своей опирающиеся почти исключительно на умозрительный метод.

Все эти воззрения сводятся к двум главным, из которых одно может быть названо дуалистическим, или дуализмом, другое же — монистическим, или монизмом.

Первое предполагает реальное существование двух неделимых и соподчиненных друг другу сущностей (субстанций), представляющих собой дух и материю. Второе воззрение предполагает существование: лишь одной сущности, причем эта сущность является или духом, или материей, или же духом и материей одновременно. В последнем случае дух и материя представляются слитными, неразрывно связанными друг с другом, образуя одну нераздельную сущность.

Согласно только что указанным различиям в воззрениях на основную сущность души и тела или материи монистическое учение разбивается на три отдельных мировоззрения, из которых одно является монистическим спиритуализмом, или спиритуализмом в тесном смысле, второе — материалистическим воззрением, или материализмом, третье же представляет собой монистическое воззрение, или монизм в собственном смысле слова.

Дуалистическое воззрение, известное под названием дуалистического спиритуализма, рассматривает дух и материю как две сущности, которые по природе своей противоположны друг другу: тело имеет протяженность, но бесчувственно; душа, напротив того, непротяженна и представляет собой чувствующую сущность; тело подчинено механическим законам, душа же психологическим законам. Обе эти сущности, не имея между собой ничего общего, связаны лишь внешним образом, но при этом тело является подчиненным душе, обладающей волей, которая властвует над телом как нечто высшее, самостоятельное и само себя определяющее.

Первым создателем этого учения является Платон, который одновременно с тем должен считаться и первым учителем, освободившимся от древних материалистических воззрений и признавшим впервые душу за невещественное начало, управляющее телом.

Из позднейших более видных представителей того же воззрения, без сомнения, заслуживает особого внимания Декарт, развивший это учение в XVII столетии до степени строго выработанной философской системы.

Последняя затем получила дальнейшее развитие благодаря последователям Декарта, а впоследствии также и благодаря школе Вольфа, которой это учение особенно обязано своим широким распространением среди образованной публики.

Спиритуалистическое воззрение, составляющее одну из разновидностей монизма, как мы видели, признает существование только одной известной нам сущности, составляющей душу или дух. Материя же и тело суть явления, воспринимаемые нами лишь как особые состояния нашего сознания или духа. Следовательно, материя по этому взгляду является только созданием мысли или духа; она как бы иллюзией в наших собственных глазах.

Рассматриваемое воззрение опирается главным образом на непосредственность нашего восприятия, т. е. на непосредственное познавание тех явлений, которые мы находим в нас самих и которые по взгляду спиритуалистов только и могут быть принимаемы за достоверное. Некоторые из представителей этого воззрения, как Лейбниц, Гербарт и последователи Канта, Фихте и Гегель старались между прочим развить понятие о сущности или субстанции, доказывая этим путем, с одной стороны, реальность духовного мира вне нас, с другой — полную самостоятельность внутреннего мира каждого индивида. По этим воззрениям мир должен был состоять из определенного числа простых неделимых сущностей, которые были названы монадами. В числе множества монад или простых сущностей, составляющих внешний мир, и душа образует собой отдельную монаду.

Наиболее видным представителем спиритуалистического воззрения этого вида был Лейбниц, по учению которого душа, как монада, представляется несравненно выше других подчиненных ей монад тела.

Что касается отношения души к телу, то из спиритуалистов более всех занимался этим вопросом Гербарт. Последний так же, как и Лейбниц, допускал, что душа между другими простыми сущностями занимает главное место. При этом все явления внешнего мира он объяснял взаимодействием простых сущностей, из которых каждая стремится к самосохранению, но способна в то же время влиять на другие сущности. Таким образом, и душа, по его взгляду, стремится к самосохранению, но другие монады влияют на нее, результатом чего и возникают представления. Из отношений же между последними Гербарт выводил все явления нашего внутреннего мира.

Так как душа по этому взгляду представляется неделимой сущностью, то нетрудно представить себе, почему под влиянием этого учения возникла мысль, что душа должна помещаться в какой-либо одной точке мозга, собирающей в себя отовсюду мозговые волокна, при посредстве которых она и получает возбуждения с периферии тела. За такую точку странным образом признавалась одно время, согласно учению Картезия, шишковидная железа (gl. pinealis), а в другое время — мозговой придаток, или мокротная железа (gl. pituitaria).

Так как, однако, этот взгляд оказался в полном противоречии с позднейшими анатомическими и физиологическими данными, то затем был выработан не менее странный взгляд, по которому душа, смотря по надобности, переходит с одного места в другое и таким образом участвует в различных процессах, совершающихся в той или другой части мозга.

Кант признавал некоторые понятия как данные нам, составляющие неотъемлемую принадлежность нашего ума или трансцендентальными, и из соединения этих понятий выводил другие отвлеченные понятия.

Хотя сам Кант и не может считаться представителем спиритуализма в строгом смысле слова, тем не менее некоторые из его учеников, как Фихте, выводивший «не я», или объект мысли, из природы «я», или субъекта, и Гегель, отождествлявший мышление и бытие, суть чистые спиритуалисты. Под влиянием этих именно философов спиритуалистическое учение достигло своего апогея, развившись до той степени, когда умозрение не только перестало черпать свой материал из данных наблюдения и опыта, но и все факты, почерпнутые из наблюдения или опыта, стали считаться совершенно ненужным балластом, который только вредит умозрению и, следовательно, затрудняет правильное понимание вещей.

Очень метко характеризует этих представителей философии, между прочим, профессор Ziehen: «Это философы, которые еще в настоящее время фантазируют об абсолюте и посредством логических фокусов выводят из своего абсолюта весь мир и еще кое-что. Это достойные наследники Гегеля, который из своих спекуляций вывел, что звезды не небесные тела, а абстрактные световые точки: «световая высыпь», что ленточные глисты — это «послабления организма, из которых часть отделяется для самостоятельной жизни, что кровяные шарики только выдуманы физиологами, что чувствительность это „только внутренняя дрожь жизненности, что воспроизведение есть негативность, как простой момент чувствительности и т. д. И с этим направлением естественно-научная полемика совершенно излишня: оно должно исчезнуть вместе с распространением естественно-научных знаний. Их несправедливо и теперь в истории философии время от времени приводит в связь с Кантом. Они с ним не имеют ничего общего. Это великолепно представлено на одной старой брошюре: Кант умер и возносится на воздушном шаре на небо, Гегель et consortes смотрят на поднимающийся шар и простирают умоляюще свои руки. Но Кант не бросает им ничего, кроме своего парика, палки etc., больше они в самом деле не восприняли из учения Канта».

Здесь необходимо еще упомянуть об особом ответвлении спиритуализма, которое может быть названо идеализмом. Как и чистый спиритуализм, идеалистическое учение в основу кладет факт, что нам даны лишь психические процессы, т. е. ощущения и, как дальнейшее их производное, представление. Дальше этого в представлении внешнего мира мы идти по этому учению не можем. Если Кант и признал «вещи в себе», которые будто бы лежат в основе с феноменов или явлений, то он в этом отношении согрешил против логики, приняв за причины явлений нечто такое, что лежит вне их, так как нельзя из чисто психического составить нечто совершенно от него отличное, т. е. материальное. Таким образом, это учение требует, чтобы мы «оставались» всегда только в круге одного психического, вследствие чего философию этого рода называли также имманентной. Между прочим, это учение отвергает и местоположение наших ощущений в мозгу, что известно в философии под названием гипотезы интроекции. По этому учению наши ощущения и представления лишь зависят от известных частей мозга в отношении своих свойств, но они ничуть не имеют там пространственного местоположения; нет надобности признавать, что ощущение возникает в мозговой коре, откуда оно вновь должно быть перемещено в пространство, т. е. вне нас. Достаточно признать, что ощущение всегда лежит вне нас в том месте, где мы находим видимые, слышимые и осязаемые предметы. Мы живем, следовательно, в сфере ощущений лишь зависимых от мозга, но лежащих вне нас; таким образом, необходимо признавать реальность тех самых ощущений, которые новейшая философия подвергает анализу. Зависимость же от мозга можно обозначить как обратное действие мозговой коры на сферу ощущений. «Это обратное действие, по Ziehen'y, следует определенным законам, которые так же безусловны, как и законы природы». «От законов природы они отличаются тем, что не протекают с уловимой скоростью во времени и пространстве ».

«Идеалистическая теория, — говорит в другом месте Ziehen,1 — не принимает без оговорок противоположности между материальным и психическим... но ставит предварительно критический вопрос: действительно ли оба ряда, материальный и психический, даны изначала и один рядом с другим? На это она отвечает отрицательно и во всяком случае с полным правом». «Обыденное воззрение, которое, в сущности говоря, под деревом, огнем и т. д. всегда понимает то, что оно видит и чувствует, т. е. свои ощущения, в гораздо высшей степени право, чем это желает признать метафизика».2 Основателем и видным представителем этого учения должно признавать английского философа Беркли, новейшим же представителем этого учения является Шуппе и, между прочим, также врач-психиатр Ziehen.

Рядом со спиритуалистическим воззрением развивалось совершенно противоположное ему материалистическое воззрение, согласно которому духа, или души, нет, в мире же существует только материя или вещество.

Материалистическое воззрение является одним из старых философских воззрений. По учению древних философов (Анаксимен, Анаксагор, Диоген Алоллонийский, Гераклит и др.) под душой понимали нечто в виде тонкой материи, содержащееся в груди и проникающее в легкие вместе с воздухом при рождении. Согретый воздух, содержащийся в груди (так называемая пневма), является по этому учению не только основой жизни, но и основой души. Самонахождение души одни признавали то в легких, то в сердце (Аристотель), то в полостях мозга (Гераклит, позднее Гален), то в поверхностных его слоях (Эразистрат и др.) Но не следует забывать, что между материализмом древних и позднейшими материалистическими учениями существует немаловажное различие. В то время как древние под названием духа понимали особую тонкую материю, которую отличали от более грубой материи или вещества, лишь количественным образом и которая по их понятиям была соединена с последним чисто внешним образом, позднейший материализм опирается главнейшим образом на существование тесной связи между телесной и духовной сферами организма, причем последняя будто бы вполне обязана первой своим происхождением.

Представители этого взгляда смотрят на душу как на одно из проявлений организованной материи или же как на непосредственный продукт мозговой деятельности. По природе своей душа является, по этому взгляду, результатом молекулярного движения частиц /материи подобно тому, как, например, звук является результатом колебания струны.

В XVII в. материализм нашел одного из видных своих представителей в лице Гоббса, который признавал за реальное в мире только искусственные и естественные тела. В следующем, XVIII столетии материализм, как известно, нашел своих представителей в лице Ла-Меттри, Гельвеция и Гольбаха; наконец в XIX в. с новейшими успехами физиологии материализм снова нашел видных представителей, особенно в Германии, в лице Бюхнера, Молешотта, Фохта и др., а также и в прочих цивилизованных странах.

Следует иметь в виду, что для некоторых материалистов психическое, являясь производным физического, ничего к последнему ; не прибавляет, так как вся закономерность явлений обусловливается лишь физическими законами, тогда как психические явления лишь сопутствуют физическим, не прибавляя к ним ничего нового и , ничего не изменяя. Психическое по этому воззрению является не чем иным, как простым эпифеноменом физического.

По J. Soury, Например, «Descartes в общем был прав, говоря, что все живые существа суть лишь автоматы. Его ошибка состояла в том, что он извлек человека из бесчисленной толпы его низших собратий. Бессознательные и сознательнее психические процессы всегда представляются процессами автоматическими. Сознание, когда оно существует, к этим процессам прибавляет ничуть не более, как тень к телу.

Наконец, монизм в собственном смысле, как мы видели, признает реальное существование как духа, так и материи; но и то и другое ничуть не являются противоположностями друг другу, как в дуалистическом воззрении, а, напротив того, оказываются слитными между собой. С признанием единства и материи и духа вся природа является одухотворенной, в силу чего воззрение это называлось иногда пантеистическим.

Лучшим выразителем этого воззрения в XVII в. является Спиноза, проповедовавший единство сущностей, или субстанций. В XVIII в. это воззрение выразилось в учениях английских и французских деистов, обоготворявших природу, а в XIX в. оно снова проявилось в учениях некоторых философов Кантовой школы, как Шеллинга с его «субъектом—объектом», Шопенгауэра, Гартмана и других.

Из естествоиспытателей особенно видным представителем монизма в тесном смысле необходимо назвать Геккеля с его «клеточными душами». По Геккелю, существуют только атомы, обладающие протяженностью и памятью, следовательно, содержат в себе одновременно элементы физического и психического.

Отражение этих взглядов мы встречаем также у многих других авторов и, между прочим, у J. Soury. «Вопрос о происхождении и природе психических явлений по взгляду этого автора может быть сведен в сущности к происхождению и природе жизни». Он видит большую заслугу монистической философии в том, что она подавила традиционное противоположение тела и души, материи и духа и рассматривает их как два вида одного и того же факта, как субъективное и объективное проявление одного и того же процесса, как формы одного и того же вещества, которые нам кажутся другими только потому, что мы их познаем различно.

«Чтобы объяснить происхождение жизни и ее психических особенностей, должно распространить на последние элементы материи, рассмотренной как вещество, как единое и общее бытие, высшие особенности, которые обнаруживают существа, составленные из тех же самых элементов. Если агрегат обладает чувствительностью, это значит, что чувствительность была в потенциальном состоянии в частях, которые его составляют. Можно, таким образом, допустить, что вся материя, по крайней мере в потенциальном состоянии, способна чувствовать и что при известных условиях эта скрытая чувствительность переходит в действие». «Это темное стремление чувствовать и двигаться по некоторому бессознательному выбору обнаруживается в атомах, в молекулах и в особенности в пластидах протоплазмы».

«Таким образом, кроме качеств механических, физических и химических, последние части материи обладают также качествами биологическими, т.е. способностью чувствовать, воспринимать и двигаться».

Надо заметить, что все вышепоименованные воззрения, хотя и до сих пор еще находят своих представителей среди школы чистых философов, тем не менее под влиянием строгой критики постепенно отходят в область истории, так как каждое из них наталкивается на те или другие непреодолимые препятствия.

Так, воззрение, известное под названием дуализма, или дуалистического спиритуализма, встречает главнейшие затруднения в объяснении взаимодействия души и тела, очевидно, что, признав противоположность духа и материи по их природе, невозможно допустить между ними взаимодействия. Поэтому-то спиритуалисты дуалистического направления создавали по этому поводу самые странные гипотезы. Так, например, последователи Декарта должны были прийти к парадоксальному выводу, что каждый акт взаимодействия души и тела совершается с помощью вмешательств сверхъестественных сил или Бога (окказионалисты). С другой стороны, на помощь дуализму явилась не менее странная гипотеза Лейбница о предустановленной гармонии, которая как бы предопределяет параллельный ход физических и психических процессов в нас самих.

Что касается монистического спиритуализма или идеализма, то, не говоря о многочисленных затруднениях, которые встречаются при неизбежном, как мы видели, допущении перемещаемости души, выставлялись веские возражения против положения, что душа представляет собой простую сущность.

С другой стороны, спиритуалистическое воззрение, признающее только существование в природе одного духовного начала и отрицающее существование вещества, — воззрение, согласно которому все наши представления о вещественном мире суть только иллюзии, результат обманов чувств, стоит вообще в таком противоречии с данными наблюдения и опыта, что оно всегда казалось ошибочным огромному большинству лиц, не имеющих большой склонности к философствованию.

В самом деле, из того, что внешний мир мы воспринимаем посредственно, конечно, нельзя выводить идею об отрицании внешнего мира и допустимо лишь мыслить, что мы не воспринимаем явлений внешнего мира так, как они есть на самом деле.

Что касается имманентного идеализма, то, держась точки зрения, что ощущения лежат вне нас и только зависят от мозга, он оставляет без ответа вопрос, как и чем установляется эта зависимость ощущений от мозга. Последнюю ведь нельзя представить без того, чтобы внешние объекты как-либо, т. е. прямо или косвенно, не воздействовали на мозг, а если дело сводится к воздействию на мозг внешних объектов, то это воздействие и есть тот или другой вид интроекции. Наконец, если ощущения лежат вне нас, то где же протекают другие продукты мысли? Ведь нельзя же представлять себе, что вся наша сложная мыслительная деятельность до философии включительно протекает не внутри нас, а вне нас и лишь зависит от нашего мозга. С другой стороны, отвергая гипотезу интроекции, это учение не считается вовсе с тем, что новейшей психофизикой доказано, что процессы восприятия требуют определенного времени, которое тратится на проведение впечатления в мозг и на развитие там сознательного ощущения; оно напротив того признает, что зависимость ощущений от мозга, или закон обратного действия, отличается от законов природы тем, что «не протекает с уловимой скоростью во времени и пространстве» (Ziehen). Наконец, это учение, имея дело только с ощущениями, не может говорить по существу не только о материи, но и об энергии, которая ведь также не дана в наших ощущениях, а вне их, а в таком случае это учение совершенно равносильно уничтожению внешнего мира.

Новейший материализм, как известно, главнейшей опорой своего учения выставляет тот факт, что психические явления всегда связаны с телесными процессами; но другие авторы справедливо возражают против этого, что в действительности психические явления ничуть не составляют следствия телесных явлений, иначе говоря, между процессами физическими, или материальными, и психическими, или духовными, ничуть нельзя уловить причинного отношения, подобного тому, которое может быть между двумя явлениями природы, из которых одно является причиной, а другое — его следствием.

Если встать на ходячую точку зрения материалистов, что психические процессы суть не что иное, как процессы молекулярного движения, то все вместе с этим нимало не подвигается сущность вопроса, так как, из физических, хотя бы и тончайших, молекулярных процессов нельзя вывести явлений сознания, не признав какое-либо элементарное психическое явление одним из свойств безжизненной материи, но одухотворение материи, приписывание ей духовных свойств перестает уже быть чисто материалистическим учением[4].

С другой стороны, тот отпрыск материализма, который, производя психическое из материального, признает первое простым эпифеноменом второго, наталкивается на то непреодолимое затруднение, что вынужден допускать в психическом совершенно излишнюю, ненужную вещь. А между тем то же материалистическое воззрение своим краеугольным камнем ставит то положение, что в животной организации изначала совершенно лишних и ненужных вещей вообще не существует. Если и допускается существование лишних органов, то не иначе как в зачаточной форме и притом в форме пережитка прошлых периодов существования, когда эти органы были и нужны и полезны. Следовательно, с принятием психического, как эпифеномена физического, приходилось бы для одного психического создавать нечто совершенно исключительное, противоречащее всему, что мы знаем о развитии организмов по закону эволюции.

Многие думают, что учение Спинозы о слитности духа и материи в одной высшей сущности, или субстанции, имеет преимущество перед другими воззрениями, но это большое заблуждение.

Прежде всего, принимаемая этим учением высшая субстанция, одновременными проявлениями которой являются как внутренний, так и внешний мир, для нас остается совершенно неизвестной. Не есть ли эта высшая сущность, соединяющая дух и материю воедино, то же чудо, производящее предустановленную гармонию, которая, как мы знаем, понадобилась для развития учения Декарта. Во всяком случае гипотеза эта признает без достаточного основания совершенно недоступное нашему познанию и к тому же ставит нас в тупик перед вопросом, как убедиться в существовании психического, или духовного, элемента в неорганической материи и в чем, собственно, заключается здесь его роль? Не будучи спиритом, конечно, никто не в состоянии ответить на этот вопрос каким-либо образом. То же самое следует сказать и по поводу Геккелевской гипотезы, которая кроме того не принимает во внимание других психических процессов, кроме памяти.

Из сделанного обзора нетрудно усмотреть, что, несмотря на необыкновенную по своим размерам затрату умственного труда со стороны наиболее видных мыслителей старого и нового времени, вопрос об отношении духовного или психического, начала к физическому не подвинулся вперед ни на один шаг. Мы и теперь, как тысячу лет назад, останавливаемся перед неразрешимыми загадками мира, что такое дух и материя и какое их взаимное отношение Друг к другу? Ошибка всех вышеуказанных воззрений состоит именно в том, что ими отыскивалась умозрительным путем сущность вещей, между тем как, истинное знание ничуть не заключается в отыскании сущности вещей, а в разъяснении соотношений между теми и другими явлениями. К сожалению, отказаться от разрешения 1вопроса о сущности психического, или духовного, не так легко, так как этот вопрос самым тесным образом связан с вопросами религиозными, политическими и правовыми. Этим, без сомнения, и следует объяснить тот факт, что вопрос о сущности психического не перестает волновать умы философов и психологов до самого последнего времени и служит предметом живого интереса для всех вообще образованных лиц.

Еще не так давно мы пережили период, в котором материализм, получивший новый толчок к развитию в успехах естествознания и современной физиологии, казалось, готов был торжествовать свою победу над всеми философскими воззрениями. В этот период увлечения материализмом много спорили о связи душевных явлений с физическими и делали попытку убедительнейшим образом доказать, что подобно тому, как печень производит желчь, так и из мозга, снабжаемого кровью и содержащего в себе электрические силы, возникает мысль. Таким образом, опять возник, вопрос о сущности психического и связи его с телом, что уже служило предметом изысканий умозрительной философии. Естественно, что усилия новейших мыслителей по отношению к упомянутым вопросам оказались столь же бесплодными, как и все прежние попытки, сделанные в этом направлении.

Нельзя, впрочем, отрицать одной важнейшей заслуги новейшего материализма: несмотря на то, что в отношении выяснения сущности вопроса о природе и происхождении психического новейший материализм ограничился очень грубыми и даже наивными воззрениями, он дал могучий толчок к развитию современного нам естествознания и между прочим направил умы на изучение вопросов, связанных с отправлениями мозга и с материальными условиями, сопутствующими психической деятельности. Опираясь на данные анатомии и физиологии, новейший материализм направил внимание исследователей также и на изучение соотношений между психической деятельностью и физико-химическими изменениями, происходящими в самом мозгу. Тем самым был открыт обширный путь для вполне научных и "крайне интересных исследований, на основании которых не только вполне окрепла мысль о теснейшей связи между психическими и телесными, или материальными, процессами в нашем организме, но и изучены с большой подробностью те условия и те физические или вещественные средства, с помощью которых мы можем изменять соответствующим образом и нашу психическую сферу.

Без сомнения, изучение этих сторон вопроса имело огромную важность для человечества и притом не только в отношении общего понимания наших психических процессов, но и в деле воспитания, а также и в вопросе о лечении психических, или душевных, расстройств. Под влиянием вышеуказанных исследований новейшая педагогия должна была отбросить старые схоластические воззрения о принципах воспитания психической сферы, она признала в деле воспитания необходимость правильного телесного развития и, опираясь на физиологические данные, вступила в путь совершенно новый и, без сомнения, наиболее плодотворный.

Точно так же в другой области человеческого знания — в психиатрии — произошел не менее, если еще не более значительный переворот, благодаря которому новейшая психиатрия сблизилась самым теснейшим образом с остальными областями медицины и также, как другие отделы клинической медицины, стала опираться в своих положениях на анатомо-Физиологические данные, а равно и на факты, черпаемые из физиологической психологии.

В свою очередь, получив толчок в своем развитии, психиатрия как наука, занимающаяся болезненными расстройствами душевной деятельности, оказала огромные услуги психологии. Новейшие успехи психиатрии, обязанные в значительной степени клиническому изучению психических расстройств у постели больного, послужили основой особого отдела знаний, известного под названием патологической психологии, которая уже привела к разрешению весьма многих психологических проблем и от которой, без сомнения, еще большего в этом отношении можно ожидать в будущем.

Вместе с успехами современной психологии оказалось, что к ней приложимы опыт и математика, благодаря чему развился целый отдел психологии под названием психофизики и экспериментальной психологии, причем наши наблюдения над психической сферой стали приобретать точность физических опытов. На этом поприще выдвинулось до сего времени уже достаточное число видных имен, между которыми мы назовем Вебера, Фехнера, Вундта, Гельмгольца, Прейера, Вине и других, как более выдающихся. Исследованиями этих авторов оказаны современной психологии незаменимые услуги и надолго обеспечено ее прогрессивное развитие.

Наконец, развитие современной психологии обязано в известной мере и опытам над животными, с разрушением тех или других областей мозговой коры. Правда, психическая сфера животных представляется относительно слабо развитой, но элементарные психические явления и процессы, как-то: выработка ощущений и представлений, обнаружение чувствований и побуждений у высших животных, как и у человека, одни и те же, благодаря чему в известных пределах и с некоторыми ограничениями результаты вышеуказанных опытов над животными могут быть переносимы и на человека.

Без сомнения, еще большую цену для психологии имеют наблюдения над лицами с патологическим разрушением тех или других областей мозговой коры, в особенности же те из них, которые сопровождаются посмертным вскрытием. Такими наблюдениями не только проверяются результаты вышеуказанных экспериментов над животными, но и пополняются еще новыми данными, в особенности, что касается разнообразных расстройств речи и высших психических отправлений. Благодаря всем вышеуказанным условиям выяснилось, что психическая деятельность всегда предполагает два порядка явлении: 1) явления собственно психические и явления материальные, или физические, происходящие в определенных частях мозга.