ГИБЕЛЬ КАПИТЭНА ЦУР ЗЕЕ [1]АРТУРА АБСТА. 4 страница
— Разговор надо продолжать, — жестко сказа Абст. — Господин адмирал, пожалуйста…
— Да, да, — проговорил Канарис, дружески улыбнувшись Бретмюллеру.
— Еще несколько вопросов, и мы оставим вас в покое. Тогда вы сможете хорошо отдохнуть. Ну-ка, напрягите память и прикиньте ширину туннеля. Может ли войти в него подводная лодка?
— Вы же знаете, что сталось с моей! — с горечью вскричал Бретмюллер. — Неужели пошлете туда другую? Проникнуть на лодке в грот невозможно. Разве что водолаз сядет верхом на ее штевень и будет командовать рулевым… Нет, нет, это невероятно!
— Какова длина туннеля?
— Полкабельтова или немного больше… — Бретмюллера вдруг охватила злоба. — Да что вы все о туннеле и гроте?! А корабль? А люди? Что с ними, где лежат их кости, это вас не интересует?
Наступила тягостная пауза.
— Полно, Бретмюллер, — мягко сказал Абст. — Мы понимаем ваше состояние. Сочувствуем… Старайтесь не волноваться, вам это вредно.
Канарис сидел, не сводя глаз с больного, что-то напряженно обдумывая. Губы его шевелились, пальцы рук двигались, будто он разговаривал сам с собой. Вот он наклонился вперед, выставил ладони:
— До вас никто не побывал в гроте? Вы не обнаружили там чьих-либо следов?
— Не торопитесь с ответом, — вставил Абст, — припомните получше, не ошибитесь.
Бретмюллер покачал головой.
— Решительно никаких следов пребывания в гроте людей? — переспросил Канарис.
— Нет.
— Вы сказали, у вас был дыхательный аппарат… Один?
— Аппаратов было много, на всю команду. Но я не мог разрешить воспользоваться ими. Я имел строгий приказ: на базе ни при каких обстоятельствах не должны знать, что возле нее побывала германская лодка. Если бы люди выплыли в респираторах… Короче, я выполнил приказ!
— Так вы сами уничтожили лодку и весь экипаж?!
— Сам! — Бретмюллер повалился в кровать, уткнулся лицом в подушку, заколотил по голове обезображенными руками. — Я сам взорвал корабль, утопил людей. Зачем? Во имя чего? О, будьте вы прокляты!
Канарис нагнулся к Бретмюллеру, взял его за плечи, потряс.
Внезапно больной затих.
— Осторожно! — воскликнул Абст.
Но было поздно.
Бретмюллер рывком приподнялся в кровати. Руки его обвились вокруг шеи Канариса, и тот увидел возле себя физиономию сумасшедшего с оскаленными зубами.
Канарис вскрикнул и лишился сознания.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Смакуя, Канарис сделал несколько глотков и откинулся в кресле.
— Славный кофе! — сказал он. — Такой я пробовал, помнится, в Марокко.
Абст тихо рассмеялся:
— Этот рецепт оттуда и вывезен!
И он долго рассказывал, как перехитрил в Танжере владельца портовой кофейни, ревниво оберегавшего свой секрет приготовления лучшего в городе кофе. Приключение было веселое, Абст действовал остроумно, и сейчас собеседникам было над чем посмеяться.
Они вновь находились в кабинете хозяина острова, куда Абст доставил своего шефа после происшествия при допросе Бретмюллера. Канарис перенес немалое потрясение, и Абст старался развлечь его, успокоить.
Конечно, в критический момент Абст защитил начальника. Но это стоило жизни командиру “Виперы”, которому он разбил голову рукояткой пистолета, — нападение было неожиданное, опасность для шефа велика, и Абст действовал автоматически. Теперь он досадовал: потерял выдержку, заспешил. В итоге мозг умалишенного обезображен, и планы относительно его исследования, интереснейшие планы, на которые возлагалось столько надежд, пошли прахом!
Абст встал и направился в смежную комнату. Когда он вернулся, на плече у него сидел большой серый какаду.
При виде птицы Канарис улыбнулся. В его доме, расположенном в Зюденде, что в полутора десятках километров от Берлина, всегда жила дюжина попугаев и собак, к которым глава абвера питал нежную привязанность. Когда Абст уединился на острове для секретной работы, один какаду был презентован ему со строгим наказом беречь подарок.
— Смотри-ка! — Канарис осторожно погладил попугая. — Живет и не тужит. Здравствуй, малыш!
Попугай сонно глядел на адмирала и молчал.
— Унеси его, — распорядился Канарис, — посади в клетку и накрой колпаком. Пусть выспится.
Абст повиновался. Вернувшись, он кочергой растащил поленья в камине. Огонь вспыхнул ярче По стене заметались большие черные тени.
— Спальня уже приготовлена, и если адмирал пожелает… — докончить фразу Абст не успел.
— Ого, — перебил его Канарис, — я вижу, меня записали в немощные старики! Так вот, я разочарую тебя: постель подождет, пока мы не выполним еще одну работу. Я буду смотреть пловцов!
— Сейчас? Ночью?
— А почему бы и нет! Насколько я понимаю, ночью главным образом им и предстоит действовать.
— Действовать? — воскликнул Абст, все больше удивляясь. — Вы желаете видеть их в деле?
— Именно так. — Канарис взял его за плечо. — Сейчас ты покажешь, чего они стоят. Пусть потрудятся, а мы понаблюдаем.
— Это решение вы приняли после того, как посетили Бретмюллера? Я не ошибаюсь?
— Да. Не могу забыть показаний покойного командира “Виперы”. Подумать только, скала с огромным естественным тайником! И это близ военно-морской базы, против которой нам обязательно придется работать!
Луна стояла в зените, но тучи скрывали ее, и только едва приметное пятнышко светлело в центре черного небосвода. Темной была и вода. Ее невидимые струи чуть слышно обтекали борта катера, несколько минут назад отвалившего от острова.
Выставив голову из-под ветрозащитного козырька, Абст напряженно вглядывался в окружающий мрак, ведя судно по широкой плавной дуге. На кормовом сиденье расположился Канарис.
Катер шел без огней. Мотор рокотал на средних оборотах. За транцем[22]приглушенно булькали выхлопные газы.
На озере было холодно. И озноб, который Канарис глушил в кабинете Абста горячим кофе, вновь заявил о себе. А когда адмирал думал о том, что в эти минуты где-то на острове входят в воду пловцы, ему становилось еще холоднее, и он плотнее кутался в кожаное на меху пальто, заботливо предложенное хозяином.
Внезапно Канарис обернулся. Пущенная с острова ракета медленно взбиралась на небо, роняя тяжелые зеленые капли. Стала видна широкая водная гладь и темная зубчатая полоска леса, который со всех сторон подступал к озеру. Ракета ринулась вниз и погасла, не долетев до воды.
Озеро снова окутала темнота.
— Старт? — спросил Канарис.
— Да, сейчас их выпускают.
— Они окоченеют, прежде чем доберутся до цели.
— Пловцы в резиновых костюмах, под которыми теплое шерстяное белье. К тому же прошли тренировку.
— Как они отыщут нас? — Канарис с сомнением посмотрел в направлении острова, от которого они отошли на значительное расстояние.
— Пловцы знают наш курс. И у них есть компасы.
— Сколько же мы прошли?
Абст наклонился к приборной доске, на мгновение включил освещение.
— Семь кабельтовых, — сказал он, останавливая двигатель. — Пожалуй, хватит.
Абст отправился на бак, с минуту повозился с якорем. Раздался всплеск, коротко пророкотала цепь в клюзе, и все смолкло. Канарис поднес к глазам часы со светящимся циферблатом.
— Два часа и шесть минут, — сказал он.
— Пловцы атакуют катер в промежутке от трех часов до трех тридцати.
— Занятно. — Канарис пожевал губами. — Очень занятно. А сколько у нас под килем?
— Футов пятьдесят, — сказал Абст, вернувшись на корму. — Здесь не очень глубоко.
— Занятно, — повторил Канарис, — от трех до трех тридцати… И в эти полчаса я должен глядеть в оба?
— Будьте как можно внимательнее, очень прошу об этом. Иначе они проведут нас.
— И каждый пловец, которого я замечу, выходит из игры? Ну, а вдруг я окликну его, а он нырнет, будто не слышал?
— Вы можете стрелять.
— Что?..
— Вы можете стрелять в каждое подозрительное пятно на воде. Пожалуйста, не церемоньтесь.
— Это серьезно?
— Абсолютно серьезно. — Абст пожал плечами. — Ведь так будет, когда начнется боевая работа. Они специально предупреждены.
Канарис рассмеялся.
— Ну и ловкач! — воскликнул он. — Тебе отлично известно, что я не ношу оружия!
Вместо ответа Абст положил на кормовое сиденье маленький черный пистолет.
— Заряжен, — сказал он. — Патрон в стволе. И есть запасная обойма.
Канарис оборвал смех. Он не думал, что Абст зайдет так далеко.
— Впрочем, вы напрасно беспокоитесь за них, — сказал Абст. — Патроны будут расстреляны зря.
Адмирал взял револьвер, вынул и проверил обойму, затем, оттянув затвор, убедился, что патрон действительно дослан в ствол.
— Ну, а вдруг я все же замечу кого-нибудь из них, сделаю выстрел и не промахнусь? Ты же знаешь, я умею наблюдать, умею стрелять!
— В таком случае, пусть пеняют на себя. — Абст упрямо качнул головой. — Скоро год, как я вожусь с ними. Я не жалел никаких усилий, чтобы сделать из них убийц — самых умелых и неуязвимых. И если ошибся, пусть они уже сейчас получат свое. Чем раньше, тем лучше!
— Ну уж нет! — Канарис решительно отодвинул пистолет. — Не будем столь жестоки. Я придумал другое. Дай-ка отпорный крюк… Вот так. — Он оценивающе взвесил в руках длинный тяжелый шест со стальным наконечником. — Пожалуй, это будет поинтереснее, а?
Абст кивнул, по достоинству оценив замысел шефа.
Началось ожидание. Катер неподвижно лежал на воде. В воздухе не чувствовалось ни малейшего ветерка. Тишина стояла такая, что отчетливо было слышно, как далеко за лесом раздаются мерные глухие удары. Там, за много километров от озера, дизельный молот вгонял в грунт длинные толстые бревна. Это строилась ограда концлагеря для нескольких тысяч чехов, которых вот-вот должны были пригнать с Востока.
— Шеф, — сказал Абст, прислушиваясь к далеким ударам, — можно заполучить чешских водолазов?
— Зачем тебе чехи? Это враги, которые не согласятся добровольно идти под воду. А принудишь их — при первой же возможности они предадут тебя, перебегут к неприятелю.
— Все же я хотел бы иметь несколько чехов!
У борта катера раздался всплеск: большая рыба, выпрыгнув, шлепнула хвостом и вновь ушла вниз.
— Послушай, — сказал Канарис, глядя на крохотную воронку, оставшуюся там, где рыба скользнула под воду, — послушай, Артур, весь путь с острова и до катера они проделают на глубине?
— Не обязательно. Пловцы вольны поступить по собственному усмотрению. Главное, чтобы их не обнаружили.
И снова наступила пауза.
Казалось, Абст и его шеф дремлют. Между тем луна подвинулась далеко к горизонту. Тучи вокруг нее редели. Стало светлее. Озеро подернулось дымкой. Низко над катером прошелестела стайка уток. И ветерок потянул — верный признак близящегося рассвета.
Канарис зевнул, поднес к сонным глазам руку с часами. И — замер. Что-то заставило его насторожиться. Вот он осторожно пододвинул к себе отпорный крюк, поднял его, перенес через борт, привстал с сиденья.
— Где? — одними губами спросил Абст.
Канарис подбородком указал на темный комочек, едва заметно покачивавшийся неподалеку от катера.
— Бить? — Он нацелил шест, встал во весь рост, наклонился к борту. — Я его отчетливо вижу!
Абст не ответил, предоставляя шефу свободу действий.
Канарис крепче уперся ногами в решетчатый настил катера и с Силой ткнул шестом в подозрительный предмет. Раздался всплеск, шест глубоко ушел под воду, и Канарис, потеряв равновесие, едва не вывалился за борт. Абст успел подхватить его и оттащить назад. Вдвоем они втянули шест на судно. Крюк был увенчан большим пучком водорослей.
— Осечка, шеф!
Еще дважды хватался Канарис за тяжелый шест и погружал его в воду, целясь в невидимого пловца, и оба раза безрезультатно. В первом случае это было полузатонувшее гнилое бревно, и наконечник багра глубоко проник в трухлявую древесину, во втором — жалкий обрывок тростниковой циновки.
— Ерунда! — раздраженно сказал он, вытаскивая шест. — Ерунда, Артур, их здесь нет.
— Вы уверены?
— Абсолютно. Они сбились с курса и вернулись назад, либо плавают вокруг, не рискуя приблизиться… Ого, что это? — воскликнул Канарис, наклоняясь к кильсону[23]. — Гляди, катер дал течь!
В центре кормового настила прямо из-под ноги адмирала била короткая струйка воды.
— А вот и еще фонтанчик, — невозмутимо сказал Абст, освещая настил фонариком. — Поглядите сюда. Вот он, немного правее.
Канарис увидел и вторую струйку.
— Разрешите заделать? — спросил Абст, роясь в ящике с инструментом. — Надеюсь, пробоины зафиксированы?
Ответа не последовало. Да Абст и не ждал его. Он извлек затычки, молоток и ловко заколотил отверстия в днище судна.
— Конечно, при действиях под брюхом вражеского корабля пловцы не станут сверлить в нем дырки, — сказал Абст, закончив работу и выпрямляясь. — Они подвесят заряды и включат механизм взрывателей. Но, разумеется, я не мог позволить им минировать наш катер. Поэтому беднягам пришлось захватить с собой сверла и в поте лица потрудиться под килем. Это вполне безопасно, — я знал, на что они способны, поэтому мушкель[24]и пробки заготовил еще на берегу. Словом, это был эксперимент, и, мне кажется, удачный.
Канарис молчал.
— Но боюсь, пловцы не ограничатся только этим, — продолжал Абст. — Сейчас мы поднимем якорь и посмотрим, не случилась ли еще какая-нибудь неприятность.
Он отправился на бак. Вскоре донесся стук вытягиваемой якорной цепи. Катер дрогнул и пополз вперед.
— Якорь поднят и уложен на палубе, — доложил Абст, вернувшись и встав у штурвала. — Теперь заведем мотор.
Канарис не удивился бы, случись сейчас что-нибудь с двигателем или винтом. Но нет, Абст включил стартер, мотор заработал, и катер тронулся.
— Слава всевышнему, все в порядке! — проговорил Абст со вздохом. — Теперь руль право на борт, и через четверть часа мы дома… Боже, спаси и помилуй! — воскликнул он, растерянно вертя штурвал. — Поглядите, что они натворили! Подумать только, катер не слушает руля!
Абст не лгал. Канарис видел: штурвал переложен вправо, но за кормой все так же тянется прямой, как линейка, след. Будто к рулю и не прикасались!
Абст выключил мотор, оставил штурвал и, обернувшись к шефу, развел руками, как бы приглашая его в свидетели происшествия.
— Ну-ну, — пробормотал озадаченный Канарис, — хватит шуток! Ловко же ты все придумал!
— Я? — весело воскликнул Абст. — Нет уж, увольте, я здесь ни при чем.
— Кто же испортил руль?
— Конечно, они. Вероятно, им хотелось лучше показать себя. Вот они и стащили перо руля. Однако будьте покойны, мы перехитрим их. Я знал, с кем имею дело, поэтому, кроме мушкеля, прихватил и еще кое-что;
С этими словами Абст принялся отвязывать прикрепленное к планширу большое весло. И здесь произошло то, чего, кажется, не ожидал и Абст.
Едва он спустил весло за корму, чтобы действовать им вместо руля, как оно было вырвано и с силой отброшено в сторону.
В тот же миг из воды взметнулось черное гибкое тело. Канарис не успел и глазом моргнуть, как человек оказался на борту, схватил его за грудь, вскинул руку с ножом.
— Стой! — крикнул Абст, пытаясь достать из кармана пистолет. — Стой, брось кинжал!
Но пловец лишь инсценировал атаку. Вот он выпустил Канариса, уселся на банку и, воткнув клинок рядом с собой, стащил с головы черный резиновый шлем.
Абст был взбешен.
— Встать! — приказал он.
— Не надо. — Канарис запустил пальцы за ворот, ослабил узел галстука. — Не надо, Артур. — Он обратился к пловцу: — Скажи, ты сам это придумал?
Тот усмехнулся.
Но вот он посмотрел на адмирала, затем оглядел его вновь, более внимательно, и в следующее мгновение вскочил на ноги, вытянулся. Его лицо выражало страх.
— Садись, садись! — Канарис хлопнул его по блестящему черному боку. — Садись и давай побеседуем. Ты мне нравишься, парень. Да садись же, черт тебя побери!
— Простите, — пробормотал пловец, продолжая стоять навытяжку. — Видит бог, мы не знали, что в катере — вы. Господин корветен-капитэн Абст сказал, перед тем как мы вышли на задание: “Какой-то офицер из штаба хочет поглядеть, на что вы годитесь”. Вот мы и решили…
— Твое имя?
— Штабс-боцман[25]Густав Глюк!
Канарис уже успокоился, и к нему вернулось хорошее настроение.
Поудобнее устроившись у транца, он с любопытством разглядывал стоявшего перед ним человека. Кисти рук, лицо и шея пловца, где их не закрывала резина, были черны — вероятно, покрыты смесью жира и сажи.
На этом фоне ярко выделялась огненно-рыжая борода, короткая и густая.
Вязаная водолазная феска была надвинута на уши. Резиновый костюм, плотно облегавший тело, заканчивался на ногах широкими эластичными ластами. На груди пловца был пристегнут дыхательный аппарат — небольшой баллон со сжатым кислородом, продолговатая коробка с веществом для поглощения углекислоты, выделяемой при выдохе, и резиновый мешок, из которого шла к шлему гофрированная трубка. Пловец был опоясан брезентовой лентой со свинцовыми грузами — на ней висели подводный фонарь и ножны кинжала. К запястьям рук были прикреплены специальные компас, часы и глубиномер.
— Продолжай! — приказал Канарис. — Расскажи, как вы действовали под килем катера. Рассказывай подробно, я хочу знать все до мелочей.
Пловец откашлялся, деликатно отвернувшись, сплюнул за борт, затем стащил с головы феску и вытер ею рот.
— Нас было трое, — начал он. — Пока мы — обермаат[26]Шустер и я — орудовали у руля, третий пловец работал буравом под днищем моторки. Гайки проржавели, и мы порядочно повозились, прежде чем отделили перо от баллера[27]. Потом я помог матросу Руприху просверлить обшивку катера. Только мы управились, как господин корветен-капитэн Абст начал возню с якорем. “Ого, — подумал я, — сейчас заработает винт. Берегись, Густав Глюк!” К этому времени под кормой собралась вся наша тройка — Шустер, Руприх и я. Они отправились домой, ибо задание было выполнено. А я решил задержаться.
— Зачем?
— Любопытство!
— Не понимаю…
— Любопытство, — повторил Глюк, осклабившись. — Уж очень хотелось посмотреть, как вы будете управляться без руля. Вот и остался.
— Где же ты находился?
— Отплыл в сторонку, стал ждать. Видел, как катер тронулся и тут же застопорил. Потом услышал объяснения господина корветен-капитэна Абста. Он сказал правду — всем нам хотелось получше себя показать. И тут черт дернул меня сыграть эту шутку… Кто же мог знать, что на борту именно вы? Я думал, один из этих штабных красавчиков…
И Глюк смущенно умолк.
Канарис видел — пловец сказал не все.
— Продолжай! — потребовал он.
Глюк переступил с ноги на ногу.
— Вы разок чуть не проткнули меня своим гарпуном. Наконечник прошел в дюйме от моего плеча. Я едва увернулся. И я так скажу: ну и глаза у вас!
— Ты слышишь, Артур? — воскликнул Канарис.
Абст улыбнулся и развел руками, как бы признавая свое поражение.
— Говори! — приказал Канарис подводному диверсанту. — Что было дальше?
— Вы напугали меня. И обозлили. — Пловец помедлил. — Вот я и решил… как бы это сказать…
— Отомстить?
— Выходит, что так. — Глюк сокрушенно покачал головой. — Я же не знал, что на катере вы!
Канарис уже не слушал. Он окончательно развеселился от сознания того, что оказался на высоте и все-таки обнаружил пловца. Приятна была и неуклюжая лесть этого здоровенного бородача с круглым лицом и плутоватым взглядом светлых, широко посаженных глаз.
Канарис отечески потрепал его по плечу, усадил рядом с собой, угостил сигаретой.
— Домой, Артур! — распорядился он. — Все хорошо поработали и заслужили отдых.
— Вполне заслужили, — подтвердил Абст. — И особенно вы, шеф. Но у меня просьба. Хотелось бы, чтобы, отдохнув, вы нашли время побеседовать с пловцами. Смею уверить. Они будут счастливы.
Абст выглядел равнодушным, вяло цедил слова. Но это была игра. Канарис не должен был догадаться о готовившемся сюрпризе. Пусть все произойдет внезапно. Тем сильнее будет эффект. Напряженная работа последних лет наконец-то дала результат, и сейчас Абсту предстоял экзамен.
Еще недавно он не мог и мечтать о том, что его замыслы осуществятся. Но теперь, когда война неотвратимо надвигалась, все обстояло иначе. Эта фантастическая история, случившаяся с Бретмюллером и его “Виперой”’ Полгода назад пределом желаний Абста был крохотный уединенный островок в стороне от проторенных морских дорог, на котором можно обосноваться и без помех свершить задуманное. Сейчас же открывались возможности и перспективы неизмеримо большие. Островок, пусть самый уединенный, не шел ни в какое сравнение с обширным убежищем в толще скалы, о котором поведал Ханно Бретмюллер. Грот, наглухо изолированный от внешнего мира! Удивительный тайник под водой!
Логово, находящееся в непосредственной близости от военно-морской базы будущего противника Германии. На кораблях этой базы Абст сможет испытывать все то, что родилось и еще родится в недрах новой, могущественной лаборатории “1-W-1”!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Было позднее утро, когда Вильгельм Канарис открыл глаза. Он хорошо выспался, и от вчерашнего недомогания не осталось и следа.
Некоторое время он лежал неподвижно, припоминая события минувшей ночи, потом взглянул на часы, потянулся к шнуру у изголовья и позвонил.
Неслышно отворилась дверь. Вошел человек — тот, что накануне обслуживал гостя в кабинете Абста. Он пожелал Канарису доброго утра и поднял шторы. В окна хлынул свет такой яркости, что Канарис зажмурился.
— Ванна готова, — доложил служитель.
Канарис отбросил одеяло, встал с кровати, прошелся по пушистому ковру.
— Что, корветен-капитэн поднялся?
— Коврветен-капитэн у себя, — ответил служитель.
— Чем же он занимается?
— Корветен-капитэн лег очень поздно и еще спит.
— Однако! — Канарис вновь взглянул на часы. — Скоро одиннадцать. Идите и разбудите его!
— Господин адмирал не должен беспокоиться, — сказал слуга. — Корветен-капитэн Абст сделал все необходимые распоряжения. Как и приказано, люди будут собраны ровно в полдень.
Канарис промолчал. В глубине души он был доволен полученным ответом. У Абста хорошие работники. Там, где люди приучены вести себя с достоинством и не раболепствуют перед начальниками, дело идет гладко.
И он проследовал в ванную. Бритье, затем купание и завтрак — все шло по раз и навсегда заведенному порядку, который Канарис ценил больше всего на свете.
Сытно поев, он отложил салфетку и поднялся из-за стола. У него еще осталось несколько минут на то, чтобы постоять на солнышке, подставив лицо струям ласкового весеннего ветерка.
В двенадцать часов Канарис, сопровождаемый Абстом, входил в помещение, где предстоял смотр пловцов.
Двадцать девять молодых мужчин, одетых в толстые серые свитеры и такие же брюки, застыли в строю, вытянувшемся из конца в конец зала. Это были здоровые, крепкие люди — видимо, спортсмены.
Адмирал двинулся вдоль шеренги, внимательно разглядывая пловцов.
— А, старый знакомый! — воскликнул он, дойдя до Густава Глюка, и дружески ткнул кулаком в его широкую грудь.
Можно было ожидать, что Глюка обрадует или, напротив, смутит грубоватая фамильярность начальника. Но в глазах пловца промелькнул испуг.
Впрочем, Канарис не заметил этого.
— Кто вы? — спросил он, останавливаясь перед коренастым человеком с короткой шеей и округлыми плечами.
— Боцманмаат[28]Эрих Поппер, — поспешил доложить Абст, ни на шаг не отстававший от шефа.
— Где проходили службу?
За пловца опять попытался ответить Абст, но Канарис жестом остановил его.
— Говорите, боцманмаат! — потребовал он. — Меня интересует, где вам привили любовь к морю.
— Сперва в ваффен СС[29], затем на торпедных катерах, — последовал ответ. — Я старшина-моторист.
— Ого! — Канарис значительно покачал головой. — Такой послужной список украсит любого немца. А спорт? Вы занимались спортом? Каким именно?
— Да, я спортсмен. Имею призы и дипломы. Удовлетворенно кивнув, адмирал Канарис двинулся дальше. Вот он остановился возле левофлангового.
— Ну, а вы? — спросил он, разглядывая круглое розовое лицо пловца, его белые волосы и большие оттопыренные уши. — Ваше имя, в каком вы чине?
— Обер-боцман Фриц Фалькенберг! — отчеканил пловец.
— Служили на кораблях? Впрочем, я в этом не сомневаюсь: у вас истинно морская выправка.
— Имперский подводный флот.
— Должность?
— Рулевой-горизонталыцик.
— Кроме того, обер-боцман Фалькенберг — известный спортсмен, — сказал Абст. — Два года подряд он был призером чемпионата страны по плаванию.
Канарис отступил на шаг, с уважением оглядел пловца.
— Подумать только, адмирал Редер уступил мне такое сокровище! — воскликнул он.
— Этого добился корветен-капитэн Абст, — сказал Фалькенберг, улыбнувшись. — Это он перехитрил моих командиров. И еще у нас говорят…
— Продолжайте, — потребовал Канарис, — продолжайте, обер-боцман, выкладывайте все до конца!
— И еще у нас говорят так: корветен-капитэн Абст прошел школу адмирала Канариса.
Все пловцы рассмеялись. Канарис тоже.
— Где же вы проходили первоначальную подготовку? — задал он новый вопрос.
— “Сила через радость”[30]. Гамбургский филиал. Я провел там более трех лет.
— Великолепно! — воскликнул Канарис. — Я вижу, корветен-капитэн Абст собрал здесь цветник. Клянусь богом, с такими парнями можно брать штурмом резиденцию самого сатаны!
Он смолк, собираясь с мыслями. И вдруг спросил:
— А кто здесь Шустер?
— Я обермаат Йозеф Шустер! — раздалось с противоположного конца строя.
Канарис обернулся на голос:
— Вон вы где!.. Ну-ка, выйдите вперед, чтобы я мог взглянуть на человека, который так ловко провел меня. Выходите, пусть все посмотрят на вас!
Из строя шагнул здоровенный пловец с вытянутым лицом и чуть кривыми ногами. Его тяжелые руки были так длинны, что, казалось, достают до колен. Пловец, сутулился, смотрел исподлобья.
— Ну и ну! — воскликнул Канарис. — Меня трудно удивить, но вы, Шустер, добились этого. А на вид кажетесь таким простодушным. — Он обратился к Абсту: — Этакий безобидный увалень, не так ли?
Шустер стоял и растерянно глядел на начальника.
— Выкладывайте же, как вы все сделали! — потребовал Канарис. — Говорите громче, чтобы я не пропустил ни слова!
— Право, не знаю, что вас интересует… — нерешительно пробормотал Шустер. — Боюсь, что вы ошиблись и принимаете меня за другого.
Канарис упер руки в бока.
— Я ценю скромность, но это уж слишком! Можно подумать, что это не вы в компании с Глюком утащили руль моего катера!
Шустер раскрыл рот. Он был испуган.
Наступила тишина. И в ней прозвучал резкий голос Абста:
— Шустер, отвечайте!
— Но я не знаю, о чем идет речь, — пробормотал пловец.
— Как это не знаете? — Канарис подошел к нему вплотную. — Что вы делали на озере минувшей ночью?
— Я не был на озере!
— Где же вы находились?
— Спал. Спал, как и все остальные. Спал всю ночь напролет в кубрике, от отбоя и до подъема!
Последнюю фразу Шустер выкрикнул дрожащим от волнения голосом. Он стоял, тяжело дыша, покусывая нижнюю губу. Канарис медленно повернулся к Абсту. Тот не сводил глаз с Шустера. Можно было подумать, что этого пловца он видит впервые.
— Обермаат Йозеф Шустер прошлой ночью работал под водой вместе с штабс-боцманом Глюком, — сказал Абст. — Он выполнял задание, действуя против катера.
— Нет, — возразил Шустер, решительно тряхнув головой, — нет, я был в постели! Клянусь, я спал и ни в чем не повинен!
— Глюк! — повысил голос Абст.
Вызванный шагнул из строя.
— Говорите!
— Обермаат Йозеф Шустер работал вместе со мной, — твердо сказал Глюк. — Нас было трое на озере: Шустер, Руприх и я. Мы атаковали катер, в котором находился господин адмирал.
Румяные щеки Канариса потемнели. Он достал платок, вытер им лицо, сунул платок в карман и вновь оглядел строй. Он видел: пловцы озадачены, кое у кого в глазах мелькают веселые искорки.
— Руприх! — резко выкрикнул он.
Третий пловец вышел из строя.
— Я матрос Конрад Руприх!
Канарис посмотрел на него. Руприх был озадачен, растерян не меньше, чем Шустер.
— Так, так! — гневно проговорил Канарис. — Вы, я вижу, тоже сейчас заявите, что провели ночь в объятиях Морфея и ничего не знаете?
Руприх растерянно молчал.
— Отвечайте начальнику! — потребовал Абст.
— Это правда, я спал, господин корветен-капитэн, — сказал пловец. — Мы втроем живем в одном кубрике — обермаат Шустер, штабс-боцман Глюк и я. — Теперь Руприх глядел на Канариса и адресовался к нему: — Мы давно дружим. Наши койки рядом. В столовой едим за одним столом… Отбой был, как обычно, в двадцать два часа. Мы легли вместе, я это хорошо помню. Мы уже были в койках, когда в кубрик зашел корветен-капитэн — он часто наведывается к пловцам… Вот и все. Я спал как убитый. Утром, когда проснулся, на койках находились все трое.
— И штабс-боцман Глюк?
— Я первый открыл глаза, а он еще спал. Храпел так, что дребезжали стекла иллюминаторов. Все это правда, могу поклясться!
— Понятно! — прорычал Канарис, вновь доставая платок и вытирая пот, который теперь уже струился у него по щекам. — Мне все понятно. Как говорится, яснее ясного. Разумеется, я убежден, что ваши слова — чистейшая правда. Ночью, пока все вы мирно храпели в койках, некое привидение проделало дыры в днище моего катера и вдобавок утащило перо руля. А потом оно вымахнуло из-под воды на борт моторки, вцепилось мне в грудь, занесло над головой нож!.. Глупцы, вы действовали великолепно! Я очень доволен. Более того, горжусь такими парнями. И все, что мне нужно, это поблагодарить вас за службу… Глюк, подтвердите то, что я сейчас сообщил!