О ТОМ, ЧТО ПРОИЗОШЛО ПО ПУТИ К ПРИЧАЛУ КРАСНОГО УРТА; Я СЛЫШУ СИГНАЛ ТРЕВОГИ
Джон Норман
Исследователи Гора
Я ГОВОРЮ С САМОСОМ
Она была просто прекрасна.
Девушка опустилась на колени рядом с низким столиком. За столом, скрестив ноги, сидели я и, напротив меня, Самос. Стоял ранний вечер, мы только что отобедали – я и первый капитан Совета Капитанов Порт-Кара. Холл освещали торчащие из стен факелы. Пол представлял собой огромную мозаичную карту.
Еду нам подавала закованная в ошейник рабыня. Сейчас она покорно опустилась перед нами на колени.
Я еще раз окинул ее взглядом. На рабыне была коротенькая туника, подрезанная таким образом, чтобы были лучше видны округлые бедра. На ошейнике болтался стальной замок. На бедре красовалось клеймо – стандартное клеймо каджейры, как называют на Горе девушек-рабынь.
Внешне клеймо выглядит довольно просто и напоминает цветок с двумя лепестками. Некоторые находят, что клеймо похоже на букву «К» в западных алфавитах Земли. В горианском алфавите двадцать восемь букв, весьма схожих с теми или иными земными буквами. Так, буквы «сиджа», «тун» и «вал» в точности переписаны с римского алфавита, Другие буквы, вне всякого сомнения, переписаны из древнеегипетского, а буквы «шу» и «хоман» взяты из критского. Следует помнить, что горианские буквы произносятся по-разному в зависимости от контекста. Некоторые писцы предлагали расширить алфавит за счет новых букв, произносимых одинаково вне зависимости от своего лингвистического окружения. Думаю, их рекомендации не будут учтены и официальный горианский алфавит останется неизменным.
Консерватизм жителей Гора в отношении собственной письменности непоколебим. Впрочем, и на Земле люди нередко держатся за давно устаревшие и не отвечающие техническим потребностям системы измерения.
– Хотят ли хозяева увидеть кое-что еще? Линда может многое им показать, – произнесла девушка.
– Нет, – покачал головой Самос.
Рабыня положила на стол крохотные ладошки и вытянула пальчики в его сторону, словно умоляя Самоса о прикосновении, но он сурово повторил:
– Нет.
Склонив голову, девушка убрала со стола небольшой поднос с кувшином густого сладкого вина из Турий и двумя высокими кубками. Там же стоял кувшин с дымящимся черным вином с прославленного стаями тарнов Тентиса. Черное вино мы пили из покрытых желтой эмалью крошечных чашек. В него полагалось добавлять сахар. Возле ложек на подносе лежали ароматные палочки и стояла большая чаша для омовения рук.
Я прекрасно отужинал.
Рабыня поднялась. Блестящий ошейник смотрелся на ее горле просто великолепно.
Я запомнил эту девушку с самого первого раза. Тогда, несколько месяцев назад, на ее шее болталось обыкновенное железное кольцо, заклепанное несколькими ударами молота.
Девушка посмотрела на Самоса, и губы ее задрожали.
Это она принесла в дом Самоса письмо на скитали. Скиталью называется расчерченная ленточка для волос; когда ее наматывают на древко копья, полоски складываются в сообщение. Его прислал мне Зарендрагар Безухий, боевой генерал кюров. Он предлагал встретиться с ним на «краю света». Моя догадка в отношении того, что «край света» должен находиться в северном полушарии Гора, оказалась верной. Я уже встречался с Безухим в огромном ангаре, где хранилось оружие и топливо для захвата всей планеты. Я был уверен, что он погиб во время взрыва, хотя тело его так и не нашли.
Девушка, прислуживавшая нам вчера – стройная блондинка с Земли, – даже не подозревала, что ленточка в ее волосах содержит важную информацию.
Надо сказать, девчонка сильно изменилась. В дом Самоса ее привезли в варварской земной одежде, в которой она больше походила на мальчика. Брюки из джинсовой ткани и фланелевая рубашка скрывали, как это принято на Земле, красоту и сексуальность молодого тела. Вместо того чтобы наслаждаться жизнью, люди пытаются себя обмануть и бьются головой о стену. Зачем? Мало кто вообще осмеливается честно задуматься над этим вопросом. Естественно, что и ответа в таком случае ожидать нельзя.
Самос, разумеется, сразу же понял, что ленточка – это скиталь. Девушку немедленно раздели и набросили на нее коротенькую тунику, а на шею набили простое железное кольцо, символизирующее ее новый статус рабыни. Вскоре Самос пригласил меня прочитать послание.
Я же допросил девчонку, которая на тот период говорила только по-английски. Поначалу она хорохорилась и держалась крайне вызывающе – пока не поняла, что имеет дело не с землянами. Первым делом Самос опустил ее в подвал, где ей поставили клеймо. Потом он отдал ее на потеху охране, после чего нахалку бросили в пенал. Я думал, что он ее продаст, но Самос почему-то этого не сделал. Он оставил ее у себя. В доме Самоса девчонка прошла полный курс рабыни.
Я посмотрел на клеймо на ее бедре. Вообще-то горианское слово «каджейра» вмещает в себя гораздо больше понятий, чем слово «рабыня». Даже в его написании есть нечто соблазнительное, женское. Глядя на клеймо, я понял, насколько оно символично. Расходящиеся в стороны лепестки обозначали женственность и красоту, стебель – бескомпромиссную суровость, на которой построено воспитание женщины, развернутые кверху завитки – открытость и уязвимость. Очень простое и красивое клеймо. Простое, как и положено рабыне, красивое, как приличествует женщине.
Между прочим, на Горе известно несколько видов клейм. Практически невозможно, однако, встретить клеймо с изображением лун и ошейника, а также цепи и когтей. Эти разновидности клейм популярны на Земле, там, где сохранились горианские анклавы. Первое характерно для Царствующих Жрецов, второе – для агентов кюров. На первом клейме изображен ошейник и три спускающихся по диагонали полумесяца.
Совершенно очевидно, что ни один горианин не согласится работать на Земле, поэтому там приходится использовать местный персонал. Полноценные мужчины, сильные, мужественные и жизнелюбивые жители Гора, считают Землю гиблым местом, жалкой и безжизненной в сексуальном плане пустыней. Настоящим мужчинам нужны женщины. Слабакам это понять трудно. Сильному мужчине нужна женщина, которая ползала бы у его ног и принадлежала ему безоговорочно. Ничто другое его не устроит. Единожды отведавший мясо богов не станет жевать солому.
– Можешь идти, – сказал Самос девушке.
– Господин, – взмолилась рабыня, – пожалуйста, господин…
Несколько месяцев назад она не знала ни одного горианского слова. Сейчас она говорила бегло и отчетливо. Рабыни быстро осваивают язык своих хозяев.
Самос взглянул на невольницу. Она вытянулась перед ним с подносом в руках, где стояли кубки для вина, бокалы, ложки, лежали влажные полотенца и чаша для омовения рук. Она хорошо нас обслужила, как и положено прилежной рабыне.
– Господин, – прошептала она.
– Отнеси все на кухню, – сказал Самос.
По глазам девушки я видел, что она хочет быть для него больше чем рабыней. Просто невероятно, какой властью могут обладать мужчины над женщинами.
– Хорошо, господин, – произнесла она и опустилась на колени в позу услаждающей рабыни. Становясь на колени передо мной, она приняла позу покорной рабыни. Говорили, что Самос первый довел ее до оргазма. Пережившая это ощущение женщина уже не способна ни на что, кроме как на покорное и страстное служение своему господину. До конца жизни.
– Линда умоляет господина о прикосновении, – пролепетала девушка.
Линда было ее земным именем, которое у нее, естественно, отобрали при обращении в рабство. Позже Самос на правах хозяина вернул его рабыне. Когда дело касается имен, все зависит от воли хозяина.
Я отметил, что Линда совершенно открыто попросила о ласке в моем присутствии. Невольница уже успела избавиться от комплексов и предрассудков Земли. Она стала открытой и честной, чистой и совершенной, такой, какой изначально создала ее природа.
Встретив взгляд Самоса, она покорно побежала к дверям, но у самого порога остановилась, не в силах побороть желание. Со слезами на глазах рабыня снова повернулась к своему господину.
– Хорошо, только после того, как отнесешь посуду на кухню, – проворчал он.
– Слушаюсь, господин, – задыхаясь от возбуждения, прошептала она, и желтые чашечки на подносе тихо звякнули. Девушка задрожала. На полированном ошейнике заиграли огни факела.
– Иди в пенал, – велел Самос, – и попроси, чтобы тебя заперли.
– Да, господин. – Девушка опустила голову, и мне показалось, что она сейчас зарыдает.
– Старший связки говорил, что ты неплохо усвоила мозаичный танец.
Чашечки на подносе задрожали.
– Мне очень приятно, – произнесла девушка, – что Кробус пришел к такому выводу.
Мозаичный танец обычно исполняется на красных мозаичных плитах, которыми выкладывают невольничье кольцо возле кровати господина. Танцуют его на спине, животе и боках. Шею, как правило, приковывают к невольничьему кольцу. Танец символизирует мучения рабыни, охваченной ненасытной любовной страстью. Вначале девушка танцует как бы в совершенном одиночестве. Никто не знает о ее страданиях, она стонет и извивается, умоляя невидимого господина сжалиться над ней. Потом появляется господин, и она умоляет его уже открыто, кричит и плачет, лишь бы он подарил ей хотя бы одно прикосновение. Мозаичный танец построен на простых психологических и поведенческих реакциях. Специалисты считают, что он способен завести самую фригидную женщину. Рабыни же просто сходят от него с ума.
– Я слышал, ты много работала над мозаичным танцем, – продолжал Самос.
– Я всего лишь покорная рабыня, – отвечала девушка.
– Кробус говорил, что последние пять раз, когда ты исполняла этот танец, он не мог удержаться, чтобы не изнасиловать тебя.
– Да, господин. – Девушка опустила голову и улыбнулась.
– После того как тебя запрут в пенале, – сказал Самос, – попроси, чтобы тебе принесли теплой воды, масла, благовоний и полотенце. Приведи себя в порядок. Может быть, я приглашу тебя в свои покои. Попозже.
– Да, господин! – радостно воскликнула девушка.
– Учти, что понравиться мне труднее, чем Кробусу.
– Да, господин! – С этими словами Линда выскочила из зала.
– Хорошенькая, – усмехнулся я.
– Неплохая девчонка, – кивнул Самос и провел языком по губам.
– По-моему, она тебе нравится, – сказал я.
– Чепуха, – отмахнулся он. – Она всего лишь рабыня.
– Разве у Самоса не может быть любимой рабыни? – не отставал я.
– Землянки?
– Почему бы и нет?
– Какая нелепость. Она – рабыня. Ее предназначение – угождать. Я могу ее избить и унизить, если мне того захочется.
– Разве нельзя избить и унизить любимую рабыню? – спросил я.
– Разумеется, – снова рассмеялся Самос. – На Горе не церемонятся ни с кем.
– Мне кажется, что знаменитый Самос, первый рабовладелец Порт-Кара, первый капитан Совета Капитанов, привязался к блондинке с Земли.
Самос смерил меня сердитым взглядом, затем пожал плечами и произнес:
– Вообще-то никогда раньше я не испытывал ничего подобного. Даже любопытно. Странное чувство.
– Я вижу, ты не собираешься ее продавать, – сказал я.
– Может, еще и продам, – задумчиво произнес Самос.
– Понятно.
– Она с самого начала вела себя не так, как другие. Была такой беспомощной и беззащитной…
– Разве не все рабыни беспомощны и беззащитны в руках своих хозяев? – спросил я.
– Да, конечно, но она показалась мне невероятно ранимой.
– Может быть, она с самого первого раза поняла, что ты и есть ее судьба?
– Очень приятно держать в руках такую девушку, – добавил Самос.
– Смотри не расслабляйся, – усмехнулся я.
– Обещаю, – проворчал он.
В последнем я не сомневался. Самос слыл одним из самых суровых людей Гора. Хорошенькой блондинке с Земли достался сильный и бескомпромиссный хозяин.
– Ладно, хватит болтать о пустоголовых рабынях, – сказал я. – Эти девчонки созданы для мимолетных удовольствий. Пора поговорить о серьезных вопросах, достойных внимания мужчин.
– Согласен, – кивнул Самос. – По правде говоря, особых новостей нет.
– Кюры успокоились.
– Это верно.
– Бойся затихшего врага, – заметил я.
– Конечно, – кивнул Самос.
– Странно: ты пригласил меня в свой дом, желая сообщить, что ничего не произошло, – сказал я.
– По-твоему, кроме тебя, никто на Горе не служит Царствующим Жрецам?
– Думаю, нет, – сказал я. – Почему ты спросил?
– Как все-таки мало мы знаем об окружающем нас мире, – вздохнул Самос.
– Не понимаю, – пожал я плечами.
– Расскажи, что тебе известно о Картиусе.
– Это важнейшая субэкваториальная водная артерия, – ответил я. – Протекает через джунгли на западе и северо-западе и впадает в озеро Ушинди, из которого вытекают реки Камба и Ниока. Камба впадает непосредственно в Тассу, а Ниока – в залив Шенди, где находится гавань Шенди.
Свободный портовый город Шенди играл немаловажную роль в жизни Гора. Там находилась Лига черных рабынь.
– Одно время считали, что Картиус – приток Воска, – сказал Самое.
– Меня тоже этому учили, – кивнул я.
– Теперь мы знаем, что Картиус, впадающий в Тассу, и субэкваториальный Картиус – разные реки.
– На многих географических картах Картиус впадает в Ушинди, а потом выходит из озера, пересекает западные плоскогорья и в районе Турмуса впадает в Воск.
Турмус – последний крупный город на Воске. За ним начинаются непроходимые болота дельты.
– Первым догадался, что это разные реки, черный исследователь Рамани с острова Ананго. Он пришел к этому выводу чисто теоретически. Его ученик Шаба был первым ученым, которому удалось непосредственно исследовать озеро Ушинди. Так вот, Шаба доказал, что из озера вытекают только две реки: Камба и Ниока. А приток Воска Картиус Тассы, как его теперь называют, получает воду со своих притоков, пронизывающих плоскогорья и прилегающие равнины. Это описано другим исследователем, Рамусом из Табора, который девять месяцев изучал в составе небольшой экспедиции высокогорье Вена.
– Все это я узнал год назад. Почему ты заговорил об этом сейчас?
– Многое остается невыясненным, – загадочно произнес Самос.
Я пожал плечами. Большая часть Гора до сих пор считается terra incognita. Мало кто знает, что находится к востоку от хребтов Вольта и Тентис или к западу от островов Кос и Тирос. Огромные территории в районе озера Шенди, к югу от Воска и западу от Ара тоже ждали своих исследователей.
– Между прочим, у географов были серьезные основания полагать, что Картиус впадает в Воск через озеро Ушинди, – сказал я.
– Знаю, – откликнулся Самос. – Люди судили по направлению рек. Как горожанам было догадаться, что это две разных реки?
– Не только горожане допускали эту ошибку. Баргмены с Картиуса, я имею в виду собственно Картиус, и жители Картиуса Тассы считали, что это одна и та же водная артерия.
– Да и как они могли думать иначе, когда не было ни расчетов Рамани, ни экспедиций Шабы и Рамуса?
– Джунгли сделали Картиус недоступным для людей с юга, – сказал я. – Вся торговля заканчивается убаратами на южном побережье озера Ушинди. До Тассы обычно добирались либо по Камбе, либо по Ниоке.
– И не пытались найти северные пути, – добавил Самос.
– Тем более что вдоль Картиуса Тассы проживают крайне свирепые племена.
– Верно, – кивнул Самос.
– Хотя я уверен, что наверняка были люди, пытавшиеся пройти к Картиусу через северные леса.
– Не сомневаюсь, что все они нашли смерть от обитающих к северу от Ушинди племен, – сказал Самос.
– Как получилось, что экспедиция Шабы уцелела? – спросил я.
– Ты что-нибудь слышал о Биле Хуруме? – спросил Самос.
– Немного, – уклончиво ответил я.
– Это черный убар, – сказал Самос. – Кровавый и беспощадный. Человек большого ума и огромной власти. Он объединил шесть убаратов на южном побережье Ушинди, усмирил непокорных огнем и мечом. Сейчас он распространил свое влияние на север, откуда ему поставляют клыки кайлуаков и женщин. Так вот, лодки Шабы подняли на мачтах щиты с гербом Билы Хурумы.
– И это явилось гарантией их безопасности?
– Несколько раз на них все-таки напали, – произнес Самос, – но они уцелели. Как бы то ни было, я уверен, что без покровительства Билы Хурумы, убара Ушинди, им бы не удалось выполнить свою задачу.
– Выходит, власть Билы Хурумы на северном побережье не безгранична, – сказал я.
– Естественно, – кивнул Самос. – Об этом красноречиво говорит тот факт, что экспедиция Шабы подверглась нескольким нападениям.
– Должно быть, это смелый человек, – заметил я.
– Ему удалось провести шесть лодок и сохранить почти всех людей, – сказал Самос.
– Даже странно, – произнес я, – что такой человек, как Била Хурума, решил поддержать географическую экспедицию.
– Он хотел знать, можно ли пройти по суше на северо-запад от Ушинди. Для него это бы означало появление новых рынков, расширение торговли, налаживание торговых путей с юга на север.
– Кроме того, – добавил я, – подобным образом он избежал бы опасностей плавания по Тассе. Перед ним открылись бы пути к завоеванию целого мира.
– Правильно, – кивнул Самос. – Ты мыслишь как воин.
– Но если я правильно понял, исследования Шабы показали, что таких путей не существует?
– Да, – сказал Самос. – К такому он пришел выводу. Но ты я уверен, знаешь и о других результатах его экспедиции.
– К западу от озера Ушинди простираются равнины, болота и топи; они подпитывают озеро водой. Шаба сократил отряд до сорока человек, наполовину разгрузил лодки и протащил их через болота. Спустя два месяца он вышел к западному побережью озера Нгао.
– Правильно, – сказал Самос.
– Это второе по величине среди экваториальных озер. Такое же, как Ушинди, а может, и больше.
Я представил, как радовался Шаба и его люди, когда после стольких мучений перед ними открылся вид на озеро Нгао. После этого, измученные и истощенные длительным переходом, они вернулись на восточное побережье озера Ушинди.
– На этом Шаба не успокоился, – сказал Самос. – Он первым составил точную карту дельты собственно Картиуса. Затем пошел на запад и добрался до шести убаратов, обители Билы Хурумы.
– Не сомневаюсь, что его приветствовали как героя, – сказал я.
– Верно, – кивнул Самос. – И он это заслужил.
– На следующий год, – добавил я, – он организовал еще одну экспедицию, в которой участвовали одиннадцать кораблей и тысяча человек. Финансировал ее, судя по всему, сам Била Хурума. Задача экспедиции состояла в изучении озера Нгао.
– Правильно.
– Именно тогда Шаба установил, что озеро Нгао, как ни странно, питается только от одной реки, способной поспорить по ширине и полноводности с самим Воском. Позже эту реку назвали Уа. Для судов она непроходима из-за многочисленных порогов и водопадов.
– Количество препятствий, равно как состояние каналов и дорог, до сих пор неизвестно, – уточнил Самос.
– Шаба углубился в реку на сотню пасангов, после чего был вынужден повернуть обратно.
– Позже он назвал пороги именем Билы Хурумы, – сказал Самос.
– У него были слишком большие корабли, – заметил я.
– К тому же их нельзя было разобрать на части. Крутизна реки и враждебность местного населения не позволили ему идти вперед.
– Экспедиция Шабы вернулась к озеру Нгао, после чего добралась до шести убаратов через болота и топи, прилегающие к озеру Ушинди. Все-таки это замечательный человек, – сказал я.
– Самый выдающийся географ и исследователь Гора, – добавил Самос. – Человек исключительной порядочности. Ему доверяют.
– Доверяют? – переспросил я.
– Шаба – агент Царствующих Жрецов, – промолвил Самос.
– Не знал.
– Не сомневаюсь, что ты многих подозревал в том, что они хотя бы временно служили делу Царствующих Жрецов.
– Я допускал эту мысль, – сказал я.
Никогда раньше мы не говорили с Самосом на эту тему. Порой для меня лучше не знать людей, работающих на Царствующих Жрецов. У нас не принято лезть в чужие дела. Это элементарная мера предосторожности. Если кто-то из наших попадется, лучше, чтобы он ничего не знал. Как бы то ни было, большинство работающих на Царствующих Жрецов агентов занимались сбором разведывательных данных и слежкой. Дом Самоса служил их штаб-квартирой. Сюда стекалась вся добытая информация. Здесь же находился аналитический отдел. Обработанная и отфильтрованная информация передавалась дальше, в Сардар.
– Зачем ты мне это говоришь? – спросил я.
– Пойдем, – устало произнес Самос и поднялся на ноги. Я пошел следом за ним. У выхода из огромного зала застыли стражники.
Некоторое время мы шли молча. Миновав несколько залов, Самос спустился по лестнице на другой уровень здания Потянулись бесконечные лестницы и переходы. Иногда попадались надписи и указатели. На толстых стенах появилась влага. Местами нам приходилось ступать не по полу, а по стальным прутьям клеток, в которых томились заключенные; испуганные рабы задирали головы. В одном из кoридоров нам попались две рабыни. Они стояли на коленях на каменном полу и пытались щетками отмыть испачканные плиты. За их работой наблюдал стражник с кнутом в руках. Когда мы поравнялись с рабынями, они распростерлись на полу, после чего возобновили свою работу.
В пеналах стояла тишина, было время сна. Мы шли мимо клеток для обучения и тренировки невольниц. Кузница была пуста, хотя в жаровне тлели угли. Из нее торчали длинные щипцы. В доме крупного рабовладельца жаровня никогда не затухает – в любую минуту могут привезти новую рабыню. В прилегающей комнате я увидел развешенные по стене ошейники и кандалы для рук и для ног. Подобного добра тоже всегда должно быть в избытке. При этом каждая вещь была на учете, за инвентарем велся строгий контроль. Затем мы миновали комнаты, где хранились невольничьи туники, косметика и украшения. В пеналах, как правило, девушки содержатся обнаженными, но подобная атрибутика обязательно используется в процессе обучения. Далее по коридору размещались кухни и продуктовые склады. Здесь же хранились медицинские препараты.
Из одного пенала высунулась девичья рука.
– Господин! – прошептала невольница.
Мы прошли мимо.
Были здесь и клетки с рабами-мужчинами. Как правило, ими становились должники, преступники или военнопленные. Рабы стоили недорого, использовали их на самых тяжелых работах.
Мы продолжали спускаться на нижние уровни дворца. Вонь и сырость, которыми славятся все подвальные помещения, стали невыносимы. Кое-где из стен торчали пылающие факелы. Это позволяло хоть как-то уменьшить влажность. Мы миновали караульное помещение. Там отдыхали вернувшиеся со смены стражники. Мне показалось, что изнутри донеслось треньканье колокольчика и чистый звук зил, как здесь называют цимбалы на пальцах. Прикрытая крошечным кусочком желтого шелка прекрасная рабыня исполняла танец для пятерых охранников. Они медленно приближались, девушка отступала, не прекращая танца, пока не уперлась спиной в стену. Тогда стражники повалили ее на одеяло. Я видел, как она пыталась сопротивляться, но ее укусы больше напоминали страстные поцелуи. Наконец стражники схватили рабыню за кисти рук и за лодыжки, широко раздвинули ей ноги, и старший группы приступил к делу. Девчонка кричала, задыхаясь от наслаждения.
Вскоре мы опустились на низший уровень. Здесь находилась зона наибольшей безопасности. По трещинам в стене струились едва заметные ручейки воды, кое-где стояли лужи. При нашем появлении метнулся в темноту урт.
Самос остановился перед тяжелой железной дверью. Узкая стальная панель скользнула в сторону. Самос произнес установленный на вечер пароль, и дверь отворилась. За ней находились двое стражников.
Мы вошли в узкий и тесный коридор и остановились у восьмой камеры слева. Самос подал знак стражникам. Я заметил, что возле двери лежали обрывки веревок, стальные крючья и крупные куски мяса.
– Внутри говорить нельзя, – сказал Самос и протянул мне капюшон с прорезанными для глаз дырками.
– Заключенный знает, где он находится?
– Нет.
Я натянул капюшон, также поступили Самос и стражники.
Вначале они посмотрели в глазок, потом распахнули дверь. Стражники опустили висящий на цепях помост. Комната была доверху залита водой. Мы с Самосом ждали снаружи. Помост хлюпнулся в воду, его закрепили при помощи растяжек. Едва он опустился, со всех сторон послышалось шуршание. Мне показалось, что на помост пытаются забраться невидимые в темноте существа весом не более нескольких футов.
Самос поднял факел. Стражники вышли из камеры. В неровном свете я успел разглядеть, что она имела круглую форму и достигала футов сорока пяти в диаметре. В центре камеры торчал металлический шест диаметром около четырех дюймов, выступающий из воды на добрых четыре фута. На нем была закреплена деревянная платформа, обитая по краям листами железа. От края платформы до воды было восемь или девять дюймов. Один из стражников осторожно ступил на помост и погрузил в воду шест. Судя по всему, глубина воды в камере достигала восьми футов. Второй стражник нацепил на железный крюк огромный кусок мяса и вытянул крюк как можно дальше от покосившегося под их тяжестью помоста.
В ту же секунду вода забурлила. Брызги долетали даже до меня, хотя я стоял довольно далеко от дверей. Когда стражник вытащил крюк из воды, мяса на нем не было. Крошечный тарларион, похожий на тех, что водятся в болотах к югу от Ара, зацепился за крюк, потом сорвался и шлепнулся в воду. Маленькие тарларионы способны за один миг до костей обглодать кайлуака.
На платформе дрожала от ужаса девушка. Она стояла на коленях, схватившись двумя руками за шест. На горле ее блестел стальной ошейник.
Стражники вышли из камеры. Самос осторожно ступил на помост. Надвинув на голову капюшон, я последовал за ним.
Передний край помоста заканчивался в одном ярде от круглой платформы, на которой находилась невольница. От нижнего края платформы до кишащей тарларионами черной воды было не более нескольких дюймов
Девушка испуганно смотрела в нашу сторону, моргала и щурилась, пытаясь разглядеть гостей при свете факела. Руки ее отчаянно сжимали торчащий из платформы шест. Даже цепями ее нельзя было приковать к нему сильнее. В свете факела поблескивали глазки, выглядывающиe из воды. Их было не меньше двух или трех сотен.
Девушка вцепилась в шест еще сильнее.
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – забормотала она. В глазах ее блестели слезы.
Пленница говорила по-английски.
У нее, так же как и у рабыни Самоса, были светлые волосы и голубые глаза. Судя по всему, она была стройнее Линды. Я отметил хорошие щиколотки – на таких красиво смотрятся кольца. Ее еще не клеймили. Это тоже не ускользнуло от моего взгляда.
– Пожалуйста, – простонала она.
Самос жестом показал, что нам пора уходить. Мы выбрались из камеры, и охранники тут же подняли помост к потолку. Самос воткнул факел в кольцо на стене, после чего мы стянули капюшоны.
– По правде говоря, я ничего не понял, – произнес я.
– Речь идет об очень серьезных вещах, – покачал головой Самос. – Они меня очень тревожат.
– Зачем ты показал мне эту девушку?
– Что ты можешь о ней сказать? – в свою очередь спросил он.
– Ну, на четыре медных тарска она потянет. Хотя лучше продавать ее в группе. Девушка хороша собой, однако сразу видно, что с ней никто не работал. Лодыжки у нее замечательные.
– Она говорит на английском, правильно я понял?
– Да, – сказал я. – Ты хочешь, чтобы я с ней побеседовал?
– Нет, – покачал головой Самос.
– Она не знает горианского?
– Несколько слов.
Существует много способов проверить, знает ли человек какой-нибудь язык. Достаточно произнести ключевые фразы и понаблюдать за его реакцией. Меняется пульс, диаметр зрачков. Подобные вещи невозможно скрыть.
– Ну, тогда мне все ясно, – сказал я.
– Может, поделишься? – насмешливо произнес Самос.
– Обыкновенная девчонка, доставленная на Гор прислужниками кюров. Мясо в ошейнике.
– Почему ты так решил?
– А как иначе? – пожал я плечами.
– Работающие на кюров женщины обычно хорошо говорят по-гориански. Между тем она не так красива, как большинство оставляемых с Земли девушек, – заметил Самос.
– Нy, это субъективное мнение, – улыбнулся я. – Мне она показалась довольно симпатичной. Другое дело, соответствует ли она рыночным стандартам.
– Мне кажется, она случайно оказалась рядом с девчонкой, которую присмотрели для продажи в рабство. И сюда попала тоже случайно.
– Может, и так, – пожал я плечами. – Мне, во всяком случае, показалось, что у нее неплохие задатки.
– Разве это не верно в отношении большинства женщин? – спросил Самос.
– Конечно, но есть прирожденные рабыни. Меня всегда восхищала прозорливость агентов кюров, которые занимаются отбором человеческого материала. Похоже, они с первого взгляда способны определить, получится из женщины рабыня или нет.
– Даже работающие на кюров свободные женщины были отобраны по принципу наибольшего соответствия понятиям рабства, – сказал Самос. – Возьми, к примеру, таких рабынь, как Пепита, Элисия, Арлин.
– Не сомневаюсь, что их изначально хотели использовать как награду агентам-мужчинам, – сказал я.
– Теперь они наши, – улыбнулся Самос. – Или тех, кому мы пожелаем их продать.
– Да, – кивнул я.
– А что случилось с рабыней по имени Вела?
– По сути дела, она никогда не была настоящим агентом кюров, – сказал я.
– Она предала Царствующих Жрецов, – напомнил Самос, – и служила кюрам в Тахари.
– Это правда, – согласился я.
– Отдай ее мне, – попросил Самос. – Я свяжу ей руки и ноги и брошу в канал с уртами.
– Она моя, – возразил я. – И если она заслужила того, чтобы ей связали руки и ноги и бросили в канал с уртами, то сделаю это я сам.
– Как хочешь, – проворчал Самос.
– Мне кажется, – сказал я, – что девчонка на платформе с тарларионами была привезена на Гор для продажи рабовладельцам.
– Твое предположение неверно, – покачал головой Самос. – Нельзя делать серьезные выводы на основании того, что человек не говорит по-гориански.
– Объясни, – нахмурился я.
– Согласись, что такую девушку сложно представить на общей цепи на аукционе.
– Согласен, – произнес я. – Кстати, ее даже не заклеймили. Как правило, рабовладельцы кюров предоставляют это право тем, кто первым купит у них товар.
– Верное наблюдение, – похвалил Самос.
– Где ты ее взял?
– Случайно досталась, – ответил Самос. – Ты что-нибудь слышал про капитана Беджара?
– Конечно, – сказал я. – Он член Совета Капитанов и был с нами двадцать пятого числа в битве при Се-Каре.
Это было первое крупное сражение после того, как Совет Капитанов Порт-Кара объявил о своей независимости. Произошло оно в десять тысяч сто двадцатом году с основания Ара. Сейчас шел седьмой год независимости, или 10126 год с основания Ара. В ходе первого сражения за независимость объединенные флоты Коса и Тироса были разбиты войсками Совета Капитанов. В том же самом году Порт-Кар получил свою первую реликвию.
– В ходе морского сражения Беджар захватил корабль Коса, – сказал Самос.
Это уже интересно. Кос и Тирос считались союзниками. Первым островом управлял большеглазый Чендар, настоящий морской слин. Вторым командовал жирный Луриус.
Официально Тирос находился в состоянии войны с Порт-Каром. Правда, последние несколько лет больших сражений не было. Кос раздирали внутренние беспорядки на Воске. Там шла отчаянная борьба за сферы влияния, десмотря на то что большинство расположенных вдоль реки городов представляли собой свободные государства, мало кто из них решался на открытое противостояние политике Коса и его главного соперника Ара. Между Косом и Аром шло соперничество за союз с речными городами, который позволял контролировать движение по реке и всю коммерции, регионе. Расположенный в глубине суши Ар не имел собственного флота, не считая небольшой речной флотилии, которая иногда успешно противостояла морским судам Коса – раскинувшаяся на тысячу пасангов дельта Воска была закрыта для крупных кораблей. Там обитают болотные тарларионы и коварные улы, крылатые ящерицы с размахом крыльев в несколько футов. На заросших камышами островах живут камышовые люди, без промаха стреляющие из длинных луков, которые они покупают у крестьян на востоке дельты. Формально они подчиняются болотному убару Хо-Хаку. Как и все гориане, они подозрительно относятся к чужим. Не зря для обозначения чужого и врага используется одно слово. На Воске ситуация еще более усложняется за счет речных пиратов и бесконечного соперничества между выросшими на берегах реки городами..
– Сражение было нелегким, – сказал Самос, – корабль вместе со всей командой, грузом и пассажирами достался Веджару.
– Вот оно что! – воскликнул я. – Значит, эта девчонка была среди рабынь на судне!
Самос улыбнулся. Я тут же сообразил, что погорячился.
– Конечно, это не был невольничий корабль, – поправился я. – Иначе бы ей выбрили волосы на голове, чтобы не разводить блох. – Я посмотрел на Самоса. – С другой стороны, ее могли держать в клетке на палубе. Так тоже нередко перевозят рабынь. Ночью и в плохую погоду клетки прикрывают брезентом, чтобы не заржавели прутья.
– Это был не невольничий корабль, – сказал Самос. Я пожал плечами.
– На ее бедре нет клейма, – заметил я. – Что само по себе любопытно. Кому она принадлежала? На ней был чей-нибудь ошейник?
– Она была без ошейника, – ответил Самос.
– Не понимаю, – произнес я. Все выглядело действительно странно.
– Она была одета как свободная женщина и путешествовала с пассажирами. И лишь когда она попала на корабль Беджара, с нее сорвали одежду и заковали в цепи вместе с остальными захваченными в плен женщинами.
– Значит, она была пассажиркой, – сказал я.
– Да, – кивнул Самос. – Она была пассажиркой.
– И документы у нее были в порядке?
– Полностью.
– Любопытно, – покачал я головой.
– И мне так показалось, – сказал Самос.
– Как могло получиться, что землянка, не знающая языка, без клейма, свободная, разъезжала по Гору?
– Мне кажется, тут не обошлось без кюров.
– Похоже, – пробормотал я.
– Беджар тоже обратил внимание на то, что девчонку не заклеймили, – продолжал Самос. – Зная, как меня интересуют такие несоответствия, он тут же меня известил. На нее нагянули капюшон и доставили прямо сюда. Из его пеналов.
– Загадочное дело, – произнес я. – Ты в самом деле не хочешь, чтобы я допросил ее?
– Нет, – сказал Самос, – во всяком случае, не сейчас…
– Как знаешь, – пожал я плечами.
– Присядь, – пригласил Самос и показал на место за низеньким столом, за которым мы только что отужинали.
Я сел и скрестил ноги, Самос устроился напротив меня.
– Узнаешь? – спросил Самос и вытащил из кармана кожаный мешочек. В нем хранилось большое кольцо. Слишбольшое для пальца человека. Самос положил кольцо на стол.
– Конечно. Это кольцо я добыл в Тахари. Оно преломляет лучи света таким образом, что тот, кто его носит, становится невидимым.
– Вот как? – поднял бровь Самос.
Я взял кольцо в руки. Это было тяжелое золотое кольцо с серебряной пластиной. С обратной стороны находился полукруглый переключатель. Чтобы до него добраться, кюр поворачивал камень в гнезде. У кюров, как, впрочем, и у людей, доминирующим является левое полушарие мозга; как следствие, почти все они правши. После первого нажатая силовое поле включалось, после второго – выключалось. В период действия поля обладатель кольца мог видать окружающее в смещенном цветовом спектре.
Я посмотрел на кольцо. То, которое я добыл в Тахари, я давно отдал Самосу, чтобы он отправил его на экспертизу в Сардар. Мне показалось, что подобные изобретения могут заинтересовать Царствующих Жрецов. Странно, что кюры так редко им пользуются. Во всяком случае, с тех пор я не слышал ни об одном кольце.
– Ты уверен, – спросил Самос, – что это то самое кольцо, которое ты передал мне?
– По крайней мере, очень на него похоже.
– То или не то? – повторил вопрос Самос.
– Нет, – покачал головой я, вглядевшись в кольцо. – На кольце из Тахари была небольшая царапина. Вот тут, в углу серебряной пластинки.
– Так я и думал, – произнес Самос.
– Если это кольцо-невидимка, нам очень повезло, – заметил я.
– Как ты думаешь, могли они доверить это кольцо агенту из числа людей?
– Маловероятно.
– Сдается мне, что это обыкновенное кольцо, – проворчал Самос. – Никакими свойствами оно не обладает.
– Понятно, – кивнул я.
– Постарайся не нажимать нa переключатель, – сказал Самос.
– Хорошо, – ответил я и положил кольцо.
– Позволь рассказать тебе о пяти кольцах. Эту информацию я получил совсем недавно из Сардара, хотя сама она основывается на данных, собранных за тысячу лет. Сведения подтверждены документами, попавшими нам в руки в результате аварий, самая недавняя из которых произошла четыреста лет назад.
Давно, очень давно, может быть, сорок тысяч лет назад, кюры обладали технической культурой, значительно превосходящей их нынешний уровень. Техника, благодаря которой сегодня они считаются развитой и опасной расой, – лишь жалкие остатки былого величия. Их культура погибла в результате опустошительных внутренних войн, кульминацией которых стало уничтожение мира кюров. Кольца-невидимки были изобретены неким ученым; исходя из удобств нашей фонетики, мы будем называть его Прасдаком с Утеса Карраша. Это был настоящий мастер. Перед смертью он уничтожил все свои записи, но после него остались пять колец – их нашли среди развалин.
– Что с ними стало? – спросил я.
– Позже они были все уничтожены, – сказал Самос. – Одно кольцо затерялось где-то на Земле. Три или четыре тысячи лет назад пастух по имени Гиж забрал его у убитого командира кюров. Пастух попытался при помощи кольца захватить трон в Лидии, одном из земных государств.
Я кивнул. Насколько я помнил, Лидия подчинилась влиянию персов в шестом веке до нашей эры, если пользоваться хронологией Земли. Разумеется, это произошло много лет спустя после Гижа.
– В устье Лауриуса есть город с похожим названием, – заметил Самос.
– Верно, – кивнул я. Порт назывался Людиус.
– Не исключено, что здесь есть какая-то связь, – произнес Самос.
– Может быть, – кивнул я. – А может, и нет. Никогда нельзя быть уверенным, что фонетическое сходство указывает на историческое единство. В данном случае связь показалась мне маловероятной. Тем более если учесть независимость и стиль жизни Людиуса. С другой стороны, жители Лидии вполне могли быть основателями этого города. Завоевательные походы Царствующих Жрецов относится к глубокой древности. После Войны Гнезд, насколько мне известно, завоевательные походы прекратились.
– Кюры, разумеется, так дела не оставили. Они вернулись за кольцом и убили Гижа. А само кольцо было уничтожено при взрыве.
– Любопытно, – заметил я.
– Остаются еще два кольца, – сказал Самос.
– Одно из них – кольцо из Тахари, – предположил я.
– Несомненно, – кивнул Самос.
Я посмотрел на лежащее на столе кольцо.
– Думаешь, это пятое?
– Нет. Я уверен, что пятое кольцо до сих пор находится в стальном мире. Они не стали бы рисковать им на Горе.
– Может, их научились воспроизводить? – предположил я.
– Это представляется мне маловероятным по двум причинам, – сказал Самос. – Если бы они могли в точности воспроизводить кольца, то давно бы сделали это раньше. А во-вторых, учитывая скрытный характер изобретателя Прасдака с Утеса Карраша, там наверняка есть механизм, не позволяющий изготовить дубликат.
– Не сомневаюсь, что специалисты Сардара смогли бы распутать такие тонкости, – сказал я. – Кстати, как обстоят дала с кольцом из Тахари?
– Кольцо из Тахари в Сардар не попало, – ответил Самос. От неожиданности я оцепенел.
– Кому, – раздельно произнес я спустя несколько минут, – ты поручил доставить кольцо в Сардар?
– Одному из самых проверенных агентов, – проворчал Самос.
– Кому? – спросил я.
– Шабе, географу из Ананго, исследователю озера Ушинди, первооткрывателю озера Нгао и реки Уа.
– Его обманули?
– Не думаю.
– Тогда мне ничего не понятно, – сказал я.
– Это кольцо, – произнес Самос, показав на кольцо на столе, – нашли среди вещей девчонки, которая сидит сейчас в клетке с тарларионами. Когда Беджар захватил судно, оно было у нее.
– В таком случае, – сказал я, – это не пятое кольцо.
– Тогда откуда оно?
– Не знаю, – пожал я плечами.
– Посмотри. – Самос положил на стол плоскую черную коробку. Иногда в таких хранят важные документы. Сверху на ящичке крепилась чернильница. Имелся также отсек для гусиных перьев. Самос извлек из ящика несколько сложенных вдвое бумаг и сломал печать.
– Эти бумаги тоже находились среди вещей нашей прелестной пленницы, – заметил Самос.
– Что за бумаги? – спросил я.
– Здесь проездные документы и свидетельство гражданки Коса, вне всякого сомнения фальшивое. Самое главное, здесь рекомендательные письма и банковские документы, по которым можно получить целое состояние на Монетной улице в Шенди.
– Кому адресованы рекомендательные письма, – спросил я, – и на чье имя выписаны банковские документы?
– Одно письмо адресовано человеку по имени Мсалити, – сказал Самос, – второе – Шабе.
– А банковские бумаги?
– На имя Шабы.
– Выходит, Шаба передал кюрам кольцо и получил за это деньги. В Сардар, таким образом, он должен был отвезти другое кольцо. Вот это? – спросил я, показав на лежащее перед нами кольцо.
– Правильно, – кивнул Самос.
– Но Царствующие Жрецы тут же заметят, что кольцо не настоящее, – сказал я. – Для этого достаточно нажать на переключатель.
– Боюсь, что нажатие на переключатель вызовет взрыв, от которого весь Сардар разлетится на куски.
– Получается, – прошептал я, – что в этом кольце взрывное устройство?
Самос кивнул. За время работы ему пришлось познакомиться со многими техническими новинками. Как бы то ни было, как и большинство гориан, настоящего взрыва он еще не видел.
– Полагаю, это будет подобно молнии, – произнес он, осторожно подбирая слова.
– Царствующие Жрецы могут погибнуть, – сказал я.
– Что породит недоверие и напряженность между людьми и Царствующими Жрецами.
– А кюры между тем получат свое кольцо. Шаба станет богачом.
– Выходит, что так, – сказал Самос.
– Корабль, как я понял, направлялся в Шенди? – спросил я.
– Разумеется.
– Думаешь, девчонка об этом знает?
– Нет, – покачал головой Самос. – Полагаю, ее функции были ограничены. В Шенди работают агенты кюров, которым она должна была передать кольцо.
– А может, и сами кюры? – предположил я.
– Для них там слишком суровый климат, – сказал Самос, – хотя исключать этого нельзя.
– Не сомневаюсь, что Шаба прячется. Вряд ли его можно запросто повстречать на улицах Шенди.
– Может быть, на него удастся выйти через Мсалити.
– Это будет весьма деликатное поручение, – заметил я, ч Самос кивнул.
– Шаба очень умный человек. Скорее всего, Мсалити не знает, где он. Не сомневаюсь, что он сам выходит на связь с Мсалити. И если Шаба почувствует неладное, то исчезнет надолго.
– Получается, что выйти на Шабу мы можем только через девчонку, – сказал я. – Поэтому ты и не хотел, чтобы я с ней разговаривал. Ты хочешь, чтобы она не поняла, что попала к тебе?
– Именно так, – кивнул Самос. – Для меня крайне важно, чтобы она не догадалась, где находится.
– Скорее всего, она знает, что ее корабль захватил Беджар. Никто не поверит, если мы ее просто так выпустим. Сразу же станет ясно, что ее используют в качестве приманки для Шабы.
– Нам нужно забрать кольцо, – сказал Самос. – И ни в коем случае не допустить, чтобы оно попало в руки кюров.
– Шаба хочет получить банковские расписки, кюрам нужно фальшивое кольцо. Выходит, что все постараются выйти на нашу очаровательную пленницу.
– Я тоже так думаю, – кивнул Самос.
– Все знают, что корабль захватил Беджар, – повторил я. – Когда рабынь выставят на продажу, она должна стоять на платформе вместе с остальными девушками.
– Невольниц вывезут на рынок, – продолжил Самос.
– Естественно. И она будет среди них.
– Придется снять с нее ошейник и побыстрее переслать Беджару, – сказал Самос.
– Я буду присутствовать на аукционе, – произнес я. – Разумеется, меня никто не узнает. Важно проследить, кто ее купит.
– Купить ее может каждый, – проворчал Самос. – Что, если она достанется охотнику за уртами или мастеру по изготовлению весел?
– Значит, ей придется ублажать охотника за уртами или мастера по изготовлению весел, – пожал я плечами. – А мы разработаем новый план.
Охотники за уртами заставляют своих рабынь плыть впереди лодки с веревкой на шее ночью в холодной воде каналов. Нападая на девушек, урты высовываются из воды, и в этот момент охотники набрасываются на них с копьями. Охотники контролируют популяцию уртов в каналах.
– Согласен, – кивнул Самос и передал мне кольцо, рекомендательные письма и банковские расписки. – Тебе это может понадобиться, если встретишь Шабу. Попытайся выдать себя за агента кюров. Все равно он тебя не знает. Заберешь настоящее кольцо. Ему отдашь поддельное. Сардар мы предупредим, пусть поступают с ним по своему усмотрению.
– Отлично, – сказал я и положил кольцо и бумаги в карман.
– Я верю в удачу, – сказал Самос.
– Я тоже.
– Главное, будь осторожен. Не забывай, что Шаба – очень умный человек. Он не даст обвести себя вокруг пальца.
Самос поднялся. Я тоже встал.
– Все-таки странно, – сказал я, – что они не сумели воспроизвести кольцо.
– Не сомневаюсь, что этому были серьезные причины, – сказал Самос.
Я кивнул. Поспорить с этим утверждением было трудно.
Мы подошли к массивной двери зала и остановились. Самос хотел что-то сказать.
– Капитан, – произнес он.
– Да, капитан?
– Не углубляйся в страну дальше чем Шенди. Это земля Билы Хурумы.
– Он великий убар.
– И очень опасный человек. Нынче страшное время.
– Он прозорливый человек, – сказал я.
– И беспощадный тоже, – добавил Самос.
– Главное – прозорливый, – повторил я. – Разве он не собирается соединить Ушинди и Нгао каналом через болота, которые впоследствии можно будет осушить?
– Работы над этим проектом уже начались, – произнес Самос.
– Это истинная прозорливость, – сказал я. – И честолюбие.
– Конечно, – кивнул Самос. – Строительство канала подстегнет коммерцию и военное дело. Уа впадает в Нгао. Когда закончат канал, из Уа можно будет попасть в Ушинди. Туда же впадает субэкваториальный Картиус. Из Ушинди берут свое начало Камба и Ниока, впадающие в Тассу.
– Это будет великолепное достижение, – произнес я.
– Бойся Билу Хуруму, – повторил Самос.
– Надеюсь, мне не придется иметь с ним дел, – сказал я.
– Идею шеста и платформы подсказал мне добрейший человек Била Хурума. Озеро Ушинди кишит тарларионами. Так вот, местами из него торчат высокие шесты, на которых сидят уголовники и политзаключенные. Только там не принято делать под шестом платформы.
– Понятно, – пробормотал я.
– Думаю, тебе нечего бояться, – сказал Самос, – если, конечно, ты не станешь выходить за пределы Шенди.
Я кивнул. Свободным портом Шенди управляли черные купцы из касты купцов. Там же находилась штаб-квартира Лиги черных рабовладельцев, хотя сами рабовладельцы предпочитали вести промысел в море и на побережье к югу и северу от Шенди. Как правило, большинство рабовладельческих акций проводится на чужой территории.
– Удачи тебе, капитан, – сказал Самос. Мы крепко пожали друг другу руки. Когда мы выходили из зала, Самос повернулся к стражнику и произнес:
– Позови Линду.
– Да, капитан, – кивнул стражник и побежал по коридору Землянка Линда содержалась не в пеналах, а на кухне. На ней был обычный домашний ошейник. На девушку возложили кое-какие хозяйственные работы. Самос не любил чтобы рабыни слонялись без дела.
Я подумал о девушке, сидящей на крошечной платформе в камере с тарларионами. Скоро с нее сорвут ошейник и привезут в дом Беджара. Там, скорее всего, ее и заклеймят. Как беззащитно и трогательно она прижималась к шесту. Она уже поняла, что Гор – это не Земля.
– Желаю тебе удачи, капитан, – сказал я Самосу.
– Желаю тебе удачи, капитан, – ответил он мне.
Мы еще раз пожали друг другу руки, и я пошел к выходу. Дойдя до первых из двух ворот, я оглянулся.
Самос уже ушел. У входа в дом стоял стражник с копьем в руках. Первые ворота были открыты. Я вышел и остановился перед тяжелыми железными воротами, ведущими непосредственно на улицу. Я еще раз оглянулся и увидел, как обнаженную Линду повели на веревке к хозяину. Она тоже меня увидела и застенчиво опустила голову.
Я вышел за пределы дворца Самоса.
Итак, девушка научилась великолепно танцевать танец у кровати. Я почти позавидовал Самосу. Надо будет моих рабынь тоже научить этому танцу. Любопытно, кто быстрее его освоит.
– Приветствую тебя, капитан, – сказал сидящий в лодке Турнок.
– Приветствую тебя, Турнок, – ответил я. Я сел в лодку и взял румпель. Лодка отошла от берега и заскользила по темной воде.
Я ПОПАДАЮ НА РЫНОК ВАРГА
Девушка визжала, отчаянно сопротивляясь ошейнику и цепи.
Стоящие справа от нее рабы-мужчины провернули ворот лебедки и вытянули невольницу на демонстрационную платформу.
Мужчины из толпы с любопытством оглядывали рабыню. Неужели ее продают впервые?
Она пыталась отвернуться и спрятать тело от жадных взглядов. Босые ноги девушки утопали в опилках, которыми обычно посыпали платформы. Внутренняя поверхность левого бедра девушки окрасилась в желтый цвет – от ужаса она не сдержалась.
Хозяин аукциона не стал бить ее кнутом. Он просто вздернул ей руки высоко над головой при помощи демонстрационной цепи. Теперь ее было хорошо видно.
На элитных аукционах девушкам за несколько часов до продажи дают слабительное, после чего заставляют опорожнить мочевой пузырь. Для этой цели по рядам пускают огромный чайник. На провинциальных рынках подобными услугами пренебрегают.
Хозяин аукциона схватил невольницу за волосы и повернул голову девушки вначале в одну, потом в другую сторону. Он хотел, чтобы все разглядели черты ее лица.
– Еще одна красавица от славного капитана Беджара после великолепного захвата «Цветка Телнуса»!
Рабовладельца звали Варт. Некогда он был известен как Публий Квинтус из Ара. Впоследствии его изгнали из города за фальсификацию данных о выставленных на продажу девушках. Какую-то простушку, не знавшую даже одиннадцать поцелуев, он продал как рабыню, прошедшую углубленный курс наслаждений. Вообще же словом «варт» называют острозубое крылатое млекопитающее, живущее большими стаями.
– Светловолосая, голубоглазая дикарка! – выкрикивал торговец. – По-гориански почти не говорит. Была свободной. Ничего не умеет. Ее бедро до сих пор не знает поцелуя клейма! Какие будут предложения?
– Медный тарск, – проворчал стоящий перед платформой человек. Он скупал рабынь для сельскохозяйственных работ.
– Я слышал «один тарск»! – провозгласил торговец. – Кто больше?
– Показывай следующую! – выкрикнули из толпы. Стоящие на лебедке рабы напряглись, но ворот не повернули, ожидая команды от своего хозяина.
– Один тарск! Кто больше! Хотя бы два тарска!
Мне показалось, что он сам заплатил за нее два тарска Беджару.
Девчонка была хороша, но до настоящей горианской. рабыни ей было еще далеко. Вряд ли за нее удастся выручить xoрошую цену. А жаль. При таком раскладе девушку действительно может купить любой желающий.
Я огляделся по сторонам. Обыкновенный невольничий рынок, куда мужчины приходят, чтобы купить дешевый товар, иногда по оптовым ценам. Контора самого Варта помещалась в одном из складов. По моим оценкам, на торг пришло около двухсот покупателей и праздношатающихся. На мне была туника, кожаный фартук и берет кузнеца.
– Нет, ты посмотри, – возмущенно произнес стоящий рядом со мной человек. – Как можно просить даже один тарск за такую страхолюдину!
– Не говори! – сплюнул другой.
Наверное, им редко приходится иметь дело с землянками, подумал я. Они даже не представляют, какие страшные получаются женщины в результате противоестественного, уродливого воспитания. Жителям Гора трудно понять, что существуют места, где мужчинам и женщинам с рождения внушают идею равенства и они всю свою жизнь с маниакальным упорством убеждают себя и других, что это правильно, несмотря на всю нелепость подобного подхода. Первое слово, которое слышит ребенок на Земле, как правило, слово «нет». На Горе это слово – «да». Сдается мне, машина и цветок никогда не поймут друг друга.
– Давай другую! – кричали из толпы.
– Выводи следующую!
Разумеется, рабство пробуждает женскую красоту. По-моему, дело здесь в чисто психологических факторах, в частности, в уничтожении невротических комплексов, которые развиваются в женщине вследствие неправильного воспитания. Из рабыни быстро выбивают дурь при помощи кнута. Подобным образом высвобождают ее истинную суть. С другой стороны, диета, физические упражнения, косметика и специальная подготовка тоже играют немалую роль.
– Кто-нибудь предложит за нее два тарска? – не унимался торговец.
Если женщина по своей природе рабыня мужчины, то выходит, что если женщина не рабыня, то она и не женщина? А если женщина вроде бы и не женщина, то о каком счастье может идти речь?
Может ли рабыня быть свободной? Вот великий парадокс ошейника.
– Ну что же вы, знатоки женской красоты? – взывал торговец. – Разве не видите, что перед вами настоящее сокровище? Стройная белокурая дикарка!
В ответ раздался дружный хохот.
– Ну и растяпа этот Варт, – проворчал стоящий рядом со мной человек. – Посмотри, он ведь даже ее не заклеймил!
– Лишние расходы, – добавил другой.
– К тебе, правда, это не относится, – сказал первый, обращаясь ко мне.
На мне был костюм кузнеца. Как правило, девушек, которых не заклеймил хозяин, клеймят в кузницах.
Я улыбнулся.
Торговец выкрикивал данные рабыни: рост, вес, размер ошейника, объем запястья и лодыжки. Все эти данные он предварительно записал у нее на спине красной тушью.
– Неужели охотник за уртами не предложит за нее два тарска? – воскликнул торговец, стараясь, чтобы его вопрос прозвучал как можно добродушнее.
Жаль, что ни Беджар, ни Варт ее не заклеймили. Так было бы легче за ней следить.
– Она не годится даже в качестве приманки, – в ответ крикнул охотник за уртами. Раздался смех.
– Может, ты и прав, – миролюбиво откликнулся торговец.
– Да урт ее и не захочет! – не унимался остряк. Его слова потонули в хохоте публики.
– Разве что очень изголодавшийся!
– А ты не поленись, сходи на канал, может, урты дадут тебе два тарска?
Народ веселился от всего сердца. Торговец тоже улыбался, очевидно смирившись с мыслью, что выгодно продать девчонку не удастся.
В глазах девушки застыли слезы и горечь. Судя по всему, oна плохо понимала, о чем идет речь, хотя, безусловно, догадывалась, что смеются над ней и что никто из этих грубых и бесцеремонных людей не хочет ее покупать. Она дрожала под насмешливыми взглядами, в то время как торговец то и дело дергал за цепь, отчего руки ее поднимались выше головы.
– Я тебя ненавижу! – крикнула вдруг девушка по-английски, гневно повернувшись в его сторону. – Я тебя ненавижу!
Никто, конечно, ее не понял, хотя все догадались, что невольница рассердилась.
Торговец схватил ее за волосы, скатал белокурые пряди девушки в большой комок и запихал его ей в рот. Она поняла, что волосы лучше не выплевывать.
– Боюсь, дорогуша, что за тебя мне не дадут и ломаного гроша, – беззлобно проворчал торговец по-гориански.
Она опустила голову.
Мне хорошо знакома такая реакция. Очень часто женщины, которые не нравятся мужчинам, становятся злыми и агрессивными. Это своего рода психологическая увертка. Видя, что их не ценят как женщин, они пытаются выглядеть как мужчины. На Земле такие ситуации можно наблюдать сплошь и рядом. На Горе, да еще от рабыни, подобного никто терпеть не станет. Свободные женщины Гора, разумеется, могут делать все, что им захочется. Рабыне же положено угождать хозяину и ни в коем случае ему не перечить. Белокурая красавица может любить, а может и ненавидеть мужчин; став рабыней, ей придется им угождать. И угождать xорошо.
Разумеется, женщина, которая боится не понравиться мужчине, совершает ошибку. Бояться тут нечего. Просто надо стараться. Женщина, искренне старающаяся понравиться мужчине, на Земле огромная редкость. С ними обращаются, как с настоящим сокровищем. На Горе это норма. Такая женщина становится одной из сотен тысяч прилежных рабынь. Готовность услужить мужчине ожидается от каждой выставленной на продажу девушки. Достаточно ей проявить малейшую нерасторопность, и ее тут же подвергнут суровому наказанию. Рано или поздно женщины понимают, что, угождая мужчинам, они реализовывают собственные глубинные потребности.
– Боюсь, что ты ни на что не годишься, голубоглазая блондинка, – задумчиво пробормотал торговец.
Девушка затравленно озирала толпу. Клок волос по-прежнему торчал из ее рта.
Мне даже стало за нее немного страшно. Подобные невротические реакции могут помочь на Земле. На Горе лучше вести себя по-другому.
На Горе никто не станет терпеть женских капризов. Здесь ее обломают в два счета.
Она быстро поймет, что такое ошейник. Не она первая, не она последняя.
Толпа ждала, как поступит торговец. Между тем я не был до конца уверен, что ее привезли на Гор именно кюры. Обычно они выбирают девушек посимпатичнее – как для агентурной работы, так и для продажи. Торговец еще раз поддернул цепь и жестом показал рабыне, что ей не следует пытаться опустить руки. Она испуганно следила за его движениями. Он зашел ей за спину. Я улыбнулся.
Неожиданно она выплюнула изо рта клок мокрых волос и пронзительно завизжала, хотя опустить руки не посмела. Торговец укоризненно покачал головой и снова запихал волосы рабыне в рот, тем самым давая понять, что ей нельзя произносить ни звука. В правой руке торговца был тяжелый кнут. Девушка отчаянно замотала головой, зажмурилась и зарыдала. Торговец, однако, ее не ударил. Она осторожно открыла глаза и захныкала. Торговец выжидательно смотрел на невольницу. Тогда она со слезами на глазах повалилась ему в ноги. При этом девушка неловко ткнулась лицом в опилки. Она так и не осмелилась разомкнуть сведенные за шеей руки и выплюнуть изо рта волосы. Потом перевернулась на спину и покорно вытянула тело для удара. Торговец довольно улыбнулся и взглянул на толпу.
– Ну, кто предложит мне хорошую цену за эту красотку?
Девушка поднялась на ноги и снова тихонько захныкала.
Не поворачиваясь в ее сторону, торговец наотмашь ударил ее по лицу. Изо рта девушки потекла струйка крови, губа начала быстро распухать. Она замолчала.
– Ну так сколько мне за нее предложат? – повторил свой вопрос работорговец.
– Четыре тарска, – произнес кто-то.
– Шесть, – сказал другой.
– Пятнадцать,
– Шестнадцать.
Девушка снова опустила голову. Она не решалась посмотреть на своих возможных хозяев.
Я улыбнулся. Теперь мне стало ясно, почему кюры остановили свой выбор именно на ней. После выполнения задания, как правило, все девушки становились рабынями. Мне показалось, что из нее со временем получится неплохая невольница. Во всяком случае, для землянки она довольно быстро реагировала на ситуацию. Умение подстраиваться под обстоятельства – весьма ценное качество для рабыни. Разумеется, его можно развить при помощи жесткой дисциплины и системы наказаний. При этом не стоит забывать, что беззащитная и покорная рабыня способна пережить вершины страсти и восторга, недоступные скованной собственным достоинством и гордостью свободной женщине.
– Двадцать два тарска! – выкрикнул кто-то.
– Двадцать четыре.
Девчонка действительно произвела впечатление своей отзывчивостью. При надлежащей подготовке из нее через несколько месяцев получится рабыня, которая сможет работать в паговых тавернах Гора.
– Двадцать семь тарсков.
Девушка стояла, низко опустив голову. Ей было стыдно.
Как странно, подумал я. Женщина стыдится того, что ее хотят и предлагают за нее большие деньги. С другой стороны, нельзя забывать, что она только что с Земли.
– Двадцать восемь тарсков.
Блондинка непроизвольно содрогнулась. На Земле она долго и тщательно скрывала свою сексуальность. Здесь, на шумном горианском рынке, ее безжалостно выставили на всеобщее обозрение.
– Двадцать девять тарсков, – произнес мужчина из толпы. Девушка вздрогнула, но головы не подняла. На какое-то мгновение мне даже стало ее жалко.
– Сорок тарсков, – раздался торжественный голос. Он принадлежал Прокопию Минору, или Маленькому Прокопию, владельцу таверны у шестнадцатого причала под названием «Четыре цепи». Минором его называли, чтобы не путать с другим Прокопием, Мажором, у которого подобных таверн было несколько.
Прокопий Минор владел двадцатью девушками. Его таверна славилась дешевой пагой и горячими рабынями. Там то и дело случались драки и поножовщина. Девушки прислуживали обнаженными и закованными в цепи. На запястьях и лодыжках каждой девушки болтались по два стальных кольца. Длинные цепочки сковывали между собой руки и ноги невольниц. Смотрелось это весьма сексуально. Отсюда и пошло название «Четыре цепи». Разумеется, подобный способ сковывания известен на Горе давно. В одном только Порт-Каре им пользуются в четырех других тавернах. Конечно, они не имеют права называться «Четырьмя цепями», поскольку это название официально зарегистрировано в Лиге таверн за Прокопием Минором. Если кому интересно, это таверны «Веминиум», «Кайлуак», «Рабыни Ара» и «Серебро Тарна».
– Сорок тарсков, – повторил Прокопий Минор, или Маленький Прокопий.
Еще раз напомню, что слово «маленький» применимо к Прокопию Минору только в одном случае: когда его бизнес сравнивают с бизнесом Прокопия Большого. Прокопий Мажор – один из крупнейших купцов Порт-Кара. Паговые таверны – всего лишь одно из его дел; помимо этого он известен как владелец кузниц, бумажной фабрики, а также как держатель огромных партий шерсти и соли. Внешне Прокопий Минор отнюдь не производил впечатления миниатюрного человека. Это был здоровенный увалень, хотя и уступающий в размерах Прокопию Большому.
Девушка подняла голову, словно почувствовав, что в торгах наступил решающий момент. Она по-прежнему держала руки за головой, поскольку не получила разрешения их опустить. Невольница посмотрела на Прокопия Минора и вздрогнула. Похоже, она догадалась, что может достаться именно ему.
– Последняя цена была сорок тарсков, – произнес работорговец Варт. – Полагаю, девочке не повредит служба в патовой таверне. Неплохое место, чтобы познать смысл и значение ошейника. Сорок тарсков, кто больше?
Я представил, как она будет ползать на коленях в таверне и услаждать посетителей. По-моему, ей там самое место.
– Моя рука открыта, – провозгласил Варт. – Сорок тарсков! Я закрываю руку.
– Подожди! – раздался вдруг незнакомый голос. Все непроизвольно обернулись.
Позади толпы стоял высокий худощавый человек в красном с белыми полосами шарфе. Помимо шарфа на незнакомце была белая тога длиной до щиколоток, перехваченная широким золотым поясом. На поясе висел кривой кинжал. На голове красовалась шапочка с двумя золотыми кисточками Шенди.
– Кто это? – прошептал стоящий рядом со мной человек.