Теории объектных отношений. Теория М. Кляйн

 

 

В отличие от 3. Фрейда М. Кляйн считала, что большинство психических структур формируется в первый год жизни ребенка. Важнейшим фактором и начальной точкой психического развития, по ее теории, является взаимодействие ребенка с матерью и материнской грудью. Эти отношения - первые, в которые вступает ребенок, и такая психическая и физическая близость к животворным груди определенной степени компенсирует потерянную пренатальную единство с матерью и ощущение безопасности, которое она дает. По мнению М. Кляйн, материнскую грудь защищают ребенка от тревоги преследования (персекуторный тревога), возникающее в ответ на боль и дискомфорт рождения, потери внутриутробного блаженства.

 

С начала младенцу присущи два основных стремления: либидного и агрессивное, равновесие между которыми постоянно колеблется. Я (сознание), развиваясь, стремится овладеть желаниями и удовлетворять их в безопасных условиях. Материнскую грудь, по образному выражению М. Кляйн, "неограниченный источник молока и любви", является для младенца основным объектом, а мать - "всесильным существом, которое может лишить любой боли и зла". Однако далеко не всегда грудное кормление и материнская забота полностью соответствуют запросам ребенка: у матери бывает мало молока ребенку трудно сосать или она захлебывается жидкостью; мать может самопроизвольно оттолкнуть младенец, причиняет ей боль, она не может давать грудь во всех случаях, когда ребенок капризничает. Учитывая это грудь как психическое представление, связанное с удовольствием, становятся любимыми и ощущаются как «хорошие»; одновременно они являются источником фрустрации, а потому ненавистные и ощущаются как "плохие". Такой сильный контраст между "хорошими" и "плохими" грудью существует из-за недостаточной интегрированности Эго и процессов расщепления внутри него. Однако есть основания предполагать, что в первые 3-4 месяца жизни ребенка "хорошие" и "плохие" объекты не полностью разграничены в ее психике. Картину внешнего и переведенного во внутренний план объекта очень искажают фантазии, тесно связаны с проекцией импульсов на объект. "Хорошие" грудь - внешние и внутренние - становятся прототипом всех полезных объектов, которые еще и источником удовлетворения, "плохие" грудь воспринимаются как негативные и угрожающие.

 

Ситуация грудного кормления приносит не только приятные ощущения. Эмоциональное состояние матери, количество молока, форма соска и режим кормления - все сказывается на отношении младенца к груди: оно амбивалентно, ребенку трудно разобраться в своих чувствах. Еще меньше младенец способен отделить внешнее от внутреннего, себя от окружающей действительности, прежде всего от матери и материнской груди. Поэтому начальную стадию психического развития называют параноидной-шизоидной. Параноик (греч. Paranoia - безумие, безумие) воспринимает окружающий мир угрожающим и враждебным - для младенца таковы плохие грудь и плохой внешний объект; шизофреник (греч. schizo - рассекаю и рпгбп - сердце, разум) не способен отделить свои переживания и ощущения от внешних воздействий. Параноидные реакции младенца обусловленные его деструктивными импульсами, направленными на "плохие" грудь. М. Кляйн образно описала происхождения ранних страхов: "... ненавистные грудь получили орально-деструктивной качества импульсов самого младенца, возникающих у него в состояниях фрустрации и ненависти. В своих деструктивных фантазиях он кусает и разрывает грудь, уничтожает их, пожирая.

 

При этом у новорожденного возникает ощущение, что грудь так же атаковать его. По мере того как уретрально- и анально-садистские импульсы вступают в силу, ребенок в своих представлениях начинает атаковать грудь с помощью ядовитого мочи и взрывчатых фекалий и ожидает, что грудь отвечать такой же ядовитости и взрывом. Детали его садистических фантазий определяют содержание страхов, боязни внутренних и внешних преследователей, связанных прежде всего с "плохими" грудью ".

 

Такие первичные формы объектных отношений в течение жизни развиваются и усложняются. Спутанные представления о плохом и хорошем ведут к недиференцийова-ных отношений поглощения и отрицание (интроекции и проекции). Агрессия и зависть мешают младенцу наладить стабильно положительные взаимоотношения с хорошими объектами, а чувство благодарности и любви формирует устойчивость к фрустрации. Это способствует образованию сильного Эго, однако ведущая роль в процессе развития личности все-таки принадлежит матери. Хорошая мать может вызывать любые агрессивные и деструктивные проекции младенца.

 

Ребенок, направляя на мать деструктивный импульс, одновременно и хочет, и боится ее разрушить. И соответственно, почувствовать обратную агрессию от матери, которая стремится придать значение любым действиям ребенка, демонстрируя когнитивную, интеллектуальную реакцию на ее случайные и хаотичные движения. Мать просит, приказывает: "Возьми игрушку, она хорошая, а этого не бери, выбрось - это плохое", создавая осмысленный контекст интерперсональнои взаимодействия. Аналогично ведет себя и психотерапевт, демонстрируя надежность и устойчивость, способность разъяснять любые, в том числе бессознательно-агрессивные, импульсы клиента, направленные на разрушение терапевтического альянса или собственного Я.

 

М. Кляйн проводит четкие и убедительные аналогии между психотерапией и грудным кормлением. Начальные стадии развития переноса соответствуют параноидношизоидний позиции, на которой клиенту трудно сформировать устойчивое позитивное отношение к действиям и интерпретаций терапевта. Часто случается, что удачные и конструктивные терапевтические действия пациент сначала принимает, а затем обесценивает, в результате чего объем выполненной работы увеличивается, а терапия не движется вперед. Иногда наблюдается другая картина: адекватное восприятие аналитических интерпретаций с последующей их идеализацией. Это вызывает их невостребованность - клиент бессознательно считает, что советы и предположения слишком хорошие, чтобы ими можно было воспользоваться.

 

Классическую картину параноидной-шизоидной спутанности демонстрируют пациенты с истерическим типом личностной организации: они стремятся постоянно быть в центре внимания, очень возмущаются, когда не удается навязать другим свое понимание событий; их рассказы слишком противоречивы; они отрицают интерпретации и не хотят признавать очевидных вещей. Такие ситуации в психотерапевтической деятельности встречаются очень часто.

Далее стадия развития объектных отношений - депрессивная. Она наступает тогда, когда мать начинает оставлять ребенка одного - сначала ненадолго, а затем на более длительные промежутки времени. При отсутствии матери ребенок (если не спит) кричит и плачет, чувствуя сильную тревогу, которую ему необходимо научиться преодолевать. Несостоятельным на это детям трудно переходить порог депрессивной позиции, а потому и в дальнейшем, во взрослой жизни, они имеют многочисленные проблемы, обусловленные тревогой разлуки или потери.

 

М. Кляйн считала основным результатом этого периода способность младенца преодолевать тревоги, готовит его к проблемам и противоречий эдипова комплекса. Ребенок учится адекватно реагировать на внешнюю агрессию (понимать значение наказаний), приобретает способность выдерживать отрицательную стимуляцию или отсутствие положительной, усваивает представления о том, что путь к удовлетворению желаний не всегда самый короткий. Преодоление депрессивной позиции охватывает чувство благодарности, обусловлено способностью к любви, а не виной. Это связано с формированием представления о стойких "хорошие" объекты, которое затем становится основой интеграции собственного Я.

 

Преодолев порог депрессивной позиции, субъект учится четко разграничивать себя и мир в эмоционально насыщенных ситуациях. По неподоланности этого порога каждую пережитую потерю человек чувствует как разрушение собственной личности, исчезновение важных частей собственного Я. В работе "Печаль и меланхолия" 3 Фрейд, определяя различия между скорбью и депрессией, писал об обнищании Я: "В скорби мир становится бедным и пустым, в меланхолии становящимся Я. Невротик считает свое Я мерзким, ни на что не способным, аморальным, он упрекает себя, ждет изгнание или наказания ".

 

Лицо не может смириться и жить дальше с потерей объекта, равнозначной разрушению Я. Фактически Я как потерянный объект чувствует себя одновременно плохим (недостойным любви), виноватым и скудным (неспособным привлечь и удержать любимый объект). Особенно тяжелые случаи, когда Я с самого начала не обладало объектом, не имело с ним реальных отношений, заменяя их иллюзиями нераспределенной любви.

 

Тяжелый депрессивное состояние у клиентки И. наступил после того, как она набралась смелости признаться в любви своему избраннику - молодому привлекательном коллеге, имевший большой успех у женщин.

 

Почти год госпожа И. провела в мечтах и фантазиях, которые ее избранник прервал резко, сразу. Клиентка, которая была в то время одиннадцать лет в совершенно благополучном браке, мать двоих детей, начала последовательно разрушать свою семью. На терапии она объяснила, что не заслуживает счастья, не имеет права обманывать своего мужа и должна быть наказана. Потеря объекта не привела к разрыву воображаемых отношений с ним, поскольку госпожа И. собиралась заполнить свою жизнь знанием того, что любимый счастлив (с Другими женщинами), а раз так - понимание этого поможет ей жить самой. Клиентка не только активно фантазировала о любви, которую она якобы прочитала в глазах любимого, но и вела длительные телефонные беседы с подругами о том, как "роковые" обстоятельства не позволяют ему признаться.

 

Такие люди начинают разрушать собственную жизнь, делают смыслом своего существования счастья обожаемого объекта, считая себя недостойными счастья.

 

Еще одна форма депрессивной травмы связана с чрезмерной тревогой и страхами разрыва объектных отношений. Столкнувшись с множеством ситуаций тревоги, Его стремится отрицать их, а когда тревога достигает высшего предела, Его даже отрицает факт своей любви к объекту. Следствием этого может стать длительное подавление любви. Такое часто случается с подростками, тревожными в сфере межличностных отношений. Отрицая чувства любви, они в присутствии объекта ее ведут себя вызывающе, агрессивно, получают в ответ пренебрежение или отказ и критику, убеждаются в отсутствии встречной эмоции и доказывают это переживания до крайности, считая себя абсолютно непривлекательными, а других людей - неспособными любить.

 

Многие психоаналитиков разделяет мнение, что ведущую роль в преодолении депрессивных и параноидной-шизоидных страхов в раннем детстве играют обсессивные механизмы - навязчивые состояния и действия. С их помощью ребенок сдерживает тревогу, а ее Я крепнет. Часто повторяющиеся фразы, движения и действия (желание много раз слушать одни и те же сказки и истории, стереотипные игры, привычные ритуалы одевания, купания, приготовления ко сну и т.д.) вселяют уверенность, дают ощущение стабильности мира и собственного Я. В дальнейшем во взрослой жизни люди обращаются к навязчивым ритуалов каждый раз, когда их отношения с окружающими испытывают кризис.

 

Дети и взрослые, часто прибегают к обсессивных защит, не могут эффективно обуздать тревоги психотической природы. Очень сильные чувства вызывают у них чувство вины, а навязчивость становится эффективной формой контроля влечений. Как правило, навязчивые невротики имеют жесткое и ригидное Супер-Эго с ярко выраженными карательными и запретительными функциями. Человек, который налаживает объектные отношения с навязчивым типом, имеет много трудностей в общении из-за "ненадежность и неустойчивость" своих партнеров. Такие люди уверены в себе, и это сказывается на их социальных отношениях и статусе.

 

М. Кляйн и А. Фрейд является основателями детского психоанализа. Во время Второй мировой войны и в послевоенные годы в Англии было много детей, оставшихся без родителей, потерпев ощутимых психологических травм. Они нуждались в помощи, и психоанализ оказался в этом достаточно эффективным. Разработанный М. Кляйн психоаналитический метод заключался в понимании детской игры как непосредственного символического выражения эдиповых проблем и страхов ребенка. Аналитик позволяла ребенку на сеансе активно выражать любые чувства и сразу давала их прямые интерпретации. Некоторые моменты дети интерпретировали сами.

 

Во время работы с мальчиком по имени Ричард, который увидел в саду ядовитые грибы, М. Кляйн выбрала такую тактику: "... В своей интерпретации я связала этот страх (ядовитых поганок. - Н. К.) с" свинским "городом - оно означало для его психики мои" внутренности "и" внутренности "его матери, стали плохими за грозы и гитлеровские бомбы. Они означали" плохой "пенис отца, входит в тело матери и превращает ее тело в опасное место. "Плохой" пенис внутри матери символизировали ядовитые грибы, выросшие в саду в мое отсутствие, а также чудовище, с которым сражалась маленький человек (он сам) ... Его собственные агрессивные желания, касающиеся полового акта родителей, значительно усиливали тревогу и чувство вины ... К фантазии о разрушении, что грозило матери со стороны плохого отца, добавилась угроза от агрессии Ричарда, поскольку он идентифицировал себя с "плохим" отцом ... ".

 

Кляйнианськи интерпретации соответствовали возрастным особенностям детей и их когнитивным возможностям. Ученики и последователи М. Кляйн со временем разработали специальные игровые техники, применяли для понимания детских проекций: игра с песком и водой, тематическое рисование, танец, кукольный театр и др. Некоторые психо-аналитики организуют совместную терапию - детей и родителей. Существует особая форма клинических наблюдений и терапии матерей с младенцами, специальные методы разработаны для детей с недостатками зрения и слуха.

 

В настоящее время теория объектных отношений имеет много сторонников, очень распространена в терапии детей и взрослых. ее эвристические возможности реализуют как самостоятельно, так и в форме теоретического синтеза с другими концепциями (эго-психологией, теорией Самости и др.). Кляйнианськи идеи оказались особенно ценными для понимания психозов и пограничных состояний - тяжелых видов психических расстройств, основанных на ранних стадиях психического развития ребенка.

 

Детский психоанализ и психотерапевтическая помощь детям особенно распространились в Великобритании, стимулировали развитие теоретических представлений о детстве.