ГЛАВА 4 МАНИПУЛЯЦИЯ: ЧУВСТВА И Р’РћРћР‘РАЖЕНИЕ, ПАМЯТРИ РќРАВСТВЕННОСТР2 страница

Когда мы окидываем мысленным взглядом нашу историю, сравнивая с историей становления человека Запада, сразу бросается в глаза эта разница: никогда нашему человеку не вводился в сознание вирус мистического страха. Этого не делало Православие, этого не делали народные сказки про Бабу Ягу. Наши грехи поддавались искуплению через покаяние, и даже разбойник Кудеяр мог надеяться на спасение души. Смерть и проблема спасения души занимали большое место в мыслях и чувствах православного человека, но философия смерти была окрашена лирическим чувством, любовью к земле, оставляемым близким и к тем, кто ушел раньше. В первом томе труда В.Даля "Пословицы русского народа" смерти посвящен самый большой раздел. Но нет в нем ни одной пословицы, отражающей экзистенциальный страх.

Против страха вечных РјСѓРє грешного человека выступили РІСЃРµ виднейшие СЂСѓСЃСЃРєРёРµ религиозные философы начала нашего века. Р’.Р’.Розанов РіРѕРІРѕСЂРёР» Рѕ всепрощении РЅР° небесах СЂРѕРґР° людского. Близок Рє нему был Рќ.Рђ.Бердяев, высказавший мысль, что ад придуман "утонченными садистами". Рќ.Р¤.Федоров считал нелепостью, что "РѕРґРЅРё (грешники) осуждаются РЅР° вечные РјСѓРєРё, Р° РґСЂСѓРіРёРµ (праведники) — РЅР° вечное созерцание этих РјСѓРє".

Жестокие правители, РѕС‚ Ивана Грозного РґРѕ Сталина, внушали нашим людям страх вполне разумный, реалистичный. Страх СЌРїРѕС…Рё сталинизма, Рѕ котором нам поведали РІ перестройку либеральные интеллигенты, есть, РїРѕ всем признакам, именно "западный" страх. Недаром РјРЅРѕРіРёРµ считали РІСЃРµ эти выступления Р®.Афанасьева, Р”.Лихачева Рё Р›.Разгона неискренними, чистой "идеологией". Р’РёРґРёРјРѕ, простые люди ошибались — страх элиты был настоящим, РЅРѕ РѕРЅ был чужим для тех, РєРѕРіРѕ РЅРµ овеял "западный" РґСѓС… (Рё большие семьи РјРѕРёС… родителей были затронуты репрессиями, РЅРѕ СЏ, зная Рѕ РЅРёС… СЃ детства, никакого мистического страха перед РЅРёРјРё Сѓ РјРѕРёС… родных РЅРµ видел).

РќРµ успел возникнуть РІ РРѕСЃСЃРёРё Рё "внутренний" страх перед буржуазной моралью Рё перед возможной потерей буржуазного статуса, РЅРµ нагнетали Сѓ нас страха Рё перед ядерным апокалипсисом. Можно даже сказать, что ядерный страх Сѓ нас РІ массе людей был так же неразвит, как Сѓ крестьян был неразвит страх перед недородом, Рѕ котором писал Салтыков-Щедрин. РљРѕРіРґР° после аварии РЅР° Чернобыльской РђР­РЎ РёР· РіРѕСЂРѕРґРєР° было срочно эвакуировано население, перед милицией встала немыслимая для Запада проблема: жители, тайными тропами РѕР±С…РѕРґСЏ заслоны, повадились возвращаться РІ покинутые жилища Р·Р° вещами. Рђ потом Рё жулики потянулись — стянуть, что плохо лежит. Р’ зараженную Р·РѕРЅСѓ!

Можно принять как общий вывод: вплоть до последнего времени в нашей культуре не играл существенной роли экзистенциальный страх — страх перед самим существованием человека, страх как важная сторона самой его жизни. Православие и выросшая на его почве культура делали акцент на любви. И это уже само по себе не оставляло места для экзистенциального страха: "В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви" (Первое послание Иоанна, 4, 18).

Однако РІ той части советских людей, которые РІ наибольшей степени были проникнуты западным СЃРїРѕСЃРѕР±РѕРј мышления, РІ С…РѕРґРµ перестройки удалось раскачать невротический страх. Речь идет РЅРµ Рѕ том разумном страхе перед реальными опасностями, который необходим, чтобы жить РІ меняющемся, полном неопределенностей РјРёСЂРµ. Нет, как раз эта осмотрительность Рё способность предвидеть хотя Р±С‹ личный ущерб была Сѓ либеральной интеллигенции РІ С…РѕРґРµ перестройки отключена. Ведь уже РІ 1988-89 РіРі. было СЏСЃРЅРѕ, что тот антисоветский РєСѓСЂСЃ, который интеллигенция СЃ восторгом поддержала, прежде всего уничтожит сам смысл ее собственного существования. РћР± этом предупреждали довольно внятно — РЅРёРєРѕРјСѓ РёР· сильных РјРёСЂР° сего РІ разрушенных РРѕСЃСЃРёРё, Украине или РљРёСЂРіРёР·РёРё РЅРµ будет нужна РЅРё наука, РЅРё культура. Нет, этого разумного страха РЅРµ было, Рё сегодня деятели культуры Рё гордая Академия наук мычат, как некормленая скотина: "Дай поесть!"

Речь идет Рѕ страхе внушенном, бредовом, основания которого сам трясущийся интеллигент-либерал РЅРµ может объяснить. Р’ него запустили идею-РІРёСЂСѓСЃ, идею-матрицу, Р° РѕРЅ уже сам вырастил какого-то монстра, который лишил его способности соображать. Р’РѕС‚, большинство интеллигенции проголосовало РІ 1996 Рі. Р·Р° Ельцина (особенно красноречива позиция научных РіРѕСЂРѕРґРєРѕРІ). Социологи, изучавшие мотивы этого выбора, пришли Рє выводу: РІ нем доминировал страх — перед Зюгановым!

Никаких позитивных причин поддержать Ельцина у интеллигенции уже не было. Полностью растоптан и отброшен миф демократии. Нет никаких надежд просочиться в "наш общий европейский дом". Всем уже ясно, что режим Ельцина осуществляет демонтаж промышленности и вообще всех структур современной цивилизации, так что шансов занять высокий социальный статус (шкурные мотивы) интеллигенция при нем не имеет.

Если рассуждать на холодную голову, то овладевшая умами образованных людей вера ("Придет Зюганов и начнет всех вешать") не могла быть подтверждена абсолютно никакими разумными доводами, и этих доводов в разговорах получить было невозможно. Более того, когда удавалось как-то собеседника успокоить и настроить на рассудительность, на уважение к законам логики, он соглашался, что никакой видимой связи между сталинскими репрессиями и Зюгановым не только нет, а более того, именно среди коммунистов сильнее всего иммунитет к репрессиям. Если где-то и гнездится соблазн репрессий, то именно среди харизматических политиков-популистов. Тем не менее, предвыборная стратегия Ельцина, основанная на страхе, оказалась успешной.

Если бы этот страх лишь грыз и мучил душу либерального интеллигента, его можно было бы только пожалеть. Но психоз стал политической силой, потому что ради избавления от своего комплекса эта часть интеллигенции посчитала себя вправе не жалеть никого. Поддержать такие изменения в стране, которые причиняют несовместимые с жизнью страдания огромному числу сограждан. Видя воочию эти страдания, либеральная интеллигенция, тем не менее, поддерживает причиняющий эти страдания режим, оправдывая это единственно своим избавлением от самой же созданного страшного привидения.

Пригласили меня перед выборами РІ Думу 1995 Рі. РЅР° круглый стол "Культура, образование, наука" Общественной палаты РїСЂРё Президенте РР¤. Р’РёРґРЅРѕ, плюрализмом решили тряхнуть. Собрался цвет "демократов РѕС‚ культуры", послушать было интересно. Начальница Палаты, драматург, поставила РІРѕРїСЂРѕСЃ РїРѕ-шекспировски: "Если РЅР° выборах победят коммунисты, Зюганов, то всех нас поставят Рє стенке. Хоть это РІС‹ РІСЃРµ понимаете?". Р’СЃРµ закивали головами. Да, это РѕРЅРё понимают. РЇ чуть РЅРµ вскочил: "Объясните, РіРѕСЃРїРѕРґР°, какие РІС‹ Р·Р° СЃРѕР±РѕР№ знаете дела, Р·Р° которые кто-то жаждет поставить вас Рє стенке?". Ведь просто так подобные мысли РІ голову РЅРµ РїСЂРёС…РѕРґСЏС‚. Что-то, значит, точит этих "драматургов". Пытался СЏ выяснить, чего же эти люди боятся, — нет, РёС… "точит" ирреальный, иллюзорный страх, который невозможно перевести РЅР° язык осязаемых опасностей.

Помимо либеральной интеллигенции на время такой страх овладевал и частью наших "предпринимателей" (впрочем, сильно связанных с интеллигенцией). Когда ГКЧП устроил свой страшный "военный переворот", то уже утром 19 августа жителям Москвы стало ясно, что ни стрелять, ни давить танками военные никого не будут. А после пресс-конференции "хунты" с полной очевидностью выяснилось, что мы — зрители большого спектакля. Тогда назавтра к "Белому дому" было созвано "ополчение" из демократов. Какие же чувства испытывали "ополченцы"?

"Известия" писали: "Многие обратили внимание на то, что в рядах ополченцев немало предпринимателей. Тех самых, чьему бизнесу обещал не мешать Геннадий Янаев во время фарсовой пресс-конференции 19 августа. Из коротких интервью с биржевиками, менеджерами совместных и малых предприятий, акционерных обществ, коммерческих банков становилось понятно, что привело их сюда, что заставило взять в руки стальные прутья, палки, кирпичи. В "программе" самозванного ГКЧП они увидели не только конец демократическим свободам, но и собственный конец".

Собственный конец, какой ужас! Это — из пресс-конференции трясущегося Янаева! Можно ли в это поверить? Оказывается, так и было. Пишет М.Леонтьев в "Независимой газете": "Никогда ни в одном государстве мира военный переворот не означал такой физически ощутимой угрозы жизни для десятков тысяч предпринимателей. И никогда демократия не получала столь единодушной поддержки от бизнеса". Это написано вполне серьезно, а ведь налицо психоз. Тут мы явно видим отщепление от народа некоторой группы по важному культурному признаку: она стала подвержена "западному" страху. Значит, подвержена новым, непривычным для нас методам манипуляции поведением.

И это уже опасно. Как писал в получившем известность "Дневнике" один из защитников "Белого дома" журналист С.Хабиров, "по сути мы — участники пока еще тихой гражданской войны: две группы граждан — готовы стрелять друг в друга. Во всяком случае люди, охраняющие "Белый дом", вполне способны это делать…". Военные, как известно, стрелять ни в кого не собирались, психологически к этому совершенно не были готовы, да и приказы это строго-настрого запрещали. А собравшиеся демократы, оказывается, были "вполне способны это делать". Ничего себе — эффект перестройки.

Р’ целом культивирование страха было важной составной частью всей программы перестройки Рё реформы. Для этого были использованы РІСЃРµ возможные темы: репрессий 1937 РіРѕРґР°, голода, дефицита, технологических катастроф, преступности, СПИДа, экологических опасностей, межнациональных РІРѕР№РЅ Рё полицейского насилия. РџСЂРё этом РІ каждой теме образы страха накачивались РІ массовое сознание СЃ невероятной силой, всеми средствами государственной машины пропаганды, Р° потом Рё "независимого" телевидения. Нам непрерывно показывали ужасные сцены разгрома Бендер, Р° потом бомбардировок Грозного, избиения демонстраций Рё, наконец, расстрела Верховного Совета РСФСР, заснятого как спектакль заранее установленными камерами.

Конечно, нагнетанию страхов РІ разных слоях СЂРѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕРіРѕ общества способствует сама жизнь. РџРѕРєР° что трудно сказать, идет ли речь Рѕ реальных страхах или РѕРЅРё приняли уже невротический, Р° то Рё шизофренический характер. Западные эксперты используют как количественный показатель нарастания страха СЂРѕСЃС‚ числа телохранителей. РџРѕ этому показателю можно говорить уже Рѕ шизофреническом страхе: РІ советское время всего около трех десятков человек РІ РњРѕСЃРєРІРµ имели личную охрану. Сейчас крупные коммерческие структуры тратят РЅР° охрану около трети СЃРІРѕРёС… прибылей. Тем РЅРµ менее РІ конце 1996 Рі. примерно половина всех бизнесменов РІ РРѕСЃСЃРёРё находилась РІ постоянной тревоге Р·Р° СЃРІРѕСЋ жизнь Рё жизнь СЃРІРѕРёС… близких.

Второй индикатор страха — общая уверенность бизнесменов и высших чиновников, что их телефон прослушивается. Этот страх также приобретает уже характер паранойи. Простой обыватель, видимо, этим невротическим страхам не подвержен. Для него обычен вполне реальный и здоровый страх перед расплодившимися преступниками при полной недееспособности правоохранительных органов. Если раньше опасность нападения хулигана была локализована именно в нем, в хулигане, а тыл обывателя защищала милиция, то сейчас никто не уверен в том, что она встанет на его сторону, если хулиган окажется членом влиятельной банды.

Профессор Мичиганского университета Р’.Р­.Шляпентох (специалист РїРѕ РРѕСЃСЃРёРё Рё бывший советский социолог, работавший для "Правды") пишет: "Страх Р·Р° СЃРІРѕСЋ жизнь влияет РЅР° РјРЅРѕРіРёРµ решения СЂРѕСЃСЃРёСЏРЅ — обстоятельство, практически неизвестное РІ 1960-1980 годах… РЎСѓРґСЊРё боятся, Рё РЅРµ без основания, обвиняемых, налоговые инспекторы — СЃРІРѕРёС… подопечных, Р° милиционеры — преступников. Водители смертельно боятся даже случайно ударить РґСЂСѓРіРѕР№ автомобиль, РёР±Рѕ "жертва" может потребовать компенсации, равной стоимости РЅРѕРІРѕР№ машины или квартиры".

Причину невозможности эффективной борьбы с преступностью и оздоровления обстановки В.Э.Шляпентох видит в том, что "все российские олигархи-"феодалы" и их многочисленная челядь, как на государственной службе, так и в бизнесе, практически без исключения боятся законного расследования их деятельности намного больше, чем наемных убийц… Обнародованные факты делают Мжаванадзе или Чурбанова, олицетворявших коррупцию брежневского времени, почти невинными младенцами в сравнении с нынешними деятелями".

Эти реальные страхи — другая тема. Для нас здесь важно то, что они создают основу для искусственного превращения их в страх шизофренический с целью создания благоприятной обстановки для манипуляции массовым сознанием — прежде всего в политических целях. Например, для приведения к власти "крутого" генерала, обещающего навести порядок железной рукой.

 

В§2. Р’РћРћР‘РАЖЕНИЕ. "ОБЩЕСТВО СПЕКТАКЛЯ"

 

Г. Ле Бон писал в книге "Душа толпы": "Могущество победителей и сила государств именно-то и основываются на народном воображении. Толпу увлекают за собой, действуя главным образом на ее воображение… Не факты сами по себе поражают народное воображение, а то, каким образом они распределяются и представляются толпе. Необходимо, чтобы, сгущаясь, если мне будет позволено так выразиться, эти факты представили бы такой поразительный образ, что он мог бы овладеть всецело умом толпы и наполнить всю область ее понятий. Кто владеет искусством производить впечатление на воображение толпы, тот и обладает искусством ею управлять".

Игра воображения сильно зависит от степени удовлетворения потребностей человека. Удовлетворенные потребности воображения не рождают, а вот если человеку чего-то недостает, в его сознании возникают образы как недостающего предмета, так и путей к обладанию им. Искусственное изменение степени удовлетворенности самых главных потребностей людей — сильное средство контроля над их воображением и, таким образом, над их поведением. Умеренная нехватка какого-то ресурса пробуждает активное воображение, заставляющее действовать, разрешать проблему. Как правило, это не в интересах манипуляции сознанием. Обычно манипуляторы стремятся как можно быстрее обострить неудовлетворенность людей до стадии фрустрации — ощущения подавленности и безысходности. В этом состоянии начинает доминировать пассивное воображение — миражи, грезы, мечты. Возникает и повышенное стремление искусственно "улучшить настроение", например, выпивкой.

Очень важным для манипулятора результатом фрустрации является сужение сознания — почти все внимание сосредоточивается именно на неудовлетворенной потребности, восприятие действительности резко искажается. Когда жмет ботинок, человек не думает о том, как хорошо греет его пальто. Фрустрация порождает такое упорство и упрямство, которое со стороны кажется патологической тупостью. При этом неважно, является ли неудовлетворенная потребность фундаментальной или второстепенной, а то и "наведенной".

Р’СЃРїРѕРјРЅРёРј, как РІ РіРѕРґС‹ перестройки Сѓ большой части интеллигенции было создано ощущение страшного РіРѕСЂСЏ оттого, что было затруднено оформление выезда РёР· РЎРЎРЎР. Стало действительно казаться, что это — РІРѕРїСЂРѕСЃ жизни Рё смерти, РІСЃРµ остальное почти РЅРµ важно. Ради того, чтобы удовлетворить острую потребность РІ СЃРІРѕР±РѕРґРµ выезда, было РЅРµ жалко лишиться работы, зарплаты, РјРёСЂРЅРѕР№ жизни (Рё даже реальной возможности поехать Р·Р° границу — РІ научную командировку или РїРѕ туристической путевке).

При сбалансированном взаимодействии мышления, воображения и чувства человек воспринимает реальность в образах, которые выстраиваются в соответствии с укорененной в сознании шкалой ценностей. Этим и определяется поведение человека. Если же манипулятор ставит перед собой задачу изменить поведение человека, заменить его "программу", надо на время исказить шкалу ценностей — заставить людей "захотеть того, чего они не хотят". Такая задача стоит, например, и перед коммерческой, и перед политической рекламой. Воображение — один из объектов, которые "обрабатываются" в ходе манипуляции ради решения этой задачи.

Западные философы, изучающие современность, говорят о возникновении общества спектакля. Мы, простые люди, стали как бы зрителями, затаив дыхание наблюдающими за сложными поворотами захватывающего спектакля. А сцена — весь мир, и невидимый режиссер и нас втягивает в массовки, а артисты спускаются со сцены в зал. И мы уже теряем ощущение реальности, перестаем понимать, где игра актеров, а где реальная жизнь. Что это льется — кровь или краска? Эти женщины и дети, что упали, как подкошенные, в Бендерах, Сараеве или Ходжалы — прекрасно "играют смерть" или вправду убиты? Здесь возникает диалектическое взаимодействие с процессом превращения людей в толпу. Ле Бон сказал о толпе, что "нереальное действует на нее почти так же, как и реальное, и она имеет явную склонность не отличать их друг от друга".