Рас­сказ о том, как ба­буш­ка бы­ла мышью-ма­лют­кой

То­сико Кан­дза­ва

Дав­ным-дав­но, ког­да ба­буш­ка бы­ла...

 

Ба­буш­ке ма­лень­кой Ма­ны на­вер­ня­ка да­леко за во­семь­де­сят, но сколь­ко точ­но это­го не зна­ет ник­то. Ма­на и все ос­таль­ные вну­чата на­зыва­ли ее гор­ной ба­буш­кой. Это по­тому, что она жи­ла в гор­ной де­ревуш­ке не­дале­ко от То­кио.

Что­бы доб­рать­ся до этой де­ревуш­ки, на­до два с по­лови­ной ча­са ехать на по­ез­де. Сой­дя на ма­лень­кой стан­ции око­ло пе­рева­ла, вы под­ни­ма­етесь по гор­ной до­роге, про­ходи­те че­рез ро­щу, за­тем по­вора­чива­ете на тро­пин­ку, бе­гущую сре­ди по­ля, и вот ба­буш­кин дом. В са­ду с низ­кой де­ревян­ной из­го­родью ран­ней вес­ной на яб­ло­нях рас­пуска­ют­ся неж­но-ро­зовые цве­ты. В уг­лу са­да рас­ки­нуло свои вет­ки де­рево с грец­ки­ми оре­хами. Час­то ту­да за­бира­ют­ся бел­ки, и тог­да да­же в без­ветрен­ную по­году вет­ки груз­но по­качи­ва­ют­ся.

Хо­рошо сю­да при­ез­жать! Осо­бен­но ес­ли жи­вешь в тес­ных го­род­ских дан­ти (квар­тал мно­го­этаж­ных до­мов. - Пер.).

Ря­дом ма­лень­кая реч­ка, сме­шан­ный лес, ще­бет птиц, ба­боч­ки, жу­ки, вся­кие зве­рята. Мож­но ла­зить по де­ревь­ям, иг­рать в прят­ки, ку­пать­ся в реч­ке, про­каз­ни­чать, да хоть на го­лове хо­дить!

От ба­буш­ки­ного до­ма тон­кой лен­той тя­нет­ся по­ле, где цве­тут ро­маш­ки, тимь­ян, ла­ван­да. Вмес­те с ба­буш­кой мож­но со­бирать цве­ты и су­шить их.

Од­нажды ле­том, при­сев на ка­мень в по­ле, ба­буш­ка про­гово­рила:

- Дав­ным-дав­но...

Дер­жа соб­ранную ро­маш­ку в по­доле юб­ки, Ма­на по­дош­ла поб­ли­же и пе­рес­про­сила:

- Дав­ным-дав­но, ба­буш­ка?..

Ба­буш­ка под­ня­ла квер­ху ли­цо и, как бы вды­хая аро­мат да­леко­го вет­ра, ска­зала:

- Дав­ным-дав­но, ког­да я вот так же су­шила цве­ты...

Ба­буш­ки­ны се­реб­ристые во­лосы поб­лески­вали на сол­нце. Она буд­то бы­ла здесь од­на, за­дум­чи­во ка­тала по су­хим листь­ям бу­тон ро­маш­ки.

- Так вот. На вер­ши­не вы­сокой го­ры уже тог­да бы­ли од­ни кам­ни, а меж­ду кам­ня­ми цве­ты. Я всё ле­то со­бира­ла и су­шила их, раз­ло­жив на кам­нях, а в дож­дик уби­рала. И по­чему-то они бы­ли ужас­но тя­жёлые, эти цве­ты, - ну, как ка­мен­ные!

- Кле­вер был тя­жёлый? Ты что? - не утер­пев, спро­сила тог­да Нао, сес­трен­ка Ма­ны.

- Ах, да! - улыб­ну­лась ба­буш­ка. - Я же вам не ска­зала. Тог­да, дав­ным-дав­но, я бы­ла пи­щухой!

- Пи­щухой? Это ко­торая жи­вет на ос­тро­ве Хок­кай­до и по­хожа на кры­су? Ой... - Нао нак­ло­нила на­бок го­лову. - А раз­ве ты рань­ше не го­вори­ла, что бы­ла обык­но­вен­ным зай­цем?

- Ви­дишь ли, дав­ным-дав­но мне при­води­лось быть и зай­цем, и пи­щухой, и яб­ло­ней, и еще мно­гим-мно­гим дру­гим... - ба­буш­кин го­лос зву­чал сов­сем так, как буд­то она пе­ла или пов­то­ряла ка­кое-то зак­ли­нание. Нет, это она на­чина­ла сказ­ку. Сколь­ко же она их зна­ла!

Мно­го. Еще бы, ведь она про­жила та­кую дол­гую жизнь! Са­мое ин­те­рес­ное, что глав­ной во всех этих сказ­ках бы­ла она са­ма - ба­буш­ка, по­это­му и не­лег­ко бы­ло от­ли­чить прав­ду от вы­дум­ки.

Итак, нас­ту­пило ле­то. Все вну­чата сно­ва в гос­тях у ба­буш­ки. Ожил гор­ный до­мик!

Рас­сказ о том, как ба­буш­ка бы­ла мышью-ма­лют­кой

 

Ма­лыши ещё спят. Они ку­пались в реч­ке и очень ус­та­ли. Ну что ж, стар­шие де­ти по­сидят за ча­ем од­ни.

Ба­буш­ка дос­та­ла из бу­фета ка­кие-то бан­ки с ла­комс­тва­ми.

- Это за­саха­рен­ная брус­ни­ка. А это ле­пес­тки ро­зы.

- Ро­зы? - де­воч­ки ус­та­вились на стек­лянную бан­ку. Ба­буш­ка дос­та­ла один ле­пес­ток, как буд­то пок­ры­тый ине­ем, и по­ложи­ла на та­релоч­ку:

- Про­буй­те.

Ма­на по­ложи­ла в рот - вы­сох­ший алый ле­пес­ток рас­та­ял в од­но мгно­вение. Ос­тался лишь аро­мат роз.

- Ну как, нра­вит­ся? - ждёт от­ве­та ба­буш­ка.

По гла­зам Мио и Нао вид­но, что они пы­та­ют­ся рас­про­бовать ла­комс­тво, но ре­шили: ес­ли не наб­рать пол­ный рот, то, по­хоже, так и не раз­бе­рёшь­ся. Да, смот­ря сколь­ко съ­есть!

- Вкус за­висит от цве­та ле­пес­тков. Се­год­ня у нас осо­бые сла­дос­ти, про­гово­рила ба­буш­ка, - и день ка­кой! Уди­витель­но ти­хо.

Ба­буш­ка смот­ре­ла че­рез ок­но на ули­цу.

- Это, на­вер­ное, при­тих ве­тер, се­год­ня да­же ре­ку хо­рошо слыш­но. И листья ше­лес­тят.

Де­ти прис­лу­шались.

- Опять вспо­мина­ет­ся то, что бы­ло очень-очень дав­но... Та­кое да­лёкое, от че­го ос­тался лишь аро­мат, по­хожий на за­пах роз. Дав­ным-дав­но... Жур­ча­ла ре­ка, дул ве­тер, те­ребил тра­ву, моё те­ло бы­ло бар­хатным и слег­ка се­реб­ри­лось. Я бы­ла ма­лень­кая и от кон­чи­ка но­са до хвос­та бы­ла пок­ры­та шёрс­ткой, - го­воря это, ба­буш­ка мед­ленно пе­реве­ла взгляд с Ма­ны на Мио и Нао. - Я бы­ла мышью-ма­лют­кой, се­мени­ла по влаж­ной зем­ле, ши­роко рас­то­пырив ко­гот­ки на лап­ках. И над мо­ей го­ловой ко­лыха­лась тра­ва, с ко­торой ска­тыва­лись со зво­ном кап­ли ро­сы. Они зве­нели сов­сем как ма­лень­кие ко­локоль­чи­ки...

Так на­чал­ся в этот ти­хий ве­чер ба­буш­кин рас­сказ.

- В детс­тве я жи­ла у ре­ки на лу­гу, по­рос­шем трос­тни­ком. Вы та­кого и не ви­дели. А рань­ше на лу­гу сре­ди ки­тай­ско­го мис­канта при же­лании мож­но бы­ло най­ти при­мер­но пять круг­лых до­миков мы­шей-ма­люток, по­хожих на птичьи гнёз­да. Да, трос­тник - это и есть ки­тай­ский мис­кант.

Мы­ши-ма­лют­ки та­кие ма­лень­кие, что лег­ко мо­гут умес­тить­ся на ла­дони. Они стро­ят се­бе до­мики, лов­ко спле­тая уз­кие листья трос­тни­ка.

Трос­тник под­ни­ма­ет­ся вы­ше рос­та Ма­ны. Круг­лый до­мик под­ве­шива­ет­ся к стеб­лю и пос­то­ян­но рас­ка­чива­ет­ся. Мы, пя­теро сес­тёр и брать­ев, вы­рос­ли в до­ме-люль­ке.

По ши­роко­му-ши­роко­му трос­тни­ково­му лу­гу ду­ет ве­тер, до­мик ка­ча­ет­ся. И всё, что я ви­дела, ка­чалось: и ут­реннее сол­нце, и звёз­ды на ноч­ном не­бе. Мы, мы­шата, ду­мали, что весь мир всег­да ка­ча­ет­ся.

На­ша ма­ма с вол­не­ни­ем сле­дила за на­ми. А мы, мы­шата, бес­ко­неч­но кри­чали, шу­мели, тол­ка­лись в ма­лень­ком до­мике, а ес­ли бы упа­ли, то нам при­шёл бы ко­нец. До­мик ви­сел вы­соко. Ма­ма-мышь це­лый день кор­ми­ла пя­терых де­тей мо­локом, при­носи­ла и дру­гую еду.

Но вот мы ста­ли боль­ши­ми, и приш­ло вре­мя вы­ходить из гнез­да. Ох, ужас­ный день!

Я вы­суну­ла лап­ку на­ружу, гля­нула - до че­го ж вы­соко! Да­же зем­ли не вид­но. Лишь уз­кие листья трос­тни­ка гро­моз­дятся кру­гом.

Мы при­жались друг к дру­гу и пи­щали: пи-пи-пи! Но по­том по ма­мино­му при­меру об­ви­ли хвос­ти­ки вок­руг стеб­лей, и ник­то, пред­ставь­те, не упал. На­учи­лись да­же пе­реп­ры­гивать с од­но­го стеб­ля на дру­гой. Стрях­ну­ли ро­су с кон­чи­ков листь­ев, спуг­ну­ли во­робь­ев.

По со­седс­тву с на­шим лу­гом на­ходи­лось зер­но­вое по­ле, а вда­ли сто­яло боль­шое де­рево гор­ной са­куры (япон­ской де­кора­тив­ной виш­ни. - Пер.). Это бы­ло ста­рое де­рево, в дуп­ле ко­торо­го жи­ла со­ва.

Ночью то и де­ло раз­да­валось: ух-ух! Опять страш­но. Ма­ма-мышь твер­ди­ла нам: "За­пом­ни­те, со­ва всег­да по­яв­ля­ет­ся не­ожи­дан­но, бес­шумно и по­хища­ет нас. Днём же за на­ми охо­тят­ся во­роны и со­колы. Да­же ког­да иг­ра­ете, будь­те вни­матель­ны. Здесь в ок­ру­ге во­дят­ся и ко­лон­ки, и змеи. Они все охо­тят­ся на сла­бых мы­шей".

"По­нят­но, ма­ма", - от­ве­чали мы и по-преж­не­му без­за­бот­но рез­ви­лись.

Мы­шата рас­тут с каж­дым днём. Во вре­мя пер­вой же про­гул­ки мы до­бежа­ли до са­мой ре­ки. Вот кра­сота! Мы уви­дели свер­ка­ющую на сол­нце ре­ку в объ­яти­ях рас­ту­щей по бе­регам тра­вы. По­доб­но ше­лес­тя­щему от вет­ра трос­тни­ку, ре­ка тек­ла, свер­кая и тан­цуя. Тек­ла, на­певая пе­сен­ку. Вдо­бавок ка­кие-то го­лоса слы­шались со дна ре­ки.

Кто же жи­вёт на дне?

Мо­жет быть, это по­ющие во­дорос­ли?

Или по­ющие ры­бы?

Но раз­ве бы­ва­ют та­кие?

С это­го дня я час­то при­бега­ла на бе­рег ре­ки, ко­торая тек­ла из не­ведо­мого да­лека и убе­гала в не­из­вес­тную даль.

Кру­гом был не­ведо­мый мир.

К то­му вре­мени мои пять брать­ев и сес­тёр уже раз­бре­лись кто ку­да. И где они жи­вут, мы не зна­ли. Я бы­ла так оди­нока.

И бы­ла я уже не мы­шон­ком, хо­тя и взрос­лой мышью ме­ня труд­но бы­ло наз­вать.

Как-то на рас­све­те я ра­но прос­ну­лась и ста­ла об­ти­рать мор­дочку. Си­нее проз­рачное не­бо пос­те­пен­но свет­ле­ло, на­конец над ле­сом со сто­роны ре­ки по­явил­ся диск сол­нца - и не­бо, и ро­ща ок­ра­сились в зо­лотой цвет.

На по­вер­хнос­ти во­ды свер­ка­ло, по­качи­ва­ясь, от­ра­жение сол­нца.

Вот тог­да и слу­чилось неч­то не­обык­но­вен­ное. Мне по­каза­лось, что кто-то плы­вет, буд­то раз­ре­зая вол­ны на ре­ке. Вни­матель­но всмат­ри­ва­юсь, и этот кто-то вы­бира­ет­ся на бе­рег и быс­тро от­ря­хива­ет­ся. Этот кто-то ока­зал­ся мышью, как я! Брыз­ги ле­тели во все сто­роны, и я уже бы­ла го­това вот-вот чих­нуть. Пос­ле то­го как мы­шонок вы­тер кап­ли во­ды с усов, он по­вер­нулся к ре­ке и под­нял мор­дочку к не­бу.

"Пи-пи-пи-пи", - заз­ву­чал вы­сокий чис­тый го­лос, и од­новре­мен­но на не­бе по­гас­ла оче­ред­ная звёз­дочка. "Пи-пи-пи-пи" - и уже с эти­ми зву­ками ис­чезла пос­ледняя звез­да, как буд­то её воб­ра­ло в се­бя не­бо, а мы­шонок пел:

Сол­нышко зо­лотое,

Вол­ны ре­ки то­же зо­лотые,

Моё сер­дце

Пи-пи-пи - зо­лотое,

Пи-пи-пи-пи.

Я хо­тела что-ни­будь ска­зать, но го­лос про­пал. Де­ло в том, что это был мо­лодой мы­шонок, ко­торо­го впол­не мож­но бы­ло наз­вать ещё маль­чи­ком, и он свер­кал зо­лотом, как буд­то ро­дил­ся от сол­нца. К то­му же и эта пес­ня, и зву­чание го­лоса от­ли­чались от всех пе­сен, ко­торые я слы­шала до сих пор. Да, очень от­ли­чались.

Этот мы­шонок пел, и сол­нце сла­ло ему свои лу­чи, вол­ны на ре­ке под­ни­мали брыз­ги.

"Нель­зя мол­чать, - по­дума­ла я. - Ведь он не за­метит ме­ня и ку­да-ни­будь скро­ет­ся". Я наб­ра­лась храб­рости и поз­ва­ла:

"Зо­лотой мы­шонок, от­ку­да ты при­шёл? По­чему в пе­сен­ке твоё сер­дце зо­лотое?"

Мы­шонок по­вер­нулся и, при­от­крыв рот от удив­ле­ния, пос­мотрел на ме­ня. И ос­трый нос, и усы бы­ли мок­ры­ми.

"Ты го­воришь - зо­лотой мы­шонок? Но ме­ня зо­вут Кай".

"Кай?" - "Да, Кай, - пер­вая часть мо­его име­ни вхо­дит в наз­ва­ние и вет­ра, и ре­ки, и трос­тни­ка, - про­гово­рил он, вы­деляя го­лосом схо­жие сло­ги. - А на воп­рос, от­ку­да я при­шёл, от­ве­чу, что прип­лыл от­ту­да. Прип­лыл, что­бы по­гасить звёз­ды на пред­рас­свет­ном не­бе. Кста­ти, а что ты тут де­ла­ешь од­на?" "Ты же ещё не от­ве­тил, по­чему твоё сер­дце зо­лотое", - пе­реби­ла его я. И он от­ве­чал: "До че­го лю­бопыт­ный ре­бёнок! - Те­бе ин­те­рес­но, что я де­лал со вче­раш­не­го по се­год­няшний день? Ну, нап­ри­мер, вмес­те с вет­ром но­сил­ся по трос­тни­ково­му лу­гу, пром­чался по по­лю, го­нял­ся за ба­боч­ка­ми и стре­коза­ми, пе­реп­ры­гивал че­рез цве­ты лю­тика. Ког­да на яс­ном не­бе по­яв­ля­ют­ся лу­чи сол­нца, моё сер­дце на­чина­ет си­ять".

Пос­ле это­го Кай, пос­мотрев на ме­ня, ска­зал: "Да ты прос­то сов­сем ещё ма­лень­кая де­воч­ка. Но будь ос­то­рож­на, ма­лыш­ка. Ес­ли бу­дешь бес­печна, те­бя пой­ма­ет во­рон".

Трос­тник за­качал­ся, и Кай зап­ры­гал по стеб­лям, про­пев на про­щанье свое "пи-пи-пи".

"Будь и ты ос­то­рожен! Ведь здесь есть и со­колы, и змеи", - прок­ри­чала я, но ус­лы­шал ли он? Ба­буш­ка за­мол­ча­ла. Де­ти ти­хо вздох­ну­ли.

- Ба­буш­ка, ты не дог­на­ла его? - спро­сила Нао, и её чёр­ные, как уг­ли, гла­за свер­кну­ли из-под длин­ной глад­кой чёл­ки.

- Ес­ли убе­жал, то и пе­режи­вать не­чего, - Мио, как всег­да, го­ворит всё нап­ря­мик, но по­чему-то на ду­ше у неё ста­ло нес­по­кой­но.

Ба­буш­ка сог­ласно кив­ну­ла.

- Нет, пос­ле это­го я нес­коль­ко раз ви­дела Кая. Один раз он си­дел на вет­ке де­рева на бе­регу ре­ки и бе­седо­вал с зи­мород­ком. За­метив, что я на не­го смот­рю, он сос­коль­знул с вет­ки и ис­чез. Я пы­талась его дог­нать, но его и след прос­тыл. Ещё как-то раз, ког­да пош­ла со­бирать зем­ля­нику, на листь­ях тра­вы уже бы­ли раз­ло­жены гор­ки соб­ранных ягод и цве­ты. Я зас­ты­ла от удив­ле­ния, до­гадав­шись: это опять был Кай!

Ба­буш­ка по­мол­ча­ла.

- Я ду­маю, что Кай лю­бил те­бя, ба­буш­ка, - про­гово­рила Ма­на, слег­ка на­дув губ­ки.

- По­жалуй, что и так, мне то­же так ка­залось. Но он был та­кой про­вор­ный, ни­как мне не по­падал­ся, - сог­ла­силась ба­буш­ка и про­дол­жа­ла свой рас­сказ:

- А од­нажды про­изош­ло вот что...

Под де­ревом ивы ме­ня ок­ликну­ла жа­ба.

"Де­воч­ка, ку­да ты идёшь?" - про­гово­рила жа­ба хрип­лым го­лосом. Это чван­ли­вое су­щес­тво выз­ва­ло у ме­ня чувс­тво от­вра­щения, и, пис­кнув, я от­ско­чила. Пос­ле это­го жа­ба, раз­ду­вая гор­ло и под­няв вверх на­бух­шие ве­ки, опять за­гово­рила:

"Де­воч­ка, те­бе, на­вер­ное, не нра­вят­ся жа­бы?"

"Из­ви­ните, но..." - за­мялась я.

"Ах, вот оно что! Я-то ду­мала, что мы по­хожи. Ты, на­вер­но, лю­бишь во­ду и мок­рую зем­лю. И му­хи вкус­ные - раз­ве не так? А спать ты лю­бишь?"

"Не очень, и усып­ля­ющие раз­го­воры не люб­лю".

Жа­ба то от­кры­вала, то зак­ры­вала фи­оле­товые ве­ки:

"Я знаю. Ты ищешь мы­шон­ка по име­ни Кай, ок­ра­шен­но­го в цвет за­ката. Но, де­воч­ка, Кая пой­ма­ли. Вче­ра ве­чером его съ­ела со­ва".

"Неп­равда! - вос­клик­ну­ла я. - Кай умер? По­чему ты это го­воришь? Луч­ше бы те­бя пой­мал и съ­ел во­рон!"

Го­товая вот-вот зап­ла­кать, пов­то­ряя имя Кая, я по­бежа­ла по тро­пин­ке, по­рос­шей тра­вой. Спра­шива­ла у стре­козы, си­дящей на лис­те гре­чиш­ни­ка, у тря­согуз­ки, сту­чащей хвос­том по ка­меш­кам на бе­регу ре­ки: "Не ви­дели ли вы Кая? Где Кай?" Од­на­ко стре­коза толь­ко вра­щала гла­зами. Тря­согуз­ка что-то счи­тала: "Один, два, три... Ес­ли пред­ска­зывать судь­бу по мо­ему хвос­ти­ку, то это чис­ло пло­хая при­мета. Оно нес­час­тли­вое". Я пря­мо по­холо­дела от стра­ха.

"Кай, где ты?" - зва­ла я. В от­вет лишь за­уныв­но пел ве­тер и шу­мела ре­ка.

Я сто­яла с дро­жащи­ми уси­ками, го­товая вот-вот зап­ла­кать, и боль­шая си­ница ска­зала мне: "Я ви­дела Кая. Но это бы­ло вче­ра. Он со­бирал зем­ля­нику на том бе­регу ре­ки. Да, он ещё хо­хотал вов­сю. Иг­рал с зай­ча­тами. По­том от­дал яго­ды боль­шой ста­рой лес­ной мы­ши и убе­жал".

Да­же ус­лы­шать та­кое - бы­ло уже хо­рошо.

Я бро­силась к ре­ке. Поп­лы­ла ту­да, где пла­вал Кай, ны­ряла на дно. В ре­ке Кая не бы­ло. На во­ду спус­ти­лись су­мер­ки. От­не­сён­ная те­чени­ем, я выб­ра­лась на бе­рег нем­но­го в дру­гом мес­те. Ог­ля­дыва­ясь по сто­ронам, я шла по до­лине ре­ки. Влаж­ная зем­ля, ка­залось, при­сасы­валась к мо­им лап­кам.

"Кай, где ты?"

Кай го­ворил, что зо­лотое сер­дце - это то, ко­торое всег­да си­яет. Од­на­ко, ес­ли Кай умер, то и моё сер­дце по­гас­ло нав­сегда, ду­мала я.

Я сто­яла пос­ре­ди по­рос­шей кус­тарни­ком до­лины ре­ки, вы­тянув спи­ну, под­няв нос квер­ху. "Пи-пи-пи!" - вот так я его зва­ла. Ещё раз: "Пи-пи-пи!"

На­де­ялась, вдруг Кай от­клик­нется.

Но в этот мо­мент ме­ня вне­зап­но ох­ва­тило дур­ное пред­чувс­твие. Я без па­мяти ки­нулась бе­жать и юр­кну­ла в щель в ка­мен­ной ог­ра­де. И од­новре­мен­но раз­дался го­лос: "Пи!" Я вся по­холо­дела. "Это Кай? Или тог­да кто же?"

Сколь­ко же я про­сиде­ла, за­та­ив ды­хание!

Че­рез не­кото­рое вре­мя мне ста­ло нев­мо­готу, и я выб­ра­лась из сво­его убе­жища. Кус­ты ста­ли ещё тем­нее, чем рань­ше, дул ве­тер, и они сте­лились, как дым.

Вдруг мне по­каза­лось, что кто-то сто­нет от бо­ли. И стон раз­да­вал­ся из ма­лень­кой ще­ли в той же са­мой сте­не, где пря­талась я.

В этот мо­мент раз­да­лось: бум! Нак­ло­нив­шись впе­рёд, Нао уда­рилась под­бо­род­ком о стол.

Хо­тя она и под­пи­рала щё­ки ру­ками, но слиш­ком силь­но на­вали­лась на них, и лок­ти сос­ко­чили. Нао под­ня­ла гла­за и спро­сила:

- Ну, и что там ока­залось?

Ба­буш­ка вып­ря­милась, от­ки­нулась на спин­ку сту­ла и глу­боко вздох­ну­ла:

- В этой ще­ли был Кай.

- Вот это да... - отоз­ва­лись де­ти.

- Я пы­талась по­мочь Каю под­нять­ся, - про­дол­жа­ла ба­буш­ка низ­ким го­лосом. Кай от­крыл гла­за, он был очень слаб, но, по­няв, что это я приш­ла, ска­зал: "Всё в по­ряд­ке, ма­лыш­ка".

"Ой, ой, так силь­но по­ранить­ся!" - Я ста­ла сли­зывать кровь на ран­ках у не­го на спи­не. За­тем, вспом­нив, что рас­ту­щая око­ло ка­мен­ной сте­ны тра­ва - это кам­не­лом­ка, при­нес­ла её и при­ложи­ла к ра­нам, и ещё по­ложи­ла ему в рот це­леб­ных листь­ев. Кай был сов­сем обес­си­лен­ным, од­на­ко мне по­каза­лось, что он ус­по­ко­ил­ся.

Я спро­сила: "Кто те­бя так по­ранил?" "Пом­нишь, я ска­зал те­бе: бе­регись, ма­лыш­ка?" Со­кол тог­да кру­жил в не­бе. Он охо­тил­ся не за Ка­ем, а за мной! Я убе­жала, а Кай из-за ме­ня чуть не по­гиб.

Зо­лотое сол­нце уже се­ло и скры­лось из ви­ду, но на­ши сер­дца бы­ли пе­репол­не­ны счасть­ем и дей­стви­тель­но бы­ли зо­лоты­ми...

- Ба­буш­ка, спой пе­сен­ку Кая, - Нао сни­зу вверх пос­мотре­ла на ба­буш­ку.

- По­мол­чи­те, - ска­зала Ма­на.

- Да, да, ти­ше! - поп­ро­сила и ба­буш­ка.

За­тем пос­мотре­ла че­рез рас­пахну­тую стек­лянную дверь. Дул ве­тер, ше­велил вет­ви де­рева с грец­ки­ми оре­хами.

И вдруг под не­бом, где гу­лял тёп­лый ве­тер, раз­дался лас­ко­вый го­лосок: "Пи-пи-пи..."

Ба­буш­ка зак­ры­ла гла­за, по­ложи­ла ру­ки на ко­лени и на­дол­го за­мол­ча­ла...