ГЛАВА II ПСИХОЛОГИЯ ПОТРЕБНОСТЕЙ
Что такое потребность?
Среди множества психических явлений (мышление, память, способности, темперамент и проч.) есть одно, стоящее наособицу и по значению все другие превосходящее — потребность. Эта особая сущностная сила Я, внутренняя энергия личности, как бы заряжающая человека для действий по обеспечению самосохранения и саморазвития, слишком недавно приобрела статус центрального психологического явления, поэтому ее понимание не всегда и не полно отвечает запросам практики.
Сам термин «потребность» встречается еще в трудах Аристотеля, однако экспериментальное изучение потребностей началось только в 20-е годы нашего века в работах известного немецкого психолога Курта Левина. Как отдельная и самостоятельная задача исследований в отечественной психологии эта тема возникает, по сути дела, только в 1956 г., когда на страницах журнала «Вопросы психологии» развернулась дискуссия по проблеме потребностей.
Вышедший в 1959 году солидный двухтомник «Психологическая наука в СССР», собравший в числе своих авторов самых авторитетных и известных исследователей того времени и подводивший итоги за сорок лет работы, статьи по психологии потребностей не содержит. Не упомянута проблема потребностей в числе актуальных и во вступительной статье к этому изданию, на долгие годы определившему приоритеты в организации научных исследований.
С тех пор прошло еще почти четыре десятилетия, появилось более двух десятков монографий, но по-настоящему нельзя сказать, что продвижение вперед настолько значительно, что позволяет вполне разрешать задачи воспитания, терапии и управления трудовой активностью.
Еще очень не скоро доживет человечество до того в общем-то нормального состояния, когда работа станет источником наслаждения и творчеством. Приблизить это время способна психологическая наука, правда, при условии, что будет взята на вооружение руководителями всех уровней, ибо прежде всего от них в наибольшей степени зависит претворение в практику сведений, добытых психологами. Без психологической вооруженности руководитель остается недоучкой и не случайно уже упоминавшийся учебник «Основы менеджмента», выдержавший в США множество переизданий, более чем наполовину посвящен информации психологического свойства.
Управлять производством — значит управлять поведением участников производственного процесса. Поведение, всякая активность побуждается системой потребностей личности. Никто не может сделать что-нибудь иначе, чем повинуясь какой-либо потребности, сказано у классиков. Еще более шестидесяти лет назад Л.С. Выготский подчеркивал, «что нельзя приписывать мышлению как таковому магическую силу, определяющую поведение людей» [76, с. 512]. Мышление только вооружает потребность знанием о средствах удовлетворения, но побуждается поведение все-таки потребностью. Что человеку нужно, о чем он мечтает, на что надеется, что ему дорого в жизни — все самое главное предопределено уровнем развития потребностей. Отношение к труду есть результат, функция процесса реализации потребностей. Поэтому руководитель — это прежде всего специалист по психологии потребностей, технолог по формированию мотивации. Ни в каком учебнике такой фразы еще не написали, мало кто из производственников сможет с ней согласиться, но хочется надеяться, что со временем число принявших эту идею будет возрастать.
Каждый человек знает по себе, что такое чувство голода или жажды, и каждый понимает, что потребность, положим, в воде приводит его иногда в особое состояние, когда ни думать, ни делать что-нибудь, как следует, невозможно до тех пор, пока жажду не удастся утолить. А что такое потребность в труде? Это потребность — в чем? Уставать? надрываться-горбатиться? Чтобы ответить на эти вопросы, нужно разобраться в чем сущность потребности как психологического явления.
Субъективно потребность переживается как нуждаемость, недостаток, нехватка и, в силу этого дефицита, как нечто неприятное, тревожное, угрожающее прервать или нарушить нормальную жизнедеятельность. Недостаток или полное отсутствие какого-то из средств жизнеобеспечения воспринимается как блокада, препятствие, но несмотря на то, что возникновение любого барьера сопровождается состоянием внутреннего дискомфорта, растерянности, озабоченности (воодушевление и боевой азарт — это позже, да и то не всегда), род человеческий может существовать, если только у него есть препятствия, которые требуется преодолевать. Это они мобилизуют и придают силы, без препятствий человек слабеет и «портится».
Встрепенувшись от встречи с барьером, испугавшись за свое благополучие, человек настораживается, собирается с силами и приступает к поиску средств для ликвидации дефицита. Снять угрозу можно добычей, присвоением необходимых для жизнедеятельности ресурсов (благ, ценностей). Ресурс можно взять в готовом виде у матери-природы, отнять у ближнего, или сделать, создать самому. Но для каждого их этих способов добывания благ требуется активность, усилие — работа.
Стало быть, психологическая сущность потребности складывается из двух последовательных событий: сначала — от смутного предчувствия до отчетливого осознания — констатация нехватки, блокирующей деятельность, затем активность, действие по ликвидации дефицита. Зафиксировать состояние нужды, установить источник (предмет) удовлетворения, определить высоту и трудность барьера, найти способ овладения предметом — все это связано с поиском, получением и переработкой информации. Информация является источником особого психологического явления — эмоции, которая служит своеобразным энергетическим средством для мобилизации сил организма в целях овладения благом.
Три этих ключевых понятия — информация, эмоция и потребность, стали основанием для объяснения мотивации поведения в рамках так называемой «информативной теории эмоций», созданной в трудах академика П.В. Симонова [52].
В основе этой теории лежит давно сформулированный «принцип удовольствия». Уже в учениях древних мыслителей стремление к удовольствию и избегание страдания считалось главной детерминантой поведения человека. Память и жизненный опыт, повинуясь ощущению нужды, оживляет образы предметов и ситуаций, доставивших эмоции удовольствия когда-то в прошлом. Затем включается механизм прогнозирования вероятности достижения цели. Путем оценки имеющихся ресурсов (физическая сила, умения и навыки, запас времени, инструментальное оборудование и т. д.) и сопоставления наличных ресурсов с предположительно необходимыми, человек получает оценку вероятности достижения.
Низкая вероятность означает отрицательный прогноз и ведет к появлению негативных эмоций (уныние, огорчение, печаль, страх, горе, гнев, тоска, ярость). Наоборот, высокая вероятность удовлетворения потребности порождает положительные эмоции воодушевления, надежды, бодрости, восторга, энтузиазма и т. д. Когда человек, скажем, путник, почувствует усталость, он начинает собирать информацию (определяет по карте, где находится, подсчитывает оставшиеся километры пути, смотрит на небо, на часы и в рюкзак, где продукты лежат) и, получив благоприятный прогноз, почувствует прилив сил и уверенность в достижении цели благодаря эмоциональному подкреплению.
Сказанное позволяет перейти к определению понятия потребность. Однако здесь мы встречаем препятствие более чем серьезное: до настоящего времени не существует ясного и вполне бесспорного понимания сущности этого главного психологического явления. (В учебниках и в самых авторитетных словарях потребность чаще всего определяется через понятие « нужда». Будто сговорившись, большинство предлагаемых определений характеризует это явление словами недостаток, необходимость, надобность, нужда, желание — словно не замечая, что говорят только об одном классе потребностей, а другие забыли, или не сумели различить.
В Большой советской энциклопедии: «Потребность — нужда, недостаток в чем-либо необходимом для поддержания жизнедеятельности» [4, 439].
В учебнике психологии читаем: «Потребность — это испытываемая человеком необходимость в определенных условиях жизни и развития» [41, с. 81]. Ничуть не лучше в другом издании: «Потребность — состояние личности, выражающее зависимость от конкретных условий существования» [42 с. 116].
Каждая из этих характеристик утверждает, по сути, только одно: человек чего-то хочет. Но это ведь и так ясно, а что творится в голове, в душе человека, в чем психологическая сущность хотения? Эти определения годятся для простых, материальных желаний — еды, питья, но нетрудно заметить, что нехватка-нужда-недостаток, так и подмывающие вскочить и бежать, чтобы взять, добыть нечто желаемое и тем самым недостаток ликвидировать, является признаком далеко не всех потребностей.
Например, человек собирающийся в театр, вовсе не испытывает такого же неукротимого стремления действовать, как, положим, голодный в поисках пищи. Поход в театр можно отложить, некоторые так и делают, кто на год, кто навсегда, вовсе не испытывая ни «зависимости от конкретных условии существования», ни «необходимости в определенных условиях жизни».
Обдумывая свои планы, вспоминая какой-то поступок, оценивая свои отношения с людьми (в случае нравственной потребности) человек испытывает нехватку — в чем? Вроде бы нет никакого дефицита, а потребность есть. Второй пример:
потребность в творческом труде (коли она есть) не угасает и тогда, когда человек вполне достаточно обеспечен любимой работой. Стало быть, первый вывод — нужда, недостаток есть признак далеко не всех потребностей личности.
Определение должно объяснять, почему так повелительна и неукротимо сильна мощность этого движителя наших поступков, откуда возникает эта внутренняя сила, какое место принадлежит данному явлению в общей системе психологии. Например, если ограничиться традиционным «потребность есть нужда», то сразу «исчезает» сама проблема формирования потребностей, являющаяся центральной и для педагогики и для психологии управления. Отнимите что-нибудь у человека, создайте условия нужды — и, готово дело, потребность сразу и сама собой «сформировалась». Получается, чтобы сформировать, например, эстетическую потребность, достаточно всего лишь создать условия нужды. Лишите человека возможности попасть на концерт, сильно подняв цену на билеты, и — пожалуйста, эстетическая потребность уже воспитана, легко и просто.
Другим слабым местом в общепринятом понимании сущности потребности является множественность трактовок, возникающая из-за слабой междисциплинарной согласованности исследований, а также вследствие различий в подходах и целях исследований, представляющих разные научные дисциплины. Понятие «потребность» фигурирует в научной литературе, по крайней мере, в трех значениях. Во-первых, как обозначение объекта внешней среды (потребность в рефрижераторах, миксерах, таймерах, трейлерах и тому подобных чрезвычайно модных плейерах) — преимущественно в социологии, экономике, маркетинге. Во-вторых, как состояния психики, отражающего эмоциональную напряженность вследствие нехватки чего-либо — общая и педагогическая психология. В-третьих, как фундаментальные свойства личности (высокий уровень развития познавательной потребности соответствует таким свойствам личности, как любознательность, увлеченность, усидчивость и т. Д.).
В этом ключе Б. И. Додонов предложил в свое время разграничительные понятия: потребность-объект, потребность-состояние и потребность-свойство [11, с. 10]. Когда кто-то из исследователей пропускает это замечание, или не хочет видеть, что за словом потребность скрываются три весьма непохожих психологических явления, то возникает ситуация прямо-таки нелепая: любое благо, всякую ценность, каждое психическое состояние, или просто любую человеческую вещь можно бездумно присоединить к слову потребность и тогда получается необозримый, нескончаемый ряд названий-ярлыков, которые невозможно просто даже сосчитать, не то что классифицировать — потребность в холодильниках, мороженом, потребность в покое и отдыхе, потребность читать свежие газеты, потребность в чистой воде, в витаминах и так далее — до бесконечности. Так возникает мнение, что разработать классификацию потребностей невозможно в принципе.
Этой ошибки не миновал и один из самых глубоких специалистов по данной проблеме. Не один раз в своих работах П. В. Симонов повторяет: «По-видимому, перечисление и классификация всех потребностей человека — дело совершенно бесплодное» [55, с. 23]. В другом месте: «Классификация конкретных потребностей представляется задачей безнадежной» [54,с. 72].
Если же принять, что потребность есть свойство личности (что не отрицает, конечно, ни наличия потребностных состояний, ни надобности, положим, отслеживать потребительский спрос в маркетинге, но просто делает их предметом анализа в иных исследовательских программах), то возникает возможность избавиться от «дурной бесконечности», которая, по сути дела, и педагогику, и психологию управления прямо-таки обезоруживает. Если потребностей бесконечно много, то нет никакой возможности определить уникальную композицию потребностей конкретного работника, нет возможности диагностировать уровень их развития, нет возможности определить программу воспитательных воздействий и тактику усиления трудовой мотивации данной личности, неизвестно, какие потребности наиболее сильны и значимы для одухотворения личности и смогут служить основанием для плодотворного взаимодействия руководителя с подчиненным.
Напомним, что наша исходная посылка состоит в том, что менеджер должен хорошо знать, какие потребности побуждают активность именно этого человека, чтобы, создавая условия для их удовлетворения, решать главную свою профессиональную задачу — вызывать к жизни мотивы, делающие человека хорошим работником. Отсюда, руководителю требуется конкретное знание системы потребностей — сколько, какие именно, какова соотносительная сила каждой из них, а всякая теория потребностей должна начинаться с их классификации. Но прежде, чем приступить к вопросу о систематике потребностей, закончим с определением.
Определение
Наиболее продуктивное определение сущности потребности вытекает, на наш взгляд, из концепции психологического отношения, созданной в трудах одного из классиков отечественной психологии В. Н. Мясищева.
Отношение, по Мясищеву, имеет как бы три грани, три стороны: первая — оценка явления, квалификация объекта в системе значимостей, вторая — эмоциональное переживание, принятие или неприятие объекта (в широкой гамме от простейшего «нравится—не нравится» до высокого накала страстей в произведениях искусства), и третья грань — тенденция обладания, или конативная энергия овладения, захвата и присвоения (от латинского соnаге — стремиться, домогаться — поясняет В. Н. Мясищев).
В более поздних работах, прямо к теории потребностей не обращаясь, Мясищев дает понимание потребности как отношения личности: «Мы относим это понятие к отношениям потому, что основными конституирующими компонентами этого понятия являются: а) субъект, испытывающий потребность, б) объект потребности, в) своеобразная связь между субъектом и объектом, проявляющаяся в переживании тяготения к объекту и в активной устремленности к овладению им» [38, с. 7].
Если потребность представляет собой связь между субъектом и объектом, то эта связь, исходя даже из традиционного представления о потребности как о нужде или нехватке определенных условий жизни, должна выступать как противоречие между тем, что требуется, и тем, чего не достает. Подчеркнем, что такое понимание вполне соответствует идее развития, сложившейся в отечественной философии, которая утверждает, что источником всякого движения и развития является противоречие.
Следовательно, если потребность издавна рассматривается как движущая сила, источник поведения и развития, и если, далее, источником развития является противоречие, то и потребность должна быть понята как противоречие. Между тем, сколько есть и тем, сколько надо бы. Между тем, какое есть у меня и тем, какое имеется у соседа. Отсюда, не претендуя на безошибочность, можно предложить следующую характеристику феномена потребности, учитывающую не одно (нужда), а по крайней мере три ее необходимых сущностных признака:
— потребность есть психологическое отношение личности,
— потребность есть противоречие,
— потребность есть движущая сила поведения.
В таком случае рабочая дефиниция может иметь следующий вид: потребность — это субъективное отношение личности (к явлениям и объектам окружающей среды), в котором переживается противоречие (между достигнутым и потенциально возможным в освоении ценностей — в случае духовных потребностей, или между наличными и необходимыми ресурсами жизнедеятельности — в случае материальных), выступающее источником активности.
То же самое — короче: потребностью называется отношение личности, переживаемое как противоречие и выступающее движущей силой поведения.
В предлагаемом нами определении представлена, во-первых, субъект-объектная сущность потребности, как психологической связи личности с предметом потребности, существующим объективно и вызывающим то внутренне, субъективное, что становится потребностью. Здесь очень важный момент, позволяющий преодолеть иногда стихийно возобновляющиеся взгляды о врожденном характере потребностей.
Во-вторых, понимание потребности как отношения личности выгодно тем, что важнейшую проблему формирования потребностей выводит на уже освоенный уровень общих закономерностей воспитания и тем самым ведет к познанию психологического механизма формирования этого центрального явления в структуре личности. Основанием для такого утверждения является, в частности, многолетняя серия исследований В. А. Яковлева с сотрудниками, показавшая, что именно процесс перевода (превращения, интериоризации) нравственных отношений воспитательного коллектива в субъективное отношение личности лежит в основе образования нравственных качеств [75].
Точно так же, если такая аналогия допустима и может быть проверена и подтверждена экспериментально, психологический механизм формирования потребности представляет собой процесс интериоризации социальных эталонов потребления, или другими словами, превращение объективно существующего в конкретном коллективе отношения к ценности (например, к труду) в субъективное, психологическое отношение личности (потребность в труде). Это положение позволяет создать теоретическую модель процесса целенаправленного формирования потребностей, о чем подробнее скажем в шестой главе. В-третьих, понимание потребности как противоречия позволяет уточнить конкретные вопросы методики воспитательной работы по части формирования потребностей, выводя эту работу в общеметодологическое русло наук о человеке. Из многочисленных примеров, показывающих как «работает» категория противоречия в методике воспитания, ограничимся напоминанием о фундаментальном исследовании Л.И. Божович, показавшей процесс формирования личности именно как разрешение противоречия между изменяющейся «социальной ситуацией развития» и «внутренней позицией личности» [2].
В случае формирования потребностей противоречие возникает между освоенными в социуме эталонами, нормами и способами потребления духовных и материальных благ — с одной стороны, и индивидуальными размерами их освоения конкретным человеком, с другой. Отставание от общественно достигнутых размеров и качества освоения ценностей переживается как диссонанс, внутренний кризис, умаление, даже ущербность, и возникает та самая побудительная сила для преодоления отставания, которая именуется потребностью.
Сформулировать удачное определение сущности какого-то явления удается не часто, и в нашем случае ободряет тот факт, что сходное определение потребности через понятие противоречия в философской литературе мы встретили позднее в диссертационном исследовании Т.А. Марченко [33]. На иных логических основаниях, но похожее определение дает Н.В. Иванчук: «Потребность личности есть отношение к условиям жизни, которое проявляется в противоречии между возможным и действительным, необходимым и желаемым, текущим и перспективным» [16, с. 8]. Дело научного сообщества признать или отвергнуть предлагаемое определение, но с тех пор как оно опубликовано, опыт показывает его достаточную продуктивность.
Классификация
Поиск ответа на вопрос, что побуждает людей хорошо работать, предполагает необходимость понять общую систему детерминант человеческого поведения. При изложении этой проблемы будем исходить из предпринятой нами ранее попытки разработать общую классификацию потребностей [7].
Обзор имеющейся литературы показал, что многочисленные усилия по созданию систематики потребностей еще не привели к появлению общепризнанной и вполне отвечающей запросам практики классификации. Самую популярную и в психологической литературе и в пособиях по научному менеджменту классификацию потребностей создал американский психолог Абрахам Маслоу. Не касаясь сейчас ее достоинств и недостатков, заметим только, что многим из уже подробно изученных потребностей в «пирамиде» Маслоу места не нашлось.
Для иллюстрации сложности обсуждаемой задачи достаточно сказать, что даже общее количество классифицируемых потребностей колеблется у разных авторов в очень широких пределах — от пяти у А. Маслоу [89] и К. Обуховского [40], двенадцати в наиболее обоснованной и продуктивной у П. В. Симонова [53], до двадцати трех у Ш. Н. Чхартишвили [72], и так далее — что ни автор, то свое видение проблемы, мало согласующееся с мнением предшественников.
П. В. Симонов упоминает работу Мак-Дауголла, относящуюся еще к началу века и включающую восемнадцать потребностей [55]. Нельзя не назвать небольшую книжку Л. Брентано [З], а если выйти за пределы психологической литературы и посмотреть, что написано у философов, то картина окончательно запутывается и от вывода «перечисление и классификация всех потребностей человека — дело совершенно бесплодное» просто некуда деться.
Причина разногласий заключается, очевидно, в том, что до настоящего времени не удалось обнаружить принципа (подобно принципу атомных весов в систематике химических элементов Д.И. Менделеева), способного выстроить все многообразие человеческих влечений в целостную и внутренне непротиворечивую систему.
Логическим основанием для построения нашей классификации был принцип деятельности. Идея построения теории потребностей на основе фундаментального для психологической науки принципа деятельности не нова, соответствует всей логике развития психологического знания, и исходит из положения К. Маркса о неотделимости потребностей от деятельности, о том, что деятельность по удовлетворению потребностей есть первый исторический акт, что само действие удовлетворения потребностей ведет к порождению новых [30, с. 26—27]. Но когда вопрос касался систематики, принцип деятельности почему-то оставался в стороне.
Все, что делает человек в течение жизни, все бесконечное разнообразие форм жизнедеятельности полностью исчерпывается и описывается всего лишь четырьмя основными видами деятельности: труд (здесь подразумевается всякая активность, направленная на поддержание целостности и благополучия индивида), общение, познание и рекреация (как восстановление сил человека во время отдыха и разнообразная деятельность, направленная на приумножение и развитие этих сил).
Каждому виду деятельности должна соответствовать своя группа потребностей, начинающаяся с определенного биологического прототипа, свойственного почти в равной мере и животным и младенцу, и выстроенная в вертикальной иерархической последовательности в соответствии с законом возвышения потребностей: каждый более высокий уровень в матрице (см. табл. 1) отражает более высокую ступень социализации.
Эту закономерность мы приняли как второй принцип классификации — принцип доминирования (соподчинения), означающий, во-первых, что любая вышерасположенная потребность оказывает возвышающее, «руководящее» влияние на реализацию расположенной ниже, и во-вторых, что нижележащая потребность рассматривается как опорная основа, «точка роста», базируясь на которой можно осуществить возвышение потребности до более совершенного состояния.
Представляется важным, что взаимное расположение потребностей в матрице не является произвольным, не случайно, а отражает генетическое родство и историю возвышения человеческих потребностей, показывая, почему именно в этом, а не каком-то другом месте помещена данная потребность.
Классификация потребностей
Высшие (духовные)
 | | | | |||||||||||||||||||||||||
 | | | ||||||||||||||||||||||||||
 | | | | |||||||||||||||||||||||||
 | | | ||||||||||||||||||||||||||
 | | | | |||||||||||||||||||||||||
 | | | ||||||||||||||||||||||||||
| | | | | |||||||||||||||||||||||||
 | | | ||||||||||||||||||||||||||
 | | | |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Последующие страницы посвящены обоснованию последовательности возвышения потребностей, что объясняет внутреннюю логику, соединяющую отдельные потребности в систему, в которой место каждой строго определенно и иным быть не может. Мы утверждаем, что матрица охватывает все потребности личности, и что любое добавление неоправданно, потому что будет попыткой присоединить к системе всего лишь другое наименование (разновидность), но не другую потребность. Например, еще в прошлом веке американский психолог Уильям Джеме выделил как глубочайшее стремление человека «желание быть значительным». Сколько бы мы не перечисляли; потребность в престиже, стремление к высокому социальному статусу, потребность в авторитете, потребность в уважении и самоуважении — все это будут не разные потребности, а всего лишь другие наименования потребности в самоутверждении. Всякий раз, когда оппоненты указывали нам на пробел и констатировали отсутствие в матрице какой-то из потребностей, было нетрудно доказать, что речь идет только о разновидности, а не о недостающем звене.
Трудовая деятельность, понимая в широком смысле гомеостатической активности по сохранению уравновешенности с окружающей средой, объединяет группу потребностей первой (слева) вертикали.
Начинаясь с фундаментальной нужды всего живого (в матрице — это потребность самосохранения, которая обозначена номером 1) возвышение потребности продолжается в виде зависимости от пищи питья, одежды, жилища и других, но уже вполне очеловеченных средств жизнеобеспечения[1] (№ 5), и затем усложняется далее, превращаясь в потребность в самоутверждении (№ 9).
Последняя генетически есть не что иное, как та же потребность в самосохранении, но уже не на уровне индивида, а на уровне личности — как оберегание престижа, защита автономии и суверенитета «Я». В свою очередь, дальнейшее возвышение потребности в самоутверждении означает ее трансформацию
в потребность быть личностью (№ 13), когда забота об укреплении социального статуса и авторитета приводит человека к осознанию причин, обеспечивающих уважение ближних, и такому присвоению общечеловеческих ценностей в процессе самовоспитания, которое обеспечивает высокий уровень совершенства личности. Завершается ряд потребностью в творческом труде (№ 17), как наивысшей формой связи с социальной средой, выступающей средством не просто сохранения, но прежде всего развития личности, реализации «человеческих сущностных сил».
Нетрудно заметить, что совокупное проявление потребности быть личностью и потребности в творчестве вполне соответствует взглядам А. Маслоу и является более точным обозначением того психологического феномена, который он называет «потребность в самореализации».
Второй вертикальный ряд, реализуемый преимущественно деятельности общения, начинаясь с врожденной, биологически обусловленной потребности в других живых существах, которая вызвала на определенной ступени эволюции стадный образ жизни, растет с развитием общества и превращается в высочайше одухотворенное движение души — потребность стать существом моральным, живущим по совести (линия от №2 до № 14). Внутреннее единство и логику взаимосвязанности потребностей внутри вертикального ряда можно рассматривать хоть снизу, хоть сверху.
Трудно отрицать связь нравственной потребности (№ 14) с потребностью в общении (№ 10), поскольку полноценное общение попросту невозможно без этой внутренней побудительной силы для подчинения воли индивида социальным нормам и ценностям. В свою очередь, потребность в общении включает в себя — как подчиненную и выступающую в качестве средства инструментального обеспечения — потребность в эмоциональном насыщении (№ 6), которая есть расширение первоначального эмоционального опыта, получаемого от общения младенца с матерью (№ 2), а катастрофические для личности следствия социальной изоляции (так называемые «дети-маугли») убедительно доказывают не только внутреннее родство потребностей этой вертикали, но также ее иерархию: первична потребность включения в социум (№ 2), затем — важны процессуальные характеристики этого включения (№ 6 и 10) и, наконец, всего важнее ценностный, моральный смысл включенности в социальную среду.
Третья вертикаль объединяет также однонаправленные, но существенно разные по уровню социальной зрелости потребности в освоении окружающего мира. Ориентировочная потребность (№ 3), или, по И.П. Павлову, рефлекс «Что такое?», обстоятельно описанная в исследованиях Л.И. Божович как «потребность в новых впечатлениях» [15], после первых лет младенчества трансформируется в потребность свободы. Здесь имеются в виду не те явления, когда человек озабочен, положим, конституционными свободами или проблемой гражданских прав, а прежде всего стремление к достаточному количеству «степеней свободы», необходимому для освоения мира. Психологическим эквивалентом этой тенденции является стремление к преодолению помех для ориентировки в окружающей среде: сначала освобождение от препятствий в познавательной активности, затем протест против всяких ограничений и автономия «Я», и еще позднее — свобода политического толка (№ 7).
Далее ступень возвышения — познавательная потребность (№ II)— имеет почти необозримую литературу в педагогической психологии и специального комментария не требует, а ее дальнейшее развитие означает обращение личности к главной проблеме познания — к вопросу о смысле жизни (№ 15).
Четвертый вертикальный ряд начинается с универсального свойства живых организмов — потребности в двигательной активности (№ 4) — вроде бы бесцельного и хаотичного движения, авось что съедобное попадется. Именно так ведут себя на воле все животные, рыщут, движутся, а особенно наглядно бывает наблюдение за клеткой обезьянок в зоопарке. Вместе с тем, это бессмысленное движение есть тренировка двигательного аппарата и представляет собой необходимую форму подготовки ребенка к жизни. В ходе онтогенеза эта потребность усложняется и, как пишет П. В. Симонов, «обнаруживается в раннем возрасте у детей в виде действий, не имеющих никакой иной цели, кроме тренировки двигательных координации. Причина — не в любознательности, поскольку одно и то же действие повторяется много раз, давно утратив новизну» [53,с. 36].
Затем, после психофизиологического уровня (№ 8), заключающегося также в подготовке к продолжению жизнедеятельности благодаря восстановлению сил во сне или других формах отдыха, на уровне социогенном, процесс социализации личности знаменует еще более сложную ступень, когда игровая деятельность ребенка вырастает в игру почти актерского типа (№ 12), которая у взрослых «проявляется широчайшим спектром самоцельных и самоценных деятельностей от занятий спортом до изучения множества иностранных языков» [53, с. 128], и таких явлений как косметика, следование моде в одежде, самодеятельное художественное творчество, разнообразные увлечения-хобби и так далее. Наконец, высший уровень развития этой потребности П.В. Симонов называет «потребность в вооруженности», т. е. в накоплении знаний, навыков и умений, которые могут оказаться необходимыми для удовлетворения самых разных потребностей. Если заменить несколько неудачное название, и обозначить эту потребность как «потребность в подготовленности» (№ 16), то это подчеркивало бы ее высший статус в четвертом вертикальном ряду, а также ее весьма тесную связь с другой потребностью в классификации Симонова — потребностью преодоления, которую он отождествляет с волей.
Относительно внутренней взаимосвязанности, создающей прочность и логическую обоснованность системы. Каждая вертикаль в матрице должна быть понята не как четыре отдельных потребности, а как одна и та же потребность, только находящаяся в разных стадиях процесса возвышения (одухотворения). Конечно, это утверждение не нужно понимать буквально, «одна и та же» на самом деле имеет совсем новое качество в зависимости от ее места в матрице и речь идет только о генетическом родстве и не случайности (т. е. отсутствии произвола) в описанной последовательности возвышения потребностей. Нам важно подчеркнуть, что филогенетическая линия развития потребностей повторяется в онтогенезе, что в индивидуальном развитии история каждый раз возобновляется и самые высокие искания человеческого духа начинаются не откуда ни возьмись, а с реализации потребностей вполне примитивных. Это принципиальной важности положение открывает путь к пониманию психологического механизма возвышения потребностей и к пониманию процесса воспитания потребностей конкретной личности. Итак, было бы неверно думать, что классификация представляет собой просто очередной перечень, некую «инвентаризацию», каких уже немало было в истории психологии. Теоретическое и практическое значение классификации, ее эвристические возможности состоят, во-первых, в том, что она позволяет получить сущнос-тную характеристику, психологический «портрет» каждой потребности, и, во-вторых, понять, в какой последовательности, из каких генетических истоков вырастает та или иная потребность и тем самым сформулировать теоретическое представление о закономерностях формирования потребностей, что представляет первостепенную важность для практики воспитательной работы.
Положение о вырастании (возвышении) каждой потребности из соответствующей нижерасположенной позволяет считать, что желаемая, проектируемая в воспитательных целях потребность может быть сформирована только посредством удовлетворения соответствующей низшей. Никакая из высших потребностей не может быть воспитана сама по себе, через прямое обращение к помощи педагогических средств — разъяснение, поощрение, принуждение, наказание и т. д. Она появляется у человека только как развитие (возвышение) генетических предшественников. Развитие примитивной потребности до уровня высшей осуществляется как реализация принципа удовольствия: деятельность, в которой преобладают положительные эмоции, становится привлекательной, возобновляется по инициативе самого субъекта, а представленные в ней духовные ценности становятся желаемыми для человека, способными доставлять удовлетворение. Это удовлетворение и есть психологический механизм формирования потребностей.
Поясним последнее следующим примером. Предположим, поставлена задача формирования потребности в труде. Прибегнуть к приучению, поощрению, наказанию — это традиционный и абсолютно бессмысленный путь, многажды доказавший свою бесполезность. В нашей теории действовать нужно принципиально иначе. Адресуясь к генетическому предшественнику, например, к уже имеющейся потребности в самоутверждении, нужно создать условия для того, чтобы / выполнение каких-то аспектов трудовой деятельности создавало бы эмоции успеха, обещало знаки признания, повышение социального статуса, престижа, короче говоря, вело бы к реализации потребности в самоутверждении. В таком случае, те трудовые операции и поступки в ходе производственного взаимодействия, которые вновь и вновь обещают переживание положительных эмоций, становятся для человека не просто работой, но источником удовлетворения, удовольствия и возникает новое — положительное — отношение к этим трудовым операциям, как росток будущей потребности в труде.
Не про потребность в труде должен думать педагог, и не приучением к труду должно быть занято его внимание. Он должен смотреть совсем в другую сторону, в сторону потребности в самоутверждении[2] и следить, чтобы работа оптимальным образом обеспечивала ее удовлетворение. Когда это будет достигнуто, работа станет связанной с положительными эмоциями по причине удовлетворенности исходной потребности и начнется подлинное формирование потребности в труде, без всякого разъяснения, приучения, примера и прочих бесплодных штучек так называемой теории педагогики.
На основании сказанного мы получаем возможность сформулировать общее представление о сущности механизма формирования потребности: психологический механизм возвышения потребности состоит в расширении числа объектов, способных на все более высоком уровне удовлетворять ту из потребностей, которая является генетическим корнем искомой, назначенной для формирования духовной потребности. «Расширение числа объектов» есть процесс обогащения потребления за счет, скажем, более достойных ценностей, что постепенно ведет к превращению примитивной, биологически заданной потребности в ее более очеловеченный (возвышенный) вариант.
Если иметь в виду школу, то процесс формирования, положим, познавательной потребности заключается в том, что педагог организует специальные условия, при которых реализация потребности проходила бы в сопровождении положительных эмоций и с обязательным завершением работы ситуацией успеха. Понятие успеха для психологии — одно из ключевых. Деятельность по удовлетворению зарождающейся потребности должна быть, хотя бы в начальном периоде, обязательно победной. Эмоции поражения, неудачи на первых порах должны быть исключены полностью. Хорошие учителя первоклассникам двоек не ставят.
Сущность процесса формирования познавательной потребности состоит в том, что запланированное, преднамеренное создание возможности для переживания положительных эмоций приводит к закреплению предрасположенности и желания выполнять предлагаемые учебные действия: человек стремится делать то, что обещает удовольствие и избегает всяких шагов, угрожающих неудачей. Если в один из первых дней сентября первоклассник так плохо складывал и вычитал, что подвергся порицанию учителя, то это значит, что он получил опасную дозу отрицательных эмоций. Очень естественно и понятно желание оттолкнуть от себя дело, связанное с неудачей или, хуже, страданием. Если неудачи в ведущем виде деятельности повторяются вновь и вновь, то учение становится делом сначала неприятным, а затем отвратительным, и познавательная потребность развиваться не может.
Но с понятием «надо» ребенок уже знаком, домашнюю работу по арифметике выполнять он будет, хотя, конечно, без особого удовольствия и старательности. Сделанное без достаточной старательности имеет большую вероятность снова не удостоиться похвалы (если не вызовет наказания), и так повторяемая серия неудач породит стойкую неприязнь к математике на долгие годы вперед.
Сказанное, конечно, сильно упрощает картину, но в конечном итоге дело обстоит именно так. «Из всех излюбленных работ / Любил Никита обмолот» — говорится у А.Т. Твардовского в поэме «Страна муравия», и это значит, что обмолот был для господина Н. Моргунка таким видом деятельности, в котором вероятность переживания положительных эмоций была наивысшей.
Итак, первое достоинство или, другими словами, практическое значение классификации состоит в том, что она позволяет определить генетические корни, из которых вырастает потребность, назначенная для формирования в ходе воспитательного процесса. Во-вторых, практическое значение классификации заключается в том, что присвоив каждой потребности вполне законное и обоснованное место в общей системе, мы получаем возможность понять ее сущность, ответить на вопрос о ее содержании и о том круге благ и ценностей, которые позволяют удовлетворить данную потребность.
Эту возможность классификации — быть средством для создания психологической характеристики, «портрета» какой-либо из базовых потребностей (нелепо было бы заниматься формированием потребности, не имея четкого представления — что именно собираемся мы формировать) покажем на примере потребности в общении.
Потребность в общении это потребность — в чем? Чего хочет, что движет человека, жаждущего общения? Можно в ответ недоуменно пожать плечами и ответить вполне банально — разговаривать, в глаза смотреть, спорить — общаться. Тоже вроде бы ответ, только психологи уже десятки монографий посвятили проблеме общения, а боль одиночества по-прежнему трагична, а невротику от трудностей в общении белый свет не мил, и почему-то книжку Д. Карнеги в подпольных списках с 1965 года друг у друга из рук рвали. Легко и просто ответить, например, на вопрос, что такое потребность в пище. Но психологическое содержание высших потребностей такой же очевидности не имеет, и для применения теории потребностей в практике требуется описательная характеристика сущности потребности, т. е. набора тех конкретных «хотений», которые составляют психологическое наполнение потребности.
Можно предположить, что сущность потребности может быть Раскрыта через анализ содержания той деятельности, в которой данная потребность реализуется, однако описание деятельности — еще не весь ответ на вопрос. Потребность в труде это потребность — в чем? Надрываться, уставать, зарплаты дожидаться? Вполне очевидно, что такой ответ никого удовлетворить не может, трудолюбие традиционно оценивается как добродетель, а описание, сколько угодно подробное, рабочих операций не даст представления о тех стремлениях, чаяниях и надеждах человека, которые характеризуют его отношение к работе.
Исходя из положения о внутренней взаимосвязанности базовых потребностей в одну естественную и неразделимую систему, и проследив направление этих связей в матрице, мы получаем основания для решения поставленной задачи. Другими словами, создавать психологическую характеристику какой-то потребности означает отслеживать и анализировать содержание ее связей с другими. Обратившись к третьему горизонтальному ряду (социогенные потребности), легко обнаружить наличие прочной взаимосвязанности внутри ряда, которая проявляется в том, что потребность в самоутверждении (№ 9) реализуется через удовлетворение потребности (№ 11) в познании (самого себя и своих возможностей действовать по достижению желаемого социального статуса, законов человеческих взаимоотношений, психологических средств регулирования своего места в микросреде и т. д.), осуществляется в ходе удовлетворения потребности в общении — посредством различных способов самовыражения (№ 12).
Три стороны, три компонента включает в себя деятельность общения[3] , и также три (не менее трех) социогенные потребности могут быть удовлетворены этой деятельностью. Во-первых, связь обсуждаемой потребности с потребностью в познании позволяет заключить, что в содержании аффилиативной потребности должно входить стремление узнавать, понимать, овладевать информацией. Если бы удалось осуществить такой широкомасштабный эксперимент и с согласия участников установить во всех домах подслушивающие аппараты (этическую сторону этой акции пропустим — пример-то выдуманный), то сколько бы мы не слушали магнитофонные записи общения в самых различных социальных группах, мы не услышали бы в них ничего, кроме стремления собеседников узнать и понять как видят, воспринимают и оценивают — познают — происходящее на белом свете другие люди. Новый рецепт варенья, цены на рынке, происшествия на работе — сюжеты не перечислить, но общим является одно: вступая в общение человек жаждет узнать, что думают, как чувствуют, как смотрят на мир и относятся друг к другу люди. Вступая в общение человек хочет научиться искусству жить.
Но интереснейшее в мире занятие — узнавание чувств и мыслей других людей — даже в малой степени не может сравниться с другим, еще более интересным: узнавать, что люди думают «про меня», как оценивают «мои» поступки, мысли, привычки и т. д. вплоть до одежды и прически. Узнать эти оценки означает получить столь желанное для каждого подтверждение правильности своего поведения. Желание соответствовать социальным нормам, саморегуляция поведения осуществляются через проверку правильности своих действий путем сообщения о них собеседнику. Рассказывая о каком-то эпизоде, человек больше всего озабочен стремлением получить оценку и одобрение своих действий. «Задушевный разговор» это не просто обмен информацией, тут даже повторять скучно — «коммуникативная сторона деятельности общения», но если нам что помнится в жизни по-настоящему, так это счастливые моменты задушевности.
Во-вторых, связь обсуждаемой потребности с потребностью в самоутверждении дает основание добавить в характеристику еще одну краску — желание повысить или подтвердить свой социальный статус. Иначе, чем в общении, ни повысить, ни понизить, ни просто осознать его невозможно. Рассказывая о происшествиях в своей жизни, человек заново переживает события, о чем-то умалчивает, другое приукрашивает, пытаясь представить себя в более выгодном свете и произвести на собеседника впечатление ума, сообразительности, смелости и прочих привлекательных качеств. Это впечатление подсознательно может вызвать у слушателя благоприятную оценку личности рассказчика и тем самым работает на повышение его статуса. Еще больше значит невербальная коммуникация, когда статусная иерархия устанавливается скорее на подсознательном уровне.
Кроме того известного факта, что обладание информацией само по себе влияет на повышение статуса, нужно учесть, что общение нередко выливается в дискуссию, в спор и даже иногда в ссору. В этих случаях победа «моей» аргументации выступает как доказательство остроты ума, эрудиции, сообразительности и также является важным фактором упрочения репутации и авторитета.
Неправильно думать, что общение — это только разговоры, в общении есть и сторона, называемая интеракцией, которая немыслима без взаимопомощи. Помогать, приносить пользу, вносить вклад в общее достижение — все это также хорошие средства для повышения статуса и еще один штрих ответа на вопрос, чего хочет человек, вступая в общение. Кроме того, помощь, просто сочувствие, бессловесные знаки приязни, одобрения и симпатии, доброжелательная улыбка и прочие символы внимания и привязанности имеют значение бесценного сокровища — эмоциональной теплоты, в которой так нуждаются люди. Многое может вынести человек, не может он вынести только одного — одиночества, поэтому потребность в общении есть еще и желание уменьшить психическую напряженность и тревогу от угрозы изоляции.
Странно было бы думать, что какой-нибудь человек настолько избыточно обогащен теплотой человеческих отношений, что в новых эпизодах общения вовсе этого тепла не ищет. Потребность в общении есть поиск и получение, заслуживание и завоевывание особой радости, которой ни одна другая потребность не содержит — радости родства и свойства, нежности и близости.
Добавим, что кроме тихого, ровного горения отношений повседневности, общение может быть желаемым и за те более бурные проявления эмоций, в которых выражается восторг, восхищение поведением другого. Признание, слава, аплодисменты не могут оставить равнодушным ни одного человека, артисты это поняли лучше других, но и любой человек хотел бы видеть в некоторых эпизодах общения способ испытать одобрение и преклонение, славу и почести.
В третьих, связь обсуждаемой потребности с потребностью в самовыражении позволят считать, что почти каждое коммуникативное действие сопровождается желанием, то более, то менее осознанным, показать «значимым другим» оригинальность, своеобразие и непохожесть собственной личности. Каким бы ты не был великолепным рассказчиком (актером, фокусником, художником), никто об этом никогда даже не догадается, если человек полностью исключен из общения. Предъявить себя, показать достигнутое, продемонстрировать новинку в одежде, выразить оригинальность своих суждений — невозможно перечислить желания человека, удовлетворяемые в общении. Таким образом, во фрагменте об общении мы не сказали ничего принципиально нового, но проследив внутренние связи потребности в общении с другими потребностями социоген-ного ряда, мы смогли получить новое, дотоле не существовавшее в психологической литературе — ответ на вопрос, чего именно хочет человек, действующий повинуясь потребности в общении, т. е. раскрыть содержательную сущность потребности. Более подробный и сложный пример, показывающий возможности предлагаемой классификации быть средством познания психологической сущности любой из человеческих потребностей, приведен в другой нашей работе, в которой дан ответ на вопрос, что такое потребность власти [18].
Потребности и мотивы
Сама по себе потребность часто еще не является побуждением к деятельности.
Для того чтобы потребность «заработала» и выполнила роль движущей силы поведения, необходимо наличие особого «пускового механизма» в виде специального психологического явления, называемого мотивом. Другими словами, для инициации деятельности необходимо соотнесение потребности с предметом, который способен данную потребность удовлетворить. Мотив «опредмечивает» потребность, находит для нее объект, пригодный для употребления. Мотив это то, ради чего совершается деятельность. Существуют разнообразные попытки определения понятия «мотив». Их обсуждение, логическое обоснование и выбор наиболее точного интересны только специалистам-психологам и слишком далеко увели бы нас от цели, поэтому ограничимся определением, по возможности, самым простым и коротким, заранее соглашаясь на какие-то погрешности в смысле точности и полноты.
Мотив — это образ успешно завершенного действия по реализации потребности. Чувственно окрашенное, обязательно приятное и притягательное представление будущей процедуры достижения и обладания. Это предвкушение достигнутого и становится той внутренней силой, которая побуждает действовать (или потерпеть и от действия воздержаться — в случае конкуренции нескольких потребностей), и которая составляет содержание глагола «хотеть».
Более или менее отчетливое осознание потребности приводит к оживлению в памяти представления о предметах или ценностях, способных удовлетворить данную потребность, обычно их называют «благо» [28]. Далее человек вспоминает или изобретает заново способы овладения благом и соразмеряет их с собственными силами, ресурсами, умениями, короче, возможностями. Он как будто бы замешкался в нерешительности перед вопросом: «Стоит ли мне хотеть?» А то захочу, да вдруг не дадут, или не смогу, конфузии не оберешься. На самом деле мотив возникает часто без этих пространных размышлений, но возможны случаи нерешительности и колебаний, тогда наступает время взвесить и соотнести затраты и цену. Если цена слишком высока, то нужно ли браться за дело? В таких случаях иногда говорят «овчинка выделки не стоит» и берутся за поиск другого удовлетворяющего объекта.
Наконец благо определено, способы овладения намечены, привлекательность объекта оценивается высоко, и наступает четвертый акт драмы обладания — возникает намерение действовать. Однако и на этом происшествие не заканчивается. Рассказывают, что одна лиса увидела виноград, прыгала, прыгала, а достать не может. Тогда она, чтобы не слишком огорчаться, оригинальный выход нашла. На вид-то он хорош, говорит, да зелен, ягодки нет зрелой, кислый — до невозможности. Полегчало, пошла дальше, расхотелось. Хотя, могла бы не торопиться, проявила бы волевые качества и капельку трудового героизма, глядишь, что-нибудь и получилось бы, однако, это другая область психологии, волю трогать не будем.
В понимании сущности мотивов поведения имеют место серьезные несовпадения взглядов. Например, В. И. Ковалев пишет, что «при самой тесной связи потребностей и мотивов, последние не теряют своей самостоятельности и специфичности, однако ряд авторов фактически отрицают самостоятельность мотива» [24]. Это проявляется в том, что одни из них попросту отождествляют мотивы с потребностями (Вайсман Р.С., Кузьмин Е.С.), другие наделяют потребности самостоятельной побуждающей функцией (Якобсон П.М.), третьи рассматривают мотив как только одно из побуждений, наряду с потребностями, или целями, или эмоциями (Ковалев А.Г., Ле-онтьев А.Н.). Еще более категоричен X. Хекхаузен: «Вместо мотивов можно говорить о потребностях или установках, вместо мотивации — о направленном влечении, проблемы остаются в сущности те же, лишь несколько меняются подходы к их решению» [69, с. 35]. Обсуждая взаимосвязь между потребностью и мотивом, Б.А. Сосновский пишет, что «возникший мотив непременно видоизменяет исходную потребность» [69, с. 27]. Это замечание потребуется нам далее при обсуждении процесса возвышения потребности.
Эти разногласия могут быть сняты, если снова обратиться к классификации потребностей. Тогда окажется, что названные авторы вовсе и не думали спорить или противоречить друг другу, просто они не учитывают иерархического строения потребностно-мотивационной сферы личности. В случае потребностей первого «этажа» вполне возможно отождествление потребности с мотивом в том смысле, что эти потребности имеют собственную побудительную функцию, и тогда правы Кузьмин и Вайсман. В то же время потребности более высоких этажей реализуются через посредство эмоционального подкрепления, через процесс мотивообразования, а потребности высшего уровня обязательно осознаются и вербализируются как цель, или идеал, или мечта. Установка, идеал, мечта, цель — спору нет, несомненные психологические реальности, они могут мотивировать деятельность, но мы-то говорим о соотношении потребностей и мотивов, о сущности явления, называемого «мотив», поэтому важно понять, что цель, идеал или мечта мотивируют деятельность не наряду с потребностями, а сами являются порождением потребностей.
Отличие от потребностей и особое место мотивов в психологии легко подтвердить тем, что одна и та же потребность может быть реализована посредством множества совершенно разных мотивов. Например, потребность в общении может быть удовлетворена через мотив поговорить по телефону, или в нетерпеливом желании пойти на свидание; или в намерении быстро одеться и пойти просто в любое людное место; или в парадоксальном желании покинуть приятный круг общения с тем, чтобы поспешить в гастроном и пригласить только что оставленных друзей на ужин — в виде сюрприза; или раскрыть любимую книгу для продолжения воображаемой дискуссии с постоянным другом-оппонентом и т.д. до бесконечности.
В то же время несколько различных потребностей могут быть удовлетворены через один мотив: побуждение пойти на дискотеку может сегодня возникнуть из потребности в самовыражении (освоен новый танец и не терпится продемонстрировать его друзьям), завтра — из потребности в общении (известно, что кто-то из одноклассников там будет и, даже если танцевать не хочется, человек идет все равно — ради общения), послезавтра — повинуясь сексуальной потребности, на следующий день на первый план может выйти эстетическая потребность, если популярная группа на гастроли приезжает и т. д.
Итак, при всем внешнем сходстве и даже родстве, потребность и мотив не одно и то же. Потребности — явление субъект-объектное, они предопределены, заданы человеку социальными отношениями, тогда как мотив — явление чисто субъективное, «мое» и ничье больше.
Потребности у всех людей одинаковы (часто в литературе можно встретить противоположное мнение), отличаются люди только по уровню развития универсального и единого комплекса базовых потребностей, в котором одни для данного человека становятся доминирующими, а другие, в зависимости от разных обстоятельств, «дремлют» словно в анабиозе.
Число базовых потребностей ограничено (снова найдутся несогласные), тогда как мотивов — бесконечное множество, как бесконечно количество человеческих предметов и необозримо число благ и ценностей человеческой жизнедеятельности. Например, каждый человек испытывает потребность в общении, каждый страдает от одиночества, но уникальность и неповторимость личности определяется именно степенью и полнотой удовлетворения, силой желания и активностью (интенсивностью) действий, богатством и разнообразием способов удовлетворения — то есть непохожестью мотивации, возникающей из этой одинаковой для всех потребности в общении.
Всякий человек имеет эстетическую потребность, но для одного она ограничена и обеднена примитивной мотивацией оглохнуть от воя и грохота так называемой рок-музыки, а у другого эстетическая деятельность мотивирована и живописью, и театром, и всем разнообразием эстетических ценностей природы и общества.
Эти замечания, помимо раскрытия сущности понятия «мотив», потребовались еще и для того, чтобы обратить внимание на вред от неразборчивого или просто небрежного употребления понятий. В учебнике психологии для пединститутов [42, с. 117] говорится о потребности закрыть форточку, достать интересную книгу, купить галстук модной расцветки и т. д. Но должно быть понятно, что нет, не бывает таких потребностей, что названы мотивы, опосредствующие какое-то удовлетворение, но никак не сами потребности.