Января нового года и столетия. Е. б. ж. 7 страница
[...] 4) Видел во сне: живет человек и работает на земле, как Робинзон или русские крестьяне, и обстраивается, одевается, кормится с семьей. Приходят люди и говорят: дай часть твоего труда на то, что мы считаем для тебя нужным. По какому праву? И зачем ему отдавать?
2 февраля 1906. Ясная Поляна. Здоровье порядочно, с перерывами. Писал "За что?". Один день порядочно, но все не могу кончить. Очень хочется "Круг чтения" для детей и народа. Но все руки не доходят. [...]
Читал нынче Канта Religion in Grenzen blossen Vernunft. Очень хорошо, но напрасно он оправдывает, хотя и иносказательно, церковные формы.
6 февраля 1906. Ясная Поляна. [...] Нынче немного поправил "За что?". Порядочно. Утро было очень радостно. И все радости опасные, мирские, не для бога; письмо милое от Саши и "Круг чтения" и "О жизни". Fais ce que doit, advienne que pourra [делай что должно, пусть будет, что будет (фр.)].
Читал вчера или третьего дня прекрасную брошюру Д. Хомякова. Все хорошо. Горе в том, что он считает христианство и православие равнозначащими и к духовным требованиям жизни причисляет быт. Это уже совсем неверно и явный софизм. [...]
10 февраля 1906. Ясная Поляна. Нездоровилось последние дни. Писал "За что?". Нехорошо. Живу, слава богу, порядочно. Помню. Несколько экзаменов было. В некоторых случаях 4, но нигде не провалился вполне. Кое-что думал, и, кажется, важное. Записать надо:
[...] 2) Особенно живо и ясно понял, лежа в темноте в постели, щупая свой череп, что то, что мне кажется крепким, как мой череп, только таким мне кажется. Вспомнил на оружейном заводе молот, легко, мягко продавливающий в блин толщиною стальные кружки. Для существа с органами такой же силы череп мой мягок, а есть существа, для которых паутина крепка. Гладко, шершаво, велико, мало, даже зелено, красно, коротко, долго и т. п., все это условно. Только скучно повторять, а надо бы всякий раз говорить: для меня. Само же по себе оно ничто. [...]
Нынче 18 февраля 1906. Ясная Поляна. Все время, то есть с 10-го, был в тяжелом (физически) настроении, но на душе очень хорошо. Все не теряю настроения жизни только для бога, для преумножения данного (таланта). Письма от дочерей и письма от Шеермана и Токи-Томи очень приятные. Были Сережа и Андрюша, и слава богу. Много есть что записать, и, кажется, стоящее того. Все исправляю "За что?". Медленно, но становится сноснее. Записать:
[...] 5) Трудно победить дурное расположение духа и недоброжелательство к человеку, но можно. И если хоть раз удастся, то испытаешь такую радость, что захочется испытать ее и другой раз.
[...] 9) Мы не помним прежней жизни потому, что воспоминание есть свойство только этой жизни.
[...] 13) В глубокой старости обыкновенно думают и другие и часто сами старики, что они только доживают век. Напротив, в глубокой старости идет самая драгоценная, нужная жизнь и для себя, и для других. Ценность жизни обратно пропорциональна в квадратах расстояния от смерти. Хорошо бы было, если бы это понимали и сами старики, и окружающие их. [...]
2 марта 1906. Ясная Поляна. Двенадцать дней не писал. И дурно и хорошо физически себя чувствовал; больше дурно. Живу кое-как. Работаю внутри себя, и, кажется, хорошо. В том-то и горе и то-то и хорошо, что как на баллоне летишь, но чувствуешь ни ветра, ни движенья, потому что движешься с ветром, не чувствуешь своего улучшения, потому что оно - только то, что должно быть, что есть. Чувствуешь ветер только, когда остановишься, то есть скверно живешь. Экзаменов было мало. Только вчера был очень в физически угнетенном состоянии и не мог преодолеть себя - не в наружном проявлении - в наружном я ничего не сделал, но в душе, в мыслях не мог победить недоброжелательство, не мог вызвать любви, вызвать в себе живое сознание своего отношения к богу. Поправлял за это время "За что?" и отослал набирать и корректуры второго тома "Круга чтения". Записать, кажется, много и недурно.
[...] 9) Говоря с Дориком о том, какая должна быть нравственная жизнь без роскоши, без прислуги, не богатая, а бедная, подумал, что надо бы объяснить ему, почему я не так живу. А потом подумал: зачем? Он, если правда то, что я говорю, несмотря на то, что я не делаю того, что говорю, будет жить, как я говорю; потому что найдет в этом благо. Меня же за то, что я не делаю того, что говорю, он осудит (и поделом, а если не поделом, то это на пользу мне), или сам без моего объяснения поймет, почему я не так живу, и оправдает.
10) Когда человек умен, он не знает, что он умен, - ему кажется так естественно, что он понимает, что понимает, что он не может приписывать этому значения. При том же ему так многое еще непонятно. То же - если человек силен телесно и даже духовно; то же особенно, когда человек истинно добр, он не видит своей доброты, как летящий на баллоне не чувствует своего движения.
[...] 13) Ехал верхом лесом, и было так хорошо, что думал: имею ли я право так радоваться жизнью? И отвечал себе: да, имел бы право на радость жизнью всякий человек, если бы не было греха, не было страданий, производимых одними людьми над другими. Теперь же, когда есть грех и ость жертвы его невольные, должны быть жертвы вольные, и мы не имеем права радоваться жизнью, а должны радоваться жертвой, вольной жертвою.
Людям дана возможность полного блага жизни. Если бы не было греха, они бы владели, пользовались им. Теперь же, когда есть грех, люди должны стараться жертвою исправить его. И в этом исправлении греха есть - при теперешнем состоянии мира (другого и не было, мир без греха только в идеале), в исправлении греха, в жертве -истинное благо жизни людей.
14) Философские системы - это плохо сложенные своды, замазанные известкой с тем, чтобы не видна была их непрочность. Свод из неотесанного камня, если держит, то наверное прочен. Мало того, свод самый прочный тот, который строился бессознательно, как природные пещеры. [...]
5 марта 1906. Ясная Поляна. Пишу утром. Эти дни ничего не писал существенного, кроме писем, и то ничтожные. Занят детским "Кругом чтения", то есть изложением закона божия. Плохо идет. Я слишком легко смотрел на это.
Вот это-то именно случай: Avoir le temps de la faire plus courte [Иметь время написать короче (фр.)]. Вчера ездил верхом по лесам, и очень хорошо думалось. Так ясен казался смысл жизни, что ничего больше не нужно. Боюсь, что это грех, ошибка, но не могу не радоваться спокойствию и доброте. [...]
1) Можно и должно приучить себя к любовному отношению ко всем людям, ко всем живым существам. Для этого надо не только в сношениях с людьми и животными быть добрым, любовным, а это будет только тогда, когда обо всех, всех, всех людях будешь думать любовно, не только о тех, с которыми живешь и с которыми встречаешься, но о тех, о ком слышишь, читаешь, о живых и умерших. Можно приучить себя к этому. И тогда какая радость!
[...] 3) Влюбленье настоящее, поэтическое только тогда, когда влюбленный не знает о различии и назначении полов.
9 марта. Дурное состояние. Только поправлял заметку о правительстве, о власти. Заглавие надо так:
Из дневника. О возникновении и самоуничтожении власти.
Нет, нехорошо. [...]
[10 марта] Целый день тупое, тоскливое состояние. К вечеру состояние это перешло в умиление - желание ласки - любви. Хотелось, как в детстве, прильнуть к любящему, жалеющему существу и умиленно плакать и быть утешаемым. Но кто такое существо, к которому бы я мог прильнуть так? Перебираю всех любимых мною людей - ни один не годится. К кому же прильнуть? Сделаться маленьким и к матери, как я представляю ее себе.
Да, да, маменька, которую я никогда не называл еще, не умея говорить. Да, она, высшее мое представление о чистой любви, но не холодной, божеской, а земной, теплой, материнской. К этой тянулась моя лучшая, уставшая душа. Ты, маменька, ты приласкай меня.
Все это безумно, но все это правда.
Марта 1906.
11 марта. Дня четыре ничего не пишу. Вчера особенно подавленное состояние. Все неприятное особенно живо чувствуется. Так я говорю себе; но в действительности:
я ищу неприятного, я восприимчив, промокаем для неприятного. Никак не мог избавиться от этого чувства. Пробовал все: и молитву, и сознание своей дурноты. И ничего не берет. Молитва, то есть живое представление своего положения, не доходит до глубины сознания, признание своей ничтожности, дрянности не помогает. Чего-то не то что хочется, а мучительно недоволен чем-то, и не знаешь чем. Кажется, что жизнью: хочется умереть.
К вечеру состояние это перешло в чувство сиротливости и умиленное желание ласки, любви; мне, старику, хотелось сделаться ребеночком, прижаться к любящему существу, ласкаться, жаловаться и быть ласкаемым и утешаемым. Но кто же то существо, к которому я мог бы прижаться и на руках которого плакать и жаловаться? Живого такого нет. Так что же это? А все тот же дьявол эгоизма, который в такой новой, хитрой форме хочет обмануть и завладеть. Это последнее чувство объяснило мне предшествующее состояние тоски. Это только ослабление, временное исчезновение духовной жизни и заявление своих прав эгоизма, который, пробуждаясь, не находит себе пищи и тоскует. Средство против этого одно: служить кому-нибудь самым простым, первым попавшимся способом, работать на кого-нибудь.
1) Читал записки Ашенбренера о Шлиссельбурге. Как ясно, что жизнь в себе, а границы внешней свободы, как бы ни казались одни тесны, а другие пространны, почти и даже совсем безразличны.
18 марта. Продолжается нездоровье - слабость, апатия и нынче даже особенно дурное расположение духа. Сейчас чуть было не огорчился за спор на Таню. С утра расстроила то прекрасное настроение, в котором я встал, какая-то глупая старушка, рассказывавшая мне про видения, свои воспоминания и про то, что меня ненавидят и ругают на станции Козловке. Это, к стыду моему, очень огорчило, гнетуще подействовало на меня. Прочел "Круг чтения" на 18 марта как раз на эту тему. Да, надо благодарить бога за это, за то, что проверяет меня, мою жизнь в боге. Очень все слаб я. В утешение могу сказать только то, что временами, а не всегда. Был Фельтен. Мне скорее неприятно, чем приятно, распространение моих сочинений. Нынче поправил: "Революционеры". Записать немногое, но, как думается, очень важное. Едва ли осилю теперь. Лучше до вечера, если буду жив.
19 марта 1906. Ясная Поляна. То же дурное, тяжелое состояние. Борюсь с ним. Кажется, победил чувство недоброты, упрека людям, но апатия все та же. Ничего не могу работать. Вчера ездил верхом и все время спорил сам с собой. Слабый, дрянной, телесный, эгоистический человек говорит: все скверно, а духовный говорит: врешь, прекрасно. То, что ты называешь скверным, это то самое точило, без которого затупилось, заржавело бы самое дорогое, что есть во мне. И я так настоятельно и уверенно говорил это, что под конец победил, и я вернулся домой в самом хорошем настроении. [...]
1) Думал о том, что нишу я в дневнике не для себя, а для людей, преимущественно для тех, которые будут жить, когда меня, телесно, не будет, и что в этом нет ничего дурного. Это то, что мне думается, что от меня требуется. Ну, а если сгорят эти дневники? Ну, что ж? они нужны, может быть, для других, а для меня наверное - не то что нужны, а они - я. Они доставляют мне - благо. [...]
[...] 3) Вспомнил, как безрукий человек рассказывал мне о том, что он не может заснуть до тех пор, пока воображаемые пальцы на отсутствующей руке не сложатся в кулак, и что никакие личные усилия не могут содействовать этому. Неужели то же и с дурным расположением духа, и надо только терпеливо ждать, когда душа сложится в покойное состояние? И да и нет. Заставить себя работать духовно - не могу. Но быть довольным своим положением - могу, очень могу.
[...] 6) (Очень казалось мне важным.)
Помню, Страхов (Николай Николаевич) показывал мне какую-то материалистическую книгу, объяснявшую душевную жизнь клеточек, в которой для недостающего объяснения вводилось понятие воспоминания, как явление самое простое и вполне понятное. Помню, что и тогда нелепость этого введения самого таинственного для объяснения самого простого поразила меня, теперь же уже вполне понял, что такое воспоминание, память.
Способность воспоминания, память, это то таинственное для нас явление, объясняющее все остальное, но ничем не могущее быть объяснено, посредством которого мы знаем то, что знаем, посредством или вследствие которого мы живем духовной жизнью, вследствие которого мы познаем себя и мир, доступный нам, вполне, без времени. Воспоминание происходит во времени, но познаем мы, благодаря воспоминанию, вне времени. Я познавал себя час за часом во времени, но знаю я теперь себя независимо от времени, всего, какой я есмь: и ребенок, и мальчик, и юноша, и муж, и стареющийся, и старик, все вместе в одном. Так же знаю и Россию, и Францию, и др., и род человеческий, и весь мир со всем, что я знаю об его изменениях. То, что мы называем разумом, есть только сжатое, концентрированное воспоминание или вывод из него. Правда, можно в разумной деятельности выделить способность делать выводы из воспоминаний, но все-таки основа и разума и всей духовной жизни есть способность воспоминания. (Не полно.) [...]
2 апреля 1906. Ясная Поляна. Пасха. Все последнее время (две недели) чувствовал себя дурно. Почти ничего не писал. Слабость и физическая тоска. -Но странное дело. В тех редких просветах мысли, которые находили, мысль работала глубже и яснее, чем в периоды постоянной работы мысли. Невольно приходит в голову, что раскрытие жизни совершается равномерно. Если мне и кажется, что жизнь стоит во мне, она не стоит, но идет подземно и потом раскрывается тем сильнее, чем дольше она задерживалась. Правда ли это, будет видно по тому, что я записал и теперь впишу за эти две недели. Записать:
1) Совершенно ясно стало в последнее время, что род земледельческой жизни не есть один из различных родов жизни, а есть жизнь, как книга - Библия, сама жизнь, единственная жизнь человеческая, при которой только возможно проявление всех высших человеческих свойств. Главная ошибка при устройстве человеческих обществ и такая, которая устраняет возможность какого-нибудь разумного устройства жизни, - та, что люди хотят устроить общество без земледельческой жизни или при таком устройстве, при котором земледельческая жизнь - только одна и самая ничтожная форма жизни. Как прав Бондарев!
2) Удивительное дело! Стоит только рассказать, как-нибудь раскрыть людям то доброе, которое чувствуешь, делаешь или хочешь делать, и тотчас же та внутренняя сила и радость, которую давало это сознание добра, - исчезает. Точно как выпущенный пар из паровика. Если делаешь для бога, то делай только для бога. Держи тайну с богом, и он поможет тебе. Как разболтал людям, он отворачивается от тебя. "Ты, мол, сказал людям, от них и жди помощи".
3) На эту тему хотелось бы написать рассказ "Сон": человек видит, как после смерти его судят и на весах вешают его дела. Он ждет, что принесут и положат его труды для народа, благотворительность, его научные труды, его семейные добродетели, их несут, и все это ничего не весит, иное производит обратное действие: весы поднимаются. Для славы людской. И вдруг несут то, что он забыл: как он подавил в себе досаду в споре, поднял игрушку девочке... (придумать надо лучше), - все то, что люди не знали, не ценили. Можно еще сопоставить двух юродивых: одного, признанного юродивым, профессионального юродивого, и другого, про юродство невольное которого никто не знает. И как первый не угоден, а только второй угоден богу.
[...] 13) Мир - высшее матерьяльное благо общества людей, как высшее матерьяльное благо личности - здоровье. Так всегда полагали люди. И мир возможен только для земледельцев. Только земледельцы кормятся прямым трудом. Горожане неизбежно кормятся друг другом. Среди них возникло государство и возможно и нужно. Земледельцам оно излишне и губительно.
14) Жизнь всех народов везде одна и та же. Более жестокие, бесчеловечные, гулящие люди кормятся насилием, войною, более мягкие, кроткие, трудолюбивые предпочитают терпеть. История есть история этих насилий и борьбы с ними.
15) Отчего это я испытываю совершенно новое, странное смешанное чувство благоденствия, когда, потушив свечу, лежу в постели? Ничто не болит, тепло, тихо, спокойно. Мне радостно, хорошо и страшно, что я люблю жизнь и не перенесу без противления смерть. Отчего это?
16) Хотелось бы написать рассказ о том, как политический деятель, после 20, 30 лет труда в одном направлении, достигнув своей цели, вдруг хватился, что у него есть душа, которой надо бы служить и которую он оставил в небрежении, и она ссохлась, загрубела и не отзывается и не дает и не воспринимает радостей. (Он заболел или в тюрьме.)
17) В книгах с важностью пишут, что там, где есть права, там есть и обязанности. Какой это смелый вздор - ложь. У человека есть только обязанности. У ЧЕЛОВЕКА ЕСТЬ ТОЛЬКО ОБЯЗАННОСТИ.
18) Говорят и спорят о системе Генри Джорджа. Дорога не система (хотя я не только не знаю, но не могу себе представить лучшей), но дорого то, что эта система устанавливает общее и равное для всех людей отношение к земле. Пускай найдут лучшее.
17 апреля 1906. Ясная Поляна. Должен повторить совершенно то же, что писал 2 апреля. Так же дурно физически себя чувствовал и так же не дурно духовно, хотя по времени много прошло без жизни. Все вожусь с "Две дороги". Плохо подвигаюсь. Но важность предмета все больше и больше выясняется и привлекает к себе внимание. Поправлял несколько недель "Круга чтения". Написал несколько писем. Нынче получил от Трегубова о преследовании за отказ от военной службы, и надо послать и написать от себя Записать много надо и, кажется, не ничтожное.
1) Возвеличиваемым людям - царям, героям - нельзя совершать обыкновенные человеческие отправления, нельзя резвиться. Выходит страшный, отвратительный контраст. Елисавета к Троице. Екатерина...
2) Западные народы бросили земледелие и все хотят властвовать. Над собой нельзя, вот они и ищут колоний и рынков.
3) Только при земледельческом труде всех может быть разумная, нравственная жизнь. Земледелие указывает, что самое, что менее нужное. Оно руководит разумной жизнью. Надо коснуться земли.
4) Умиление и восторг, которые мы испытываем от созерцания природы, это воспоминание о том времени, когда мы были животными, деревьями, цветами, землей. Точнее: это - сознание единства со всем, скрываемое от нас временем.
[25 апреля 1906. Ясная Поляна] Не дописал. Нездоровье очень долго продолжалось. Но не жалуюсь на нездоровье. Ход мыслей, расцвет сознания продолжался. Не было достаточно силы внимания, чтобы писать. (Да и незачем, довольно написано), но урывками приходили мысли, как кажется, более важные или, по крайней мере, выкупающие с излишком остановку постоянной работы. Так что нездоровье для духовной жизни не вредно. Я начинаю приучаться не тяготиться нездоровьем, но не дошел еще - что нужно - до того, чтобы радоваться ему, как радуешься вообще жизни.
Нынче 25 апреля 1906. Ясная Поляна. Мне физически лучше, и как раз я давно, за все время нездоровья, не был в таком духовно слабом состоянии. Читаю газету о приеме Горького в Америке и ловлю себя на досаде. Читаю рассуждения и критику моих писаний Великанова, и мне неприятно. Затем присланную печатную статью о том, что чуть ли не я выписываю в Ясную Поляну казаков, и мне больно. Хорошо еще, что я чувствую, что это слабость, несвойственная мне. За это время поправил - плохо "За что?" и продержал плохо же корректуру "Круга чтения". Правда ли то, что во время нездоровья мысли были таковы, что выкупают отсутствие работы, покажет то, что надо записать:
1) Эпиктет говорит: ты не сердишься на слепого за то, что он не видит... Да, но трудно не сердиться, когда слепой уверен, что он видит, а что ты слепой, и тянет тебя в яму. Надо не идти за ним, но все-таки сердиться незачем.
[...] 12) Нынче тоже ясно пришла мысль о том, что то свойство людей передавать власть, право насилия другим не есть черта добрая и христианская, и что поэтому плоды се: насилия, убийства - грехи еще худшие, чем при личном участии. Это очень важно.
[...] 24) Видел сон, что я выгоняю сына; сын - соединение Ильи, Андрея, Сережи. Он не уходит. Мне совестно, что я употребил насилие, и то, что не довел его до конца. Тут присутствует Стахович, и мне стыдно. Вдруг этот собирательный сын начинает меня своим задом вытеснять с того стула, на котором я сижу. Я долго терплю, потом вскакиваю и замахиваюсь на сына стулом. Он бежит. Мне еще совестнее. Я знаю, что он сделал это не нарочно. Сына нет. Приходит Таня в сенях и говорит мне, что я не прав. И прибавляет, что она опять начинает ревновать своего мужа. Вся психология необыкновенно верна, а нет ни времени, ни пространства, ни личности. [...]
30 апреля. 1906. Ясная Поляна. Стараюсь по-прежнему работать, но силы оставляют. И прекрасно. Не жалуюсь и искренно доволен и даже часто радуюсь. Немного работал над "Две дороги" и ясно вижу все последующее, но не имею сил записать. Несколько дней был бодрее. Нынче очень слаб. Думается очень хорошо. Записать надо:
1) 300 лет тому назад пытки так же казались необходимы, как теперь кажется насилие. Как посредством пыток достигались скоро желаемые результаты, так же они достигаются и насилием.
2) Власть одного человека над другим губит прежде всего властвующего. Богатство, деньги есть такая же власть, как и прямая. Она так же губит прежде всего тех, кто обладает им, и губит хуже, потому что грех ее скрыт. [...]
Нынче 3 мая 1906 . Ясная Поляна. Три дня очень тяжело болела печень по-новому; думал, что освобождение, и скорее был рад. Сожаления же не было нисколько. Боялся только резких страданий и вследствие их ослабления духовных сил. Боль печени готовилась за несколько дней, и был в очень дурном расположении, а тут сыновья Сергей и в особенности Илья с самоуверенностью, равной только его же невежеству, и я не выдержал и недобро говорил с ним. И как раз в то время, когда я только что твердил себе, что надо две: не думать о мнении людей и добро относиться к ним, сразу нарушил оба. Долго было больно и стыдно. Только нынче стала проходить резкая боль раскаяния. Хочу записать записанное, а кроме того, нудит совесть написать к народу о том страшном распутье, на котором он стоит. [...]
Нынче уже 22 мая 1906. Ясная Поляна. Все время был в дурном, слабом состоянии. Все писал, переделывал "Две дороги". И все не совсем ясно. За последнее время было много радостного: старичок из Коломны, еврей, отказывающийся от военной повинности, и юноша Офицеров, весь охваченный возрождением. Письма тоже были. Нынче от Мироновых из Самары. Боюсь, что воздействие на них Добролюбова не просто и не прочно. Письмо от Davidson Morisson и от Токи-Томи.
В это последнее время минутами находило тихое отчаяние в недействительности на людей истины. Особенно дома. Нынче все сыновья и особенно тяжело. Тяжела неестественность условной [близости] и самой большой духовной отдаленности. Иногда, как нынче, хочется убежать, пропасть. Все это вздор. Записываю, чтобы покаяться в своей слабости. Все это хорошо, нужно и может быть радостно. Но могу жалеть тех слепых, которые мнят себя зрячими и старательно отрицают то, что я вижу. [...]
29 мая 1906. Ясная Поляна. Очень мне тяжело от стыда моей жизни. И что делать, не знаю. Господи, помоги мне. Все копаюсь над "Двумя дорогами". Довольно хорошо изредка думаю и часто прямо желаю смерти. Это хорошо. Записать надо очень много:
[...] 7) Человек посредством сознания может избавиться от зла - все претворить в благо для себя и для мира.
8) Как я больно, мучительно чувствую нелюбовь людей, вроде как болит член тела. И как восторженно, радостно, умиленно чувствую любовь. Первое - хорошо, второе - дурно.
9) Все мы живем и грабежом, и милостыней, и трудом. Дело только в том, сколько чего %. Я весь живу милостыней и грабежом. И мучаюсь.
[...] 13) Смотрю, Верочка служит няней, работает, а мои болтаются, играют. Кто счастливее? Разумеется, нет сравнения.
[...] 16) Три главные черты в людях в разных долях составляют все различия характеров:
1) Разумность - знание, инстинкт того, что важно, о чем больше всего думать, и что не важно;
2) умственная ловкость, память, сообразительность и
3) чуткость, способность переноситься в другого и чувствовать за него.
17) Проповедовать христианство надо не столько рабочим, сколько неработающим господам.
18) Безумие теперешнего правительства, при свободе печати позволяющего себе репрессии. [...]
6 июня 1906. Ясная Поляна. Чувствую себя хорошо. Мало сплю и слаб: и это хорошо. Как будто подвигаются "Две дороги". Был корреспондент, и я кое-что и о Генри Джордже написал и ему сказал о Думе и репрессиях. Здесь Денисенки. Начал читать с Оней "Круг чтения". Не глубоко, но хорошо думается и чувствуется. Со всеми сыновьями хорошо, любовно, с Андреем ужасно трудно. Какая язва их общая самоуверенность! Как они много лишаются от этого. Все борюсь с заботой о людском мнении и стараюсь установить прямое отношение к богу. Редко - могу.
Записать:
[...] 5) День не есть та минута, которую я переживаю, но есть все, что совершается от восхода до захода солнца Дано мне это представление и опытом, и воспоминанием, и разумом. То же и представление о моем 40-летнем сыне. Это не тот плешивый человек, который сейчас рассуждает о политике, а это то существо, которое рожалось, играло, училось, заблуждалось, мужало и которое будет стареться и умрет. И так все.
6) Самое обычное заблуждение - что люди растут до 20, 25 лет одинаково и физически и духовно. Ошибка в том, что рост физический останавливается, но духовный не перестает до глубочайшей старости и смерти.
3 июля 1906. Ясная Поляна. Давно не писал. Болел желудком. Урывками работал "Две дороги". Духовное состояние очень радостное, свободное, в воле бога чаще всего. Записать:
[...] 4) Богатые землевладельцы осуждают рабочих, крестьян. Да ведь все, что они могут сделать дурного, все лучше того, что делаете вы. Вы своей жизнью, основанной на грабеже, разрушаете всякую нравственность в людях, а потом жалуетесь на их безнравственность.
[...] 13) Мы часто смотрим на древних, как на детей. А дети мы перед древними, перед их глубоким, серьезным. незасоренным пониманием жизни.
[...] 15) Если русский народ - нецивилизованные варвары, то у нас есть будущность. Западные же народы - цивилизованные варвары, и им уже нечего ждать. Нам подражать западным народам все равно, как здоровому, работящему, неиспорченному малому завидовать парижскому плешивому молодому богачу, сидящему в своем отеле. Ah, que je m'embete! [Ах, как я бешусь от скуки! (фр.)]
Не завидовать и подражать, а жалеть.
[...] 21) Индусы покорены англичанами, а они свободнее англичан: они могут жить без англичан, а англичане не могут жить без них.
22) Какая ужасная привычка приказывать! Нет ничего более развращающего, нарушающего отношение естественного, доброго, разумного человека к человеку. Бедные и подвластные не знают этого греха; и это незнание с избытком искупает невыгоду их положения. Надо всем отвыкать приказывать. [...]
Нынче 30 июля 1906. Ясная Поляна. Очень давно не писал. Думаю, что кончил статью "Две дороги", и кажется, что не дурно. Даже был очень доволен. Как Фет "Двумя липками". Здесь Чертков, и мне очень приятно. Решил отдать с изменениями "Правительство, революционеры, народ". Много есть чего записать.
[...] Записать надо:
1) Есть ли бог? Не знаю. Знаю, что есть закон моего духовного существа. Источник, причину этого закона я называю богом.
2) Чем больше служишь другим (с усилием), тем радостнее; чем больше служишь себе (без усилия), тем тяжелее жизнь.
3) Дело, предстоящее русскому народу, в том, чтобы развязать грех власти, который дошел до него. А развязать грех можно только тем, чтобы перестать участвовать во власти и повиноваться ей.
[...] 6) Люди малообразованные бывают часто дерзки и упорны в мыслях. Это оттого, что они не знают, какими разными путями может работать мысль. [...]
24 августа 1906. Ясная Поляна. Двадцать четыре дня не писал. Провел это время хорошо. Да теперь, слава богу, все лучше и лучше. За это время при езжал Чертков. Я ездил с ним к Маше. Чертков очень был приятен, но боюсь, что много оттого, что он очень высоко ценит меня. Был и Меньшиков и, слава богу, совсем с другой стороны был настолько приятен, что с удовольствием вспоминаю об отношении с ним. Хотел написать, что Маша мне очень мила, да все читают мои дневники. Да и лучше.
Много работал над "Двумя дорогами" и, кажется, совсем кончил. Думаю, что нужно, может быть полезно. Но знать не могу. А знаю, что мне нужно было написать. Состояние сознания раба божия немного не ослабело, а потеряло новизну, но укоренилось, и, слава богу, живу им. Часто или на прогулке, или когда потушу свечу, лежа в постели, испытываю новое, радостное чувство жизни, благодарности, спокойного довольства. Замарал: спокойного, потому что чувство не беспокойное, но очень живое, сильное. Записать: