НИКОЛАЙ ГРИГОРЬЕВИЧ ДВОРЦОВ 21 страница
— Дай я на тебя погляжу.— Она отошла на шаг.— Точно как был! Такой же маленький, такой же худенький, одни косточки торчат.
— А это? — Гешка, демонстрируя свои стальные мускулы, крепко сжал правую РУКУ-
— Сынок! — Теперь им завладел папа. Он хоть и не плакал, даже наоборот, улыбался, но тоже был очень взволнован.— Как я рад, как рад!
Ленька, сначала настороженно следивший за встречей Гешки с родителями, вздохнул облегченно. Шепнул Борику, стоявшему рядом:
— Я думал — лупить будут. А они, наоборот, целуют.
— Что... такое... лупить?
Ленька не стал объяснять. Не знает — и не надо!
Раздалась стена, пропуская незнакомую женщину с нежно-голубыми волосами, скрученными в мелкие-мелкие спиральки, отчего казалось, что на голове у нее расцвела пышная хризантема. Видно и здесь, в будущем времени, капризы моды давали о себе знать. Женщина сначала уставилась недоуменно на Гешку, а потом как взвизгнет совсем не по-взрослому:
— Гешка! Братик! —И давай его целовать и тискать.— О, какой маленький! А помнишь, как ты таскал меня за косички?
Гешка отбивался из последних сил.
-— Пустите! Пустите меня!
— На «вы»! Меня, свою сестричку младшую, на «вы»! — восторгалась бывшая Катька, а ныне Екатерина Андреевна, не выпуская Гешку из своих крепких объятий.
Выручила Катя.
— Мама, он говорит, он мой дядя.
Гешка, полузадушенный, затисканный,
вырвался наконец на волю.
— Правильно! — сказала Екатерина Андреевна и добавила строго: — И ты не должна его обижать.
Гешке это показалось оскорбительным.
— Она?! Меня?! — захорохорился он.— Да я у нас во дворе пятнадцатое место занимаю по силе. Шлепа первое,— стал он перечислять,— Митяй второе, Чихун третье...
— Гешенька,—Екатерина Андреевна смотрела на него с состраданием,— Катя — чемпион планеты по борьбе дзюдо среди подростков.
Гешка растерянно присвистнул:
— Вот это дает так дает!
Странно повел себя маленький робот Борик. Он уже некоторое время нелепо дергался, явно пытаясь копировать Гешкины разухабистые движения. А теперь, подражая Гешке, попытался свистнуть. Только у
него получилось очень уж пронзительно, как, у паровоза, так что все сразу обратили на него внимание.
— Вот... это... дает... так... дает!
Он в точности воспроизвел Гешкины интонации и гордо взглянул на него, явно ожидая похвалы.
Лицо Екатерины Андреевны сразу сделалось озабоченным.
— Борик,— сказала она, прежде чем Гешка успел выразить роботу свое одобрение.— Пойди, пожалуйста, вниз, почини входную дверь, там реле что-то заедает.— И, обождав, когда тот выйдет, обратилась к Гешке.— Не надо, Гешенька, при нем свистеть и говорить всякие такие вещи. Борик— мой первый опытный экземпляр, и мне бы не хотелось...
— Вы... ты его сделала?! Сама?!
Екатерина Андреевна скромно улыбнулась. За нее ответила мама.
— Катя — главный конструктор института роботов.— В ее голосе звучала материнская гордость.
— Вот это дает так дает! — не удержался Гешка.—Да, а где же бабушка? Пора бы и ей уже из детского сада.
Мама покачала головой:
— Она не в детском саду — на Луне.
— Как?! — Гешка представил себе бабушку в скафандре, одинокую, жалкую, среди диких нагромождений лунных скал, и испугался.— И вы ее отпустили?! Она же пропадет!
— Не бойся,— улыбнулся папа.— Бабушка в лунном санатории отдыхает.
— Там санатории?! На Луне?
— И очень даже много.— Папа обнял его за плечи.— А теперь расскажи-ка нам, сынок, о вашем перелете.
— А что рассказывать? — Гешка солидно откашлялся,— Перелет как перелет... Записку мою получили? — вспомнил он.
— Насчет Гончих Собак?
Все рассмеялись, и Гешка смущенно заскреб в затылке. Угораздило его псов с собаками спутать! Всю жизнь считал, что это одно и то же. Оказалось — нет.
— Мы ждали вас немного позже, на следующей неделе.— Папа, помогая Гешке, справиться со смущением, сменил тему разговора.
— Как?! — удивился Гешка.— Разве вы знали?
Папа пояснил:
— Видишь ли, первый день мы, конечно, ничего не знали и проискали вас до самой ночи. А потом нам передали твою записку, и мы обратились к ученым. И тут- то выяснилось, что вы направились в будущее на машине времени. Пришлось набраться терпения и ждать много-много лет—-это ведь только для вас с Леней время проскочило очень быстро. И вот недавно ваша машина попала в поле зрения станции парадоксов времени. Так что мы знали, что скоро вы появитесь. Но точно определять момент прибытия сотрудники станции еще не научились.—-Папа подошел к машине времени, провел рукой по спинке, словно снимая пыль.— Это она и есть?
— Ага! — Гешку так и распирало от желания похвастать.
— Какая устарелая конструкция! — воскликнула Екатерина Андреевна, бросив на машину беглый, полный сожаления взгляд.
— Катя! — упрекнул ее папа, показав глазами на Гешку.— Что ж ты хочешь, первая конструкция, столько лет прошло, конец девятнадцатого века! А для своего времени это был вполне подходящий аппарат.
Екатерина Андреевна вспомнила, что у нее есть для Гешки привет. От кого? О, он будет рад! От Виктора Антоновича, вот от кого. Он на прошлой неделе приезжал в институт роботов.
Морща лоб, Гешка усиленно вспоминал. Виктор Антонович? Кто это? Учитель физики? Нет, нет, тот Виктор Сергеевич.
— А он кто такой? — спросил Гешка, так и не вспомнив.
— Как! — поразилась Екатерина Андреевна.— Ты не помнишь Синицына? Твой бывший одноклассник.
— Витька! — Гешка, хохоча, соскочил с машины.— Витька Синица! Хорошенький Виктор Антонович!
Он никак не мог еще привыкнуть к мысли, что попал в мир, где все его прежние друзья детства — давно уже взрослые люди.
— Теперь он известный ученый,—мягко сказала Екатерина Андреевна, стараясь не уязвить Гешкиного самолюбия.— Старший научный сотрудник Всемирного института по связи с инопланетными цивилизациями.
— Научный сотрудник? — Гешку душил смех.— Этот научный сотрудник на прошлой неделе высадил у нас окно своим футбольным мячом!
— Да, верно, припоминаю,— Екатерина Андреевна тоже рассмеялась.— Я тогда еще в бумажные куклы играла.
И тут подал голос все время молчавший Ленька. Он долго приглядывался и прислушивался, ожидая, что Гешку в конце концов все же начнут ругать. Но нет! Ни слова упрека!
Видно, родители за эти десятилетия сильно изменились в лучшую сторону.
— Гешка их рвал, а вы... вы плакали.— Он хихикнул.
Только сейчас, увидев Леньку, папа вспомнил о нем:
— Как?! Ты еще здесь? Тебе же надо побыстрее к своим!.. Катюша, отведи, пожалуйста, Леню к Моховым. На той стороне, дом из зеленой строймассы в красную клеточку... Да, кстати! — Он, улыбаясь, вытряхнул из карманов на стол перед Ленькой кучу цветных бумажек.— Отдашь папе, скажешь, от меня.
Бумажки переливались, как будто внутри их зажигались и гасли крошечные огоньки. Ленька осторожно потрогал их:
— Ой, какие фантики интересные!
— Я их у твоего папы на детской площадке выиграл. Ему здорово не везло, он так переживал...
Ленька собрал цветные бумажки со стола.
— Пойдем, дядя,— сказала ему Катя.
Ленька покраснел от удовольствия.
Они ушли.
А Гешке папа предложил пойти вниз, в бассейн, помыться, освежиться с дороги.
Позвали Борика.
— Проводи, пожалуйста, Гешку в бассейн.
Тот обрадованно встал рядом, моргнул— видно, Гешка ему понравился. Гешка тоже моргнул в ответ. Свой парень! Он уже заранее предвидел, как они вдвоем будут резвиться в бассейне.
— Только не брызгай на него, пожалуйста,— предупредила Екатерина Андреевна.— Вода через ушные отверстия может попасть в головной механизм.
— Ну и что? — не понял Гошка.
— Мозги заржавеют.
— А-а...— Он смотрел на Борика со смешанным чувством жалости и превосходства: бедненький, у него же мозги из железных опилок.— Ну, пошли, что ли, Борька!
Робот не тронулся с места. Стоял, улыбался, смотрел на Гешку, но не двигался.
— Что стоишь, как обалделый? Пошли!
Никакого движения!
—Он реагирует только на вежливое обращение,—-объяснила Екатерина Андреевна.
— Скажи, какой чувствительный! — хмыкнул Гешка, но спорить не стал; это,наверное, все те же опилочные мозги при вередничают,— Пожалуйста, мне не жалко! Ну, пошли, Боренька!
-Ну... пошли... Гешенька.
И оба двинулись через проход в воздушной стене, обнявшись, как закадычныедрузья.
ВИТЬКАС УСАМИ
И началась для Гешки вольготная жизнь, развеселая, бесподобная, сказочная жизнь.
И сладкая! В самом прямом смысле слова. Мороженое сливочное, пломбир, шоколадное, ванильное, апельсиновое, марципановое, слюнки-текут, космическое, двойное золотое — всех мыслимых и немыслимых сортов. И совершенно бесплатно. Ешь — не хочу!
А ведь недаром все-таки говорят: ешь — не хочу! Прошло всего два дня, и от Гешкиного увлечения мороженым не осталось и следа. Впрочем, не совсем. Кое-какие следы еще сохранились. Хотя ангину вылечили в две минуты тридцать семь секунд — тут у них таблетки такие были: скоростные антиангинные,— теплый платок на шее остался надолго.
Ну и что? Подумаешь, мороженое! Тут и без него есть чем заняться!
Гешка до одури летал на радиолетах, ездил на движущихся тротуарах, перескакивая с дорожки на дорожку, ходил на собачьи выставки — собаки были самые настоящие, породистые, никаких тебе четвероногих роботов; тех к участию в выставках не допускали, и они обиженно поскуливали возле ворот. Катался на самопрыгающих воздушных шарах, просиживал штаны в объемных кино с запахом и вкусом — всего, пожалуйста, всего, сколько хочешь!
Взрослые вставали очень рано —с солнышком— и расходились по своим делам.
Чуть попозже поднималась Катя, быстро собиралась в школу.
— Завтракать, дядя Геша!
-— Успею еще! — Гешка и в прошлом, дома, любил поваляться в постели.— У меня вроде как отпуск, надо сил поднабраться.
Очень удивляло Гешку, что Катя отправлялась на занятия с видимым удовольствием. Как-то он взял и спросил прямо, нравится ли ей в школе. Племяшка посмотрела на него недоуменно:
— Конечно! Ведь там очень интересно.
— Интересно?! Что ты там нашла интересного?
— Ну как же! Вот, например, сегодня мы разбираем новую космогоническую теорию. Формула Буренина и Малинина — знаешь?
Гешка так поразился, что даже забыыл прикрикнуть на Катю за непочтительное обращение на «ты».
— Формула? Это что — математика?.. И интересно?
— Очень интересно! — подтвердила Катя.— Очень!
Был бы тут рядом Ленька, Гешка наверняка бы покрутил многозначительно пальцем возле лба...
Катя уходила в школу, а Гешка оставался с Бориком вдвоем. Борик прибирался на скорую руку, готовил на обед самые легкие из двадцати трех тысяч семисот пятидесяти семи блюд, которые умел,—и начиналась веселая возня. Перегородки из спрессованного воздуха раздвигались вплоть до самых строймассовых стен дома. Получалась комната размером с огромный зал, где они с Бориком резвились напропалую. Хоть Борик был роботом самой наиновейшей марки, ему очень нравились старинные ребячьи игры, которым его обучил Гешка: пятнашки, догоняшки, скалки, палочка-выручалочка и прочие. Он находил их гораздо более занятными, чем тренировочные игры для роботов с использованием высшей математики, элекроники и атомистики.
Иногда Гешка ловил на себе недоумевающий взгляд Борика - когда спрашивал о чем-нибудь непонятном или, когда, позабыв сказать "пожалуйста", орал на непослушную стенку, зажавшую где-то в своих недрах демонстрационный столик с набором сказок-самопоказок. Но Борик не делал ему никаких замечаний, никогда не вступал с ним в спор и был в этом отношении очень даже удобен. Куда удобнее строптивого Леньки!
Кстати, о Леньке. Гешка сто раз звонил ему по видеотелефону, но никак не мог застать. Наверное, Ленька целыми днями носился по улицам - у него дома ведь не было такого друга, как Борик. По видеотелефону Гешке всегда отвечал один и тот же металлический робот, похожий на бензиновую бочку с квадратной канистрой вместо головы. Подружись с таким!
Удивительное дело - никто пока не напоминал Гешке ни о школе, ни о каких-либо других обязанностях. Правда, иногда папа или мама смотрели на него так, словно ждали, что он сам заговорит об этом. Но Гешка, превозмогая некоторую неловкость, делал вид, будто не понимает их многозначительных взглядов. В школу, разумеется, все равно идти придется, тут уж ничего не попишешь. Только лучше позже, чем раньше,- это каждый сообразит.
Но вот однажды, играя с Бориком в прятки. Гешка случайно наткнулся на машину времени - покинутая и забытая, она стояла в углу одной из комнат. Стенки не могли вобрать ее в себя; она ведь не складывалась, как здешняя мебель. Остановился, погладил рукоятку. Что-то коснулось его сердца: тоскливое, щемящее. Он сел на сидение, задумался.
Почему-то вспомнилась школа... Утро. Тихий пустой класс, скучающие без ребят парты. Постепенно класс заполняется. "Здорово!", "Привет!"... Потом строгая тишина урока, веселая беготня на переменах. И ребята... Мишка Чернов, Витька Синица, Дениска Харитонов... Бегаешь с ними, играешь, ссоришься, миришься. Такие понятные, близкие, свои... Забыли уже, наверное, про Гешку. Или нет-нет да и вспомнят? Эх, скажут, как он в защите стоял...
Борик нашел его здесь и кинулся назад с веселым криком, чтобы прибежать первым и застучать. Гешка сорвался с сидения, бросился за роботом, обогнал, и игра началась снова.
Больше Гешка не подходил к машине. забыл про нее, но какая-то непонятная грусть поселилась в нем с той поры. Она могла дать о себе знать в самый неподходящий момент: в полете на искусственном спутнике. во время развеселой игры, когда вдруг начинало хотеться, чтобы рядом был кто-нибудь из школьных друзей. в зале кинотеатра, где не существовало никакого экрана, а герои фильма разгуливали рядом, и при желании можно было протянуть к ним руку. Только не стоило - рука проходила сквозь пустоту. и иллюзия разрушалась.
Вероятно, эта странная грусть и стала причиной того, что однажды Гешка решил оставить на время развлечения и отправиться на поиски Витьки Синицы, самого большого непоседы и самого знаменитого футболиста из их класса. Он представил себе Витькины хитрющие глаза, в которых всегда резвились бесенята, его вихры, вздернутый нос и сказал твердо:
— Все! Хватит! Отправляюсь к Витьке Синице. Он мне в школе задачки списывать давал. Теперь я ему помогу. Им, институту этому, наверняка космонавты нужны.
В голосе его звучала такая непреклонная решимость, что Борик, ни слова не говоря, тотчас же убрал в стенку коробку с оловянными игроками, которые взмахивали клюшками, заколачивали шайбы и пререкались с судьей перед тем, как отправиться на штрафную скамью, словно живые канадские хоккеисты.
Через несколько часов Гешка попал в институт связи с инопланетными цивилизациями.
В огромном кабинете с матовыми телевизионными стенами ему навстречу шагнул незнакомый дядька с пышными черными усами.
— Гешка! Друг!
Гешка взлетел на воздух, поднятый могучими мускулистыми руками.
«И это Витька Синица! — с тоской подумал он.— Был человек как человек. А теперь... усы!»
Усы щекотали щеки, нос. Гешка чихнул.
— Будь здоров! — бывший Витька Синица, а теперь старший научный сотрудник института связи с инопланетными цивилизациями Виктор Антонович Синицын бережно поставил Гешку на землю.—Ну, как дела?
— Ничего,— промямлил Гешка.
Образовалась неловкая пауза. С Витькой
Синицей Гешка мог болтать сколько угодно. А вот с этим незнакомым усатым дядькой просто не о чем было говорить. Спросить, как ему нравится сегодняшняя солнечная погода?
Заговорил сам Виктор Антонович. Он стал рассказывать о новой форме жизни на кремниевой основе, открытой совсем недавно на одной из планет далекой звездной системы. Поначалу Гешка еще кое-что улавливал— Виктор Антонович изо всех сил старался говорить попроще. А потом он увлекся, и на Гешку обрушился настоящий поток непонятных слов, названий, терминов. Он сидел, не смея шелохнуться, и, хлопал глазами.
Включилась боковая телестена. Человек, на вид совсем земной, произнес несколько булькающих фраз.
— Какой это язык? — оживился Гешка.— Марсианский? Сатурнинский?
— Немецкий... Мы же в школе еще учили. Ах да, у тебя ведь с ним все время не ладилось...
Виктор Антонович почему-то поспешно отвел глаза. Чтобы избавиться от внезапно вспыхнувшего жгучего чувства стыда, Гешка спросил торопливо:
— А космонавты вашему институту требуются?
— Еще как требуются! — Виктор Антонович озабоченно наморщил лоб.— В них постоянная нужда. Особенно в астролетчи- ках дальних трасс.
— Да? — оживился Гешка.— Ну, тогда берите меня. Я готов хоть сейчас.
Но Виктор Антонович вместо того, чтобы обрадоваться, стал мяться и вилять-:
— Видишь ли... Нам нужны опытные астролетчики, с большим стажем... И потом... У тебя ведь еще нет диплома...
— А где его берут?
— Учиться нужно в специальных вузах. Много лет. Даже простые пассажиры фотонных ракет и те проходят годичную подготовку. А уж сами астролетчики... Геша, а конфет не хочешь? У меня знаешь какие — у-у! — он деланно облизнулся.
Так и не принял бывший Витька Синица дружеской руки помощи, великодушно протянутой прежним одноклассником!
Гешка из вежливости съел две-три конфеты, но разговора о школьных делах, который затеял ученый усач, не поддержал. Улучил момент, поднялся, стал торопливо прощаться.
— Заходи как-нибудь ко мне домой,— Виктор Антонович, видно, тоже чувствовал себя не совсем ловко.— С женой познакомлю, с детками.
— Большое спасибо,— вежливо благодарил Гешка, а сам точно знал, что не пойдет. Чего доброго, детки этого усача окажутся постарше его, Гешки!
Уходя, он шаркнул ногой, вежливо поклонился. А потом, на улице, спохватился. Кому он кланялся, кому? Витьке Синице!
Настроение окончательно испортилось. Не хотелось никуда идти, никого видеть. Даже Борика.
И в этот самый момент Гешка лоб в лоб столкнулся...
Конечно же, с Ленькой.
Как они обрадовались друг другу!
— Ленька!
— Гешка!
— Здорово!
— Здорово!
— Это что у тебя? — Гешка тронул цветастый платок, которым была кокетливо повязана Ленькина правая щека.
— Ой! — Ленька болезненно поморщился.— Конфет шоколадных съел целую кучу. Бесплатно ведь!.. А у тебя?
— Это? —Гешка показал на теплый платок, тоже цветной, повязанный вокруг шеи,—Это я одиннадцать порций мороженого съел и одну еще не доел... Ты куда?
— К тебе- А ты куда?
— А я к тебе — Гешка только сейчас понял, как ему не хватало все это время Леньки. Ленечки! Ленюшеньки! — Знаешь что, махнули вместе в кино?
У Леньки скривилось лицо.
— Неохота. Я вчера пять сеансов подряд просидел.
— Пошли тогда к нам рельефный телик смотреть,— предложил Гешка.
— Неохота. У нас самих телик во всю стену. Пошли, что ли, к нам? — вяло .предложил он.
— Ну, пошли,— так же вяло согласился Гешка.
— Ай, домой неохота.— Когда это дом успел так наскучить Леньке? — Давай лучше что-нибудь придумаем.
Гешка сразу ожил:
— Давай!
— Но что?.. О! Придумал! Двинули в гости к Витьке Синице!
— А!..
— Чего так?
— Да я только что от него.— Гешка водил ботинком по цветному пластику тротуара.— Здоровущий — во! И с усами!
Ленька схватился за бока:
— Ой, не могу, Витька с усами!
Погоди, погоди! Еще будет тебе не до смеха!
— Все вздыхал. Эх, говорит, детство ценить не умеем. Эх, золотое время... Помнишь, говорит, как здорово было металлолом собирать? И турпоходы какие, говорит... Погоди, как он сказал? Восхитительные турпоходы были, говорит.
Подвижное лицо Леньки от удивления вытянулось, как резиновое:
— Что это он так?
— Не знаю.
— Врет, наверное. А дальше что?
— А дальше? Стал рассказывать, как его стекло сделано. Пошел сыпать: кремний, бор, мор,— чуть совсем не уморил.
— Все они тут такие,— посочувствовал
Ленька и вздохнул.— Ни с кем не поговоришь.
Гешка обрадовался. Что значит родная душа!
— Во-во! С Катькой, с племяшкой моей, про школу беседовал. Проверял, как она буквы знает, таблицу умножения. Все-таки малышка, родная кровь, может, помочь надо. Так она мне такую чепуху понесла: фрейлон, апейрон, гравитон, тра-та-тон, ляля-лен...— Он даже задохнулся от возмущения.— Да, все они здесь какие-то чудные! Вот только один парень как парень—Борик. Так ведь он весь на винтах. Что это за друг такой — мозги из железных опилок?
Как прекрасно понимал его Ленька!
— Знаешь, у меня дома тоже племянничек... Вообще-то, их у меня двое,— не удержался он,— но один еще даже не разговаривает. Так вот тот, второй,— ну совсем свой человек. Развитый, Майн Рида всего прочитал. Только...— тут Ленька смущенно умолк.
— Ну,— поторопил Гешка,— говори же!
— Четырех лет ему еще нету. Как водиться с таким мальком — ведь засмеют!
Оба приуныли. Вольготная развеселая жизнь вдруг перестала казаться такой уж заманчивой.
Первым приободрился Гешка:
— Ничего, в школу пойдем, там будут подходящие ребята.
— Ой, боюсь я что-то их школы!
— Ну, ты известный трус! — Как только Ленька произнес слово «боюсь», Гешка снова почувствовал свое превосходство над ним и сразу повеселел.— А вот я так нисколечко. Что там может быть страшного? Вон Катька, племяшка моя. В девятом классе! В девятом — а лопух лопухом. Целую неделю возле пупа проторчала без толку. Мы так сразу сообразили, что можно друг для друга кучу всего назаказывать. А она? Ушами прохлопала.
Ленька задумался:
— Может, просто не захотела?
— Почему?
— Не знаю...
— А не знаешь, так не трепись. Кто это, интересно, не захочет? Просто...— Он многозначительно постучал пальцем по лбу.— И уж если у них такие тумаки в девятом ходят, то мы с нашими знаниями...
Как тут было Леньке удержаться от шпильки!
— Особенно с твоими...
— А что с моими? Что с моими? — закипятился Гешка.— Если хочешь знать, в их школе совсем учить не надо. У них самозазубривающие машины. Я сам в Катьки- ной комнате видел.— Он наслаждался произведенным впечатлением; Ленька даже рот разинул по-рыбьи,— Да-да! Ты ей задачу в зубы, а она тебе — как решить и ответ. Нацарапал сочинение — опять же ей. Она все, как надо, выправит, где «карова», где «корова», да еще запятые расставит. Не учение— одно удовольствие! Я так жду — не дождусь, когда в школу поведут. Только неохота самому разговор затевать, еще подумают — напрашиваюсь.
Ленька и верил и не верил.
— Но сначала ведь экзамен.— Он зябко передернул плечом.
— Боишься? — Гешка понимающе улыбнулся.— А я так нет. Подумаешь, экзамен! У меня папа—директор школы. Понятно?
— Тебе хорошо...—Ленька бросил на него взгляд, полный немой мольбы.
Мольба эта не осталась незамеченной.
— Не бойся, я и за тебя попрошу.
— Вот это по дружбе!
Да, что ни говори, с таким другом, со старым другом, с испытанным другом, не пропадешь!
Ребята долго и бесцельно шатались по городу. Вернее, не они шатались, а их шатало, так как даже ногами не приходилось шевелить. Движущиеся тротуары сами несли ребят по заполненным людьми улицам, скверам и площадям. Все куда-то спешили, у всех были дела. Никому не было скучно. Кроме Гешки с Ленькой.
Приближался переулок со старыми, оставшимися еще с прежних времен домами. Большинство их было облицовано яркой пластмассой, но встречались здесь и отдельные здания из белого, посеревшего за долгие годы кирпича — их специально сохраняли как памятники старины.
— Сойдем здесь? — спросил Гешка.
При виде так хорошо знакомых, привычных для глаз зданий Ленька оживился.
— Давай!
СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ,,, СОВСЕМ-СОВСЕМ ЛЫСЫЙ
На переходе они сошли со скоростной ленты и направились по переулку пешком— здесь еще не соорудили движущихся тротуаров, и редкие прохожие пользовались обычным способом передвижения — при помощи нижних конечностей.
В переулке было тихо. На ребят повеяло чем-то близким и родным.
— Послушай, Ленька, а не наша ли это школа?
Гешка уставился на двухэтажное здание с широкими трехстворчатыми окнами.
— Вроде наша.
Они обошли здание со всех сторон. Рядом домов не было, одни деревья вокруг.
Нет, не их школа, только похожая. А как бы хотелось! Пробежали бы по гулким коридорам, заглянули бы в пустые классы, сели бы за парту. За свою парту...
— Пошли, что ли!
Гешка разочарованно пнул камешек, случайно оказавшийся на пути. Тот, высоко подскочив, отлетел к дому на другой стороне переулка. Раздался металлический звон.
Что такое? Ленька быстро повернулся, готовый дать тягу при первом же признаке опасности.
Ничего особенного! У серой стены громоздился робот, неуклюжий, угловатый, словно вытесанный топором. Такие роботы выполняли по всему городу функции дворников. Ночью, когда люди спали, они мыли и подметали пустые улицы, смазывали трущиеся части остановленных до утра тротуаров.
Послышалась песня. Кто-то тянул гнусаво:
Я бы сердце тебе преподнес На серебряном блюде...
Гешка посмотрел на Леньку. Ленька, в свою очередь, на Гешку. Знакомая песня!
Из ворот дома напротив вышел высокий сгорбленный человек в рабочем комбинезоне. Его блестящая голова отражала солнце. В сторону Гешки с Ленькой скакнул веселый солнечный зайчик.
Человек подошел к роботу, открыл задвижку на его железной голове. Вытащил оттуда длиннющий электрошнур и воткнул в розетку на стене дома.
При этом человек бросил сердито:
— На, жри, Гаврила!
Гешка схватил Ленькину руку и стал трясти:
— Так это же...
— Ой! — только и смог произнести Ленька.
Он тоже узнал этого человека.
— Шлепа! Шлепочка! — заорал Гешка на всю улицу.
Человек обернулся.
Да, это был Шлепа. Его нельзя было не узнать. В отличие от Витьки Синицы он остался точно таким же, как прежде. С одной только разницей: нынешний Шлепа был абсолютно лысый. Лишь две волосинки сохранились на его круглой, чуть заостренной кверху, как яйцо, голове. Когда на эту идеально голую поверхность попадало солнце, на нее было больно смотреть — прямо в глаза стреляли озорные светлые лучики.
— А? — произнес Шлепа и застыл на месте.
Ребята уже перебежали улицу, ребята уже радостно прыгали вокруг него и тормошили, что было сил, а он все еще стоял с разинутым ртом.
— Видел вот! — наконец забормотал он.— Видел где-то — и все! Видел — и никаких гвоздей! А вот где?
— На Луне! — веселился Гешка.
— Э, не! — Шлепа растерянно хлопал глазами.— На Луне я еще ни разу не был.
— Ну, раз не на Луне, тогда в нашем дворе. Помнишь твое любимое местечко за помойкой? А чемодан облезлый помнишь, японский орден «Харакири»?..
Тут Шлепа наконец узнал их, и его прорвало:
— Гешка! Ленька! Старики! Откуда вы? Куда вы? Какими судьбами?
Обнял их порывисто, в глазах блеснуло нечто похожее на слезы, потом отступил на шаг.
— Нисколько не изменились! И я тоже.— Он хвастливо отставил ногу и тотчас же стал почти таким, как вчера... то есть, как в прежние времена.— Как в той песне поется. Ну, в той, старинной, любимой моей... «Каким ты был, таким ты и остался!» — во!
— Шлепа! Вот здорово! — Гешка осторожно дотронулся до его гладкой, как полированный шар, головы.— Где же твои кудри?
Шлепа показал рукой в неопределенном направлении.
— Там остались... И зачем они мне? Так куда удобнее.— Он стал загибать пальцы.— Во-первых, мыть не надо. Во-вторых, стричь. В-третьих, причесываться. В-четвертых, смотрите, как блестит. Правда, красиво? — Шлепа пустил головой несколько солнечных зайчиков и самодовольно рассмеялся.— У вас так ни за что не получится.
Ребята вежливо похвалили — очень здорово! И приступили к нему с расспросами:
— Как живешь, Шлепа?
— Кем работаешь, Шлепа?
— Живу — во!—он выставил вверх большой палец.— Даже с присыпочкой. А работаю...— Голос его дрогнул. — Работаю... младшим помощником.
— Кого? — спросил Гешка, предчувствуя недоброе.
— А! — Шлепа сплюнул.— Младшим помощником младшего дворника.
— У-у-у! — разочарованно протянул Ленька.
— Вот это дает так дает! — Гешке стало как-то не по себе.
А Шлепа оправдывался растерянно:
— Интриги! Вы же сами знаете, старики, ведь у меня в голове полно... этого... как ее?..
Гешка испугался. Что они с ним здесь сделали?
— М-металлических опилок? — его била легкая дрожь.
— Э, не! —досадливо отмахнулся Шлепа.— Этого... серой начинки — во! Я уже давно мог бы стать старшим помощником младшего дворника. Или даже... — Он снизил голос до почтительного шепота.— Или даже самым младшим дворником. Так нет же, говорят, образования у меня не хватает. Это при моих-то почти шести классах! — Шлепа был полон возмущения.— Эх... А все почему? — он выдержал паузу.
— Почему? — спросил Гешка.
— Ну! — Ленька тоже сгорал от нетерпения.
— Потому что я один-разъединственный человек среди дворников. А остальные... ну... эти... с винтиками в голове...
— Роботы?
— Во-во! Вот они, роботники эти, и интригуют... Нет, я ничего не говорю,—Шлепа хотел быть справедливым,— есть и среди них подходящие ребята. Вот старший дворник. Это голова! Такая голова! Сплошные винты — он сам мне показывал... А вот этот? — последовал полный презрения жест в сторону стоявшего рядом и все еще подсоединенного к электрической розетке робота.— Весь проржавел, скрипит на ходу, говорить по-человечески разучился. И нате вам, пожалуйста,—старший помощник младшего дворника! Я младший, он старший — как вам это нравится? А ведь без меня шагу сделать не может. Кормлю его, пою, чищу через день наждачной бумагой. Он старший! Прямо смех, верно, ребята?