НИКОЛАЙ ГРИГОРЬЕВИЧ ДВОРЦОВ 22 страница
Шлепа жаждал сочувствия.
— Смех! — подтвердил Ленька, тайком подмигнув Гешке.
Тому было вовсе не до смеха.
В выпуклых стеклянных глазах робота замигали электрические огоньки.
— Что? Нажрался уже, Гаврила?
Шлепа отключил робота от сети, сунул
шнур ему в голову. Робот, не сходя с места, затопал ногами-тумбами, тяжело, со скрипом переваливаясь с боку на бок.
— Его что, Гаврилой звать? — спросил Ленька, опасливо отстраняясь — а ну как заденет ненароком своей клешней!
Шлепа ответил с гордостью:
— Я окрестил. Правда, здорово?
— Покажи, как он работает,— попросил Гешка.
— Э, нет! — Шлепа помрачнел.— Как сигнал подаст — так перехожу к нему в подчинение. Не я старший — он. Ничего не попишешь!
— Ну, мы сами посмотрим.
— Э, не! У нас с ним соревнование, а вы отвлекать будете. Живо меня обшлепает.
Ребятам стало Шлепу жаль. Что ни говори, их старый знакомый — в подчинении у какой-то металлической тумбы.
Шлепа обнял их, стыдливо смахнул непрошеную слезинку:
— Спасибо вам, старики! Хоть потолковал с вами, душу отвел. А то кругом одни роботы.
— Как! — поразился Гешка.— А люди?
— Так они же все ученые! Неинтересно мне с ними, говорить не о чем. С роботами этими еще хоть в дурака когда перекинешься или козла забьешь. А люди... Скучный народ, темный, как ночь! Еще перехитрить меня хотели. Меня!.. — Он стукнул себя в грудь и громко заржал — совсем как прежде во дворе.
— Как — перехитрить? — не понял Ленька.
— А вот так! Обучить меня задумали, кем-то сделать. Только ничего у них не вышло, учиться я все равно не стал. Какой, говорю, у нас закон? Каждый по способностям, да? Вот и я по способностям — способен быть дворником. Отвяжитесь!
— И что?
— Отвязались!—он снова загоготал.— Темнота!
Робот перестал топать, заурчал.
— Все! — забеспокоился Шлепа.— Гаврила работу требует.
Ребята пошли. Шлепа, вспомнив, крикнул им вслед:
— Старики! А ведь у меня в субботу день рождения. Увидеться бы, отметить, а? Только вот где? У нас дом увезли на ремонт, живу временно у Гаврилы...
— Ой, Шлепа! — радостно взвизгнул Ленька.— Ой, ты уж смотри, меня не забудь.
«Подарок выпрашивает», — подумал Гешка, и ему стало неловко за друга.
— Знаешь что, приходи прямо к нам,— предложил он Шлепе. И хоть очень хотелось подчеркнуть, что не один Ленька будет с нетерпением ждать завтрашнего дня, он сдержался и ни прямо, ни косвенно о подарке напоминать не стал. Сказал вместо этого: — Я тебя с Бориком познакомлю. Вот это робчик так робчик, не то что твой ржавый Гаврила!
— Тсс!
Шлепа приложил палец к губам, посмотрел на робота испуганно.
— Так придешь, Шлепа?
— Обязательно! Ближе вас, старики, у меня никого нет. Подарю вам самое-самое для меня дорогое!
— Значит, до встречи, Шлепа!
Ребята помахали ему рукой и пошли.
Сворачивая на центральную улицу, они
увидели, как Шлепа, бережно поддерживая громоздкого робота, слабосильный и тощий по сравнению с ним, ведет его к двум очерченным белой краской кругам посреди, переулка. Возле кругов, сложенные в строгом порядке, лежали лопаты, метлы и прочий сложный дворницкий инструмент.
Здесь, очевидно, находился старт.
Вполне можно было спрятаться за углом и поболеть незаметно за Шлепу. Но они не стали. Не было твердой уверенности, что Шлепа в соревновании с роботом выйдет победителем. А видеть, как его обходит металлическая тумба,— кому это приятно?
Сколько тут можно было бы сказать полезных слов! Но я решил от них воздержаться. И вообще, никаких пояснений, никаких толкований больше не будет. Пусть теперь говорят сами за себя те невероятные события, которые развертываются прямо на ваших глазах!
СМЭХ И ГРЭХ
Встреча со Шлепой заставила Гешку призадуматься. Вот, наконец, увидел он здесь человека, который почти ничем, если не считать вновь приобретенной лысины, не отличался от того, каким был в прошлом. Ну и что? Много радости доставила Гешке эта встреча? А ведь до сих пор Гешка считал, что здесь, в будущем, все какие-то странные, все какие-то непонятные, все какие-то... Словом, до сих пор, до встречи со Шлепой, Гешка даже ощущал некоторое свое превосходство над людьми будущего времени. Вот, чудики, столько тут всяких возможностей, а они никакого преимущества для себя из этого не извлекут! А теперь вдруг Гешка почувствовал, пусть еще смутно и неопределенно, что и Шлепа, который в отличие от других Гешкиных родных и знакомых остался прежним, неучем и лоботрясом, и Ленька, и даже он сам, наверное, должны казаться смешными и нелепыми, если посмотреть глазами людей будущего времени. Здесь все отдают другим больше, чем берут себе,— и это доставляет им радость. А Шлепа и еще кое-кто, не будем называть по имени, стараются прежде всего для себя. Здесь каждый стремится получше выполнить свое дело, даже самые обыкновенные школята,— и получают от этого огромное удовольствие. А Шлепа думает только о том, как поменьше работать и забить с роботами «козла». Здесь все удивительно вежливы, не повышают голоса, даже когда спорят. А кое-кто из недавно прибывших сюда — опять-таки из вежливости не будем уточнять, кто именно!—орет во всю глотку даже на стенку, если она не сразу выдаст из своих недр складной стул или стол. Как будто стенка виновата, что этот кое-кто забывает о правилах вежливости...
Не то чтобы совсем новыми глазами, но все же повнимательней, чем прежде, Гешка стал присматриваться к людям будущего — и ко взрослым, и к детям. Чем они тут все занимаются — ведь он в погоне за всякими удовольствиями так до сих пор этим и не поинтересовался.
Оказалось — столько всего поразительного!
На Луне шло колоссальное строительство санаториев и домов отдыха — там ведь сила притяжения гораздо слабее, чем на Земле, и это очень полезно больным и старичкам. Гешка, например, всякий раз поражался цветущему виду бабушки, когда разговаривал с ней по объемному видеофону. С городских ракетодромов каждое утро на Луну отправлялось множество пригородных ракетичек со строителями самых разных специальностей. Во второй половине дня теми же ракетными поездами они все возвращались домой.
На более дальних ракетодромах напряженная работа шла день и ночь. Там готовились к отлету в другие обитаемые миры десятки фотонных ракет —каждая из них уносила в дальний космос сотни землян, исследователей вновь открытых миров.
Новые, совершенно неизвестные в Гешкино время профессии встречались на каждом шагу. Вот, например, вылавливатели метеоритов — кто раньше слышал о них? А здесь они посменно вылетали на свои участки космоса и сверхмощными магнитными устройствами притягивали все встречавшиеся им метеориты. К концу смены вылавливатели стаскивали на специальные площадки целые горы небесного металлического сырья.
Или цунамисты — в отличие от вылавливателей метеоритов представители этой новой профессии работали не в космосе, а под водой. Специальными чуткими сейсмографическими приборами они устанавливали, где возможны колебания морского дна, из-за которых возникают разрушительные гигантские волны — цунами, и направленными подводными взрывами своевременно устраняли опасность.
Взять даже вот такое, казалось бы, совсем малоинтересное дело, как разведение фитопланктона — мельчайших водорослей, из которых готовили разные вкусные блюда; Гешка сам не раз за обедом просил добавки, когда подавали салат из планктона. Выращиванием планктона занимались школьные производственные бригады — настолько это было просто. Но!.. Планктон разводили в океане. Каждый школьник получал автономное водолазное устройство с мотором на атомной тяге. Скорость — ахнешь! Зона действия — с ума сойти! Глубина погружения — обалдеть!
Ведь это же подумать только!
Как хотелось Гешке поплавать вместе с Катей в Тихом океане, когда она со своей школой отправлялась туда на практику! Он бы всем им показал высший класс! Но стоило только Гешке заикнуться об этом, как Катя, сама вовсе того не желая, огорошила его вопросом:
— Дядя Геша, а ученические права водолаза-любителя у вас есть?
Вот и оставался для Гешки один только прогулочный радиокатер. Сиди себе сиднем, как пассажир в такси, да еще рядом с почти сосунками — подходящая компания! А однажды сидевшая с ним в радиокатере девочка двух-трех лет пропищала тонюсеньким голоском:
— Как вы думаете, он работает на анодном или катодном двигателе?
— На катодном,— ответил Гешка наугад.— Нет, на анодно-катодном,— тут же поправился он, чтобы уж наверняка.
Девочка ничего не сказала, но при этом так странно на Гешку посмотрела, что ему захотелось побыстрее выбраться из радиокатера и бежать куда глаза глядят.
И когда, наконец, одним распрекраснейшим утром папа сказал: «Собирайся, пойдешь со мной», Гешка сразу же догадался:
— В школу! На экзамен!
И запрыгал от радости.
Слов нет, ничегонеделание тоже имеет свои положительные стороны. Но сколько же можно!
Глядя на него, запрыгал и Борик. Екатерина Андреевна, очень занятая на работе, махнула на него рукой, и он с каждым днем все больше и больше становился похожим на Гешку, перенимая его словечки, манеру разговаривать и даже походку.
Пошли втроем: папа, Гешка и Борик. Правда, папе не совсем понравилось, что Борик увязался вслед за ними, он хотел вернуть его домой, но Гешка так энергично стал просить за своего механического приятеля, что папе пришлось уступить.
Борик весь сиял, благодарно улыбаясь Гешке.
Гешка тоже был доволен. На всякий пожарный случай он подготовил хитроумный план, в котором Борику отводилась немаловажная роль.
Кто будет его экзаменовать? Один папа? Или еще и другие учителя?
На эти тревожные вопросы Гешка получил ответ, когда они, уже в здании школы, вошли в просторную комнату, целую стену которой занимал серый шкаф со множеством отверстий. Посреди комнаты было небольшое возвышение со столиком, похожее на пульт дирижера.
— Борик, включи, пожалуйста,— попросил папа.
Щелкнул выключатель. В отверстиях шкафа суетливо забегали, замелькали разноцветные огоньки.
— Нравится? — спросил папа.
— Ничего,— сдержанно ответил Гешка, наблюдая за веселой игрой огоньков.— А что это такое?
— Не догадываешься? — папа улыбался.
И тут Гешку осенило.
— Знаю! Знаю! — обрадованно крикнул он.— Это и есть ваша учительская самозазубривающая машина. Какая большая! У племяшки куда меньше. Та, наверное, только для школьников, да?
Он хотел подойти поближе, чтобы разглядеть, где у машины отверстие для вкладывания сочинений, но, услышав смех, обернулся. Смеялся папа, смеялся Борик. Смеялся, казалось, и сам серый шкаф, внутри которого что-то фыркало и шипело.
— Самозазубривающая? — переспросил папа, все еще смеясь.— Вот придумал! Таких машин, Геша, ни у кого нет, ни у учителей, ни у учеников.
Гешка расстроился.
— Нет? Еще не сумели придумать?
— Не захотели придумать. Зачем? Люди должны учить сами. Ёсли человек будет знать меньше машины, то ведь тогда она может стать главнее человека.
— А что же это такое? — Гешка показал головой на шкаф, подмигивающий ему сотней огоньков.
— Это СМЭХ,— ответил папа.— Скоростной механический экзаменатор системы Харитонова.
— Харитонова? — весело переспросил Гешка.— Уж не Дениски ли Харитонова? — и засмеялся.
Был у них в классе такой спец по шпаргалкам. Придумал картонку с формулами на резинке. Потянешь — она вылезает из рукава, отпустишь — прячется снова. Вовремя репетиций все шло блестяще, шпаргалка работала безотказно. А на контрольной по математике резинка вдруг оторвалась и вместе с картонкой скакнула прямо на учительский столик.
— Верно,— удивился папа.— Денис Петрович Харитонов, из мирового центра новейших методов педагогики. Ты его знаешь?
Ошарашенный Гешка промямлил что-то невнятное.
— Сейчас мы введем в приемное устройство СМЭХа некоторые данные о тебе.— В руке у папы была перфорационная карточка с множеством круглых дырочек.— «Георгий Ромашов,— прочитал он по дырочкам, как Гешка по буквам в книге.— Экзаменующийся. Характеристика...»
— Сокращенно — ГРЭХ, — почему-то пришло в голову Гешке.
— СМЭХ и ГРЭХ,— пошутил папа, вкладывая перфорационную карточку в отверстие у основания машины.
Гешка даже не улыбнулся. Ему было не до шуток. Что тут напридумал Дениска Харитонов— бывший крупный спец по шпаргалкам?
— Ну вот и прогрелось.— Папа повернул рычажок, и СМЭХ перешел с бульканья на ровное гудение.— Геша, мы с Бориком сейчас уйдем, а ты встанешь туда, на возвышение. Машина будет задавать вопросы. Не торопись, подумай хорошенько, прежде чем ответить. Спешить некуда.
— Папа...
— Что, сынок?
— Лучше ты меня сам проэкзаменуй.— Гешка смотрел на папу умоляюще.
Но тот покачал головой.
— Нельзя, сынок.
— Почему? — отчаянно настаивал Гешка.— Ты же директор школы.
— Видишь ли, я прежде всего человек. Могу ошибиться, могу поддаться настроению— ты же мой сын. А механический экзаменатор определит все точно и, главное, беспристрастно. Пойдем, Борик!
Уговорить папу было невозможно. Оставалось одно: хитроумный план, прибереженный для крайнего случая.
— Папа, можно Борик со мной останется? Я... я боюсь.
— Боишься? — папа, улыбаясь, погладил его по голове, как маленького.— Что же здесь страшного?
— Я... я не знаю.— Пришлось даже всхлипнуть для правдоподобия.— Этот СМЭХ так гудит. Я боюсь...
— Ладно,— согласился папа.— Вообще- то на экзаменах запрещено присутствовать кому бы то ни было из людей, кроме самого экзаменующегося. Но Борику, я думаю, можно.
Гешка еле сдержался, чтобы не свистнуть от радости. Удается его план, удается!
Едва дверь закрылась за папой, Гешка взялся за робота.
— Ты меня любишь?
Борик смотрел на него преданными глазами;
— Я... люблю... всех... людей.
— Сделаешь, что я скажу?
— Я... сделаю... все... что... скажет... человек.
— Все-все?
Гешка опасливо косился на СМЭХа. Слышит он или не слышит? А если слышит, то понимает, что к чему?
Борик замялся, прежде чем ответить. Это было нечто новое.
— Все... кроме... одного.
— Чего? — насторожился Гешка.
— Когда... самому... приказывающему... стыдно... за... свое... приказание.
— Ну, это чепуха! — он облегченно вздохнул и зашептал роботу прямо на ухо.— Вот что, Борик, сейчас меня будут спрашивать. Что я не знаю, ты подскажешь. Понял?
Длинные, красиво изогнутые ресницы из синтетического волокна виновато заморгали.
— Извини... не... подскажу.
Что?! Борик отказывается? Он не хочет выполнить Гешкиного приказания? Такого случая еще не было за все время их дружбы.
— Не подскажешь? Почему?
Ответ огорошил:
— Тебе... стыдно.
— Да не стыдно мне ничего!—заорал Гешка, позабыв об осторожности.— Выдумал тоже!
— Тебе... стыдно! — такое упрямство тоже не было в духе мягкого и покладистого Борика.— Я... не... выдумал... У... меня... возле... сердца... вмонтирован... очень... чувствительный... стыдоопределитель... Он... сейчас... показывает... три... и... семь... десятых... процента... от... абсолютного... стыда.
Такого оборота событий Гешка никак не ожидал. Он стоял молча, не зная, что сказать, что делать, и кровь постепенно приливала к лицу, перекрашивая его из бледно- розового в бордово-красный.
Раздался голос СМЭХа. Нисколько нестрашный, почти человеческий, даже сочувственный.
— Вы готовы к экзамену?
— Ну, готов,— робко произнес Гешка..
— Сколько будет один плюс один? — спросил СМЭХ.
— Два!
Гешке хотелось смеяться от счастья.. А он-то думал, а он-то боялся!
— Два плюс два? — продолжала машина.
— Четыре!
Вот это экзамен — ха-ха!
— Четыре помножить на четыре?
Гешка пошевелил губами:
— Шестнадцать!
И тут последовал вопрос совсем иного сорта:
— Шестнадцать помножить на шестнадцать?
— Ого! — воскликнул Гешка.— Мы этого в уме не проходили!
— Восемь помножить на восемь? — сразу же уступил СМЭХ.
Надо было не спешить, а Гешка взял да и выпалил:
— Пятьдесят шесть!
— Подумайте,— заботливо предложил механический экзаменатор.
Вместо того чтобы самому пораскинуть мозгами, Гешка повернулся к роботу.
— Борик, ну!
Тот молчал, словно его выключили.
— Семьдесят два! — брякнул Гешка наугад и добавил для страховки: — Кажется...
СМЭХ ничего не сказал. Задал другой вопрос, уже не из арифметики.
— Что такое ветер?
По комнате пронесся шумный вздох облегчения. Уж это он как-нибудь объяснит?
— Ветер? Ну... когда дует.
— Какие ветры вам известны?
Что за ерундовский вопрос!
— Разные... с дождем, например, со снегом. Или с градом. Бывает, еще бумагу несет, даже щепки, когда очень сильный.— Гешка почувствовал себя верхом на коне.— А однажды даже Катьку повалило. Это сестренка моя. Маленькая, с косичками. Рыжая кошка. А сейчас его сделала,— он показал на Борика.— Из пластмассы какой-то и еще чего-то там. Да-а... Спросите сами, если не верите.
СМЭХ спрашивать Борика не стал.
— Сколько вы знаете стран света?
— Стран? Ну, их до черта!
— Сколько принимало участие на олимпийских играх в Мюнхене?
— Сто! — уверенно ответил Гешка.— Даже больше.
— Перечислите.
Голос СМЭХа звучал несколько озадаченно.
— Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать...— повел Гешка счет на одном дыхании.— Все, что ли, перечислять?
В СМЭХе что-то щелкнуло.
— Хватит. Прочтите стихотворение.
— Какое?
— Любое. На ваш выбор.
Какое же прочитать? Надо, которое полегче, чтобы не запутаться. «Аты-баты, шли солдаты»?.. Да нет же, это не стихотворение, а считалка.
А, вот!
Гешка встал в позу, начал декламировать с выражением:
— Жил-был у бабушки серенький козлик,
серенький козлик... козлик... козлик...
Что там дальше? Кто-то кого-то очень любил, не то бабушка козлика, не то козлик бабушку. А потом кто-то кого-то съел.
Но ведь не будешь так все и рассказывать... Забыл!
— Нет, я лучше другое.— Гешка откашлялся.— «Бородино».
«Скажи-ка, дядя, ведь не даром Москва, спаленная пожаром, Французу отдана...»
Нет, «Бородино» лучше не надо! Там в середине есть место одно... Он хотел выучить, вот точно хотел, честное пионерское! Но прибежал Витька Синица и...
— «Ведь были схватки бо...» Я, пожалуй, лучше спою,— прервался Гешка на полуслове, решив незаметно переключиться с «Бородино» на нечто совсем другое.— У меня петь знаете как хорошо получается!
СМЭХ возражать не стал. Сговорчивый экзаменатор!
А хитрющий Гешка произнес скороговоркой «Бородино. Стихотворение Лермонтова» и завел на всю силу своей хорошо тренированной глотки, чтобы не очень-то можно было разобрать слова: Я писать не буду, Я звонить не смею, Я закрою сердце на замок...
Он стал в такт прихлопывать в ладоши, притопывать ногой, ужасно довольный, что маневр удался и простодушная машина не заметила подмены.
И искренне огорчился, когда СМЭХ, прервав пение, вежливо поблагодарил.
— Но ведь я еще не допел. Там дальше знаете как интересно!
— Экзамен окончен,— объявила машина.— Получите результат.
На чистом белом листке, который она выбросила в узкую щель, стояло всего-навсего два слова: ДЕСЯТЫЙ СЕКТОР
— В десятый! — ликовал Гешка.— Слышал, Борик, сразу в десятый. Ур-ра!
ХОРОШО В ГОСТЯХ...
По дороге домой Гешка буйно веселился. Перепрыгивал на ходу с одной движущейся ленты на другую, хотя это было запрещено, так как ленты двигались с разными скоростями и мог произойти несчастный случай. А на центральной магистрали с самым оживленным движением взял да и побежал напрямик через проезжую часть, лавируя между электромобилями. Весело, дух захватывает, и опасности никакой — милиционеров ведь давно уже нет, и кто их станет вводить снова из-за какого-то одного мальчишки? А на замечания прохожих Гешка еще в своем времени привык не обращать внимания.
За Гешкой — Борик. Он в точности повторял выходки своего одушевленного приятеля. Гешка забавляется на движущемся тротуаре — и Борик тоже. Гешка несется стремглав через улицу — и Борик вслед за ним. Вот только красный свет на перекрестках останавливал Борика. Гешка с той стороны улицы нетерпеливо машет ему рукой: «Давай!», а он не может тронуться с места, пока не загорится зеленый — так у него внутри все устроено.
Гешка порядком запарился, когда наконец оказался дома. Одно-единственное «пожалуйста»—и стенка беспрекословно выдала эластичный, очень удобный для отдыха диван.
— Фу! Устал как собака!.. А почему так говорят: устал как собака? Что-то я ни разу не видел смертельно уставших собак,— стал философствовать, завалившись на диван с ногами.— А, Борик? — повернул голову к другу.— Что молчишь, ты же все знаешь!
— Когда... я... ем... я... глух... и... нем...
Борик стоял неподвижно, лицом к стене, подключив себя к электрической розетке. Беготня по улицам не прошла для него даром. Механическое сердце требовало подзарядки.
— Когда я кушаю, я говорю и слушаю,— разулыбался Гешка: его всегда забавлял этот необычный обед.— Что там у тебя сегодня на первое?
— Когда... я... ем... я... глух... и... нем,— твердил Борик с настойчивостью автомата.
Гешка милостиво разрешил:
— Ну, питайся, питайся...
В двух случаях от Борика ничего нельзя было добиться: когда он находился на подзарядке, вот как сейчас, и когда выполнял чье-либо распоряжение. «Я занят»,— говорил он в этих случаях, и не действовали никакие уговоры.
В комнату вошла Катя с учебником в руке. Застав Гешку на диване, очень удивилась:
— Ты уже дома, Геша?
В такое время он обычно гонял по улицам.
Гешка, возмущенный, соскочил с дивана:
— Опять!
— Ну, хорошо, хорошо,— торопливо поправилась Катя.— Ты не Геша, ты дядя Геша.
— И на «вы»! — сердито притопнул Гешка.
Он уже не раз жаловался Екатерине Андреевне на неуважительную Катю, и главный конструктор института роботов в присутствии дяди Геши делала строгие внушения строптивой племяннице. Хорошо, что Гешка не замечал, какими они при этом обменивались взглядами! Ему бы наверняка не понравились веселые искорки смеха, мелькавшие в глазах обеих: и мамы, и дочки.
Катя подчинилась:
— Вы уже дома, дядюшка Геша?
Гешка посмотрел на нее с подозрением.
Дядюшка? Издевается?
Вроде нет.
— Другое дело! — Гешка, успокоившись, опять прилег.— Да, я уже дома, детка. Что ты там зубришь? — он потянулся за книгой в ее руке.
— Высшая математика,— ответила Катя.— Интегралы — довольно сложно. Может, хотите помочь? — спросила она очень вежливо.
У него сразу отпала охота смотреть учебник.
— Поотерпи немного, детка, я еще не наотдыхался. Такое утомительное путешествие, представляешь! Вот пойду скоро в школу — возьму тебя на буксир.
Катя спросила:
— Вы уже сдали экзамены?
— Только что оттуда.
— Ну и как?
— Шик-модерн! — небрежно проронил Гешка.
Катя не поняла.
— Что это значит?
— На класс выше тебя.
Голос его звенел от едва сдерживаемого напора гордости.
— Десятый? —она была явно поражена.
— Да, деточка! — Гешка торжествовал.— Представь себе! Твой дядя Геша будет учиться в десятом секторе.
Ему не было видно лица Кати, так как девочка стояла сбоку дивана, и он говорил, глядя не на нее, а на улыбавшегося Борика, который уже успел пообедать и отключился от сети. Но тихое хихиканье заставило его тотчас повернуть к ней голову.
— Что за неприличный смех? — спросил строго.
— Так ведь... десятый сектор...— Катя с трудом сдерживалась, чтобы не расхохотаться.— Это вовсе не школа.
— Как не школа? — Гешка сел.—А что? Институт?
— Нет... Секторы — это в подготовительном инкубаторе.
Ах, вот оно что! Он понимающе усмехнулся:
— Знаешь что, деточка, ты эти свои штучки брось! Дядя Геша на твой розыгрыш не клюнет. Инкубатор для этих... цып- цып!
Ей удалось совладать с душившим ее смехом.
— У нас так называется детский сад для слаборазвитых детей,— пояснила она.— Десятый сектор — пятилетние.
Серьезный тон, которым это было произнесено, подействовал на Гешку сильнее всяких насмешек. Это правда, правда!
Его бросило в пот.
— Врешь! — растерянно крикнул по привычке.
Заговорил Борик.
— К... тебе... идет... мальчик... Леня.
Специальное устройство у двери сообщало роботу сведения о гостях, как только они переступали порог дома.
Ленька не заставил себя ждать. Проскочил с опаской через возникший проход—он все еще с недоверием относился к воздушной стенке: не успеешь пройти — и запрессует, как мебель!
Катя, сославшись на уроки, деликатно удалилась, оставив друзей вдвоем. Не считая, конечно, Борика.
Ленька сразу спросил:
— Как экзамены?
Гешка помрачнел. Не стал таить — рано ли, поздно ли, все равно Ленька узнает.
— Детский сад. Знаний им моих, видите ли, маловато!
— Ага! А кто говорил: «Звездолетчикам совсем другие науки понадобятся; их еще даже не выдумали, зачем я буду какой-то литературой да географией голову себе забивать?»
— Еще неизвестно ничего,— пробубнил Гешка.— По-моему, эта чертова машина просто напутала. Знаешь, как у нее в брюхе урчало... Попрошусь завтра снова.— Он оживился.— А у тебя как?
Ленька опустил голову.
— Во второй класс.
— Тоже ничего себе! — захохотал Гешка.— Почти отличник, и во второй класс!
Он был доволен. Не станет теперь Ленька особенно задаваться. Второй класс — не так уж блестяще.
И все-таки... Не детский же сад!
— И еще каждый день усиленные дозы страхоудалителя,—признался, немножко помолчав, Ленька.
— Ага! — завопил Гешка.— Я тебе всегда говорил: уйми дрожь в коленках! А теперь вот глотай — он, наверное, похуже рыбьего жира.
И тут Ленька произнес вкрадчиво:
— Геш...
Один только его взгляд, брошенный украдкой в сторону машины времени, объяснил Гешке все.
— Что?!
— Мы ведь хотели ненадолго...
Ероша волосы, Гешка в волнении забегал по комнате:
— Плохо тут, плохо, да?
— Всем другим очень хорошо. А вот нам с тобой... И знаешь почему? Они это будущее строили, а мы на готовенькое...
Ленька уговаривал, а Гешка твердил свое. Получалось что-то вроде разговора двух глухих.
— И мороженое бесплатно, и конфеты. И подарки все тебе дарят — сам говорил!
— Какие-то мы тут не такие... Детишки малые — и те больше нас знают!
— И телик рельефный! — Гешка доказывал не столько Леньке, сколько себе самому.— Объемное кино!
— Витька здесь с усами...
— А тебе что — целоваться с ним?
Гешка наскакивал на Леньку чуть не с кулаками. Но тот продолжал гнуть свое:
— Он ученый, а мы... Подумай сам, Геш. Ты хотел в прошлое, диверсантов поймать, золотые медали на грудь. А что вышло, а? Чуть крушение поезда не устроили, вот что. Хотел в будущее, космонавтом сразу стать — получается?
— А мы... мы можем на нашей машине еще дальше прыгнуть,— нашелся Гешка.— Лет на сто, на двести. На тысячу!
— Ну и что? Знаний у нас прибавится?.. Нет, сколько ни прыгай, через себя не перепрыгнешь.
— Надо же такими дураками быть! — Гешка давно уже стал поддаваться, но разве можно уступить Леньке, не поспорив всласть: — Прилететь сюда — и обратно!
Снова доложил Борик:
— К... тебе... пришел... незнакомый... товарищ...
Гешка досадливо поморщился. Витька, что ли, усатый? Выбрал подходящее время! Как сказать ему про детский сад! Да еще для слаборазвитых!
— С... непокрытой... волосами... блестящей... головой.
Шлепа!
Все лучше, чем Витька!
Стена, расступившись, пропустила Шле- пу с двумя большими тщательно завернутыми в бумагу пакетами в руках.
— Здорово, старики! — он переводил взгляд с одного на другого.— Что такие невеселые?
Ответил Гешка:
— Да вот, придумал Ленька обратно лететь.
— Куда — обратно?
— В наше время.— Гешка прямо-таки взывал к его сочувствию.
Но Ленька не дал Шлепе ничего сказать, подступил вплотную, заговорил с жаром:
— Летим с нами, Шлепа! Ты ведь тоже не по праву в будущее попал. А там доучишься.
— Э, не! — Шлепа замотал головой.— Опять в школу ходить с малышами, опять зубрить: а плюс бэ сидели на трубе! А тут у меня перспектива. Не сегодня-завтра эту старую консервную банку отправят в металлолом. Буду старшим помощником младшего дворника. А там, глядишь, и до места младшего дворника рукой подать. Нет, благодарю покорно, есть у меня в голове... это...
Гешка подсказал торопливо:
— Серая начинка.
Сам того не сознавая, Шлепа помогал Леньке. Выслушав длинную речь кандидата в старшие помощники младшего дворника, тот сказал с язвинкой:
— Можешь оставаться, Гешка. Шлепу— в старшие помощники, тебя — в младшие.
— А что, очень даже свободно! — Шлепа обрадовался.— Пройдешь Высшие курсы подметания и протирания — я тебя самолично старшему дворнику отрекомендую. Давай, а, старик? В дурака весь день будем резаться, козла забивать.
— Гешка, летим! — тянул его за одну руку Ленька.
— Оставайся!—держал за другую Шлепа.
Раздался странный звук. Словно в комнате громко всхлипнул ребенок.