ГЛАВА XX. РАЗОРЕННАЯ СЕМЬЯ 3 страница

– А что мне сказать?

– Да все, что захочешь. Я произнес несколько слов.

– Хорошо, теперь немного тише. Так, прекрасно!

– Ты, верно, с ума сходишь, «учитель»! – сказал Пажес.

– Он со страха помешался.

– Или ты думаешь, что уже помер?

– Я думаю, что вода до нас не доберется, и если нам суждено умереть, то мы, во всяком случае, не утонем. Что ты этим хочешь сказать?

– Погляди на свою лампу.

– Так что ж – она горит.

– Горит, как всегда?

– Нет, пламя ярче, но короче обычного.

– Разве здесь гремучий газ?

– Нет, – сказал «учитель», – этого тоже не приходится опасаться.

– Не строй из себя колдуна.

– И не думаю. Мы находимся сейчас внутри воздушного колодца, и сжатый воздух мешает подъему воды. Забой является для нас тем же, чем стеклянный колпак для водолаза. Вытесненный водой воздух скопился в этой галерее и теперь сам вытесняет воду.

Услыхав объяснения «учителя», шахтеры недоверчиво заворчали:

– Вот глупость-то! Разве вода не сильнее всего?

– Да, когда она свободно течет. Но если ты погружаешь в ведро с водой стакан дном кверху, доходит ли вода до дна стакана? Нет, там остается пустое пространство. Здесь такая же самая штука. Мы находимся как бы на дне опрокинутого стакана, и вода до нас не дойдет.

– Понятно, – сказал дядя Гаспар, – и вижу теперь, что мы напрасно смеялись над «учителем». Он знает многое, чего мы не знаем.

– Значит, мы спасемся? – спросил Карори.

– Спасемся? Неизвестно. Но что мы не утонем, это я могу сказать наверняка. Наше спасение в том, что забой закрыт и воздух благодаря этому не выходит. Но как раз то, что сейчас нас спасает, может впоследствии нас погубить. Воздух не может отсюда выйти, но и мы тоже не можем выйти.

– А когда вода спадет?

– Спадет ли она, тоже неизвестно. Для этого надо знать, откуда она взялась. Вышла ли из берегов Дивона и залила шахты? Буря ли это? Прорвался ли какой-нибудь источник? Было ли землетрясение? Ответить на это можно, только находясь наверху, а мы, к несчастью, находимся под землей.

– Возможно, что весь город снесен водой?

– Возможно…

Наступило тяжелое молчание. Шум воды прекратился. По временам слышались только глухие взрывы и чувствовались какие-то толчки.

– Шахта, верно, наполнилась водой, и ей больше некуда литься, – объяснил «учитель».

– Ладно, но что же нам делать? – спросил через минуту Бергуну.

– Ничего не делать, ждать, – ответил «учитель».

– Ждать чего?

– Просто ждать. Разве ты можешь прорыть ламповым крючком те сорок или пятьдесят метров, которые отделяют нас от поверхности земли!

– Но мы умрем с голоду!

– Самая большая опасность не в этом.

– Послушай, «учитель», не пугай! В чем же, по-твоему, самая большая опасность?

– Голод не так страшен. Я читал, что однажды рабочие, так же как мы, застигнутые водой в шахте, просидели без еды целых двадцать четыре дня. Нет, голод меня не пугает.

– А чего ты боишься, если думаешь, что вода больше не поднимется?

– Мы находимся под землей на глубине сорока метров, и, вероятно, над нами тридцать пять или сорок метров воды. Это значит, что воздух подвергается давлению четырех или пяти атмосфер. Сколько времени можно прожить в таком сжатом воздухе? Вот что меня беспокоит и что мы узнаем на собственной шкуре.

Я не имел никакого представления о сжатом воздухе, и потому меня сильно испугали слова «учителя». Остальные мои товарищи знали не больше моего, а потому их, так же как и меня, пугала неизвестность. Несмотря на то что «учитель» сознавал всю безнадежность нашего положения, он продолжал думать о том, как бы подольше продержаться.

– Главное, надо устроиться так, чтобы не свалиться в воду, – заявил он.

– Мы уже вырыли ступеньки.

– Вы скоро устанете стоять в одном положении.

– А ты полагаешь, что мы здесь долго проторчим? Нам придут на помощь.

– Безусловно. Но сколько времени пройдет, пока организуют наше спасение? Только те, кто наверху, могли бы это сказать. Мы же находимся под землей, и нам следует устроиться как можно лучше; если кто-нибудь из нас поскользнется, он погиб.

– Давайте свяжемся веревкой.

– А где веревка?

– Будем держаться за руки.

– По-моему, лучше всего вырыть площадки. Нас шестеро, на двух площадках мы гложем расположиться все.

– А чем рыть?

– Кирок-то у нас нет!

– Крючками от лампочек – там, где мягкий грунт, и ножами – где твердый.

Своим хладнокровием и решимостью «учитель» завоевал у нас авторитет, который возрастал с каждой минутой. В этом величие и красота мужества – оно внушает уважение. Мы чувствовали, что «учитель» морально сильнее нас, и ждали теперь от него спасения.

Все усердно принялись за работу, потому что поняли, что нужно устроиться так, чтобы не скатиться в воду.

– Сперва выберем места, где легче рыть, – предложил «учитель».

– Послушайте, – обратился к нам дядя Гаспар, – у меня есть предложение. Среди нас только один «учитель» сохранил присутствие духа. Хотя он такой же шахтер, как мы, но он знает больше других. Я предлагаю выбрать его начальником и руководителем работ. Что вы на это скажете, товарищи?

– Мы ждем твоих распоряжений, «учитель».

– И будем тебя слушаться.

– Ладно, – ответил «учитель», – если вы так решаете – я согласен, при условии, что вы будете делать все, что я прикажу. Нам, вероятно, придется здесь пробыть долго, и неизвестно, что может еще случиться. Но что бы ни произошло, вы обязаны меня слушаться, как своего начальника.

– Будем слушаться, – ответили все хором.

– Клянетесь? – спросил «учитель».

– Клянемся, – снова ответили шахтеры. И мы принялись за работу. У всех имелись хорошие ножи с крепкой ручкой и прочным лезвием.

– Трое самых сильных будут рыть, – сказал «учитель», – а более слабые: Реми, Пажес и я – выравнивать площадку и убирать породу.

– Нет, только не ты, – перебили его шахтеры. – Ты наш инженер, и ты уже стар, чтобы работать.

Нам предстояло вырыть в сланце две площадки такой величины, чтобы на каждой из них без риска скатиться вниз могло поместиться трое. Сделать это одними ножами было делом нелегким. Двое рыли грунт, а третий сбрасывал куски сланца. «Учитель» с лампой в руке следил за работой. При рытье мы нашли несколько обломков деревянной крепи, и они нам очень пригодились. Ими мы удерживали щебень, не позволяя ему скатываться вниз.

После непрерывной трехчасовой работы мы вырыли площадку, на которой могли усесться.

– Пока довольно, – объявил «учитель». – Позже мы увеличим площадку с таким расчетом, чтобы можно было на ней лежать. Не следует сразу расходовать много сил и утомляться.

«Учитель», дядя Гаспар и я разместились на нижней площадке, трое остальных – на верхней.

– Надо поберечь лампы, – сказал «учитель». – Потушим их, пусть горит только одна.

Все его приказания выполнялись немедленно, но только мы собрались потушить лампочки, как «учитель» остановил нас;

– Минутку… А вдруг лампа потухнет? Есть у кого-нибудь спички?

Несмотря на то что в шахтах строго запрещалось зажигать огонь, почти у всех рабочих оказались в кармане спички. Четверо ответили:

– У меня!

– У меня тоже есть, – продолжал «учитель», – но они мокрые.

То же самое оказалось и у других, потому что у всех спички лежали в карманах брюк.

Карори, который соображал очень туго, наконец ответил:

– У меня тоже есть спички.

– Мокрые?

– Не знаю. Они у меня в шапке.

– Давай сюда шапку!

Вместо того чтобы подать свою огромную меховую шапку, Карори передал нам коробку спичек. Спички оказались сухими.

– Тушите лампы! – приказал «учитель». Осталась гореть одна лампочка, еле освещавшая нашу клетку.

 

ГЛАВА V. В ЗАБОЕ

 

Теперь в шахте стояла полная тишина. Шахта была затоплена, как правильно сказал «учитель», и вода, залив все галереи, замуровала нас в нашей тюрьме более прочно, чем каменная кладка. Это тяжелое, непроницаемое, мертвое молчание было страшнее того оглушительного шума, который мы слышали во время низвержения воды. Мы оказались в могиле, погребенные заживо. Над нашими головами находилось около сорока метров земли.

Работа отвлекает, и, окончив ее, мы все сразу пали духом.

В спертом воздухе становилось трудно дышать. Я чувствовал тяжесть в груди и звон в ушах. Вероятно, «учителю» было не легче, чем нам, но, желая отвлечь нас от мрачных мыслей, он заговорил:

– А теперь давайте посмотрим, что у нас есть из провизии. У кого есть хлеб? Все молчали.

– У меня в кармане корка хлеба, – ответил я. – В каком кармане?

– В кармане брюк.

– Тогда твой хлеб превратился в кашу. Но все-таки покажи его.

Я полез в карман, куда утром положил вкусную, хрустящую корочку, и вытащил оттуда какую-то слякоть. Я собирался уже бросить ее, но «учитель» остановил меня:

– Побереги эту похлебку, скоро она покажется тебе очень вкусной.

Такое предсказание было мало утешительным, но в то время мы не обратили на него внимания.

– Ни у кого больше нет хлеба? – спросил он. Никто не откликнулся.

– Это очень неприятно, – продолжал он.

– Ты что, голоден разве?

– Я забочусь не о себе, а о Реми и Карори. Хлеб нужен будет для них.

– А почему не для нас всех? – спросил Бергуну. – Это несправедливо.

– Значит, если б у нас был хлеб, мы бы сейчас перессорились? А вы как будто дали обещание слушаться меня. Но я не желаю никакого спора и объясню вам сейчас, почему хлеб предназначается для Реми и Карори. Установлено, что люди зрелого возраста, но не свыше шестидесяти лет, обычно более выносливы, чем молодежь. А Реми и Карори моложе всех пас.

– Ну, а тебе-то ведь больше шестидесяти?

– Я не в счет. К тому же я привык есть мало.

– Значит, – сказал Карори после минутного размышления, – если б у меня был хлеб, он достался бы мне.

– Тебе и Реми.

– А если б я не захотел его отдать?

– У тебя бы его отняли. Разве ты не обещал мне слушаться?

Карори довольно долго молчал, потом вдруг вынул из шапки краюху хлеба.

– Возьми, вот мой кусок.

– Шапка Карори полна сокровищ! Дайте-ка мне ее, – приказал «учитель».

Карори очень не хотелось отдавать шапку, но у него ее отняли и передали «учителю».

«Учитель» взял лампу и стал рассматривать содержимое шапки. Несмотря на наше грустное положение, мы все на минуту развеселились. В шапке оказался целый склад: трубка, табак, ключ, кусок колбасы, свисток, сделанный из косточки персика, бабки, три свежих ореха и луковица.

– Хлеб и колбасу мы поделим вечером между тобой и Реми.

– Но я уже сейчас хочу есть! – жалобным тоном заявил Карори.

– Вечером ты будешь еще голоднее.

– Какое несчастье, что в шапке этого малого не оказалось часов! Мы бы знали теперь, который час.

Мои часы, после того как побывали в воде, остановились совсем. Действительно, сколько могло быть времени? С каких пор находимся мы в забое? Одним казалось, что был полдень, другим – что шесть вечера. Одни считали, что мы сидим уже десять часов, другие думали, что не прошло и пяти.

Когда вопрос о времени был исчерпан, все замолчали. О чем думали мои товарищи, не знаю, но если судить по себе, то, вероятно, об очень печальных вещах. Я боялся воды, боялся темноты, боялся смерти. Молчание угнетало меня, а ненадежные стены забоя, казалось, давили меня своей тяжестью. Итак, я никогда больше не увижу Лизу, Этьеннету, Алексиса и Бенжамена. Как будут они теперь получать известия друг о друге? Артура, госпожу Миллиган, Маттиа и Капи – их я тоже никогда больше не увижу. А матушка Барберен, бедная матушка Барберен! Мысли одна мрачнее другой сменялись в моей голове.

Вдруг среди тишины раздался голос дяди Гаспара.

– По-моему, – сказал он, – о нашем спасении еще и не думают.

– Почему ты так решил?

– Мы ничего не слышим.

– Возможно, произошло землетрясение и весь город разрушен.

А может быть, в городе считают, что все погибли и ничего сделать нельзя.

– Значит, нас бросили на произвол судьбы?

– Отчего вы так скверно думаете о ваших товарищах? – перебил их «учитель». – Вы прекрасно знаете, что, когда случается несчастье, шахтеры скорее погибнут сами, чем оставят своего товарища без помощи. Разве не так?

– Да, это правда.

– Тогда почему же вы решаете, что нам не помогут?

– Ничего не слышно.

– Не слышно, это верно. Но я сомневаюсь, можем ли мы здесь что-либо услышать. Если работы по спасению не начаты, то это еще не значит, что нас бросили. Ведь мы не знаем, как произошла катастрофа. Если это землетрясение, то для оставшихся в живых работы и в городе достаточно. Если это только наводнение, как я думаю, то надо знать, в каком состоянии находятся стволы шахт. Возможно, и они и галерея для спуска рабочих разрушены. Я не утверждаю, что мы будем спасены, но уверен, что работы по нашему спасению уже ведутся.

Он сказал это с такой уверенностью, что даже наиболее малодушные перестали сомневаться.

Один только Бергуну возразил:

– А если решат, что мы погибли?

– Работать все равно будут; но мы постараемся доказать, что мы живы. Давайте стучать в стену как можно сильнее. Вы знаете, что звук хорошо передается через землю. Если нас услышат, то поймут, что следует торопиться, и будут знать, где нас искать.

Бергуну, у которого были толстые сапоги, тотчас же принялся колотить в стену ногами, как бы созывая шахтеров.

– А как ты думаешь, «учитель», – спросил дядя Гаспар, – как они будут нас спасать?

– Есть две возможности; первая – прорыть ход к этому забою, а вторая выкачать воду.

– Вырыть ход!

– Выкачать воду!

Эти восклицания не смутили «учителя»:

– Мы находимся на глубине сорока метров. Если будут рыть по восьми метров в день, то дней через семь-восемь до нас доберутся.

– В день не вырыть шести метров. – Трудно, но для спасения своих товарищей возможно.

– Мы не продержимся восемь дней. Подумай только, «учитель», – восемь дней!

– Ну ладно, а вода? Как ее выкачать?

Начался спор о том, каким образом лучше действовать. Из этого спора я понял только одно: что при самых благоприятных обстоятельствах придется прожить в нашем склепе не меньше восьми дней. Восемь дней! Не знаю, сколько времени я был под впечатлением этой ужасной мысли, как вдруг спор прекратился.

– Слушайте, слушайте! – сказал Карори.

– Ну что?

– С водой что-то творится!

– Ты, верно, уронил в нее камень.

– Нет, звук какой-то глухой. Все прислушались.

– Да, – сказал «учитель», – с водой что-то происходит.

– Что же, «учитель»?

– Не знаю.

– Вода спадает?

– Нет, не то. Стук раздается через равные промежутки времени.

– Через равные промежутки! Ребята, мы спасены! Это бадьями откачивают воду!

– Откачивают воду! – вскрикнули все в один голос и вскочили, как от электрического тока.

Мы забыли о том, что над нами сорок метров земли, не чувствовали больше спертого воздуха. Стены забоя уже нас не давили, звон в ушах прекратился. Мы дышали легко, сердца свободно бились в груди.

Теперь, чтобы точнее описать вам эту страшную катастрофу, я должен рассказать, как она произошла и что было сделано для нашего спасения.

В понедельник утром, когда шахтеры спускались в шахту, небо было покрыто тучами и все предвещало грозу. Около семи часов утра разразилась гроза со страшным ливнем. Это был настоящий потоп. В несколько минут Дивона вышла из берегов, и вода затопила поверхность земли, где находились шахтеры. Рабочие, занятые наверху промывкой руды, спрятались от грозы и были в полной безопасности. В этой местности наводнения случались не раз; но так как входы в шахты расположены на значительной высоте, все считали, что вода не может в них проникнуть, и беспокоились только о том, как бы спасти кучу бревен, приготовленную для крепления галерей.

За этой работой и наблюдал инженер рудника. Вдруг он заметил поток, который стремился в только что образовавшуюся пробоину. Он сразу понял, в чем дело. Вода врывалась в шахту и убывала на поверхности. Следовательно, шахты будут затоплены. Полтораста рабочих находились в этот день под землей, потому что полтораста ламп было роздано утром. Тридцать ламп было возвращено обратно, но сто двадцать шахтеров еще оставались в шахтах. Живы ли они? Смогут ли укрыться от воды в каком-либо убежище?

В это время в некоторых местах земля и камни начали взлетать на большую высоту. Дома дрожали, как от землетрясения. Газ и воздух, вытесняемые водой, скапливались и там, где давление земли было слабее, прорывали ее поверхность, как стенки котла. Катастрофа совершилась.

Новость быстро распространилась по Варсу. Со всех сторон к руднику бежал народ: рабочие, любопытные, жены и дети шахтеров, находившихся в шахтах. Они задавали вопросы, требовали ответа, кричали:

– От нас скрывают правду! Виноват инженер! Смерть ему!

И толпа ринулась в контору, где инженер, склонившись над чертежами, отыскивал места, где могли укрыться шахтеры, и решал, откуда надо было начинать спасательные работы.

К счастью, подоспели инженеры и шахтеры соседних рудников, а также городские рабочие, и толпу удалось сдержать.

– Отец мой! Где мой муж?! Отдайте мне моего сына! – слышались взволнованные крики, прерываемые рыданиями.

Что можно было ответить этим несчастным детям, женам, матерям?

– Мы сделаем все возможное, мы отыщем и спасем их, – успокаивали их инженеры.

Работа была организована именно так, как предполагал «учитель». Вода вычерпывалась бадьями в трех стволах шахт, и эта работа должна была производиться и днем и ночью, до тех пор пока последняя капля воды не будет выкачана в Дивону. В то же время начали рыть подземные ходы. В каком направлении следовало их вести, никто не знал. Рыли наугад. По этому поводу среди инженеров возникли разногласия. Некоторые считали такую работу бесполезной. Но инженер рудника надеялся, что люди укрылись в старых выработках, и настаивал, чтобы ход вели по направлению к ним. Ход делали очень узким: в нем помещался только один забойщик. Отбитый уголь сваливали в корзины, которые передавали по контейнеру наружу. Как только забойщик уставал, его сейчас же сменял другой. Так, без перерыва, днем и ночью, производились обе работы: откачка воды и рытье хода. Если время тянулось медленно для тех, кто работал наверху, то насколько медленнее тянулось оно под землей! Нам, несчастным пленникам, оставалось только одно: ждать и ждать, не зная наверное, успеют ли нас спасти. Шум бадей, черпающих воду, недолго радовал нас. Скоро у всех появились сомнения. Спасательные работы начались – это верно, но как долго они продолжатся неизвестно. В этом-то и заключался весь ужас. К нравственным мучениям присоединялись теперь и физические.

Находясь на узкой площадке, мы не могли сделать ни одного движения, чтобы размяться, и это нас страшно утомляло. У всех начались головные боли, которые становились все сильнее и мучительнее. Лучше других чувствовал себя почему-то Карори.

– Я голоден, – твердил он время от времени. – «Учитель», дайте хлебца!

В конце концов «учитель» решил отрезать нам по куску от краюхи, вынутой из шапки Карори.

– Мне мало, – заявил Карори.

– Придется есть понемногу, чтобы хлеба хватило подольше.

Остальные с наслаждением разделили бы с нами эту еду, но они обещали слушаться и держали свое слово.

– Нам запрещается есть, но пить, я думаю, можно? – спросил Бергуну.

– Пей сколько влезет, воды у нас хватит.

– Выпей хоть всю галерею.

Пажес хотел спуститься вниз, но «учитель» ему не позволил:

– Ты свалишь туда мусор. Реми легче тебя и более ловок, он спустится и достанет нам воды.

– В чем?

– В моем сапоге.

Мне дали сапог, и я приготовился соскользнуть вниз.

– Подожди, – сказал «учитель», – я подержу тебя.

– Не бойтесь, я умею плавать.

– Держись за меня, – и он протянул руку.

Оттого ли, что «учитель» плохо рассчитал свои движения, или у него онемели ноги, но он поскользнулся и полетел в темную яму головой вниз. Туда же полетела лампа, которой он мне светил. Мы очутились в полной тьме. У всех вырвался крик ужаса. К счастью, я уже спустился и бросился в воду вслед за «учителем».

Во время моих странствий с Виталисом я хорошо научился плавать и нырять и чувствовал себя в воде так же уверенно, как на земле. Но как ориентироваться здесь, в такой темноте? Об этом я не думал, а боялся только того, что «учитель» утонет. Где его искать? Куда нырять? Вдруг я почувствовал, как его рука судорожно схватила меня за плечо и потащила под воду. Сильным ударом ноги я поднялся на поверхность.

– Держитесь за меня, «учитель», опирайтесь сильнее и поднимайте голову! Я вас спасу.

Но до спасения было еще далеко, так как я не имел понятия, в какую сторону следовало плыть.

– Что же вы молчите? – закричал я.

– Реми, где ты?

Это был голос дяди Гаспара. Теперь я знал, что следует плыть налево.

– Зажгите лампу!

Почти тотчас же загорелся свет. Я ухватился за глыбу каменного угля и вытащил «учителя». Это было как раз вовремя, так как он наглотался воды и уже начал задыхаться. Дядя Гаспар и Карори подняли «учителя» на площадку. Вслед за ним взобрался и я. «Учитель» довольно скоро пришел в себя.

Правда, мы не утонули, но промокли с головы до ног, что было весьма неприятно. Сначала мы не обратили на это внимания, но вскоре холод дал себя знать.

– Дайте какую-нибудь куртку Реми, – приказал «учитель».

Никто не ответил.

– Все молчат?

– Мне самому холодно, – заявил Карори.

– А ты думаешь, нам тепло? Ведь мы промокли насквозь, – сказал «учитель».

– Вольно же вам было падать в воду!

– Раз так, – сказал «учитель», – придется кинуть жребий, кто из вас должен отдать что-либо из одежды.

Мне посчастливилось: я получил куртку Бергуну. А так как Бергуну был человек длинноногий, то его куртка оказалась сухой. Завернувшись в нее, я быстро согрелся.

После этого неприятного случая, на какое-то время расшевелившего всех, мы снова впали в оцепенение и к нам вернулись мысли о смерти. По-видимому, эти мысли сильнее угнетали моих товарищей, чем меня, потому что они не могли спать, а я заснул. «Учитель», опасаясь, как бы я во сне не скатился в воду, стал меня поддерживать, и я почувствовал себя как ребенок на коленях у матери.

«Учитель» был не только умным, но и очень добрым человеком. Когда я просыпался, он менял положение своей онемевшей руки и говорил:

– Спи, мальчик, не бойся, я держу тебя. Спи мой маленький!

И я снова спокойно засыпал, зная, что он меня не уронит.

 

ГЛАВА VI. СПАСЕНЫ!

 

Пребывание в одном и том же положении на узких площадках становилось невыносимым. Было решено увеличить их, и все дружно принялись за работу. Снова мы начали долбить почву и выбрасывать щебень. Так как у нас под ногами имелась твердая точка опоры, работа шла легче, и мы быстро расширили нашу тюрьму. Теперь мы могли растянуться во всю длину, а не сидеть, как прежде, свесив ноги, что было крайне мучительно. Хотя краюха хлеба давалась нам маленькими порциями, ей все же пришел конец. Впрочем, последние куски были съедены нами как раз вовремя. Когда «учитель» передавал их нам, мы поняли по взглядам остальных, что если бы им еще раз не дали хлеба, они взяли бы его силой.

Мы больше не говорили о спасении, так как потеряли всякую надежду и думали только о смерти. Когда кто-нибудь из нас начинал особенно сильно отчаиваться, «учитель» старался ободрить его:

– Ты не пробудешь здесь дольше других. Бадьи работают, вода спадает.

– Как бы ты нас ни уверял, «учитель», бадьи никогда не вычерпают столько воды.

– Я уже много раз доказывал вам, что это возможно. Потерпите немного.

Если спасательные работы шли недостаточно быстро, то это происходило не по вине инженеров или шахтеров. Рытье наклонного хода продолжалось непрерывно, но было делом весьма трудным. Пласт угля, через который прокладывали ход, оказался очень твердым, и это задерживало проходку. На седьмой день нашего заключения было прорыто всего двадцать метров. В обычных условиях такая работа заняла бы больше месяца, и только благодаря рвению работающих дело шло так быстро.

Но вот на седьмой день один из шахтеров услышал легкий шум и слабые удары. Он прекратил долбить киркой и приложил ухо к земле. Думая, что это ему только кажется, он подозвал одного из своих товарищей, и они стали слушать вдвоем. Через минуту слабый стук, повторявшийся через правильные промежутки времени, долетел до них. Тотчас же новость стала передаваться из уст в уста. Ее встретили с недоверием, но когда она дошла до инженера, он поспешил к проходке. Наконец-то! Он отстранил шахтеров и приложил ухо к земле, но был настолько взволнован, что ничего не услышал.

– Я не слышу! – воскликнул он в отчаянии.

Однако те забойщики, которые первыми услышали стук, уверяли, что они не ошибаются и что стуки раздаются в ответ на их удары. Это были опытные люди, состарившиеся в руднике, и их словам нельзя было не доверять.

Инженер заставил выйти всех, кто пришел с ним, и остался только с двумя забойщиками. Они несколько раз сильно ударили киркой, а затем, затаив дыхание, прильнули ухом к почве.

Прошла минута томительного ожидания, и вдруг в ответ на их стук послышались равномерные удары.

– Стучите еще раз, чтобы убедиться, что это не эхо.

Забойщики снова постучали, и в ответ раздались удары – условный сигнал шахтеров.

Без сомнения, там были живые люди.

Новость распространилась по городу, и огромная толпа ринулась к руднику, еще более взволнованная, чем в день катастрофы. Прибежали жены, дети, матери и родственники пострадавших.

Доносившиеся из-под земли звуки были настолько слабы, что невозможно было точно определить место, откуда они исходят. Но было ясно, что спасшиеся от наводнения находятся в одной из трех старых выработок. Чтобы достигнуть этих забоев, нужно было рыть целых три хода. В дальнейшем ненужные проходы решено было оставить и все усилия сосредоточить на одном.

Работы возобновились с еще большим жаром. Соседние рудники прислали на место катастрофы своих лучших забойщиков. Появилась также надежда добраться до нас и через галерею, потому что уровень воды в шахтах стал понижаться.

Когда до нас дошли сигналы инженера, мы испытали ту же огромную радость, что и тогда, когда услышали шум откачивающих воду бадей.

– Спасены!

Потом, так же как и в тот раз, надежда сменилась отчаянием. Стук кирок ясно указывал, что работающие находятся еще очень далеко. Нас разделяли двадцать, а может быть, и все тридцать метров. Сколько потребуется на то, чтобы пробить такую толщу? Несколько дней, неделя, месяц? Кто из нас сможет прожить так долго? Мы уже столько времени ничего не ели! Один «учитель» еще оставался по-прежнему мужественным, но в конце концов наше отчаяние заразило и его. Кроме того, он начал заметно ослабевать физически.

Пить мы могли сколько угодно, но есть было нечего, и голод сделался таким мучительным, что мы даже пробовали есть гнилое дерево, размоченное в воде, Карори, страдавший от голода больше нас всех, разрезал свой сапог и беспрерывно жевал куски кожи.

Отсутствие света тоже доставляло нам много мучений. Масло постепенно выгорало. И когда выяснилось, что масло осталось только в двух лампочках, «учитель» решил зажигать свет лишь в случае крайней необходимости. Теперь мы все время сидели в темноте. Это было не только страшно, но и очень опасно: при малейшем неловком движении мы могли скатиться в воду.

Изредка мы стучали в стену, желая показать нашим спасителям, что мы еще живы. Мы слышали, как их кирки долбят без отдыха, но слабые звуки ударов указывали, что они находятся еще очень далеко от нас.

Когда я спустился однажды, чтобы набрать воды для питья, мне показалось, что вода понизилась на несколько сантиметров.

– Вода спадает!

– Боже мой!

И мы еще раз пережили восторг надежды. Нам очень не хотелось тушить лампочки, чтобы видеть, как будет спадать вода, но «учитель» запротестовал:

– Лампочки понадобятся нам позднее. Если масло сейчас выгорит, то что мы будем делать, когда нам будет необходим свет? У нас осталось еще тринадцать спичек. Каждый раз, как вам этого захочется, мы сможем ими воспользоваться.

Лампочка была потушена. Мы все напились воды, а затем в продолжение долгих часов, а может быть, и дней, не двигались. Единственное, что нас поддерживало, был стук кирок, долбящих проход, и шум бадей в стволах шахт.

Постепенно звуки становились слышнее, вода спадала, к нам приближались. Но успеют ли нас спасти?

Если спасательные работы продвигались с каждой минутой, то и наша слабость с каждой минутой увеличивалась и становилась мучительнее: мы слабели и телом и духом. Со дня наводнения мои товарищи ничего не ели. Но хуже всего было то, что из-за отсутствия свежего воздуха становилось трудней и трудней дышать. К счастью, по мере того как убывала вода, атмосферное давление уменьшалось, иначе бы мы все задохнулись.

Наконец удары киркой сделались более отчетливыми. Несомненно, к нам приближались. «Учитель», желая подбодрить нас, сообщил, что скоро до нас доберутся.

– Если бы они были так близко, как ты думаешь, мы бы слышали их голоса, а то мы друг друга не слышим.