Кто смог бы сказать иначе?
Морщитесь, это не важно
Словно крещенье огнём
Есть ещё. Было и будет.
Впрочем, всё об одном.
Маленькая черта.
Поверьте.
Стоит лишь разглядеть.
Похоже на розу в конверте,
или желанье взлететь.
В одном
Пройдёт, конечно же, усталость.
И, может быть, вернётся сон
Помятой партитурой осень
Дождливой жалостью шансон.
Из трёх, собравшись воедино
Застыли, обнажившись семь.
Кому достанутся учтиво
Кого разбудят, осмелев.
Из десяти родятся девять.
Один забудет обо всём.
Не будет больше биться сердце
борясь с настойчивым огнём.
Один и два.
Четыре с тройкой
Вершат шальной круговорот.
Не ошибался Гаутама.
На пустыре пасётся скот.
Не хочется
Не хочется.
Можется.
Множится.
Где-то внутри,
Сказать точнее, значит лгать.
Искать уж нечего.
Пытаться?
Всё было. Стоит только ждать.
Как нежно падал
тот последний,
природы саван, белый снег.
Не понимали в горах звери,
Не понимали птицы.
Грех.
огнём безумным наслаждаться,
надежде тщетной на успех.
Множится.
Можется.
Не хочется.
Межгорье
Всё тот же голос. Расстоянья, –
не угнетает, но зовёт.
Зовёт опять в дорогу пешим
где мир отчаявшийся ждёт.
Перроны, залы ожиданья
и мысль одна: «успеть, успеть»
Потом мелькания вокзалов
своих, других, чужая речь.
Мосты, разъезды, повороты
но, как всегда короткий путь
Быть может, это ностальгия?
А может, снова всё вернуть?
Ах, если б знать, что наша старость
придёт когда-нибудь домой
и полупьяною старухой
не впустит, в холод, на постой
отдал бы всё, оставив душу
на прошлое, махнув рукой
и зная точно, что не струшу
остался б где-то под горой.
В тиши. В безмолвии пустынном
играя с вечностью в пинг-понг,
дождался б золотую Фею,
и с ней, отправился в Гонконг.
Пришёл в стены дома,
родного, пустого,
лишённого скромных
житейских даров
распятый страдалец
с глазами святого
и пил за здоровье врагов.
Он помнил мотив
зарешёченных песен,
в бараках разбрызганных
сотни умов.
И стал для него этот мир
просто тесен
И пил за здоровье врагов.
Мешаясь с дождём, по
небритой щетине
отчаянность била солёной слезой.
И память стирая
гранёным стаканом
Он пил за здоровье врагов.
Дорогой отца шёл по чистому полю,
Букет полевых
пожелтевших цветов
был словно прощенья за боль и разлуку
Он пил за здоровье врагов.
Могила сестры,
рядом матери холмик
И дальше поля пожелтевших холмов.
Сжимая кулак
до кусающей боли
Он пил за здоровье врагов.
Как неожиданно
мне в сердце
ударил абрикосов цвет.
Уже весна.
Но в сердце – осень.
И далее просвета нет.
Кругом проходят как мгновенья
опустошённые года.
Не жил, а так
бродил по свету,
и не вернулся б никогда
на этот свет.
Но воля Божья сильнее моих мелких бед.
И, если, здесь мне жизни нету,
тогда,
и там мне жизни нет.
Зачем?
В стране –
ещё один бездомный
и безработный человек.
Сегодня никому не нужный,
Он завтра проклянёт весь век.
Который скомкал воедино
чужие судьбы,
и земля
устав бороться, как с бедою
под ноги сбросит ездока.
Хотелось жить.
Не получилось.
Зачем тогда детей рожать
когда хорошее забылось,
и не вернётся,
к нам опять.
Н.В.
Прости за то, что дождь вчерашний
вернулся слёзами опять.
Что между нами километры,
и ты одна ложишься спать.
Прости, за чёрствый кусок хлеба
и босоногое дитя.
Как часто, я прошу у Неба
чтобы простила ты меня.
Быть, может, – слаб,
эгоистичен
но не повеса и не жлоб.
Мой Бог давно б меня услышал,
если б, конечно же, он смог.
Скомканы лица прохожих.
Под уличной грязью – страх.
Светила куда-то прятались,
когда в город врывался враг.
Бойницы окон уставлены
декоративным гнильём
Земля в цветочных горшочках
обугленная огнём.
Скомкав,
и бросив в урну
совесть, бежали солдаты.
Танком ровняли трибуны.
Вслед им проклятья и маты.
Может быть, кто-то спросит
Будет так или не было?
Дай Бог, чтобы кто-то ответил
Так холодом в сердце повеяло.
Зачем
Ты не придешь ко мне сегодня
и не услышишь голос мой
Отчаянье ворвалось в сердце
как жесточайший приговор.
Осталось что-то после раны
Исчезла нежность и любовь
Зачем же лгать, меняя голос,
Зачем смеяться, плача вновь?
Ты не сердись и не печалься
всё это мимолётный вздор
изорванное в клочья время.
Во взгляде видится укор.
Постыло всё. Щебечут птицы,
но мне их просто не услышать.
Хотелось смерти, – жизнь сильнее.
Но мне, на это наплевать.
Выбери
Актёры состязались скучно
в искусстве всех держать во власти
Интриги, взрывы, склоки, страсти
Без оправдания напасти
на всё, похожее на стыд.
Неугомоннейшее лето
разбило в кровь чужое счастье,
вершины падали. Запястья
кровоточили в обручах.
На лицах обнажался страх.
Надеждою, с разбитым носом
Глупейшим, каверзным вопросом
ответ искали в небесах:
«Когда же остановишь крах?»
Правители молчат игриво,
кривляясь, в жалких зеркалах.
Лишь Бог один, на небесах
из буквы выбирает Имя,
чтобы свершилось
то, что было
И то, что снова
на сносях.
Осени время
Листву подбирает
ветра порыв
Также легко
скоро закружится снег.
Жизнь наша –
легкий намёк на движенье.
Светозарная просто плачет.
Об усопших – не говорят.
Если птицы крыльями машут,
значит стоит вернуться назад.
Отпусти меня в поднебесье
отрываясь, падает лист.
Не надеюсь и не стараюсь
Скрипачу так понятен артист.
Желанья
Она была некрасива
Шептала ей вслед молва:
«Судьба видать позабыла
черты написать лица».
Встречались случайные люди,
за миг пролетала ночь.
Себя она не корила,
что всем им хотела помочь.
Хотела,
чтоб видели радость,
И чтобы
познали страсть.
Мужчины с ума сходили
от этих пылающих глаз.
«Ты – королева Ночи»
не раз повторяли ей.
А утром, не было мочи
захлопнуть входную дверь.
Она была некрасива.
Но, что для других красота?
Когда тебе смотрят в душу
желающие глаза!
Сплетеньем рукотворных.
Смятенье поднебесных
Молчанием упрямых.
Безумие неверных.
Как удручающе разит
контраст разнообразья
нелепо верить в доброту
на рубеже молчанья.
Заходит Солнце
пьют в тиши,
смеются над собой.
А где-то трассеры в ночи,
и предрассветный бой
Там боль и кровь. Там пустота
Там желчью суета.
Так где же, правда ваших слов?
К чему теперь слова.
Остаточность явлений
Опасность отравлений
Избыточность сомнений
На рубеже столетий.
Рубеж. Рубежа. Рубежом.
Сравним? Как срамим
нагишом.
Майя
Чёрная коса
отливает цветом синим.
слышится молва
отмахнусь учтиво
Упадёт перо
Затаилось счастье где-то.
Старый уголок
как обломок Неба.
Омутом вода,
стихнет сразу ветер
Жизнь ведь не одна
среди сотен сплетен.
Пусть один для всех,
кто-то поглумится.
Слышен чей-то смех
стоит к жизни возвратиться.
Карпаты
Меж тяжёлых сосен
вниз ползла река
горною слюною
лёгкая вода.
В белых шапках снега
изумрудом льда
высились Карпаты
гордостью звеня.
Мудрые вершины
в позолоте лет
тайну сохранили
Времени обет.
Не забыты камни
прорастает мох
Что такое Время
знает только Бог.
Неизвестной
Перестанет биться сердце,
Может быть, померкнет разум.
Вижу жизни назначенье
просто быть с тобою рядом.
Слышать тихое дыханье
Оставаться безупречным.
Разрывая расставанья
Светлым, добрым, нежным, вечным.
Устоять пред ураганом
диких сплетен окруженья
и найти в глазах напротив
собственное отраженье
Просто? Может быть, вначале
Если б, мы могли и знали.
Знали вечное стремленье
доброты к самосожженью!
День за днём теряем где-то.
Глупость нас смертельно ранит
Камнем в сердце тяжесть давит
Словно, навсегда ушло
очень важное от нас.
Не находим, но теряем.
Мы стремимся и страдаем
Ищем средство к пониманью
дикой стаи. Ненормально.
Независимость?! Откуда?
От кого? Поверить в чудо?!
Остаётся оправданьем
Сожаление в глазах.
Арабские письмена на флаге
начертано имя «Бог».
Кто смог бы сказать иначе?
Не плакать и резать в кровь.
Вот слёзы и боль матерей простых,
их сыновья в песке.
Одним движением пальца сверху,
и бомбы ложатся в цель.
Дети и старые немощные,
женщины. Матери.
кто смог решать за вас ваши судьбы
того прокляла и земля.