Проработайте. Из философского наследия.
1 «…Нам не известен даже окончательный удовлетворительный ответ на вопрос: что такое человек?» Карл Ясперс.
2 «Я многому радуюсь. Небо породило множество вещей, но самая драгоценная из них – человек. А мне довелось родиться человеком: вот моя главная радость». Конфуций.
3 «Человек – это вывих цивилизации, гримаса жизни». Г. Лессинг
4 «Тот, кто хорошо узнал человека не может относиться к нему иначе, как с презрением и ненавистью. Люди – волки. Быть первым среди них – утешения мало». Байрон.
5 «Человек не теряет человеческой сущности, теряя две ноги, а петух не приобретает человеческих свойств, когда теряет перья». Б. Паскаль.
Проанализируйте данные высказывания. Попытайтесь сформулировать свое понятие человека.
Литература:
1. Аблеев С. Р. История мировой философии: учебник. – М., 2005.
2. Барулин В. С. Социальная философия. – М., 2002.
3. Вечканов В. Э. Философия: курс лекций. – М., 2006.
4. Гриненко Г. В. История философии: Учебник. – 2-е изд., испр. и доп. – М., 2006.
5. Губин В. Д. Основы философии: Учеб. пособие. – М., 2005.
6. Гуревич П. С. Основы философии: Учеб. пособие. – М., 2005.
7. Ильин В. В., Машенцев А. В. Философия в схемах и комментариях: Учеб. пособие. – СПб,2005.
8.Канке В. А. Основы философии: Учебник для студентов средних специальных учебныхзаведений. – М., 2005.
9. Нижников С. А. Философия: курс лекций: учеб. пособие. – М., 2006.
10. Философия: конспект лекций. – М., 2005.
11. Философия: Учебник /Под ред. д.ф.н., проф. Э. Ф. Караваева, д.ф.н., проф. Ю. М.Шилкова. – М., 2006.
Критерии оценивания устных ответов на семинаре
Оцениванию подлежат:
- Ответы на вопросы, дополнения и исправления ответов других студентов, участие в беседе и дискуссии, выступление с рефератом и информацией, выполнения тестовых заданий; интерпретация высказываний философов; правильность толкования философских категорий, терминов и понятий;
- Логика изложения учебного материала: последовательность, выделение главного, обобщения,выводы;
- Использование знаний, полученных при изучении других предметов, разных источников знаний (учебной, специальной, научно-популярной, художественной литературы, газетных и журнальных статей и др.);
- Умение анализировать явления окружающей среды и применить знание по предмету для повышения уровня профессионализма, общественного поведения.
Оценка "5" ставится, когда студент может свободно и правильно обнаруживать знание теоретического материала, полно, логично и аргументированно высказывается, умеет обосновать, свободно владеет философскими категориями, терминами и понятиями, разрешает проблемные ситуации и задания, самостоятельно находит источники информации и работает с ними, использует приобретенные знания и умения в жизненных ситуациях.
Оценка "4" ставится, когда студент владеет учебным материалом, но изложение материала недостаточно систематизировано, наблюдается недостаточная стойкость знаний при определении основных философских категорий, терминов и понятий, в выводах и обобщениях есть отдельные неточности, которые легко исправляются с помощью дополнительных вопросов преподавателя.
Оценка "3" ставится, когда студент обнаруживает понимание основных положений темы, но наблюдается значительная поверхностность знаний, определения понятий не совсем четкое, умения сформированы недостаточно, выводы и обобщения аргументированы слабо, в них допускаются ошибки и неправильное толкование, практическое задание решено частично.
Оценка "2" ставится, если ответ неправилен и свидетельствует о незнании основного материала; студент обнаруживает полное непонимание в определении понятий, терминов, философских категорий; выявлено неумение работать с источниками информации; студент не участвует в решении практических заданий; студент отказывается отвечать.
ПРИЛОЖЕНИЯ
ПЛАТОН
(427-347 гг. до н.э.)
[ЧТО И КАК ИЗУЧАЕТ ФИЛОСОФИЯ]
Тем, кто стремится к познанию, хорошо известно вот что: когда философия принимает под опеку их душу, душа туго-натуго связана в теле и прилеплена к нему, она вынуждена рассматривать и постигать сущее не сама по себе, но через тело, словно бы через решетки тюрьмы, и погрязает в глубочайшем невежестве. Видит философия и всю грозную силу этой тюрьмы: подчиняясь страстям, узник сам крепче любого блюстителя караулит собственную темницу. Да, стремящимся к познанию известно, в каком положении бывает их душа, когда философия берет ее под свое покровительство и с тихими увещаниями принимается освобождать, выявляя, до какой степени обманчиво зрение, обманчив слух и остальные чувства, убеждая отдаляться от них, не пользоваться их службою, насколько лишь это возможно, и, советуя душе сосредоточиваться и собираться в себе самой, верить только себе, когда, сама в себе, она мыслит о том, что существует само по себе, и не считать истинным ничего из того, что она с помощью другого исследует из других вещей, иначе говоря, из ощутимых и видимых, ибо то, что видит душа, умопостигаемо и безвидно. Вот то освобождение, которому не считает нужным противиться душа истинного философа, и потому она бежит от радостей, желаний, печалей и страхов, насколько это в ее силах......Душа философа решительно презирает тело и бежит от него, стараясь остаться наедине с собою.
[Ведь] люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю ее длину тянется широкий просвет. С малых лет у них на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнем и узниками проходит верхняя дорога, огражденная, глянь-ка, невысокой стеной вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол.
— Это я себе представляю.
— Так представь же себе и то, что за этой стеной другие люди несут различную утварь, держа ее так, чтобы она [была] видна поверх стены; проносят они и статуи, и всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. При этом, как водится, одни из несущих разговаривают, другие молчат.
— Странный ты рисуешь образ и странных узников!
— Подобных нам. Прежде всего разве ты думаешь, что, находясь в таком положении, люди что-нибудь видят, свое или чужое, кроме теней, отбрасываемых огнем на расположенную перед ними стену пещеры... Узники целиком и полностью принимали бы за истину тени проносимых мимо предметов.
Прекрасное... предстанет... не в виде какого-то лица, рук или иной части тела, не в виде какой-то речи или знания, не в чем-то другом, будь то животное, Земля, небо или еще что-нибудь, а само по себе... все же другие разновидности прекрасного причастны к нему таким образом, что они возникают и гибнут, а его не становится ни больше, ни меньше, и никаких воздействий оно не испытывает. И тот... кто поднялся над отдельными разновидностями прекрасного и начат постигать само прекрасное, тот, пожалуй, почти у цели .
— А что мы скажем о многих прекрасных вещах, ну, допустим, о прекрасных людях, или плащах, или конях, что мы скажем о любых других вещах, которые называют равными или прекрасными, короче говоря, обо всем, что одноименно упомянутым сущностям? Они тоже неизменны или, в полную противоположность тем, первым, буквально ни на миг не остаются неизменными ни по отношению к самим себе, ни по отношению друг к другу?
— И снова ты прав, - ответил Кебет, — они все время изменяются .
Может ли равное само по себе, прекрасное само по себе, все вообще существующее само по себе, то есть бытие, перетерпеть какую бы то ни было перемену? Или же любая из этих вещей, единообразная и существующая сама по себе, всегда неизменна и одинакова и никогда, ни при каких условиях не подвержена ни малейшему изменению?
— Они должны быть неизменны и одинаковы, Сократ, — отвечал Кебет.
Из богов никто не занимается философией и не желает стать мудрым, поскольку боги и так уже мудры; да и вообще кто мудр, к мудрости не стремится. Но не занимаются философией и не желают стать мудрыми опять-таки и невежды. Ведь тем-то и скверно невежество, что человек и непрекрасный, и несовершенный, и неумный вполне доволен собой. А кто не считает, Что в чем-то нуждается, тот и не желает того, в чем, по его мнению, не испытывает нужды .
Раз душа бессмертна, часто рождается и видела все и здесь, и в Аиде, то нет ничего такого, чего она не познала; поэтому ничего удивительного нет в том, и что насчет добродетели, и насчет всего прочего она способна вспомнить то, что прежде ей было известно. И раз все в природе друг другу родственно, а душа все познала, ничто не мешает тому, кто вспомнил что-нибудь одно, - люди называют это познанием, — самому найти и все остальное, если только он будет мужественен и неутомим в поисках; ведь искать и познавать — это как раз и значит припоминать.
...Человек должен постигать общие понятия, складывающиеся из многих чувственных восприятий, но сводимые разумом воедино. А это есть припоминание того, что некогда видела наша душа, когда она сопутствовала богу, свысока глядела на то, что мы теперь называем бытием, и, поднявшись, заглядывала в подлинное бытие. Поэтому, по справедливости, окрыляется только разум философа, память которого по мере сил всегда обращена к тому, в чем и сам бог проявляет свою божественность. Только человек, правильно пользующийся такими воспоминаниями, всегда посвящаемый в совершенные таинства, становится подлинно совершенным.
Не кажется ли тебе, что диалектика будет у нас подобной карнизу, венчающему все знания, и было бы неправильно ставить какое-либо иное знание выше нее: ведь она вершина их всех.
Прежде всего надо познать истину о любом предмете, о котором говоришь или пишешь; научиться определять все соответственно с ней; дав определение, надо опять-таки уметь все подразделять на виды, пока не дойдешь до неделимого .
Сократ.А того, кто умеет ставить вопросы и давать ответы, мы называем диалектиком?
Гермоген.Да, это так.
[По Платону, существуют два типа способностей мышления].
Сократ.Первый - это способность, охватывая все общим взглядом, возводить к единой идее то, что повсюду разрозненно, чтобы, давая определение каждому, сделать ясным предмет поучения...
Федр.А что ты называешь другим видом, Сократ?
Сократ.Второй вид - это, наоборот, способность разделять все на виды, на естественные составные части, стараясь при этом не раздробить ни одной из них... Правильно или нет, а называю я их и посейчас диалектиками .
Начав с отдельных проявлений прекрасного, надо все время, словно бы по ступенькам, подниматься ради самого прекрасного вверх — от одного прекрасного тела к двум, от двух - ко всем, а затем от прекрасных тел к прекрасным нравам, а от прекрасных нравов к прекрасным учениям, пока не поднимешься от этих учений к тому, которое и есть учение о самом прекрасном, и не познаешь, наконец, что же это - прекрасное. И в созерцании прекрасного самого по себе, — только и может жить человек, его увидевший... Созерцая прекрасное, он сумеет родить не призраки добродетели, а добродетель истинную, потому что постигает он истину, а не призрак .
[ПРОБЛЕМА ДУШИ]
Первоначало и есть душа, а не огонь и не воздух, ибо душа первична... именно душа существует по природе.
...душа правит всем, что есть на небе, па ЗСМЛС и на море с помощью своих собственных движений, названия которым следующее: желание, усмотрение, забота, совет, правильное и ложное мнение, радость и страдание, отвага и страх, любовь и ненависть.
...То, что придает познаваемым вещам истинность, а человека наделяет способностью познавать, это ты и считай идеей блага — причиной знания и познаваемости истины. Как ни прекрасно и то и другое — познание и истина, но [если] идею блага ты будешь считать чем-то еще более прекрасным, ты будешь прав.
— А теперь, друзья, — продолжал Сократ, — нам нужно бы поразмыслить еще вот над чем. Если душа бессмертна, она требует заботы не только на нынешнее время, которое мы называем своей жизнью, но на все времена, и если кто не заботится о своей душе, впредь мы будем считать это грозной опасностью. Если бы смерть была концом всему, она была бы счастливой находкой для дурных людей: скончавшись, они разом избавлялись бы и от тела, и — вместе с душой — от собственной порочности. Но на самом-то деле, раз выяснилось, что душа бессмертна, для нее нет, видно, иного прибежища и опасения от бедствий, кроме единственного: стать как можно лучше и как можно разумнее. Ведь душа не уносит с собой в Аид ничего, кроме воспитания и образа жизни, и они-то, говорят, доставляют умершему либо неоценимую пользу, либо чинят непоправимый вред с самого начала пути в загробный мир.
Рассказывают же об этом так. Когда человек умрет, его гений, который достался ему на долю еще при жизни, уводит умершего в особое место, где все, пройдя суд, должны собраться, чтобы отправиться в Аид с тем вожатым, которому поручено доставить их отсюда туда. Встретивши там участь, какую и должно, и пробывши срок, какой должны они пробыть, они возвращаются сюда под водительством другого вожатого, и так повторяется вновь и вновь через долгие промежутки времени... Если душа умеренна и разумна, она послушно следует за вожатым, и то, что окружает ее, ей знакомо. А душа, которая страстно привязана к телу... долго витает около него... долго упорствует и много страдает, пока, наконец, приставленный к ней гений силою не уведет ее прочь. Но остальные души, когда она к ним присоединится, все отворачиваются и бегут от нее, не желают быть ей ни спутниками, ни вожатыми, если окажется, что она нечиста, замарана неправедным убийством или иным каким-либо из деяний, какие совершают подобные ей души. И блуждает она одна во всяческой нужде и стеснении, пока не исполнятся времена, по прошествии коих она силою необходимости водворяется в обиталище, какого заслуживает. А души, которые провели свою жизнь в чистоте и воздержанности, находят и спутников, и вожатых среди богов, и каждая поселяется в подобающем ей месте.
Чужеземец. ...происходит нечто вроде борьбы гигантов из-за спора друг с другом о бытии.
Теэтет. Как так?
Чужеземец. Одни все совлекают с неба и из-за области невидимого на землю, как бы обнимая руками дубы и скалы. Ухватившись за все подобное, они утверждают, будто существует только то, что допускает прикосновение и осязание, и признают тела и бытие за одно и то же, всех тех же, кто говорит, будто существует нечто бестелесное, они обливают презрением, более ничего не желая слышать.
Теэтет. Ты назвал ужасных людей; ведь со многими из них случалось встречаться и мне.
Чужеземец. Поэтому-то те, кто с ними вступает в спор, предусмотрительно защищаются как бы сверху, откуда-то из невидимого, решительно настаивая на том, что истинное бытие — это некие умопостигаемые и бестелесные идеи; тела же, о которых говорят эти люди, и то, что они называют истиной, они, разлагая в своих рассуждениях на мелкие части, называют не бытием, а чем-то подвижным, становлением. Относительно этого между обеими сторонами, Теэтет, всегда происходит сильнейшая борьба.
[О ФИЛОСОФАХ]
Философы — это люди, способные постичь то, что вечно тождественно самому себе.
Кто охотно готов отведать от всякой науки, кто с радостью идет учиться и в этом отношении ненасытен, того мы вправе будем называть философом.
Тех, кто ценит все существующее само по себе, должно называть философами (любителями мудрости). В не любителями мнений.
— А остальной хоровод свойств человека, обладающего философским складом? Впрочем, ты ведь помнишь, что в него должны входить мужество, великодушие, понятливость, память.
[УЧЕНИЕ ОБ ОБЩЕСТВЕ И ГОСУДАРСТВЕ]
Государство... возникает... когда каждый из нас не может удовлетворить сам себя, но нуждается же во многом. Или ты приписываешь начало общества чему-либо иному?
— Нет, ничему иному.
— Таким образом, каждый человек привлекает то одного, то другого для удовлетворения той или иной потребности. Испытывая нужду во многом, многие люди собираются воедино, чтобы обитать сообща и оказывать друг другу помощь: такое совместное поселение и получает у нас название государства...
Но для приготовления того, о чём мы говорили, Адимант, должно быть горожан более четырех, потому что земледелец, вероятно, не сам будет делать плуг, если потребуется хороший, и заступ, и прочие орудия земледелия; не сам опять — и домостроитель... равным образом и ткач и сапожник.
— Сколь бы мал он ни был, в нем всегда есть два взаимно враждебных города: один город бедных, другой - богатых. Всякому мы поручили только одно дело, к которому он годится по своим природным задаткам: этим он и будет заниматься всю жизнь, не отвлекаясь ни на что другое...
Правителям государства надлежит применять ложь как против неприятеля, так и ради своих граждан — для пользы своего государства, но всем остальным к ней нельзя прибегать.
Быт стражей: прежде всего никто не должен обладать никакой частной собственностью, если в этом нет крайней необходимости. Затем ни у кого не должно быть такого жилища или кладовой, куда не имел бы доступа всякий желающий... Столуясь вместе, ...они и жить будут сообща.
Модель идеального государства... мы основываем это государство, вовсе не имея в виду сделать как-то особенно счастливым один из слоев его населения, но наоборот, хотим сделать таким все государство в целом.
...Мы нашли ...что-то такое, чего надо всячески остерегаться...
Что же это такое?
Богатство и бедность. Одно ведет к роскоши, лени, новшествам, другое, кроме новшеств, — к низостям и злодеяниям.
Все жены должны быть общими, а отдельно пусть ни одна ни с кем не сожительствует. И дети должны быть общими, и пусть отец не знает, какой ребенок его, а ребенок — кто его отец.
—Мы сами себе зададим вопрос, что можем мы называть величайшим благом для государственного устройства... и что считаем величайшим злом?
— Это самое главное.
— Может ли быть, по нашему, большее зло для государства, чем то, что ведет к потери его единства и распадению на множество частей?
И может ли быть большее благо, чем то, что связует государство и способствует его единству?
По-нашему, не может быть.
А связует его общность удовольствия и скорби, когда чуть ли не все граждане одинаково радуются либо печалятся, если что-нибудь возникает или гибнет.
— Безусловно...
— А где большинство говорит таким же образом и об одном и том же... «Это — мое!» или «Это - не мое!», там, значит, наилучший государственный строй.
— Да, наилучший.
— Пока в государствах не будут царствовать философы, либо так называемые нынешние цари и владыки не станут благородно и основательно философствовать, и это не сольется воедино — государственная власть и философия... государствам не избавиться от зол...
— Насколько помню, ты говорил, что имеется четыре вида порочного государственного устройства...
— Значит, раз видов государств пять, то у различных людей должно быть пять различных устройств души | Пятый тип государства—идеальная модель государства Платона].
— И что же?
— Человека, соответствующего правлению лучших — аристократическому, мы... признали его хорошим и справедливым... Теперь нам надо описать и худших.. Возьмем сперва государственный строй, основывающийся ii;i честолюбии (не могу подобрать другого выражения) все равно назовем ли мы его «тимократией» или «тимархией» и соответственно рассмотрим подобного же рода человека; затем - олигархию и олигархического человека, далее бросим взгляд на демократию и понаблюдаем человека демократического, наконец; отправимся в государство, управляемое тиранически, и посмотрим, что там делается, опять-таки обращая внимание на тиранический склад души.
— Такое рассмотрение было бы последовательным и основательным.
[Под тимократией (Греч. — «честь», «цена», «плата») подразумевается правление, основанное на принципе ценза, обусловленного имущественным положением].
Олигархия — это строй, основывающийся на имущественном цензе; у власти стоят там богатые, а бедняки не участвуют в правлении.
В государстве почитают богатство и богачей..., меньше ценится добродетель и ее обладатели.
— Демократия, на мой взгляд, осуществляется тогда, когда бедняки, одержав победу, некоторых из своих противников уничтожат, иных изгонят, а остальных уравняют в гражданских правах и в замещении государственных должностей, что при демократическом строе происходит большей частью по жребию.
— И каков этот государственный строй?
— Прежде всего, это будут люди свободные: в государстве появится полная свобода и откровенность и возможность делать, что хочешь.
— То, что определяет как благо демократию и к чему она ненасытно стремится, именно это ее разрушает.
— Что же она, по-твоему, определяет как благо?
— Свободу. В демократическом обществе только и слышишь, как свобода прекрасна и что лишь в таком государстве стоит жить тому, кто свободен по своей природе.
— Тирания возникает, конечно, не из какого иного строя, как из демократии; иначе говоря, из крайней свободы возникает величайшее и жесточайшее рабство.
— Человек, мой друг, становится полным тираном тогда, когда он пьян, или слишком влюбчив, или же сошел с ума от разлития черной желчи, а все это из-за того, что либо такова его натура, либо привычки, либо то и другое.
В душе имеются три начала, им, на мой взгляд, соответствуют три вида удовольствий... Одно начало — это то, посредством которого человек познает, другое — посредством которого он распаляется... третье же мы нарекли вожделеющим из-за необычайной силы всему тому, что с этим связано. Сюда относится и сребролюбие, потому что для удовлетворения таких вожделений очень нужны деньги.
Но в убеждении, что душа бессмертна и способна переносить любое зло и любое благо, мы все — если вы мне поверите - всегда будем держаться высшего пути и всячески соблюдать справедливость вместе с разумностью, чтобы, пока мы здесь, быть друзьями самим себе и богам. А раз мы заслужим себе награду, словно победители на состязаниях, отовсюду собирающие дары, то и здесь, и в том тысячелетнем странствии, которое мы разбирали, нам будет хорошо.
Самое главное здесь следующее: никто никогда не должен оставаться без начальника — ни мужчины, ни женщины. Ни в серьезных занятиях, ни в играх никто не должен приучать себя действовать по собственному усмотрению; нет, всегда — и на войне, и в мирное время — надо жить с постоянной оглядкой на начальника и следовать его указаниям... Надо начальствовать над другими и самому быть у них под началом. А безначалие должно быть изъято из жизни всех людей и даже животных, подвластных людям.
АРИСТОТЕЛЬ
(384-322 гг. до н.э.)
[ЧТО ТАКОЕ ФИЛОСОФИЯ И ЗАЧЕМ ОНА]
...Следует рассмотреть, каковы те причины и начала, наука о которых есть мудрость. Если рассмотреть те мнения, какие мы имеем о мудром, то, быть может, достигнем здесь больше ясности. Во-первых, мы предполагаем, что мудрый, насколько это возможно, знает все, хотя он и не имеет знания о каждом предмете в отдельности. Во-вторых, мы считаем мудрым того, кто способен познать трудное и нелегко постижимое для человека [ведь воспринимание чувствами свойственно всем, а потому это легко и ничего мудрого в этом нет]. В-третьих, мы считаем, что более мудр во всякой науке тот, кто более точен и более способен научить выявлению причин, и, [в-четвертых], что из наук в большей мере мудрость та, которая желательна ради ее самой и для познания, нежели та, которая желательна ради извлекаемой из нее пользы, а [в-пятых], та, которая главенствует, — в большей мере, чем вспомогательная, ибо мудрому надлежит не получать наставления и наставлять, и не он должен повиноваться другому, а ему — тот, кто менее мудр.
Вот каковы мнения и вот сколько мы их имеем о мудрости и мудрых. Из указанного здесь знания обо всем необходимо имеет тот, кто в наибольшей мере обладает знанием общего, ибо в некотором смысле он знает все подпадающее под общее. Но пожалуй, труднее всего для человека познать именно это, наиболее общее, ибо оно дальше всего от чувственных восприятий...
Итак, из всего сказанного следует, что имя [мудрости] необходимо отнести к одной и той же науке: это должна быть наука, исследующая первые начала и причины: ведь и благо, и «то, ради чего» есть один из видов причин. А что это не искусство творения, объяснили уже первые философы. Ибо и теперь, и прежде удивление побуждает людей философствовать... Но недоумевающий и удивляющийся считает себя незнающим...
Если, таким образом, начали философствовать, чтобы избавиться от незнания, то, очевидно, к знанию стали стремиться ради понимания, а не ради какой-нибудь пользы... И так же, как свободным называем того человека, который живет ради самого себя, а не для другого, точно так же и эта наука единственно свободная, ибо она одна существует ради самой себя.
[БЫТИЕ И МАТЕРИЯ]
Сущим называется, с одной стороны, то, что существует как привходящее, с другой, — то, что существует само по себе. Как привходящее — например, мы говорим, что справедливый есть образованный, что человек есть образованный и что образованный есть человек, приблизительно так же, как мы говорим, что образованный в искусстве строит дом, потому что для домостроителя быть образованным в искусстве или образованному в искусстве быть домостроителем, — это нечто привходящее... когда мы говорим, что человек есть и что образованный есть человек, или что бледный есть образованный, или что образованный есть бледный, в двух последних случаях мы говорим, что оба свойства суть привходящие для одного и того же в первом случае — что свойство есть нечто привходящее для сущего; а когда мы говорим, что образованный есть человек, мы говорим, что образованность есть нечто привходящее для человека... Таким образом то, чему приписывается бытие в смысле привходящего, называется так или потому, что оба свойства присущи одному и тому же сущему, или потому, что то, чему присуще свойство, есть сущее, или потому, что есть само то, чему присуще свойство, о котором оно само сказывается.
Бытие же само по себе приписывается всему тому, что обозначается через формы категориального высказывания, ибо сколькими способами делаются эти высказывания, в стольких же смыслах обозначается бытие. А так как одни высказывания обозначают суть вещи, другие — качество, иные - количество, иные — отношения, иные — действия или притерпевание, иные — «где», иные — «когда», то сообразно с каждым из них те же значения имеет и бытие. Ибо нет никакой разницы сказать: «человек есть здоровый» или «человек здоров», и точно так же: «человек есть идущий или режущий» или «человек идет или режет» и подобным образом во всех других случаях.
Далее, «бытие» и «есть» означают, что нечто истинно, а «небытие» — что оно не истинно, а ложно, одинаково при утверждении и отрицании; например, высказывание «Сократ есть образованный» истинно, или «Сократ есть небледный» тоже истинно, а высказывание «диагональ не есть несоизмеримая» ложно.
Кроме того, бытие и сущее означают в указанных случаях, что одно есть в возможности, другое — в действительности. В самом деле, мы говорим «это есть видящее» и про видящее в возможности, и про видящее в действительности. И точно так же мы приписываем знание и тому, что в состоянии пользоваться знанием, и тому, что на самом деле пользуется им. И покоящимся мы называем и то, что уже находится в покое, и то, что может находиться в покое. То же можно сказать и о сущностях: ведь мы говорим, что в камне есть (изображение) Гермеса и что половина линии есть в линии, и называем хлебом хлеб, еще не созревший. А когда нечто есть в возможности и когда еще нет — это надо разобрать в другом месте.
Сущностью называются [1] простые тела, например, земля, огонь, вода и все тому подобное, а также вообще тела и то, что из них состоит, - живые существа и небесные светила, а равно и части их. Все они называются сущностями потому, что они не сказываются о субстрате, но все остальное сказывается о них; [2] то, что, находясь в таких вещах, которые не сказываются о субстрате, составляют причину их бытия, например, душа — причина живого существа; [3] части, которые, находясь в такого рода вещах, определяют и обличают их как определенное нечто и с устранением которых устраняется и целое, например: с устранением плоскости устраняется тело... и точно так же плоскость — с устранением линии...; [4] суть бытия каждой вещи, обозначение которой есть ее определение, также называется ее сущностью. Итак, получается, что о сущности говорится в двух [основных] значениях: в смысле последнего субстрата, который уже не сказывается ни о чем другом, и в смысле того, что, будучи определенным нечто, может быть отдельно [от материи только мысленно], а таковы образ, или форма, каждой вещи.
Что же касается сущности материальной, то не надо упускать из виду, что если даже все происходит из одного и того же первоначала или из одних и тех же первоначал, и материя как начало всего возникающего одна и та же, тем не менее каждая вещь имеет некоторую свойственную лишь ей материю, например: первая материя слизи — сладкое и жирное, желчи — горькое или еще что-нибудь, хотя, может быть, они происходят из одной и той же материи. А несколько материй бывает у одного и того же тогда, когда одна материя есть материя для другой, например: слизь возникает из жирного и сладкого, если жирное возникает из сладкого, а из желчи возникает слизь, поскольку желчь, разлагаясь, обращается в свою первую материю. Ибо одно возникает из другого двояко — или оно есть дальнейшее развитие другого, или это другое обратилось в свое начало. С другой стороны, из одной материи могут возникать различные вещи, если движущая причина разная, например из дерева — и ящик, и ложе. А у некоторых вещей, именно потому, что они разные, материя необходимо должна быть разной, например: пила не может получиться из дерева, и это не зависит от движущей причины: ей не сделать пилу из шерсти или дерева. Если поэтому одно и то же может быть сделано из разной материи, то ясно, что искусство, т.е. движущее начало, должно быть одно и то же: ведь если бы и материя и движущее были разными, то разным было бы и возникшее.
Так вот, если отыскивают причину, то, поскольку о ней можно говорить в разных значениях, следует указывать все причины, какие возможно. Например: что составляет материальную причину человека? Не месячные ли выделения? А что — как движущее? Не семя ли? Что — как форма? Суть его бытия. А что - как конечная причина? Цель (и то, и другое, пожалуй, одно и то же). А причины следует указывать ближайшие; на вопрос, что за материя, указывать не огонь или землю, а материю, свойственную лишь данной вещи. Что же касается естественных и возникающих сущностей, то, если изучить их правильно, их следует изучить-указанным выше образом, — раз эти причины имеются и их столько, и познавать следует именно причины.
А что касается сущностей естественных, но вечных, то дело здесь обстоит иначе. Ведь некоторые из них, пожалуй, не имеют материи... а лишь допускающую пространственное движение. И так же нет материи у того, что хотя и существует от природы, но не есть сущность, а сущность — его субстрат. Например: какова причина лунного затмения, что есть его материя? Ее нет, а Луна есть то, что претерпевает затмение. А какова движущаяся причина, заслоняющая свет? Земля. И цели здесь, пожалуй, нет. А причина как форма — это определение; но оно остается неясным, если не содержит причины. Например: что такое затмение? Лишение света. Если же прибавить «из-за того, что Земля оказалась между [Луной и Солнцем]», то определение будет содержать причину...
Так как некоторые вещи начинают и перестают существовать... не возникая и не уничтожаясь, например, точки, если только они существуют, и вообще — формы, или образы (ведь не белизна возникает, а дерево становится белым, раз все, что возникает, возникает из чего-то и становится чем-то), то не все противоположности могут возникнуть одна из другой, но в одном смысле смуглый человек становится бледным человеком, а в другом смуглость — бледностью, и материя есть не у всего, а у тех вещей, которые возникают друг из друга и переходят друг в друга; а то, что начинает и перестает существовать, не переходя одно в другое, материи не имеет.
Здесь есть затруднение: как относится материя каждой вещи к противоположностям. Например, если тело в возможности здорово, а здоровью противоположна болезнь, то есть ли тело в возможности и то и другое? И вода — есть ли она вино и уксус в возможности? Или же для одной вещи материя есть материя по отношению к обладанию и форме, а для другой — по отношению к лишенности и прохождению вопреки своей природе? Затруднение вызывает и вопрос, почему вино не есть материя уксуса и не есть уксус в возможности (хотя уксус и образуется из него) и почему живой не есть мертвый в возможности. Или же дело обстоит не так, а разрушения — это нечто привходящее, а именно сама материя живого есть, поскольку она разрушается, возможность и материя мертвого, как и вода — материя уксуса: ведь мертвый возникает из живого и уксус возникает из вина так же, как из дня ночь. И, стало быть, если одно таким именно образом обращается в другое, то оно должно возвращаться к своей материи; например, если из мертвого должно возникнуть живое существо, то он должен сначала обратиться в свою материю, а затем из нее возникает живое существо; и уксус должен обратиться в воду, а затем из нее возникает вино.
...о причинах говорится в четырех значениях: одной такой причиной мы считаем сущность, или суть бытия вещи (ведь каждое «почему» сводится в конечном счете к определению вещи, а первое «почему» и есть причина и начало); другой причиной мы считаем материю, или субстрат; третьей — то, откуда начало движения; четвертой — причину, противолежащую последней, а именно «то, ради чего», или благо (ибо благо есть цель всякого возникновения и движения)...
[ПОЗНАНИЕ]
Все люди от природы стремятся к знанию. Доказательство тому — влечение к чувственным восприятиям: ведь независимо от того, есть от них польза или нет, их ценят ради них самих, и больше всех зрительные восприятия...
Способностью к чувственным восприятиям животные наделены от природы, а на почве чувственного восприятия у одних не возникает память, а у других возникает. И поэтому животные, обладающие памятью, более сообразительны и более понятливы, нежели те, у которых нет способности помнить; причем сообразительны, но не могут научиться все, кто не в состоянии слышать звуки, как, например, пчела и кое-кто еще из такого рода животных; научиться же способны те, кто, помимо памяти, обладает еще и слухом.
Другие животные пользуются в своей жизни представлениями и воспоминаниями, а опыту причастны мало; человеческий же род пользуется в своей жизни также искусством и рассуждениями. Появляется опыт у людей благодаря памяти: а именно многие воспоминания об одном и том же предмете приобретают значение одного опыта. И опыт кажется почти одинаковым с наукой и искусством. А наука и искусство возникают у людей через опыт... Появляется же искусство тогда, когда на основе приобретенных на опыте мыслей образуется один общий взгляд на сходные предметы. Так, например, считать, что Каллию при такой-то болезни помогло такое-то средство, и оно же помогло Сократу и так же и отдельности многим, — это дело опыта; а определить, что это средство при такой-то болезни и помогает всем таким-то и таким-то людям одного какого-то склада (например, вялым или желчным при сильной лихорадке), — это дело искусства... Опыт есть знание единичного, а искусство - знание общего... Поэтому если кто обладает отвлеченным знанием, а опыта не имеет, и познает общее, но содержащегося в нем единичного не знает, то он часто ошибается влечении, ибо лечить приходится единичное... Имеющие опыт знают «что», но не знают «почему», владеющие же искусством знают «почему», т.е. знают причину. Поэтому мы и наставников в каждом деле почитаем больше, полагая, что они больше знают, чем ремесленники, и мудрее их, так как они знают причины того, что создается. [А ремесленники подобны некоторым неодушевленным предметам; хотя они и делают то или другое, но не делают это, сами того не зная (как, например, огонь, который жжет); неодушевленные предметы в каком таком случае действуют в силу своей природы, а ремесленники — по привычке]. Таким образом, наставники более мудры не благодаря умению действовать, а потому что они обладают отвлеченным знанием и знают причины. Вообще признак знатока — способность научить, а потому мы считаем, что искусство в большей мере знание, нежели опыт, ибо владеющие искусством способны научить, а имеющие опыт не способны.
Далее, ни одного из чувственных восприятий мы не считаем мудростью, хотя они и дают важнейшие знания о единичном, но они ни относительно чего не указывают «почему», например, почему огонь горяч, а указывают лишь, что он горяч.
...Мудрость, по общему мнению, занимается первыми причинами и началами... Таким образом... мудрость есть наука об определенных причинах и началах.
[ПРОБЛЕМА ИСТИНЫ]
Близко к изложенным здесь взглядам и сказанное Протагором, а именно: он утверждал, что человек есть мера всех вещей, имея в виду лишь следующее: что каждому кажется, то и достоверно. Но если это так, то выходит, что одно и то же и существует, и не существует, что оно и плохо, и хорошо, что другие противолежащие друг другу высказывания также верны, ибо часто одним кажется прекрасным одно, а другим противоположное, и что то, что кажется каждому, есть мера. Эти затруднение можно было бы устранить, если рассмотреть откуда такой-то взгляд берет свое начало. Некоторые стали придерживаться его, исходя, по-видимому, из мнения тех, кто размышлял о природе, другие — исходя из того, что не все судят об одном и том же одинаково, а одним вот это кажется сладким, а другим — наоборот.
Что ничто не возникает из не-сущего, а все из сущего —это общее мнение почти всех рассуждающих о природе. А так как предмет не становится белым, если он уже есть совершенно белый и ни в какой мере не есть не-белый, то белое, можно подумать, возникает из не-белого; поэтому оно, по их мнению, возникало бы из не-сущего, если бы не-бело: не было тем же самым, что и белое. Однако это затруднение устранить нетрудно; ведь в сочинениях и природе сказано, в каком смысле то, что возникает, возникает из не-сущего и в каком — из сущего.
С другой стороны, придавать одинаковое значение мнениям и представлениям спорящих друг с другом людей нелепо: ведь ясно, что одни из них должны быть ошибочными. А это явствует из того, что основывается на чувственном восприятии: ведь никогда одно и то же не кажется одним — сладким, другим — наоборот, если у одних из них не разрушен или не поврежден орган чувства, т.е. способность различений вкусовых ощущений. А если это так, то одних надо считать мерилом, а других — нет. И то же самое говорю я и о хорошем и о дурном, прекрасном и безобразном и обо всем остальном в этом роде...
... не имеет смысла судить об истине на том основании, что окружающие нас вещи явно изменяются и никогда не остаются в одном и том же состоянии. Ибо в поисках истины необходимо отправляться от того, что всегда находится в одном и том же состоянии и не подвергается никакому изменению...
Далее, если мы всегда изменяемся и никогда не остаемся теми же, то что же удивительного в том, что вещи нам никогда не кажутся одними и теми же...
...очевидно, что противолежащие друг другу высказывания об одном и том же не могут быть истинными в одно и то же время... Подобным же образом нельзя высказывать об одном и том же ничего промежуточного... Если предмет, о котором высказываются, есть нечто белое, то, говоря, что он не белое и не черное, мы скажем неправду, ибо получается, что он и белое, и не белое; действительно, только одна из взятых вместе (противоположностей) будет истинна относительно его, а другая есть нечто, противоречащее белому.
Таким образом, если следовать мнению и Гераклита, и Анаксагора, то невозможно говорить правду; в таком случае оказывается возможным делать противоположные высказывания об одном и том же. В самом деле, если (Анаксагор) говорит, что во всяком есть часть всякого, то он тем же самым говорит, что всякая вещь столь же сладкая, сколь и горькая (и так в отношении любой из остальных противоположностей), раз во всяком находится всякое не только в возможности, но и в действительности и в обособленном виде. Точно так же невозможно, чтобы высказывания были все ложными или все истинными, невозможно и в силу множества других затруднений, которые вытекают из такого положения, и потому, что если все высказывания ложны, то не говорит правду и тот, кто это утверждает, а если все истинны, то и утверждение, что все высказывания ложны, также не будет ложным.
[ЧЕЛОВЕК И ОБЩЕСТВО]
Что человек есть существо общественное в большей степени, нежели пчелы и всякого рода стадные животные, ясно из следующего: природа, согласно нашему утверждению, ничего не делает напрасно; между тем, один только человек из всех живых существ одарен речью. Голос выражает печаль и радость, поэтому он свойственен и остальным живым существам... Но речь способна выражать и то, что полезно и что вредно, равно как и то, что справедливо и несправедливо. Это свойство людей отличает их от остальных живых существ: только человек способен к восприятию таких понятий, как добро и зло, справедливость и несправедливость и т. п.
Одним счастьем кажется добродетель, другим — рассудительность, третьим ~ известная мудрость, а иным - все это (вместе) или что-нибудь одно в соединении с удовольствием или не без участия удовольствия; есть... и такие, что включают (в понятие счастья) и внешнее благосостояние... Одни из этих воззрений широко распространены и идут из древности, другие же разделяются немногими..
Наше определение... согласно с (мнением) тех, кто определяет счастье как добродетель... потому что добродетели как раз присуща деятельность сообразно добродетели... Подобно тому как на олимпийских состязаниях венки получают не самые красивые и сильные, а те, кто участвует в состязании..., так в жизни прекрасного и благого достигают те, кто совершает правильные поступки... Счастье, таким образом, — это высшее и самое прекрасное (благо), доставляющее величайшее удовольствие.
...Для какой цели возникло государство и сколько видов имеет власть, управляющая человеком в его общественной жизни..? Человек по природе своей есть существо политическое, в силу чего даже те люди, которые нисколько не нуждаются во взаимопомощи, безотчетно стремится к совместному жительству.
Впрочем, к этому людей побуждает и сознание общей пользы, поскольку на долю каждого приходится участие в прекрасной жизни; это по преимуществу и является целью как для объединенной совокупности людей, так и для каждого человека в отдельности. Люди объединяются и ради самой жизни, скрепляя государственное общение... Ясно, что большинство людей готово претерпевать множество страданий из привязанности к жизни, так как в ней самой по себе заключается некое благоденствие и естественная сладость.
Государственное устройство означает то же, что и порядок государственного управления... верховная власть непременно находится в руках либо одного, либо немногих, либо большинства. И когда один ли человек, или немногие, или большинство правят, руководствуясь общественной пользой, естественно, такие виды государственного устройства являются правильными, а те, при которых имеются в виду выгоды либо одного лица, либо немногих, либо большинства, являются отклонениями...
Монархическое правление, имеющее в виду общую пользу, мы обыкновенно называем царской властью; власть немногих, но более, чем одного — аристократией (или потому, что правят лучшие, или потому, что имеется в виду высшее благо государства и тех, кто в него входит); а когда ради общей пользы правит большинство, мы употребляем обозначение... полития. Отклонения от указанных устройств следующие: от царской власти — тирания, от аристократии — олигархия, от политии — демократия. Тирания — монархическая власть, имеющая в виду выгоды одного правителя; олигархия блюдет выгоды состоятельных граждан; демократия — выгоды неимущих; общей же пользы ни одна из них в виду не имеет.
Государство создается не ради только того, чтобы жить, но преимущественно для того, чтобы жить счастливо.
[ИДЕАЛ ОБЩЕСТВЕННОГО УСТРОЙСТВА]
...Надлежит рассмотреть вопрос о собственности. Как она должна быть организована у тех, кто стремится иметь наилучшее государственное устройство — должна ли собственность быть общей или не общей?.
Собственность должна быть общей только в относительном смысле, а вообще — частной. Ведь когда забота о ней будет поделена между разными людьми, среди них исчезнут взаимные нарекания; наоборот, получится большая выгода, поскольку каждый будет с усердием относиться к тому, что ему принадлежит, благодаря же добродетели в использовании собственности получится согласно пословице «У друзей все общее». ...при общности имущества для благородной щедрости, очевидно, не будет места, и никто не будет в состоянии проявить ее на деле, так как щедрость сказывается именно при возможности распоряжаться своим добром.
Главными видами государственного устройства, по-видимому, являются два — демократия и олигархия.
Какой же вид государственного устройства наилучший? Как может быть наилучшим образом устроена жизнь для большей части государств и для большинства людей...
В каждом государстве есть три части: очень состоятельные, крайне неимущие и третьи, стоящие посередине между теми и другими. Так как, по общепринятому мнению, умеренность и середина — наилучшее, то, очевидно, и средний достаток из всех благ всего лучше. При наличии его легче всего повиноваться доводам разума; напротив, трудно следовать этим доводам человеку сверхпрекрасному, сверхсильному, сверхзнатному, сверхбогатому или наоборот, человеку сверхбедному, сверхслабому, сверхуниженному по своему общественному положению... Государство более всего стремится к тому, чтобы все в нем были равны и одинаковы, а это свойственно преимущественно людям средним.
Итак, очевидно, средний вид государственного строя наилучший, ибо только он не ведет к внутренним распрям... Демократия... пользуется большей, в сравнении с олигархией, безопасностью; существование их более долговечно благодаря наличию в них средних граждан.
Для демократии, о которой сказано выше, и полезным и обычным является следующий порядок: весь народ участвует в выборах должностных лиц, в принятии отчетов от них, отправляет обязанности судей, но высшие должности замещаются путем выбора и на основании имущественного ценза, причем чем выше должность, тем больше ценз; или же ни одна должность не замещается на основании ценза, но принимаются во внимание лишь способности человека. Государство, имеющее такого рода устройство, разумеется, будет иметь хорошее правление, так как должности всегда будут занимать наилучшие граждане, согласно воле народа, не питающего зависти к порядочным людям. Порядочные и знатные останутся довольны таким порядком, потому что они не будут находиться под управлением других, которые хуже их, а управлять они будут справедливо, так как контроль над их деятельностью будет принадлежать другим. Быть в некоторой зависимости от других и не иметь возможности делать все, что тебе заблагорассудится, — дело полезное: ведь предоставление каждому возможности поступать по его желанию не может оберегать против того дурного, что заложено в каждом человеке. И таким образом неизбежно получается то, что наиболее полезно в государстве правят порядочные люди, наименее склонные впадать в ошибки, а народная масса ни в чем не терпит умаления. Ясно, что этот вид демократии является наилучшим...
ИММАНУИЛ КАНТ
1.ДОКРИТИЧЕСКИЙ ПЕРИОД - «ВСЕОБЩАЯ ЕСТЕСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ И ТЕОРИЯ НЕБА» (1755).
Итак, я не буду отрицать, что теория Лукреция или его предшественников Эпикура, Левкиппа и Демокрита во многом сходна с моей. Так же как и эти философы, я полагаю, что первоначальным состоянием природы было всеобщее рассеяние первичного вещества всех небесных тел или, как они их называют, атомов. Эпикур предполагал, что существует тяжесть, заставляющая падать эти первичные частицы материи; она, по-видимому, немногим отличается от принимаемого мною Ньютонова притяжения. Эпикур приписывает этим частицам и некоторое отклонение от прямолинейного падения, хотя о причинах и следствиях этого отклонения у него были нелепые представления; это отклонение..., по нашему мнению, вызывается отталкивательной силой частиц. Наконец, вихри, возникавшие из беспорядочного движения атомов, составляли один из главных пунктов в системе Левкиппа и Демокрита, и эти вихри встречаются и в нашем учении.
Названные выше сторонники учения о механическом происхождении мироздания выводили всякий наблюдаемый в нем порядок из слепого случая, который столь удачно объединил атомы, что они составили одно стройное целое. Эпикур, нисколько не смущаясь, утверждал даже, что атомы, дабы стала возможной их встреча, без всякой причины отклоняются от своего прямолинейного движения. Все эти философы доводили эту несуразность до того, что приписывали происхождение всех живых существ именно этому слепому случаю и поистине выводили разум из неразумия. Я считаю, наоборот, что материя подчинена некоторым необходимым законам.' Я вижу, как из ее состояния полнейшего разложения и рассеяния вполне естественно развивается некое прекрасное стройное целое. И происходит это не случайно и не вслепую, а ...необходимо вытекает из естественных свойств.
... Итак, материя, составляющая первичное вещество всех вещей, подчинена известным законам и, будучи предоставлена их свободному воздействию, необходимо должна давать прекрасное сочетание. Она не может уклониться от этого стремления к совершенству. Поскольку, следовательно, она подчинена некоторому мудрому замыслу, она необходимо была поставлена в такие благоприятные условия некоей господствующей над ней первопричиной. Этой причиной должен быть бог уже по одному тому, что природа даже в состоянии хаоса может действовать только правильно и слаженно].
...Мне думается, здесь можно было бы в некотором смысле сказать без всякой кичливости: дайте мне материю, и я построю из нее мир, т.е. дайте мне материю, и я покажу вам, как из нее должен возникнуть мир... Все это может быть объяснено простейшими механическими причинами, и можно твердо рассчитывать найти эти причины, так как они покоятся на прочных и ясных основаниях.
А можно ли похвастаться подобным успехом, когда речь идет о ничтожнейших растениях или насекомых? Можно ли сказать, дайте мне материю, и я покажу вам, как можно создать гусеницу? Не споткнемся ли мы здесь с первого, же шага, и поскольку неизвестны истинные внутренние свойства объекта и поскольку заключающееся в нем многообразие столь сложно? Поэтому пусть не покажется странным, если я позволю себе сказать, что легче понять образование всех небесных тел и причину их движения, короче говоря, происхождение всего современного устройства мироздания, чем точно выяснить на основании механики возникновение одной только былинки или гусеницы.
...Представив мир в состоянии простейшего хаоса, я объяснил великий порядок природы только силой притяжения и силой отталкивания — двумя силами, которые одинаково достоверны и вместе с тем одинаково просты и всеобщи. Обе они заимствованы мной из философии Ньютона. Первая в настоящее время есть уже совершенно бесспорный закон природы. Вторая, которой физика Ньютона, быть может, не в состоянии сообщить такую же отчетливость, как первой, принимается мной здесь только в том смысле, в каком ее никто не оспаривает, а именно для материи в состоянии наибольшей разреженности, как, например, паров. На столь простых основаниях я совершенно естественно строю всю свою последующую систему...
...Целые миры и системы миров сходят со сцены, после того как они сыграли свою роль. Бесконечность творения достаточно велика, чтобы по сравнению с ней какой-то мир или какой-нибудь млечный путь миров рассматривать так же, как цветок или насекомое по сравнению с Землей. В то время как природа украшает вечность разнообразием явлений, бог в неустанном творении создает материал для образования еще больших миров.
II. КРИТИЧЕСКИЙ ПЕРИОД
КРИТИКА ЧИСТОГО РАЗУМА (1769-1781)
Наш век есть подлинный век критики, которой должно подчиняться все. [В том числе и религия, и законодательство. Все должно предстать перед судом критики самого чистого разума]... Я разумею под этим не критику книг и систем, а критику способности разума вообще в отношении всех знаний, к которым он может стремиться независимо от всякого опыта, стало быть, решение вопроса о возможности или невозможности метафизики вообще и определение источников, а также объема и границ метафизики на основании принципов.
До сих пор считали, что всякие наши знания должны сообразовываться с предметами. При этом, однако, кончались неудачей все попытки через понятия что-то априорно установить относительно предметов, что расширяло бы наше знание о них. Поэтому следовало бы попытаться выяснить, не разрешим ли мы задачи метафизики более успешно, если будем исходить из предположения, что предметы должны сообразовываться с нашим познанием, а это лучше согласуется с требованием возможности априорного знания о них, которое должно установить нечто о предметах раньше, чем они нам даны. Здесь повторяется то же, что с первоначальной мыслью Коперника: когда оказалось, что гипотеза о вращении всех звезд вокруг наблюдателя недостаточно хорошо объясняет движение небесных тел, то он попытался установить, не достигнет ли он большего успеха, если предположить, что движется наблюдатель, а звезды находятся в состоянии покоя. Подобную же попытку можно предпринять в метафизике, когда речь идет о созерцании предметов. Если бы созерцания должны были согласовываться со свойствами предметов, то мне непонятно, каким образом можно было бы знать что-либо a priori об этих свойствах; наоборот, если предметы (как объекты чувств) согласуются с нашей способностью к созерцанию, то я вполне представляю себе возможность априорного знания.
...Мне пришлось ограничить знание, чтобы освободить место вере, а догматизм метафизики, т.е. предрассудок, будто можно преуспеть в ней без критики чистого разума, есть истинный источник всякого противоречащего моральности неверия, которое в высшей степени догматично.
Только такой критикой можно подрезать корни материализма, атеизма, неверия, свободомыслия, фанатизма, суеверия, которые могут приносить всеобщий вред, и, наконец, идеализма и скептицизма, которые больше опасны для школ и вряд ли могут распространяться среди широкой публики.
...Нельзя признать скандалом для философии и общечеловеческого разума необходимость принимать лишь на веру существование вещей вне нас (от которых мы ведь получаем весь материал знания даже для нашего внутреннего чувства) и невозможность противопоставить какое бы то ни было удовлетворительное доказательство этого существования, если бы кто-нибудь вздумал подвергнуть его сомнению.
...Мы будем называть априорными знания, безусловно, независимые от всякого опыта, а не независимые от того или иного опыта. Им противоположны эмпирические знания, или знания, возможные только a posteriori, т.е. посредством опыта.
Мы обладаем некоторыми априорными знаниями, и даже обыденный рассудок никогда не обходится без них.
Речь идет о признаке, по которому мы можем с уверенностью отличить чистое знание от эмпирического. Хотя мы из опыта и узнаем, что предмет обладает теми или иными свойствами, но мы не узнаем при этом, что он не может быть иным. Поэтому, во-первых, если имеется положение, которое мыслится вместе с его необходимостью, то это априорное суждение... Во-вторых, опыт никогда не дает своим суждениям истинной и строгой всеобщности... Следовательно, если какое-нибудь суждение мыслится как строго всеобщее, т.е. не так, что не допускается возможность исключения, то оно не выведено из опыта, а есть, безусловно, априорное суждение... Итак, необходимость и строгая всеобщность суть верные признаки априорного знания и неразрывно связаны друг с другом... Если угодно найти пример из области наук, то стоит лишь указать на все положения математики; если угодно найти пример из применения самого обыденного рассудка, то этим может служить утверждение, что всякое изменение должно иметь причину.
...Неизбежные проблемы самого чистого разума суть бог, свобода и бессмертие. А наука, конечная цель которой с помощью всех своих средств добиться лишь решения этих проблем, называется метафизикой; ее метод вначале догматичен, т.е. она уверенно берется за решение [этой проблемы] без предварительной проверки способности или неспособности разума к такому великому начинанию.
[Путь и границы познания]
Всякое наше знание начинается с чувств, переходит затем к рассудку и заканчивается в разуме, выше которого нет в нас ничего для обработки материала созерцаний и для подведения его под высшее единство мышления.
а) Созерцание имеет место, только если нам дается предмет, а это, в свою очередь, возможно... лишь благодаря тому, что предмет некоторым образом воздействует на нашу душу. Эта способность (восприимчивость) получать представление тем способом, каким предметы воздействуют на нас, называется чувственностью. Следовательно, посредством чувственности предметы нам даются, и только она доставляет нам созерцания; мыслятся же предметы рассудком, и из рассудка возникают понятия. Всякое мышление, однако, должно в конце концов прямо или косвенно через те или иные признаки иметь отношение к созерцаниям... к чувственности, потому что ни один предмет не может быть нам дан иным способом.
Действие предмета..., поскольку мы подвергаемся воздействию его, есть ощущение. Те созерцания, которые относятся к предмету посредством ощущения, называются эмпирическими. Неопределенный предмет эмпирического созерцания называется явлением.
Каковы предметы в себе и обособленно от этой восприимчивости нашей чувственности, нам совершенно неизвестно. Мы не знаем ничего, кроме свойственного нам способа воспринимать их... Мы имеем дело только с этим способом восприятия. Пространство и время суть, чистые формы его, а ощущение вообще есть его материя. Пространство и время мы можем познать только a priori, т.е. до всякого действительного восприятия... Пространство и время, безусловно, необходимо принадлежат нашей чувственности, каковы бы ни были наши ощущения; ощущения же могут быть весьма различны.
Наша природа такова, что созерцания могут быть только чувственными, т.е. содержать в себе лишь способ, каким предметы воздействуют на нас. Способность же мыслить предмет чувственного созерцания есть рассудок. Ни одну из этих способностей нельзя предпочесть другой. Без чувственности ни один предмет не был бы нам дан, а без рассудка ни один нельзя было бы мыслить. Мысли без содержания пусты, созерцания без понятий слепы. Поэтому в одинаковой мере необходимо свои понятия делать чувственными..., а свои созерцания постигать рассудком (т.е. подводить их под понятия). Эти две способности не могут выполнять функции друг друга. Рассудок ничего на может созерцать, а чувства ничего не могут мыслить. Только из соединения их может возникнуть знание... Есть основания тщательно обособлять и отличать одну от другой. Поэтому мы отличаем эстетику, т.е. науку о правилах чувственности вообще, от логики, т.е. науки о правилах рассудка вообще.
б) Рассудок вообще можно представить как способность составлять суждения. [Мышление есть познание через понятия. Ни одно понятие не может по содержанию возникнуть аналитически. Необходим синтез многообразных представлений — и сведение этого синтеза к понятиям есть функция рассудка, которая дает нам знание в собственном смысле этого слова. Выполняется эта функция благодаря первоначальным априорным понятиям рассудка — категориям.
ТАБЛИЦА КАТЕГОРИЙ
1. Количества:
Единство
Множественность
Целокупность
2. Качества:
Реальность Отрицание Ограничение
3. Отношения:
Присущность и самостоятельное существование (субстанция и акциденции). Причинность и зависимость (причины и действие). Общение (взаимодействие между действующим и подвергающимся действию)
4. Модальности:
Возможность — невозможность Существование — несуществование Необходимость — случайность
Категории суть понятия, a priori предписывающие законы пилениям, стало быть, природе как совокупности всех явлений... Так как категории не выводятся из природы и не сообразуются с ней как образцом (ибо в таком случае они были бы только эмпирическими), то возникает вопрос, как понять..., что природа должна сообразовываться с категориями, т.е. каким образом категории могут a priori определять связь многообразного в природе, не выводя эту связь из природы. Эта загадка решается следующим образом.
Что законы явлений в природе должны сообразовываться с рассудком и его формой, т.е. с его способностью a priori связывать многообразное вообще - это не более странно, чем то, что сами явления должны a priori сообразовываться с формой чувственного созерцания. В самом деле законы существуют не в явлениях, а только в отношении к субъекту, которому явления присущи... Закономерность вещей самих по себе необходимо была бы им присуща и вне познающего их рассудка. Но явления суть лишь представления о вещах, относительно которых остается неизвестным, какими они могут быть сами по себе... Так как от синтеза схватывания зависит всякое возможное восприятие, а сам этот эмпирический синтез, в свою очередь, зависит от трансцендентального синтеза, стало быть, от категорий, то все возможные восприятия и, значит,... все явления природы... должны подчиняться категориям. ...Однако даже и способность чистого рассудка не в состоянии a priori предписывать явлениям посредством одних лишь категорий большее количество законов, чем те, на которых основывается природа вообще как закономерность явлений в пространстве и времени. Частные законы касаются эмпирически определенных явлений и поэтому не могут быть целиком выведены из категорий, хотя все они им подчиняются. Для познания частных законов вообще необходим опыт...
в) Чистый разум. Мы отличаем разум от рассудка тем, что называем разум способностью давать принципы.
Если рассудок есть способность создавать единство явлений посредством правил, то разум есть способность создавать единство правил рассудка по принципам. Следовательно, разум никогда не направлен прямо на опыт или на какой-либо предмет, а всегда направлен на рассудок, чтобы с помощью понятий a priori придать многообразным его знаниям единство, которое можно назвать единством разума и которое совершенно другого рода, чем то единство, которое может быть осуществлено рассудком.
Понятия чистого разума — трансцендентальные идеи...
|Но при выработке этих идей разум сталкивается с непреодолимыми препятствиями, попадает в тиски противоположных до-под