Глава 7. Жажда расстройства 2 страница
ЧАСТЬ 3
"Какого черта ты пялишься?" завопил я. "Нечего смотреть на меня!" Затем я бросил кирпич в его окно.
Его родители вызвали полицейских конечно, и патруль, ответивший на запрос, преследовал моих друзей и меня по всему городу до утра. Мы спасали свои жизни, гоняясь по всему Голливуду и Западному Голливуду; мы ездили по улицам с односторонним движением в противоположном направлении, мы сворачивали в переулки и мчались через парки. Они были столь же стойки как Джимми Попи Дойл (Jimmy "Popeye" Doyle), герой Джина Хекмана в фильме Французской Связной (The French Connection); каждый раз, когда мы сворачивали за угол, они были там. В общем, мы сбежали в Голливудские Холмы и спрятались в отдаленном каньоне как стайка бандитов Дикого Запада. И как в лучших вестернах, когда мы решили, что стало безопасно покинуть укрытие и вернуться на ранчо, нас поджидали у входа те самые полицейские.
Я предполагаю, что раз я был самым маленьким, они решили преследовать меня, когда мы с моими друзьями разделились. Я упорно мчался, через весь квартал, пытаясь отстать от них, пока я наконец не нашел убежища в подземном гараже, я спустился вниз на несколько уровней, петляя между стоящими автомобилями, скрылся в темном углу, и лег на пол в надежде, что они меня не найдут. Они спускались пешком и к тому времени, когда они добрались до моего уровня, я думал, что мне крышка. Они бдительно искали между автомобилями, высвечивая своими фонарями, не доходя около сотни футов до меня, они развернулись. Мне повезло. Это сражение между моими друзьями и LAPD продолжалось до конца лета, и это конечно не было конструктивное использование моего времени, но, по сути, мне все это представлялось очередной забавой.
Я довольно успешно хранил секреты своих дел при себе, но когда я ошибался, моя мать и бабушка были очень снисходительны ко мне. Став подростком, я дома практически не появлялся. Летом 1978, я понятия не имел, что моя бабушка переехала в громадный новый комплекс, который занимал весь квартал между Кингс Роад (Kings Road) и Бульваром Санта-Моники (Santa Monica Boulevard), хотя я знал здание хорошо, потому что я много раз катался там на своем велосипеде, так как это была строительная площадка. Мои друзья и я высоко поднимались и мчались друг за другом через лестничные пролеты, хлопая дверями перед лицами друг друга, подскакивая на перилах, и оставляя тормозные следы творческой формы на свежеевыкрашенных стенах. Мы были так заняты своим делом, что когда я с криком свернул за угол, шокировал свою мать и бабушку, которые несли вещи моей бабушки в ее новую квартиру. Я никогда не забуду взгляд моей бабушки; это было что-то среднее между шоком и ужасом. Я взял себя в руки и посмотрел через плечо, увидел, что все мои друзья смылись. У меня была одна нога на полу, другая на педали, все еще раздумывая, что я мог бы уйти.
"Сол?" Сказала бабушка своим приятным, высоким голосом. "Это ты?"
"Да, Бабушка," сказал я. "Это - я. Как дела? Я с друзьями приехал навестить тебя."
Подобное дерьмо не прошло бы с моей мамой, но бабушка была настолько рада меня видеть, что мне удалось избежать неприятностей. На самом деле, все закончилось хорошо, несколько недель спустя я пришел в ту самую квартиру, и тогда начал свою работу мой юношеский университет в Голливуде. Но об этом чуть позже.
Я НЕ СИЛЕН В САМОАНАЛИЗЕ, ПОЧЕМУ у меня появился другой новый интерес – клептомания, просто я был озлобленным подростком. Я крал то, что, по моему мнению, мне было необходимо, но что я не мог себе позволить. Я крал то, по-моему, могло бы сделать меня счастливым; и несколько раз я крал только, чтобы украсть.
Я украл много книг, потому что я всегда любил читать; я украл тонну кассет, потому что я всегда любил музыку. У кассет, только появившихся в продаже, были свои недостатки: звуковое качество стиралось, пленка зажевывалась в автомагнитолах, и они плавились от прямого солнечного света. Но они были знаком крутизны. Они похожи на тонкую пачку сигарет, так что амбициозный вор мог спрятать многое из представленного в магазине ассортимента муз. групп в своей одежде и уйти незамеченным.
Что касается меня, я мог украсть столько, сколько мог спрятать под одеждой, затем сваливал свою добычу в кустах и шел воровать дальше, иногда в том же самом магазине. Однажды днем я украл несколько змей в Aquarium Stock Company, зоомагазине, в котором я обычно ошивался, они привыкли к моему присутствию, и не думали, что когда-нибудь я их обворую. Они не были полными сосунками; я был там из-за настоящей любви к животным, представленных в ассортименте магазина – просто я не уважал магазин настолько, чтобы не забрать некоторых из них к себе домой. Я мог схватить змей, намотать их на руку, затем надеть свою куртку, убедившись, что они достаточно хорошо спрятаны. Однажды я на самом деле пошел в город и взял свою добычу, спрятал неподалеку, и вернулся в магазин, чтобы украсть книги по уходу за редкими змеями, которых я только что украл.
В другой раз я спер хамелеона Джексона (Jackson's chameleon), это была точно не простая кража: это - рогатые хамелеоны, примерно десять дюймов в длину и питаются мухами; они размером с маленькую игуану и у них такие же странные, выпуклые глаза. У меня было много причуд, когда я был ребенком - и вот я иду прямо из магазина с этим хамелеоном, и это было очень дорогостоящий, экзотический член джунглей зоомагазина. Пока я шел домой с этим маленьким чучелом, я не мог придумать историю для моей мамы, объясняющая его присутствие в моей комнате. Я решил, что единственное, что я могу сделать, это позволить ему жить во дворе, на покрытом виноградной лозой заборе. Я украл книгу по уходу за хамелеонами Джексона, так что я знал, что они любят есть мух, и я не смог придумать лучшего места для Старого Джека, чем забор возле мусорных контейнеров, возле которых мух предостаточно. Это было приключение его поиска каждый день, потому что он настолько ловко сливался с окружающей средой, как впрочем, все хамелеоны. Требовалось время, чтобы определить его местонахождение, и мне это нравилось. Такое положение вещей длилось в течение пяти месяцев; через некоторое время, он вырос и стал более ловко прятаться в виноградной лозе, до тех пор, пока не настал день, когда я вообще не смог его найти. Я ходил туда каждый день в течение двух месяцев, но это было бесполезно. Я понятия не имею, что случилось со Старым Джеком, но, прикинув все возможные варианты, я надеюсь, что все закончилось хорошо.
Мне очень везло, не быть пойманным в большинстве магазинов с камерами видеонаблюдения, потому что они были довольно обширны. Это было глупо: на спор я спер надутый резиновый плот из магазина спортивных товаров. Потребовалось некоторое планирование, но я сделал это, и так или иначе меня не поймали.
Это не грандиозное предприятие; я расскажу, как все было на самом деле: плот был повешен на стене около черного хода магазина, в холле, выход из которого был на задний двор. Как только мне удалось улучить момент открытого черного хода, я, не вызывая подозрений, легко снял плот от стены. После того как плот оказался лежащим на полу, скрытом от всеобщего обозрения неким выставочным экземпляром кемпинга или чего-то в этом роде, я только ждал нужного момента, чтобы вынести плот на улицу и свернуть с ним за угол, где мои друзья ждали меня. Мне даже не нужен был этот плот. Как только я доказал, что выиграл, я забросил его на чью-то лужайку перед домом.
Я не горжусь этим, но, принимая все во внимание, когда я был десять миль от дома без денег, и у моего велосипеда спустила шина, я рад, что без труда смог украсть камеру Toys "R" Us. Иначе, я мне пришлось бы добираться домой автостопом в Бог знает какой ситуации. Однако, подобно всем, кто неоднократно соблазняет судьбу, я должен признать, что ты слишком часто убеждаешь себя в необходимости своих действий, когда ты понимаешь их ошибочность, в итоге ты в этом убедишься.
В случае с моими кражами так и получилось, в конце концов, я был арестован в Tower Records на Бульваре Сансет (Sunset Boulevard), который был моим любимым магазином грамзаписей. Я очень хорошо помню тот день: это был один из тех моментов, когда я знал, что поступаю неправильно, но так или иначе не остановился. Мне было пятнадцать, я помню, как оставил свой велосипед BMX возле магазина, что я должен быть осторожным в этом магазине в будущем. Но эта оценка ситуации не помогла мне в дальнейшем: я жадно наполнил кассетами свою куртку, напихал в штаны, и думал, что должен вероятно купить несколько альбомов только, чтобы отвести подозрение у кассиров. По-моему, я шел к прилавку с альбомами Cheap Trick's Dream Police и Led Zeppelin's Houses oj the Holy , и когда подходил к двери, мысленно был уже дома.
Я был уже на улице, торопясь к своему велосипеду, когда почувствовал руку на своем плече. Я отрицал все, но я был арестован; они провели меня в комнату над магазином, откуда они наблюдали через одностороннее окно за моими кражами, и они показали мне видеозапись. Они позвонили моей маме; я вытащил кассеты из штанов, и они разложили их на столе для того, чтобы она все увидела сама. Мне сходило с рук многое в детстве, но воровство кассет в магазине, который мои родители часто посещали в течение очень многих лет, было нарушением, весьма серьезным в нашей семье. Я никогда не буду забывать выражение лица мамы (Ola), когда она вошла в тот офис над магазином и обнаружила меня, сидящего там со всем своим награбленным добром. Она ничего не сказала и ничего не сделала; но мне было ясно, что она размышляет, как меня наказать.
В итоге, магазин отказался от своих обвинений, потому что все товары были возвращены. Они позволили мне уйти при условии, что я больше никогда не появлюсь в их магазине, скорее всего потому что один менеджер узнал в моей маме любимую постоянную клиентку.
Конечно, когда я устроился на работу в том же самом магазине шесть лет спустя в отделе видео, первые полгода мне постоянно напоминали о моей краже, угрожая немедленным увольнением в случае чего.
Обычно у нас была марихуана, которая всегда собирала толпу льстецов.
ВСЕ ЭТИ ИЗМЕНЕНИЯ могли оказать влияние на следующие восемь лет моей жизни, но однажды я приобрел стабильную семью в моем понимании.
В вакууме, который образовался после распада моей семьи, я создал свой собственный мир. Мне здорово повезло, что, несмотря на мой возраст, во время периода испытания моих границ, я приобрел одного друга, который был близок мне даже на отдаленном друг от друга расстоянии. Он до сих пор мой самый близкий друг, который спустя тридцать лет говорит, что это гребанная судьба.
Его зовут Марк Кантер (Marc Canter); его семье принадлежит известное в Лос-Анджелесе заведение Canter's Deli на North Fairfax. Семья Кантера переехала из Нью-Джерси и открыла ресторан в 1940-ых, и это был центром шоу-бизнеса с тех пор, из-за еды и круглосуточного режима работы. Он располагался в полумиле от Сансет Стрип (Sunset Strip) , и в 60-х стал приютом для музыкантов и остается таковым до сих пор. В 80-х, группы подобно Ганзам (Guns) устраивали там ночные пирушки. По соседству был у них бар The Kibbitz Room, являющийся оживленным местом ночных встреч музыкантов. Кантеры замечательно относились ко мне; они наняли меня, они защитили меня, и у меня нет слов, как я благодарен им.
Я встретил Марка в Third Street Elementary School (школе), но мы по настоящему мы стали друзьями, когда я украл его мопед в пятом классе.
Наша дружба была крепкой с самого начала. Мы вместе тусовались в in Hancock Park, по соседству с его домом. Мы обычно спускаться до развалин Pan Pacific Theater, который был там, где сейчас расположен торговый центр Grove. The Pan Pacific был удивительным реликтом; это был очаровательный дворец кино 1940-ых, с арочным потолком и огромным экраном, который демонстрировал новые кинокартины и определил значимость поколения кинематографической культуры. В мое время, здесь было все еще красиво: зеленые арки Арт-Деко (the green Art Deco) были еще неповреждены, хотя остальные сравнялись с землей. Рядом располагалась публичная библиотека и парк с баскетбольной корзиной и бассейн. Подобно Laurel Elementary, это было место встречи детей в возрасте двенадцать - восемнадцать, тех, кто, по той или иной причине, искал себя в ночи (found their way out at night).
Мои друзья и я были самыми молодыми на сцене; были цыпочки, недоступные нашей лиге, хотя мы пытались что-то сделать. Были лакеи и отщепенцы, многие из которых жили в руинах театра и питались тем, что смогли украсть на рынке фермеров, который устраивался рядом по соседству два раза в неделю. Марк и я были в восторге; нас приняли, потому что обычно у нас была марихуана, которая всегда собирала толпу льстецов. Встреча с Марком изменила меня; он был моим первым лучшим другом — он был кем-то, кто понимал меня в сложную минуту. Ни у одного из нас не было жизней, которые можно было бы назвать нормальным, но я горжусь тем, что мы также близки, как и раньше. Это - мое определение семьи. Друг все еще знает тебя, даже если вы не видитесь годами. Истинный друг там, когда он нужен тебе, а не только в отпуск или на уикэнд.
Я испытал это на себе несколько лет спустя. Когда у меня едва хватало денег на еду, мне было все равно, насколько мне хватит денег для раскрутки GNR (Guns N' Roses) И когда у меня не было денег, чтобы напечатать флайеры или даже купить струны для моей гитары, Марк Кантер помог мне. Он дал мне наличных денег, чтобы позаботиться обо всем необходимом. Я вернул ему долг, сразу же, как только был подписан контракт с Ганзами, но никогда не забывал, что Кантер был рядом со мной, когда я оказался без средств.
Глава 3. How to play rock-and-roll guitar (Как играть на рок-н-ролльной гитаре)
ЧАСТЬ 1
Преодоление самого себя из контекста, расходившегося со своей обычной точки зрения, искажает перспективу - это похоже на слушание голоса на автоответчике. Это похоже на встречу с неизвестным; или на нахождение таланта, которого вы никогда не ощущали. Первый раз, когда я играл мелодию, она звучала очень хорошо, было похоже на оригинал. Чем больше я учился играть на гитаре, тем больше я был похож на чревовещателя: я признал свой творческий голос, профильтрованный через шесть струн, но этого было не достаточно. Ноты и аккорды стали моим вторым языком. Гитара - моя совесть, всякий раз, когда я терял свой путь, она переносила меня назад, чтобы я сосредоточился: всякий раз, когда я забывал, она напоминала мне, почему я здесь.
Я сделал одолжение Стивену Адлеру. Он - это одна из причин, почему я начал играть на гитаре. Мы познакомились однажды ночью на детской площадке в Laurel Elementary, когда нам было тринадцать. Я помню, как он катался на скейте и упал. Это было серьезное падение, я ехал на своём велосипеде и помог ему, после чего мы были неотделимы.
Стивен рос в Valley с его мамой, отцом и двумя братьями, до того момента пока его мать не стала больше терпеть его плохого поведения и отправила жить к бабушке и дедушке в Голливуд. Он жил там всю оставшуюся среднею школу, и лето, перед тем возвращением на автобусе обратно к маме, чтобы посещать старшую школу. Стивен особенный; он неудачник, которого может любить только его бабушка, но не может с ним жить.
Стивен и я встретились летом перед тем, как идти в восьмой класс и тусили с ним до старшей школы, после того как я переехал в новую бабушкину квартиру в Голливуде, из маминого дома в Хэнкок Парк (Hancock Park). Мы оба были новичками в нашей школе, Bancroft Junior High, и при этом соседями. Сколько я его знаю, Стивен никогда не тратил свое время на школу, не посещая ее месяцами. Я ходил в школу чаще, потому что мне нравились рисование, музыка и занятия английским, и мой средний академический бал был слишком высокий, чтобы забить на учебу. Я был спецом в рисовании, английском, музыке, потому что они были единственными предметами, которые интересовали меня. Всё остальное не сильно заботило меня, и я постоянно прогуливал уроки. С тех пор, как я украл листок с уведомлением о прогулах из директорского кабинета и подделал подпись моей матери, в глазах директора, я стал бывать там намного чаще, чем я когда-либо был. Наконец, была ещё одна причина, по которой я закончил среднею школу – это слабость учителей, в течение моего последнего года. Наших постоянных учителей заменили, и эти заместители были слишком покладистые по отношению ко мне, чтобы говорить им бред собачий и производить на них впечатление. Я не хотел делать этого, но мне представился отличный случай, и я воспользовался им, я вызвался сыграть для учителей свою любимую песню на гитаре перед целым классом. Они остались довольны.
Ну, если быть честным, школа была не такая уж и плохая: у меня был круг друзей, включая мою девушку (которая была только маленькой его частью) и я мог свободно принимать участие во всём, что делает школу такой привлекательной для неудачников. Наша команда сбиралась каждое утро перед «домашней» комнатой в школе, чтобы нюхнуть locker room (isobutyl nitrite) – аптечное название - нитрит амила; химикат, пары которого расширяют твои кровеносные сосуды и понижают твое давление и в результате ты ловишь короткий кайф. После нескольких доз locker room мы выкуривали несколько сигарет и во время ланча вновь собирались на заднем дворе, чтобы покурить травки… Мы делали то, что скрашивало наши дни в школе.
Когда я прогуливал школу, мы вместе со Стивеном проводили весь день в бесцельных прогулках по старой голливудской площади, витая в облаках, болтая о музыке и воруя деньги. Иногда мы попрошайничали и выполняли любую случайно подвернувшуюся работу, подобно случайным проституткам для отдельных странных личностей, которых мы встречали. Голливуд обычно был таким странным местом, притягивающим разный народ, но в конце семидесятых, на волне культурного переворота от завершения эпохи шестидесятых к распространению употребления наркотиков и распущенным сексуальным нравам, здесь было полно всякого сброда.
Я не помню, как я с ним познакомился, но он был одним из старших парней, который давал нам деньги просто так. Мы только тусовались и болтали с ним; думаю, он просил нас сходить пару раз в магазин. Я, конечно, думал, что это было странно, но он не был настолько опасным, чтобы сделать что-нибудь с парой тринадцатилетних подростков. К тому же, имели ценность дополнительные карманные деньги.
У Стивена вообще не было никаких комплексов, поэтому он умел находить множество постоянных источников дохода, одним из которых была Кларисса, моя 25-летняя соседка, жившая вниз по улице. Однажды, когда проходили мимо, мы увидели ее, сидящую на крыльце своего дома, и Стивену приспичило поздороваться с ней. Они начали болтать, и она пригласила нас внутрь; мы тусовались там до тех пор, и когда я собрался уходить. Стивен сказал, что останется еще ненадолго. Оказывается, у него этой ночью был с ней секс, за который он получил деньги. Я не представляю, как он это делал, но я точно знаю, что он был с нею более четырех или пяти раз и каждый раз получал деньги. Это было невероятно, я реально ему завидовал.
И потом Стивен обычно оказывался в подобных ситуациях, и очень часто они ничем хорошим не заканчивались. В этом случае, их застукал парень Клариссы, когда они занимались сексом. Она сбросила с себя Стивена и он сильно ударился об пол ее спальни, и это был конец той истории.
Мы со Стивеном еле сводили концы с концами; я воровал все музыкальные журналы, в которых мы нуждались. В Голливуде не было двух главных вещей, на которые мы любили тратить деньги, а именно Big Gulps и сигарет, поэтому мы были в хорошей форме. Мы гуляли тюда-сюда по Бульвару Сансет (Sunset Boulevard), потом по Голливудскому Бульвару (Hollywood Boulevard) от Sunset до Doheny, рассматривая рок-плакаты в больших магазинах, заходя в те, которые нас привлекали своими сувенирами и музыкальными товарами. Прикоснувшись к той живой реальности, нам сразу же захотелось остаться в ней. Для тусовок мы использовали место, называвшееся Piece O’ Pizza, часами снова и снова включая Van Halen на музыкальном автомате. Это был своеобразный ритуал: Стивен включил мне их первый альбом несколько месяцев назад. Это был один из тех моментов, когда новая музыкальная личность абсолютно потрясла меня.
«Ты должен это послушать», сказал Стивен с широко раскрытыми глазами. «Это Van Halen, это нечто!» У меня были сомнения, потому что обычно наши со Стивеном музыкальные вкусы не совпадали. Он поставил запись, и началось соло Эдди в “Eruption”, запил посреди вокала. «Господи», - сказал я, - «что за черт?»
Для меня это была очень личная форма выражения удовольствия, такая, как искусство и рисование, но на более глубоком уровне.
В этом году я увидел свое первое по-настоящему большое рок-шоу. Это было California World Music Festival в L. A. Memorial Coliseum 8 апреля 1979 года. Там было более 110 тысяч людей, и следить за порядком было бессмысленно: там выступало множество групп, но хедлайнерами были Ted Nugent, Cheap Trick, Aerosmith и Van Halen. Без сомнений, Van Halen раздавили все группы, выступавшие в тот день, даже Aerosmith. Подозреваю, это было не трудно: Aerosmith в то время занимались всякой фигней, и для меня было просто невозможно отличить одну песню от другой в их сет-листе. Я был их фанатом, и мог выделить из всех только одну песню, это была “Seasons of Wither”.
В конце концов, мы со Стивом закончили свое образование, ошиваясь возле Rainbow и Starwood (клубы в Л.А.), среди начинающих глэм-металллистов. Van Halen выдирали свои зубы по кругу, и Motley Crue были готовы сделать тоже самое; среди всех подобных групп, они были самыми ранними представителями лос-анджелесского панк-рока.. Там, возле клубов был толпы людей, и с тех пор, как я подсел на наркотики, я продавал их не только ради денег, но и ради нашего пропуска за сцену. Став немного старше, я придумал способ получше: я начал подделывать пропуска, по которым меня реально пропускали за сцену.
Ночью в Западном Голливуде и Голливуде, как правило, было шумно: сплошные гомосексуальные тусовки – возле дорогого гей-ресторана the French Quarter, и баров для геев, таких, как the Rusty Nail, в остальных же в основном преобладали рокеры с нормальной ориентацией. Такая непосредственная близость была для нас со Стивеном в диковинку. Там повсюду было очень много фриков, и нам нравилось быть похожими на них, такими же странными и нелепыми, как были многие из них.
Нас со Стивеном преследовали настоящие проблемы. Как-то ночью мой папа взял нас на вечеринку, устроенную группой его друга-художника, который жил в домах на выезде из тупика на Laurel Canyon. Хозяин, друг моего отца Алексис, приготовил бочку просто убойного пунша, такого, что каждый, попробовав его, изрядно набирался. Выросший в Valley, Стивен никогда не видел такой крутой вечеринки: то была группа артистичных пост-хипповых взрослых, к тому же сочетание толпы и пунша сорвало ему крышу. Мы могли с ним пить ликер, несмотря на свой тринадцатилетний возраст, но это было бы слишком круто для нас. Я был настолько пьян, что не заметил, как Стив незаметно ушел с девушкой, жившей в домике для гостей. Он перестал заниматься с нею сексом, когда узнал не очень приятную вещь: она была замужем и ей было 30. По моим тогдашним меркам, она была старухой. Черт возьми, Стив только что занимался сексом со старухой…
ЧАСТЬ 2
Утром я проснулся на полу со вкусом пунша во рту, чувствуя будто железный шип протыкает мою голову насквозь. Я пошел домой к моей бабушке, чтобы выспаться; Стивен остался, предпочтя задержаться в кровати на нижнем этаже. Я был дома не более десяти минут, когда мой отец сказал мне, что теперь Стивену стоит опасаться за свою жизнь. Женщина, с которой он провел вчерашний вечер, проболталась, и ее мужу это очень не понравилось. Этот человек нажаловался моему отцу, он планировал удавить Стивена, поэтому Тони предупредил меня об очень серьезной опасности. Когда я не поверил ему, папа сказал мне, что тот чувак на самом деле обещал убить Стивена. В конце концов, ничего не произошло, Стивен выкрутился из этой истории, но это был верный сигнал об опасности. В тринадцать он свел свои жизненные ценности ровно к двум вещам: к сексу с девчонками и созданию рок-группы. Я не мог его переубедить.
Свою музыкальную мудрость с тринадцатилетнем опытом, который (вероятно, был определен его опытом общения с женщинами), по моему мнению, превосходил мой собственный, Стивен определил всего тремя группами, имеющие значение в рок-н-ролле: Kiss, Boston и Queen. Стив отдавал им должное каждый день, целыми днями, в то время, когда он должен был быть в школе. Его бабушка работала в пекарне и каждый день возвращалась домой в пять часов вечера. Она и не догадывалась, что Стивен очень редко посещает занятия. Его день состоял из прослушивания альбомов Kiss до десяти часов, в это же время он долбил маленькую электрическую гитару Wal-Mart и усилитель. Мы тусовались вместе с ним, и он прокричал мне во весь голос: «Эй! Мы должны создать группу, что скажешь!?»
У Стивена очень открытая, добрая душа, а его энтузиазм ужасно заразителен. Я не сомневался в его намерениях и драйве, я был уверен, что это случится незамедлительно. Он выбрал себе роль гитариста, и мы решили, что я буду играть на басу. Когда я слушаю музыку сейчас, после двадцати пяти лет игры, я могу изолировать все инструменты, я могу услышать гитарный лад и обычно сразу же могу продумать разные пути для того, чтобы сыграть песню. Но в то время, когда мне было тринадцать, я слушал рок-н-ролл в течении многих лет; я видел концерты и знал, что инструменты создают рок-группу, но я не представлял, как инструмент создает каждый звук в музыке. Я знал, что такое гитара, но для меня не было разницы между гитарой и басом, и игра Стивена в то время не разъяснила мне этого.
Когда мы гуляли по городу, мы использовали для репетиций музыкальную школу в Fairfax и Santa Monica, называвшуюся Fairfax Music School (сегодня здесь офис хироманта), и я считал это отличным местом для обучения игре на басу. Однажды я остановился, залез на стол и сказал: «Я хочу играть на басу». Администратор представил мне одного из учителей, по имени Robert Wolin. Когда Роберт вышел поговорить со мной, он был совершенно не таким, каким я его представлял: это был белый парень среднего роста, одетый в джинсы Levi’s и мятую клетчатую рубашку. У него были лохматые усы, легкая щетина и нечесаные спутанные коричневые волосы – вероятно, когда-то это была модная стрижка, но сейчас он запустил свою голову. Стоит ли говорить, что Роберт не выглядел как рок-звезда.
Однако, он терпеливо объяснял мне, что мне нужен нормальный собственный бас, чтобы брать уроки, об этом я сам и не подумал. Я попросил бабушку помочь мне, и она дала мне старую испанскую гитару с единственной нейлоновой струной, которую она хранила в шкафу. Когда я снова встретился с Робертом в школе, он посмотрел на мою гитару и понял, лучше начать с самых азов, потому что я понятия не имел, буду ли всегда играть на басу. Роберт включил “Brown Sugar” Stones, взял свою гитару и играл вместе с ними риф и партии первой гитары. И тогда я услышал звук. Все, что делал Роберт, было им. Я пристально уставился на гитару Роберта с неподдельным интересом. Я начал изучать ее.
«Это то, чем я хочу заниматься», - сказал я ему. «Это».
Роберт был очень обнадеживающим; он нарисовал мне несколько схем аккордов для меня, правильную пальцовку на своей гитаре, и настроил единственную струну, которая у меня была. Он также объяснил мне, что я должен найти оставшиеся пять струн в самом ближайшем будущем. Гитара вошла в мою жизнь так неожиданно и так просто. Это не было продумано, не было частью грандиозного плана игры в придуманной Стивеном группе. Десять лет спустя у нас были все привилегии и я понял, что Стивен мечтал об этом: путешествовать по всему миру, играть шоу, на которые были проданы все билеты, иметь множество девчонок в нашем распоряжении …. и все это благодаря потрепанному куску дерева моей бабушки, хранившемуся в ее шкафу.
Гитара заняла место велосипеда BMX, став моим главным увлечением буквально за одну ночь. Это не походило ни на что из того, чем я занимался раньше: это была форма выражения удовольствия и лично для меня как искусство и рисование, но на более глубоком уровне. Обладая возможностью создавать звук, музыка наделила меня этой способностью. Выбор был таким мгновенным, как когда включаешь свет, и каждая маленькая частичка начинает светиться. Я возвращался домой из музыкальной школы и повторял методы Роберта, включал свои любимые записи и улучшал игру на гитаре. Я делал все, что мог с одной струной; после нескольких часов я мог проследить разнообразие ладов и повторять мелодии некоторых песен в немного подкорректированном варианте. Мелодии таких песен, как “Smoke on the water” Deep Purple, “25 or 6 to 4” Chicago, “Dazed and Confused” Led Zeppelin и “Hey Joe” Jimi Hendrix надо было играть ниже шестой струны, поэтому я был доволен собой, повторяя это снова и снова. Простое понимание того, что я мог повторять песни за моим стерео, навсегда оставило гитару в моей реальности.
Я брал уроки у Роберта на моей старенькой испанской гитаре в течение лета перед тем, как пойти в девятый класс – со всеми шестью струнами на месте, на которых, разумеется, он учил меня играть. Обычно я был очень удивлен, когда он включал неизвестную ему запись и разучивал ее прямо на месте в течение нескольких минут. Я бился над поставленной перед собой задачей: как любой новичок-переросток, я пытался перепрыгнуть на следующий доступный уровень и, как любой хороший учитель, Роберт заставлял меня отрабатывать основы. Он научил меня основным мажорным, минорным и блюзовым гаммам и всем стандартным положениям аккордов. Он также набросал мне схемы аккордов к моим любимым песням, например, “Jumpin’ Jack Flash” и “Whole Lotta Love”, и то, что я играл, было моей наградой за недельные упражнения. Обычно я сразу переходил к вознаграждению, и когда на следующий день я появился в музыкальной школе, Роберт понял, что я не выучил свое домашнее задание. Иногда мне нравилось играть так, как будто бы у меня до сих пор была только одна струна. У каждой песни, которая мне нравилась, был свой риф, поэтому играть его вверх и вниз на одной струне было забавно до тех пор, пока мои пальцы не запоминали правильную форму.
Мои принадлежности для BMX покрылись пылью в моем шкафу. Мои друзья интересовались, где я провожу ночи. Однажды я встретился с Дэнни Маккрекен (Danny McCracken), когда возвращался из музыкальной школы, моя гитара болталась за спиной. Он спросил меня, где я пропадал и выиграл ли какие-нибудь гонки. Я ответил, что теперь я стал гитаристом. Он оценивающим взглядом окинул мою потертую шестиструнку и пристально посмотрел мне прямо в глаза. «Правда?» Он настолько смутился, как будто не был уверен в том, что делает или в том, что я ему сказал. Мы молча и напряженно сидели на своих велосипедах целую минуту, а потом попрощались. Больше я его никогда не видел.
Я уважал своего учителя, Роберта, но я наивно не мог разглядеть главную линию между азами, которым он меня учил и песнями Rolling Stones и Led Zeppelin, которые я хотел играть. Все это пришло мне в голову, когда однажды я нашел свое собственное руководство, о котором я расскажу; это был самоучитель, который я нашел на складе дешевого гитарного магазина, он назывался «Как играть на рок-гитаре» (How to play Rock Guitar). В этой книге находились все схемы аккордов, табулатуры и простые соло от таких звезд, как Эрик Клэптон (Eric Clapton), Джонни Винтер (Jonny Winter) и Джими Хендрикс (Jimi Hendrix). Она продавалась вместе с маленькой пластинкой, которая демонстрировала, как правильно играть то, что было описано в книге. Я принес ее домой и посвятил все свое время ее изучению, и однажды у меня получилось подобрать звуки с той маленькой пластинки, также я смог импровизировать и я был сам не свой от счастья. Однажды я услышал себя вместе с образцом, который звучал как рок-н-ролльная лидер-гитара, и это было так, как если бы я нашел чашу Грааля (Holy Grail). Эта книга перевернула мою жизнь, я до сих пор повсюду вожу свой потрепанный экземпляр в чемодане, и с того времени я никогда нигде не видел другого такого. Я искал ее очень долго, но все безрезультатно. Я подозреваю, что существует только одна копия во всем мире, и она ждала того самого дня специально для меня. Эта книга дала мне навыки, и однажды я начал овладевать ими, поэтому я бросил музыкальную школу навсегда.
В тот момент я был «рок-гитаристом», это очень захватило меня и я кое в чем нуждался, поэтому я взял у бабушки взаймы сотню баксов и купил электрогитару. Это была очень дешевая копия Les Paul, выпущенная компанией Memphis Guitars. Меня притягивала эта модель, потому что большинство моих любимых гитаристов играли именно на Les Paul – она олицетворяла рок-гитару для меня. Говорят, что я даже не знаю, кем был Лес Пол (Les Paul); я был не знаком с его возвышенной джазовой игрой и понятия не имел о том, что он был пионером развития электроинструментов, эффектов и записывающей техники. Я не знал, что в последствии буду отдавать предпочтение его марке цельнокорпусных гитар. И я не предполагал, что буду счастлив разделить с ним сцену через много, очень много лет спустя. Нет, тот день был замечательным; думаю, та форма наглядно представляла звуки, которые я хотел сыграть.