Глава 9. Не пытайтесь повторить это дома 3 страница
Когда я разочаровался в творчестве, моей местью стало саморазрушение наркотиками. Оно было моим оправданием за то, что я скатился вниз по этой дорожке. Это такой типичный для наркоманов феномен. Вскоре после моего возвращения в Л. А. я решил незамедлительно, как только представится случай, заявить о своих отношениях с группой.
Мы жили вместе с Меган, мы были счастливы в нашем новом доме. Она оказалась хорошей хозяйкой, поддерживала чистоту в доме, готовила и делала все очень по-домашнему. Она рано ложилась спать и рано просыпалась, ходила в спортзал, а потом прибиралась и готовила обед. Через несколько недель из Чикаго прилетела ее подруга Кэрен (Karen), и они всю неделю только и делали, что ходили по магазинам. Это был первый день, когда я взял себя в руки и побежал к другу, которого не видел несколько лет: им была девушка периода деньков, проведенных в El Compadre (ресторан в Голливуде, www.elcompadrerestaurant.com – прим. Nusha). Вообще это замечательный ресторан мексиканской кухни на Сансет и Гарднер, и когда Ганзы еще только собирались, мы с Даффом там постоянно зависали и вели себя так, будто бы это заведение принадлежало нам: приводили туда девчонок, и они сосали у нас или трахали нас под столом, или делали все эти безумные вещи.
Та давняя подруга, к которой я побежал, вообще-то подстригала волосы – мои в том числе – и я полагал, что она все еще этим занимается, но помимо всего она здесь и там продавала дозы – это было то, что мне нужно. Она пришла поздно вечером с пакетиком чистейшего героина, и еще до того, как я узнал его, еще до того, как Эксл вернулся домой, и раньше того, как Меган и Кэрен вернулись из своего тура по Мелроуз (Melrose) и Беверли Хиллз, я снова почувствовал вкус мести.
Меган была одной из тех девушек, которые встречаются с плохими парнями и подсаживаются на наркотики; со мной она прошла огонь и воду. Она была абсолютно невинна; она думала, что влюбилась, но я не думаю, что она подозревала, что получает внутрь или что происходило со мной, когда мы вернулись в Л.А. Мы встретились, когда я был чертовски пьян, и, как я понимаю, на первым взгляд типичное действие героина не сильно от этого отличается, пока вы не подсчитаете количество выпитого. Меган была очень наивна и не поняла того, что я внезапно прекратил выпивать по половине галлона водки в день, что ж я и впрямь вел себя как пьяный, если не хуже.
Между нами продолжались очень милые, очень искренние, прямо как в 1950-х годах, отношения. Она ложилась спать в 10 или 11 часов вечера, а я проводил всю ночь в гостиной под лестницей, заглядывая каждые 4 часа в черную ванную. В какие-то ночи я писал песни на диванчике, в какие-то только пялился на змей. До того как я все понял, было утро, Меган уже проснулась и мы замечательно проводили время, пока я не устал. Она никогда не задавала вопросов, и таким образом какое-то время мы очень счастливо жили вместе. У нас были клички для всего. Каждая вещь для нас была либо «красивой» либо «сладкой», а я обычно был «сладеньким» (“sweetie”). Сейчас я понимаю, что Меган говорила почти как Дженнифер Тилли (Jennifer Tilly, американская актриса, получила номинацию на премию «Оскар» за роль в фильме Вуди Аллена «Пули над Бродвеем», в целом снялась в 27 фильмах – прим. Nusha).
Как я уже говорил, Меган была очень домашней. Она следила за домом, особенно за кухней, и сделала его полностью пригодным для жизни. Она любила, когда на обед за столом собиралось много людей, ведь это был отличный шанс показать себя. Помню, как-то раз мы с Марком Мансфилдом (Mark Mansfield) завалились к нам домой; мы были под кайфом и хотели чего-нибудь перекусить, но Меган устроила нам банкет: она подала нам несколько блюд из курицы на разных сторонах тарелки, чесночный хлеб и вкуснейший салат, причем каждый прибор был завернут в салфетку – каждый прибор! Она была очень услужливой и, казалось, не заметила, в каком мраке находились мы с Марком. Мы были настолько каменными, что начали играть с едой. Но это не имело значения; к концу ночи Меган сказала мне, что считает Марка очаровательным. Меган была интересна и с других сторон: больше всего ей нравилось удовлетворять меня руками и наблюдать за процессом, а не заниматься полноценным сексом. Подозреваю, у нас были очень странные отношения.
Склонность Эксла к общению через менеджмент сохранилась и после его возвращения из Чикаго и продолжалась вплоть до моих последних дней в группе. Но, возможно, начало ей в некоторой степени положили Алан и Дуг, которые, казалось, внезапно отчаялись снова собрать нас вместе в одной комнате. Альбом GN’R Lies создал огромный спрос, но мы больше ничего не выпустили с тех пор. Мы продали билеты нашего мирового тура, основанного на нашем дебютном альбоме, которому исполнилось уже три года, плюс небольшой EP, включавший всего четыре новые песни. Думаю, большинство других групп не порадовал бы такой успех, но мы не собирались торопиться со следующим альбомом, в большей степени потому, что просто не могли сесть и написать хоть немного материала для него.
О себе могу сказать, что был запущеннее, чем когда-либо; я очень сильно начал увлекаться спидами и по-настоящему наслаждался уникальным типом галлюциногенной паранойи, которая приходила вместе с ними. Никто не приучал меня к спидам; просто я подумал, что они должны быть похожи на наркотик Reese's Peanut Butter Cup (вообще это марка шоколада и конфет, (http://www.hersheys.com/products/details/reesespeanutbuttercups.asp) не совсем понимаю, причем тут наркотики, но Слэшу виднее – прим. Nusha). Кокаин и героин обладали замечательными вкусами, которые, как я узнал, превосходно сочетаются вместе.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, какой эффект оказывает каждый из них; это был бесконечно забавный эксперимент. Я выработал несколько техник, но как правило сначала вкалывал кокаин, а потом приступал к героину. Смешивать их вместе было довольно круто, но чаще я употреблял их по отдельности, потому что любил наркоманский ритуал, момент введения дозы всегда сводил меня с ума.
Спидболлинг был самым лучшим способом прокатиться на американских горках: кокаиновая лихорадка поднимала меня на ноги, потом доза делала свое дело и путешествие принимало замечательнейший поворот; они переплетались внутри и выходили наружу каждый по-своему. Обычно я заканчивал принимать героин до того, как меня подкашивал кокаин; поэтому частенько мне приходилось проходить в шаге от приближающегося инфаркта. К концу тех ночей я очень часто возвращался домой с отчетливым ощущением того, что за мной следят, поэтому я начал думать, что неплохо будет обходить свой дом вооруженным до зубов.
Я купил себе несколько пушек: дробовики 38 и 44 калибров (.38 Special, .44 Magnum) и парочку револьверов. Обычно я держал свой 38-ой за поясом штанов и после того как Меган ложилась спать, после того, как я вдоволь насыщался кокаином и героином, я обходил свой дом, думая о наблюдении, пока не увидел небольшие галлюциногенные фигурки, которые начали попадать в поле моего зрения. Боковым зрением я видел, как они заворачивались и спускались с гардин по шторам или бегали вдоль плинтуса, но каждый раз, когда я пытался внимательнее их разглядеть, они растворялись. Помимо этого, я перестал разговаривать со всеми, кого знал, и начал усиленно заниматься рисованием. Всю мою жизнь мои рисунки служили отражением того, кем я был в то или иное время. В течение того периода я не рисовал ничего кроме динозавров, разнообразных эскизов и логотипов.
Мне бы следовало нарисовать маленьких демонов, которых я никак не мог хорошенько разглядеть или заснять на камеру – поверьте, я пытался это сделать. Как только я начал регулярно принимать спиды, эти маленькие чертята появлялись повсюду. Они были очень маленькими, жилистыми, просвечивающими героями, которых я видел вдалеке, пока они забирались на мой пиджак, когда я ловил кайф. Я даже придумал способ, как с ними познакомиться: я ложился на пол, чтобы расслабиться, в ожидании, пока наладится сердечный ритм, и смотрел небольшое шоу Cirque du Soleil (если есть желание, посетите оф. сайт - http://www.cirquedusoleil.com/, прим. Nusha), а те ребята разбредались по всей комнате. Частенько я подумывал разбудить Меган, чтобы она тоже на них посмотрела. Я даже видел их отражение в зеркале, когда обнаружил, что они расселись на моих плечах и в волосах. Я начал разговаривать о них и видел их настолько отчетливо, что очень сильно напугал своего наркодилера. Раньше, когда я уходил из дома, чтобы купить наркотики, я обычно приходил к нему и принимал дозу, а потом начинал видеть этих маленьких человечков, заползающих на мою руку.
«Эй, ты это видишь?» - спросил я, протягивая свою руку. «Ты видишь этого маленького человечка, так ведь? Он на самом деле здесь».
Мой дилер только посмотрел на меня без внимания. Этот чувак был наркодилером с очень странным для наркомана поведением. «Тебе лучше уйти, чувак», - сказал он. – «Тебе нужно уйти как можно дальше отсюда. Иди домой». Очевидно, я был слишком плох, чтобы заниматься делом.
Как-то ночью я патрулировал дом вместе с дробовиком и спускался по лестнице из спальни в гостиную. Потом я поднялся по лестнице на площадку к ванной и дошел до навеса, где спала Меган. Как только я подошел к нему, дробовик выпал и выстрелил в потолок над навесом. Меган, к счастью, не проснулась.
Я все еще не спал, когда приехал пожарный расчет. Я валялся там пьяный, когда услышал сирены. Я продолжал лежать и думать: «Вот влип».
Мой дом был вырезан в крутом холме, поэтому маленькое, квадратное окно спальни на втором этаже находилось не так высоко от земли. Я услышал суматоху и попросил кого-нибудь подойти ко мне, поэтому засунул свой 45-ый за пояс и побежал вниз к окну, отбросив тень в сторону, и уставился на пожарного, собиравшегося выбить дверь. Я спросил их в чем проблема, и они ответили, что полчаса назад сработала моя пожарная сигнализация.
Я оценил ситуацию; я убедил их, что огня нет, и Меган ни о чем не узнала. Другим разом, когда она могла бы застать мои ночные занятия, но не сделала этого, стало утро, когда она разбудила меня на диванчике в гостиной. Очевидно, я задремал рядом с иглой, лежащей там.
«Сладенький», - сказала она. – «Думаю, кошечка с чем-то играет».
Я посмотрел вниз и увидел одну из своих кошек, тискающую иглу, как будто она была мышкой.
Вскоре после этого Дафф начал останавливаться, потому что переживал за меня. Не знаю, почему именно, но все наши разговоры мы вели, когда я высовывался из окна своей спальни, а он оставался в глухом переулке. Я все еще носил пушку за поясом и, разумеется, никогда не приглашал его внутрь, но все было очень круто, потому что получалось, будто бы он и не хотел заходить в дом.
«Привет, чувак! Как дела?» - спрашивал я.
«Все отлично», - отвечал он. «Эй, что происходит?»
«Ничего».
«Хорошо, потом», - говорил Дафф, измеряя меня взглядом. – «Увидимся позже».
«Эй, не желаешь зайти?»
«Нет»
«Ладно, это хорошо. Увидимся позже».
Сколько себя помню, у моей бабушки все время были проблемы с сердцем до тех пор, пока она не умерла. Когда это случилось, я просто обезумел от горя. Я никогда не думал, что она умрет такой молодой, ей было всего лишь чуть больше 60. Я видел последние моменты ее жизни в больнице; это был единственный раз, когда я хорошо запомнил смерть.
Ночью, после того как я увидел ее смерть на больничной койке, я пошел в Rainbow Bar and Grill и одолжил у Марио (Mario), владельца этого заведения, пару сотен долларов. Разумеется, у меня были деньги, но наличных при себе я никогда не имел; мой бизнес-менеджер неохотно давал их мне по понятным причинам. Марио даже не догадывался, зачем мне нужны деньги, и это был первый раз, когда я вообще у кого-то что-то попросил. Я поехал в Восточный Л. А., чтобы раздобыть дозу, потом вернулся в Голливуд и пересел на переднее сиденье своей машины на обочине улицы. По некоторым причинам я позвонил Иззи; не так давно он начал снимать квартиру на Санта-Монике, и я спросил, могу ли ширнуться в его квартире. Он сказал, что это было бы здорово, поэтому я поехал на своей маленькой Honda CRX по Pacific Coast Highway, постепенно теряя разум от кайфа. Перед тем как приехать к Иззи, я несколько часов кружил по улочкам Санта-Моники как маньяк. Я хорошо помню, как моя машина подпрыгивала на грязных насыпях строительного участка. Не знаю, как машина осталась целой после этого. Я на самом деле не отдавал отчета своим действиям… Не знаю, как я еще ни на кого не нарвался. Когда же я наконец-то добрался до Иззи, он усадил меня на диван, чтобы вспомнить все произошедшее за ночь. Помню, что пока он спал, я смотрел фильм «Представление» (Performance, фильм 1968 года с Миком Джаггером – прим. Nusha), который он взял в прокате… Потом я отключился.
Сейчас, в этот момент 1990-го, Иззи находился на испытательном сроке из-за стычки со стюардессой коммерческого самолета, что считалось федеральным преступлением, поэтому, что и говорить, он держал свой нос чистым. Ему было назначено к своему инспектору, наблюдающему за условно осужденными, на следующее утро, поэтому он оставил меня в квартире. Я встал с диванчика как у себя дома и решил пойти в ванную и принять душ, потому что днем должно было состояться прощание с моей бабушкой.
После душа я пытался принять дозу, все еще находясь под кайфом предыдущей ночи, но считая, что мне это необходимо. Я не мог найти вену; я залил кровью всю ванную, полотенца, стены, раковину – всего и не перечислить. Я продолжал искать вену, пока не задел артерию. Потом я спрятал свои принадлежности в шкафу, стоящем в гостиной Иззи, и отправился прощаться с бабушкой, оставив квартиру Иззи в кровавых пятнах.
Когда я прибыл на прощание, то был законченным наркоманом. Я поздоровался с мамой и братом, но по некоторым причинам я был не готов встретиться с остальными родственниками по материнской линии, и дал им это понять. Я выразил свое уважение бабушке и пошел в ванную, чтобы снова уколоться – доза была довольно большой. Вот каким извергом я был. Когда я появился, моя мама решила, что я плохо себя чувствую для того, чтобы находиться на людях, поэтому предложила мне поехать домой. Я поехал домой вместе с моей бывшей подругой Ивонной, которая тоже пришла на прощание. Лучшую часть дня я провел у Ивонны, но был слишком безрассудочен, чтобы переспать с нею. Я взял такси только чтобы быть встреченным сообщением о том, насколько взбешен Иззи Стредлин. Иззи нашел все шприцы и ложку, которые я спрятал в шкафу, и, мягко сказать, не обрадовался этому. Поняв, что он находится на испытательном сроке и к нему в любой момент без предупреждения может заявиться его инспектор, у него были веские причины злиться.
Вспоминая эти выходки я понимаю, насколько безрассудным и саморазрушающимся я был, но тогда я не знал этого. Сейчас это кажется шокирующим, но в то время для меня это не было большим делом.
Моя бабушка была самым бескорыстным человеком, которого я когда-либо знал. Она отдаст вам свой последний пятицентовик, как бы сильно вы не сопротивлялись. Она всегда поддерживала меня во всех делах, особенно в музыке. В молодости она занималась классической игрой на пианино и вообще была очень способна к музыке. У меня было чувство, что она оживала, когда я прикасался к гитаре; она дала мне денег на мой первый инструмент. Возможно, она думала, что музыка безопаснее и более утонченной, чем нападения на невинных граждан на BMX-ах. Мало кто знал, насколько печальна она была. Ее сын, мой дядя Джекис (Jaques), жил вместе с ней и был всего лишь на 12 лет старше меня. Он страдал синдромом Дауна. Он очень хорошо разбирался в музыке, его вкус был довольно эклектичным, потому что он сам был по-детски простым, живым человеком. Он слушал the Village People, ABBA, the Partridge Family, но он же приучил меня к Джеймсу Брауну (James Brown) и The Runaways.
Моя бабушка покинула этот мир в 1990-м после осложнения сердечного заболевания и попросила мою маму заботиться о Джекисе, но перед тем, как покинуть нас, она очень гордилась тем, что я сделал карьеру в музыке. Мой дядя Джекис скончался в 2004 году.
Вполне возможно, что инерция могла бы убить Ганзов еще до того, как мы бы что-нибудь предприняли, если бы не Rolling Stones. На пике того периода, когда я сидел на спидах, как Белуши (вероятнее всего, речь идет не об актере, а о наркоманах, сидящих одновременно на героине и кокаине, т.к. Белуши на сленге наркоманов означает «кокаин и героин» - прим. Nusha), нам нужна была некая причина, чтобы собираться чаще, чем обычно, когда у нас ничего не было, кроме решительности. Помню день, когда мне позвонили.
«Эй, Слэшер, нам позвонили the Stones, они хотят, чтобы вы открывали их концерт». Это звонил Алан. «Тур состоит из 4х концертов в L. A. Coliseum».
«Правда?» - спросил я. – «Звучит круто».
«Скоро у них начнется тур и они уже репетируют в Питтсбурге».
«Отлично, летим туда», - ответил я.
Они заказали билеты на самолет, и Алан, Дуг и я отправились туда, чтобы посмотреть на репетицию the Stones. Я уложил пару шприцов, небольшую дозу, чтобы хватило на несколько дней, и я был готов. Я не учел только одну проблему, которая была проблемой для нашей группы с самого начала: по дороге в Питтсбург Алан позаботился об остановке в Огайо, чтобы посмотреть на Great White. Great White… на самом деле не существует ни одной группы, кроме Poison, которую бы мы ненавидели больше, чем Great White, а наш менеджер, Алан Найвен, был и их менеджером. Это бесило Эксла изо дня в день, особенно после того, как Алан притащил Ганзов, чтобы заменить их на концерте MTV в 1988 году в отеле Ritz в Нью-Йорке; по каким-то причинам они не смогли отыграть это шоу. Когда мы пустились во все тяжкие, Алан начал бессовестно использовать нашу популярность для их раскрутки, что стало огромным сомнением для нас, поэтому сделать остановку по дороге к the Stones, чтобы посмотреть на Great White, было глупым проступком со стороны Алана.
Мне было не интересно смотреть на их игру, поэтому я остался в своем номере, чтобы успеть вколоть дозу до продолжения полета утром. У меня круто получалось прятать шприцы и дозы; как правило, для этого неплохо подходил подклад моего пиджака, а внутри ручки легко пряталась упаковка наркотиков. Еще существовала куча способов, но их надо держать в секрете. Во время той поездки я был очень неаккуратным и каким-то образом умудрился сломать шприц.
Это не было проблемой, я позвонил на рецепшен.
«Эээ…здрасьте…это рецепшен?»
«Да, сэр, это рецепшен. Чем мы можем вам помочь?»
«У меня немного чрезвычайная ситуация. Я гитарист Great White, я диабетик, а мой шприц для инсулина находился в сумке, но ее украли. Через час мне нужно выйти на сцену, поэтому мне заранее нужно принять лекарство. Где-нибудь есть аптека? Вы могли бы отправить туда кого-нибудь?»
«Да, сэр, мне жаль это слышать. Сейчас я займусь вашим делом».
«Большое вам спасибо. Я очень ценю это».
Когда шприц показался в моей двери, меня как ветром сдуло. Когда дело касается дозы, наркоманы могут быть очень убедительными и неплохо манипулировать людьми. В любом случае, я не мог вовремя вернуться к делам, потому что в одиночку употребил огромное количество наркотиков в своем номере. После этой ночи мне показалось, будто бы я потерял одну упаковку наркотиков, и я разнес весь номер, как если бы это случилось на самом деле. Я перевернул все, что было можно: заглянул под каждую поверхность, вообще, это выглядело, как будто бы несколько детей строили очень масштабную крепость из всей доступной мебели.
В ту ночь я устроил небольшую вечеринку и создал беспорядок, поэтому мы не могли вовремя прибыть в Питтсбург. Я использовал большую часть своей заначки предыдущей ночью, но мне было просто необходимо принять еще одну дозу, поэтому я попросил Алана разрешить мне немного поспать перед концертом. Я укололся и отключился, поэтому проспал все выступление the Stones. Алан и Дуг неоднократно звонили мне, но я не слышал звонящего телефона. Они оба посмотрели концерт, а на следующее утро рассказывали мне, как круто он прошел.
Алан посмотрел мне в глаза. «Слэшер, я хочу все изменить», - сказал он. – «Ты не можешь открывать концерты этих ребят. Ты не в форме».
«Мы сможем это сделать, я тебе обещаю», - ответил я. – «Только давай сходим на концерт».
Несмотря на свои сомнения, он сделал это.
Я был дьяволом, казалось, что даже другие люди больше беспокоились обо мне, чем я сам. Большинство моих дилеров начало избегать меня. Некоторые, продававшие мне дозы, были очень клевыми, но у них не возникало желания тусить со мной; они только оставляли дозу у задней двери Орехового Дома и ни разу не заходили внутрь.
Тогда же я встречался с мамой, и даже она была очень расстроена. Она предположила, что телефонный разговор с Дэвидом Боуи (David Bowie) окажет лучшее воздействие, чем принудительная реабилитация.
Дэвид был довольно занятым человеком, продвинутым в вопросах химической зависимости. Он спросил меня, что я употребляю и что происходит с моими эмоциями, психикой и группой. Какое-то время я говорил о всякой ерунде, но вдруг заговорил о своих маленьких просвечивающих друзьях, и Дэвид прервал меня. Разговор был довольно запутанным, ведь ему пришлось разговаривать с человеком, которого он не видел с восьми лет, но он все выслушал.
«Послушай меня», - сказал он. – «Ты на плохом пути. Если ты употребляешь наркотики каждый день, то это очень плохо для твоего организма. Ты находишься на очень низком уровне духовного развития, когда это начинает происходить». Он сделал небольшую паузу. «Ты открываешь себя для темных сторон своего подсознательного бытия. Ты становишься уязвимым для всех типов негативной энергии».
Я слишком далеко зашел и не мог с ним согласиться: я думал, что мои галлюцинации это хороший способ развлечься.
«Хорошо, это круто», - ответил я. «Да, я думаю, что это плохо… Своевременное замечание».
Когда договорились о концертах с the Stones, все вдруг стали ответственно подходить к тому, чтобы вовремя начинать репетицию; казалось, будто бы у нас снова появился стимул. Тогда Дафф был самым ответственным участником: он каждый день заезжал за Стивеном, терпеливо ожидая, пока он употребит все необходимые ему дорожки; а потом он ехал за мной. Я просил подождать снаружи, пока вкалывал себе предрепетиционную дозу.
За день до начала концертов the Stones мы дали горячий концерт в Cathouse и он прошел на ура. Это был первый раз, когда мы играли за последнее время; у нас накопилось слишком много энергии, которую надо было высвобождать; мы звучали великолепно, это был классический концерт Ганзов. Не обошлось без неприятностей, потому что Эксл очень сильно оскорбил Дэвида Боуи со сцены; настолько, что Боуи ушел в самый разгар концерта.
Дэвид пришел туда с моей мамой, они сидели за столиком рядом со сценой; очевидно, Эксл решил, что перед выступлением за сценой Дэвид приставал к Эрин Эверли. Это было настолько нелепое заявление, что после концерта моя мама спрашивала меня, какая муха укусила Эксла. Возникла неприятная ситуация, но я делал вид, что ничего не происходит и пытался сосредоточиться на положительных моментах. Тот вечер снимался на камеру для будущего клипа “It’s so easy”, который так и не приняло MTV и который ни разу не показывали в Штатах, из-за того что мы отказались вырезать нецензурную лексику из песни.
Нам забронировали номера в Hotel Bonaventure на четыре ночи концертов the Stones, и вот где утром перед первым из них я узнал, что Эксл не собирается выходить на сцену. Его причина – то, что мы со Стивеном сидели на наркотиках. Да, мы сидели… но это к делу не относилось, мы же открывали самих the Stones! Кое-как мы вынудили его отыграть один концерт, и он стал катастрофой.
«Наслаждайтесь представлением», - сказал Эксл, когда мы вышли на сцену, - «потому что оно станет последним для нас. Слишком многие из нас танцуют с мистером Браунстоуном» (too many of us dancing with Mr. Brownstone).
Я был так взбешен этой выходкой, и он был не менее зол на меня за то, что я – наркоман, что добрую половину концерта я простоял лицом к своим усилителям. В ту ночь все были сами по себе, группа звучала ужасно. В таком душевном настроении я ушел за сцену, сел в лимузин и поехал в отель, чтобы принять очередную дозу в своем номере.
На следующий день Дуг сказал мне, что Эксл отыграет оставшиеся концерты, если я со сцены извинюсь перед зрителями за то, что я – наркоман. Было очень трудно проглотить такую пилюлю. В ретроспективе я понимал, почему Эксл выбрал меня, а не Стивена. Из нас двоих я сильнее, и Эксл больше на меня надеялся. Мое присутствие было важно для него; он чувствовал, что я являлся связующим звеном в группе и просто непозволительно было бы дать мне выйти из-под контроля. Я до сих пор не считаю тот публичный жест необходимостью. Под кайфом ты становишься надменным, а так как другого выбора не было, я собрался признаться таким образом. Не думаю, что наркомания стала причиной проблем в группе, но даже если и так, то сейчас не было времени раздувать из нее спор.
Но мне нужно было что-то сделать. Поэтому когда пришло время, я вышел на сцену и предпочел извинениям завести шутливую беседу о героине и о том, что он может с вами сделать, о том, как мы несколько раз попадали в серьезные передряги и о том, как я провел свое время наедине с соблазнительным зверем. В большей степени это было развлечением, чем чем-либо еще, потому что я не хотел, чтобы публика рухнула на пол. Когда я что-либо рассказываю, то говорю немного невнятно, поэтому думаю, что упоминание «реальности наркотиков» и всего остального, что я там наговорил, вполне можно считать извинением. Пока я говорил, мы играли длинное вступление к “Mr. Brownstone”, поэтому с точки зрения публики это выглядело как импровизированное вступление к песне.
Чем бы оно ни оказалось, Дуг сказал Экслу, что я выполнил его условие (потому что он отказывался выходить из гримерки, пока я до конца все не сделаю). Эксл остался доволен, и как только он вышел на сцену и мы заиграли “Mr. Brownstone”, вернулась атмосфера единой группы. Внезапно вернулся дух нашего товарищества, то есть личные споры отошли на второй план, а мы сосредоточились на исполнении.
То второе шоу был неплохим, третье – еще лучше. Чертовский концерт стал чертовски превосходным – мы выложились по полной. Короче говоря, те концерты стали бесценным опытом. Они объединены в цепочку бутлегов, и все, кто находился там тогда, помнят их очень хорошо: даже по ночам, когда мы спали, развлечения, тем не менее, продолжались.
Как я уже говорил, the Stones смотрели наши выступления все четыре ночи, потому что тогда мы напоминали им их самих в молодости. Но я никогда не тусил с ними. Я был слишком напряжен. Несмотря на все, что я наговорил со сцены, единственное, о чем я беспокоился, это как бы поскорее вмазаться, когда будет взят последний аккорд. Обычно я делал это на парковке, просто не мог дотерпеть до отеля. Меня очень сильно вдохновили те концерты, я начал верить в группу и писать наш альбом, как будто бы «я был чист». Это излюбленная молитва наркоманов.
В течение всех четырех ночей мне требовались наркотики; однажды я даже ушел из отеля и поехал в Голливуд за дозой, а потом вернулся в центр города на концерт. Ты можешь достичь определенного уровня – выступать в Колизее – но если ты наркоман, то ты существуешь в неком мерзком мирке поисков точек продажи наркотиков на улице, как и самый обычный законченный торчок. Ты делаешь это, а потом возвращаешься к своим остальным реалиям.
Я не хотел, чтобы это произошло снова, поэтому перед третьим концертом я пригласил дилера, назовем его «Бобби» (Bobby), за сцену, поэтому он смог прийти, принести мою дозу… и посмотреть концерт. Я сидел за сценой и ждал его, и незадолго до начала концерта у меня началась ломка. Часы продолжали тикать, а я понял, что не могу играть; я был само беспокойство, потому что если бы он не пришел вовремя, я бы не смог выйти на сцену. Я ждал, я звонил ему, я пытался сохранить внешний вид. Я звонил ему. Он не отвечал. Ей-Богу, Бобби приехал за 10 минут до начала концерта. Я заперся в ванной в трейлере, который мы называли гримеркой, получил кайф и вздохнул с облегчением. Это было нехорошо. Эксл всегда находил причину, чтобы сделать то, что хотел, но такое видение бытия не могло работать на том уровне, на котором мы находились. Когда ты занят героином, тебе уже не до музыки. Я забыл об этом. Стивен находился в таком же дерьме, но с тех пор как я снова очистился, я вообще не понимаю, что с ним происходит.
Наркотики стояли между тем, где мы находились, и тем, куда хотели попасть; и с момента, когда концерты the Stones вернули в группу творческое взаимопонимание, мы взялись за эту проблему, как только могли. Дуг решил, что может мягко повлиять на Стивена, предоставив ему отпуск на эксклюзивном гольф-курорте в Аризоне. Стивен знал о намерениях группы, поэтому, во всяком случае, в теории, он хотел принять в этом непосредственное участие. Он согласился, что для полного счастья ему не хватает недели, проведенной в пустыне с прохладным бассейном вдали от Л. А.
Я был более трудным животным: я понял, что реабилитация не пройдет успешно и никто не будет за мной ухаживать. На самом деле со мной никто не разговаривал на эту тему; им приходилось верить, что я все сделаю сам. И я собирался это сделать; я размышлял о том, как отойти от ночей, проведенных под кайфом в Ореховом Доме. Врач прописал мне Buprinex (бупренорфин, применяется для лечения наркотической зависимости – прим. Nusha), который блокировал опиум. Он дал мне ампулы с ним и шприцы. Это было дорогостоящее лечение, но тот чувак принадлежал к типу Докоторов БудьЗдоров (kind of Dr. Feelgood), а не к типу ребят, у которых есть настоящая законная практика, чтобы заявлять о чем-либо.