Глава 11. Какая твоя иллюзия? 5 страница

Дом был совершенно разрушен, и беспорядка в нём было настолько много, что мы поехали в «Четыре времени года» в Марина-дель-Рей, где решили отправиться вместе с Грегом в Чикаго. С собой в ресторан мы взяли Кёртиса, котёнка пумы, которого мы тайно пронесли в клетке и заперли в туалетной комнате. Как и большинство из моих питомцев, Кёртис был сиротой, которого я оставил у себя в доме и о котором заботился.

Мы немного убрали в доме и отправились в ресторан. Мы ожидали лифта, когда я обернулся и увидел Кёртиса, который открыл дверь туалетной комнаты и двери в комнату и намеревался составить нам компанию за обедом. Я хорошо понимал, что нам немедленно надо было что-то делать с Кёртисом, поэтому я позвонил своему другу, работавшему смотрителем за животными, который забрал Кёртиса и отправил его в каньоны, где у него была ферма по содержанию экзотических животных.

На следующий день мы вылетели в Чикаго, где провели время в компании Берни (Bernie), дяди Рене, который оказался здоровским мужиком, точно уж не тем, кто убил бы меня за то, что я обманул его племянницу.

Когда мы, наконец, вернулись в Лос-Анджелес, Рене и я решили, не медля, продать дом. Его необходимо было сносить и строить заново. Мы сняли другой, и я сосредоточился на записи. С Майком Клинком в качестве продюсера и Мэттом и Майком Инезом в качестве музыкантов, я тщательно переписал демозаписи, которые мы сделали до этого. Мы даже нашли вокалиста, Эрика Довера (Eric Dover) из “Jellyfish”, который на тот момент соответствовал всем нашим требованиям. Мы вместе с Эриком написали тексты ко всем двенадцати песням, и, по-моему, определить, кто из нас написал какую песню, очень легко: все мои песни обращены к одному человеку, хотя тогда никто не против этого не возражал. Эти песни были для меня отличным способом выразить всё дерьмо, которое накопилось, и тем самым облегчить свою душу.

Мы с Мэттом немного поспорили, потому что я выбрал для записи Эрика, не получив от Мэтта однозначного одобрения. Мэтт не на шутку обиделся, и поэтому мы с ним какое-то время находились в ссоре. В любом случае, когда Довер закончил запись вокала и я передал записи в “Geffen”, ребята из студии пришли в полный восторг. Всё было на своих местах, и мы были готовы отправиться составом “Snakepit” в турне, если бы не Мэтт и Майк Инез, которые не смогли с нами поехать.

Я не собирался позволить этому обстоятельству встать у меня на пути, поэтому я записал в состав “Snakepit” Брайана Тиши (Brian Tishy) и Джеймса Ламенцо (James Lamenzo), парней из группы Зака Уайлда, а в завершение пригласил Гилби Кларка. Мы самостоятельно организовали тур по Соединённым штатам, Европе, Японии и Австралии. Мы сняли два клипа и выпустили сингл “Beggars and Hangers On”. И мы отлично повеселились: всё проходило спокойно, мы назначали концерты, приезжали, поднимались на сцену и играли. Мы выступали в клубах и залах, и это было просто здорово! Это действительно помогло мне вспомнить, почему я любил то, чем занимался. Проект “Snakepit” сыграл для меня важнейшую роль: я обратился к самому себе, потому что мне казалось, за последние два с половиной года я забыл, какой я на самом деле. Проект, как стимул, заставил меня вспомнить, что быть в группе совсем не означает претерпевать психологические нагрузки, быть в группе может означать просто играть.

 

* * *

 

ЗА ТО ВРЕМЯ, ЧТО Я ЗАПИСАЛ ДЕМОВЕРСИИ ПЕСЕН “SNAKEPIT”, СОБРАЛ ГРУППУ и отправился на гастроли, во вселенной “Guns N’ Roses” происходили некоторые события. Мы записали альбом “Spaghetti Incident”, состоящий из каверов на панковские песни, и подготовили его релиз. Над большей частью песен мы в какой-то мере работали на протяжении последних двух лет. Мы записали “Buick McCain”, “Ain’t It Fun” и большую часть оставшихся песен на студии “Record Plant”, но пару песен, таких как “Since I Don’t Have You”, мы записали в наше свободное время во время турне, возможно, тура “Skin And Bones”, потому что партия клавишных была записана Диззи.

Альбом поступил в продажу в ноябре 1993 года, а синглом с этого альбома была издана, что далеко не было хорошей идеей, песня “Since I Don’t Have You”, даже не смотря на то, что это она была выдающейся песней (stellar version of that song). На эту песню мы также сняли клип. Приблизительно в то же время я тесно сошёлся с Гэри Олдмэном (Gary Oldman) и во время съёмок пригласил его с собой на съёмочную площадку. После съёмок “November Rain” и “Estranged” с меня было достаточно концептуальных клипов, а предстоящие съёмки обещали ещё одно подобное видео. Не успел я появиться на площадке, как мне уже сказали, что мне придётся стоять в бассейне с водой и делать вид, что я играю на гитаре, пока не отснимут дублей пятнадцать или около того. Гэри оказался единственным, кто поддержал меня. «Нет, нет, – сказал он, – всё будет здорово, просто наберись терпения».

Он исчез в гримёрной и костюмерной комнатах, чтобы снова появиться одетым в реальный костюм викторианской эпохи и в гриме, в котором он выглядел как Маркиз де Сад. Он взял пару вещей из реквизита и решил, что он будет в лодке везти меня по реке Стикс, в то время как я буду исполнять своё соло под проливным дождём. Однако к тому времени, как мы приступили к съёмкам, он потерял свой костюм, и всё окончилось тем, что он сыграл белолицего демона в чёрных обтягивающих шортах (shorts). Он сделал почти отличную работу. Я больше чем уверен, что в следующий раз встретил Гэри после тех съёмок, когда тот был в центре реабилитации.

Время от времени Дафф, Эксл, Мэтт, Гилби и я собирались вместе, чтобы поработать над новыми песнями, что, как оказалось, совсем не вдохновляло никого из нас. К тому времени Иззи, моей группа поддержки (support group), которая всегда помогала мне уживаться с Экслом, с нами уже не было. Он был единственным, кому удавалось найти творческий подход к Экслу. Что до меня с Даффом – у нас не было собственных механизмов эффективного общения с Экслом.

Прошло несколько месяцев, на протяжении которых каждый из нас занимался собственными делами и не занимался ничем, когда мы собирались вместе. Ни с кем не посоветовавшись, Эксл уволил Гилби. В обоснование Эксл сказал, что Гилби всегда был наёмным рабочим (hired hand) и с ним Эксл никогда бы не смог писать музыку. Эксл настоял на том, чтобы вместо Гилби в группу пригласили Пола Хьюджа, которого Эксл знал по Индиане, называвшего себя по какой-то причине Полом Тобиасом (Paul Tobias). У Пола и Эксла были давние отношения: авторству этих двоих принадлежит песня “Back Off Bitch”. Я был не против Пола, пока он не появился у нас: у него не было никакой индивидуальности и никакого собственного гитарного стиля или особого звука, такого, чтобы я мог его с кем-то сравнить. Без сомнения, он был самым неинтересным и, скорее, мягким парнем с гитарой, которого я когда-либо встречал. Я делал всё, что было в моих силах, чтобы сработаться с ним, но это ни к чему не привело. Со стороны это выглядело ещё нелепее, чем звучало, потому что наши натянутые отношения разворачивались на репетициях, когда на нас смотрели все остальные.

Я старался не показывать виду, но в том то и дело, что я не один чувствовал, что нам навязали недостойную кандидатуру гитариста без личностных качеств, который не вытягивал репетиции. Ситуация была безнадежной – мы не могли переубедить в этом Эксла. Я сделал всё, что мог: несколько раз я разговаривал с Хьюджем с глазу на глаз, чтобы разглядеть тот проблеск, который увидел в нём Эксл. Нет, всё было бесполезно, этот парень был безнадёжен. Выходило, будто я разговаривал со стеной, у которой была отвратительная позиция. Он был крайне самонадеян и дал всем понять, что он парень Эксла и уже принят в группу, а потому всем остальным придётся смириться с этим. В двух словах его отношение к нам было: «Я отличный музыкант, поэтому идите к такой-то матери!» А мой ответ на это был: «Да? Посмотрим…»

Мы с Даффом ненавидели его, Мэтт ненавидел его, а Эксл продолжал хвататься за него как за соломинку, будучи уверенным уладить все проблемы. Не знаю почему, но, по моему мнению, Эксл должен был знать наверняка, что чувствовали мы, поэтому однажды я отвёл его в сторону.

- Эксл, чувак, – сказал я, – я старался сработаться с Хьюджем и пытался представить, что он может дать группе, но я просто не могу понять. У нас с ним как у музыкантов нет взаимопонимания, так же как и нет его с остальными. Я просто не представляю, как мы будем работать с этим парнем… Я даже не могу выпить с ним пива.

Эксл, похоже, разозлился.

- Зачем тебе нужно пить с ним пиво?

- Ты понял, что я имел в виду.

- Не-а, – сказал Эксл, – я не понял.

С такой позицией спорить не имело смысла.

Мы репетировали с Хьюджем, и я попробовал записать с ним пару новых песен в моей домашней студии, но это только добавило ещё больше напряжения во всех отношениях. Рене была против того, что мы репетировали в той студии, потому что отрицательная энергия пропитала весь дом. Пытаясь сосредоточиться на работе, она даже не заходила в студию. В студии было настолько неуютно и неловко, что мы с Даффом, в конце концов, стали чувствовать себя именно так, чего никогда не случалось с нами в студии. И это стало для меня последней каплей: на следующее утро я сказал Дагу, чтобы тот передал всем, что нам придётся репетировать где-то ещё, поскольку в моей студии встреч больше не будет.

Эксл был разочарован и чуть рассержен. Когда мы встретились с ним в следующий раз, он набросился на меня. «С какой стати мы не можем записываться в твоей студии? – спросил он. – В чём проблема?»

«Я ума не приложу, что делать, чувак! – сказал я. – Атмосфера в группе стала такой плохой, а мы говорим с тобой о моём доме. Всё, что мы делаем, не даёт ничего, кроме отрицательной энергии».

Это было в последний раз, когда мы с Экслом разговаривали достаточно долго. После этого я сосредоточил свои усилия на “Snakepit”, и меня не удивило, что те демозаписи, которые я послал ему, ничуть не заинтересовали его, да, впрочем, как и вся музыка, которую я сочинял.

 

* * *

 

ЕСЛИ ВАМ КОГДА-НИБУДЬ БЫЛО ИНТЕРЕСНО, КАК ЗВУЧИТ ГРУППА,
находящаяся на грани распада, послушайте кавер “Sympathy for the Devil” в исполнении “Guns N’ Roses”, который был записан для звуковой дорожки к фильму «Интервью с вампиром» (“Interview with the Vampire”) осенью 1994 года. Если у «Ганзов» и была песня, которую я никогда бы не хотел услышать вновь, то это была та самая.

Вся эта затея принадлежала Тому Зутауту, и идея была великолепна. “Sympathy for the Devil” была потрясающей классической песней, фильм должен был получиться масштабным, и эта запись, теоретически, свела бы всех нас вместе вновь в одной студии, дала бы «товар» для публики и поддержала бы их интерес к нашей группе. Мы не устраивали турне, посвящённое альбому “The Spaghetti Incident”, и у нас не было планов записывать новый альбом, поэтому Том мыслил прагматично – на какое-то время эта песня стала бы единственным нашим релизом. Меня удивляет, что Эксл почти согласился на эту запись, потому что к тому времени он совсем не разговаривал с Томом Зутаутом. В конечном счёте, Эксл выгнал или заменил всех людей, которые помогли группе встать на ноги на заре нашей карьеры. И у него всегда было оправдание. А в случае с Томом, полагаю, Эксл утверждал, что застал его флиртующим с Эрин. Но не вздумайте меня цитировать.

В любом случае, я был в восторге от идеи записать этот кавер, потому что хорошо знаком с книгами Энн Райс (Anne Rice); я находил их отличными, именно по этой причине я с трудом видел Брэда Питта и Тома Круза в исполнении персонажей её книг. Тем не менее, мы с Экслом порознь сходили на просмотр (screening) этого фильма и совершенно разделились во мнении от того, что мы увидели. Я возненавидел этот фильм, я подумал, что это полное дерьмо.

Сразу после просмотра я позвонил Тому.

- Привет, Том, это Слэш. – сказал я.

- Ну и как тебе фильм?

- Я думаю, это отстой. Я его терпеть не могу. – сказал я.

- Ну…

- Да, фильм именно настолько плох. Передай продюсерам, чтобы они получили право использования версии «Роллингов», потому что мы не будем записывать эту песню.

Экслу, напротив, фильм понравился; он посчитал его выдающимся и захотел записать к нему песню, что не могло разочаровать меня, вывести из себя, расстроить и сбить с толку больше чем что-либо. Единственным положительным моментом в этом я видел лишь то, что это привело бы к тому, что мы за последние семь месяцев так и не смогли сделать, – собраться всем вместе в студии.

Мы забронировали студию “Rumbo”. Основные дорожки мы записали вместе с Майком Клинком за несколько дней. Дафф, Мэтт и я появлялись в студии каждый день, в основном, потому, что мы изо всех сил старались сделать то, что должен был делать исключительно Эксл, в то время как сам Эксл ни разу не появился в студии. Начиная с записи основных дорожек и заканчивая наложением, мы не видели и не слышали Эксла. Мы записывали песню против собственного желания, а его пренебрежительное отношение к нашему времени и нашему участию в записи определённо наполнило такими же эмоциями самую невдохновлённую партию в этой песне. Нет нужды говорить, что наша горечь и обида достигли своего предела. Ещё большую обиду причинило нам то обстоятельство, что, после того как мы записали приемлемую версию “Sympathy for the Devil”, Эксл появился в студии для записи вокальной партии спустя целую неделю.

Едва он пришёл в студию и прослушал записанную фонограмму, от него последовала конструктивная критика. Через моих многочисленных знакомых мне передали, что я должен был переписать своё гитарное соло таким образом, чтобы оно нота в ноту звучало как соло Кейта Ричардза. На этот раз я действительно вышел из себя, в основном, потому что это сообщение от Эксла пришло ко мне от моих трижды дальних знакомых (three times removed), будто он играл со мной в испорченный телефон.

Мой первый ответ, конечно, был нет. Я стоял на своём, потому что, с какой стати я должен был копировать Кейта, если песня, как предполагалось, должна была быть нашей собственной версией. Ответ, который последовал от Эксла через работников студии, был таким: «Если ты не переделаешь соло, я не буду петь». Я переступил через обиду – в который раз, – вновь отправился в студию и записал вступление в стиле Кейта, то, что я хотел сделать меньше всего на свете. Гитарная партия Кейта в этой песне настолько фантастична, что мне даже не хотелось просто подражать ей, но мне пришлось. И это не только ещё сильнее разозлило меня, но и совершенно вывело из себя.

Неделю спустя или около того, я узнал, что Эксл, наконец, назначил время для записи партии вокала, и поэтому я пришёл в студию, чтобы увидеться с ним лично. Я прождал его три часа. Когда Эксл, в конце концов, появился студии, он направился в комнату отдыха и повёл со мной разговор из-за обложки журнала, даже не глядя на меня; и это продолжалось минут пятнадцать. Я больше не мог этого выносить, поэтому я ушёл.

Когда мне в руки попала плёнка с записью песни и наложенным вокалом Эксла, я заметил, что на записи поверх сольной партии моей гитары наложена другая гитара. Пол Хьюдж по указанию Эксла записал такую же партию. Другими словами, этот парень подобрал на слух то, что играл я, и записал эту партию на другую дорожку. Всё это походило на дурацкий плагиат.

Хватит! Наложение второй гитары поверх моей партии без моего ведома было неуважением ко мне настолько большим, насколько большим было моё желание покончить со всем этим. Я умывал руки: я отказывался от этой песни и на тот момент отказывался от «Ганзов». Я сосредоточил свои усилия на собственных песнях и собственном проекте – “It’s Five O’Clock Somewhere”, дебютном альбоме “Slash’s Snakepit”.

* * *

 

ЕДВА «ЗМЕИНОЕ ЛОГОВО» (“THE SNAKEPIT”) «ВСТАЛО НА КОЛЁСА», ЭТО
принесло мне совершенное умиротворение. В первый раз за многие годы гастроли проходили спокойно, участники группы были полны радости, а не разногласий, и каждое наше выступление представляло собой простой рок-н-ролльный концерт, а не самоутверждение или развёртывание огромной постановки. Всё шло своим чередом: записи продавались, турне было отличным, а я вновь был в пути по дороге без конца. Мы почти организовали вторую часть тура, как из “Geffen” пришло сообщение о том, что была продана миллионная запись альбома и они заработали такую прибыль, что нам не было необходимости продолжать тур. Я должен был возвращаться в Лос-Анджелес, потому что Эксл принимался за работу над новым альбомом “Guns N’ Roses”. Они всё продумали и дали мне ясно понять, что в случае если бы я отказался возвращаться из турне “Slash’s Snakepit”, они прекратили бы его финансирование.

Я вернулся в Лос-Анджелес, страшась подумать о том, что ждало меня там, и на это у меня были веские причины. То, что ждало меня по возвращении, было началом конца – завершение неоконченного неприятного дела. Хотя конец начался задолго до этого; я просто ехал домой на похороны. Забавно, но когда меня спрашивают мои поклонники, а делают они это каждый день, соберутся ли “Guns N’ Roses” в своём первоначальном составе вновь, то воспринимать их серьёзно весьма трудно. Для меня это идиотский вопрос: если бы они знали истинную историю, они уже знали бы и ответ. Но я всегда отвечаю одинаково: «Взгляните, чем каждый из нас сейчас занят. Мы с Даффом и Мэттом являемся частью весьма преуспевающей группы, Иззи доволен тем, что делает он, так же как и Стивен. И Эксл гастролирует с новыми «Ганзами». И никто из нас не звонит по телефону и не интересуется, когда мы вновь соберём группу вместе».

Вот и вся информация о том, чем каждый из нас сейчас занимается. Как только вы поймёте это, то в следующий раз, когда вы меня спросите, ответ на вопрос о воссоединении группы будет для вас очевиден. Ну не хороши ли мы (Are we cool)?

 


Глава 12. Распад

 

 

Иногда правдивая ложь находится у тебя перед глазами и так незаметна, что ты даже ее не видишь; это как сопоставление твоего отражения в комнате с кривыми зеркалами – сложно поверить, что искривленное изображение, пристальное смотрящее на тебя – это и есть ты. Ганзы стали похожи на монстра; мы были такой причудливой версией того, чем мы однажды стали, что я вряд ли мог нас узнать. Но, в отличие от комнаты с кривыми зеркалами, от этого я сбежать не мог; когда я отворачивался от рюмки, искаженное изображение оставалось.

 

Мне было приказано свернуть с этой дороги, мне сказали прекратить делать то, чем я наслаждался постоянно. Но мне совсем не хотелось это делать. Я хотел продолжать тур после Японии, поехать в Австралию, я хотел закончить то, что начал. Это могло казаться несовместимым, потому что Snakepit смотрелись как внутренний проект и часть нашей группы, а у меня были большие амбиции на этот счет. Когда я начал думать о достижении чего-либо, то становился слепым, наклонял голову вниз и гнал вперед до тех пор, пока не достигал этого. Хотя и не вполне понимал, чего хочу добиться.

Я был таким же целеустремленным и решительным, когда принес запись в студию Geffen. Я не понимал и не представлял себе, что происходило с лейблом в 1994 году, когда пришел на встречу. Весь звукозаписывающий бизнес был на грани огромных перемен; большинство компаний могли быть объединены, проданы или закрыты в течение ближайших нескольких лет. В тот момент я этого не знал и этим не интересовался. Я играл Snakepit для Зутот (Zutaut), они согласились выпустить альбом, и это было все, что я хотел слышать. Я не чувствовал беспорядка, что творился там и во всей индустрии, и не сознавал очевидной тревоги, что распространялась вокруг выхода нового альбома Guns N’ Roses. Я даже не предполагал, что Дэвид Геффен (David Geffen) собирался продать компанию, и что перспектива новой записи Ганзов могла измениться, но даже если бы я об этом знал, то все равно ничего не смог бы сделать для того, чтоб спасти ситуацию.

Вспоминая прошлое, я понимаю, что, пока они думали, я подвергал будущее Ганзов опасности, проявляя интерес к Snakepit; они решили, что более важно потакать мне, и прошли через всё, чтобы позволить мне избавиться от навязчивой идеи. Они кусали ногти, но если Зутот или кто-либо еще выражал свои интересы, то я должен был сказать им правду: у меня не было намерения покидать Guns N' Roses. Пока я был взбешен, я всегда думал, что могу вернуться после определенного времени, когда наступит правильный момент. И Geffen выпустил и поддержал It's Five O'Clock Somewhere. Они разрекламировали его и оказали нам финансовую поддержку для тура… до тех пор, пока не передумали. Как я упоминал, однажды Эксл сообщил лейблу (или так мне сказали), что он готов начать записывать сессии для нового альбома Ганзов, со мной были порваны связи, и мне сказали валить домой, потому что, по их мнению, я продал миллион записей, они получили прибыль и не собирались больше меня поддерживать. Самое смешное в том, что даже спустя все эти годы я так и не увидел тура в поддержку альбома – для меня это был всего лишь предлог поиграть.

Я обосновался в Лос-Анджелесе и поселился в новом доме, который мы с Рене сняли над Сансет Плаза (Sunset Plaza) в Западном Голливуде. Я перенес сюда всех змей, и мы жили там недолгое время, просто снимая дом месяц за месяцем на неопределенный срок. Хоть я и женился, но в данный момент не чувствовал себя женатым домовладельцем. Я знал, что был ненастоящим собственником дома, но в реальности никак не мог прийти к пониманию этого. Я снимал место за приличную плату прям над Сансет Плаза, и это было все, что нужно. Это была моя берлога: у меня были змеи, Рене и автоматы для игры в пинбол –прекрасная холостяцкая берлога… для меня и моей жены.

Итак, я приехал в город не желающим делать то, что должен, потому что где-то внутри я знал, что таких дел очень много, и ни одно их них не будет легким. Даг (Doug) организовал нам встречу в студии, которая называлась «Комплекс» (Complex), и которую мы потом прозвали Смесью (Compound). Я приехал туда, а Эксл уже устроил там магазин. Место было большой репетиционной комнатой, безумно полной наркоты, – без преувеличений комната, заваленная синтетикой, в то же время там находился арсенал Pro Tools, записывающее устройство, которое арендовал Эксл. Мы с Экслом и словом не обмолвились ни по телефону, ни при встрече с тех пор, как я вернулся, а распоряжения по работе я получал от Дага. Я выкроил в расписании время и нашел себе техника – Адама Дэя (Adam Day) и техника Даффу - МакБоба (McBob), а также собрал Даффа, Диззи Рида, Мэтта и Пола Хьюджа (Paul Huge). Эксл в поле зрения не появлялся. На первую ночную запись я приехал в студию около восьми вечера. Моей первой мыслью было то, что эта обстановка, в которой предполагалась работа нашей группы, напомнила мне, как много было сделано для записи альбома Майкла Джексона Dangerous. Когда я записывал те сессии для него, то был в шоке от того, сколько денег уходило на костюмы; повсюду было арендовано оборудование, и мне сказали, что у него есть много студий, одинаково выстроенных по всей стране, зарегистрированных, приносящих ежедневные доходы, а в случае его вдохновения - готовых записывать в любой момент.

Я экономный парень, так что это меня не очень привлекало. Я решил, что качество условий для записи – это лишь бесполезная трата денег, а обстановка Майкла – неконтролируема. Когда я прибыл для записи, то увидел гостеприимный и вышколенный персонал, похожий на посыльных в пятизвездочном отеле.

«На чем Вы хотите играть?» - помню, какой-то парень спросил меня.

«Что ты имеешь в виду?»

«У нас есть широкий выбор гитар, - сказал он. – Какую Вы предпочитаете?»

«Я принес гитару с собой, - ответил я. – Я предпочитаю ее».

Сейчас же ничего этого не было, был лишь слабый музыкальный сценарий. Последнее место, в котором я когда-либо хотел ощутить такую атмосферу, было место, где моя группа сочиняет/репетирует/записывает сессии. Я могу стерпеть миллион и одну вещь, но единственное, чего я не переношу, - это отсутствие единения. Почувствовав первый запах дерьма, я насторожился. И меня начало беспокоить то, куда я попал.

Там была свалка устройств Pro Tools (Pro Tools - семейство программно-аппаратных комплексов студий звукозаписи для Mac и PC, производства компании Digidesign - прим. Галкиной А.Н.) и куча наркоты. И это было ясным показателем того, что мы с Экслом имели разные мнения по поводу того, как делать эту запись. Я был готов к работе с Pro Tools, пытаться придумать что-то новое, но для поиска новых идей в этот момент и в этой комнате должны присутствовать все. Группа умудрялась иногда джемовать и приходить с некоторыми наработками. Пара моих идей, по-видимому, понравилась Экслу, и они записали их на Pro Tools и оставили для него для дальнейшей работы.

Мы могли приходить туда в любое время каждый вечер, но к восьми вечера, как правило, каждый из нас был там. Потом мы ждали Эксла, который всегда очень опаздывал. Это было нормой; это была мрачная, жалкая атмосфера, которая нуждалась в управлении любого рода. Меня хватило ненадолго; после нескольких дней я предпочел проводить вечера в стрип-баре за углом, дав указание инженерам позвать меня, если Эксл решит появиться.

______________________

 

ДЕСЯТИЛЕТИЕ СПУСТЯ ПОСЛЕ ТОГО, КАК МЫ ВПЕРВЫЕ СТАЛИ группой, все, что я знал – это то, что Guns N' Roses изменились. Мы потеряли Стивена, мы потеряли Иззи, и пока мы приобрели Мэтта, мы приобрели и потеряли Гилби. Дафф был единственным из первоначальной бэк-линии (back line), кто остался; он был моим другом, единственным, кого я мог им считать. Но теперь он был трезвым; в мае 1994 г. он перенес предсмертный приступ, когда его поджелудочная железа почти разорвалась. Годы беспробудного пьянства взяли свое, и если бы Дафф не стал вести трезвый образ жизни, то умер бы. Мы все еще тесно общались, и все в основном было по-прежнему, но больше мы вместе не пили. Он действительно старался сохранить все, как есть, держа Мэтта в петле, потому что после всего этого Мэтт не понимал, как в GN'R проходил процесс от написания песен к их записи. Дафф был единственным якорем в тот момент, пока я расходился по швам.

Бухать для меня было все еще весело, эдакое развлекательное мероприятие быть пьяным каждый день, хотя теперь я пил для поправки здоровья больше, чем просто для веселья. В любом случае, для Ганзов вне студии окружающего общества почти не существовало, так что с момента, когда я вернулся в группу, я снова оказался на своем месте. Мое увядание было чрезмерным, но я все еще работал как обычный человек – обычный человек с чистым внутренним уровнем алкоголя, разбавленного лишь собственной кровью. Я долго и упорно трудился, для того чтобы загнать себя в такое состояние. И я загнал, потому что пьянство – это была единственная вещь, которая меня удовлетворяла и смягчала все последствия, с которыми я мог иметь дело в группе и в жизни, если бы позволил себе вернуться в нормальное состояние.

Весь фокус заключался в попытке заставить вещи работать снова. Среди наименьшей творческой атмосферы, которую я когда-либо чувствовал за всю историю существования группы, каким-то образом мы наконец-то привели механизм в действие. Мои воспоминания об этом в лучшем случае туманны, потому что я сделал все для того, чтобы забыть. Помню только, как шел в студию и репетировал без руководства. Во мне было слишком много злобы, препятствующей творчеству. В один из нескольких моментов, когда я даже говорил с Экслом о том, как все шло, было просто замечательно, что мы шли из разных мест. Я пытался в очередной раз до него донести то, что работа с Хьюджем, по моему мнению, была рутиной и упадком творчества.

«Необязательно быть друзьями, чтобы записываться», - сказал Эксл.

«Возможно, - сказал я, - но нужно иметь хоть немного взаимоуважения, понимаешь?»

Мы могли то же самое сказать и о нас обоих. Негатив был таким всепоглощающим, что я не мог сосредоточиться и сфокусироваться на написании. Во мне было так много изводящей злобы, что оставшиеся спокойствие и безмятежность, достаточные для наслаждения игрой, также становились невозможными. Поэтому, я был поглощен мыслями о себе, все время напиваясь и пытаясь пробиться через все то, что мы делали.

Эксл попросил кроме Пола Хьюджа прийти порепетировать с нами Зака Вайлда (Zakk Wylde - американский рок-музыкант, гитарист-виртуоз - прим. Галкиной А.Н.). Вероятно, он думал, что мне понравится эта идея, потому что Зак был моим другом, и я уважал его как гитариста, но на самом деле это явно не казалось мне ответом. Я выступил с предложением снова нанять Гилби, и эта идея была категорически отвергнута. Было бесконечное количество сообщений, отправленных туда-сюда через Дага Голдштейна, о желаниях Эксла, его потребностях и идеях о том, что мы должны делать. Единственный способ, каким я постоянно «общался» с Экслом, были послания через Дага. Эксл говорил Дагу сообщение, а Даг должен был запомнить его слова и передать мне. Потом я говорил Дагу сообщение, и он должен был донести его до Эксла и так далее, туда-сюда. Иногда я звонил Экслу, но он не брал трубку и не перезванивал мне. И когда он приходил на репетиции, то никогда не пел. Мои воспоминания об этом времени очень смутные, потому что мы слишком мало джемовали. Хотя, должен сказать, что наркотики были отменными. Принимая все во внимание, те сессии стоили слишком дорого для большинства обычных, унылых рассиживаний без дела.

Пока я был мертвецки пьян, чтобы что-то делать, ответственная часть меня выражала недовольство, и я был полон решимости предпринять что-нибудь, чтобы выбраться из этого, несмотря на то, мужество меня покинуло. Я не был уверен, чего ожидать от Зака Вайлда, но надеялся на лучшее. Он классный парень; я помню, как встретил его в Sunset Marquis ночью за годы до того, как он стал гитаристом Оззи (Ozzy). Мы тусили в его комнате, празднуя до тех пор, пока я не оставил его, закрывшись в ванной. Зак был похож на Стивена Адлера десять лет назад: он не смягчал фраз и не боялся наездов. Я не мог видеть его и Эксла дольше недели. Кроме того, когда мы вместе джемовали в «Комплексе», во мне это не вызывало никаких ощущений. Это уже была не группа с двумя гитаристами, какими на самом деле были GN'R. Мы были двумя лидер-гитаристами, исполняющими песни на противоположных сторонах сцены, и это подавляло. Я всегда работал и играл с более сдержанным ритм-гитаристом. Если бы нам с Заком пришлось вместе выступать, это было бы чем-то новым… больше похожим на группу Judas Priest (Judas Priest - британская рок-группа, которая наряду с такими коллективами, как Black Sabbath, Deep Purple и Led Zeppelin, определила звучание метала 1970-х годов, а также оказала огромное влияние на дальнейшее развитие этого стиля в целом - прим. Галкиной А.Н.) или что-то подобное. Даже если он чувствовал, что идея была неверной.