Глава 26. Гэрехем ронал абено 14 страница
Тарсянин переключился на битву. Как странно. «Сколько же я грезил?» Они так и кружили, нанося и блокируя невидимые удары. Юноша, хоть и крепок, но дышит тяжело – не доставалось ему за годы службы такого умелого противника. «Конечно. Если это прошлое, то люди были похилее. Да и приемов еще многих не знали».
- Разогрелись, теперь давай покумекаем. Только дыхание не сбивай – а то лежать тебе на грязной землице.
- Как тебе имя воин?
- Марх из Тарса. Услуга за услугу, бритый.
- Алтанцэг Улэнд.
- Красивое имя. Золотоцвет. Почему родичи биться вздумали?
В глазах юноши мелькнуло недоверие. Сабельщик успокоил:
- Я тарсянин. Нияты еще только просыпаются. Мое родство ближе к хуннам. Или джунгарам.
- Так я бьюсь против своего же рода?
Марх уклонился от пролетающего кулака, выгнулся, разгадав маневр и пропустив ударную волну мимо. За эти пятнадцать минут (что для такого боя чрезвычайно долго, почти бесконечно) он хорошо изучил основные стили парня и построенные на них вариации.
- Не совсем. Мы пока что танцуем, а не бьемся. Так из-за чего сыр-бор? Чтобы я хоть знал, за какие награды потею.
- Они украли статую Джунга. Но мы вернули ее, – юноша неудачно повернулся и Марх отвесил ему размашистую пощечину. Боец мгновенно совладал с закипающим гневом – мог бы уже лежать со сломанной шеей, но иноземец милостив, – вандалы хотят забрать нефритового бога, даже не стыдясь своего воровства.
- Хм, – некоторое время схватка велась в тишине.
Сабельщик продолжал с видимой легкостью парировать удары противника. Солнце начало припекать и тарсянин ощутил, что в глазах задвоилось. Впрочем, и парень двигался медленно, устало. Через несколько минут бойцы остановились, не сводя друг с друга глаз. Марх развел руками:
- Битва битвой, а трапеза в полдень. Коли не согласен, продолжим.
Юноша глубоко вздохнул:
- Через два часа. Как спадет первый жар.
В стане на него набросился взволнованный Авенир. Руки у акудника тряслись, глаза горели - Марху пришлось толком постараться, чтобы добиться от него внятного рассказа. Выслушивая волхва, тарсянин не торопясь поглощал яства – запеченную косулю, кислый сок и зрелые раздувшиеся дыни.
- Пока что обошлось без крови, - успокоил парня сабельщик, - пошлют боги милость, до вечера дотянем.
- Чужеземец хорошо бьется. И даже снял с бойца сапог! - хан Каруд явился словно из ниоткуда, - как тебе противник?
- Я редко видел таких сильных бойцов, - Марх не утруждал себя любезностями, - у него есть лишь один недостаток. Он еще молод и не умудрён военной хитростью.
- Но мальчики вырастают и становятся мужчинами.
- Да, это так, - сабельщик встал, отер руки о грубую, колючую рогожу, - если остаются живыми.
И без того узкие глаза хана превратились в две тонких линии, по скулам пробежали волны. Тарсянин про себя ухмыльнулся. «Хан должен быть тверд, как скала, но прочитать его мысли не так уж и сложно». Потянув время, Марх лениво хмыкнул:
- Неохота его убивать. Хороший бы янычар вышел. Хана бы охранял.
Каруд неуверенно произнес:
- Пришелец не давал обетов убить. Только одолеть.
Сабельщик молчал, напустил скорбный вид – мол, честь мою унижаешь. Хан, не выдавая волнения, продолжил гнуть свое:
- Они все-таки нам братья, хоть и старшие… А весь стан только с охоты, уставший… Их надо проучить и довольно – пусть живут.
- Что же, пусть. Я всегда старших учил, - Марх изобразил удовольствие, поучительно изрек, - младших нужно слушать, я так брату и говорил. Бывало, уложишь его на пузо, заломишь руку и говоришь - «давай дружить». А он сразу все понимает – и дружит, и служит, и похлебкой делится.
Хан приободрился, лицу вернулся ровный цвет.
- Стало быть, договорились. Бейтесь, только без увечий, без злобы. Как на соревнованиях.
- Если на меня кидаться не начнет. А то я ж злой, не стерплю.
К бою приступили с новой силой. Алтанцэг Улэнд двигался активно, делал ложные выпады и увертки. Марх парировал, ставил блоки, пытаясь настроиться на ритмы противника. Сабельщик глубоко внутри радовался, что боец назначил ближе к вечеру - «Благо, хоть жара сошла. Скорей солнце по башке грохнет, чем кулаком прилетит». Через несколько минут ощутил легкие подергивания – отражения токов противника. Произошло то, что тарсянин испытывал лишь пару раз в жизни – когда пребывал в Элхои послушником. Внезапно он увидел бойца Зо насквозь – кости, мышцы, сердечный ритм и дыхание. Нервные импульсы вспыхивали в голове противоборца - и сабельщик уже знал, какое движение тот собирается сделать. Посозерцав эту картину несколько минут, полюбовавшись великолепием человеческого организма, Марх мягко приблизился и нажал несколько точек. Боец замер, раскинув в стороны непослушные руки. Сабельщик улыбнулся:
- Так-то лучше.
Глаза испуганно уставились на тарсянина.
- Я оставил движимыми стопы, чтобы ты не упал. А также голос, зрение и слух. Шею освобождать опасно – не люблю смертоносные косы.
- Что это за боевое искусство? – в голосе нията звучал нескрываемый интерес.
- Заворожил я тебя, верно? – сабельщик вынул из-за пазухи любимую трубку. – Давай условимся. Никто сегодня не умрет. Даже так – сегодня не прольется ни капли крови. Весь этот сыр-бор из-за нефритового божка – чистое недоразумение.
- Как ты смеешь…
Парализованный плюнул, но Марх ловко отпрянул и шутливо погрозил пальцем:
- Я слышал, что кобры могут ослепить противника ядовитым плевком. Если научишь меня этому приему, то, пожалуй, разморожу тебе одну руку, - сабельщик сменил тон, в голосе появился металл. – А теперь без шуток. Вырезать друг друга, потому что не поделили изваяние, которое в любой лавке за два медяка можно купить – глупо. Если уж так руки чешутся, придумайте причину посерьезней. Чтобы потомки летопись без смеха читали.
- Статуя Джунга – главный символ нашего рода. Нет его – нет и нас. Без бога мы просто скот. Как лошади, овцы и козы.
- А что думают по этому поводу жены, потерявшие мужей? А матери, сыновья которых погибнут в братоубийственной войне? Ответь, боец. Есть ли здесь, в первых рядах ваши везиры и улубеи?
Улэнд молчал, в глазах Марх прочитал смятение. Выпустив сизое кольцо, продолжил:
- Я за справедливость. И обидно, если из-за какой-то крысы честные люди глотки друг другу перережут. Хан у ният молод, интриг не разумеет. Вашего хана не видал. Но подумай-ка - такой ход. Идол у вас, идол у них. Улубей спрячет вашего божка и пустит слух, что его украли нияты. А потом «возвратит» его. Почет улубею? Почет. Такой же улубей у ният делает то же самое. Почет улубею? Почет.
- Предательство!
- А может совпадение? – сабельщик одобрительно кивнул. – Хотя… Слухами земля полнится. Улубею почет. Тут взбешенные ханы устраивают кровопролитие, народ в смятении. И идет слух, что хан джунгар – сумасброд самопровозглашенный!!! Потому как виноват старшенький всегда. Секир-башка хану? Секир-секир. Скажи-ка боец, кто станет следующим ханом джунгар?
- Кто же?
Марх пожал плечами:
- Редис его знает. Может улубей, вернувший божка. А может тот, кто научил улубея. Это уж сами разбирайтесь. Ну что, дальше будем биться, али все-таки подумаем?
Боец молчал, на лице читалась глубокая работа мысли. Сабельщик выждал минуту-другую и снял замки. Отойдя, спокойно наблюдал за джунгаром. Тот кивнул:
- Через два часа. Здесь со всеми старейшинами. Заключим завет мира.
Сабельщик кивнул и собрался уходить. Внезапно по лицу огрела хлесткая пощечина, в ушах зазвенело.
- Должок.
- Какая честь, что ж, и у меня кое-что для тебя есть.
Марх молниеносно обнял джунгара и приник губами к губам. Обескураженный и не думал сопротивляться, лишь удивленно хлопал глазами. Голос его стал тоньше и уже не так уверенно юноша повторил:
- Через два часа.
На широкое поле свалились сумерки. Огненный шар покрылся облачной пеленой, а супротив набирал силу новый месяц. Конные ряды джунгар и ният неуверенно мялись, выжидая решения. Джунгарский хан Тонджи - седовласый, крепкий, с большим горбатым носом и хищным прищуренным взглядом, сидящий на мощном ахалтекинце - выехал в сопровождении Алтацэнг Улэнда и трех внушительных копьеносцев на середину поля. Хан ният Каруд ехал навстречу с Мархом, Авениром и Парменом. Рядом шествовало двое янычар. У бедра каждого болтался длинный палаш.
- Я вижу, ты пришел со смертоносным, - Тонджи держал ладонь на рукояти сабли.
- Небо чисто, старший брат, я не жажду нарушать волю богов.
Джунгар оскалился:
- Мы вернули украденную вами статую бога Джунга. И что же, как закон предписывает поступить с ворами?
Секунду нияты молчали. Единожды пойманный лишался левой руки. Вторая же кража говорила о том, что правая рука неисправима. Отсекали и её. Как правило, воровство прекращалось. Третья кража говорила о том, что руками управляла голова.
- Позвольте держать слово, - Марх знал, что на бранном поле все послы равноправны. – Известно ли, кто украл статую? Мы отрубим вору голову.
Ноздри джунгара злобно раздувались, голос задрожал от ярости:
- Что за наглость – воровать и скрывать воровство!
Копьеносцы зарычали, руки сжали древко.
- Постой, сын ветра, - сабельщик пресек накатывавшую волну – нет нужды браться за оружие. Кто же сообщил о краже, можем ли видеть его в рядах жаждущих отмщения?
- Хан Банжог воспитывает брата Хунна. А мне, видать, выпало воспитывать сестру.
- Позволь и мне молвить, - Авенир тайком поглядывал на Каруда. Тот выглядел невозмутимым – только в глубине глаз полыхали огоньки, слегка подрагивал ус, да рука сжала навершье сабли так, что костяшки пальцев побелели.
Тонджи сурово кивнул.
- Выслушай нас, великий. Мы не облечены искрой войны, которой наделены дети Мардука. Боги сыграли в кости. Статуи никто не крал. В каждом саат-шатре стоит свой шигир. Более того, нарочно произошла для нас великая загадка и радость.
- Вижу, Каруд, ты взял и послов с собою?
- Позволь им молвить, - слово взял Улэнд. – Войну начать можно всегда, но испросить воли богов разумно.
- Великие ханы, Тонджи и Каруд, - Авенир приклонил голову. – Я прошу проверить наличие шигиров. И не позволять советчикам решать вопросы родов. Давно ли джунгары общались с ниятами?
- Четыре года, - Каруд говорил сдержанно.
- Как раз четыре года назад великая комета на востоке возвещала о венчании двух степных богов. Мы были посланы на свадьбу объявить почтение новому роду. По какому поводу вы собирались четыре года назад?
Бритоголовый Тонджи побелел, поводья мула затряслись. Улэнд перехватил инициативу:
- В то время ушел из жизни первенец хана. Пропал без вести на пути Ен-Гарди.
На переговорщиков напал ступор. В воздухе ощущался холодок, природа будто замерла. Спустя минуту Марх почесал небритую, всё ещё опухшую от Авенировой мотыги, щеку:
- И я там был. Ох, переполосовали мне спину. А о венчании акудник верно сказал. Стоит там камень судьбы. С него переходят в мир богов. Видать, сын Тонджи у Мардука уже пирует. Еще озеро Чистых Душ недалеко от камня. Мы туда путь держим. Можем и о сыне справиться.
- Значит, свадьба, говоришь? – Тонджи овладел собой. – Как же воровство?
Авенир набрал воздуха, но Марх сделал знак молчать.
- Великий джунгарский хан, ты ведь еще и воин. Только воин может понять влюбленного мужчину, а Джунг – великий муж среди богов. Шаман Авенир сказал, что не было воровства. Прости его, он молод, хоть знания и сглаживают недостаток опыта. Ты, сын степи, когда влюблялся, крал невесту? Знаю, что крал.
Хан воспламенился:
- При чем тут обычай рода? Неужто ты думаешь, что Ния украла Джунга? Это же позор мужчине!!!
- А невеста неужто не крала прежде нож любимого? Ведь нож – самое ценное, что есть у воина-охотника! А уже мужчина крал невесту. Такие вот у богов и людей игры.
Тонджи и Каруд нахмурились. Каруд заговорил медленно, тяжело:
- Мы и позабыли об этом древнем обычае. Но как же случится, что Джунг украдет Нию, если все об этом знают?
Авенир взял кисть и нарисовал в воздухе синеватую полосу. Все зачарованно уставились на явление. Полоса медленно ширилась, края расплывались, слой начал светлеть, пока ворожба не растворилась полностью, Оставив в воздухе приятный смолистый аромат.
Чаровник средоточенно, будто в трансе молвил:
- Джунг и Ния уже обменялись дарами. Шигиры одинаковы с виду, но опытное сердце увидит различие. У нефритовой дочери Мардука на стопе шрам от ее ручного медведя. Когда боги играют, людям остается только подчиниться.
Очередной раз воцарилось молчание. «Что за народ, - подумал Марх. – Молчать после каждого слова. Этак самого важного в жизни и сказать не успеют».
Каруд и Тонджи вскинули сабли:
- Хэлен! Хэлен! Хэ-л-лееен!!!
Во мгновенье оба стана заулюлюкали и бросились навстречу друг другу. Мужчины орали, обнимались за плечи. Всадники по четверо закружили в ритуальном шествии вокруг переговорщиков. Воцарилось молчание - только был слышен мерный топот копыт. Внезапно что-то резко лязгнуло. Все остановились.
На муле сидел Пармен. Рука его сжимала кинжал. Второй лежал неподалеку, впившись в древко стрелы, разрезавший жилы и отбивший стальной зазубренный наконечник. Раздался свист и лязгнуло второй раз. И опять не земле лежала стрела. Острие впилось в ремень Пармена. Сквозь ряды пробежал худощавый узколицый джунгар, вспаренный и задыхающийся:
- Ханы живы! У-у-ух хвала богам! Предателя… поймали.
Тонджи простер руку:
- Увести и запереть. Допрошу лично.
Солнце скрылось и новый месяц что есть мочи сиял, мерясь силою с тьмою, отодвигал её, окаянную, светил, отгоняя нечистых от пировавших далеко внизу, на бранном поле, двух станов.
Мирно горели лампады. Марх, Авенир и Пармен расположились у гостевого шатра, рядом со своей арбой и уплетали печеную косулю с луком, запивая подкисленной водой. Волхв пялился в костер, погруженный в думы, что-то бормотал под нос, изредка произнося замысловатые фразы. Марх помогал Пармену, разделял для него куски мяса, да нахваливал:
- Ай, да кошак! Меток и скор наш надломленный вор! Ты жуй, Парменчик, не обижайся на меня – грубияна, ушибленного вояку. Ты главное, всегда так метай. А сам можешь не говорить, молчать, думать. Вот мы до озерца доедем, там омолодишься, опять смеяться начнешь. Точно-точно. Как вернёмся, рубаху алую подарю – все девки в борделе твои.
Эгей, Аббе Нирио, - сабельщик легонько толкнул акудника, тот вздрогнул и выронил луковицу, - переживаешь, что наврал с три короба про шигиры?
- Нет, - чаровник отмахнулся. – Если бы это. Пока ты вытанцовывал с бойцом, я договорился с ниятским десятником. Тот закажет нефритовую статую и сделает ей царапину на ступне. Я тут думаю, - акудник пожевал губу. – Если мы в прошлом изменили ход времени, что будет в будущем? Ведь изменится все! Кто должен был умереть – не умер, у него будут дети, род разрастется. Кто должен был жить, умрет. Мы ведь посеяли здесь ветер. А когда вернемся в наш век, пожнем бурю! Неизвестно, где мы вообще окажемся!!!
- Ложись спать с миром, Авенир. Утро вечера мудренее. Не наше дело обо всем мире думать. Нам свой живот сберечь, а о землях пусть боги и цари пекутся.
- Великий боец Марх! – к ним обратился воин-джунгар. – Тебя ждет Алтанцэг Улэнд. Окажи милость, будь гостем в его шатре.
- Нельзя заставлять такого знатного соперника ждать, - явно довольный тарсянин хлопнул по коленам и молниеносно выпрямился, - веди.
Все разошлись по шатрам и Авенир, смотря на тлеющие уголья, достал каликову свистульку.
Глава 18. Андор
Старая рассохшаяся дверь не могла больше держать в себе жестокие стальные гвозди. Скрипя, она отпустила мучителей и, выбросив в воздух облако древесной пыли, провалилась внутрь каменного лабаза. Солнечные лучи осветили ряд запыленных пустых бочек, перепрелую солому и всё еще крепкие, хоть и покосившиеся, стеллажи из вечного листвяка.
- Кладовую вычистить, все негодное сжечь. Где-то внутри проход к леднику. Ледник забить рыбой, мясом. Житник – зерном. Приставить местного. На всё – два дня, - Андор оставил лабаз на пышного Митяна, потрепал за плечо, кивнул соратникам. - Остальные за мной.
Замок на северо-востоке Царства раньше служил охотничьей резиденцией семьи, но последние восемь лет здесь никто не бывал. После передела земли в неё перебрался Андор. Для него это урочище служило стратегическим местом. Во-первых, двести лет тому назад здешний замок был военной крепостью, штабом, в котором разрабатывались планы завоевания прилегающих княжеств. В нём была сосредоточена немалая боевая мощь Веллоэнса и, хоть с тех пор многие строения пустовали, в этом месте ощущалась особая сила. Немного подлатать – и замок вновь обретет величие. А во-вторых… Через несколько перевалов начинались земли Кеттинов. К ним у Андора было особое отношение. Хотя их первая вылазка была незаконной, анонимной – слава богам, что их не повесили, как воров – за смерть друзей и черную ворожбу будущего хана Китоя царевич намеревался отплатить сполна.
Раньше на этом поле колосилась пшеница. Сейчас же на широком октаэдре земли плотно ютились сухие, доходящие до груди, прошлогодние ветки кустарника.
- Джорах Килат!
Зрелый русоволосый воин-сотник, с пышными усами появился рядом:
- Да, повелитель.
- Расчистить поле, разровнять, пропитать бычьей кровью и устроить гуляния для местных. Чтобы ничего уже не выросло. Объяви набор рекрутов в селениях на три дня конного пути. Каждой семье добровольца – по серебряному в месяц. Из записавшихся нужно отобрать четыре сотни лучших.
Мужчина кивнул и отправился раздавать указания. Андор посмотрел на ухмыляющегося Вариона:
- Сколько тебе понадобится времени, чтобы выучить свой десяток?
Джунгар цокнул, хищно прищурился:
- Год. Если буду подбирать сам.
Царевич сжал кулак, выпятив указательный и средний пальцы – на тайном языке жестов это значило «свобода действий»:
- Тех, кто в десяток не войдет – в регулярную армию. Это поле твое. Будешь тренировать войско… И «своих», - Андор заметил довольный блеск в глазах воина, мысленно похвалил себя за мудрость.
- Тегон, Хавер и Фаддей.
Высокий блондин, смуглый коренастый иоппиец и коротышка-феккоец встали в ряд. Царевич смотрел на пеструю троицу. «Получится ли мой замысел – соединить железо, огонь и воду – и не уничтожить никого?» - молодой правитель отогнал дурную мысль:
- Вам я приказываю создать разведотряд. Фаддей передаст искусство маскироваться и добывать ресурс, Тегон научит владеть телом, Хавер – метать дротики, сюрикены и управляться с плевательной трубкой. Времени – год.
С Сайтаханом и Хану - старший отправился обследовать замок.
Донжон, редут и караульня практически не пострадали от дождей и ветров. Перестелить крыши и можно заселяться. Бастионы много потерпели от ворья – растащили все пригодное для продажи и хозяйства – от кружек до подпорных брусьев.
Хуже всех пришлось часовне и башне мудрецов. Разбитые окна, пробитые крыши и расколотые фрески. Несмотря на солнечный день, разруха навевала тяжелые мысли и суеверный страх.
- Как же здесь всё изменилось, – Хану печально рассматривал изуродованные гобелены и обшарпанные стены. С изорванного полотна на них смотрел лик Акрона – покровителя войны.
Воитель. Бог, призванный обеспечит мир, защищать справедливость и внушать страх презренным. Однорукий вектир подумал об Андоре. Андор – Акрон. Похожие имена. Все имена, начинающиеся на «А» дают их обладателям воинственность. Так же, как и «К» и «Р». Недаром в имени человека сокрыт его путь. Первая «А» - прокладывающий путь, творящий порядок.
- Хану, подойди.
В углу стена отсырела и бетон поддался твердой стали. Сайтахан, напрягаясь, вздувая бугры мышц, вытаскивал из обнаруженного тайника обитый медью и железом ларь. Видимо, его замуровывали поспешно, не потрудившись отгородить от раствора – «сокровище» пришлось выдирать из стены. Вектир наблюдал за работой, поглядывая на лик Акрона. Казалось, что покровитель не сводит с Хану взора. Он отошел к центру – бог все также строго и гордо зрел на смертного. Однорукий подошел к соратникам. Те уже вытащили сундук и сбивали с него последние куски цемента. В воздухе появился едва уловимый, сладковатый аромат. Целитель возбужденно вскрикнул:
- Быстро отсюда! Все уходим!
Андор молниеносно дернул изумленного Сайтахана за плечо, потянул и буквально вытолкал из часовни. Пропустив перед собой Хану, он замыкал группу беглецов, легко поспевая за друзьями. Внезапно царевич ощутил парализующую слабость, коридор поплыл – напрягая все силы, воин держал в поле зрения спину целителя. Группа вывалилась на лужайку. Загорелого манохайца рвало, похожий на безумного, корчащийся вектир в полубреду откупорил выуженный из рукава пузырек. Резкий запах прояснил голову, в висках Андора бешено застучало, руки затряслись. Вектир стоял на полусогнутых, белый, с мутными испуганными глазами:
- Это… это… это… э-э-то… сундук. Отравлен. Якобы… про… проклятье бога войны…
Андор лежал на жухлой высохшей траве, раскинув руки. Солнце приятно грело лицо. Царевич расхохотался:
- Надо же. А, Сайтахан? Чуть было не сгинули. Я ведь даже не вкусил сладость правления. Хану, спаситель! Как ты учуял яд?
- Батра. Яд батра… Вместе… с ядом скорпиона, - целителю понемногу возвращалась речь и движения, мокрой тряпицей он охаживал Сайтахана. – Два этих яда вкупе вызывают сердцебиение, затем паралич внутренних органов и смерть. Хо… хорошо, что окна разбиты и сквозняк. У меня обоняние обострённое и я почуял.
- Так мы сможем узнать, что в ларчике? Нестоящую вещь таким дерготным зельем мазать не станут.
Пролетел день весеннего равноденствия. Вместо редких зеленых островков повсюду колыхалось зеленое море свежей травы, на березах набухли почки, без умолку звенели вернувшиеся с зимовки беспечные белодущатые соловьи. Мускулистые статные дестриэ довольно ржали, пощипывая сочные стебельки, конюх деловито осматривал каждое животное.
Восстановление замка шло полным ходом. Строители залатали крыши, обустроили донжон и редут. Каменщики с плотниками выстраивали казармы, начальствующий сурово хмурился, проверяя – плотно ли прилегают камни, хорошо ли выскоблен и пропитан брус – раздавал затрещины нерадивым подчиненным. Вдалеке глухо стучали топоры – лесорубы не покладая рук, расчищали место. Царевич намеревался основательно здесь обжиться. Для этого нужно место. Построить кузницы и ремесленные, дома и рынок, вымостить дороги, заложить стены будущего города и выкопать ров…
Андор трудился без устали. С Джорахом, Варионом и Фаддеем они разрабатывали архитектуру будущего оплота справедливости и силы. После дневных забот, в вечерней прохладе, мужчины рассуждали – где поставить конюшни, а где – колокольни, Варион скептически цокал и указывал, как бы хитрые джунгары совершили набег, дошлый Фаддей водил пальцем по карте, вкрадчиво советуя устроить местность так, чтобы не проскользнул шпион. Джорах делал наброски и предлагал маршрут для городской стражи, места для охранных башен, насыпи, ямы, колодцы. Царевич задавал вопросы, разгорался спор, планы менялись – но мало-помалу устройство города, выверенное и отшлифованное до идеала, оседало в виде чертежей и задач.
Очередным утром Андор привычно раздавал наказы строителям, офицерам и прислуге. Общий зал вычистили, солнце освещало гобелены с изображением мужественных рыцарей, сценами великих сражений и исторически значимых поединков. Царевич, хоть и признавал у себя отсутствие художественного вкуса, а из музыки любил лишь военные марши, к гобеленам относился трепетно. Незанятой оставалась лишь стена за троном – старший никак не мог выбрать лучшее полотно, да и о смене царского знамени пока не помышлял – были дела поважнее.
- Крестьяне жалуются на медведя, задравшего кобылу уважаемого старика. Люди боятся выходить на поля, лесорубы работают с оглядкой – вырубка снизилась. Зверь якобы разъярен и страшен, размером в полтора раза крупней обычного бера.
- Если это так, то его голова станет отличным украшением нашей оружейной, - Андор отрезал кусок запеченного кабана, обмакнул в пиалу с винным соусом. – Назначьте две награды: сребролюбивый получит десяток золотых, честолюбивый – дом при замке. Голодного зверя несложно заманить в охотничью яму, так что награда более чем хороша.
Мужчины продолжили разговоры за чаркой горячего ароматного эля. Кто-то дернул царевича за рукав. Это был помощник Хану – Улей.
- Вектир просит навестить его, господин, - Улей держался с трепетом, не поднимая главы. – Он велел сообщить, что просьба связана с недавней находкой.
«С недавней» - Андор сдержал волну трепета. Со времени их отравления в часовне прошло больше месяца, но до сих пор царевич с утра ощущал приступы колик. Сайтахан оправился быстрее, видать посильнее организм. Хотя манохайцы от роду обладают сильной сопротивляемостью ядам.
Царевич, горя от возбуждения, поторопился к Хану.
Вектир поселился в башне мудрецов рядом с ядовитой часовней. Верхний этаж еще не отремонтировали – целитель жил в келье у основания. Наверх он поднимался читать, наслаждаться весенним теплом и запахами лесной растительности, созерцать бурлящую внизу жизнь.
Сейчас, в затемненной комнате, Хану корпел над письменами. Опасный сундук раскрыт, содержимое извлечено. Однорукий шептун осторожно разлеплял слежавшиеся харатьи, тщательно запечатлевая содержимое с помощью лилового, овальной формы, глаз-камня.
- Содержимое подпортилось, но суть не пострадала, - у вектира будто на спине были глаза. «Чувствует людей, акудник» - Андор не раз убеждался, что его окружают исключительные люди.
- Что важного нам рекут внутренности этого ящика?
Хану обернулся:
- В основном, историю этого места. Вы знаете, господин – что вашей семье это поместье перешло от рода марлийского?
- Да, слышал, - царевич смутно помнил уроки о происхождении рода. – Марлийцы были неплохими воинами. Это делает нам честь.
- Древние называли их глиирами – «чистыми». Они могли обучиться любому одному искусству, достигнув в нем совершенства, на которое не способен никакой другой род. Здесь жили люди, упражнявшиеся в кузнечном, военном деле. И, видимо, целительстве, алхимии и магии.
- Хорошо, - Андор терял терпение. – Что нам с того?
Вектир откинул подробности:
- Я перебрал харатьи. Есть карты, которые указывают на тайные ходы и подземные катакомбы. Велики шансы найти что-либо ценное. Один из путей ведет к цейхгаузу покровителя воинов, Акрона.
Глаза царевича засветились.
- Приготовь вся и всех. Через час собираемся здесь.
Стену, закрывавшую проход, разбили быстро. Сокрушительные удары молотов, разломанные пережженные камни, куски ссохшейся извести – и вот, зияет чернотой узкий проход, манит и пугает неизвестность. Хану заставил всех надеть на лица пропитанные травами и солью повязки. На исследователях вся одежда плотно застегнута, ноги в крепких сапогах, а руки – в высоких кожаных перчатках – ни паук, ни змея не проскользнёт, не укусит.
Вектир в фиолетовом дуплете, с оберегами на шее, зельями на поясе, канарейкой в руке и сияющим шаром в лампаде вошел первым. Следом шагнул Андор, за ним – трое солдат и Фаддей. Сайтахану царевич идти запретил – побоялся, что второго удара здоровье манохайца не выдержит.
Внутренний ход узок – вдвоём не разминуться. На камнях дрожат капельки, впервые за много лет увидевшие свет и странных двуногих существ. Ниже колен все исчезает в густом и белом, словно молоко, туманце. Группа пробиралась довольно быстро, вектир всматривался в черный коридор, посматривал на узенькую дощечку с разноцветными лоскутками. Путь преградила массивная кованая дверь с непривычно крупными петлями. Также необычно было видеть, что на поверхности не было ни одного, даже простенького узора. Фаддей юркнул к преграде, легко, не задев ни одного человека. С отрешенным видом, коротыш рассматривал замочную скважину, изучал петли, с одержимостью исследователя ощупывал взглядом каждый юнит поверхности – даже обычного проклепанного металла.
Андор нетерпеливо заскрипел зубами:
- Приступай к замку. Вот же он – доставай отмычки, лис.
Феккоец сделал знак молчать. Лишь проронил, - Это хитрость. Замок не здесь. – И продолжил зачарованно пялить очи на молчаливого стража.
Осмотрев всю дверь (на это ушло добрых двадцать минут), вор отступил и окинул взглядом всю стену – впрочем, она была чуть шире двери.
Юноша, что-то бормоча под нос, снял с левой руки толстую кожаную перчатку. Хану поморщился. Вектир не любил рисковать и каждому перед квестом настрого наказал не снимать защиту. Однако останавливать смугляша не стал – тот не дурак, за себя сам отвечает.
Фаддей выудил из нагрудника черные гловелетты и тонкую длинную палочку с загнутым наконечником. Рука аккуратно погрузила конец инструмента в туман возле края стены, видимо нашаривая заветный замочек. Через несколько секунд юноша выпрямился, на «крючке» болталась узенькая склянка с прозрачной жидкостью.
- Не задел, - лис мелко дрожал от возбуждения. – Даже не тронул.
Парень аккуратно капнул на каждую петлю. Тихо зашипело, и неподвластная времени и ржавчине сталь стекла как растаявший воск, оголив причудливые шестеренки. Фаддей достал отмычки –гибкие стерженьки с зубьями. Двумя отпирками зафиксировал шестерню, третьей вытянул валик. По лбу – то ли от сырости, то ли от напряжения – потекла крупная капля. Еще пара махинаций – в оказавшейся замком петле что-то шоркнуло.