ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ
ДМИТРИЯ ИВАНОВИЧА
НА ПОЛЕ КУЛИКОВЕ
И стал великий князь
Дмитрий Иванович
С братом своим — со князем
Владимиром Андреевичем,
И со своими
В живых оставшимися
Воеводами, —
Стал на костях.
И было грозно так,
Братия,
И жалостно было
В то время Глядеть:
Вот трупы лежат —
Христианские,
А накиданы — будто
Сенные стога;
А и Дон-река —
Три дня она
Кровью текла.
И сказал
Князь великий
Дмитрий Иванович:
«Братия,
Князья и бояре,
И дети боярские!
Вот оно — место,
Вот вам судьбою
Суженное место:
Между Доном-рекой
И Днепром-рекой —
На поле на Куликове,
На речке Ненрядве.
А и положили вы тут
Головы свои —
За землю Русскую,
За веру христианскую!
Вы простите меня,
Братия,
И благословите —
И в этом веке,
И в будущем.
И пойдем же теперь,
Брат мой, князь
Владимир Андреевич,
Во свою ли землю
Залесскую,
Ко славному граду —
Москве,
И сядем мы, брат.
На своем на княжении.
А и чести мы —
Чести добыли;
И добыли —
И славного имени!»
П Р И М Е Ч А Н И Я
В четвертый том Собрания сочинений И. А. Новикова входят: литературные исследования о творчестве русских классиков, воспоминания о личных встречах с писателями-современниками, стихотворения равных лет, переводы «Слова о полку Игореве» и «Задонщины».
Статьи исследования, воспоминания и переводы — это те литературные жанры, в которых наиболее активно работал Новиков в послеоктябрьский период своего творчества и особенно в последние двадцать лет жизни.
Художественные произведения издаются в нашей стране огромными тиражами, и писатель, как считал Новиков, не может не думать о литературе в делом, не будучи при этом пи специалистом критиком, ни литературоведом, «Потребность высказать хотя бы то главное, что отстоялось в этой области за долгие годы размышлений, настолько естественна и так велика, что время от времени воплощается она в те или другие, пусть небольшие, художественные исследования».
Литературное исследование И. А. Новикова «Пушкин и «Слово о полку Игорева» появилось в печати в 1951 году. Его возникновению предшествовали: многолетний труд над рома ном о Пушкине и работа над переводом «Слова». Закончив в 1936 году роман «Пушкин в Михайловском», Новиков, вдохновленный интересом Пушкина к великой древней поэме, взялся за ее перевод. «До того врос я в Пушкина,— отмечает писатель,— что моя работа о «Слоне о полку Игореве» выросла оттуда». Это увлечение древним памятником породило в свою очередь исследование «Пушкин и «Слово о полку Игореве», Говоря об этой работе, Новиков отмечает: «...мы видим на живом примере великого Пушкина, как гениальная поэма древнего поэта, можно сказать, сопутствовала всей его жизни... Пушкин хорошо знал п чувствовал могучую силу подлинного касания к самым истокам великого народного творчества».
Новиков писал, что каждая эпоха открывает нечто новое, свое в произведениях великих писателей классиков. В 1963 году он закончил свою следующую работу «Тургенев — художник слова? (о «Записках охотника?). Являясь на протяжения нескольких лет председателем постоянной Тургеневской комиссии при ССП, Новиков часто выступал с докладами и сообщениями о жизни и творчестве Тургенева. «Записки охотника» вызывали у него особый интерес, результатом которого и явилось исследование «Тургенев — художник слова».
В этой статье предстает перед нами писатель-общественник, «глубоко переживавший в душе напряженные думы о назревшей необходимости уничтожения крепостного права. «Записки охотника» — это была книга писателя-художника, которая претворяла слов о в непосредственное дело, имевшее огромную важность для всего народа».
Сразу после этой работы Новиков вернулся к исследованию о Чехове — «Человек и художник», первый вариант которого был написан в начале сороковых годов. В этой работе автор имел особую цель: «...вскрыть теснейшую связь художника не только с окружающей его жизнью, но и с собственной внутренней жизнью в последовательном ее развитии... В творчество этом нас привлекает не только то, что укладывается в понятия «формы» и «содержания». Мы ощущаем вместе с тем и то, что лежит еще глубже и одновременно возносит ту же самую вещь и выше, объема я и форму и содержание: это сам писатель-человек, дышащий в своих творениях. Каков был Чехов в жизни, таков он и в литературе» .В этот же период (1953—1954) Новиков написал статью «Правда и мастерство* — о «Севастопольских рассказах Л. Толстого.
Характеризуя основную сущность своего анализа творчества классиков, писатель говорит; «Во всех этих работах... приводятся также мысли и о самом возникновении интересующих нас произведений, п о прямой их связи с тою исторической эпохой, в которую жил сам художник, ...непосредственная связь творца с самою жизнью, то есть тот вопрос, который является нейтральным и для современных писателей».
* * *
Страницы воспоминаний о писателях современниках были написаны Новиковым спустя много лег поело непосредствен но го общения с ними, Й записи от 21 февраля 1946 года писатель отмечает: «Как воспоминания входят составной (и подчас очень значительной) частью того текущего дня, в который влились и они, так и, наоборот, «сегодняшний день» окрашивает собою воспоминания: вспоминается то или это, вспоминается так или этак».
Воспоминания И. А. Новикова о встрече со Львом Толстым появились в печати в 1928 году. Они были написаны в связи со столетием со дня рождения великого писателя. За нами последовали воспоминания о Чехове, Короленко, Блоке, Брюсове.
Размышляя о воспоминаниях, Новиков записывает в дневнике 20 февраля 1946 года: «Когда пишут воспоминания о ком-либо, справедливо считается приличным о себе почти вовсе не говорить... но если писать свою эпоху, то ведь это не столько о себе, сколько о человеческой жизни, а ее, конечно, по себе знаешь лучше, чем по другим... это но только для себя, но и для других. Если это не будет «радиоактивно» — это никуда не годится».
Литературные исследовали я и воспоминания впервые были объединены в книге «Писатель и его творчество» («Советский писатель», М. 1956). В своей статье «Многогранное исследование» Л. Шилов пишет об этой книге: «Все средства анализа Иван Новиков подчинил единой пели: раскрыть богатство русской литературы. Ее великие идеи, впечатляющие образы, выразительная речь рассматриваются Новиковым в нерасторжимом единстве, художественное произведение для него... живой организм, все члены которого взаимосвязаны. Умение в самой художественной ткани произведения показать идейную задачу, которую ставил перед собою писатель,— ценнейшее качество исследования... Бесконечная увлеченность Ивана Но ни нова любимыми писателями делает его работу очень интересной и живой». С. Корытная в рецензии на ту же книгу пишет: «Прелесть его книги—в увлекательном показе тех сокровенных путей, которые привели ее автора к раскрытию множества больших и малых загадок и тайн, к построению тонко обоснованных гипотез, и в том, что у нас, читателей,— вероятно, у каждого читателя! — возникает желание самому предпринять такое же чтение «с открытыми глазами».
* * *
Глубокий интерес И. А. Новикова к литературному исследованию побудил его заняться изучением древнего народного эпоса. Первым переводом И. А. Новикова был перевод бурятского эпоса «Аламжи Мерген. Затем он перевел «Слово о полку Игореве», пробудившее интерес писателя и к другим историческим событиям Древней Гуси, связанным с народным движением и защитой отечества. Он сделал стихотворный перевод «Задонщины», поэтическую обработку народной сказки «Про Мамая безбожного», написал повести в стихах «Батый на Рязани», «Азовское сидение донских казаков» и другие, вошедшие в издания: «Народная память» («Советский писатель», М. 1946) и «Русские героические повести» (Гослитиздат, М. 1949).
* * *
Стихи И. А. Новиков писал в течение всей своей жизни. Первая книга его стихов вышла в 1908 году. «Стихи — дыхание жизни» — этими словами определил Новиков значение и место поэзии в своей творческой биографии. Сам писатель как бы выводит формулу: «Не писать в стихах о том, что не просится в стихи, и не откатывать тому, что в стихи, напротив того, усердно просится». (Запись в дневнике от 3 декабря 1954 года.) Действительно, во всех рабочих тетрадях писателя, в записных книжках и блокнотах проза постоянно перемешается стихами, «Стихи не только сопутствуют жизни поэта и не только отражают вовне внутренние его чувства и мысли — они и сами по себе являются одним из проявлений его подливной жизни,— пишет Новиков.— В этих небольших созданиях пребывает то, что роднит поэта с его читателем: и самая музыка стихов, и поэтические очертания созданных образов, и краски, оставшиеся по-своему жить, художественно схваченной поэтом природы».
Стихотворения дореволюционного периода в основном редко выходили за рамки личных переживаний и настроений. Настоящая шпрота и разнообразие тем, так же как и обобщенность видения жизни, пришли к писателю после Октябрьской революции, по мере того как углублялось его понимание значительности совершаемого исторического процесса и росла любовь к новым явлениям жизни, порождавшим и новое поэтическое восприятие. Необходимо отметить, что актуальность тем псе более углублялась по мере роста духовной зрелости писателя.
По поводу сборника стихов И. Новикова «Под родным небом» И. Сельвинский писал автору: «...странное у меня от нее ощущение: будто приснился Тютчев, я проснулся, а он живой. Живой и современный!.. ...открою книжку — оторваться не могу». «Главное в ваших стихах,— отмечает Вера Звягинцева,— прозрачность слова и точность образа, несравненная «русскость» и мудрое «прохладное» вдохновение. Прохладное — не холодное, а свежее, чистое, смывающее сухую пыль».
ЛИТЕРАТУРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
Пушкин и «Слово о полку Игореве», Исследование впервые опубликовано в отдельной книге под этим же названием («Советский писатель», М. 1951). Начато в 1938, закончено в 1951 году, перепечатывалось в сборнике «Писатель и его творчество» («Советский писатель», М. 1956). В этом издании перед первой главой вместо эпиграфа ко всему произведению помещено стихотворение под названием «На пне в лесу», написанное 31 июля 1951 года и впервые здесь опубликованное.
Не считая черновых рукописных набросков на отдельных листах, датированных 1938 годом, сохранился первый машинописный вариант — «начальная редакция», с большою авторской правкой и вставками, а также авторизованная машинопись— «окончательный текст», совпадающий с начатым с некоторыми изменениями. В рукописи название: «Слово о полку Игореве» в жизни и творчестве Пушкина».
Изучая для работы над романом о Пушкине не только произведения великого поэта, но и многочисленные источники о его жизни и творчестве. Новиков отмечал высказывания Пушкина, а также воспоминания его современников, свидетельствующие о глубоком интересе поэта к «Слову о полку Игореве». В связи с этим у Новикова и возникло желание сделать перевод древней поэмы. Параллельно он подробно изучал историю возникновения «Слова», его толкования, переводы. Это побудило Новикова написать исследование «Слово о полку Игореве» и его автор», в первом издании которого1 были главы о влиянии «Слова» на стихи Пушкина-лицеиста и поэму «Руслан и Людмила». Впоследствии эти главы и выросли в специальное исследование об органической связи древней поэмы с творчеством Пушкина — «Пушкин и «Слово о полку Игореве», В 1950 году писатель снова возвращается к теме «Пушкин и «Слово»: «Раздумья над темою «Пушкин и «Слово» заняли у меня несколько лет, и я рад изложить их с известною полнотой а настоящем небольшом исследовании, поделившись таким образом своими мыслями с нашим читателем, которому одинаково дорога и Пушкин, и «Слово о полку Игореве» и который, надеюсь, не останется равнодушным к попытке установить их органическую близость между собою».
Двадцать первого октября 1950 года Новиков отмечает в дневнике: «Сегодня работалось. «Слово» — как живая вода». 4 ноября: «Работаю, но по сути дела — ищу только верного гона книги. И много думаю о самом «Слове*: есть, о чем еще думать». 19 ноября: «Я ведь не столько пишу, сколько размышляю над «Словом» — «исследую». Это берет самую высокую энергию, самую топкую интуицию.
Литературовед Д. С. Лихачев в письме к И. А. Новикову от 21 октября 1956 года так оценивает работы Новикова о «Слове»: «Я думаю, никогда не забудется то, что вы подошли к «Слову» как художник, ощутили «Слово» сердцем... почувствовали его как русский. Поэтому и работы ваши о «Слове» будут всегда читаться с особым интересом к «Слову» и с интересом к вам, как к художнику».
Тургенев — художник слова (о «Записках охотника»). Исследование впервые опубликовано в журнале «Новый мир», 1952, № 9, под заглавием «О любимой книге. Заметки писателя (К столетию со дня опубликования «Записок охотника» И. С. Тургенева)», в сокращенном варианте, бел названия глав, а лишь с нумерацией. Впервые полностью под названием «Тургенев — художник слова» вошло в книгу того же названия («Советский писатель», М, 1954). Под текстом даты: 1961 — 1952 — 1953. Вместо эпиграфа — стихотворение под названием «Записки охотника», написанное 2—3 ноября 1952 года и впервые опубликованное в этом издании.
Двадцать пятого апреля 1951 года писатель отмечает в своих записях: «А летом опять в Покров. Хочу отдохнуть в тишине. Буду читать Тургенева; просят о нем книжку: о его творчестве!»
Давая оценку исследованию И. Новикова о Тургеневе, критик З. Финицкая отмечает, что писательская наблюдательность в соединении со свежестью непосредственного восприятия образов позволяет ему по-новому раскрыть многие страницы «Записок охотника». В письме к И. Новикову от 12 декабря 1955 года К. Федин пишет об этом труде: «Это один из поэтичнейших памятников поэту, который много видел себе монументов, по вами созданный принял бы сердечно». Литературовед Илья Фейнберг в своем очерке о творчестве Новикова «Поэтическая проза», так оценивает его работу о Тургеневе: «..она не похожа на обычные историко-литературные исследования, перед нами труд критика-художника».
Исследование входило в издания: «Избранные сочинения», т. 3 (Гослитиздат, М. 1955), «Писатель и его творчество» («Советский писатель», М. 1956).
Правда и мастерство («Севастопольские рассказы» Л. Толстого). Исследование впервые опубликовано в журнале «Октябрь», 1955, № 3. Начато 17 июля, закончено 20 июля 1953 года. В 1954 году автор внес в текст исследования некоторые изменения и сокращения. Сохранились черновая рукопись и авторизованная машинопись.
Двадцатого февраля 1946 года Новиков отмечает в своих записях: «...мысли о молодом Толстом, которых здесь касаться не иуду: напишу небольшую особую статью».
Исследование входило в книгу «Писатель и его творчество» («Советский писатель», М. 1956), вместо эпиграфа — стихотворение «Война и мир», написанное 31 марта—2 апреля 1956 года и впервые опубликованное в этом издании.
Человек и художник (о Чехове). Исследование впервые вошло в книгу «Писатель и его творчество» («Советский писатель», М, 1956). Ранее публиковались отдельные главы из него. Глава «Степь» в журнале «Огонек», 1954, № 28, с некоторыми сокращениями и разночтениями. Главы: «Ранний Чехов» (под названием «Ранние рассказы»), «Наука и искусство», «Чехов—Толстой» (под названием «Драматургия Чехова») и «Невеста» — также с сокращениями и разночтениями— в журнале «Октябрь», 1954, № 7. Сохранилась авторизованная машинопись с датой «6 июля 1944 года, Москва». В первой публикации датировка: 1940; 1953—1955 — ошибочна, восстанавливается авторская датировка по рукописи: 1944; 1953—1955.
При сверке авторизованной машинописи с текстом первой публикации обнаружены сокращения отдельных мест (повторения, длинноты, опущены некоторые цитаты). Глава «Две встречи» не вошла в первую публикацию, а печатается отдельно, как воспоминания. Глава «Чехов и музыка» была написана в 1955 году. В первой публикации вместо эпиграфа напечатано стихотворение «За чтением Чехова», написанное 2—3 апреля 1956 года и впервые опубликованное в этом издании.
В письмах к сыну в 1944 году Новиков пишет не раз о своей работе: «5 февраля. Кропал по нескольку строк в день, а то и ни одной, а вечером 3-го и вечером 4-го написал о «Невесте» сразу на машинке все, что хотел». 22 июля, тому же адресату: «Вот уже месяц, пожалуй, как я ушел в Чехова, Работаю очень много, опять так же пристально, как над романами о Пушкине... Работа не легкая: Чехов весь — трудно обозрим, но я и не гонюсь за внешней полнотой, а вот всю полноту и глубину его поэтического дыхания хотелось бы охватить. Когда меня одного порою на это не хватает, я работаю вместе в Чеховым, и это упоительно-приятно».
После большого перерыва, в 1953 году, в связи с приближающимся пятидесятилетием со дня смерти Чехова, писатель снова возвращается к своей работе и подготовляет рукопись к печати. Ознакомившись с работою И. Новикова о Чехове, А. Твардовский в письме от 24 мал 1954 года пишет: «...написана она, как все, что выходит из-под вашего пера, хорошо, душевно, по русски, ясно и понятно».
ВОСПОМИНАНИЯ
Две встреча с А. П. Чеховым. Воспоминания впервые опубликованы в «Литературной газете» 15 июля 1929 года, под названием «Две встречи». Начаты в июне и закопчены в начале июля 1929 года, в Кисловодске. Рукопись сохранилась.
Четвертого июля 1929 года писатель сообщает жене из Кисловодска: «О Чехове написал я немного, но сидел за этим довольно долго».
В 1944 году, подготовляя воспоминания для сборника, который готовился к сорокалетию со дня смерти Чехова, но вышел лишь в 1947 году писатель внес несколько поправок и поставил Дату — 1944.
Новиков встречался с А. П. Чеховым дважды: в 1899 году зимой в Ялте, по пути в Бессарабию, и в мае 1900 года в Москве па XXVIII передвижной выставке.
Стр. 353. ...о портрете какого то генерала... — Имеется в виду портрет И. И. Воронцова-Дашкова, работы художника Н. П. Богданова-Бельского.
Автор картины, на которую А. И. Чехов обратил внимание Новикова, был художник М. С. Пырин. Картина называлась «В гости».
Воспоминания вошли в издания: «Чехов в воспоминаниях современников», Гослитиздат, М. 1947 (переиздания: 1952, 1954, 1960), под названием «Две встречи»; «Избранные сочинения», т. 3 (Гослитиздат, М. 1955), под названием «Две встречи с А. П. Чеховым»; «Писатель и его творчество» («Советский писатель», М. 1956), под названием «Незабываемые встречи»; «Повести и рассказы» («Советский писатель», М. 1958), под названием «Две встречи с А. П. Чеховым»,
В. Г. Короленко. Воспоминания впервые опубликованы в журнале «Огонек», 1953, № 30, под заглавием «Большое и благородное сердце». С В. Г. Короленко Новиков виделся один раз в 1908 году, в Полтаве.
Воспоминания написаны в 1952 году к столетию со дня рождения Короленко. Начаты 15 декабря и закончены 16 декабря 1952 года. Сохранилась авторизованная машинопись.
Двадцать шестого июня 1954 года, выступая в Москве на открытии мемориальной доски в память В. Г. Короленко, Новиков рассказывал, что когда Короленко говорил о современности он «резко переменялся: голос и взгляд, жест руки,— кажется, чувствуешь, как его пульс становится особенно полным и жарким. И тогда из широкого и общего понятия «человек» видишь отчетливые и строгие очертания того, что называется «гражданин»
Воспоминания входили в издания: «Избранные сочинения», т. 3 (Гослитиздат, М. 1955), под заглавием «В. Г. Короленко»; «Писатель и его творчество» («Советский писатель», М. 1950), под заглавием «Благородное сердце»; «Повести и рассказы» («Советский писатель», М. 1938), под заглавием «В. Г. Короленко».
Живой Толстой. Воспоминания впервые опубликованы в журнале «Огонек», 1928, .N5 37. Первое упоминание Новикова о его встрече с Л. Н. Толстым было в очерке «Пешком от Толстого к Тургеневу», опубликованном через полтора года после того, как 12 июля 1909 года он побывал в Ясной Поляне. Толстой в этот же день отметил у себя в дневнике: «Было 7 посетителей: юноша с сочинениями, потом совсем сочинитель, умный Новиков...»
В 1952 году писатель, значительно расширив и переработав воспоминания, опубликовал их в журнале «Новый мир» (№ 9, 1953), под заголовком «У Толстого». Сохранилась авторизованная машинопись с датой: «25. XII. 52».
В письме от 20 июня 1953 года Л. Твардовский писал И. Новикову по поводу его статьи: «...ценность ее в том, что это еще одно свидетельство о Толстом нашего старшего современника, которому еще довелось видеть Толстого живого... читатель прочтет эти странички с удовольствием и признательностью». Прочтя воспоминания, К. Федин отметил: «...мне очень понравился ваш «Живой Толстой». Отлично написанный портрет воспоминание».
Воспоминания вошли в издания: «Избранные сочинения», т. 3 (Гослитиздат, М. 1955), «Писатель и его творчество» («Советский писатель», М. 1956), «Повести и рассказы» («Советский писатель», М. 1958).
Великий труженик (Валерий Крюсов). Воспоминания впервые опубликованы в книге «Писатель и его творчество» («Советский писатель», М. 1956).
Эти воспоминания были написаны 29 октября 1954 года я в тот же день прочитаны Новиковым на вечере, посвященном тридцатилетию со дня смерти Брюсова.
Сохранилась авторизованная машинопись. Дли печати писатель несколько расширил текст и закончил двумя первыми строфами из своего стихотворения «Брюсов» («Дуб на вершине вершиной шумел...»). Стихотворение датировано: 20 мая 1924 года.
Воспоминания вошли в книгу «Повести и рассказы» («Советский писатель», М. 1958).
Образ поэта (Александр Блок). Воспоминания впервые опубликованы в книге «Писатель и его творчество» («Советский писатель», М. 1956).
Новиков первый раз встретился с Блоком в Петербурге, видимо, в самом конце 1906 или начале 1907 года, и Блок пригласил его на представление своего «Балаганчика». Вторая встреча произошла в Киеве, куда Блок приехал для участия в литературном вечере 4 октября 1907 года. Еще раз Новиков видел Блока в последний приезд поэта в Москву — в мае 1921 года.
Зимою 1910 года Новиков послал Блоку свою книгу стихов «Дыхание земли». Поэт ответил письмом: «Дорогой Иван Алексеевич, спасибо Вам за книгу, которую я сейчас получил. А я опять засиделся в городе, да и не в одном. Отрадно, что вспомнили меня и шлете мне из России свое «Дыхание земли». Ваш Ал. Блок. СПб., 5 февраля 1910».
Несколько позже в дневнике Блока записи: «4 мая 1912 года. Петербург. Обедал И. А. Новиков — милые речи». «24 ноября 1912 года. Петербург. Книга рассказов от И. А, Новикова».
Воспоминания написаны к двадцатипятилетней годовщине со дня смерти Блока. В авторизованной машинописи дата «29—30. XII. 46».
В 1955 году писатель вернулся к своим воспоминаниям, дополнил, немного переработал и закончил стихотворением, посвященным семидесятипятилетию со дня рождения поэта «Поворошишь десятки лет...». Под текстом воспоминаний поставил дату — 1955 год. В первой публикации две последние строфы стихотворения «Памяти поэта» опущены, восстановлены в издании «Повести и рассказы» («Советский писатель», М. 1958), где это стихотворение публикуется под названием «Блок».
СТИХОТВОРЕНИЯ
На протяжении всего своего творческого пути И. А. Новиков писал и печатал стихи. В дореволюционное время в московских, петербургских, киевских, одесских и других газетах и журналах. До 1917 года вышли книги его стихов: «Духу святому» (изд-во «ГРИФ», М. 1908), «Дыхание земли» (Киев, 1910) и «Стихи деткам» (М. 1913).
В послереволюционный период стихотворения И. А. Новикова продолжали печататься в газетах и журналах, а также вышли два его поэтических сборника: «Тбилиси» (изд-во «Зари Востока», Тбилиси, 1944), «Под родным небом» («Советский писатель», М. 1956) и несколько тематических книжек стихов для детей в издании ГИЗ «Круглый год» (1924, 1927), «Полный ковш») (1924, 1927), «Весело-зелено» (1926), «В огороде подъедай» (1926), «Во садочке, во саду» (1926), «Овцы-лошадки» (1926), «Детвора на комара» (1926), «Конопель-конопелька» (1926), «Ежик Егорка» (1927), «Пчелка мохинтка» (1927), «Машин огород» (1927, 1928), «В лесу» (1928), «В ночном» (1928).
Ряд стихотворений опубликован в «Избранных сочинениях», т. 3 (Гослитиздат, М. 1955).
Все стихотворения, вошедшие в настоящий том, за исключением трех («Прислушайся к себе», «Труд», «День и ночь»), печатались в сборнике «Под родным небом». Некоторые — с небольшими разночтениями в тексте по сравнению с предыдущими публикациями. В настоящее издание внесены исправления, сделанные Новиковым после выхода книги «Под родным небом». Авторская датировка стихотворений восстанавливается по рукописи. Иногда, внося поправки в ранее написанное стихотворение, автор ставил новую дату. В этих случаях под текстом приводятся две даты. Большинство лирических стихотворения поэт обращает к своей жене О. М. Новиковой, которая на протяжении всей жизни была самым близким его другом.
В сборнике «Под родным небом» впервые опубликованы стихотворения: «Notre Dame», «Ночь в Нормандии», «Строгость к себе», «Июнь», «Старинная песня», «Все счастие», «Утверждение», «Покончен день», «Освобожденная земля», «Без слов», «Веселые скворцы», «Добрый совет», «Под дождем», «Глаза», «Вечер», «Не выразить», «Так было», «В ночной тишине», «Иней», «Письмо», «Поэты», «Автобус», «Две музы». «Бодрость», «Колчан», «Родина», «Малеевка», «Домик», «Строгое слово», «Топка печки в Каменске-Уpaльском», «Мелодия», «Старое дерево», «Победы весть», «Самолет «Александр Пушкин», «Лекарство от любви», «Древнее», «Присяду па пенек», «В бурю», «Жасмин», «Звук особый», «Путешествие», «Истоки», «Рождение «Пророка», «Прохлада вдохновенья», «Мой путь», «Радуга», «Не годами», «Последнее», «Как сердце не устанет биться...», «Совет».
Примечания к некоторым из этих стихотворений:
Покончен день. В рукописи: «Перед ужином после прогулки с Олей». Оля— О. М. Новикова. Оптушка— загородное место под Орлом.
Веселые скворцы. Провожай жену и дочь в Коктебель весною 1927 года, писатель обратил особое внимание на их соседей по купе, которых позже и запечатлел в этих стихах.
Под дождем. Посвящается дочери, М. Новиковой.
Так было. Новиков вспоминает случай, когда в 1910 году, путешествуя заграницей, он заснул на берегу океана во время отлива.
Самолет «Александр Пушкин». Находясь с конца 1942 года в городе Каменске-Уральском, старый писатель сильно тяготился тем, что не может принять непосредственного участия в защите своей родины. При активной поддержке партийных и общественных организаций города Новиков провел в Пушкинские дни (10 февраля — день смерти поэта) ряд платных вечеров, выступая с чтением лекций о Пушкине и отрывков романа о нем. Весь сбор —свыше 100 тысяч рублей — писатель отдал на постройку самолета. В начале июля 1943 года пришла телеграмма: «На собранные вами средства построен боевой самолет-истребитель «Александр Пушкин», который 28 июня передан в Военно-Воздушные силы Красной Армии летчику капитану Горохову».
В боях «Александр Пушкин» сбил девять фашистских самолетов.
Древнее. В черновой рукописи: «О любви (Древнее)».
NB: «первое послание к коринфянам, гл. 13, стих 1, 2, 3, 8». Заканчивалось строфою:
Велениям небес не прекословь —
Незыблемым от века и до века:
Бессмертная в душе сияет пусть любовь,
Объемля мир, и жизнь, и человека.
Звук особый. Обращено к умершей жене, О. М. Новиковой.
Мой путь. «В 77 году» — автор имеет в виду год своего рождения — 1877.
«Две музы», «Наедине с собой», «Рождение «Пророка». Стихотворения были перепечатаны в газете «Тимирязевцев», 1957, 9 февраля.
В «Избранные сочинения», т. 3, вошли стихотворения: «Аю-Даг», «В убранстве светлой нищеты», «Невероятно умереть», «Горный козел», «Приход поэта» (впервые), «Легкое дыхание» (впервые), «Родник», «Смерть воина Древней Руси», «До капли» (впервые), «Рождение стиха» (впервые), «Наедине с собой» (впервые), «Сирень» (впервые), «Мгновение» (впервые в разделе «Краткие записи»), «Тополя» (впервые), «Глаза в глаза» (в разделе «Краткие записи»).
Впервые в сборнике «Тбилиси» опубликованы стихотворения: «У окна», «Смерть узка», «Звезда», «Родное», «У Грибоедова».
Первая публикация остальных стихотворений указывается в каждом отдельном случае:
Аю-Даг. Впервые напечатано в книге «Духу святому», вошло в сборник «Стихи деткам».
В убранстве светлой нищеты. Впервые напечатано в «Однодневной газете Комитета академических театров помощи голодающим» (М. 1922, 28—29 мая).
Невероятно умереть. Впервые напечатано в «Однодневной газете Комитета академических театров помощи голодающим» (М, 1922, 28—29 мая); с небольшими разночтениями вошло в журнал «30 дней» (1940, № 3—4).
Репейник (два стихотворения). Впервые напечатаны в журнале «Русская мысль» (1916, ноябрь) под заглавием «Стихотворения».
Давнее. Впервые напечатано в журнале «Красная новь» (1940, № 7—8), под заглавием «Признание».
Горный козел. Впервые напечатано в журнале «30 дней» (1941,№1).
Ливень в горах. Впервые напечатало в журнале «Красная новь» (1940, № 7—8).
Под музыку. Впервые напечатано в журнале «30 дней» (1940, 3—4).
Стихи о прозе. Впервые напечатано в журнале «Огонек» (1940, № 3), без названия, в цикле стихотворений под общим заглавием «Чехов».
Прислушайся к себе. Впервые напечатано в газете «Орловская правда» (1959, 19 июня).
Родник. Впервые напечатано в журнале «Красная новь» (1940, № 7—8), без названия, в разделе под общим заглавием «Из книги стихов».
Смерть воина Древней Руси. Впервые напечатано в журнале «Знамя» (1939, № 7—8), под названием «Смерть воина», в цикле «Донские стихи»,
Лунная ночь. Впервые напечатано в журнале «Знамя», (1939, № 7—8), без пятой строфы, в цикле «Донские стихи».
Слово о полку. Впервые напечатано в журнале «Знамя» (1939, № 7—8), под названием «Вечер на Дону», в цикле «Донские стихи».
Молодость. Впервые напечатано в журнале «Знамя» (1939, № 7—8), в цикле «Донские стихи».
На поле дальнем. Впервые напечатано в журнале «Красная новь» (1940, № 7—8), в разделе под общим названием: «Из книги стихов». В сборнике «Под родным небом» напечатано в цикле «Донские стихи».
Голос счастья. Впервые напечатано в журнале «Красная новь» (1940, № 7—8), под заглавием «Труды и дни», в разделе под общим названием «Из книги стихов».
«Дом с мезонином». Впервые напечатано в журнале «Огонек» (1940, № 3), в разделе стихотворений под общим названием «Чехов».
Как женился. Впервые напечатано в журнале «Огонек» (1955, № 11).
В год войны. Впервые напечатано в газете «Орловская правда» (1946, 16 августа), под названием «Вовеки», с пояснением: «Думой об Орле, о Русской земле, о родной русской литературе навеяно это стихотворение».
Труд. Впервые напечатано в журнале «Огонек» (1956, № 33).
Когда, как пахарь... Впервые напечатано в книге «Писатель и его творчество» («Советский писатель», М. 1956).
Глаза в глаза. Впервые напечатано в журнале «Огонек» (1955, № 11).
День и ночь. Впервые напечатано в газете «Литература и жизнь» (1959, 14 января).
ПЕРЕВОДЫ
«Слово о полку Игореве». Перевод впервые опубликован в журнале «Красная новь» (1938, № 3). Начат 23 марта, закончен 16 апреля 1937 года. Сохранилась рукопись перевода на двадцати семи страницах, испещренная вариантами отдельных мест и заметками на полях. Даты на полях: 23—27 марта, 12—16 апреля.
Работа над переводом «Слова» началась после окончания романа «Пушкин в Михайловском» и захватила писателя на всю жизнь. «Никакой перевод,— отмечает Новиков,— заменить, подлинника не может, но он должен быть таким, чтобы, представляя самостоятельную поэтическую ценность, сделать возможным настоящею глубокое восприятие и самого подлинника, овладение которым обогатит растущую культуру нашего народа». От издания к изданию Новиков продолжал свою работу над текстом перевода; все углубленнее анализировал подлинник, особо обращая свое внимание на темные места древней поэмы, возникшие от многократной переписки памятника, с вкравшимися при этом ошибками; останавливался на отдельных выражениях и словах, ища наиболее точных, поэтических и вместе с тем кратких определений; работал над ритмом, оттачивая стихотворные строки. Новиков выдвинул ряд гипотез, растолковав по-своему отдельные места «Слова». Только для первой строки перевода поэмы имеется девять различных вариантов. «Работу над раскрытием нашего памятника приходится признать очень трудной, но и заманчиво увлекательной, — отмечает Новиков. — Она сопровождается радостью, вероятно подобной той, какая сопровождает работу художника— отмывателя древних фресок, когда из-под темного слоя веков удается наконец выявить живые, пленительные краски подлинника».
«Автор перевода, — говорит писатель, — ставит себе целью дать перевод поэтический, точный и понятный... ощутить изнутри эту изумительную поэму XII века».
Высокую опенку переводу дал Корней Чуковский в своей книге «Высокое искусство» («Искусство», М. 1964): «Этот перевод тоже чрезвычайно типичен для недавней эпохи: никаких прикрас и отсебятин, сочетание поэзии со строго научным анализом текста! Главная задача переводчика — воссоздание древнего «Слова» путем максимального приближения к памятнику, к его ритмике, стилю, словарю, поэтическим образам... Из всех сорока пяти переводов «Слова», сделанных за сто пятьдесят лет со дня первого напечатания текста, перевод Ивана Новикова наиболее соответствует буквальному смыслу подлинника и может служить превосходным подстрочником для всех изучающих «Слово».
Говоря о неумирающей жизни «Слова о полку Игореве» в наши дни, Новиков приводит рассказ участника боев за Москву в 1941 году: в разгар наступательных боев советский лейтенант поднимает на развалинах школы хрестоматию с текстом «Слова». «Загородите полю ворота своими острыми стрелами за землю Русскую, за раны Игоревы»,— читает он громко. «С этим новым огнем, вспыхнувшим в сердце, и двинулся дальше отряд»
Все издания перевода, начиная с первой публикации в журнале «Красная новь», печатались без названия глав, которые автор дает с издания 1949 года в сборнике «Русские героические повести». В сборнике переводов «Слова» (изд-во АН СССР, М.—Л. 1950) названия двух первых глав были изменены: первая глава «Запевка» стала называться «Запевка о Бонне», вторая глава — «Вступление» — «Игорь готовится К походу».
Не считая отдельных отрывков, опубликованных в разное время в периодической печати, перевод входил в издания: «Слово о полку Игореве» (Гослитиздат, М. 1938); «Слово о полку Игореве» (Библиотека «Огонек», М. 1938); «Слово о полку Игореве» («Советский писатель», М. 1938); И. Новиков, Русские героические повести (Гослитиздат, М. 1949); «Слово о полку Игореве» (изд-во АН СССР, М.—Л. 1950); «Слово о полку Игореве». Библиотека поэта. Большая серия («Советский писатель», Л. 1952); «Избранные сочинения», т. 3 (Гослитиздат, М. 1955); «Слови о полку Игореве» (Гослитиздат, М. 1959); «Слово о полку Игореве». Поэтические переводы и переложения (Гослитиздат, М. 1961).
Ниже приводятся примечания И. Новикова к последней, подготовленной им публикации перевода, вошедшей в сборник «Слово о полку Игореве» (Гослитиздат, М. 1961, стр. 348—351):
«В пояснениях к настоящему переводу «Слова» даются лишь самые основные мотивы того или иного понимания текста «Слова о полку Игореве», Великая древняя русская поэма открывается далеко не сразу, а потому переводчиком, непрестанно продолжающим свою работу, вносятся порою все новые в новые изменения текста.
Строка 51. Нацелил полки свои храбрые.— В основном тексте «Слова» мы имеем глагол «наведе». Обычно он так и переводится: «навел». Я этот глагол переводил — «направил», но это можно понять, как «отправил», а между тем поход еще пе начинался: перед походом Игорь нацелил свои войска. Употребление именно этого глагола поэтически подкрепляется контекстом: Игорь весь как натянутый боевой лук.
Строка 71. Спала у князя и думка// О милой жене своей.— В первопечатном тексте: «Спала князю умь похоти». Ранее я переводил близко к обычному пониманию: «И запала охота князю на ум». Между тем выражение «похоти» переводится как «охота» лишь с большою натяжкою. В Екатерининской же копии это слово написано раздельно: «по хоти», а это значит, что мысль Игоря была — «о хоти» — о желанной, о жене своей. Слово «спала» также получает при таком понимании текста точное свое значение: перестала быть напряженною думой. А в целом новое это чтение перекликается с тем, как Всеволод совсем уже, в пылу боя, забыл «свычаи и обычаи» своей жены («милой хоти») красавицы Глебовны. Возникает наконец параллель и между «думкой» Игоря о Ярославне и думами ее о своем раненом муже.
Строки 131 —133. А моим-то курянам// Проведано,// Куда им идти.— В первопечатном тексте: «А мои ти куряни сведоми къ мети». Сначала многие переводчики переводили: «в цель стрелять знающи», потом стали считать ошибкой разделение слов «къ мети» и читали как одно слово: «кмети», вкладывая в него понимание особого рода воинов, отважных и «знающих». Однако слово «сведоми» пе значит «знающие», оно значит «осведомленные», слово же «мета» значит «цель». Таким образом, точный смысл этой фразы сводится к тому, что цели похода были им, курянам, ведомы. Это понимание я и дал в своем переводе.
Строки 156, 173—175. Див с древка кличет// Игоръ к Дону войско ведет.// А птицеподобный// От бед// Его стережет,— Что такое «дин» — неизвестно. Множество предположений сводится к тому, что это мифическая птица, враждебная русским, полагают также, что это «дикий», т, е. половец; и в том и в другом случае это враг. Ближайшее рассмотрение текста позволило мне, однако, предположить противоположную гипотезу. Див русским не враждебен. Его клич «земле незнаемой» скорее подобен кличу Святослава Игоревича: «Иду на вы!» Заслышав клич Дива, половцы, подобно распуганным лебедям, кинулись назад—к Дону великому.
Див не сидит на дереве, встретившемся Игорю на пути. Он сопровождает Игоря в его походе. Отсюда и предположение, что он не на дереве, а «на древке» знамени, что он изображение.
В первопечатном тексте: «Игорь к Дону вои ведет: уже бо беды его пасет птиць; подобию...» Это слово «подобию», никак пе связанное с последующими словами; «влъци грозу въсърожатъ», и произвольно оторванное точкою с запятой от предшествующего ему слова «птиць», вызывало большое недоумение и в конце концов уступило свое место другому выражению» — «по дубию»: так возник образ враждебных русским загадочных птиц, рассевшихся по дубам. Назад догадка, что Див есть изображение на знамени, помогла увидеть и здесь птицеподобное изображение, оберегающее русских воинов от бед.
Кто же этот птицеподобный Див? Каково самое значение этого слова? Значение его, по нашему мнению, верно понято автором «Задонщины»: это — именно Диво, нечто чудесное. Это друг и союзник русских. Это человек с крыльями. Это птицеподобное изображение крылатого «архистратига небесных сил», вождя небесного воинства — архангела Михаила. Так его изображали от конца XII до начала XIII века. Что в «Слове» имеется в виду именно такое изображение - это, конечно, всего лишь предположение. Но за него говорят и данные «Сказания о Мамаевом побоище», и то, что это «Диво» совсем не враждебно, а благожелательно русским.
Подробное обоснование этой новой гипотезы о «Диве» дано мною в другой работе о «Слове». Здесь же вспомним только характеристику гениальной поэмы, данную Карлом Марксом: «Вся песнь носит христиански-героический характер, хотя языческие элементы выступают еще весьма заметно. Но ведь до сих пор именно христианские элементы в «Слове» находились с таким трудом, что порою утверждалось, буд-то в нем вообще «отсутствует церковно-религиозный налет». В дальнейшем (глава седьмая) поэт показывает, как это знамя оказалось низвергнутым.
Такое понимание «Дива» делает понятным и то место «Задонщины», которое до сей поры казалось весьма странным: «А уж Диво кличет под саблями татарскими». Ясно теперь, что и здесь это «Диво» («Див») не какой-либо таинственный враг русских и, уж конечно, не татарин: это зарубили татары русское знамя с изображением «Дива».
Строки 406—409. Коли между князьями /(Усобицы,// Так нам-то поганые—// Гибель! — При передаче этого места подлинника нами приняты исправления Барсова (вместо «на» — «нам»). При таком понимании этого места интересы князей резко отделяются от интересов народа. Автор прямо говорит от имени этого последнего: «Нам-то поганые—гибель».
Строки 463—465. От всякого двора — //Звонкого серебра// По беле-монете.— В первопечатном тексте: «По беле от двора». В это время в обращении были и монеты — единицы денежного исчисления, равные стоимости шкурок куницы и белки (бела, бель). В словаре Даля мы находим и уточнение: бель — звонкая серебряная монета. Мы не привели в переводе названия этой монеты, так же не привели в главе восьмой названия монет, на которые можно было бы в случае победы русских купить раба или рабыню.
Строки 568—569. А с ним,// С Игорем-князем. — Сначала я переводил, следуя установившейся поправке: «И молодые с ними два месяца», хотя в подлиннике стоит: «с ним».
Без этого возвращения к подлиннику («с ним») все место становится неясным: то упоминались в тексте четыре солнца, то осталось их два: почему? Что такое «багряные столпы» и с кем — с «солнцем» или с «багряными столпами» померкли и два «молодых месяца»? Ответ сводится к тому, что два солнца — это затмившееся солнце и затмившаяся в пленении слава князя Игоря, а два столпа—отражения этих солнц, погрузившиеся в реку Каялу, два же «молодых месяца»— отраженный свет Игоря-солнца—дети его, оставшиеся дома, которых также заволокла тьма поглотившего их отца плена.
Строки 626—630. Да и с горцами, //И с шатунами, //С бродягами, //И с крикунами, //Да с их атаманами.— Переводы различных названий войск Ярослава являются одною из возможных гипотез их осмысления. Но другим предположениям, это названия или родовых подразделений тюркского племени ковуев, живших на границе с Киевской Русью, или же перечисление титулов, чинов или прозвищ высоких лиц из этого племени тюрков. И в том и в другом случае эти слова производятся от тюркских корней, порою, на наш взгляд, с большей трудностью, чем я перевожу их, осмысляя старинные русские слова, что и по сути дела, мне кажется, естественнее и более отвечает всему словарному характеру великой нашей национальной поэмы.
Подробное обоснование перевода этого места дано в первом издании моего перевода «Слова» (М. 1938). В настоящем же издании я переосмыслил и еще одно слово. «С черниговскими былями» я переводил ранее: «С боярами черниговскими», так это было переведено в издании «Слова» (1800 г.). Перевод этот, конечно, неудовлетворителен, хотя бы уже по тому одному, что «бояре»—это не войско. Теперь я перевел в самом простом смысле: «С его множеством воинов, //В Чернигове пребывающих», а далее идет уже перечисление этих воинов.
Строка 668. Коли был бы ты там...— Уже в переводе 1800 года было добавлено слово «здесь», и только более осторожные переводчики не прибавляли этого слова, оставляя неясным, где же именно следовало быть Всеволоду, чтобы пленные половцы продавались па Руси за самую дешевую плату. Эти слова: «Коли был бы ты здесь» в устах великого князя киевского кажутся более чем странными; ведь «здесь» — значило: в Киеве, и собственно говоря, даже — на киевском великокняжеском столе! Откуда взялось это «здесь», когда началу фразы предшествует восклицание, что Всеволод мог бы «Дон шеломами //Вычерпать!». Поэтому совершенно ясно, что если бы Всеволод был именно там, на Дону, то все обстояло бы иначе. Поэт счел даже лишним поставить это уточняющее слово «там», как само собой разумеющееся.
Строки 602—770. О размерах «Злата слова» Святослава.
Поэт вложил в уста Святослава свои высокие мысли о единстве князей, необходимом для зашиты единой родины. Он был заинтересован прежде всего в действенности этого призыва и поэтому, естественно, вложил его в уста великого князя, придав его словам и соответствующую форму. Основной же, чисто литературный довод, который говорит за размеры, принятые нами,— это строгое логическое единство всех обращений от имени Святослава.
Строка 810. О вы, Ярославичи,— Вместо обращения к неведомому Ярославу и внукам Всеслава я принял поправку Д. С. Лихачева: обращение к Ярославичам и внукам Всеслава.
Строки 828—830. И, на клюки опираясь, //Добравшись до кровли, //Скакнул с конька в город.— Раньше я переводил слово «клюками» в смысле «хитростей» Всеслава и полагал, что он «опирался с коней», хотя это последнее было совсем мало понятно. Но вернее будет считать все это сценою, кажется имевшею место и в действительности, когда Всеслав бежал, выбравшись из темницы через крышу, опираясь о «конька».
Строки 972—975. Свистнул Овлур за рекой: //Князю велит разуметь! //Не быть князю Игорю //По имени кликнуту...— Выражение «Князю Игорю не быть!» всегда возбуждало большой интерес исследователей и переводчиков. Основное недоразумение происходило из-за расстановки знаков в основном тексте: «Князю Игорю не быть: кликну, стукну земля». «Кликну» и «стукну» связывались непосредственно с «землей».
Очень интересно такое толкование этого места, когда фраза «Князю Игорю не быть!» — считается восклицанием Овлура. Но наряду с этим я даю и свое толкование, также нарушающее связь между «кликну» и «стукну». Логически мне оно кажется более верным. Овлур свистнул коня и тем самым велит Игорю разуметь, что пора бежать, ибо другого клича, где Овлур откровенно позвал бы самого Игоря, дожидаться нельзя: нельзя было князя Игоря окликнуть по имени.
Игорь все это понял и выбежал с великой стремительностью, так что и земля дрогнула, и зашумела трава, и замелькали навстречу один за другим шатры половецкие.
Строки 1107—1109. А дружине, //Полегшей в бою,— //Вечная память! — Заключительная фраза поэмы написана в порядке «реставрации», предполагая неполную сохранность рукописи «Слова» — либо той, которая была в распоряжении первых издателей, либо той, с которой был сделан этот список.
И в том и другом случае «Слово» в конце явно обрывается: князьям — слава, а дружине — что? Обычно считают, что союз «а» употреблен в значении союза «и», а потому дают заключительную «славу» князьям в дружине. Мною дано подробное обоснование понимания этого союза отнюдь не как «и», а как противополагающего «а» — в первом издании моего перевода «Слова». Рукопись, с которой переписывалась сгоревшая в Москве копия, видимо, буквально была оборвана в конце — кусочек от нее был оторван. И когда думаешь, что же все таки было сказано в самом конце поэмы — уже не о той дружине, которой только что было пропето пожелание здравия и которая заменила собою погибшую в походе, а о тех именно воинах, которых уже нет в живых,—то прежде всего ощущаешь, что поэма их не забыла. Мы чувствуем эту скорбь о погибших в рефрене: «А Игорева храброго полку не воскресить!» Разве в самом деле автор поэмы мог бы забыть о погибших в походе воинах, когда воздается слава уцелевшим в бою князьям! А «вечная память» для людей, отдавших жизнь свою родине, это и есть их лучшая и подлинная слава!»
«Задонщина». Перевод впервые опубликован в сборнике: И. Новиков, «Русские героические повести» (Гослитиздат, М. 1949).
Сохранились первая и вторая рукописи перевода. Первая — без названия глав. Начата 19 августа, закончена 30 августа 1947 года, в Москве. Вторая — с надписью автора: «Второй текст (сентябрьский)», в конце дата: «29 сент. 1947». При сверке второго текста с печатным разночтения незначительные.
«Автору переводов «Слова о полку Игореве» и «Задонщины», сделанных в одной поэтической манере, кажется, что наличие их в одной книге дает возможность сопоставить обе эти вещи не только специалистам по древней литературе, но и каждому внимательному читателю,— отмечает Новиков.— «Задонщина» и «Слово» выражают общую для них основную идею, что отсутствие единения русских сил вело к поражению, а единство их ведет к победе. Это как бы разговор между двумя поэтами на тему, волновавшую русских людей в течение двух веков, которые разделяются событиями, легшими в основу этих двух русских героических повестей.
По отношению к «Задонщине» необходимо отметить еще, что в основу текста, с которого делался перевод, был положен в значительной мере сводный текст, явившийся последней работой такого знатока «Задонщины», каким был покойный С. К. Шамбинаго. Впрочем, автор перевода позволил себе проявить в окончательном установлении текста и некоторую собственную инициативу».
В текст перевода внесены исправления, сделанные автором после выхода книги «Русские героические повести».