Специальные расценки после 6 ч. вечера
Терри ПРЭТЧЕТТ
ПЛОСКИЙ МИР III
МАЛЕНЬКИЕ БОГИ
Перевод Vita (V.Galdikiene) fornost@post.5ci.lt
Небольшая литературная обработка OVL zx@au.ru
Окончательная редакция Vlad Lissine vlis@zap.cx
А теперь - о черепахах и орлах.
Черепаха существо земное. Невозможно быть ближе к земле не зарываясь в нее. Горизонт черепахи очерчен на расстоянии в несколько дюймов. Ее скрости более или менее хватает, чтобы добыть несколько салатных стеблей. Она выжила, обтекаемая течением эволюции, ибо, в общем-то, не представляла ни для кого никакой угрозы, а с тем, чтобы ее съесть, было слишком много возни. И напротив - орел. Живущее на высокогорьях дитя воздуха; его горизонт простирается до самого края мира. Зрение, позволяет уловить шебуршение какого-нибудь крохотного писклявого зверька на расстоянии в полмили. Весь - мощь, весь - власть. Молниеносная крылатая смерть. Когти, способные превратить в еду всех, кто мельче, или, по меньшей мере, перехватить закуску у того, кто больше. Итак, восседает орел на скале и хранит покой королевств мира, пока не замечает в отдалении легкое шевеление и начинает всматриваться, всматриваться, всматриваться в маленький панцирь, подрагивающий среди кустов внизу, в пустыне. Потом следует прыжок… А минутой позже черепаха замечает, что мир стремительно падает куда-то вниз. И она видит мир, впервые за свою жизнь, не с расстояния в один дюйм, а с пятисот футов сверху, и она думает: "Какого замечательного друга я приобрела". А потом орел переходит к делу. И почти всегда черепаха бросается навстречу собственной гибели. Все знают, почему так поступают черепахи: гравитация - привычка, с которой трудно расстаться. Никто не знает, почему так поступают орлы. Конечно, черепашина - прекрасное блюдо, но, если учесть затраченные усилия, практически все, что угодно, может считаться не хуже. Одного не понимают орлы - того, что они участвуют в жестоком процессе естественного отбора. Однажды какая-нибудь черепаха научится летать.
* * *
Действие происходит в пустынных краях, в оттенках темно-коричневого и оранжевого. Сложнее сказать, когда оно начинается и заканчивается, но по меньшей мере одно из начал расположено над границей вечных снегов, в тысячах миль от пустыни, в горах вокруг Пупа. (Если вы являетесь приверженцем Омнианизма, то Столпа). Один из популярных философских вопросов звучит так: "Производит ли звук падающее в лесу дерево, если вокруг нет никого, кто может это услышать?"
Это кое-что говорит о натуре философов, потому что в лесу всегда есть кто-нибудь. Это может быть всего-навсего ласка, заинтересовавшаяся, что там за треск, или белка, слегка озадаченная пейзажем, становящимся вверх тормашками, ну хотя бы кто-нибудь. На худой конец, если это достаточно глубоко в лесу, миллионы маленьких богов услышат это. События происходят, одно за другим. Им не важно, кто об этом знает.
Но история… История - это совсем другое дело. За ходом истории кто-то должен следить. Иначе, какая же это история? Это как, события, происходящие одно за другим. И, конечно, она должна находиться под контролем. Иначе она может зайти бог весть куда. Потому что история, вопреки досужему мнению, это именно короли и даты, и битвы. И все это должно случиться вовремя. Что само по себе весьма сложно. В хаотичном мироздании слишком многое может пойти наперекосяк. Генеральская лошадь запросто может потерять подкову, кто-то может неверно расслышать приказ, а гонец, несущий жизненно важное донесение вполне может быть остановлен группой лиц с дубинками и проблемами с пополнением бюджета. Имеется множество диких историй, паразитической поросли на древе Истории, пытающихся повернуть ее на свой лад. Так что у истории есть свои хранители. Они живут… конечно, в принципе они живут там, куда их послали, но их духовная родина расположена в тайной долине среди покрытых снегом горных вершин Плоского Мира. Там, где хранятся книги Истории. Нет, не книги, напичканные событиями прошлого, как пробковая коробка пришпиленными бабочками. А те книги, по которым история составляется. Их более 20 тысяч. Каждая из них высотой в 10 футов, в свинцовом переплете, а буквы так малы, что их надо читать через лупу. Когда люди говорят: “это записано”, то это записано здесь. Вокруг куда меньше метафор, чем принято считать.
Каждый месяц Настоятель и двое старших монахов идут в пещеру где хранятся книги. Настоятель должен бы заниматься этим в одиночестве, но, после казуса, происшедшего с 59-м Настоятелем, сделавшим миллион долларов на мелких пари прежде, чем его засекли коллеги, были добавлены еще двое доверенных монахов. Кроме того, ходить туда в одиночку опасно. Поток чистой, концентрированной истории, беззвучно истекающий во внешний мир, может смыть с ума. Время - это наркотик. Слишком большая его доза смертельна.
493-ий Настоятель скрестил на груди свои морщинистые руки и обратился к Лу-Цзе, одному из своих самых старших монахов. Благодаря чистому воздуху и спокойной жизни тайной долины все тамошние монахи были старшими. Кроме того, Время действует как наждак, когда работаешь с ним каждый день.
- Место - Омния, на Клатчанском берегу. - сказал Настоятель.
- Да, помню. - отозвался Лу-Цзе. - Юноша, по имени Оссорий, не там ли это было?
- Все должно находиться под тщательнейшим наблюдением. - продолжил Настоятель. - Существуют методы давления. Свободная воля, предопределение, сила символов, поворотные моменты… Ну, да ты все это знаешь.
- Я не был в Омнии лет семьсот. - вздохнул Лу-Цзе. Засушливое место. Не думаю, что там наберется тонна плодородной земли на всю страну.
- Ну давай, ступай. - произнес Настоятель.
- Я возьму мои горки[1]. Климат будет хорош для них.
Еще он взял свою метлу и свой спальный коврик. Исторические монахи идут не для того, чтобы владычествовать. Большинство таких вещей теряет ореол привлекательности уже через пару столетий. На то, чтобы достичь Омнии, ушло четыре года. По ходу дела он должен был пронаблюдать за парой битв и одним покушением, иначе они так и остались бы случайными событиями.
* * *
Этот год был годом Воображаемой Змеи, двухсотым, со времени Декларации Пророка Аввея. Это означало, что приближалось время прихода 8-го Пророка. Совершенно достоверно, что пророки церкви Великого Бога Ома очень пунктуальны. По ним можно было бы сверять календарь, если бы он у вас был достаточно большим. И, как обычно, по случаю того, что вскорости ожидается пророк, Церковь удвоила усилия по достижению святости. Это напоминало переполох в любой крупной компании в ожидании ревизии, только выражалось в том, что люди брались под подозрение в недостаточной святости и отправлялись на смерть сотней самых фантастических способов. Это считается верным показателем собственной святости в большинстве популярных религий. Обычно в таких случаях провозглашается, что отклонений от истинной линии вокруг больше, чем от прямой лыжни во время лыжного марафона, что у ереси до’лжно вырвать и корни, и ветви, а также, и руки, и ноги, и глаза, и язык, и что сейчас самое время отмыть избу от накопившегося сора. Кровь считается для этого самым эффективным средством.
* * *
И было так, что в это время Великий Бог Ом воззвал к Бруте, Избранному Своему:
- Псст!
Брута оторвался от рыхления грядки и оглядел огород Святилища.
- Извините?
Это был прекрасный день ранней весны. Ветер с гор весело крутил молельные мельницы. Пчелы без дела вились над цветами бобов, пытаясь громким жужжанием симулировать видимость напряженной работы. Высоко вверху кружил одинокий орел. Брута пожал плечами и вернулся к своим дыням. И снова Великий Бог Ом воззвал к Бруте, Избранному Своему:
- Псст!
Брутой овладели сомнения. Было очевидно, что кто-то обращается к нему ниоткуда. Возможно, это демон. Демоны были коньком его наставника, Брата Намрода. Нечистые помыслы и демоны. Одно порождает другое. Бруте было немного не по себе от чувства, что он, кажется, пропустил демона. В таких случаях следовало быть непоколебимым и повторять 9 фундаментальных афоризмов. Еще раз Великий Бог Ом воззвал к Бруте, Избранному Своему:
- Ты что, оглох, парень?
Мотыга загремела по спекшейся на солнце земле. Брута обернулся кругом. Вокруг были пчелы, орел и, в дальнем конце сада, над навозной кучей сонно помахивал вилами Брат Лу-Цзе. Молельные мельницы мерно крутились вдоль стен. Он сделал знак, которым пророк Ишкибл изгонял духов.
- Прочь с глаз моих, демон! - пробормотал он.
- Вообше то я и так у тебя за спиной.!
Брута медленно обернулся. Сад был по-прежнему пуст. Он бросился бежать.
* * *
Многие истории начинаются задолго до того момента, с которого их обычно начинают рассказывать. Так и история о Бруте началась за много тысяч лет до его рождения. В мире существуют биллионы богов. Их как икринок в бочонке селедочной икры. Большинство из них слишком малы, чтобы их увидеть, и никогда не были никем почитаемы, по крайней мере никем, крупнее бактерий, которые никогда не молятся вслух, и которым не нужны никакие чудеса. Это маленькие боги: духи перекрестков муравьиных тропок, покровители микроклимата между корнями травы. Большинство из них такими и остается. Ибо им не хватает веры. Малая ее толика способна совершить чудо. А начаться все может с какой-нибудь мелочи. Пастух, ищущий заблудшую овечку, найдя ее среди кустов шиповника, потратит пару минут на то, чтобы сложить маленькую каменную пирамидку в благодарность всем духам, какие только могут быть в этом месте. Или дерево странной формы станет ассоциироваться с избавлением от эпидемии. Или кто-нибудь вырежет спираль на одиноком камне. Ибо все, чего хотят боги, это вера, а чего хотят люди, это боги. Обычно тем все и кончается. Но иногда дело идет дальше. Растут пирамидки, покрываются новыми барельефами камни, на том месте, где некогда стояло дерево, вырастает святилище. Растет сила бога. Вера почитателей возносит его как тысячи тонн ракетного топлива. Очень, очень мало кто из богов достигает неба. Но иногда и оно не становится пределом.
* * *
Брат Намрод в одиночку боролся с нечистыми помыслами в своей суровой келье, когда до него донесся страстный голос из послушнической спальной. Парень по имени Брута лежал лицом вниз перед статуей Ома в обличьи молнии, потрясающей трепещущие фрагменты молящегося. Что-то в этом парне внушало Намроду ужас. Когда ему что-то говоришь, он смотрит так, словно бы он слышит. Намрод вышел и ткнул распростершегося юнца концом трости.
- Вставай, парень. Чем это ты занимаешься в спальной в середине дня, а?
Брута ухитрился, все еще лежа на полу, извернувшись, обхватить щиколотки священника.
- Голос! Голос! Он говорил со мной! прорыдал он.
Намрод облегченно вздохнул. О! Это было ему знакомо. Они жили у него в шкафу. Он слышал их все время.
- Вставай, парень. - произнес он чуть мягче.
Брута встал. Намрод давно жаловался, что Брута уже вышел из возраста хорошего послушника. Лет десять тому назад. “Вот дайте мне мальчишку лет семи…" - говаривал Намрод. Но Брута, кажется, собирался так и скончаться послушником. Когда писались правила, никто не рассчитывал на что-либо подобное Бруте. Сейчас на его большом круглом лице было написано глубокое внимание.
- Сядь на свою кровать, Брута.
Брута немедленно повиновался. Он не знал значения слова “неповиновение”. Это было всего лишь одно из того множества слов, значения которых он не знал. Намрод сел напротив.
- Итак, Брута, ты знаешь, что случается с теми, кто лжет, не так ли?
Брута кивнул, краснея.
- Отлично. А теперь расскажи мне об этих голосах.
Брута мял в руках край рубашки.
- Это был скорее один голос, наставник.
- один голос. - повторил Брат Намрод. - И что этот голос сказал, а?
Брута колебался. По некотором раздумье он понял, что голос собственно ничего не сказал. Он просто говорил. В любом случае, об этом было бы сложно рассказать Брату Намроду, имевшему привычку все время нервно коситься на губы собеседника и повторять последние несколько слов с теми интонациями, как они были произнесены. Кроме того, он постоянно ощупывал пальцами окружающие предметы: стены, мебель, людей, словно бы опасаясь, что вселенная может рассыпаться, если он не будет ее удерживать. У него было такое множество нервических подергиваний, что они составляли как бы одну непрерывную линию. Что ж, Брат Намрод был совершенно нормален для любого, прожившего в Цитадели целых 50 лет.
- Ну…- начал Брута.
Брат Намрод поднял высохшую руку. Брута мог разглядеть на ней нити серо-голубых вен.
- И, я уверен, ты знаешь, есть два рода голосов, которые слышатся вдохновленным. - произнес наставник. Одна из его бровей начала подергиваться.
- Да, наставник. Брат Мардук говорил нам это.
- говорил нам это. Так. Иногда, когда Он в своей бесконечной мудрости считает нужным, Бог говорит с избранным и тот становится великим пророком. Я уверен, ты не осмелишься считать себя одним из таких, а?
- Нет, наставник.
- наставник. Но есть другие голоса. - произнес Брат Намрод, и в его голосе послышались легкие вибрации. - Голоса льстивые, обманывающие и убеждающие, да? Голоса, которые только и ждут момента, чтобы похитить нас у нашего хранителя?
Брута расслабился. Это было знакомо. Все послушники знают об этом типе голосов. Только обычно они говорят о куда более понятных вещах, таких как прелесть ночных манипуляций и острая потребность в девочках. Из этого видно, что в то время, когда дело дошло до голосов, из послушнического возраста они еще не вышли. По сравнению с этим, в голове Брата Намрода голоса исполняли целые оратории. Те из послушников, кто посмелее, любили разговорить Брата Намрода на тему голосов. Они говорили, что он становился воплощением просвещением. Особенно когда в уголках его рта появляются сгустки белой пены. Брута слушал.
* * *
Брат Намрод был наставником, но не был Наставником. Он был всего-навсего наставником той группы, в которую входил Брута. Были и другие. Возможно, кто-нибудь в Цитадели знал, сколько. Всегда есть кто-нибудь где-нибудь, чьей обязанностью является знать все.
Цитадель занимала всю центральную часть города Кома, расположенного на землях между пустынями Клатча и равнинами и джунглями Ховондаланда. Она, со своими святилищами и церквями, школами и спальнями, с садами и башнями, врастающими друг в друга изнутри и опоясывающими снаружи, простиралась на многие мили, наводя на мысль о миллионах термитов пытающихся одновременно выстроить себе надгробия.
Врата центрального Cвятилища горели в лучах восходящего солнца. Их створки были бронзовые, в сотню футов высотой. На них, золотом по свинцу, были запечатлены Заповеди. Их было уже пятьсот двенадцать, и, без сомнения, следующий пророк еще внесет свою лепту.
Отраженные лучи солнца били вниз на десятки тысяч правоверных, трудившихся во славу Великого Бога Ома. Вряд ли кто-нибудь действительно знал, сколько их тут. Некоторые вещи склонны стремиться к критическому уровню.
Несомненно, здесь был только один Ценобиарх, титулуемый Старшим Ясмем. Это было вне сомнения. И шесть Архисвященников. И тридцать Младших Ясмей. И еще сотни епископов, дьяконов, субдьяконов и священников. И послушников, как крыс в амбаре. И ремесленников, и пастухов, и пыточных дел мастеров, и весталок… Не важно, что вы умеете, для вас найдется место в Цитадели. А если вы только и умеете, что задавать не те вопросы, или проигрывать явно выигрышные сражения, то этим местом могут быть печи очищения или подземелья правосудия Квизиции. Место для каждого. И каждый на своем месте.
* * *
Солнечные лучи впивались в землю огорода святилища.
* * *
Великий Бог Ом старался оставаться в тени длинных дынных плетей. Пожалуй, тут Он был в безопасности, в кольце этих стен с молельными башенками на каждом углу. Но тут уж трудно перестраховаться. Ему уже повезло однажды, но было бы верхом наглости ожидать, что повезет еще раз. У богов тоже есть свои трудности. Например, им некому молиться. Он медленно и целенаправленно полз вперед в сторону пожилого человека, разбрасывавшего навоз, пока, после долгих усилий не решил, что находится на расстоянии слышимости. И Он воззвал к нему сими словами: "Эй, ты!"
Ответа не было. Не было даже малейшего признака, что что-то было услышано. Ом потерял терпение и превратил Лу-Цзе в мерзопакостнейшего червя, обитающего в глубинах помойных ям преисподней. Но что распалило его еще больше, так то, что пожилой человек и после этого продолжал мирно разбрасывать навоз. “Да наполнят дьяволы бесконечности твои еще живые кости фосфором!" - возвопил Он. Эффект остался прежним. Старая глухая сволочь!" - пробормотал Великий Бог Ом.
* * *
Хотя, возможно, здесь был кто-то, кто знал о Цитадели все, что стоило знать. Всегда находится кто-то, кто собирает сведения не из любви к искусству, а потому, почему сороки собирают все, что блестит, а муха-шалашник - мелкие веточки и камешки. Всегда должен быть кто-то, кто делает все то, что должно быть сделано, но чего остальные люди предпочитают не делать, а лучше - и вообще не знать, что все это существует.
Третье, что люди замечали в Ворбисе, был его рост. Он был порядком выше шести футов, но тощ как щепка, словно кусок плоти, преобразованный в тело пропорционального подростка, взяли и вытянули вверх. Второе, что люди замечали в Ворбисе, были его глаза. Его предки происходили из племен, населяющих глубокую пустыню, у которых в процессе эволюции выработалась странная особенность внешности: черные глаза. Не так просто черные, как у обычных людей, а с прочти черным глазным яблоком. Потому было сложно ответить на вопрос, куда он смотрит. Создавалось ощущение, что у него прямо под кожу надеты темные очки. Но первое, что они замечали, был его череп. Дьякон Ворбис был лыс по собственному желанию. Большинство церковников, как только их посвящали в сан, начинали культивировать свою растительность, так что в их волосах и бородах запросто могла бы заблудиться коза. Ворбис сбривал все. Он отбрасывал блики. Казалось, что недостаток волос только увеличивал его влияние. Он не угрожал. Он никогда не грозил. Он просто заставлял каждого почувствовать, что его личное пространство простирается на несколько метров вокруг, и что любой приблизившийся к нему, лезет во что-то очень серьезное. Последние пятьдесят лет его сеньор всякий раз чувствовал себя виноватым, прерывая его размышления, о чем бы они там ни были. Было почти невозможно понять, о чем он думает, и уж тем более никто об этом не спрашивал. Одна из наиболее весомых тому причин заключалась в том, что Ворбис был главой Квизиции, в чьи обязанности как раз и входило заниматься всем тем, чего все остальные предпочитают не делать. Вы не будете спрашивать таких людей, о чем они думают, хотя бы потому, что они могут очень медленно обернуться и ответить: “О тебе”. Cамый высокий пост, какой можно было занять в Квизиции, был как раз пост дьякона. Это правило было установлено столетия назад, чтобы это отделение Церкви не выросло из своих башмаков (которые были на-все-ноги, шурупно-затягивающейся конструкции). Но с его умом, каждый сказал бы, что он давно уже мог бы быть Старшим Священником, а то и Ясмем. Ворбис не переживал из-за подобных мелочей. Ворбис знал свою судьбу. Уж не сам ли Бог сказал ему?
* * *
- Значит - произнес Брат Намрод, похлопывая Бруту по плечу,- Я уверен, что теперь ты будешь яснее видеть происходящее.
Брута почувствовал, что от него ждут какой-то определенной реплики.
- Да, мастер - ответил он - Я уверен, что буду.
- буду. Это твоя святая обязанность - сопротивляться голосам в любое время. - продолжал Намрод, все еще похлопывая.
- Да, наставник. Я буду. Особенно если они будут уговаривать меня делать то, что вы тут перечислили.
- перечислили. Отлично. Отлично. Это я и хотел услышать. Я говорю это всем моим мальчикам. Помни, что я всегда рядом, чтобы помочь тебе с любой маленькой проблемкой.
- Да, наставник. Могу ли я вернуться в огород?
- в огород? Да, разумеется. Разумеется. И чтобы никаких больше голосов, слышишь? -Намрод погрозил пальцем своей неласковой руки. Его щеку стянуло судорогой.
- Да, наставник.
- Что ты делаешь в огороде?
- Рыхлю дыни, наставник.
- Дыни? А, дыни.- произнес Намрод медленно,- Дыни. Дыни. Да, конечно, это кое-что объясняет.
Его глаз бешенно заморгал.
* * *
Не только Великий Бог Ом говорил с Ворбисом без слов. Любой заговаривал с эксквизитором рано или поздно. Это было всего лишь вопросом выдержки. Сейчас Ворбис редко спускался понаблюдать за работой инквизиторов. Эксквизитор отнюдь не обязан этого делать. Он посылает инструкции, он получает отчеты. Но нынче особые обстоятельства удостоились его особого внимания. Надо сказать, что... в подвалах Квизиции мало смешного. Если у вас нормальное чувство юмора. Здесь нет маленьких веселеньких надписей типа: “Ты Не Обязан Быть Безжалостным Садистом Для Того, Чтобы Работать Тут, Но Это Помогает!!!"
Зато здесь вдоволь вещей, наталкивающих любого думающего человека на мысль, что Создатель вообще обладает весьма специфическим чувством юмора, и порождающих в его сердце яростное желание взять приступом небесные врата. Например, кофейнички. Инквизиторы дважды в день делают перерыв на кофе. Их кофейнички, которые каждый приносит с собой из дому, выстраиваются на центральной печи вокруг котла, в котором, кроме всего прочего, раскаляются цепи и ножи. На многих их них есть надписи, вроде: "Сувенир из из пещеры Святого Оссория", или "Лучшему Папочке На Свете". Большинство из них оббиты и ни один не похож на другой. Еще на стенах висят открытки. Уже стало традицией, что ушедший в отпуск инквизитор присылает зверски раскрашенную литографию окрестностей с подходящим к случаю веселеньким и двусмысленным текстом на обратной стороне. Здесь же висят: слезливое послание Инквизитора Первого Класса Ишмаля Бича Квума, в котором выражается благодарность местной молодежи за то, что каждый из них собрал по меньшей мере по семьдесят восемь оболов на подарок по случаю его ухода на пенсию, и на очаровательный букетик цветов для Миссис Квум, отмечающий, что он никогда не забудет дней, проведенных в подвале номер 3 и всегда готов придти и помочь, если тут не будет хватать рабочих рук. Все это означает только одно. Что едва ли найдется такое измышление наисумасшедшего психопата, которое не смог бы с легкостью воспроизвести обычный добропорядочный семьянин, просто-напросто приходящий на работу и занимающийся своим делом.
Ворбису эта мысль доставляла удовольствие. Тот, кто знает это, знает все, что нужно знать о человеческой психологии. В данный момент он сидел возле скамьи, на которой лежало то, что, выражаясь технически, все еще было трепещущим телом Брата Сашо, в прошлом его секретаря. Он взглянул на дежурного инквизитора. Тот кивнул. Ворбис склонился над скованным секретарем.
- Каковы их имена? - повторил он.
-...не знаю…
- Я знаю, что ты доставлял им копии моей переписки, Сашо. Они изменники и еретики, которым предуготована вечность в преисподнях. Ты хочешь присоединиться к ним?
- ...не знаю имен…
- Я доверял тебе, Сашо. А ты шпионил за мной. Ты предал Церковь.
-...не знаю…
- Правда прекратит боль, Сашо. Скажи мне.
-...правда…
Ворбис дал знак. Вслед за тем он увидел палец Сашо, выкручиваемый и вкручиваемый под цепями. Щелкание.
- Да?
Он наклонился ниже. Сашо открыл единственный оставшийся глаз.
-...правда…
- Да?
- ...Черепаха Движется…
Ворбис снова уселся. Выражение его лица не изменилось. Оно редко менялось, разве что он сам того хотел. Инквизитор в ужасе смотрел на него.
- Ясно. - произнес Ворбис. Он встал и кивнул инквизитору. - Как долго он пробыл у вас?
- Два дня, господин.
- И сколько бы вы могли еще продержать его живым?
- Пожалуй, еще дня два, господин.
- Так и сделайте. В конце концов, это наша обязанность, сохранять жизнь так долго, как только возможно. Не так ли?
Инквизитор нервно улыбнулся, как улыбаются в присутствии начальства, чье одно слово может положить его закованным на скамью.
- Д-д-да, господин.
- Ересь и ложь повсюду. - вздохнул Ворбис. - Теперь мне придется искать себе нового секретаря. Пренеприятно.
* * *
Минут через двадцать Брута расслабился. Сиреньи голоса чувственного зла, казалось, пропали. Он занимался дынями. Он чувствовал, что способен понять, что им нужно. Дыни вообще были куда более понятны, чем большинство вещей.
- Эй, ты !
Брута резко выпрямился.
- Я не слышу тебя, вонючий суккуб. - сказал он.
- Разумеется, слышишь, парень. А теперь я хочу, чтобы ты…
- Я заткнул уши.
- Что ж, тебе идет. Так ты похож на вазу. А теперь…
- Я не слушаю! Я пою песенку!
Брат Прептил, наставник по музыке, описывал голос Бруты как наводящий на мысль о разочарованном стервятнике, опоздавшему к останкам пони. Посещение послушниками хорового пения шло в принудительном порядке, однако после лавины петиций Брата Прептила особой милостью для Бруты было сделано исключение. Смотреть на его большое круглое лицо, перекошенное от усилий угодить, уже было достаточно неприятно, но куда хуже было слушать его голос, мощный и исполненный дерзкой решимости, скользивший то вверх, то вниз вокруг тона, но никогда даже на мгновение не останавливавшийся на нем. Вместо этого ему пришлось заняться дынями сверх положенного времени.
Вверху, с молельной башенки, поспешно снялась стайка ворон. После исполнения полной хоровой партии из "Он топчет нечестивцев копытами раскаленного железа ”, Брута ототкнул уши и рискнул чуть-чуть послушать. Стояла тишина, нарушаемая лишь далекими протестами ворон. Это сработало. Сказано: "Положись на Бога”. И он всегда так и поступал с тех самых пор, какие только мог вспомнить. Он поднял свою мотыгу и с облегчением вернулся к плетям.
Острие мотыги почти коснулось земли, когда он заметил черепашку. Она была маленькая, некогда желтая и вся покрыта пылью. Ее панцирь был сильно исцарапан. У нее был один похожий на бусину глаз; второй был утерян в одном из множества несчастий, подстерегающих любое медлительное создание, живущее в дюйме от земли. Брута огляделся вокруг. Огород находился внутри святилищного комплекса и был обнесен высокой стеной.
- Как ты попала сюда, малышка ? Ты что, прилетела?
Черепашка одноглазо смотрела на него. Брута почувствовал легкую тоску по дому. Там, в песчаных холмах, черепахи водились во множестве.
- Я могу дать тебе немного салата. Хотя я не уверен, что черепах можно держать в огороде. Ты ведь грызун?
Брута чувствовал, что должен что-то сделать.
- Здесь есть виноград. - сказал он. - Наверное, не будет грехом дать тебе одну виноградину. Тебя устроит виноград, черепашка?
- Тебя устроит превратиться в самую отвратительную гадость в самой дальней дыре хаоса?- спросила черепаха.
Вороны, перелетевшие на внешнюю стену святилища снова поднялись в воздух при исполнении "Путь неверных идет сквозь тернии".
Брута открыл глаза и вынул пальцы из ушей.
- Я все еще здесь, - сказала черепаха.
Брута колебался. Его начало понемногу осенять, что демоны и суккубы не появляются в образе маленьких старых черепах. Это ничего не дает. Даже Брат Намрод был бы вынужден согласиться, что когда дело доходит до безудержного эротицизма, вы можете куда больше, чем одноглазая черепашка.
- Я не думал, что черепахи могут говорить. - сказал он.
- Они не могут. - сказала черепаха. - Почитай по моим губам.
Брута пригляделся.
- У тебя нет губ. - сказал он.
- Да, как и достаточных голосовых связок. - подтвердила черепаха.- Я делаю это прямо у тебя в голове, понимаешь?
- Боже мой…
- Понял, да?
- Нет.
Черепаха закатила глаз.
- Я должен был предвидеть. Ладно, все равно. Я не обязан тратить время на садовников. Пойди и приведи ко мне главного, сейчас же.
- Главного? - переспросил Брута. Он приложил руку ко рту. - Ты не имеешь ввиду… Брата Намрода?
- Кто это? - спросила черепаха.
- Наставник послушников!
- О, Я!- сказала черепаха.
- Нет. - продолжала она в монотонном подражании голосу Бруты. - Я не имею ввиду наставника послушников. Я имею ввиду Первосвященника, или как там он себя величает. Я надеюсь, здесь есть такой?
Брута подавленно кивнул.
- Первосвященник, ясно? Первый Священник. Первосвященник.
Брута снова кивнул. Он знал, что здесь есть Первосвященник. Хотя он уже почти мог объять умом иерархическую структуру, связывающую его с Братом Намродом, он был просто не в состоянии воспринимать всерьез узы, существующие между ним, послушником Брутой, и Ценобриархом. Теоретически, он подозревал, что нечто такое есть, и этим нечто является могучая инфраструктура Церкви с Первосвященником наверху и им, Брутой, прочно внизу. Однако, он представлял себе это как, возможно, амеба представляет себе цепь эволюции от себя вплоть до, к примеру, главбуха. В течение всего пути наверх происходит потеря связей.
- Я не могу пойти позвать…- Брута заколебался.
Сама мысль о разговоре с Ценобриархом пугала его до онемения.
- Я не могу попросить кого-нибудь попросить Первосвященника придти и проговорить с черепахой.
- Стань болотной пиявкой и сгинь в огне воздаяния! - воскликнула черепаха.
- Не надо проклятий. - сказал Брута.
Черепаха в гневе подскочила.
- Это не проклятие! Это приказ! Я - Великий Бог Ом!
Брута сморгнул. Потом он произнес:
- Нет. Я видел Великого Бога Ома,- он взмахнул рукой, добросовестно сотворяя знамение святых рогов, - он не черепахообразный. Он появляется как орел, или лев, или могучий бык. В главном святилище есть статуя. Она семи локтей в вышину. На ней бронза и все такое прочее. Она топчет неверных. Невозможно топтать неверных будучи черепахой. Я имею ввиду, все, что ты можешь сделать это многозначительно на них посмотреть. У него рога из настоящего золота. Там, где я жил, в соседней деревне была статуя в локоть высотой, и это тоже был бык. Поэтому я знаю, что ты - не Великий Бог, святые рога, - Ом.
Черепаха осела.
- Ну и сколько же говорящих черепах ты встречал? - саркастически спросила она.
- Не знаю. - сказал Брута.
- Что значит - не знаю?
- Ну, они все могли разговаривать. - искренне ответил Брута, демонстрируя глубоко специфический тип логики, приобретенный им на Дополнительных Дынях. - Они просто могли ничего не говорить, когда рядом был я.
- Я - Великий Бог Ом. - произнесла черепаха угрожающим и неотвратимым низким голосом. - И скоро ты станешь очень несчастным священником. Пойди и найди его.
- Послушником. - сказал Брута.
- Что?
- Послушником, а не священником. Они не позволят мне…
- Найди его!
- Но я не думаю, что Ценобриарх вообще приходит в наш огород. - произнес Брута. - Я не уверен, что он вообще знает, что такое дыня.
- Меня это не волнует. Приведи его немедленно, - сказала черепаха, - или здесь будет землетрясение, луна станет, как кровь, лихорадка и фурункулы снизойдут на человечество и произойдут всевозможные другие болезни.
- Я серьезно. - добавила она.
- Я посмотрю, что смогу сделать сказал Брута пятясь.
- Я еще очень мягок, для подобных обстоятельств! - прокричала черепаха ему вслед.
- Имей ввиду, ты не так уж плохо поешь! - словно что-то вспомнив, добавила она, в тот момент, когда грязная ряса Бруты исчезала за воротами. - Я слышал хуже!
- Напоминает мне времена чумного поветрия в Псевдополисе, - произнесла она тихо, когда затихли шаги.
- Ах, какие там были стоны и скрежет зубовный... - она вздохнула. - Золотые деньки, золотые деньки!
* * *
Многие чувствуют в себе призвание быть священниками, но в действительности, они всего лишь слышат внутренний голос, говорящий им: "Это непыльная работа, без таскания тяжестей. Или ты собираешься быть пахарем, как твой отец?" Но Брута не просто верил. Он действительно Верил. Это тяжкое происшествие для любой богобоязненной семьи, но у Бруты всего-то и было, что его бабушка, и она тоже Верила. Ее вера была подобна вере железа в металл. Она была одной из тех женщин, которые приводят в ужас священников и знают все псалмы и проповеди наизусть.
Женщин в Омнианской Церкви только терпели. Они должны были хранить абсолютное молчание и быть хорошо скрыты в отдельной секции, ибо вид этой половины рода человеческого заставляет мужскую его половину слышать голоса сродни тем, что мучили Брата Намрода каждое мгновение сна и бодрствования. Проблема состояла в том, что бабушка Бруты была личностью, способной пробиться и сквозь свинцовое покрытие, и сквозь жесткую набожность. Случись ей родиться мужчиной, восьмой пророк омнианства объявился бы куда раньше ожидаемого. Теперь же она с устрашающей эффективностью организовывала бригады по очистке святилищ, полировке статуй и забрасыванию камнями подозреваемых девиц. А потому Брута рос с твердым и четким знанием о Великом Боге Оме. Брута рос, зная, что глаза Ома неотрывно следят за ним, особенно в местах уединения типа туалетов, что демоны окружают его со всех сторон, и лишь сила его веры и тяжелая бабушкина клюка, стоявшая за дверью в тех редких случаях, когда не использовалась, удерживают их на расстоянии. Он мог прочитать наизусть любую строку любой из семи Книг Пророков, и каждую Заповедь. Он знал все Законы и все Песни. Особенно Законы. Омнианцы были очень богобоязненным народом. У них были веские причины для страха.
* * *
Комната Ворбиса находилась в верхней Цитадели, что не было типично для дьяконов. Он не просил об этом. Ему редко приходилось о чем-то просить. У Судьбы есть способы отмечать своих избранников. Кроме того, его посещали наиболее влиятельные люди церковной иерархии. Конечно, не шесть Архисвященников, или лично Ценобриарх. Они не столь важны. Они просто находятся наверху. Те, кто действительно занимается делами, обычно стоят на несколько ступенек ниже, там, где еще можно заставить что-то делаться.
Люди предпочитали числиться друзьями Ворбиса, главным образом из-за вышеупомянутого ментального поля, которое самым тактичным образом намекало, что они не хотят стать его врагами. Двое из них сейчас сидели вместе с ним. Это были Генерал Ясмь Фрайят, который, что бы не говорили официальные отчеты, возглавлял Божественный Легион, и Епископ Драна, Секретарь Конгресса Ясмей. Люди могут думать, что эта должность не дает особого влияния, но в таком случае они никогда не будут секретарями, составляющими отчеты собраний глуховатых пожилых людей. Ни один из них в действительности здесь не был. Они не разговаривали с Ворбисом. Это была одна из таких встреч. Множество людей не разговаривало с Ворбисом и предпочитало сойти со своей дороги, лишь бы с ним не встречаться. Так, некоторые настоятели отдаленных монастырей, недавно вызванные в Цитадель, тайком по неделе пробирались через весьма странные земли только потому, что так они определенно не попадали в число тенеподобных фигур, навещающих комнату Ворбиса. В течение нескольких последних месяцев у Ворбиса было примерно столько же посетителей, сколько у Человека в Железной Маске. И ни один не разговаривал. Но если бы они здесь были, и если бы у них состоялся разговор, все бы происходило так:
- А сейчас,- произнес Ворбис,- о делах в Эфебе.
Епископ Драна пожал плечами (или пожал бы, если бы был здесь. Но его не было. Потому он не мог.).
- Доносят, что никаких последствий. Никакой угрозы.
Оба посмотрели на Ворбиса, человека, никогда не повышающего голоса. Было очень тяжело понять, что же Ворбис думал, часто даже после того, как он вам об этом сообщал.
- Действительно? Вот к чему мы пришли? Никакой угрозы? После того, что они сделали с бедным Братом Мардуком? После нападок на Ома? Это не должно сойти им с рук. Что же следует предпринять?
- Никаких военных действий. - произнес Фрайят.- Они дерутся, как сумасшедшие. Нет. Мы уже потеряли слишком многих.
- У них сильные боги. - сказал Драна.
- Их луки мощнее наших. - сказал Фрайят.
- Нет Бога кроме Ома. То, что эфебцы верят, что почитают, суть не что иное как джины и демоны. Если это можно назвать почитанием. Вы видели подобное?
Он подтолкнул к ним свиток бумаги.
- Что это? - осторожно спросил Фрайят.
- Ложь. История, которая не существует и никогда не существовала…эти…эти вещи…- Ворбис раздумывал, пытаясь вспомнить слово, со времени последнего употребления которого произошло очень, очень многое. -...как…сказки… для детей, которые слишком малы…Слова для людей…
- А. Игры. - сказал Фрайят.
Взгляд Ворбиса пригвоздил его к стене.
- Ты знаешь о таких вещах?
- Я… когда я однажды путешествовал в Клатче…-Фрайят глотал слова. Было видно, как он пытается собраться. Во время битвы он командовал сотней тысяч человек. Он не заслуживал подобного. Он почувствовал, что не осмеливается взглянуть на выражение лица Ворбиса.
- Они танцуют. - жалобно произнес он. - По праздникам. У женщин висят колокольчики на... И они поют. О прежних днях мира, когда боги…
Он побледнел.
- Это выглядит отталкивающе.
Он затрещал костяшками пальцев - привычка, проявлявшаяся всякий раз, когда он бывал расстроен.
- Вот их боги. Люди в масках. Верите? У них есть бог вина. Пьяный старик! А люди говорят, что Эфеб - не угроза! И это,- он швырнул на стол другой, более толстый свиток. - Это еще хуже. Покуда они по заблуждению почитают ложных богов, их заблуждение состоит в выборе богов, не в том, что они их почитают. Но это…
Драна осторожно изучил это.
- Я уверен, что существуют другие копии, даже в Цитадели. - сказал Ворбис. - эта принадлежала Сашо. Мне кажется, это вы рекомендовали его мне, Фрайят.
- Он всегда производил на меня впечатление интеллигентного и понятливого молодого человека. - ответил генерал.
- Но нелояльного. Сейчас он получает по заслугам. Единственное, о чем стоит пожалеть, это то, что его не удалось заставить выдать имена его сообщников-еретиков.
Фрайят боролся с внезапно навалившимся облегчением. Его глаза встретились с ворбисовыми. Драна прервал молчание.
- “De Chelonian Mobile”, прочитал он вслух. - “Черепаха движется. ” Что это значит?
- Даже разговор об этом может поставить твою душу под угрозу тысячелетнего заточения в преисподне. - сказал Ворбис. Его взгляд не отрывался от Фрайята, который теперь упорно таращился на стену.
- Я думаю, соблюдая должную осторожность, мы могли бы пойти на этот риск.- ответил Драна.
Ворбис пожал плечами.
- Автор утверждает, что мир… путешествует сквозь пространство на спине четырех огромных слонов.
У Драны отвалилась челюсть.
- На спине?
- Так утверждается. - произнес Ворбис, все еще глядя на Фрайята. - А на чем же они стоят?
- Автор говорит, что на панцире огромной черепахи. - сказал Ворбис.
Драна нервно рассмеялся.
- И на чем же стоит она?
- Я не вижу смысла в спекуляциях на тему где она стоит, - огрызнулся Ворбис,- потому, что она не существует!
- Да, да, конечно. - быстро ответил Драна. - Это просто праздное любопытство.
- Куда более любопытно, что это направляет мысли по ложному пути. А человек, написавший это, разгуливает рядом, на свободе, в Эфебе, сейчас. Драна взглянул на свиток.
- Он тут пишет, что плавал на корабле на остров на краю и смотрел вниз, и…
- Ложь. - спокойно произнес Ворбис. - И не было бы никакой разницы, если бы это не было ложью. Правда лежит внутри, а не снаружи. По словам Великого Бога Ома, как провозвещено через его избранных пророков. Наши глаза могут нас обмануть, но наш Бог - никогда.
- Но…- Ворбис смотрел на Фрайята.
Генерал вспотел.
- Да? - сказал он.
- Так… Эфеб. Место, где сумасшедшие бьются над бредовыми идеями. Всякий это знает. Может быть, самым мудрым решением будет оставить их в их неведении?
Ворбис покачал головой.
- К сожалению, сумасбродные и недоказуемые идеи имеют возмутительную склонность распространяться и завладевать умами.
Фрайят признал, что это - правда. Он по опыту знал, что правильные и понятные идеи, типа невыразимой мудрости и справедливости Великого Бога Ома выглядят для большинства людей столь неясными, что приходится убивать их прежде, чем они соглашаются признать свое заблуждение. В то же время опасные, неясные и аморальные верования зачастую столь привлекательны в глазах многих, что они, - он задумчиво потер шрам, - будут скрываться в горах и бросать на вас камни, пока вы не возьмете их измором. Они предпочтут умереть, но не узреть истины. Фрайят узрел ее еще в юности. И то, что он узрел, была истина - выжить.
- Что вы предлагаете? - спросил он.
- Консул хочет начать переговоры с Эфебом. - сказал Драна. - Вы знаете, я должен организовать делегацию, отбывающую завтра утром.
- Сколько солдат? - спросил Ворбис.
- Только телохранители. В конце концов, нам был гарантирован безопасный проезд. - сказал Фрайят.
- Нам был гарантирован безопасный проезд. - повторил Ворбис. Это прозвучало как одно длинное проклятие. - А потом…?
Фрайят хотел ответить: "Я говорил с командиром Эфебского гарнизона и считаю его человеком слова, хотя конечно он - мерзкий неверный и ниже червя." Но он чувствовал, что это - отнюдь не то, что стоит говорить Ворбису. Вместо этого он сказал:
- Мы будем начеку.
- Можем ли мы устроить им сюрприз?
Фрайят заколебался.
- Мы?" - сказал он.
- Я возглавлю делегацию. - сказал Ворбис. Между ним и секретарем последовал молниеносный обмен взглядами. - Я…с удовольствием покинул бы Цитадель на время. Перемена воздуха. Кроме того, мы не должны позволять эфебцам думать, что они достойны внимания высших иерархов Церкви. Я всего лишь обдумываю, как тут насчет возможностей. Будем ли мы вынуждены…
Нервическое трещанье костяшек пальцев Фрайята было подобно щелканью бича.
- Мы дали им слово…
- Невозможно заключение мира с неверными. - сказал Ворбис.
- Но бывают взаимовыгодные договоренности. - сказал Фрайят так резко, как только осмелился. - Дворец Эфебы - это лабиринт. Я знаю. Существуют ловушки. Никто не входит вовнутрь без проводника.
- А как входит проводник? - спросил Ворбис.
- Я предполагаю, он проводит сам себя. - сказал генерал. - По моему опыту, всегда существует другой путь. Который Бог укажет в выбранное им время. Мы можем быть в этом уверены.
- Конечно, было бы проще, если бы в Эфебе была нестабильная обстановка. - сказал Драна. - Это покровительствует определенным... элементам.
- И это означало бы открытый доступ ко всему Турнвайскому побережью. - добавил Ворбис.
- Ну…
- Джел, потом Цорт. - сказал Ворбис.
Драна пытался не смотреть на выражение лица Фрайята.
- Это наша обязанность. - сказал Ворбис. -Наша святая обязанность. Мы не должны забывать бедного Брата Мардука. Он был один и без оружия.
* * *
Огромные сандалии Бруты покорно шлепали по каменным плитам коридора, ведущего к келье Брата Намрода. Он пытался мысленно составить обращение: "Наставник, черепаха говорит…", "Наставник, эта черепаха хочет…", "Наставник, представьте себе, я слышал от этой черепахи в саду…" Брута никогда не осмеливался думать о себе как о пророке, но у него было весьма правдоподобное представление о последствиях любого разговора, начатого подобным образом. Большинство людей предполагало, что Брута идиот. Он выглядел, как идиот, начиная с его круглого открытого лица и до его плоскостопых ног и кривых лодыжек. Кроме того, у него была привычка шевелить губами, когда он глубоко задумывался, словно повторяя каждую фразу. Это было потому, что он действительно так и поступал.
Думание не было для Бруты легким делом. Большинство людей думают автоматически, мысли проскакивают сквозь их мозги подобно разрядам статического электричества в облаках. По крайней мере, так казалось Бруте. Ему же всякий раз приходилось выстраивать мысли некоторое время, как при строительстве стены. Недолгая жизнь, исполненная насмешек над его боченкоподобным телом, его стопами, которые, казалось, собирались разойтись в разные стороны, развила в нем склонность тщательно обдумывать все, что он собирается сказать.
Брат Намрод лежал простершись на полу перед статуей Ома, Топчущего Небогоугодных, заткнув пальцами уши. Голоса снова не давали ему покоя.
Брута кашлянул.
Он кашлянул снова.
Брат Намрод поднял голову.
- Брат Намрод? - сказал Брута. - Что?
- Э...Брат Намрод? - сказал Брута - Что?
Брат Намрод вытащил пальцы из ушей.
- Да? - произнес он нетерпеливо.
- Уммм… Есть кое-что, что вы обязательно должны увидеть. В... В саду. Брат Намрод?
Наставник послушников сел. Лицо Бруты пылало от озабоченности.
- Что ты имеешь ввиду? - сказал Брат Намрод.
- В саду. Это сложно объяснить. Уммм…Я нашел, откуда приходят голоса, Брат Намрод. А вы сказали, чтобы я удостоверился и сказал вам.
Старый священник наградил Бруту колючим взглядом. Но если когда-нибудь и существовал человек бесхитростный и безыскусный, то это был Брута.
* * *
Страх - странная почва. Обычно из нее произрастает покорность. Она, подобно кукурузе, растет ровными рядами; ее легко пропалывать. Но глубже, под землей, иногда произрастают картофелины бесстрашия.
В Цитадели было много подземелий. Здесь были ямы и туннели Квизиции. Имелись также стоки канализации, забытые комнаты, тупики, провалы за древними стенами, даже природные пещеры в скальном основании.
Это была именно такая пещера. Дым от разведенного в центре пола костра находил дорогу наружу сквозь щель в потолке и, следовательно, попадал в лабиринт нескончаемых труб и световых шахт наверху. Среди танцующих теней можно было различить 12 фигур. Грубые капюшоны чернели над неописуемой одеждой - бесформенной, сделанной из лохмотьев, не содержащей ничего, что невозможно было бы с легкостью сжечь после встречи, чтобы цепким пальцам Квизиции не удалось найти ничего инкриминируемого. Что-то в движениях большинства из них наводило на мысль о людях, носящих оружие. Какие-то признаки. Позы. Обороты речи.
На одной из стен пещеры был рисунок. Нечеткий овал с тремя небольшими выступами вверху, средний из которых слегка побольше, и тремя внизу, средний из которых чуть длиннее и более пятнист. Детское изображение черепахи.
- Разумеется, он отправится в Эфеб. - сказала одна из масок.- Он не осмелится не поехать. Он просто обязан запрудить реку истины у самого ее истока.
- Мы должны спасти то, что можем. - сказала другая маска. - Мы должны убить Ворбиса.
- Не в Эфебе. Когда это случится, это должно случиться здесь. Об этом должны узнать. Когда мы станем достаточно сильны.
- А мы когда-нибудь будем достаточно сильны? - спросила одна из масок. Ее обладатель нервно затрещал костяшками пальцев.
- Даже крестьяне понимают, что что-то не так. Нельзя остановить истину. Запрудить реку истины?! Появятся мощные течи. Разве мы не узнали правды о Мардуке? Ха! Убит в Эфебе,- сказал Ворбис.
- Один из нас должен поехать в Эфеб и спасти Учителя. Если он действительно существует.
- Он существует. Его имя написано на книге.
- Дидактилос. Странное имя. Значит О-Двух-Пальцах, знаете. - Они должны почитать его, в Эфебе.
- Привезти его сюда, если это возможно. И книгу.
Одна из масок, казалось, колебалась. Костяшки ее пальцев затрещали снова.
- Но способна ли книга сплотить людей? Людям нужно больше, чем книга. Они - крестьяне. Они не умеют читать.
- Но они могут слушать!
- Даже так…им нужно что-то показывать…им нужен символ.
- У нас есть символ!
Инстинктивно все маски обернулись к рисунку на стене, неразличимому в свете костра, но начертанному в их памяти. Они смотрели на истину, которая, обычно, впечатляет.
- Черепаха Движется!
- Черепаха Движется!
- Черепаха Движется!
Предводитель кивнул. - И теперь сказал он, - мы нарисуем множество…
* * *
Великий Бог Ом копил ярость, или по крайней мере принимал вдохновенные попытки. Он уже почти достиг того количества ярости, которое можно скопить в одном дюйме от земли. Он тихо проклял какое-то насекомое, напоминавшее льющуюся на лужу воду. Как бы то ни было, ощутимых изменений не произошло. Насекомое гордо удалилось. Он проклял дыню до восьмого колена, но ничего не случилось. Он попытался наслать на нее прыщи. Дыня спокойно лежала, понемногу созревая. Только потому, что он временно оказался не у дел, весь мир решил, что может этим воспользоваться. Да, сказал он себе, когда Он возвернет свою мощь и приличествующую ему форму, Шаги будут Предприняты. Популяции Насекомых и Дынь еще пожелают не быть созданными. И что-то действительно ужасное произойдет с орлами. И еще будут даны указания свыше выращивать побольше салата…
Великий Бог Ом был не в настроении обмениваться любезностями, когда тот большой парень возвратился, ведя с собой мужчину с восковой кожей. Кстати, с точки зрения черепахи, даже самый привлекательный человек представляет собой всего лишь пару ног, далекую заостренную голову и где-то там, наверху, входное отверстие пары ноздрей.
- Что это? - рявкнул он.
- Это Брат Намрод,- произнес Брута, - Наставник послушников. Очень важный человек.
- Разве я не велел тебе не приводить ко мне старых толстых педерастов?! - воскликнул голос в его голове. - За это твои глазные яблоки будут ввергнуты в языки пламени!
Брута упал на колени.
- Я не могу пойти к Первосвященнику. - сказал он так терпеливо, как только смог.- Послушников даже не впускают в Главное Святилище без особого повода. Если бы я был пойман, Квизиция сочла бы мне Мои Заблуждения. Таков Закон.
- Тупой кретин. - воскликнула черепаха.
Намрод решил, что пора вмешаться.
- Послушник Брута, почему ты разговариваешь с этой маленькой черепашкой?
- Потому что…- Брута запнулся. - Потому что она разговаривает со мной…ведь правда?
Брат Намрод взглянул на маленькую одноглазую голову, торчащую из панциря. Он был, как бы широко не трактовалось это понятие, добрым человеком. Иногда демоны и дьяволы вкладывали в его голову тревожащие помышления, но он заботился о том, чтобы они там и оставались, и он отнюдь не желал называться тем, чем его назвала черепаха, какой бы смысл она в это не вкладывала. В принципе, даже если бы он услышал, он бы решил, что это что-то связанное с ногами. И он достаточно хорошо знал, что вполне можно слышать голоса, принадлежащие демонам и, иногда, богам. Черепахи были чем-то новым. Черепахи заставили его пожалеть Бруту, о котором он всегда думал как о добродушном чурбане, исполняющем без жалоб и ропота все, что ему скажут. Конечно, многие послушники добровольно вызывались чистить выгребные ямы и стойла, придерживаясь странного поверья, что святость имеет что-то общее с пребыванием в грязи у чьих-то ног. Брута никогда не вызывался сам, но если ему что-то велели, он исполнял это, не из-за каких-то страстей или воодушевлений, но просто потому, что так ему велели. А теперь он разговаривал с черепахой.
- Я думаю, что должен сказать тебе, Брута, произнес Намрод, - что это не разговор.
- Вы не слышите?
- Не слышу, Брута.
- Она сказала мне…-Брута заколебался, - Она сказала мне, что она - Великий Бог.
Он отскочил. Бабушка уже заехала бы ему чем-нибудь тяжелым.
- А… Ну, видишь ли, Брута,- ответил Брат Намрод, слегка подергиваясь,- такое иногда случается с молодыми людьми, недавно Призванными Церковью. Думаю, ты слышал глас Божий, когда был Призван, не так ли? Умм…?
Брат Намрод зря потратил метафору. Брута помнил голос своей бабушки. Он был не столько Призван, сколько послан. Но все - равно, он кивнул.
- И при твоем… энтузиазме совершенно нормально, что ты думаешь, что слышишь, как Великий Бог говорит с тобой. - продолжал Намрод.
Черепаха подскочила.
- Порази тебя молния! - провопила она.
- Я думаю, упражнения - как раз то, что тебе нужно. - сказал Намрод, - И обилие холодной воды.
- Корчись на адских шипах!
Намрод нагнулся и, перевернув, поднял черепаху. Ее лапки злобно задергались.
- Интересно, как она сюда попала, а?
- Я не знаю, Брат Намрод. - покорно произнес Брута.
- Да усохнут и отвалятся твои руки! верещал голос в его голове.
- А знаешь, черепахи считаются деликатесом. - сказал Наставник послушников.
Он заметил выражение лица Бруты.
- Посмотри на это так. - сказал он. - Разве Великий Бог Ом, святые рога, стал бы появляться в обличьи столь низменного существа, как это? Бык - разумеется, орел - конечно, и, думаю, при случае, лебедь… Но черепаха?
- Да отрастят твои гениталии крылья и улетят прочь!
- В конце концов,- продолжал Намрод, недосягаемый для тайного хора, звучащего в голове Бруты,- какое чудо может сделать черепаха, а?
- Да будут твои ноги размолоты зубами гигантов!
- Например, превратить салат в золото?- сказал Брат Намрод доброжелательным голосом, не сдобренным ни крупицей юмора, топтать ногами муравьев? Ха-ха-ха.
- Ха-ха. - покорно произнес Брута.
- Я заберу ее на кухню, подальше от твоих глаз. - сказал Наставник послушников. Там из нее приготовят прекрасный суп. И тебя перестанут донимать исходящие он нее голоса. Огонь излечивает все заблуждения, верно?
- Суп?!
- Э... - сказал Брута.
- Твой пищевод да будет обмотан вокруг дерева, пока ты не раскаешься!
Намрод оглядел сад. Он казался заполненным дынями, тыквами и огурцами. Он вздрогнул.
- Много холодной воды, вот что. - сказал он, - Много-много. - он снова посмотрел на Бруту. -А?
Он направился к кухне.
* * *
Великий Бог Ом лежал вверх тормашками в корзине на одной из кухонь, полузаваленный охапкой трав и несколькими морковинами. Перевернутая черепаха, стараясь занять нормальное положение, сначала будет вытягивать шею, пока она не вылезет полностью, и пытаться использовать ее в качестве рычага. Если это не сработает, она будет бешенно размахивать лапками в надежде, вдруг это случайно перевернет ее обратно. Перевернутая черепаха занимает девятое место среди самых жалких зрелищ мультиверсума. Перевернутая черепаха, осознающая, что ее ожидает, поднимается, как минимум, до четвертого места. Быстрейший способ убить черепаху при помощи котелка - бросить ее в кипящую воду.
Кухни, продуктовые склады и мастерские ремесленников принадлежали гражданскому населению Церкви, наводнявшему Цитадель. (Для того, чтобы поддерживать одного человека, возносящегося к небу, требуется 40 человек, стоящих на земле. ). Это было всего лишь одно из таких помещений, прокопченный задымленный подвал, в котором главное место занимал изогнутый очаг. Пламя бурчало в трубе. Собаки, вращавшие вертелы, трусили по кругу. Дровоколы поднимались и опускались на колодах. На краешке огромной плиты, среди разнообразных закоптелых сосудов, собиралась закипать маленькая кастрюлька воды.
- Да сгрызут черви воздаяния твои почерневшие ноздри!- кричал Ом, бешенно размахивая лапками.
Корзина наклонилась. Появилась волосатая рука и вытащила травы.
- Да выклюют совы твою печень!
Рука появилась снова и забрала морковь.
- Да гноятся на тебе тысячи порезов!
Рука влезла внутрь и сцапала Великого Бога Ома.
- Грибы-людоеды да…
- Заткнись! - прошептал Брута, грубо засовывая черепаху под рясу.
Он прокрался к дверям, незамеченный в общем кулинарном хаосе. Один из поваров посмотрел на него и поднял бровь.
- Возвращаю это назад. - пробормотал Брута, вытаскивая черепаху и услужливо ею размахивая. - приказ Дьякона.
Повар нахмурился, потом пожал плечами. Все как один относились к послушникам как к низшей форме жизни, но приказания иерархии исполнялись без лишних вопросов, разве что спрашивающий хотел столкнуться с куда более серьезными вопросами, например, возможно ли попасть в рай будучи изжаренным заживо. Выскочив во двор, Брута прислонился к стене и выдохнул.
- Да попадут твои глазные яблоки…-начала опять черепаха.
- Еще одно слово и вернешься в корзину!
Черепаха затихла.
- Судя по всему, у меня, скорее всего будут проблемы из-за пропущенной Сравнительной Религии у Брата Велка. - сказал Брута, - Но Великий Бог Ом счел нужным создать этого бедного человека близоруким, так что возможно, он не заметит, что я не там. Однако, если он заметит, я буду вынужден сказать ему, что я делал, ибо лгать Брату - грех, и Великий Бог Ом заключит меня в преисподню на миллион лет.
- Пожалуй, в этом случае я могу быть снисходительным. Не более тысячи лет на внешней стороне.
- Моя бабушка говорила мне, что когда я умру, я все равно отправлюсь в преисподню. - сказал Брута, игнорируя реплику черепахи, - быть живым грешно. Это очевидно, ведь приходится грешить каждый день, покуда жив. Он посмотрел вниз, на черепаху.
- Я знаю, что ты - не Великий Бог Ом, святые рога, потому что, если бы я коснулся Великого Бога Ома, святые рога, у меня отвалились бы руки. Великий Бог Ом никогда не стал бы черепахой, как и сказал Брат Намрод. Но в Книге Пророка Сены сказано, что когда он скитался по пустыне, с ним говорили духи земли и воздуха, так что я надеюсь, что ты один из них.
Некоторое время черепаха одноглазо смотрела на него. Потом сказала:
- Высокий тип? С длинной бородой? С постоянно бегающими глазами?"
- Что?
- Кажется, припоминаю. - сказала черепаха, -У него всегда бегали глаза, когда он разговаривал. А болтал он без умолку. Сам с собой. Долго шатался среди скал.
- Он бродил по пустыне 3 месяца.
- Это кое-что объясняет. Там, кроме грибов, не растет ничего съедобного.
- Возможно, ты все-таки демон. - сказал Брута, - Семикнижие запрещает нам разговаривать с демонами. Но в сопротивлении демонам, сказал Пророк Фруни, укрепляется наша вера…
- Чтоб твои зубы в раскаленные до красна нарывы!
- Извини?
- Я клянусь тебе мной, что я и есть Великий Бог Ом, величайший среди богов.
- Я кое-что покажу тебе, демон.
Если бы он хорошенько прислушался, он бы почувствовал, как укрепляется его вера.
* * *
Это была не самая большая статуя Ома, зато ближайшая. Она находилась внизу, на уровне ям, уготованных заключенным и еретикам. Она была сделана из спаянных железных листов. Ямы были пусты, лишь пара послушников толкала в отдалении грубо сколоченную телегу.
- Это большой бык. - сказала черепаха.
- Это истинное подобие Великого Бога Ома в одной из его мирских ипостасей. - гордо сказал Брута, -И ты говоришь, что это - ты?
- Со мной не все в порядке последнее время. - сказала черепаха. Ее костистая шея вытянулась как можно дальше, -В его задней части расположена дверца. Зачем?
- Чтобы туда могло быть помещено грешное. - сказал Брута.
- А зачем еще одна на брюхе?
- Чтобы очистившийся пепел мог быть развеян. - сказал Брута, -И дым исходит из ноздрей его, как знамение для неверных.
Черепаха вытянула шею в сторону череды дверей, запертых тяжелыми засовами. Она взглянула вверх, на почерневшие от пепла стены. Она посмотрела вниз, на ныне пустой огненный ров под железным быком. Она пришла к заключению. Она сморгнула своим единственным глазом.
- Люди? - спросила она наконец, - Вы сжигаете там людей?
- Вот! исполненным торжества тоном произнес Брута, и так, ты доказал, что ты - не Великий Бог! Он бы знал, что мы, конечно же, не сжигаем там людей. Сжигать там людей? Это было бы неслыханно!
- А…-сказала черепаха, -Что же тогда?
- Это используется для уничтожения еретических документов и прочей подобной ерунды. - сказал Брута.
- Очень разумно. - сказала черепаха.
- Грешники и преступники очищаются огнем в ямах Квизиции, или иногда напротив Главного Святилища. Великий Бог знал бы это.
- Должно быть, я забыл. - сказала черепаха.
- Великий Бог Ом, святые рога, знал бы, что Он Сам возвестил через Пророка Волспура: - Брута откашлялся и взглянул из-под сморщенных надбровий, что означало сложный мыслительный процесс, -“Позволь святому огню полностью уничтожить неверного”. Это шестьдесят пятый стих.
- И это сказал я?
- В год Нежных Овощей Епископ Криблефор силой одного лишь убеждения заставил демона принять истинную веру. сказал Брута, -Он стал служителем Церкви, а потом и субдьяконом. Или что-то в этом роде, говорят.
- Я не имел ввиду убийства. - начала черепаха.
- Твой лживый язык не сможет соблазнить меня, рептилия. - сказал Брута, -Ибо вера моя крепка!
- А что б тебя молнией поразило!
Маленькое, очень маленькое черное облако появилось над головой Бруты и маленькая, очень маленькая молния слегка коснулась его брови. Разряд был примерно равен искре на кошачьей шерсти в теплую сухую погоду.
- Ой!
- Теперь ты мне веришь? - сказала черепаха.
* * *
На крыше Цитадели дул легкий бриз. Кроме того, с нее открывался отличный вид на глубокую пустыню. Фрайят и Драна подождали минутку, пока успокоится дыхание. Потом Фрайят спросил:
- Мы здесь в безопасности?
Драна взглянул вверх. Одинокий орел кружил над сухими холмами. Он поймал себя на мысли, а хорошо ли орлы слышат. Что-то у орлов было развито неплохо. Слух ли? В безмолвии пустыни он слышит шебуршение за пол мили внизу. Что за дьявольщина - он же не может разговаривать, верно?
- Возможно - ответил он.
- Могу ли я доверять тебе? - сказал Фрайят.
- Могу ли я доверять тебе?
Фрайят барабанил пальцами по парапету.
- Гм…-сказал он.
Это было проблемой. Проблемой всех действительно тайных обществ. Они были секретны. Сколько членов насчитывало Движение Черепахи? Никто в точности не знал. Как зовут человека рядом с тобой? Об этом знают двое других, которые должны были ввести его, но кто они были за этими масками? Знание опасно. Если знаешь, инквизиторы смогут это, жилка за жилкой, из тебя вытянуть. Так что нужно было быть уверенным, что действительно не знаешь. Это делало разговор много проще во время келейных встреч и невозможным вне их. С этой проблемой сталкивались все начинающие заговорщики в течение всей истории: как сохранить скрытность, не доверив возможно неблагонадежному товарищу сведений, которые, будучи донесены, отзовутся прикосновением раскаленного жала вины?
Бисеринки пота, рассыпавшиеся, несмотря на теплый бриз, по челу Драны, свидетельствовали, что и его агония проходила ту же траекторию. Но не доказывали этого. А у Фрайята выживание уже вошло в привычку. Он нервно затрещал костяшками.
- Святая война. - сказал он. Это было достаточно безопасно. В предложении не содержалось никаких словесных намеков на дальнейшие планы Фрайята. Он не сказал: “О боже, только не эта проклятая святая война, или этот человек - сумасшедший? Какой-то идиот - миссионер позволил себя убить, какой-то человек написал какую-то галиматью о форме мира, и из-за этого мы должны воевать?"