Глава 8. Дело о семи печатях

И никто не мог, ни на небе, ни на земле, ни под землёй,
раскрыть сию книгу, ни посмотреть в неё.
Откровение святого Иоанна Богослова 5-3


О судебной практике НКВД говорят так: был бы человек, а статья найдётся. Подтверждением этому служила чернокнижная библиотека Максима, где он смешивал в кучу всякую псевдонаучную чушь, а потом пытался пристегнуть эту алхимию к современности.

Внешне он пытался придать своей коллекции видимость хронологической последовательности. Так, одни из отделов начинался исследованием Мережковского об Атлантиде.

Что мог знать писатель средней руки Мережковский о легендарной Атлантиде, о которой даже Платон упоминает только мельком и которая, по преданиям, погрузилась на дно Атлантического океана в результате всемирного потопа за много тысяч лет до нашего летосчисления, якобы в наказание за какие-то грехи?

А Максим видел в этом какую-то параллель с гибелью царской России.

В комнате Максима сидели двое его ближайших сотрудников из 13-го отдела НКВД.

Один из них был полковник медицинской службы НКВД Иван Васильевич Быков, по совместительству профессор психопатологии, худощавый человек в роговых очках и с насмешливой искоркой в глазах, на петлицах которого поблескивала змейка, обвивавшаяся вокруг чаши с ядом, — символ мудрости медицинского сословия.

Второй был полковник технической службы НКВД Питирим Фёдорович Добронравов, по совместительству профессор истории религиозных культов, молодой, цветущий мужчина с румяными щеками и пышной окладистой бородой, огромного роста и с таким же громадным пистолетом у пояса.

На петлицах у него поблескивали значки техслужбы НКВД — скрещённые топорики, напоминавшие не то пожарников, не то средневековую инквизицию.

— Послушайте, — сказал Борис, — какое отношение имеет Атлантида к работе НКВД?

— Очень даже какое, — ответил полковник Добронравов, поглаживая свою окладистую бороду. — В данном случае не столько Атлантида, как сам Мережковский.

Типичный богоискатель. А под видом поисков Бога, они славословят дьявола. Богоискатели, сожительствующие с ведьмами.

— Позвольте, но ведь, Мережковский был женат на поэтессе Зинаиде Гиппиус.

— Вот, вот. Она даже когда писала, то путала где «он» и где «она».

— Ну и что такого?

— Когда человек начинает путать, где «он» и где «она», — полковник предостерегающе поднял палец, — там дело пахнет дьяволами инкубом и суккубом. А это уж, извините, по линии НКВД.

Рядом стоял французский фантастический роман Пьера Бенуа «Атлантида», где загадочная царица атлантов по утрам посылает своих любовников на казнь. Типичная макулатура для скучающих дамочек. Даже обложка жёлтая.

А профессора 13-го отдела НКВД делают из этой бульварной литературы какие-то политические выводы.

Взявшись за богиню Диану, которая в римской мифологии считалась покровительницей охоты, луны и девственности, 13-й отдел НКВД пришил богине целое дело о дианических культах.

Прежде всего, к этому делу припутали амазонок, которые, оказывается, назывались так вовсе не потому, что они жили на берегах Амазонки, как думает большинство, а потому, что по-гречески амазонка означает «безгрудая», поскольку, ради удобства стрельбы из лука, амазонки выжигали себе правую грудь.

Обитали же эти воинственные красавицы в скифских степях на берегу Чёрного моря.

— Под каждым мифом есть доля правды, — заметил полковник медслужбы Быков. — Выжигание груди — это, конечно, миф.

Но если вы разденете сто женщин, то всегда найдёте, что у нескольких правая и левая грудь разной величины. Иногда одна грудь, нормальная, а второй совершенно нет. Вот вам и современные амазонки.

— А зачем это нужно НКВД?

— Иногда, это внешняя примета той категории женщин, которых мой уважаемый коллега Питирим Федорович величает ведьмами, — усмехнулся доктор. — Но это категория очень расплывчатая, и здесь рекомендуется осторожность.

Вслед за амазонками шло несколько солидных трудов по антропологии с описанием культа матриархата, как в некоторых племенах женщины командовали мужчинами, и что из этого получалось.

Вывод такой: если в какой семье матриархат, то, по мнению 13-го отдела, это дурная примета и таких чудаков нужно брать на заметку.

Соблюдая видимость науки, от целого Максим переходил к частностям. Так, комиссару госбезопасности СССР почему-то не нравилась библейская Саломея, весёлая девица, которая, развлекая царя Ирода, изобрела танец семи покрывал, то есть, американский стриптиз.

Поскольку энкавэдэшников часто называют иродами, Максим не имел ничего против царя Ирода. Но, поскольку, по правилам 13-го отдела, дети отвечают за своих родителей и наоборот, то Максим заинтересовался матерью Саломеи, старушкой Иродиадой, которая учила свою дочь всяким гадостям.

Как доказательство своей власти над мужчинами, Саломее захотелось соблазнить святого Иоанна Крестителя, а когда это не удалось, под влиянием матери и с помощью всяких женских интрижек она выпросила у Ирода голову святого.

Как настоящий ханжа, Максим сочувствовал Иоанну Крестителю и взял Саломею на заметку, как библейскую вредительницу.

Затем, он завёл дело на Мессалину, любвеобильную жену римского императора Клавдия, которому так надоело слушать доклады, что у его жены любовников больше, чем волос на голове, что, в конце концов, он попросту приказал отрубить ей голову.

Конечно, и здесь Максим был на стороне императора и считал, что во всём виновата бедная Мессалина.

В средние века считалось, что раз в году — в вальпургиеву ночь, то есть, в ночь на 1 мая, вся нечистая сила со всех стран Европы собирается на горе Броккенберг и устраивает там грандиозный шабаш ведьм.

Так вот, начитавшись всякой ереси, профессора 13-го отдела утверждали, будто советский праздник 1 Мая, праздник международной солидарности трудящихся, когда люди поют и пляшут на площадях Москвы, с точки зрения высшей социологии, есть не что иное, как пережиток вальпургиевой ночи, когда ведьмы, празднуя свою солидарность, пели и плясали на горе Броккенберг, что, в свою очередь, является пережитком языческого праздника весны и плодородия, который, во времена Древнего Рима, сопровождался всеобщей пьянкой в честь бога Вакха и потому назывался вакханалией.

Увлёкшись своим варевом, инквизиторы 13-го отдела бросали в один котёл всё — и святых, и грешников.

Оказывается, название вальпургиевой ночи, праздника нечистой силы, происходило от имени святой Вальпурги, которая жила в 8 веке, была монахиней и посвятила всю свою жизнь организации женских монастырей.

Эта энергичная святая была дочерью святого Ричарда, одного из саксонских королей, который женился на дочери святого Бонифация.

— Хм, целое святое семейство, — заметил Борис. — Но почему же, ведьмы избрали Вальпургу своей патронессой?

— Видите ли, молодой человек, святые и грешники — это две стороны одной и той же проблемы, — сказал профессор техслужбы НКВД. — Например, в Америке 1 ноября — это День всех святых.

Это официально. А канун этого дня, вечером, — это Халлоуин, полуофициальный праздник всей нечистой силы. Некоторые люди празднуют этот праздник всерьёз, и мы за этим следим.

Но, заметьте, что праздник грешников переходит в праздник святых. Поэтому, Достоевский и говорит, что не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасёшься.

Было видно, что профессор НКВД знает своё дело довольно основательно.

— А в русских языческих культах, — добавил он, — вальпургиевой ночи соответствовал весенний праздник Красной горки, первый понедельник после Фомина воскресенья.

— Питирим Федорович, а зачем вам всё это?

— Ну, как же... Например, ведьмы любят жениться на Красную горку. Потому мы всегда проверяем дату брака наших клиентов.

Говорят, что к мирянину для соблазна приставлен один чёрт, к монаху — десять, а к святому — целая сотня чертей. Соответственно этому, инквизиция НКВД тщательно изучала биографии святых, в надежде поймать тех чертей, которые около них крутятся.

Так 13-й отдел добрался до Жанны д’Арк.

В 1429 году эта крестьянская девушка, которой мистические голоса подсказали, что на неё возложена миссия спасти Францию, надела кольчугу и латы, взяла в руки меч и, предводительствуя французской армией, боровшейся с англичанами, успешно завоевала город Орлеан, за что её и назвали Орлеанской девой.

Но вскоре, Жанна д’Арк попала в руки врагов и, по словам летописи, как колдунья, вещунья, лжепророчица, сотрудничавшая с нечистой силой, ведьма, еретичка, вероотступница, мятежная богохульница, наслаждавшаяся кровопролитием и непристойностями, — эта святая дева была осуждена к мученической смерти.

Довольно долго о Жанне д’Арк существовали самые противоречивые мнения. В своей драме «Генрих VI», Шекспир показал её, как ведьму.

Насмешник Вольтер высмеял её, а идеалист Шиллер идеализировал её в образе своей «Орлеанской девы».

Даже церковь колебалась целых пять столетий, пока, в 1920 году канонизировала её, как святую.

А инквизиция НКВД, поскольку Жанна взяла в руки меч, классифицировала её, как амазонку.

А что касается чертей, которые, согласно поверью, всегда водятся около святых, то здесь советскую инквизицию заинтересовала личность некого Жиля де Рэ.

Этот феодальный барон, один из могущественнейших людей Франции, имевший влияние даже при королевском дворе и богатству которого завидовал сам король, славился тем, что терпеть не мог женщин.

Но, когда он впервые встретил 18-летнюю Жанну д’Арк, она произвела на 25-летнего Жиля такое впечатление, что он вступился за неё перед несовершеннолетним дофином и, таким образом, помог Жанне стать главнокомандующим французской армией.

В последующей кампании, Жиль неотступно сопровождал Жанну, и в бою за форт Святого Августина, когда Жанна была ранена и все покинули её, один Жиль остался рядом с ней и спас ей жизнь.

Когда, через несколько месяцев, благодаря нерешительности дофина, Жанну сожгли на костре, Жиль, который к тому времени стал маршалом Франции, в знак протеста, ушёл с королевской службы.

Через девять лет, 13 сентября 1440 года, сиятельный барон Жиль де Рэ, советник короля и маршал Франции, в возрасте 36 лет был арестован и предстал перед судом инквизиции, по обвинению в ереси, богохульстве, занятиях алхимией, поклонении дьяволу, педерастии и убийствах.

Оказывается, Жиль де Рэ, некогда горячий поклонник и самый близкий человек к святой Жанне д’Арк, в частной жизни поставил себе задачей познать метафизику зла.

С бандой своих сообщников из 18 человек, он устраивал в окрестных полях и лесах облавы наподобие охоты на зайцев. Но охотились они не за зайцами, а за детьми, преимущественно, за пастушками.

В своём замке Тиффож, в склепе часовни святого Винсента, Жиль де Рэ соорудил специальный каменный алтарь, где в полуночный час он занимался чёрной магией, зверски мучил пойманных детей и затем убивал их самыми нечеловеческими методами — всё это в жертву дьяволу.

Когда на суде инквизиции барон де Рэ со всеми деталями читал полное сознание в своих преступлениях — как он вспарывал детям животы, как он сидел верхом на умирающих и хохотал, глядя на их конвульсии, как он ставил отрезанные головы жертв рядом со своей постелью, чтобы утром ещё раз полюбоваться ими, — тогда председатель трибунала епископ Нантский встал, подошёл к распятию, которое висело за спинами судей, и задернул лицо Спасителя чёрным покрывалом.

Со времён средневековья и до наших дней, история знает мало таких чудовищ, как Жиль де Рэ, на совести которого было 134 жертвы.

Король Наварры Карл, за подобные дела сожжённый заживо инквизицией в 1387 году, далеко отстал от Жиля.

Следующий преступник подобного рода, Ваше, несколько столетий спустя замучил и убил только 18 пастушат.

Знаменитый маркиз де Сад, который не убил никого, а только присмаливал свечками проституток, с которыми он за это более или менее честно расплачивался, был, по сравнению с бароном де Рэ, совсем невинным младенцем.

Имя Жиля де Рэ забыто, но дела его живут в легендах о Синей Бороде, прототипом которого послужил Жиль, согласно протоколам дознания мывший бороду и руки тёплой кровью своих жертв.

Во вторник, 26 октября 1440 года, в 11 часов дня, барон Жиль де Рэ, бывший советник короля, маршал Франции и поклонник святой Жанны д’Арк, как гласит летопись, «был повешен за шею, пока наступила смерть, и затем предан огню» вместе с двумя своими сообщниками на площади Ла Мадэлен в Нанте.

Профессор Добронравов и здесь воспользовался случаем, чтобы похвалить гуманность средневековой инквизиции.

Оказывается, Жиля судил не один суд, а два — духовный и гражданский. Осудив его душу, церковь предала его плоть на суд государства.

Вина Жиля была полностью доказана показаниями свидетелей, и даже в любом современном суде этого было бы вполне достаточно, чтобы осудить его.

Но, для трибунала инквизиции, этого было недостаточно. Чтобы спасти душу грешника, обязательно требовалось его покаяние. В этом московские процессы с покаяниями времен Великой Чистки в точности следовали практике классической инквизиции.

Однако, отцы инквизиторы были гораздо либеральнее не только НКВД, но и любого другого суда.

Когда барон де Рэ публично покаялся в своих злодеяниях, в переполненном зале суда опустился на колени перед распятием, и со слезами на глазах просил прощения у Бога и родителей тех детей, кого он принёс в жертву дьяволу, тогда председатель трибунала инквизиции епископ Нантский был так тронут, что встал со своего места и обнял подсудимого.

Возможно ли это в каком-нибудь современном суде? Да ещё, в случае подобного преступника?

После вынесения смертного приговора, барон де Рэ обратился к суду с несколькими просьбами. Он не просил о помиловании или снисхождении. Он только просил епископа Нантского посодействовать, чтобы люди молились за упокой его грешной души.

И епископ Нантский, и жители Нанта удовлетворили его просьбу. Перед казнью торжественная процессия под звон всех колоколов всех церквей, с пением псалмов прошла по городу, молясь за упокой души грешника, который видел это из окна своей камеры.

— А ведь, красиво было! — воскликнул профессор Добронравов.

Жиль де Рэ просил, чтобы его, как главного виновника, повесили раньше его соучастников, чтобы он мог показать им пример, как искупать свои грехи. И эта его просьба была исполнена.

Как дополнительную милость суд от себя постановил, что его мёртвое тело не будет, как обычно, сожжено до пепла и развеяно по ветру, а в награду за искреннее раскаяние только слегка очищено огнём и затем отдано родственникам для погребения.

Если Жиль де Рэ и жил бесчестно, то умер он с честью. Правда, здесь профессор Быков скептически заметил, что Жиль, подобно Нерону и Калигуле, жизнь которых он взял себе за образец, в душе был большим артистом и потому не мог удержаться, чтобы не устроить спектакль даже из собственной смерти.

Бренные останки грешного барона де Рэ были погребены в склепе церкви Кармелиток, рядом с прахом древних герцогов Бретани.

Перед смертью, Жиль де Рэ поручил свою душу святому Якову и святому Михаилу. Не кому-нибудь другому, а тем же святым, кому перед смертью поручала душу Жанна д’Арк.

Действительно, вблизи святой Жанны, инквизиция НКВД поймала такого чёрта, каких мало. Почему Жиль де Рэ, бывший заведомым женоненавистником, вдруг стал ближайшим союзником Орлеанской девы?

Какая таинственная связь объединяла этих столь разных людей в жизни и смерти настолько, что, даже после смерти, они отдали свои души тем же святым заступникам? И зачем всё это понадобилось 13-му отделу НКВД?

— Ясно, что этот де Рэ был таким же садистом, как де Сад, — сказал Борис. — А что дальше?

— Жиль де Рэ и Жанна д’Арк были совершенно одинаковыми людьми, — сказал профессор Быков. — И они это прекрасно знали. Вся разница в том, что Жиль занимался своими пороками, так сказать, в частном порядке — потому его и повесили.

А Жанна употребила те же духовные побуждения, скажем прямо — те же пороки, на службу государства. Потому о ней и спорили пятьсот лет, пока объявили святой. Но технически были правы и те, кто сжёг её, как ведьму, наслаждавшуюся кровопролитием.

Всё дело в том, молодой человек, что подобными типами кишит всякая революция, где они могут дать волю своим патологическим чувствам, под предлогом революционной законности. Вот и разбери здесь, где святой грешник, а где грешный святой?

Например, до французской революции, маркиз де Сад большую часть времени сидел по тюрьмам. А революция не только выпустила его из тюрьмы, но и назначила — кем? Судьёй ревтрибунала!

Не зная дела барона де Рэ и Жанны д’Арк, вы не поймёте Марата и Робеспьера, Дзержинского и Ежова.

А якобинцы французской революции позаимствовали своё имя от того же святого Якова, которому поручили свои души Жиль де Рэ и Жанна д’Арк.

Роясь в книгах и просматривая отмеченные места, Борис видел, что, вслед за Орлеанской девой, советская инквизиция взяла на заметку Екатерину Великую.

Но их интересовали не те формальные памятники величия, которые нагромоздила себе Екатерина, а легальные и моральные аспекты её царствования.

С этой точки зрения, в глазах законников из НКВД, она являлась немкой и узурпатором русского престола, который она захватила с помощью своих любовников; мужеубийцей, отправившей на тот свет с помощью тех же любовников своего мужа — придурковатого Петра III, внука Петра Великого; и великой развратницей, оставившей после себя столь же придурковатого наследника престола Павла I, как две капли воды похожего на ее фаворита Салтыкова, и ещё целую кучу незаконных детей.

Для моралистов из 13-го отдела, Екатерина Великая была просто русской Мессалиной, которой не сумели вовремя оттяпать голову. Кроме того, они подозревали матушку-царицу в сопричастии к матриархату.

— Какая, собственно, связь между Жанной д’Арк и Екатериной Великой? — спросил Борис.

— Закон единства противоположностей, — ответил доктор Быков. — Если бы их сложить вместе, то получилось бы целое.

— Как это понять?

— Это тема немножко специальная. Жанна д’Арк была не только девой, но и такой же мужененавистницей, как Жиль де Рэ женоненавистником. А Екатерина Великая, как раз, наоборот — любила мужчин больше, чем положено.

— А где же единство?

— Принято считать, что у Екатерины была, своего рода, нимфомания. Но, с точки зрения психологии, такая женщина не может любить по-настоящему ни одного мужчину. Потому, она их постоянно меняет.

— А можно от этого вылечить?

— Лекарство это такое, что многие пациенты его боятся. Иногда от этого может вылечить только другая женщина. Такая, как Жанна д’Арк.

— Ага, тогда и получается единство противоположностей?

— Да, то есть, психологический ноль. Но тогда Жанна не стала бы Орлеанской девой, а Екатерина вряд ли Великой.

После дианических культов, амазонок и матриархата, в порядке исторического развития, мракобесы НКВД стали подкапываться под суфражисток.

Они относились к этим смелым борцам за эмансипацию женщин без тени уважения и считали их просто современными амазонками.

Те высокие идеи и громкие слова, которыми суфражистки оперировали на своих митингах и демонстрациях, служили якобы, только, для маскировки. А на самом деле, их интересовало только одно равноправие с мужчиной — ходить в штанах.

Одна книжка с красным штемпелем НКВД так и называлась «Эмансипация женщин в свете психопатологии». Недаром про НКВД говорят: был бы человек, а статья найдётся.

Подведя столь странную историческую базу, библиотека Максима переходила к современности в форме служебного архива.

Вот папка со всякими кляузами на одну из самых заслуженных бабушек русской революции — мадам Коллонтай.

Дочь царского генерала, она была настолько классово сознательна, что ещё в девическом возрасте примкнула к подпольной работе большевиков и участвовала в революции.

Столь же активно эта красная суфражистка сожительствовала с революционной матроснёй и прославилась, как апостол свободной любви.

Вот групповая фотография, посвящённая первой годовщине Октября: двенадцать апостолов во главе с Лениным и среди них, как единственная женщина — Коллонтай.

Даже Сталина здесь нет, а она есть. Значит, высоко она летала. А вот её фотография в молодости с растрёпанными волосами и шалыми глазами.

— Иван Васильевич, что это у неё глаза, как с перепоя?

— Кокаин голубушка нюхала, — ответил медик НКВД.

Позже эта повивальная бабка Октября была послом в Швеции, единственной советской женщиной в столь высоком дипломатическом ранге.

Но, вместо послужного списка Коллонтай, в папке были под штемпелем «Особо секретно» подробнейшие допросы тех людей, кто на личном опыте знал интимную жизнь этой жрицы свободной любви.

Подобное же дело на Елену Стасову, ближайшую сотрудницу Ленина и затем секретаршу Сталина, которая, происходя из столбового дворянства, тоже оказалась столь эмансипирована, что всю свою жизнь посвятила беспощадному уничтожению этого самого дворянства.

Будучи секретарём ЦК партии, эта милая дама занималась не школами или, скажем, детскими домами, а руководила 5-м отделом ЦК — по шпионажу за границей.

А вот ещё одна суфражистка — старая большевичка Землячка, маленькая, как макака, и сморщенная, как мощи, старушенция с пенсне на носу.

Она отличилась тем, что, во время гражданской войны, совместно с Белой Куном, три года заправляла крымским ЧК так, что Чёрное море покраснело от крови.

Подавая пример революционной сознательности, она собственноручно расстреливала пленных белоофицеров.

— Милые старушки, а? — улыбнулся доктор Быков.

Странно, охотясь за нечистой силой, инквизиция НКВД подкапывалась под всех коммунистических святых.

Рядом толстенькое досье на Долорес Ибаррури (Пасионарию), пламенного трибуна гражданской войны в Испании.

Жена республиканского премьера Негрина, она была лидером испанской компартии и участвовала в гражданской войне активнее, чем её муж. И она тоже развлекалась тем, что собственноручно расстреливала пленных.

Когда же дела стали плохи, она оставила своего республиканского мужа расплачиваться за её коммунистические грехи, а сама сбежала в Москву.

В примечаниях 13-го отдела НКВД проскальзывало сожаление, что в современной Испании нет Торквемады, который познакомил бы этого трибуна революции с трибуналом инквизиции.

Следующее дело начиналось со ссылкой на энтомологию и какую-то разновидность пауков, у которых принято, что после брачной ночи самка пожирает своего супруга.

Рядом же, паукообразная физиономия Анны Паукер с вытянутыми в трубочку губами, словно она нацеливалась в кого-то плюнуть.

Во время чистки московского Коминтерна, паучиха Паукер донесла на своего мужа в НКВД, обвинив его в троцкизме.

Перед смертью и Марсель Паукер прошёл через 13-й отдел, где с него сняли подробнейшие показания про его паучиху, которые, как это ни странно, касались не её политических убеждений, а техники её любви.

Следом шел алфавитный список всех любовников Анны Паукер, очень похожий на перечень всех членов Коминтерна. И за ним — второй список — кого из них эта любвеобильная дама подвела под расстрел в подвалах НКВД.

— Видите, — сказал доктор Быков, — она делала то же самое, что и царица атлантов. Потому-то мы и интересуемся Атлантидой.

Тем временем, комиссар госбезопасности Максим Руднев отдыхал от охоты за нечистой силой и запросто возился со своим аквариумом.

Одна из его золотых рыбок захворала расстройством желудка, и Максим, засучив рукава, пересаживал больную рыбёшку в отдельный тазик, наполненный слабительным раствором глауберовой соли.

— Макс, — сказал Борис, — вы тут сводите всё к вопросам пола. И это немножко попахивает фрейдовским психоанализом. А ведь, фрейдизм у нас официально запрещён.

— Да, фрейдизм запрещён не только коммунистами, но и католической церковью. Потому что в фрейдизме правда перепутана с ложью. И непосвящённому человеку трудно разобраться, где правда и где ложь.

— Хорошо, — сказал Борис. — Но, что всё это такое? Максим сидел на корточках, мешал воду пальцем и бормотал себе под нос, как шаман во время камлания:

— Хм-хм, что это такое? Это... это дело о семи печатях. И на это тебе не ответят ни Фрейд, ни сам папа римский.

— Ну, а вы тут, это знаете?

— Конечно, — усмехнулся комиссар госбезопасности СССР. — Мы всё знаем.


Глава 9. Крестом и мечом

Раскачка такая пойдёт, какой ещё мир не видал...
Затуманится Русь, заплачет Земля по старым богам...
Ф. М. Достоевский, «Бесы»


Ранним июньским утром 1941 года началась война.

Как и во всех учреждениях оборонного значения, в 13-м отделе НКВД тоже вскрыли мобилизационный пакет, где был перечень мероприятий на случай войны.

Как первое мероприятие — комиссар госбезопасности Руднев в чине генерал-полковника назначался начальником специальных видов оружия НКВД.

Воздушные армады Гитлера бомбили Киев, Одессу и Минск. Немецкие танковые дивизии рвались вглубь Советского Союза.

Красная Армия отступала, неся миллионные потери убитыми, ранеными и пленными. Сталин обратился по радио с призывом:

— «Дорогие братья и сёстры...»

От волнения он пил воду, и люди слышали, как его зубы стучат о край стакана.

В вестибюле индустриального института, где учился Борис, вывесили большую карту Советского Союза, на которой, с помощью красной нити и булавок, обозначили линию фронта. Каждый день Борис видел, как эта линия неудержимо откатывается назад.

Как только закончилась Великая Чистка, Максим бросил пить так же внезапно, как и начал. И даже, как будто, немножко скучал.

Теперь же, когда по вечерам над Москвой трещали зенитки, он вдруг заинтересовался историей древнеримских увеселений. Попутно он заглядывал в книги по психоанализу.

Из тьмы тысячелетий, перед глазами генерала вставали амфитеатры римских цирков и первые христианские мученики, идущие навстречу смерти.

Их распинали на крестах, бросали на растерзание диким зверям, сжигали, как живые факелы Нерона.

Иногда они могли сохранить себе жизнь при одном условии. Но они предпочитали смерть и с пением псалмов шли умирать на аренах амфитеатров.

— Опять-таки, при одном условии, — задумчиво пробормотал генерал. — Значит, требуется амфитеатр. Что ж, попробуем...

Вскоре в газетах появилось сообщение о необычайном подвиге трёх советских летчиков-истребителей на подступах к Ленинграду.

Оставшись без амуниции, они бросились грудью своих беспомощных «ястребков» на немецкие бомбардировщики и погибли вместе со сбитыми врагами.

Портреты погибших героев были на первых страницах всех газет. Всем троим посмертно присвоили звание Героя Советского Союза.

Затем, подобные подвиги вошли в такую моду, что, даже имея полный боезапас, советские лётчики шли на таран, на верную смерть, мешая в кучу металл и кровь, свою и чужую.

Прославленные немецкие асы не знали, что делать с советскими молокососами, нарушающими все правила воздушного боя.

Читатели советских газет думали, что это просто пропагандистские трюки Совинформбюро.

Но, командование советских воздушных сил, обеспокоенное бессмысленной гибелью самолётов, обратилось к Сталину с протестом, прося защиты от загадочных экспериментов 13-го отдела НКВД.

В результате, появился специальный приказ, разрешающий таран лишь в особых случаях. Машины были дороже, чем люди.

Кто следил за советскими газетами во время войны, тот помнит, как вслед за самолётными таранами, начиналась другая не менее необычайная акция.

На этот раз, в морской пехоте, сформированной из экипажей потопленных кораблей. Обвязавшись связками ручных гранат, герои-моряки вдруг стали бросаться под гусеницы немецких танков, наподобие живых мин.

Танки летели в воздух вместе с храбрецами, шедшими на верную смерть. Это было дешевле, чем самолётные тараны.

За всем этим стоял 13-й отдел НКВД, который заботился о своих героях-мучениках даже после смерти.

Все газетные отчёты, восторженные похвалы, награды, вообще, всё, что было связано с их смертью, строжайше контролировалось профессором Рудневым, познавшим тайну живых факелов Нерона.

— Ты опять делаешь гешефты со смертью, — сказал Борис. — В чём там, собственно, дело?

На этот раз Максим ответил довольно охотно:

— Видишь ли, когда брали группу мучеников и предлагали им на выбор: отречься от христианства или их убьют здесь же в подвале, — то большинство из них отрекались.

Но когда им предлагали отречение или смерть на арене амфитеатра, то большинство предпочитали смерть. Но смерть со славой.

Всё дело в том, что эти мученики принадлежали к определённой психологической категории людей, которых можно найти и сейчас. Нужно только создать соответствующие условия.

— Да, но это почти убийство, — сказал Борис, обращаясь к брату.

За него ответил сидевший рядом полковник Добронравов:

— Вы немного ошибаетесь, молодой человек. Только первых трёх добровольцев мы действительно подготовили. Потом, мы создали им необходимый ореол и, так сказать, открыли райские ворота.

Остальные же шли в эти врата сами. Больше того, мы даже не знали, кто именно пойдёт. Кроме того, если бы мы не дали им этой возможности погибнуть с честью, славой и пользой, то большинство из них всё равно кончили бы плохо. И никто бы не знал, в чём дело.

— Дело ясное, что дело тёмное, — сказал студент.

— Эх, ты, Фома Неверный, — сказал Максим.

— Что вы там изучаете? — добродушно спросил полковник Добронравов, заглядывая через плечо Бориса. — А, столыпинские реформы. Да, Столыпин был большим государственным деятелем. Если бы не пуля Богрова, то, кто знает, может быть, вся история России пошла бы совсем другим путём.

— А к какой партии принадлежал этот Богров?

— К той партии, которую некоторые ассоциируют с антихристом, — усмехнулся полковник НКВД, специализировавшийся по истории религиозных культов. — Кроме того, Богров был прирождённым террористом, нечто, вроде живой адской машины. И некоторые люди знали это.

— Как же это получилось?

— Чтобы понять это дело, нужно знать две вещи. Во-первых, в то смутное время в кругах гнилой интеллигенции убийство государственных деятелей считалось делом такой же доблести и геройства, как сейчас подвиги наших смертников-добровольцев.

И тогда, и сейчас подготовляет это пресса. А во-вторых, и это очень характерно, перед покушением на Столыпина, Богров покушался на самоубийство. Он сам искал смерти, но предпочитал смерть со славой.

— Кроме того, он служил осведомителем в охранке, — добавил Максим.

— Вполне закономерно, — согласился полковник. — У этих шизофреников всегда двойная жизнь. Проблема святых и грешников.

— У вас не разберёшь, где святые и где грешники, — как Фома Неверный, заметил Борис. — Вчера были святые, а сегодня — грешники.

— От грешника до святого — или наоборот — расстояние гораздо ближе, чем вы думаете, — пробасил полковник. — Иногда, они даже спят в одной постели. Иногда, это один и тот же человек. И иногда нелегко разобраться, где грешный святой, а где святой грешник.

Он расправил руки и потянулся так, что затрещало сукно кителя.

— Между прочим, Максим Александрович, мне очень понравились проблемы, которые вы поставили перед нами на последнем совещании.

Как вы правильно сказали: цвай зеелен лебен ин майиер бруст. Да и сам Гёте этому хороший пример. Эти души борются. Иногда одна душа пытается обмануть другую. Так вот, что, если попытаться помочь этой обманутой душе? Замеча-а-ательная идея!

Жизнерадостный полковник вскочил и зашагал по комнате.

— В связи с этим, вы, Максим Александрович, упомянули роль религии в этом вопросе. Если дело пойдёт так, как вы предполагаете... А ведь, вы единственный человек, с которым Сталин считается. В общем, прошу учитывать, что я ещё с детства страшно люблю запах ладана.

Согласно инструкциям мобилизационного пакета, научные сотрудники института профессора Руднева получили новые задания.

Одни из них, специалисты-историки, лихорадочно разбирали какие-то тайные государственные архивы и рылись в кипах запрещённых или изъятых книг дореволюционных изданий.

Другие из них, специалисты-психологи, таскали в НКВД каких-то дряхлых стариков и старушек, имена которых стояли в связи с архивами, и допрашивали их, постукивая по столу пистолетами:

— Поймите, сейчас не время миндальничать с вами. Итак...

Следователи в белых халатах интересовались столь необычными вещами, что полуживые от страха старички и старушки, после допросов, только крестились, недоумевая, как это загадочные следователи умеют читать в душах людей.

Ученики профессора Руднева знали своё дело. Они откуда-то знали даже о тех мелких грехах, в которых престарелые грешники не признавались ни на одной исповеди и надеялись, что унесут эти тайны с собой в могилу. Но больше всего следователи интересовались всякими деталями из жизни покойников.

— Зачем это вам? — робко протестовал грешник. — Ведь, эти люди уже давно умерли.

— Это нужно для спасения родины, — настаивал инквизитор в белом халате.

— Но ведь, это был просто литературный кружок...

— А философию Бердяева они изучали?

— Ну, просто новое течение в философии...

— А как насчёт антропософии Штейнера?

— Да, но тогда это было модно...

— А оккультизм Блаватской штудировали?

— Да, просто от скуки...

— А спиритизмом они занимались?

— Но ведь, это было просто так, баловство...

— Мы лучше знаем, что это такое, — сухо прерывал следователь. — Подпишите расписку о неразглашении военной тайны. И учтите, что наказание только одно — смерть.

Конечно, следователи в белых халатах не собирались заниматься спиритическими сеансами и вызывать души покойников. Зато, они очень интересовались живыми детьми или родственниками этих покойников.

— Но ведь, после революции, все эти люди были высланы за границу, — удивлялся грешник. — Вместе с семьями. В связи с делом «Голубой звезды».

— А как насчёт детей Марии Абрамовны? — напоминал следователь.

— Что вы, что вы, у Марии Абрамовны деток не было. Она слишком увлекалась всякими революциями.

— А её сестра ещё жива?

— Да, знаете, с ней такое несчастье случилось. На склоне лет вдруг, ни с того ни с сего, взяла и отравилась. Говорят, из-за несчастной любви.

— А как насчёт её детей?

— У Веры Александровны были...

— Простите, разве она не родная сестра Марии Абрамовны?

— Нет, сводная сестра. От второго брака. Так дочь, её дочь жила в Берлине, а приёмный сын где-то в...

— Приёмные дети нас не интересуют. А вот насчёт дочери расскажите поподробнее. Она замужем?

— Нет. История с самоубийством матери так на неё подействовала, что...

— Понимаю. Теперь, чем она занималась в Берлине? Прежде всего, вот вам список людей, которые были высланы за границу. Здесь несколько сот человек.

Просмотрите внимательно и скажите, с кем из них она поддерживала связь. В особенности, по линии тайного общества «Голубая звезда». И других подобных обществ. Понимаете?

Используя результаты этих допросов, оперативные работники 13-го отдела не полагались на оккультную передачу мыслей на расстоянии по методу Блаватской, а предпочитали пользоваться шифрованной радиосвязью.

По ночам летели шифровки резидентам советской разведки во всех странах Европы.

Приходя после работы домой, вместо того чтобы пьянствовать, Максим, от скуки, занимался теперь поэзией.

Причём читал он самые не подходящие к военной обстановке заумные стихи французских символистов и не менее крученые упадочнические произведения русских декадентов, которые, как грибы-поганки, наводняли русскую литературу перед первой мировой войной.

Когда на всех фронтах, от Чёрного и до Белого моря, шли кровопролитные арьергардные бои с рвущимися вперёд танковыми колоннами и воздушными эскадрами Гитлера, генерал Руднев сидел и перечитывал поэму Блока «Двенадцать», где поэт-символист описывал отряд из двенадцати забубённых красногвардейцев во время революции.

Концовка этой поэмы была загадкой для всех — и для красных, и для белых: «В белом венчике из роз — впереди — Иисус Христос». Для белых это было богохульство. Для красных — досадный религиозный мистицизм.

— Итак, красногвардейцев двенадцать, а Христос тринадцатый, — бормотал начальник 13-го отдела НКВД. — Значит, это не Христос, а антихрист. Знаем мы ихние фокусы — всё перевернуть наоборот, как 69. Издательство «Алконост» (Сирин и Алконост — птицы радости и печали в славянской мифологии).

Сирина (Сирин — псевдоним автора «Лолиты» Набокова) мы тоже знаем. И галлиямбы Катулла. Хорошие у него «Поэмы к Лесбии». Эх, эти мне символисты. Знаем мы ваши символы.

— А какая из этого диалектика? — поинтересовался Борис.

— Такая, что Блок умер в состоянии тихого умопомешательства.

— У тебя, Макс, все сумасшедшие. Кроме тебя самого. Генерал не обращал на него внимания и продолжал бормотать стихи Блока:

— «Боюсь души моей двуликой... Ищу защиты у Христа... Но из-под маски лицемерной смеются лживые уста... Бужу я память о Двуликом...»

А затем пошла чистая кабалистика:

— Двуликий... In daemone deus — в дьяволе Бог... Марксистское единство и борьба противоположностей... Ведь, Гитлер и Сталин — это одно и то же... А из-за этого, миллионы людей уничтожают друг друга... Почему?.. In daemone deus...

Зимой дверь в комнату Бориса не закрывалась, так как там не было печки и иначе, там было бы слишком холодно. Потому, Борису поневоле приходилось выслушивать всё, что происходило в комнате брата.

— Макс, — попросил студент, — если ты ещё не совсем свихнулся, то всё-таки, объясни мне, что такое дьявол.

— Дьявол — это некий сложный психобиологический комплекс, разрушающий душу и тело человека. И философское понятие.

— Так, значит, дьявола, как такового, нет?!

— Если б его не было, — горько усмехнулся генерал, — то не было бы ни Гитлера, ни Сталина. И не было бы этой проклятой войны.

Изменились и вкусы Максима в музыке. Вместо разбойничьей песни Шаляпина теперь он из вечера в вечер сидел и, опустив голову, задумчиво слушал одну и ту же пластинку — увертюру Чайковского «1812 год» о нашествии Наполеона на Россию.

Гений великого композитора воплотил в музыке тяжёлую поступь французских гренадёр, когда они приближались к Москве.

Плывут утренние туманы над спящим Бородинским полем в последнюю ночь перед сражением. Поют трубы горнистов и будят солдат к бою не на жизнь, а на смерть.

Гремят барабаны наступающих полков Наполеона, а навстречу им тяжело ухают пушки русских редутов.

Пылает белокаменная Москва, подожжённая руками русских мужиков. Скрестив руки на груди, стоит Наполеон на Кремлёвской стене и угрюмо смотрит на побеждённую, но не сдавшуюся столицу.

В один из зимних вечеров, когда немцы уже стояли на подступах к Москве, Максим опять сидел со сборником каких-то заумных поэтов-футуристов под многообещающим заголовком «Мозговой разжиж».

Но он не читал, а, закрыв глаза, слушал увертюру Чайковского. Когда, призывая к бою, на Бородинском поле запели трубы горнистов, генерал рывком встал и громко, словно разговаривая с гением композитора, сказал:

— Хорошо, Пётр Ильич! — Он одёрнул китель, словно собираясь в поход. — Посмотрим, что из этого получится.

— Что такое? — отозвался из своей комнаты Борис. Засунув руки в карманы галифе, генерал госбезопасности, теперь уже в трезвом виде, снова начал бредить:

— Попробуем бороться с дьяволом крестом и мечом. Сначала — крест. И только, если это не поможет, тогда меч.

— Значит, политика принципиально меняется? — своим обычным, насмешливым тоном сказал младший.

— Да, — с сожалением ответил старший. — Это проклятие рода человеческого гораздо сложней и серьёзней, чем это кажется таким Фомам Неверным, как ты.

— Значит, не справился ты с заданием партии и правительства?

— Да. Окончательно проблема дьявола неразрешима. Но её можно локализовать. Или направить в более благоприятном направлении.

Фома Неверный посочувствовал:

— Ну, тогда, генерал, закрывай инквизицию и записывайся в монастырь.

— Совершенно правильно. К такому же выводу, со временем, пришли отцы церкви. Но если дьявола нельзя ликвидировать, так я заставлю его служить... Я отправлю его на фронт!

— Смотри не забудь подписать с ним договорчик. О дружбе и взаимопомощи.

— Да, попробуем! — воскликнул генерал госбезопасности Союза ССР. — Ведь, у меня в лагерях столько первоклассных оборотней. Ни один человек не догадается, что они из себя представляют.

— Смотри не забудь про твоих ведьм, — подсмеивался Фома Неверный.

— Да, есть и красавицы, и умницы. — Генерал так размечтался, что в его голосе слышалась даже симпатия к его заклятым врагам, — Я дам им возможность поиграть со смертью.

— Не забудь про колдунов, — советовал Борис. — Зачем их держать под замком? Пусти всю эту гоп-компанию на Гитлера. Может, ещё орден получишь.

Генерал уже внутренне переключился на сторону грешников и, как адвокат дьявола, пытался оправдать своих недавних врагов:

— Ведь многие из них не так уж и виноваты. Всю жизнь они вынуждены были скрываться, маскироваться, двуличничать, лгать.

— Тогда из них выйдут великолепные шпионы и диверсанты, — подливал масла в огонь студент. — Или саботажники? А как насчёт пятой колонны?

— Да, я заставлю их защищать родину, — сурово сказал генерал. Он пожевал губами и сквозь зубы процедил: — А потом, всё-таки, это люди. В большинстве случаев, виноваты их прародители... Все мы виноваты. Итак, посмотрим.

И закрутилась в три смены машина 13-го отдела НКВД. Без скрипа открылись ворота концлагерей и специзоляторов, где строители бесклассового общества держали классово чуждый элемент: ведьм и колдунов, леших и оборотней, чертей и чертовок.

В тяжёлый для родины час генерал Максим Руднев погнал слуг дьявола в бой за родину.

Под командой генерала-чернокнижника, отряды колдунов, став опытными диверсантами, устремились за линию фронта взрывать дороги, мосты и склады в немецком тылу.

Холодные и обольстительные красавицы ведьмы, став шпионками, как змеи заползали в постели немецких офицеров и военные тайны вермахта.

Тысячи, тысячи и тысячи оборотней, леших и прочей нечисти, работая ядом, ножом и динамитом, разрушали с тыла военную машину Гитлера. Как одержимый, генерал дьявола безжалостно гнал свои орды навстречу смерти.

Официально мало известно, как воевала нечистая сила профессора Руднева, но, видимо, вполне успешно, если судить по тем орденам, которые появлялись на его груди.

Через год, вернувшись из тайной инспекционной поездки по тылам немецкой армии, где генерал дьявола проверял работу своей нечистой силы, он был произведён в генералы армии специальных видов оружия, и получил вторую Золотую Звезду Героя Советского Союза. Союз с дьяволом приносил свои плоды.

— Это ведь я тебе посоветовал, — попытался шутить Борис. Но на душе у него было не до шуток.

Пока генерал Руднев подрывал немецкие тылы, профессор Руднев развернул работу по укреплению советского тыла.

Облечённые чрезвычайными полномочиями, эмиссары 13-го отдела рыскали по всем университетам и научным учреждениям Советского Союза, выискивая подходящие мозги для мозгового треста профессора Руднева.

Весь мир замер от удивления, когда после четверти века невероятных гонений Сталин вдруг снял запрет с православной церкви.

Вскоре открылась первая духовная семинария, а недалеко от Москвы — первый монастырь. Больше всего удивился сам Сталин, когда узнал, что люди с удовольствием венчаются и крестят детей в церкви.

Но никто не знал, что за этим трудным для диктатора решением стоял его красный кардинал, доктор социологии Руднев, которого Бог интересовал только, как антитеза дьявола.

И никто не знал, что смиренный архиепископ Питирим — в миру это генерал-майор госбезопасности Питирим Федорович Добронравов, правая рука начальника 13-го отдела НКВД.

В тёмные партизанские ночи бородатые дядьки, радуясь, что теперь можно креститься, размашисто осеняли себя крёстным знамением, а потом рассказывали у лагерных костров молодым партизанам сказки, что в самые тёмные ночи, когда сверкают молнии и гремит гром, когда празднует свой праздник нечистая сила, тогда в партизанские тылы прилетает из Москвы сам дьявол в генеральской форме НКВД.

— Такой рыжий. А глаза — зелёные. И бледный, как мертвец, — сообщал бородач. — Попадёшься ему на глаза, не жилец ты больше на этом свете.

— Ой, дядечка, страшно! — вскрикивала молодая партизанка.

— А ты, дура, перекрестись, — советовал бородач. Шёпотом передавали слухи, что из землянки, где генерал-дьявол чинил свой суд и расправу, по ночам иногда раздавались звуки примитивной песенки про обманутую любовь, а козлиный баритон подпевал:

В наказанье весь мир содрогнётся,
Ужаснётся и са-а-ам сатана-а-а!..

А в ночном небе от края до края, в динамитных молниях и громах, в заревах пожаров, гуляла смерть. Исчезли в Красной Армии треугольники, кубики и шпалы, а вместо них появились старые царские погоны.

Ввёл Сталин новый кодекс чести для офицеров, включающий коленопреклонное целование гвардейских знамён перед боем, а после боя — расстрел трусов перед строем части.

Не все рыцарские ордена могли похвастать таким же кодексом воинской чести, как Советская гвардия.

Премьер союзной Англии Уинстон Черчилль праздновал свой семидесятилетний юбилей.

В этот день в советских газетах появились тёплые поздравления Советского правительства с интимной фотографией юбиляра: в свободное от государственных дел время премьер, с кирпичом и лопаткой в руке, строил каменную беседку у себя в саду.

Этим подчёркивалась пролетарская солидарность с пролетарскими наклонностями юбиляра, который, в качестве отдыха, любил побаловаться ремеслом каменщика. Кто не найдёт эту фотографию в официальных биографиях Черчилля, пусть заглянет в советские газеты.

Принимая решения, Гитлер не советовался ни с кем. Только иногда, в случае особо важных решений, он совещался с одним человеком — своим придворным астрологом Вильгельмом Крафтом.

Узнав об этом, Черчилль приказал зачислить в штат английской армии своего собственного астролога капитана Луи де Воля, чтобы следить по звёздам за решениями Гитлера.

Но 13-й отдел НКВД не доверял ни Гитлеру, ни Черчиллю и давно уже имел соответствующего специалиста с трубой, чтобы следить за действиями обоих.

Роясь по средневековым книгам, сотрудники Научно-исследовательского института НКВД вычитали, что от святых пахнет хорошо, а от грешников плохо — иногда от них даже попахивает серой, что, как известно, является принадлежностью преисподней.

С тех пор, как последнее достижение науки и техники, оперативные работники 13-го отдела тщательно обнюхивали иностранных дипломатов.

В мозговом тресте профессора Руднева интересовались также следующим вопросом: откуда в мозгу Гитлера появилась идея нацизма, то есть, идея высшей расы, избранного народа? Новая это идея? Или Гитлер её просто позаимствовал? И от кого? И по кому эта идея в первую очередь ударила?

Такой простой вопрос! Но попробуйте на него ответить. Хотя, ответ на это есть уже в Библии. Кроме того, этот ответ полностью соответствует первому закону марксизма — о единстве и борьбе противоположностей.

Советская Армия наступала. На базарных площадях освобождённых от немцев городов, как в средние века, публично вешали тех, кто сотрудничал с помесью сатаны и антихриста в образе Гитлера.

А для воспитанников новых суворовских училищ вводили белые перчатки и, как в доброе Старое время, разучивали мазурку и полонез.

Все эти нововведения социалистического строя исходили из мозгового треста, где у всех научных сотрудников из-под белых халатов выглядывала форма НКВД.

Во всех этих делах, за спиной Сталина, стоял его красный кардинал, доктор социальных наук, мракобес и обскурант Максим Руднев.

Но чем больше орденов появлялось на груди генерала Руднева, тем молчаливее он становился.

Вокруг него ходили тёмные легенды, что генерал дьявола не раз сам искал смерти в бою, но не мог найти; что его не берёт ни пуля, ни огонь, ни вода; что, подписав союз с дьяволом, он не может умереть, пока не истечёт срок договора.

И только лишь один Борис знал, что за всеми этими странными делами, как бледный призрак, маячило ангелоподобное личико мёртвой красавицы жены, которую он когда-то привёл в их дом.

Той самой Ольги, которая, грея свою рыбью марсианскую кровь, вечно куталась в белый платок из ангорской шерсти, танцевала, как деревянная, и целовалась, не разжимая губы.

Той тихой мадонны, любовь к которой завела Максима по ту сторону добра и зла, по ту сторону жизни и смерти.

Глядя на необычайную карьеру Максима, Борис не знал, что делать. По привычке он пытался подсмеиваться над ним, как когда-то в детстве, когда Максим ел левой рукой или демонстрировал свое умение шевелить ушами.

Но когда он вспоминал, чем Максим занимается теперь, ему становилось не до смеха. Иногда ему казалось, что, может быть, старший брат и в самом деле связался с чёртом.

Потому, в вопросах нечистой силы младший брат, как Фома Неверный, занял оппортунистическую позицию.

Он посмеивался над приметами и суевериями, и, вместе с тем, недолюбливал чёрных кошек и всячески избегал числа тринадцать. Эти мероприятия казались ему достаточной защитой от нечистой силы в наш рационалистический век.

В разгар войны Борис окончил индустриальный институт, засунул свой диплом инженера в ящик стола и сразу же ушёл на фронт. Так он дошёл от Москвы до Берлина.

После войны, в соответствии с новыми послевоенными задачами и в порядке партийной дисциплины, он был назначен на должность инструктора агитпропа, то есть, Управления агитации и пропаганды ЦК ВКП(б).

Максим же закончил войну трижды Героем Советского Союза и маршалом государственной безопасности СССР. Но в газетах об этом ничего не сообщалось.

Чем выше поднимался Максим, тем больше он старался оставаться в тени. За время военного союза с дьяволом он, видимо, научился кое-чему у своего союзника, который всегда работает в темноте, сзади или наоборот.

Так случайно, старший брат, вместо преподавателя истории, стал маршалом госбезопасности, который сам делает историю, а младший вместо инженера-механика стал инженером человеческих душ.

Во время войны тихо умерли их родители, единственное, что связывало братьев, и семья Рудневых распалась.

Максим поселился в старом и странном особняке, который полностью соответствовал его странным занятиям. А Борис, когда вернулся с фронта и стал инструктором агитпропа, тоже поселился сам по себе.

Несмотря на диковинную карьеру Максима, Борис по прежнему относился ко всему этому довольно скептически. А тем более, после того как он стал инструктором агитпропа, который должен доказывать людям, что ни Бога, ни чёрта нет, а есть только Ленин и Сталин.

Потому, Борис довольно редко встречался с Максимом и даже никому не говорил, что его старший брат — маршал НКВД.

Тёмные дела и странное поведение Максима будили в нём какую-то непонятную неприязнь. Максим же, оставшись один на всём белом свете, чувствовал это и болезненно обижался на холодное отношение своего единственного брата.

Вскоре после войны, НКВД переименовали в МВД. Научно-исследовательский институт профессора Руднева превратился в крупное учреждение, помещавшееся в отдельном новом доме на берегу Москвы-реки.

Но на дверях этого дома не было никакой надписи, а все научные сотрудники этого учреждения под белыми халатами по-прежнему носили форму НКВД-МВД.

Теперь они следили за деятельностью дьявола во всём мире. Того самого дьявола, князя мира сего, за которым когда-то безуспешно охотилась средневековая инквизиция, и которого профессор Руднев поставил на службу советской власти.

За особые заслуги во время войны, маршал госбезопасности Максим Руднев был назначен первым заместителем министра внутренних дел СССР.

Теперь левша Максим мог уничтожить каждого одним росчерком пера. Так исполнилось его детское желание, когда он просил Бога сделать его большим и сильным.


Глава 10. Дом злого добра

Иногда хорошо идти по пути зла, так как это приведёт к высшему добру.
Философ богоискатель Н. Бердяев


После войны Максим жил в тихом, заброшенном тупике около Гоголевского бульвара, где нет уличного движения и шума, и где осенью вся мостовая покрывается мягким ковром из опавших листьев, из которых мальчишки жгут дымные костры.

За тяжёлыми, коваными воротами в глубине двора прятался старый барский особняк, до революции принадлежавший крупному немецкому коммерсанту.

Немец был чудаковатый и построил себе русскую избушку, но с немецким акцентом. Сложил из брёвен двухэтажный сруб, а затем, памятуя о русских морозах, обил весь дом снаружи и изнутри толстым слоем войлока, из которого киргизы строят свои юрты.

Поверх войлока набили дранку и всё это оштукатурили. А внутри хитроумный немец, вместо обоев, оклеил все стены холстом для живописи и заказал художникам масляную роспись, которая соответствовала бы назначению каждой комнаты.

Широкие венецианские окна были окружены затейливыми витражами из цветных стёкол в оловянной оправе, изготовленными по специальному заказу в Нюрнберге.

Когда на этих витражах со сценами из Священного писания играл солнечный свет, то казалось, что находишься не в жилом доме, а в старом аббатстве. А на крыше крутился по ветру флюгер с задорным золотым петушком.

Решив поселиться в этом доме, Максим повыгонял из него целую кучу партработников, которые жили здесь целыми семьями в каждой комнате и которые пообдирали стенки так, что под былой живописью, сквозь клочья холста и войлока, можно было проследить всю архитектуру, вплоть до брёвен сруба.

Потом Максим тщательно реставрировал весь дом, вплоть до золотого петушка на крыше, добавил к чугунной ограде высокий зелёный забор с колючей проволокой наверху и поселился здесь один со своей немецкой овчаркой Рольфом и котом Васькой, которого он когда-то подобрал котёнком на улице.

В полуподвале была кухня, куда вела затейливая винтовая лестница и где сверкала немецким кафелем и красной медью огромная русская печь, в которой можно было зажарить целого быка.

А рядом комнаты для прислуги, откуда Максим выкурил целое змеиное гнездо тёщ, которых даже советские партработники стараются отделять, от своих семей винтовыми лестницами, на которых легко сломать себе шею.

В этих комнатах теперь жил дворецкий Николай со своей женой, которая смотрела за кухней.

Как полагается в настоящем барском особняке, в доме под золотым петушком имелось также несколько комнат для гостей, где всегда можно было переночевать.

Таким гостем иногда бывал Борис Руднев, когда ночь заставала его вблизи Гоголевского бульвара, и когда было лень ехать к себе домой.

Пытаясь приблизить к себе младшего брата, Максим даже дал ему второй ключ от дома. Но каждое утро, просыпаясь в доме под золотым петушком, инструктор агитпропа чувствовал себя, как лазутчик во вражеской крепости.

Всё здесь полностью противоречило всем инструкциям агитпропа. И в особенности — чернокнижная библиотека Максима. Ляпни что-нибудь такое на службе — и тебя или из партии выгонят, или арестуют.

По субботам в доме под золотым петушком иногда появлялись женщины. Но после самоубийства любимой жены и смерти ребёнка, Максим не думал больше о браке и жил себе бобылём, как волк-отшельник.

Помимо всего прочего, у 13-го отдела МВД имелся ещё и свой гарем. Гуриями из этого гарема окружали иностранных дипломатов, журналистов, да и вообще всех иностранцев. Или крупных советских сановников.

В Москве их так и звали: можно-гёрлс МВД. В зависимости от всяких специальных квалификаций и качеств, эти можно-герлс подразделялись на целый ряд категорий.

Некоторые гурии высших категорий были дочерями из лучших дворянских семей старой России — княжны и графини, ведущие свой род чуть ли не от Рюриковичей.

Говорили, что одна из таких гурий, из линии бывших кавказских царей, была не то женой, не то наложницей самого министра МВД Берии.

И ещё говорили, что свояком советского министра тайной полиции был не кто иной, как один из заграничных претендентов на престол Романовых, который был женат на второй сестре-царевне.

В качестве некоторой компенсации, гуриям высшего полёта предоставлялось право в любом случае говорить да или нет.

Некоторые из этих жриц любви были такими красавицами и умницами, что их да или нет, не брезгал даже сам начальник 13-го отдела МВД.

В такие дни, вместо маршальской формы, Максим надевал гражданский костюм, чтобы его гурии не знали, что они были в гостях у самого султана.

Утром дворецкий Николай почтительно усаживал гурию в машину и вёз домой. А Максим рассеянно бродил по комнатам, потягивался и играл с собакой или кошкой.

Как-то Борис кивнул вслед ослепительной блондинке и спросил:

— А почему бы тебе на такой не жениться?

— Дурацкое положение, — зевнул Максим. — Лучших красавиц ты в Москве не найдёшь. А жениться на них нельзя.

— Почему?

— Потому что это красотки не простые, а специальные.

— Какие специальные?

— Такие, — усмехнулся Максим. — Заколдованные. И с ними нужно уметь обращаться. — Потом он строго посмотрел на младшего брата и нахмурился: — Не вздумай с ними связываться. Кроме несчастья, ничего тебе от них не будет...

Кабинет Максима выходил в старый, запущенный сад. Большое, во всю стену, окно с витражами по бокам. Сцены из Священного писания слегка заслоняли дневной свет, словно напоминая о чём-то.

У окна, лицом к жизни, стоял письменный стол Максима. А за его спиной тихо притаилась смерть: все стены кабинета состояли из тяжёлых дубовых полок, сверху донизу набитых книгами на разных языках, но на одну и ту же тему — про всякую чертовщину.

Такой библиотеки позавидовал бы любой чернокнижник или средневековый алхимик, отыскивающий тайны жизни и смерти.

Открыв первую попавшуюся книжку, Борис уже наткнулся на подчёркнутые рукой Максима строки:

«... слушай и содрогайся, о сатана, враг веры, враг рода человеческого, друг смерти, вор жизни, потрясатель правосудия, источник зла, корень пороков, совратитель людей, предатель народов, источник зависти, причина жадности, начало раздоров, поставщик горестей, — слушай, о сатана, и повинуйся!»

— Что это такое? — спросил инструктор агитпропа. — Формула, как вызвать дьявола?

— Как раз наоборот, — ответил Максим, потягивая газированную воду. — Это официальная литургия Ritunic Romanum, которую читают, чтобы изгнать злого духа из одержимых.

— А зачем ты это подчеркнул?

— Потому что это очень точная формулировка сатаны. По всем пунктам.

Чувствуя себя гостем, инструктор агитпропа старался сдерживаться. Но получалось так, что вскоре сатана незаметно становился источником споров и разногласий. В точности по той формулировке, которая так нравилась Максиму.

Рядом стояла совсем современная книга «Priesta New Ritual», изданная в 1947 году в Нью-Йорке. Но и в этом новом ритуале опять старая песня.

При церемонии крещения новорожденного, прежде чем лить воду, священник должен изгнать дьявола. Красным карандашом маршала МВД отчёркнуто:

«Я заклинаю тебя, нечистый дух, во имя Бога Отца всемогущего, и во имя Иисуса Христа, Сына Его, нашего Господа и Судьи, и силою Святого Духа, чтобы ты отошёл от этого творения Божия, которое наш Господь соблаговолил избрать своим святым храмом, чтобы оно могло стать храмом живого Бога и чтобы в нём обитал Святой Дух».

— Но ведь, считается, что Бог живёт на небе? — возразил инструктор агитпропа.

Маршал госбезопасности почесал коту за ухом и, как опытный богослов, вынужденный пререкаться с безбожником, добродушно пояснил:

— Царство Божие вовсе не на небе, а на земле. И Бог обитает не где-нибудь, а в душах людей... И дьявол тоже.

Раньше Максим любил подтрунивать над отцом, который ходил в церковь, но путался в евангельских подробностях. Теперь же, он взялся за младшего брата:

— Послушай, товарищ из агитпропа, можешь ты меня немножко проинструктировать?

— А что именно? — насторожился инструктор агитпропа.

— Ну вот, например, объясни мне, что означает советская звезда?

— Это символ коммунизма.

— А почему она пятиконечная?

— Это пять континентов.

— А почему такая же звезда у американских капиталистов?

— А чёр-рт их знает! — сдался инструктор агитпропа. А маршал-чернокнижник снисходительно усмехнулся, вытащил какую-то книжку про средневековую кабалистику, полистал и показывает.

Там была изображена точная копия советской пятиконечной звезды с той только разницей, что внутри звезды стоял голый человек.

Голова — в верхнем луче, вытянутые на уровне плеч руки — в боковых лучах, а широко расставленные ноги — в нижних лучах.

По всему телу человека были намалёваны всякие кабалистические знаки, перемешанные с солнцем, луной, звёздами и так далее.

— Видишь, — сказал Максим, ухмыляясь, как доктор Фауст. — Вот откуда заимствовали эту звезду основоположники коммунизма.

— А почему эта же звезда и у американцев?

— Потому что американскую звезду родила американская революция. А все революции делаются людьми того же самого типа.

— Какого типа?

— Типа негритянских колдунов, сибирских шаманов и средневековых ведьм и ведунов. Потому их и жгли. Гитлер гнал их в газовые камеры, а Сталин — в Сибирь.

Тут начальник 13-го отдела и замминистра внутренних дел СССР принялся цитировать своих любимых умных евреев, апостолов 13-го отдела — криминолога Ломброзо, дегенеролога Нордау и психоаналитика Фрейда.

В том смысле, что все революционеры — это душевнобольные выродки, большинство которых попадает на виселицу, а меньшинство — в великие люди, что висельники и великие люди это одно и то же, и так далее прочее.

— Хорошо, — сказал Максим. — А теперь, товарищ из агитпропа, скажи мне, почему советская звезда красная?

— Это символ красной крови пролетариата.

— Да, в этом есть некоторый биологический смысл. А почему американская звезда — белая с синим?

— А чёр-рт их знает, — опять спасовал инструктор агитпропа.

Тогда Максим снисходительно объяснил:

— Один из ближайших сотрудников Ленина перед расстрелом уверял, будто американская бело-синяя звезда означает белую кость и голубую кровь интеллигенции, которая делала американскую революцию. Кстати, товарищ из агитпропа, скажи-ка мне, что такое голубая кровь?

— Ну, просто так... Оборот речи...

— Нет, — покачал головой доктор социальных наук. — Голубая кровь — это то, что теперь называется отрицательным резус-фактором в крови. Этот фактор открыли Ландштейнер и Винер в 1939 году. А я открыл это на несколько лет раньше.

— А что это за фактор?

— В основном отрицательный резус-фактор — это состояние крови, которое мешает деторождению. При этом, рождаются нежизнеспособные дети синеватого цвета. Возможно, от этого и произошло выражение «голубая кровь».