Как хитро в деве простодушной 6 страница
...Конфликт существует и обладает разрушительностью только на уровне Роли! Здесь, будучи захвачен двойственностью, наш ум предпочитает делать из конфликта состязание, в котором есть победители и побежденные. На уровне же Актера конфликта не существует. Здесь энергия конфликта неличностна и тотально созидательна! Здесь эта разрушительная стихия превращается в Игру! И из этой позиции ее можно свободно брать в руки, играть с ней, не боясь обжечься, и танцевать на благо себя и других! В этом суть и эссенция всего искусства Алхимии, как традиционной, так и нетрадиционной... То есть, новый уровень восприятия конфликта, на котором эволюционная трагедия артиста (превращение из гусеницы в бабочку) будет разыгрываться в защитном силовом поле[98] знания о пустотной природе реальности, т.е. в защитном силовом поле Зрителя...[99]»
- Кудряво как-то написано, и я все-таки никак не могу приложить это к своей ситуации, которую я сейчас переживаю, как очень драматичную...
- Не торопись. Время – ближайший год-два – покажет: станешь ты Актером или нет. Это ведь целиком зависит от того, будешь ли ты содействовать Joker’у или же станешь сопротивляться ему. Повторюсь, что все схемы – условность. Но шанс выйти на новый уровень сложности Игры у тебя, безусловно, есть... А что касается сложностей – сошлюсь опять на Демчога: «Именно бессознательное разделение неделимой триады Театра Реальности на того, кто смотрит, того, кто играет и того, кого играют, является тем камнем преткновения, благодаря которому мы блуждаем в бесконечном лабиринте демонических игр. Так, подгоняемые безжалостной плетью демона Игры, мы бессознательно вращаем тяжелое колесо своей собственной фрустрации[100] и безысходности[101].»
- А что за демон Игры? Извини, но опять напрашивается ассоциация с Joker’ом...
- И опять неверная. Термин демонический – является противоположным термину монический. Монизм – единство, демонизм – разрушенное единство. Joker тоже разрушает единство, но единство – иллюзорное, а не настоящее. Такое вот различие...
- Ты говорил, что в чем-то не согласен с Демчогом...
- Да, его позиция, мне кажется, где-то пересекается с восторженной поэтической наивностью Грофа. Взять хотя бы это место: «И из этой позиции ее [Игру] можно свободно брать в руки, играть с ней, не боясь обжечься, и танцевать на благо себя и других!» – На мой вкус – чересчур сладковато. Хотя, если не касаться таких вот отдельных мест, сама концепция Вадима мне очень нравится и кажется весьма рабочей моделью. Когда ты – Актер, то Игра, как возможность проявления свободы воли, становится аналогией грехопадения. Играя, мы вырываем себя из механичности животного царства, мы вкушаем с дерева познания добра и зла... Для этого необходимо встать на более высокую позицию осознания и увидеть то, что ранее было автоматизмом. Игра – это когда человек впервые имеет возможность прервать механический поток своих действий чем угодно, самыми простыми вещами, например, нарочито вставленной паузой, интонацией, жестом, изменением мимики.... И именно это «грехопадение» дает нам шанс на постижение своей природы. Это в свое время осознавали такие люди, как Декарт и Кант. К сожалению, многими критиками, обывателями и, особенно, недалекими эзотериками декартовское «Я мыслю, следовательно я существую» было понято превратно. Совершенно иной взгляд на это дает христианский герметизм. Вот что пишет его представитель Валентин Томберг[xxxiv]: «Я, надеюсь, достаточно знаком с логической, философской и психологической критикой картезианского принципа “cogito ergo sum” (“Я мыслю, следовательно я существую”) и безоговорочно с ним согласен. Однако уверенностью в своем трансцендентном «я», в самой своей сокровенной сути наделила Рене Декарта[xxxv] не сила этого постулата перед судом науки, а опыт, апробированный судом сознания, где, мысля с присущим ему блеском, он выходил за пределы дискурсивного мышления[102] и внезапно обнаруживал себя мыслящим мысли! Стало быть, не логический аргумент, а реальный и сокровенный опыт мысли – в процессе мышления – наделил Декарта совершенной уверенностью в реальности «я существую», которая проявляет себя посредством «Я мыслю». Немецкий философ Иммануил Кант... превратил спонтанный опыт Декарта в новый метод духовного стремления к познанию, то есть, в трансцендентальный метод. Этот метод представляет собой попытку превзойти пределы того мышления, в которое обычно погружен мыслящий, посредством выхода из него и возвышения над ним, с тем, чтобы наблюдать мышление – или мыслить о мышлении – с позиции, занятой над дискурсивным мышлением... Необходимо подчеркнуть, что к убежденности в существовании Бога, свободы и бессмертия привел Канта не логический вывод или доводы дискурсивного мышления, а реальный и сокровенный опыт, обретенный им в ходе применения своего трансцендентального метода. Этот последний оказался подлинным духовным упражнением, которое привело Канта к постижению своей сокровенной сути – к чему пришел и Декарт – из чего он извлек тройственную уверенность: в реальности Бога, в реальности нравственной свободы, в реальности бессмертия... Теперь вы видите, что и великие мыслители Запада – так же, как индийские йоги – пришли к постижению сокровенной сути человека, его трансцендентного «я»...[103]» – потом я дам тебе почитать все это, и, если ты пытливо в этот текст «въедешь», то поймешь, что это как раз об Игре, как грехопадении и Игре, как Постижении... Очень хорошо понимал это и Мераб Мамардашвили: «Именно благодаря тому, что при этом [Декартом] была поставлена на карту жизнь, мы можем наблюдать воочию удивительное пробуждение мысли в самом начале нового времени, некий полет освобожденного человеческого ума. И нам выпадает великая привилегия (благодаря Декарту) ухватить – если сможем, конечно – то, что мы называем обычно рождением нового мира, пережить то, что и впоследствии, и вечно для каждого, и для всех людей будет значительно. Какие-то первые, самые существенные для человека ощущения, сравнимые с непосредственностью и свежестью детского восприятия. Это то же самое, что с замиранием сердца падать в некую блаженную пустоту, как бы растворяясь в ней. И нам нужно попробовать это второй – первый раз, повторить второй раз, но повторить его именно как бы впервые.[104]»
- Я не силен в теологии, но ведь первородный грех – самый сильный грех и мы расхлебываем его последствия до сих пор. Что же в этом хорошего?
- До каких пор ты будешь мыслить в категориях «плохо» – “хорошо»? Не будь грехопадения, не было бы и жизни, воплощения. Все это, если можно так выразиться, входило в планы Всевышнего. В свое время, еще на заре христианства, теологи долго бились над этим вопросом. И он был разрешен Блаженным Августином следующим образом: «Итак, Тем, Кто имеет высшую власть над всей тварью через святых ангелов, которыми дьявол бывает поруган, когда даже и злоба его обращается на пользу Церкви Божией, попущение было дьяволу искусить жену не иначе, как через посредство змея, а мужа - не иначе, как через жену. В душе, охваченной гордой любовью к собственной власти, он мог бы произвести это и при помощи одного только инстинкта, внутренне, как действовал он в Иуде, чтобы тот предал Христа. Но, как я уже сказал, дьявол имеет волю искушать, но не в его власти было совершить искушение. Отсюда, он совершил искушение потому, что ему было ПОПУЩЕНО, и совершил так, как было попущено.[105]»
- Так вот откуда его известная фраза «Отыми искус и спасенных не будет»!
- Да. А еще раньше на эту же тему размышлял Ориген[xxxvi]: «Но как бесчисленны души, так бесчисленны нравы и намерения их, а также различные влечения, желания и побуждения отдельных душ. И это разнообразие их не в нашем разумении, и не может постигнуть их человеческий ум. Посему одному только Богу дано предоставить искусство, умение и власть такого управления. Он один может знать лекарство для нашей души и определять время врачевания. Таким образом, один только Бог знает пути каждого смертного. Он знает и то, каким путем нужно было привести фараона[106], который сначала был наказан величайшими казнями и доведен даже до потопления в море, дабы через него имя Божие прославилось по всей земле.[107]»
- Спасибо. Загрузил ты меня сегодня. Вот так потихоньку и теологическое образование получу.
- К сожалению народ сейчас одичал. То, что еще в начале века входило в курс академического образования, сейчас прочно забыто. Отсюда и появление огромного числа «эзотерических мыльных опер», где открываются велосипеды, причем искаженно, порождая в сознании последователей новомодных учений еще большую муть, чем была бы без них. Ну, а чтобы твое образование на сегодняшний день было еще более основательным, я, уж извини, загружу тебя еще немного. Это заготовка для нашей следующей встречи. И, кстати, здесь тоже про Игру. Точнее, про такой ее аспект, как «ученое незнание». Величайший гений раннего Возрождения, предвосхитивший даже многие современные ветви Знания, в частности, идеи Синергетики, – Николай Кузанский[xxxvii]. Запиши себе его слова и поразмышляй на досуге...
Я записал: «Наши предки утверждают единодушно, что вера есть начало умственной жизни. В каждой области надо предполагать некоторые вещи как первоначала, принципы, исходящие из одной веры. Откуда возникает разумение предметов, которые изучают и обсуждают? Всякий человек, желающий подняться до познания чего-либо, необходимо должен верить в то, без чего он не может подняться. Как говорит Исайя, "если не поверите, то и не поймете". Вера включает в себя все, что умопостигаемо. Разум, в противовес этому, есть то, что включает вера. Разум направляется верой, а вера раскрывается разумом. Где нет здоровой веры, там нет и настоящего разумения. Нет веры более совершенной, чем сама истина, которая есть Христос. Кто не понимает, что высший дар Божий - совершенная вера? Апостол Иоанн говорит, что вера, воплощенное Слово Божие, ведет нас к истине с тем, чтобы мы стали Сынами Бога. "Все это написано для того, чтобы вы уверовали, что Иисус и есть Сын Божий" (Иоанн)... Иисус один имеет власть над всем, что на небе и на земле. Он – существо высочайшее между всеми. Он непостижим в смысле своего бесконечного превосходства над всем. В этом-то и заключается ученое незнание[108]».
У меня давно уже чесался язык, чтобы спросить Кирилла о его собственной жизни. Говорит о неустойчивости, о драматизме, а у самого все так гладко (ну, по крайней мере, на мой взгляд). Жена красавица, дочка умница, шикарная квартира, с деньгами проблем нет. А как же Joker? Как может он знакомить меня с тем, с чем сам не знаком? Подспудно негодование и недоумение уже давно сидели во мне. Но только сейчас, ощущая свое полное поражение после расставания с Ликой, это негодование стало прорываться наружу. Я начал с осторожного вопроса:
- Кирилл, а где и кем ты работаешь?
- Формально – нигде и никем.
- А средства к жизни?
- А, ты об этом... В начале девяностых я получил солидное наследство от одного родственника, который жил во Франции...
- Слушай, смотрю я – как-то хорошо тебе живется. А как же Joker?
Заметил едкость в моем голосе. Прищурился. Улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой:
- Рад бы в рай, да грехи не пускают... Помнишь наш разговор при одной из первых встреч? Ты спросил еще – не обязан ли ты чем-то мне. А я ответил, что когда-нибудь ты поймешь, что это я тебе обязан... Так вот: я – Привратник... Я стою у ворот ТУДА и провожу других, но сам я ТУДА далеко не захожу, хотя и в курсе всего, что ТАМ происходит. Потому я и комментировать могу непредвзято. А вот, если ты ТУДА войдешь, то тогда и я пройду – за тобой. Этим-то я и обязан тебе. Поэтому с тобой и вожусь. Понятно? – посмотрел на меня дружелюбно и открыто, так что взрыв негодования, зревший во мне, сошел на нет...
- В общих чертах – да. Не совсем только понятно, куда это – ТУДА.
- Ну, это, может, и преждевременно...
Ехал я в электричке домой. Ехал с неисцеленной душевной раной. Ехал со смутными мыслями об этой странной Игре, об Актере... Что ж, остается теперь, подобно Фаусту, сказать:
«Отныне с головой нырну
В страстей клокочущих горнило,
Со всей безудержностью пыла
В пучину их, на глубину,
В горячку времени стремглав,
В разгар случайностей с разбегу,
В живую боль, в живую негу,
В вихрь огорчений и забав.
Пусть чередуются весь век
Счастливый рок и рок несчастный.
В неутомимости всечасной
Себя находит человек.[109]»
Сказать-то легко... Я чувствовал, что жизнь моя обвалилась у меня за спиной. «Из тварей, которые дышат и ползают во прахе, истинно во всей вселенной несчастнее нет человека...[110]» Задача – научиться Любить оказалась неподъемной. Актер действительно начал проявляться во мне, но только в одной, хотя и значимой области жизни: в работе, – в Магическом Театре, консультациях, семинарах. Во всем остальном я оказался никудышным учеником Joker’а... Год после Лики я жил один. Потом были попытки сожительства с разными женщинами, которые обрывались через короткое время. Возникавшая всякий раз влюбленность «истощалась с удовлетворением чувственности и мы оставались друг против друга в нашем действительном отношении к друг другу. Два совершенно чуждые друг другу эгоиста, желающие получить максимум удовольствия для себя за счет другого[111]».
Надежда проблеснула только при появлении Анюты. Ну, да это уже тема отдельной истории... До нее еще нужно добраться...
Четвертое письмо Ане
– Мы не в раю, – настойчиво повторил юноша. – Здесь под луной все смертно.
Парацельс встал.
– А где же мы тогда? Неужели ты думаешь, что Всевышний мог создать что-то помимо рая? Понимаешь ли ты, что грехопадение – это неспособность осознать, что мы в раю?
Путь – это и есть Камень. Место, откуда идешь, и есть Камень. Если ты не понимаешь этих слов, то ты ничего еще не понимаешь. Каждый шаг является целью.
Хорхе Луис Борхес «Роза Парацельса»
Письмо:
Анютка, здравствуй!
Вспомнилась мне одна история, – не то Кирилл рассказывал, не то сам прочитал где-то. Про испанского алхимика Раймонда Луллия, жившего в тринадцатом веке. Этот Луллий в молодости был страстно влюблен в одну даму. Он сочинял в ее честь гимны и оды, и клал их к ее ногам. Дама же чувствовала себя неловко от ухаживаний пылкого юноши. И вот, однажды она пригласила его к себе домой. Луллий думал, что он добился желаемого. Тут женщина спросила его:
- Не угодно ли вам взглянуть на грудь, которую вы столь страстно воспеваете в своих стихах и гимнах?
- Это было бы пределом моих желаний! – воскликнул влюбленный Раймонд.
И тут женщина обнажила свою грудь, которая была изуродована болезнью.
- Не лучше ли вам отдать свою любовь и пыл Богу? – сказала дама…
Луллий был потрясен до глубины души. После нескольких бессонных ночей пошел в церковь на покаяние. Потом совершил паломничество и, засим, уединившись, посвятил свою жизнь алхимии.
Мне кажется, что он кретин. Такой же, как и я. Хотя я приступил к Великому Деланию еще за несколько лет до встречи с тобой, но подобно этому Луллию наткнулся на несоответствие своим ожиданиям, – по сути, споткнулся о свой же эгоизм. Но мне повезло: за эти полгода Joker так мощно ткнул меня носом в мое же дерьмо, что, похоже, я стал исправляться. Было бы слишком самонадеянно сказать, что я преобразился в корне, что я теперь хозяин своим чувствам и поступкам... Но в том, что я сумел принять и полюбить тебя, я уверен. Хотя Делание еще не закончено и я, безумно жаждущий найти тебя, в то же время знаю, что должно еще что-то произойти, прежде чем мы должны встретиться. А мы встретимся, – я верю, – пусть одному только Богу ведомо где ты сейчас... Но не завтра... Очень ясно чувствую – рано. Как писал Иоанн Лествичник[xxxviii]: «Всему свое время, говорил Экклезиаст. Итак, да не обольщает нас горделивое усердие, побуждающее прежде времени искать того, что придет в свое время. Не будем искать во время сеяния того, что принадлежит жатве, ибо есть время сеять труды и есть время пожинать неизреченные дарования благодати. В противном случае мы и в свое время не получим того, что оному времени прилично и свойственно.[112]»
Завтра, да-да, – завтра я буду в Самаре, – ровно через год, как мы впервые повстречались там! Я знаю, что не найду тебя там, что уже три месяца, как ты исчезла оттуда, не оставив следов. Но мне тревожно... Наверное, постою возле твоего дома, поднимусь на пятый этаж, нажму кнопку звонка... Без ожидания. Без надежды. Чтобы растормошить душу, поплакать, посмеяться, поплыть по волнам памяти... А из Самары, – я уже решил, – в Питер, домой. Хватит, наездился! Предчувствую, что там-то меня и ждет нечто важное, после чего я стану искать тебя. Только тогда... Не раньше... «Иногда очень скорое излечение не ведет к добру, особенно если болезнь сильно развивается во внутренних членах. Поэтому Бог, знающий тайны, знающий все прежде свершения, по великой своей милости отсрочивает излечение таких людей, продолжает врачевание очень долго и, так сказать, врачует их, не врачуя, дабы поспешное исцеление не сделало бы их неисцелимыми[113]».
Мне еще нужно много рассказать тебе о Joker’e. Когда я пишу тебе, то и сам начинаю по-новому воспринимать то, что несколько лет назад говорил мне Кирилл. Последний раз я писал тебе о нашей с ним встрече в декабре девяносто пятого. В девяносто шестом мы встречались несколько раз. Особенно запомнился мне разговор о сюжетности. (Еще при первой нашей встрече Кирилл упомянул этот термин – «сюжет» – применительно к жизни, а не к пьесе. Тогда он сказал, что задачей довольно большого сюжета моей жизни будет осознать, что же такое Joker, и что затем я смогу перейти в следующий сюжет, – какой?) Мы сидели в изысканном вьетнамском ресторане. Я не рискнул заказывать лягушек и змей и ограничился тропическими овощами. Кирилл же, помнится, ел угря. Пили белое вино и зеленый чай. Я тогда первый затронул тему сюжетов:
- Кирилл, что ты имел в виду, когда говорил, что мне предстоит перейти в новый жизненный сюжет?
- Тема эта довольно обширная. Для того, чтобы избежать путаницы, я ввел бы два понятия: сюжет событийный и сюжет ценностный. Если первый конкретен и виден, как цепочка событий, организованных по определенной закономерности, то второй является некой матрицей в невидимой, идеальной сфере. Проекцией одной такой матрицы может быть множество событийных сюжетов. Когда я говорил о тебе, то имел в виду смену именно такой матрицы, то есть сюжета ценностного. Юнг писал об этом, не используя термин «ценности», но выводя развитие из бессознательного: «Моя жизнь представляет собой историю самореализации бессознательного! Все, что есть в бессознательном, стремится к реализации, и человеческая личность ощущая себя единым целым, хочет развиваться из своих бессознательных источников[114]»...
- Можно подробнее, я не совсем улавливаю.
- Хорошо, давай начнем с более простого, с событийных сюжетов. В течение жизни мы проживаем достаточно большой ряд таких событийных сюжетов, связанных с разными обстоятельствами. В разных сферах жизни мы взаимодействуем с разными людьми. В семье, на работе, в творчестве, в кругу друзей, на отдыхе, в неожиданных – нетипичных ситуациях решаются многообразные задачи, на первый взгляд никак друг с другом не связанные. В каждой из этих сфер происходит развитие своей сюжетной линии. Это, например, сюжетная линия поведения с родителями, сюжетная линия поведения с женой, с другом, с начальником на работе...
- А если проводить аналогию с драматургией, то можно ли сказать, что сюжетные линии, как в пьесе, задаются ведущими обстоятельствами?
- Да, именно так. В зависимости от ведущих обстоятельств, каждая сюжетная линия изменяется во времени. Эти линии могут претерпевать разрывы. К примеру, развод с женой, повышение по службе или переход на другое место работы прерывает течение той или иной сюжетной линии. Иногда происходят настолько сильные разрывы сюжетных линий, что меняется все окружение человека и все декорации, – например, при эмиграции... По ходу каждой сюжетной линии на нее как бы нанизаны отдельные сюжеты. Проживание каждого сюжета ведет к тому, что в некоторой степени изменяются ведущие обстоятельства по данной сюжетной линии и жизнь человека может перейти в новую фазу...
- Это то, что ты имел в виду, говоря про меня в связи с Joker’ом?
- Не торопись. Нет, я говорю пока просто о новой фазе жизни. А там речь шла о переплавке внутренней структуры, – о том, что может произойти с ценностной матрицей. Но об этом позже... Масштаб же событийных перемен может быть очень значителен, а может быть слабо выражен, и тем не менее, что-то меняется. Например, в жизни супругов, после измены одного из них, появляются, тем самым, новые обстоятельства, которые, – в зависимости от способности супругов осмыслить эти обстоятельства и пережить конфликт, ими внесенный, – ведут к разным переменам: от развода на одном полюсе, до новой волны взаимной влюбленности на другом. Но по-прежнему жить уже не получится, даже если внешне они будут делать вид, что ничего не произошло.
- То есть, сюжет – это совокупность событий, в результате проживания которых происходит смена ведущих обстоятельств по данной сюжетной линии?
- Верно. Причем время развертывания сюжета – от нескольких минут до нескольких лет. У одного человека смена ведущих обстоятельств происходит лишь раз в несколько лет, в то время как другой испытывает сильные перемены чуть ли не каждый день. Для того, кто познакомился с Joker’ом, жизнь, как я уже говорил, усложняется, то есть, обстоятельства начинают меняться и обогащаться все чаще и возрастают скорость и глубина проживания сюжетов, увеличиваются их многообразие и уникальность. Продолжу дальше цитатой из того же Юнга: «Наше "я" проявляется, как правило, в ситуациях непредвиденных, непостижимых. Это "я" способно терпеть и принять правду, в состоянии справиться с миром и судьбой. Только в этом случае наши поражения превращаются в победы. И тогда ничто – ни извне, ни изнутри – не может противостоять нам. Тогда наше "я" способно выстоять в потоке жизни, в потоке времени. Но это верно лишь при условии, что мы не намерены и не пытаемся вмешиваться в ход своей судьбы[115]». Мне представляются эти слова Юнга крайне важными, поэтому я заострю на них внимание. И еще раз пройдусь в адрес господ эзотериков, особенно тех из них, кто носится, как курица с яйцом, с разного рода «состояниями». Очень важно, чтобы человек не вмешивался в ход своей судьбы, а сумел бы именно прожить ее. Когда же разные «гуру» вколачивают своим ученикам убеждения о необходимости «держать состояния» вне зависимости от обстоятельств, то тем самым они буквально разваливают судьбы многих своих учеников. И сколько я видел таких примеров, – на этих обломках уже почти невозможно что-то построить. Из людей, – если «состояния» ставятся превыше всего, – выхолащивается самое главное – человеческое, то, что, согласно христианскому герметизму, более всего дорого для Господа: «Евангелие от Иоанна гласит, что те, кто приходили до Иисуса (слово «до» здесь означает не только временную категорию, но степень посвящения) – «воры и разбойники» по отношению к человеческой личности, потому что они обучали деперсонализации – умалению личностного начала, стиранию его. Христос наоборот говорит «Я пришел для того, чтобы овцы имели жизнь и имели с избытком». Иисус пришел, чтобы приумножить жизнь в том, что ему дорого и чему угрожает опасность: овца – образ личности. Здесь идет речь ни о сверхчеловеке, ни о «великой личности» или о «незначительной», но об индивидуальной психике – душе, которую Иисус хочет видеть вне духовной опасности, живущей в полную силу, как и было предначертано Богом. Овца – живое существо, которое со всех сторон подстерегают опасности, потому оно и является предметом Божественного попечения... Могущественный маг, гениальный художник, озаренный мистик – все они заслуживают своих высоких характеристик, но этим они не поразят Бога. В Его глазах они – овцы, которые ему дороги. Он хочет, чтобы они никогда не заблуждались и чтобы жизни их влились в жизнь вечную[116]».
- Мне вспоминается чеховский Иванов, который в одном из своих монологов стенает о том, что потерял человеческое лицо:«...Ну не обидно ли, – еще недавно был здоров, силен, бодр, неутомим, горяч, говорил так, что трогал до слез даже невежд, умел плакать, когда видел горе, возмущался, когда встречал зло... Я веровал. В будущее глядел, как в глаза родной матери... А теперь, о Боже мой, утомился, не верю, в какой-то смуте провожу дни и ночи... Не слушаются ни мозг, ни руки, ни ноги...[117]»
- Ну, у Иванова были, положим, свои причины, но слова очень точные. Так вот: грош цена любым, самым изысканным и возвышенным состояниям, если человек при этом разучивается «плакать, когда видит горе и возмущаться, когда встречает зло». Такая эзотерика, когда человек перестает быть человеком, – очень частое ныне явление. Мне же очень близка позиция Томберга, а также Юнга, который говорил: «Цель йога – не моральное совершенство, а только состояние нирваны. Желая отрешиться от собственной природы, медитацией он достигает состояния легкости и пустоты, освобождая себя таким образом. Я же, напротив, хочу остаться при своем – я не желаю отказываться ни от человеческого общения, ни от природы, ни от себя самого и собственных фантазий. Я убежден, что все это даровано мне как величайшее чудо. Природу, душу и жизнь я воспринимаю как некое развитие божества – к чему же большему стоит стремиться? Высший смысл бытия для меня заключается в том, что оно есть, а не в том, чтобы его не было.[118]» А Юнг – величайший мистик двадцатого века... Несмотря на это, никаких «эзотерических Школ» не создавал...
- Ты, я вижу, явно неравнодушен к эзотерике.
- Приходилось очень часто иметь дело с людьми и их судьбами, искалеченными разными «гуру»...
Кирилл говорил последние пять минут очень горячо и проникновенно. Может быть, из-за вина, а может, где-то в глубине его души обнажилась личная боль... Я не стал уточнять подробности, тем более, что меня все более интересовало, как же обстоит дело с тем, что Кирилл назвал ценностными сюжетами, которые и являются невидимой причиной сюжетов событийных...
- Ну, с событийными сюжетами мне, вроде бы, многое понятно. А что сюжеты ценностные?
- А с ценностными сюжетами история сложная, но при этом, очень интересная. Процесс общения с Joker’ом как раз и подготавливает человека, – помимо многочисленных изменений в событийных сюжетах, – к переходу в новый ценностный сюжет, то есть к структурной переплавке всей его системы ценностей. Когда это происходит, человек находится в точке максимальной неустойчивости, – говоря языком Синергетики – в точке бифуркации[119]. При определенном уровне зрелости может случиться и наиболее интересное явление – каскад бифуркаций, – когда человек больше уже не имеет никакой устойчивой структуры ценностей, тем самым с одной стороны обретая подлинную свободу, а с другой – вступая в стадию непрерывного волевого существования. Но это – радужная перспектива. На пути к переплавке, к трансформации нас ждет множество препятствий, преодолеть которые мы можем, лишь положившись на Joker’а или, если говорить другим языком – решившись-таки однажды «упасть в свою судьбу» и не противясь ей. Тут, однако, могут встретиться разночтения в понимании слова «судьба», поэтому я рекомендую тебе прочитать повесть Германа Гессе «Клейн и Вагнер», на последних страницах которой дается эта метафора: «решиться упасть в судьбу».
- А из чего складывается сам ценностный сюжет?
- Можно привести сразу несколько разворотов этой темы, ибо она очень многогранна. Начну по порядку. С древности мыслители и мистики, рассматривая ту самую невидимую матрицу, которая и воплощается в конкретных сюжетах и событиях, пришли к метафоре «вечного возвращения». Если говорить совсем уж примитивно, то это когда ты постоянно наступаешь на одни и те же «грабли». Причем не по мелочам, а по существу. События могут быть очень разнообразными и непохожими, но вот по существу человек как будто ходит по кругу, иногда очень большому.
- В современной психологии есть множество теорий для того, о чем ты говоришь. Например, Трансактный Анализ, который описывает так называемый «сценарий жизни»...
- Правильно. Хотя модель «сценария жизни», которой я тоже чуть позже воспользуюсь, – это лишь одна плоскость в описании нашего объемного явления. Итак, еще со времен Гермеса Трисмегиста возникла метафора «вечного возвращения»: «Рок, Асклепий, есть та сила, которая обеспечивает необходимую смену событий, следующих друг за другом. Это та сила, которая, в сочетании с необходимостью, упорядочивает все вещи на земле и на небе в согласии с божественным законом. Рок и необходимость связаны между собой неразрывными узами и упорядочивают друг друга.[120]». По-своему об этом размышляли многие... Наиболее образную и драматическую форму, равно как и название самой метафоры, дал Фридрих Ницше[xxxix]: «Эту жизнь, как ты ее теперь живешь и жил, должен будешь ты прожить еще раз и еще бесчисленное количество раз, и ничего в ней не будет нового, но каждая боль и каждое удовольствие, каждая мысль и каждый вздох и все несказанно великое и малое в твоей жизни должно будет наново вернуться к тебе и все в том же порядке и в той же последовательности, – также и этот паук и этот лунный свет между деревьями, также и это вот мгновение и я сам. Вечные песочные часы бытия переворачиваются снова и снова – и ты вместе с ними – песчинка из песка...[121]» И, наконец, уже в конце двадцатого века Жак Деррида, со свойственной для постмодернизма свободой интерпретаций, дает нам такой образ: «Выражение “вечное повторение того же самого” появляется у Фрейда. Имя Ницше там не упоминается, но это неважно. Отрывок касается существования в психической жини неудержимого стремления к воспроизведению: оно будто бы принимает форму повторения, больше не обращая внимания на принцип удовольствия, и даже будто бы обладает верховенством над ним. В неврозах судьбы это повторение принимает демонические черты. Призрак демона, даже дьявола постоянно витает в ПО ТУ СТОРОНУ[122]... Дьявол является, но не в форме воображаемого представления (воображаемого двойника) и не в человеческом обличье. Облик, принимаемый им, не поддается ни такому различению, ни такому противопоставлению. Все происходит и разворачивается так, как будто дьявол в облике “человека” является подменить своего двойника. Итак, дублер, дублирующий своего двойника, выходит из своего двойника в тот момент, когда тот является всего лишь его двойником, двойником его двойника, производящего эффект двойника... Однако элементарное противопоставление, позволяющее установить разницу между оригиналом, – собственной персоной – и его маской, его подобием, его двойником, эта простая противопоставляющая диссоциация сняла бы беспокойство...[123]» И заметь, Деррида, кроме констатации «вечного возвращения», дает намек на один из выходов из замкнутого круга: это «противопоставляющая диссоциация», то есть, механизм разотождествления. Именно этим механизмом пользуется йог, направляющий свои усилия на выход из «Колеса Сансары»[124]. Но есть и иной путь, позволяющий сохранить человека в себе и, тем не менее, выйти за пределы обусловленности. Это не разотождествление, а напротив, предельное отождествление со своей судьбой, прекращение борьбы с ней и проживание ее целиком, «падение в нее». Именно это позволяет парадоксальным образом оседлать Joker’а. Это – путь Алхимии. Но сейчас Алхимия должна существенно трансформироваться сама, чтобы поспеть за глобальными изменениями в общечеловеческой ситуации, которые возникли примерно век назад. То есть, до этого динамика развития сюжета человечества в целом была достаточно стабильна. Примерно сто – сто пятьдесят лет назад развитие общечеловеческого сюжета и изменения в нем стали сравнимы с масштабом человеческой жизни. В конце двадцатого века скорость изменений общечеловеческого сюжета, в среднем, стала приближаться к скорости изменений в жизни отдельного человека. И вот, буквально год или два назад, произошло любопытное схлопывание: эти скорости совпали. Ученые говорят о некоем информационном взрыве, но сам факт схлопывания этих скоростей осознали очень немногие. А этот факт ведет к таким последствиям, которые нам и не снились. Если научное, философское и мистическое познание, – вернее, их методы, не будут меняться буквально ежедневно, то очень скоро произойдет столь масштабный кризис и личного и общечеловеческого масштаба, что мало не покажется. Вот почему я говорю, что сегодняшняя Алхимия – это уже нечто иное, чем в средние века. И вот почему Joker начинает проявляться в жизни все большего и большего числа людей! Но ведь нам так хочется, чтобы задница была в тепле! Хотеться-то оно хочется, но для этого пораньше родиться нужно было!