Российский Государственный архив древних актов 7 страница

Несмотря на угрозы и штрафы, внедрение новой формы одежды проходило непросто. В декабре 1704 г. выходит очередное распоряжение царя «О ношении платья всякаго чина людям саксонскаго и немецкаго, о неделании мастерам русскаго платья, о неторговании оным в рядах, и о штрафе за неисполнение сего указа»[123].

16 января 1705 г. выходит указ «О бритии бород и усов всякого чина людям». От обязательного бритья можно было откупиться, лишь заплатив определенную сумму: «с царедворцев, и с дворовых, и с городовых, и всяких служилых, и приказных людей по 60 рублей с человека; с гостей и с гостиной сотни первой статьи по 100 рублей с человека; средней и меньшей статьи <...> меньше 100 рублей, с торговых и посадских людей по 60 рублей <...> с посадских же <...> кроме попов и дьяков по 30 рублей с человека на год»[124]. Уплативший пошлину получал так называемый «бородовой знак» круглый медный жетон, на одной стороне которого были изображены борода и усы, а на другой выбита надпись: «Деньги взяты». Лишь крестьян и духовенство обошли петровские нововведения. Непросто было царю заставить русских брить бороды, считавшиеся символом православия. «Русские положительно питали некоторого рода религиозное уважение к своим бородам, тем более что это ставило различие между ними и иностранцами, а священники поддерживали их в этом обычае, приводя в пример то, что все благочестивые мужи в древности носили бороду, согласно тому, как и на иконах изображают святых»[125], — писал капитан Д. Перри.

Но ничто не могло остановить Петра Алексеевича в его желании поставить Россию «на степень европейских народов, нравственных как просвещением наук и художеств, так и обращением и одеждою»[126], — свидетельствовал А.К. Нартов. Частная жизнь русских времен Петра I представляла удивительную смесь национальных и европейских традиций. Каждая семья стремилась по-своему приспособиться к новым условиям. Костюм купцов и горожан складывался неоднозначно, более-менее определившись лишь к середине XIX в. Он сочетал в себе формы русского народного платья с элементами европейской моды, но, как правило, отстающей от времени.

Вторая половина XVIII в. характеризуется новым этапом в развитии эстетических вкусов русского дворянства. В этот период верховная власть вынуждена была неоднократно издавать специальные указы, ограничивающие безудержную роскошь. Так, в марте 1742 г. выходит именной указ о запрете русским и иностранным купцам продавать парчу и другие золотые и серебряные материи без оповещения об этом императрицы.

В декабре того же года вышел запрет о ношении «богатых платьев с золотом и серебром» и о «дозволении носить кружева токмо первым пяти классам»[127]. Запрещалось производство на российских фабриках золотой и серебряной парчи, исключение составляли лишь заказы для церкви и для армии. Владельцам «богатых платьев» по всей Российской империи следовало их «заклеймить», а новых «богатых платьев» не шить.

Изменение покроя одежды, произошедшее в петровское время, до известной степени было подготовлено еще во второй половине XVII в., в среде так называемых западников. Но при Петре I дворянство вынуждено было окончательно отказаться от русского платья, которое вытесняется костюмом западноевропейского образца.

В эпоху абсолютизма законодателем моды становится сам монарх. Быть одетым как монарх означало проявить свою верноподданническую покорность. Ближайшие сподвижники Петра Великого, желая содействовать его реформам, предупреждали желания царя, следуя во всем его программе. К их числу принадлежали прежде всего те, кто, будучи отправлен царем за границу, возвращался с новыми познаниями в различных областях государственной и общественной жизни. Потомок старинного боярского рода Шереметевых, Б.П. Шереметев первый из русских явился перед Петром I «во французском кафтане с мальтийским крестом на груди и с осыпанной бриллиантами шпагой, подаренной ему императором Леопольдом»[128]. Молодые люди считали за честь, если могли попасть на вечерние собрания фельдмаршала, среди участников которых были генерал-фельдцейхмейстер Я.В. Брюс, английский посланник лорд Витворт, прусский Мардефельд и другие иностранные министры.

Петр I в первые годы пребывания в Петербурге иногда принимал иностранных гостей, послов в доме князя А.Д. Меншикова. Рядом с устроенным для этого тронным залом находилась гардеробная государя, откуда он выходил перед началом аудиенции в парадном кафтане.

Дочь Петра Великого Елизавета Петровна,еще будучи великой княжной, считалась одной из элегантных женщин своего времени. Ей нe было равных в умении танцевать. Став императрицей, она задавала тон щегольству. Платья Елизаветы Петровны, каждое из которых уникально, были образцами для подражания, своеобразными эталонами моды своего времени. «Никто не смел одеваться и причесываться, как Государыня. Елизавета Петровна имела особое попечение о туалете своих придворных; так, в 1748 году Е.И.В. изволила указом объявить, чтобы дамы волосы убирали по-прежнему; задние от затылка не поднимали вверх, а ежели когда надлежит быть в робах, тогда дамы имеют задние от затылка волосы подгибать кверху»[129].

Не следует однако думать, что подобные указы каким-то образом могли сковать фантазии петербургских дам. Известный ювелир Позье вспоминал: «Придворныя дамы немало способствовали блеску этих собраний, обладая в высокой степени искусством одеваться к лицу, сверх того они умеют до невозможности поддерживать свою красоту. Наряды дам очень богаты, равно как и золотые вещи их; бриллиантов придворныя дамы надевают изумительное множество. На дамах сравнительного низшего звания бывает бриллиантов на 10 000—12 000 рублей. Оне даже в частной жизни никогда не выезжают, не увешанные драгоценными уборами, и я не думаю, чтобы из всех европейских государынь была хоть одна, имевшая более драгоценных уборов, чем русская Императрица»[130].

Чтобы заслужить доверие императрицы, великая княгиня Екатерина Алексеевна старалась одеваться на придворных балах как можно проще «и в этом немало угождала Императрице, которая не очень-то любила, чтобы на этих [публичных] балах появлялись в слишком нарядных туалетах. Однако, когда дамам было приказано являться в мужских платьях, я являлась в роскошных платьях, расшитых по всем швам, или в платьях очень изысканного вкуса»[131], — вспоминала Екатерина II.

Иностранцы, приезжавшие в Россию, строили дворцы, преисполненные внешнего блеска, с интерьерами Г. Шеделя, Н. Микетти, с которыми гармонировали костюмы нового покроя, украшенные позолотой и отороченные кружевами. В распространении моды большую роль играла портретная живопись. Выдающиеся французские живописцы Риго, Ларжильер в своих портретах с точной детализацией передавали пышный, богатый костюм знати XVII в.

2 декабря 1743 г. был объявлен именной указ генерал-полицмейстеру Наумову гоф-маршалом Шепелевым «О платье для приезда на придворные маскерады». В этом указе императрица повелевала «впредь на маскерад желающим ездить в хорошем и негнусном платье, а в телогреях, полушубках и кокошниках не ездить»[132]. Впоследствии специальный указ императора Павла Петровича(25 января 1798 г.) приказывал брать под караул тех, «кто приедет в маскерад в собственном кафтане или мундире и без маскерадного платья»[133].

Основные элементы мужского костюма с начала столетия и до 70-х гг. изменяются незначительно: французский кафтан с прямыми полами, расширенный книзу, камзол, кюлоты. Основным силуэтом женского костюма, за исключением последнего десятилетия XVIII в., был приталенный силуэт, сильно расширяющийся к бедрам и к низу. Его создавали плотно облегающим по линии плеч, груди и талии, лиф с глубоким декольте и широкая каркасная юбка-панье, позднее фижмы. Как для мужской одежды, так и для женской применялись дорогие ткани, богатство отделки костюма возрастало с каждым годом.

По желанию Екатерины Великой,чтобы уменьшить роскошь дамских туалетов, для дам были придуманы мундирные платья по губерниям — в какой губернии был муж, такого цвета и платье у жены. Хотели удешевить туалеты, но на деле все вышло иначе. Когда все стали шить мундирные платья, то некачественные материи сильно вздорожали. Дешевое стало дорогим.

В другом указе 1782 г. «О назначении, в какие праздники какое платье носить особам обоего пола, имеющим приезд ко Двору» разрешалось носить в особо торжественных случаях одежду «московских золотых или серебряных парчей с шитьем или без шитья»[134], в менее торжественные дни — из шелка или сукна. В зависимости от времени года — бархат, атлас, гродетур и другие подобные материалы разрешались для дам с 1 сентября по 1 мая, а с 1 мая по 1 сентября «тафты и другая летом употребляемые материи». Кавалеры могли с 1 сентября по 1 мая «употреблять бархаты и ратины, а с 1 мая по сентябрь — гродетуры и тому подобныя шелковые материи»[135]. Сукно разрешалось носить в любое время года.

Указ от 16 января 1783 г. предписывал клеймить производимые на российских фабриках и мануфактурах ткани (парчи, глазеты, сирсаки) специальными штампами и наказывать тех, кто будет привозить, продавать, покупать и носить иностранные товары. Ограничение ввоза из-за границы промышленных товаров стимулировало развитие русского производства и торговли.

Новое направление в мужском костюме — фрак, длинные панталоны, короткий жилет — связывали в России с французской революцией. Екатерина Великая первой повела борьбу с «революционной» модой, приказав обрядить будочников Петербурга в жилеты и фраки ярких цветов, сапоги с отворотами — одежду столичных щеголей. Будочники держали в руках лорнеты и приветствовали проходивших франтов: «Бонжур».

Император Павел Петрович, вступив на престол, действовал куда более прямолинейно. Если кто-либо в толпе появлялся в круглой шляпе, адъютанты бросались вдогонку за несчастным, убегавшим что было сил, дабы избежать наказания палками. «Никогда еще по сигналу свистка не бывало такой быстрой смены всех декораций, как это произошло при восшествии на престол Павла I. Все изменилось быстрее, чем в один день: костюмы, прически, наружность, манеры, занятия»[136], — вспоминал князь А. Чарторыйский. По мнению императора, русский человек не мог носить республиканское платье, тех же, кто сомневался в этом, грозили одеть в платье казенное. Но не прошло и двух дней после известия о кончине императора, как на улицах появились круглые шляпы, а еще через несколько дней — фраки, панталоны и жилеты, хотя запрещение о них не было снято.

С падением Наполеона в 1815 г. в моде кончается целая эпоха. Мужская мода окончательно освобождается от влияния придворного церемониала, исчезают парик и напудривание волос, кружевные жабо и манжеты. Панталоны до колен — кюлоты (culotte) — используются только в качестве придворной одежды, обычно носят длинные панталоны. Основное внимание уделяется совершенству покроя и обработке костюма.

В царской России было очень распространено форменное платье. Военные и служащие полиции и жандармерии, учащиеся высших и средних школ, служащие путей сообщения, чиновничество всех 14 классов должны были носить установленную форму. Чиновничья одежда состояла из мундира, сюртука и куртки. В официальных случаях чиновники должны были быть при шпаге (гражданской), орденах, в треуголке, шинели. «Мундир означает место служения, а также степень звания и должности», — гласил первый параграф высочайше утвержденного положения о гражданских мундирах от 27 февраля 1834 г.[137]

Общий покрой гражданских мундиров был однобортный, с девятью пуговицами на груди и тремя — на обшлагах, с тремя подкарманными клапанами и с двумя — на каждой фалде; цвет металла для всех пуговиц и изображения на них устанавливались ведомством. Большая часть гражданских мундиров были из сукна темно-зеленого цвета; темно-синий цвет полагался Министерству народного просвещения, Академии художеств, Горному ведомству, гражданским чиновникам ведомства путей сообщения и публичных зданий, Департамента духовных дел, иностранных исповеданий; красного цвета были лишь мундиры сенаторов.

Форменная одежда была присвоена и учащимся высших, средних и низших учебных заведений. Студенты имели парадный однобортный костюм со стоячим воротничком, вышитым золотыми галунами, мундир зеленовато-синего сукна и при нем шпагу гражданского образца, треуголку и серую шинель «николаевского» покроя. В университет на лекции студенты являлись в двубортных, серого цвета куртках и темно-зеленых брюках. Цвет воротника и кантов варьировался: синие — у студентов университетов, зеленые у студентов училища правоведения, красные — у «катковцев» (Московский лицей) и т.д.

Каждый придворный чин имел присвоенный его званию мундир. Покрой мундира, его цвет, отделка строго регламентировались правительственными указами. Два указа 1829 г. посвящены узору пуговиц на вседневных и парадных мундирах для первых и вторых чинов двора, камергеров и камер-юнкеров[138]. Согласно этим указам, на вседневных и парадных мундирах первых и вторых чинов двора полагалось иметь пуговицы с изображением российского герба. В 1831 г. вышел указ о мундирах «для чинов Министерства Императорскаго Двора, Кабинета и Департамента уделов»[139].

Министру двора (если он не имел военного чина), обер-камергерам, обер-гофмаршалам, обер-гофмейстерам, обер-шенку и обер-церемониймейстеру полагался парадный мундир «темно-зеленого сукна с красным суконным воротником и таковыми же обшлагами, шитье золотом»[140]. Такой же мундир имели гофмаршалы, гофмейстеры, обер-церемониймейстеры, камергеры и камер-гонкеры, но без шитья по швам, которое было только у первых чинов императорского двора.

Чем выше было положение лица, тем большим количеством шитья был украшен его мундир. Согласно указу и 29588, 1855 г., несколько изменился покрой одежды первых и вторых чинов высочайшего двора, церемониймейстеров, камергеров, камергеров-юнкеров. Им полагался парадный мундир «по образцу французских кафтанов, т.е. с округленными к фалдам бортами, без вырезки под лифом и с округленными же внизу фалдами»[141].

Парадная форма предусматривала белый однобортный камзол, с узким золотым шитьем по бортам и карманам и золотыми пуговицами с изображением государственного герба. Брюки полагались белые суконные с золотым галуном (при обыкновенной форме — темно-зеленые с таким же галуном). Малейшие изменения в форме придворного требовали специального разрешения верховной власти.

Придворный мундир следовало содержать в идеальном порядке. Начальник канцелярии Министерства императорского двора генерал-лейтенант А.А. Мосолов вспоминал о случае, когда В.И. Гурко не смог выехать навстречу великому герцогу Гессенскому во время его приезда в Россию, так как его парадный мундир находился в чистке и блестела «только одна половина шитья, другая половина совсем тусклая...»[142].

Попытки регламентации женского парадного придворного костюма и придание ему черт национального характера делались еще во времена Екатерины Великой. Согласно воспоминаниям современников, на придворных балах дамам полагалось быть в «русских платьях». При этом сама императрица в конце царствования «носила широкие платья с пышными рукавами, напоминавшими старинный русский наряд»[143], — вспоминал граф Сегюр.

При императоре Александре Iкаждый год 1 января устраивался так называемый народный маскарад в Зимнем дворце. Посетителей всех сословий собиралось более 30 000 человек. Полиции не было, народ двигался «чинно, скромно, благоговейно, без толкотни и давки», дамы были «в кошниках и русских платьях. Общее впечатление было великолепно <...>. Польский танец шествовал сперва по освещенным картинным галереям и доходил до замыкающего Эрмитаж театра. Театр был превращен в сверкавший бриллиантовый шатер из граненных стекляшек, между собою плотно связанных и освещенных сзади. Магический свет разливался по амфитеатру. Если я не ошибаюсь, эта декорация была придумана при Императрице Екатерине II»[144], — вспоминал граф В.А. Соллогуб. Для современников этот праздник имел особый политический смысл: «Царь и народ сходились в общем ликовании»[145].

Специальный указ 1834 г. узаконил характер парадного женского костюма. Цвет бархата и узор золотого или серебряного шитья определялись рангом владелицы. Верхнее зеленое бархатное платье с золотым шитьем полагалось штатс-дамам и камер-фрейлинам; синего цвета наставницам великих княжен; платье пунцового цвета — фрейлинам ее величества. Фрейлинам великих княжен — светло-синего цвета, гофмейстеринам при фрейлинах малинового. Приезжающим ко двору дамам предоставлялось право иметь платья различных цветов, любого покроя и с различным шитьем, кроме узоров, предназначенных для придворных дам. Всем дамам, как придворным, так и приезжающим ко двору, полагалось иметь «повойник, или кокошник, произвольнаго цвета с белым вуалем, а девицам — повязку, равным образом произвольнаго цвета и также с вуалем»[146].

25 марта 1834 г. в одном из своих писем в Москву фрейлина высочайшего двора А.С.Шереметева написала о подготовке бала в честь присяги наследника престола: «Мы все будем в русских платьях, т.е. дамы будут одеты в чем-то вроде сарафанов, но из легкой материи, а на голове будут розаны в виде кокошника. Молодые дамы (танцующие) в гирляндах из белых розанов. Императрица будет также сама в сарафане. Позднее будет бал в Белой зале Зимнего дворца»[147].

В конце XIX начале XX в. «русское» платье было из белого атласа с бархатным шлейфом, покрытым золотым шитьем. На первом придворном балу зимнего сезона дамы парадировали в придворных платьях. На левой стороне корсажа был прикреплен соответственно их рангу или шифр (описанный бриллиантами вензель — отличительный знак фрейлины), или «портрет», окруженный бриллиантами (высокое отличие, дававшее звание «портретной» дамы). Великие княгини появлялись в своих фамильных драгоценностях с рубинами и сапфирами. Цвет каменьев должен был соответствовать цвету платья: жемчуга и бриллианты или рубины и бриллианты при розовых материях, жемчуга и бриллианты или сапфиры и бриллианты — при голубых материях. Платья и кокошники украшались драгоценными камнями в зависимости от степени богатства особы. Так, жена предводителя дворянства одного из уездов Петроградской губернии носила в виде пуговиц изумруды величиной с голубиное яйцо. Своими бриллиантами славились графини Шувалова, Воронцова-Дашкова, Шереметева, княгиня Кочубей и княгиня Юсупова.

Вот как описывает хроникер журнала «Всемирная иллюстрация» прием в Зимнем дворце в 1895 г. по случаю представления придворных дам императрице Александре Федоровне:«Великолепная белая Николаевская зала к половине второго часа наполнилась дамами. Тут во всем блеске выказались красота и богатство оригинального русского костюма. Картинность собрания просилась под кисть художника. Какие тут были роскошные кокошники... какие богатые сарафаны из бархата, шелка, индейских тканей, какие богатые парча, меха на оторочках, цветы, кружево, какое разнообразие цветов и оттенков от темно-зеленых, синих до нежных и светло-зеленых, розовых, лиловых. Среди этого блеска и богатства туалетов, бриллиантов и драгоценных камней и значительной массы красных повязок и красных, вышитых золотом шлейфов фрейлин большого двора — там и здесь расхаживали в своих придворных зашитых золотом мундирах церемониймейстеры с жезлами»[148].

Придворное платье русских дам особенно эффектно выглядело на торжественных приемах при иностранных дворах, где требовалась подобного рода одежда. Традиционный обычай требовал лишь от англичанок специального головного убора, состоящего из страусовых перьев. Отличительной деталью придворного костюма был шлейф, прикреплявшийся к плечам при бальном платье. «Русские же дамы неизменно привлекали всеобщее внимание красотой и богатством наших национальных платьев. Кокошник, фата, богато вышитое исторического покроя русское платье с шлейфом и большое количество драгоценных камней не могли не производить впечатления»[149], — вспоминала М.П. Бок (урожденная Столыпина) об одном из придворных балов в Берлине начала XX в. Придворные парадные туалеты производили неизгладимое впечатление на современников. «По пышности мундиров, по роскоши туалетов, по богатству ливрей, по пышности убранства <...> зрелище так великолепно, что ни один двор в мире не мог бы с ним сравниться»[150], — писал французский посол в России М. Палеолог.

Целый ряд государственных указов XVIII — XIX вв., регламентирующих формы одежды, говорит о большом значении, которое придавалось костюму как выразителю сословных и моральных идей дворянства в этот период.


ВЛАСТЬ ЦЕРЕМОНИАЛОВ И

ЦЕРЕМОНИАЛЫ ВЛАСТИ

В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

XVIII — НАЧАЛА XX ВЕКА

 

«Пехотных ратей и коней однообразная красивость»

 

Русские военные парады и

церемониальные марши

 

В проведении государственных и военных церемониалов допетровского периода русской истории православной церкви отводилась главная роль. Благословляя войско, священнослужители превращали военное мероприятие в священное. Церемониал подчеркивал прежде всего богоданность верховной власти. Без веры нет государства. Защищая православие, русское воинство стоит на страже интересов Отечества. В 1311 г. князь Дмитрий Иванович Тверской, собираясь в поход против Юрия Даниловича, распустил войско, так как он не получил благословения на поход митрополита Петра.

Одно из ранних упоминаний о проведении смотра и росписи полков относится к 1380 г. Смотр состоялся в Коломне после соединения практически всех вооруженных сил русских князей. «Можно предполагать, что смотры продолжались в течение одного-двух дней. Разрозненные отряды земель и княжеств сводились в крупные соединения и происходило окончательное назначение главных воевод похода. Основываясь на описании смотра 1380 г. в Коломне, на собраниях из летописных источников XV в. и разрядных книг XVI — XVII вв., можно утверждать, что это были достаточно торжественные мероприятия»[151], — подчеркивает в своем исследовании А.К. Левыкин.

Образная картина торжественного марша дана ав­тором «Сказания о Мамаевом побоище»: «Уже бо тогда аки соколи урвашася от золотых колодиц ис каменна града Москвы, и възлетеша под синиа небеса, и възгре-меша своими златыми колоколы... то, брате, не соколы вылетели ис каменна града Москвы, то выехали русскыа удальци с своим государем, с великим князем Дмитрием Ивановичем...»[152] Полки выходили из города тремя воротами, в которых стояли священники и кропили войска святой водой.

На проведение военных церемоний XVI — XVII вв. большое влияние оказали события 1380 г. Так, смотр русского войска в июне 1552 г. включал в себя развертывание царского знамени «Спаса Нерукотворного», бывшего у «прародителя его великого князя Дмитрия на Дону»[153]. В Успенском соборе Коломны и на поле прошли торжественные молебны. В конце XVI — XVII вв. в Москве проводились два вида смотров — смотр войск накануне военного похода и смотр Царского, или Большого Государева, полка. Последние организовывались во время выезда царя на богомолье или его выхода для участия в таких праздниках, как Святая Пасха, Крещение, Рождество, а также во время приема послов.

Каждый стрелецкий полк имел свой цвет знамени, которому соответствовал цвет кафтанов. За пешими полками следовала кавалерия. Охрану царя нес особый стрелецкий стремянной полк. Рынды везли оружие царя — три саадака, большое копье, сулицу и рогатину. Государь ехал в окружении «ближайших людей».

При возвращении в Москву из польского похода Алексея Михайловичаво главе процессии несли знамя и два барабана, затем следовало войско в три ряда. Если знамя белое, то за ним ратники в белом, если синее — ратники в синем и точно так же, если знамя красное, зеленое, розовое и т.д. Перед каждым крестом и иконой над дверями церкви или монастыря ратники снимали головные уборы и молились. Сначала в Кремль вошли сановники. Царь вступил в Кремль пешком, с непокрытой головой, в одеянии из алого бархата с золотом и каменьями. Рядом с царем находился патриарх, впереди и позади несли хоругви и иконы, не было ни барабанов, ни музыки. После вечерни царь поднялся во дворец[154].

Царский воинский церемониал включал церемонию прощания с женами — «последнее и конечное целование» — на соборной площади Кремля, царские пиры перед отпуском полков, перемену царских одежд в начале и в конце похода, «вседание на конь», «вооружение» царя перед началом битвы[155].

С 1683 г. царь Петр Алексеевичустраивал в селе Преображенском игру в «потешные». К юному Петру из придворной знати назначались в стольники и спальники сверстники, становившиеся его «комнатными людьми». Набирались «потешные» официальным порядком. Так, в 1686 г. предписано было Конюшенному приказу выслать в Преображенское 7 придворных конюхов в пушкари, в их числе оказался и сын конюха А.Д.Меншиков, позже в «потешные» начали поступать и знатные молодые люди, например И.И. Бутурлин и князь М.М. Голицын. В «потешные» батальоны призывались и иностранцы-офицеры. Главным командиром обоих полков, Преображенского и Семеновского, был A.M.Головин, занимавшийся со стольниками на «потешном дворе» строевой подготовкой.

После возвращения из Воронежа Петр I начинает лично участвовать в учениях, проходивших в селах Преображенском и Семеновском. Одним из первых церемониальных маршей, в котором были задействованы полки нового типа, была встреча турецкого посланника. Как вспоминал И. Желябужский, «недоросли встречали в уборе немецкой конницы <...>. А после встречи недорослей изволил смотреть сам государь; и по смотру, которые годились в службу, писали всех в солдаты, а которые не явились, по всем городам к воеводам посланы грамоты, велено их выслать к Москве к смотру»[156].

1 января 1710 г. состоялся торжественный въезд в Москву по поводу победы под Полтавой. Впереди выступали музыканты — трубачи и литаврщики. Командир Семеновской гвардии генерал-лейтенант князь М.М. Голицын вел одну часть этого полка, посаженную на коней, хотя сам полк был пехотным. Далее двигалась полевая артиллерия, отнятая у шведов в битве с генералом Левенгауптом. После знамен и штандартов, взятых в той же битве, следовали пленные обер- и унтер-офицеры. Замыкали так называемую торжественно-официальную часть процессии семеновские гвардейцы. На этом церемониал не заканчивался. Без царского шутовства не обошлось и это торжество.

Шествие завершали 19 самоедских саней, запряженных парою или тремя северными оленями. «Самоеды эти, низкорослые, коротконогие, с большими головами и широкими лицами, были с ног до головы облачены в шкуры северных оленей, мехом наружу; у каждого к поясу прикреплен меховой кукол[157]. Понятно, какое производил впечатление и какой хохот возбуждал их поезд <...>. Без сомнения, Шведам было весьма больно, что в столь важную трагедию введена была такая смешная комедия»[158], — вспоминал Ю. Юль.

Шествие по случаю взятия Нотебурга 14 ноября 1702 г. состоялось 4 декабря и происходило следующим образом: впереди шел полк гвардии под началом немца полковника Риддера. Любопытно, что половина полка была одета в форму немецкого образца, а другая половина —в форму русского покроя (к началу шествия не успели сшить новые немецкие костюмы для всего полка). Между гвардейцами шли пленные шведские солдаты и крестьяне, окруженные тремя ротами солдат. За ними двигались первые гвардейские гренадеры (рота), гобоисты и шесть офицеров. Затем — Преображенский полк во главе с царем, Семеновский полк, далее несли взятые у шведов знамена, за которыми следовали сорок пушек. Замыкали шествие пленные офицеры, каждый между двумя солдатами, и несколько саней с больными и ранеными пленными в сопровождении русских солдат.

Примерно в час пополудни шествие вступило в Москву (начался марш из Никольского). Когда первый полк прошел через Триумфальные ворота, Петр Алексеевич остановился на четверть часа, чтобы принять поздравление духовенства. Находящиеся рядом с воротами дома были увешены коврами, на крыльцах стояли музыканты, исполняющие музыку на различных инструментах. Пройдя вторые Триумфальные ворота, процессия направилась к Мясницким воротам, затем — в Немецкую слободу. После небольшой остановки в слободе царь сел на лошадь и поехал в Преображенское[159].

Одной из главных задач для Петра Великого была военная реформа. Петр I не только не снял с дворянства обязательной службы, поголовной и бессрочной, напротив, он отяготил ее новыми повинностями и установил более строгий порядок ее отбывания. Верховная власть строго регламентировала порядок проведения военных церемониалов. Законодательные документы подчеркивали их воспитательное значение.

В 1732 г. выходит высочайше утвержденный доклад Сената «О смотре и обучении полков»[160]. В нем, в частности, говорится, что дважды в год, весной перед началом кампании и осенью по ее окончании, должны состояться генеральные смотры. На них не запрещалось присутствовать простым людям, особенно молодым, чтобы «возымели желание к воинской службе»[161]. В документе содержится описание порядкопостроения в марше, команды. Согласно указу, генералитет или губернаторы должны составлять список офицеров и рядовых участников генерального смотра. 26 января 1740 г. гвардия прошла торжественным маршем по Петербургу в честь возвращения из турецкого похода. «Штаб- и обер-офицеры, так как были в войне, шли с ружьем, со примкнутыми штыками; шарфы имели подпоясаны; у шляп, сверх бантов, за поля были замкнуты кукарды лавровога листа, чего ради было прислано из дворца довольно лаврового листа, для делания кукардов к шляпам: ибо в древние времена римляне, с победы, входили в Рим с лавровыми венками! И было учинено в знак того древнего обыкновения, что с знатною победою над турками возвратились. А солдаты такияж за полями примкнутыя кукарды имели, из ельника связанные, чтобы зелень была»[162].