В. Г. Черткову и Ив. Ив. Горбунову. 15 страница

Я (8) грешил этим и потому это и заметил, и буду стараться меньше грешить.

Работа моя идет, боюсь сказать, что приближается к концу, я столько раз это говорил, но несомненно, что подвигаюсь, не бесполезно тружусь над ней, и если вы спросите: когда надеюсь кончить? Надеюсь через неделю.

Как я рад, что вашему мальчику лучше. Хорошо, судя по письму. (9) Галю я все представляю такой, какою я видел ее под Москвою. (10) Как она теперь? Целую вас всех. Привет и любовь передайте Аполлову. (11)

 

Л. Т.

 

 

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан: "Толстой и Чертков", стр. 180. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: "Я. П. 19 ок. 92. N 318", на основании которой датируется письмо.

Ответ на письмо от 1 октября, в котором Чертков писал: "Нарочно начинаю наискосок для того, чтобы, не дожидаясь размаха, который обыкновенно ощущаю в конце письма к вам, сразу выбиться из всякой колеи и писать, как попало, что бог на душу пошлет. -- Только что получил ваше письмо от 28-го. Мне очень дорого то, чти вы говорите о нашей дружбе. Я-то это всегда испытываю в высшей степени -- эту потребность личного общения с вами; и рад видеть, что и вы хоть в некоторой степени испытываете то же. Понимаю молитву о непридавании чрезмерной важности человеческим отношениям: она праведная. Но не могу желать ослабления той связи, которая меня с вами соединяет и заставляет желать личного общения с вами, пока мы оба еще в условиях пространства и времени. Связь эта также праведная. И потому ежедневно пишу вам большие письма в своем воображении и со дня на день дожидаюсь спокойного часа для того, чтобы осуществить это на бумаге. Но час этот все не приходит... Как могли вы предположить хоть на минуту недоразумение между мной и вами по поводу ваших писем против божественности Христа?! Во-первых, если я с чем был бы положительно не согласен, то поспешил бы вам о том написать, как всегда делаю. А во-вторых, эти письма послужили для меня как бы термометром, по которому я заметил свое собственное изменение по отношению к этим вопросам с тех пор, как я, помните, бывало, просил вас выпускать в моих изданиях резкие отрицания искупления и т. п. Впрочем тогда и ваш тон бывал иной. Теперь же скажу вам искренно, что считаю высказанное вами в этих письмах не только умным и психологически верным, но нужным. А затем прибавлю, что сказанное вами еще не со всех сторон исчерпывает вопрос. Остается, как мне кажется, вполне законное чувство, о котором упоминается еще в учении 12 Апостолов о том, что бог там, где вы о нем узнали... Меня не удивляет, что вам было трудно догадаться, чем вы меня огорчили; это было бы столь же трудно узнать мне, как и вам. Кроме, как светлым и радостным, вы меня ничем не дарите. Теперь расскажу вам то, с чего, до получения вашего последнего письма собирался начать. -- Впрочем раньше скажу еще одно: вы очень заняты своей работой; но по вечерам, как говорите, иногда пишете письма; когда вам некогда бывает писать мне, и если вы при этом хотели бы тем не менее сделать мне удовольствие, то поручайте кому-нибудь списывать ваши письма к другим лицам и присылайте мне эти копии, чем вы не только доставите мне одну ив величайших радостей, мне доступных, но оживите общение между нами и внесете еще материал в мой Свод ваших мыслей, которым продолжаю заниматься среди всей моей суеты, находя в этом отдохновение, освежение и сознание того, что, если польза всего остального и бывает иногда сомнительна, за то польза этого дела несомненна. ... Хотел прибавить несколько слов еще по поводу недовольства против меня вашей жены. До меня дошло, что она в особенности была сердита на мои слова о том, будто она ваш крест, и еще, что всё кончено между ею и мною. На это я хотел бы только ей сказать, что ведь слова о кресте я тщательно вымарал из моего письма к ней, и сделал это единственно потому, что написал их сгоряча и, перечитывая, почувствовал, что не имею никакого права этого решать, что это, вопрос о кресте, именно, как Софья Андреевна сама потом выразилась, дело между вами обоими и богом, в которое никому не следует вторгаться. Если же я не вымарал этого замечания из копии письма, которую я послал вам, то это потому, что я привык показывать вам себя голышем, т. е. столько же свое скверное, как и хорошее, в том простом расчете, что, зная мое скверное, вы можете помогать мне освобождаться от него, что и оправдалось в данном случае, так как это вызвало с вашей стороны тот добрый отзыв о Софье Андреевне, который и поправил мое увлечение. -- Что же касается до того, что всё кончено между нами, то я никак не могу помириться с этою мыслью; и добрый поклон, который Софья Андреевна нам послала после того в своем письме, меня несколько утешил. Я никак не могу и не хочу причислить Софью Андреевну к числу тех лиц, которые, откровенно высказывая другим то, что они сами думают, не выносят неодобрительной в каком-нибудь отношении к ним самим откровенности со стороны других. Достоинство в прямоте и откровенности бывает только тогда, когда они допускают взаимность; и я до сих пор так и смотрел на Софью Андреевну, как на человека, который вообще ценит прямоту и в себе, и в других, а не делает из нее свою исключительную монополию; и в этом представлении о ней мне не хотелось бы разочаровываться. К тому же она сама совсем запуталась бы в своих отношениях к людям, если б совсем отворачивалась от тех немногих, которые откровенно высказывают ей и глава то, что многие (справедливо или несправедливо -- это другой вопрос),-- думают и говорят за ее спиной. Главное же то, что я сердечно, истинно предан душою всему тому, что близко и дорого вам, и потому не могу не испытывать самой дружелюбной преданности всей вашей семье, начиная, следовательно, с вашей жены. -- Говоря о вашей семье, но теперь совсем не о Софье Андреевне, мне хочется высказать вам то впечатление, которое я последнее время часто выношу из рассказов лиц, бывавших у вас, но сами вовсе не отдающих себе отчета в этом моем впечатлении. Впечатление это тяжелое: мне кажется, что вокруг вас развивается несколько, как это сказать, -- ну "придворная" что ли атмосфера. Т. е., что лица к вам близкие, -- и чем они сознают себя ближе к вашему сердцу, тем более, -- сплачиваются в маленький тесный кружок, будто бы больше других вас оберегающий и будто бы лучше понимающий, -- кружок, относящийся как к чему-то внешнему, но -- так сказать -- привилегированному ко всякому, как им представляется, "вторжению" в свою кружковую область посторонних лиц, мнений и т. п. И при этом, как и бывает во всяких "придворных кружках" -- "les absents ont toujours tort", а надобно показываться от времени до времени "при дворе" для того, чтобы не быть совсем исключенным из этого привилегированного кружка. Это я замечаю, или думается мне, что я замечаю не на себе одном, а вообще на отношениях к "посетителям" вашего дома. Между прочим же я этим самым объясняю себе то, что на всех ваших детей ко мне наименее снисходительно относится наиближайшая к вам Марья Львовна, к которой я с своей стороны, кроме доброго чувства никогда ничего не желал испытывать. Кто же успеет пожить побольше в кругу ваших окружающих, как например теперь Евгений Иванович, тот как бы в силу своей очевидной близости к вам как бы завоевывает и себе место в "придворном" кружке, становится сам "привилегированным", и быть может сам до некоторой степени заражается придворным духом. Не анаю, выражаюсь ли я достаточно ясно; но таково мое впечатление, полученное мною совсем а contre coeur, и которое сообщаю вам на всякий случай, помимо всякого своего личного побуждения (поверьте этому, дорогой Лев Николаевич, а то вы меня не поймете), и с полною готовностью, желанием даже, быть разубежденным".."

 

(1) [Каждый имеет недостатки своих достоинств.]

(2) Абзац редактора.

(3) О С. П. Прокопенко см. прим. к письму N 321.

(4) Абзац редактора.

(5) Петр Галактионович Хохлов. О нем см. прим. к письму N 293.

(6) Евдоким Платонович Соколов. О нем см. письмо N 314.

(7) Морская и Конюшенная улицы, которые в Петербурге того времени считались аристократическими.

(8) Абзац редактора.

(9) В письме от 1 октября Чертков писал, что его сын Дима чувствует себя хорошо и быстро развивается.

(10) Толстой имеет в виду свое посещение Чертковых в первых числах января 1888 г., когда они жили под Москвой в имении Пашковых "Крекшино". См. Т. 86, стр. .112.

(11) Александр Иванович Аполлов (1864--1893)--священник, имевший приход в Ставропольской губернии, сделавшийся единомышленником Толстого и подавший в 1889 году своему епархиальному архиерею обширную записку, в которой излагал свои новые взгляды и описывал путь, каким к ним пришел. О нем см. т. 86, стр. 239, 240. В письме от 1 октября Чертков писал об Аполлове: "У нас сейчас Аполлов с своим 5-летним сыном, остальные два ребенка у матери, бросившей его и вернувшейся к своим родителям. Он очень симпатичен -- тих и кроток, умен и чуток. Но он продолжать был уже не в силах. "Язык заплетался при богослужении". Опять заявил, что хочет уйти из священства. Но еще не выпускают. Дело это теперь в Синоде, и он совсем не знает, что дальше будет, хотя надеется, что освободится от рясы".

 

 

* 324.

 

1892 г. Октября 30. Я. П.

 

Получил в одинъ день, вчера 29, ваши оба письма. И как я обрадовался было. Ну видно нельзя до другого раза. Заявление ваше я нынче посылаю в газету Рус[ские] Вед[омости] через жену. (1) Письмо к Гапгуд (2) мне не нравится и я -- пожалуйста, не сердитесь -- советовал бы не посылать его. Я по тону ее писем видел, что она устала и ей надоело это дело. Кроме того, когда у нас уж так охладели, то в Амер[ике], где все дело б[ыло] в том главное, ч[тобы] показать сочувствие России, уж очень охладели. Я думаю, что ничего не выйдет из этаго, да и обращаться прямо просить, по моему, не хорошо. Я письмо удержу у себя. Если велите послать, я пошлю. Задержка неделя или меньше я думаю, не беда. Лева в Петерб[урге], поехал отбывать воин[скую] пов[инность] в стрелк[овом] батальоне И[мператорской] Ф[амилии]. (3) Наши средства все распределены и их даже не достанет. Но я не отчаиваюсь, что на вашъ зов откликнутся, да мож[ет] б[ыть] и мне удастся что нибудь сделать в этом отношении -- чего очень хочется. Пока прощайте. Дорогого Матв[ея] Николаевича обнимаю. (4) Надеюсь, что вас задержала не болезнь Гали.

 

Л. Т.

 

На обороте: Воронежск. губ., Россоша.

Владимиру Григорьевичу Черткову.

 

 

Публикуется впервые. Письмо написано на бланке закрытого письма (секретка). На подлиннике черным карандашом надпись рукой Е. П. Соколова: "N 319 30 октября 92 г." Почтовые штемпели: "почтовый вагон 30 октября 1892", "почт.-тел. контора Россоша 2 ноя. 1892". Датируется на основании слов Толстого: "вчера 29".

Ответ на письма Черткова от 17 и 24 октября и на телеграмму Черткова, полученную Толстым 30 октября. В первом ив этих писем Чертков писал: "Посылаю вам письмо, которое я стараюсь поместить в газетах. Содержание его, к сожалению, не преувеличено. Здесь готовится что-то ужасное; одним словом настоящий голод. Мне очень хотелось бы, чтобы вы поподробнее и несомненнее узнали о положении здешнего населения, так как вы находитесь в таком положении, что, если только сознаете, что следует, то можете очень существенно помочь и предупредить много страдания... В конце месяца Ростовцев хочет совсем переехать сюда, в Ржевск, постоянно заведывать хозяйственной помощью населению. Так что недостатка в опытных управителях у нас не предвидится. Но материальных средств у нас в сравнении с тем, что нужно, ужасно мало. Я с своей стороны помогаю, как могу, круглый год. На предстоящую зиму (до 1 Мая) у меня моих личных средств остается для этой цели около 6 т. рублей. Но для того, чтобы запастись своевременно хоть отчасти тем, что, как теперь ясно видно, будет необходимо зимой для самой элементарной помощи, т. е. просто для того, чтобы не голодали, следовало бы сейчас иметь в своем распоряжении по крайней мере еще 10 тысяч. При этом я разумею, конечно, ближайшин к нам район населения, в котором мы можем сами лично наблюдать за тем, что делается. Можете ли вы принять участие в доставлении нам этих материальных средств?... Другое, чем вы можете помочь, это попросите кого-нибудь из ваших домашних от вашего имени послать прилагаемое заявление в "Русские ведомости", прося их поместить его в газете в виде письма в редакцию. (В "Новое время" я уже послал; но можно большего ожидать от читателей "Русских ведомостей".) -- Наконец, третье: не припишете ли вы несколько слов от себя к прилагаемому письму к г-же Гапгуд: это способствовало бы тому, что мы получили бы, быть может, из Америки весьма существенную поддержку. Очень, очень прошу вас, дорогой друг Лев Николаевич, сделайте что можете для того, чтобы помочь нам".

К этому письму Чертков приложил два своих письма -- одно, от 17 октября, американской переводчице Толстого Изабелле Гапгуд с просьбой организовать в Америке сбор средств в пользу голодающих, другое, от 15 октября, в редакции газет. В этом письме Чертков писал: о голоде и в южных уездах Воронежской губернии -- Богучарском и Острогожском--и цынге, давшей значительную смертность. Сообщая об этих фактах, Чертков обращался с просьбой делать пожертвования в пользу пострадавших от неурожая.

В письме от 24 октября Чертков писал, что собирается проводить до Москвы свою мать, уезжавшую на своего имения в Петербург, причем на обратном пути заедет в Ясную Поляну. Телеграммой, несохранившейся в архиве Толстого, Чертков известил, что поездка его не может осуществиться.

 

(1) Толстой переслал жене письмо Черткова в редакции газет при своем письме от 30 ноября, в котором он просил С. А. Толстую направить письмо Черткова в редакцию газеты "Русские ведомости". Письмо Черткова не было напечатано, так как цензура отказалась его пропустить.

(2) Изабелла Гапгуд (Isabel Florence Hapgood) -- американка, переводчица и журналистка, переведшая на английский язык книгу Толстого "О жизни", была в России и посетила Толстого в Ясной Поляне. Об этом посещении ею написана статья, напечатанная в 1892 г. в журнале "Atlantic", содержание которой изложено в журнале "Исторический вестник" 1892, т. ХLVII, стр. 279. Об Изабелле Гапгуд см. письма 1393 г., т. 66. Письмо Черткова к Гапгуд Толстым не было отослано адресатке по мотивам, изложенным в письме N 325.

(3) Л. Л. Толстой был приаван к отбыванию воинской повинности и зачислен в стрелковый батальон императорской фамилии. 25 октября он выехал в Царское село, где стоял его батальон, но вскоре был отчислен, как непригодный к военной службе.

(4) Вместе со своим письмом от 17 октября Чертков послал Толстому письмо, которое получил от М. Н. Чистякова. В письме втом Чистяков, объезжавший пострадавшие от неурожая деревни Воронежской губернии, писал Черткову о тяжелом настроении, которое он испытывает под влиянием получаемых им впечатлений.

 

 

* 325.

 

1892 г. Ноября 16. Я. П.

 

Получил ваше письмо. Спасибо. Отвечу подробно после. Постараюсь сделать то, что вы хотите. Но ведь это не вполне от меня зависитъ. А я сам желал бы помочь этой общей беде, страшной беде. (1)

Письмо Гап[гуд], я думаю, не надо посылать, п[отому] ч[то]: 1) не будетъ успеха, а 2) своим ближе помочь, чем чужим. И в той прошлогодней помощи (2) б[ыло] много для других кроме, какъ для добра, целей.

Какъ жаль, что Ваня не заехал к нам. (3) Целуйте его.

Привет Гале.

 

На обороте: Воронежской губерши Россоша.

Владимиру Григорьевичу Черткову.

 

 

Публикуется впервые. Открытое письмо. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: "Я. П. 20 нояб. 92 N 319". Число 319 зачеркнуто и написано 320. Почтовые штемпели: "почтовый вагон 17 нояб. 1892", "почт.-тел. контора Россоша 20 нояб. 1892". Датируется днем, предшествовавшим дате почтового штемпеля.

Ответ на письмо Черткова, которое сохранилось в архиве Черткова без начала. На письме пометка, сделанная не Чертковым, а другим лицом: отправлено 11 ноября. В этом письме Чертков между прочим писал: "...Как хотелось бы, Лев Николаевич, чтобы вы приписали хоть несколько мыслей (хоть один денек на этом сосредоточились бы) к той книге о блудной заразе, которую я вам послал в рукописи, не сумев сам написать необходимое заключение. Мы тогда могли бы напечатать ее и пустить в обращение. И многим, многим она была бы на пользу, многим послужила бы предостережением, и указала бы на путь избавления от власти плоти. Всею душою прошу вас, Лев Николаевич, напишите хоть что-нибудь. Если скажете хоть только несколько слов, то наверное в них будет суть того, что нужно: я это из опыта знаю -- Получил я ваше письмо, разочаровавшее меня по всем трем пунктам, по которым я к вам обратился. (Письмо мое в газетах не может быть помещено, вследствие правительственного запрета.) Я слишком вам доверяю, дорогой Лев Николаевич, для того, чтобы досадовать на вас зато, что и как вы находите лучше. И потому прошу вас разорвать мое письмо к Г-же Гапгуд. Но вместе с тем прошу вас сообщите мне хоть намеком, во 1-х, что именно вам не понравилось в этом письме, а во 2-х, почему по вашему нехорошо обращаться прямо просить. Положение голодающих и долженствующих голодать и мерзнуть здесь ужасно, я испытываю потребность обращаться аа помощью ко всем к кому возможно, и чувствую, что это от чистого сердца. Но мне слишком тяжело, в чем бы то ни было вас не понимать. Хотелось бы и в этом вас понять и сойтись с вами; и потому, прошу вас, объясните мне хоть в самых общих чертах, почему не хорошо просить? И так буду ждать вашего ответа, надеюсь скорого. Пишите почаще, дорогой друг, хоть по несколько слов. Бывает время, когда ваши письма мне особенно нужны, и теперь как раз такое время".

 

(1) Толстой имеет в виду просьбу Черткова прибавить несколько мыслей к составленной им книге о половых отношениях, вышедшей под заглавием: "Тайный порок", изд. "Посредник", М. 1894.

(2) В 1891 и 1892 гг. за границей был открыт сбор средств и муки для помощи голодающим в России. По сообщению журнала "Русское богатство" (1892. 2, стр. 123--126) из Америки было отправлено три парохода с хлебом для русских голодающих и "американские пожертвования" в какие-нибудь два месяца достигли уже одного миллиона рублей. В Англии была открыта подписка по сбору пожертвований для голодающих и создан для этой цели специальный комитет, причем значительная часть собранных им средств была переслана в распоряжение Толстого. Кроме того, английские квакеры оказывали помощь голодающим, собрав для этой цели фонд в 26 тысяч фунтов стерлингов. О помощи американцев и англичан голодающим см. журнал "Неделя" за 1892 г. NNч 2, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 19, 21, 45.

(3) И. И. Горбунов уехал в сентябре 1892 г. из Воронежской губ. в Петербург с целью устроить лечение своего брата и помочь ему найти место и на обратном пути предполагал заехать в Ясную Поляну. В письме от 12 октября И. И. Горбунов сообщил Черткову, что выедет из Петербурга не позднее 25 октября, и писал о поездке в Ясную Поляну: "Если.. поручишь заехать к Льву Николаевичу, то [пришли] рублей на 10 больше. Хотя, если ничего особенного не нужно, я бы не заезжал к Льву Николаевичу, а поехал бы прямо -- я буду спешить, а заездов на один день я не люблю, потому что ничего не успеваю сказать. Притом я вообще чувствую себя усталым" (АЧ). .

 

 

* 326.

 

1892 г. Декабря 11. Москва.

 

Получил ваше письмо, милый друг, съ вашей статьей (1) и отрывками моей. Я не согласен с вами. Мне кажется, что сказано ясно, что всякий разъ, когда более жестокие элементы всплываютъ наверх, т. е. захватывают власть, то они, делаясь добрее и спускаясь вниз, делают всю массу добрее, и следующие самые жестокие менее жестоки, чем предшествующие. Так что насилие этим самым постоянно уничтожается .

Заключительный период правда, что дурно выражен, и я поправляю его так: И пот[ому] утверждение защитников госуд[арственного] насилия о том, что, если упразднить государственное насилие, то злые будут властвовать над добрыми, не только не доказывает того, чтобы это (властвование злых надъ добрыми) было опасно, т[ак] к[ак] это самое и происходит при госуд[арственном] насилии; но напротив доказывает то, что государственное насилие, дающее возможность злым властвовать над добрыми, и есть то зло, к[оторое] желательно уничтожить и к[оторое] постоянно уничтожается самою жизнью. (2)

Мне кажется, что так ясно. Во всяком случае лучше не могу и уж оставьте так.

В 12 главе есть варьянты небольшие, к[оторые] вероятно пришлет вам Маша с этим же письмом. (3) Заключение пишу и продолжаю быть в забдуждении, что оно хорошо и подвигается к лучше[му], и может быть кончено каждый день.--

Никогда так напряженно не работал, какъ все эти последние месяцы. От этого не могу и ничем другим заниматься . Не могу и обдумать заключения к вашей статье о полов[ых] отношениях, (4) не могу и поправить статью об убийстве. Я ее прочел, и она мне, и не одному мне, -- очень понравилась. Недостатки ее -- какой то пышный литературный язык, длинноты, но зато ясный и часто сильный. В вступлении выписки из статей, мне кажется, ненужны и слабы в сравнении с серьезностью содержания самой статьи. -- Доводы против полезности очень сильны и хороши, хотя как будто слишком серьезно важно изложение всей сущности веры для объяснения частного вопроса. Но иначе, я думаю, нельзя, и хорошо. Потом доводы против того, что съедятъ нас звери и насекомые, не так сильны, да и ненужны. Доводы нравственные, стоящие впереди, лучше отвечают на это. А потом, есть ли у вас -- для меня главный довод (я не вполне дочел, да, кажется, нет), -- довод о том, что не убий никого -- идеал, и в достижении его мы все доходим до того высшего предела, до к[оторого] можем, одни--до человека, другие -- до млекопитающ[ихся], третьи --до хоть насекомого, и конца, слава Богу, нет. Статью читал вслух. Были умные, но не разделяющее наших взглядов люди, и все нашли ее очень сильной.

Целую вас. Привет всем вашим.

 

Л. Т.

 

Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в ТВ 1913, стр. 101; "Толстой и Чертков", стр. 161 и 162. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: "М. 12 дек. 92 N 320". Число 320 зачеркнуто и написано 321. Датируется на основании сопоставления со следующим письмом, написанным на другой день и датируемым "12 декабря".

Ответ на письмо Черткова от 6 декабря, полученное Толстым в Москве 9 декабря, как это видно по почтовому штемпелю на конверте. В этом письме Чертков писал:

"...Статья ваша переписывается в три руки. На всякий случай посылаю вам отметку мою к концу Х главы. Быть может это с моей стороны недомыслие; но кажется, что на всякий случай лучше сообщить вам. Вообще эти последние главы мне нравятся не меньше всего остального, т. е. нравятся настолько и так, что не решаюсь определять словами. Думаю, что книга эта внушена нашим Отцом, вдохновлена им и сделает свое божеское дело среди людей.

Посылаю вам бандеролью то, что я написал об убийстве. Главу III вы уже читали, только в ней со знака N3 на поле (в конце) было потом прибавлено. Всё остальное содержание статьи уже сложилось и округлилось в моем сознании, и кажется мне, что для того, чтобы ее окончить, мне нужно только несколько дней сосредоточенного внимания. Но сейчас и занят другим и пользуюсь этим временем, чтобы показать вам те несколько глав, которые я исподволь, между делом, успел прибавить за последнее время. Хотелось бы очень узнать от вас, находите ли вы, что стоит мне продолжать. Когда будете читать, то вычеркивайте всё ненужное и слабое, хотя бы и пришлось всё под ряд вычеркнуть. Если вспомните какой-нибудь литературный материал на эту тему, то пожалуйста укажите, так как мне хотелось бы воспользоваться всем, что уже успело выяснить человеческое сознание в связи с этим вопросом. (Самая главная глава этой статьи должна быть заключительная, не полемическая, которая еще не написана, но готова у меня в душе и очень близка мне к сердцу.)...

Вся Х глава сильна, ясна и неотразима до стр. 15 (См. N3). Излагаемая с этого места мысль об отрезвляющем и смягчающем влиянии власти, если она и справедлива -- изложена слишком голословно. Одно сравнение с процессом кипения воды не достаточно убедительно. Мысль эта настолько нова и обоюдоострая, что требуег более обстоятельного обоснования и доказательства. В таком же виде она, как мне кажется, представляет самое неубедительное место книги; для меня лично--единственное неубедительное и оставляющее впечатление чего-то недосказанного и неудовлетворительного.

Самый же заключительный параграф главы неясен по своей конструкции. Невольно является вопрос: если насилие очищает и смягчает насилующих, то каким образом из этого вытекает (там сказано: "и потому"), что "уничтожение государственного насилия всегда желательно?"

К письму Черткова приложена выписка из 10 главы книги "Царство Божие внутри нас".

 

 

(1) Рукопись статьи Черткова о вегетарианстве, первоначально озаглавленной "Не убий", впервые напечатанной в журнале "Вегетарианское Обозрение" 1911, NN 1--5, под заглавием "Об убийстве живых существ" и впоследствии изданной отдельно под заглавием: В. Чертков, "Жизнь одна" (об убийстве живых существ), изд. "Посредник", М. 1912.

(2) Отрывок, начиная со слов: "и потому утверждение защитников государственной власти" -- до конца абзаца вошел в главу Х книги "Царства Божия", но в процессе работы Толстого превратился из заключительного периода в одну из фраз, находящихся приблизительно в середине текста этой главы. См. Л. Н. Толстой, "Царство Божие внутри вас", второе издание "Свободного слова", A. Tchertkoff, Christchurch, Hants, England, 1902, стр. 92.

(3) М. Л. Толстая в бездатном письме, на котором имеется пометка Черткова "М. 27 дек. 92 г.", писала Черткову: "посылаю вам поправленное место из XII главы... Над заключением отец продолжает всё так же усиленно и много работать, но, как сам говорит, совсем не знает, когда это кончит: завтра-ли, через год-ли" (АЧ).

(4) Статья Черткова о половом вопросе, включенная, как предисловие, к сборнику "Тайный порок. Трезвые мысли о половых отношениях", изд. "Посредника" для интеллигентных читателей N XXIX, М. 1894. Заключение к этой статье Толстым не было написано.

 

 

* 327.

 

1892 г. Декабря 12. Москва.

 

Вчера писал вам после 6 писем и усталый. Кое что не досказал.

1) Читать вслух вашу статью начали со 2-й главы и дочли до 4-й главы включительно. Я сейчас еще раз перечел и дочел то, чего не читал. Статья очень, очень хороша. Но последняя глава о том духовном орудии, к[оторое] выработается в человечестве, мне не нравится. Надо более ясные и твердые доводы. И такие есть: то, что взаимное отношение животных, истребляющих друг друга, защищает и людей, и другие животные от уничтожения; и то, что доброта есть свойственное человеку орудие защиты, как издаваемый запах или быстрые ноги других животных. Мысль же о духовных неизвестных, но чаемых нами в будущем орудиях, мож[ет] б[ыть] высказана, какъ дополнение, но не как основной довод. Основное все хорошо. Что делать с рукописью?

 

Л. Т.

 

На обороте: Воронежской губ. Россоша

В. Г. Черткову.

 

 

Публикуется впервые. Написано на бланке закрытого письма (секретка). На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: "М. 13 Дек. 92 N 321". Число 321 зачеркнуто и написано 322. Почтовые штемпели: "Москва 12 дек. 1892", "Москва 13 дек. 1892", "почт.-тел. контора Россошь 15 декабря 1892г.". Датируется днем первого почтового штемпеля отправления.

Продолжение предшествовавшего письма Черткову от 11 декабря о его статье "Не убий".

 

 

* 328.

 

1892 г. Декабря 26. Москва.

 

Вчера получилъ ваше письмо, милый друг, и спешу вам ответить. Меблирован[ные] комнаты, кажется, ближайшие на Смолен[ском] рынке. Впрочем я еще посмотрю. У нас постоянно приежают, но расположение жены вас принять существует, и пот[ому] призжайте к нам, найдете место.

Вчера неожиданно прихал Лева. Его выпустили из военной службы после 1 Ґ мес[яцев]. Не могу объяснить себе, почему. Под предлогом слабости его. (1)

(2) Аполлова тетрадь у меня. Очень интересна и хороша "Исповедь", "Христос" и "Ради Христа". (3) Увидимся, чему очень рад, равно и Емельяну, еще поговорим. (4)

Очень радуюсь вас всех видеть.

Никак не пойму, чего вы не понимаете. (5) И мне это очень жаль. То, что я говорю, мне так ясно, как то, что я вижу совершающимся, не переставая, перед глазами, и не могу не сказать того, что я вижу и все видят, и не могу не удивляться, что вы не видите. Вы что-то другое тут думаете.