В. Г. Черткову и Ив. Ив. Горбунову. 17 страница
Если никто к вам не приедет (я писал Леве и надеюсь, что он поедет), то он придет.(7)--
Читал дневник ваш, и чтение это, как всегда, меня очень трогает и волнует. Я все также живо понимаю и сам переживаю. Никогда не отчаивайтесь в борьбе: не считайте борьбу предшествующим действием; чего-то, в ней-то и жизнь: тяжелая, мучительная, но истинная жизнь, где бы она ни происходила -- на верху или на низу лестницы.
Еще меня трогает мысль о том, что прошедшего нет, как и нет будущего, для того, кто живет, работает в настоящем. (8) Искупление тем особенно дурно, что оно, вопросы о нем, могут занимать только тогда, когда человек духовно празден в настоящем; то, что я делал дурного, не зная, что оно дурное, не мучает меня, и искуплять нечего; тоже, что мучает меня, это то дурное, кот[орое] я делаю теперь, такое же, какъ и то, к[оторое] я делал прежде; и оно мучаетъ не тем, что я сделал дурно, а тем, что я чувствую, что теперь способен сделать его, -- что я не справился с этим врагом, не уяснил себе истину, не принял в себя Бога так, чтобы не быть уже в силах делать дурное. И искуплять нечего и некогда; нужно бороться, идти впередъ. Если же бы я и победил, опять искуплять будетъ некогда, п[отому] ч[то] откроется новая неусвоенная истина и непобежденная под ней сторона плоти. --
Как бы я желал помочь вам в вашей духовной работе, не силою, к[оторой] у меня нет, а любовью, моей такой же слабости.
Прощайте пока. Напишите поскорее, чтобы я знал про вас. Целую вас.
Л. Толстой.
Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан: "Толстой и Чертков", стр. 190. На подлиннике и собственноручной дате Толстого "З апреля" сделана приписка карандашом рукой Черткова: "93. М. N 328". Число 328 переправлено на 329.
Ответ на письмо от 28--31 марта, в котором Чертков писал: "Посылаю вам только что полученное мною письмо от Тернера. Поша мне говорил о доверии вашем и даже ваших ближайших "духовных придворных" ко мне в отношении практического осуществления издания вашей книги. И доверие это совершенно основательно. То, что с практической стороны до сих пор делается, т. е. переписка списков и сношения с переводчицами, делается, как вызнаете, по моему практическому совету лично вам. И благодаря этому вы только и имели возможность эти два года непрерывно работать над этим земным осуществлением вашей духовной жизни. -- Теперь хочу дать вам один второй практический совет; но не имея достаточно обособления здесь для того, чтобы мотивировать обстоятельно этот совет, буду рассчитывать на то, что в этой части практической области я уже заслужил достаточно авторитета в ваших глазах для того, чтобы вы внимательно вникли в суть того, что я сейчас наброшу конспектно. Еще одна оговорка раньше, чем начать: мне кажется, что мирская моя судьба тесно связана с судьбою внешнего осуществления этой книги во многих отношениях. Как например с того времени, как она "пойдет" к переводчикам остальным и следовательно по России. В эти две стороны ее непременно следовало пустить одновременно и сознательно, иначе пойдут "чтения" у переводчиков (конфиденциальные или собраниями); но будет аристократизм выбора слушателей и вообще первый период издания расквасится, как было с "Крейцеровой Сонатой" благодаря тому, что вы позволили Татьяне Андреевне унести черновой список. Но разница будет та, что теперь предмет шире, обнимая всё наше отношение к жизни на земле, и кавардак, который в первый период произошел в понимании "Крейцеровой Сонаты" со стороны общества, будет гораздо хуже, важнее и непоправимее, так как не только не позволят у нас в конце концов напечатать книгу, но будут, как я, конечно, только предполагаю, аресты официальные и неофициальные и проч., и проч., что устранит всякую возможность... Я уношусь в мотивировку, потому осаживаю себя.
... Хотел я конспектно сказать вот что. Все отношения с переводчиками какие-то фальшивые. Они хотят рассчитывать на то, что им было обещано; но обещать не надо, и потому скорее лучше не исполнять обещания, чем исполнять. Следовало бы так им всем и сообщить, что вместо статьи вышла книга и такого содержания, что в интересах ее содержания пришлось сначала напечатать в одной стране, а потом в печатном виде мы попросили, чтобы ее доставили каждому из остальных переводчиков одновременно. Это лучше всего, безопаснее от искажений для самой книги. Побочно же и вам и мне будет в хорошем смысле удобно и радостно: вам возможно будет за эти месяцы спокойно продолжать то, что нужно еще досказать вам людям вообще (и лучше всего в художественной форме, впрочем это глупо -- разве можно знать, в какой форме вынырнет?). А мне удобно тем, что я успею докончить начало назревших отраслей "Посредника" и оставить округленное дело в случае, если придется быть удаленным из общества людей. Переводчиков можно удовлетворить другою книгою вашею об искусстве, составление которой уже окончено. Она вышла прекрасная и с вступлением отмени о том, что это не ваше произведение, а моя компиляция ваших черновых и проч. Ничего, кроме хорошего, не может выйти. Она не то, что произведет эпоху, а вызовет -- назревшую эпоху в искусстве и науке. Пришлю вам ее на одобрение. Сами увидите и, думаю, дадите свое согласие. Письмо Тернера верните мне и листки из Дневника".
(1) Карл Иванович Тернер (о нем см. прим. к письму N 317). Письмо Тернера к Черткову от 5 апреля (нов. ст.?), с запросом о том, будет ли ему предоставлена рукопись книги Толстого "Царство Божие", хранится в АЧ. Ответ Черткова Тернеру не сохранился.
(2) Чертков переслал Толстому при письме от 26-30 марта листки из своего дневника, хранившиеся в папке с надписью, содержавшей просьбу, чтобы никто кроме Толстого и А. К. Чертковой не читал этих заметок.
(3) Об этом письме Черткова Бирюкову имеются сведения в письме И. И. Горбунова-Посадова к Черткову от 3 апреля, где упоминается, что Толстой приносил к П. И. Бирюкову письмо, в котором Чертков писал о смерти матери А. К. Чертковой, Ольги Иосифовны Дитерихс. Возможно, что Чертков переслал это письмо П. И. Бирюкову через Толстого, так как не знал точно, в Москве ли П. И. Бирюков или в Бегичевке, где он продолжал вести работу по кормлению голодающих.
(4) Среди известных редакции писем Толстого нет письма к Тернеру, являющегося ответом на его письмо к Черткову, и можно думать, что Чертков отвечал ему сам.
(5) Толстой послал рукопись книги "Царство Божие внутри вас" и Америку с профессором И. И. Янжулом, хотя и не считал эту рукопись совершенно законченной и продолжал над ней работать (см. письмо N 331). В Германию и Францию рукопись была послана несколько позднее, так как Толстой, продолжая обрабатывать заключительную главу этой книги, отложил посылку до полного окончания своей работы. Толстой послал рукопись "Царства Божия внутри вас" в Германию Р. Левенфельду, который перевел ее для книгоиздательства Киршнера (см. письма Киршнера к Толстому от 16 и 2; июня 1893 г., хранящиеся в АТ1;), и во Францию 11. Д. Гальперин-Каминскому, который перевел ее для книго-издательства Perrin et C-ie.
(6) Ольга Иосифовна Дитерихс, мать А. К. Чертковой. Скоропостижно скончалась 28 марта от кровоизлияния в мозг. О ней см. т. 86, стр. 97.
(7) Чертков, подыскивая себе помощника в редакционно-издательской работе по "Посреднику", обратился в конце марта 1893 г. с письмом и Л. Л. Толстому, приглашая его приехать в Ржевск и заняться делом "Посредника". Л. Л. Толстой ответил ему письмом от 31 марта, в котором писал, что предложение это для него "очень соблазнительно", но что "сейчас ехать... было бы неблагоразумно, не имея нужного здоровья и спокойствия". В письме от 2 апреля Л. Л. Толстой написал Черткову: "получил письмо от отца, где он советует мне съездить к тебе, говоря, что ты жалуешься ему, что все тебя забыли, но опять повторяю, что при всем желании я не могу этого сделать, тем более, что к нездоровью моему присоединяются и другие причины" (АЧ). Л. Л. Толстой, страдавший в это время нервным недомоганием, выражавшемся в резком упадке сил и подавленном душевном настроении, уехал в мае 1893 г. на кумыс и переговоры о его работе в книгоиздательстве "Посредник" более не возобновлялись.
(8) Толстой имеет в виду вапись в дневнике Черткова от 13 февраля 1893 г., в которой Чертков налагает свои мысли о значении "жизни в настоящем".
335.
1893 г. Апреля 27. Москва.
Я ужасно виноват перед вами, дорогой В[ладимир] Г[ригорьевич]. Хотел тогда же, получив ваше письмо, отвечать вамъ и не успел заметить, как прошло уже чуть не две недели. --
Все (1) моя работа. Кажется все не то и не так, что я пишу. Часто мне так кажется. Продолжаю однако настаивать на работе, п[отому] ч[то] знаю в глубине души, что пишу не для себя. Есть отрицательное дурное чувство: т.е. больно бы было, если бы вышло глупо, дурно, стыдно то, что я пишу; но нет положительного дурного чувства: т. е. не желаю славы людской и сейчас бы согласился ничего не писать, если бы только кто-нибудь за меня высказал то, что я хочу и считаю нужным.
Мы послали, как вы знаете, все 12 глав в Америку и дней 5 тому назад 11 глав в Германию, Штутгарт, (2) и Париж -- Гальперину (3) с тем, чтобы выслать последнюю главу 3-го с г-жей Шанкс, (4) к[оторая] едет в Лондон. Хочу кончить к этому дню. Всякий день думаю, что завтра кончу.
Так думаю и нынче, 27-го.
Лева, особенно дорогой мне и очень хорошо нравственно ростущий, Лева болен: худеет; страдаетъ желудком и очень слабеет. Он нынче уехал в деревню, в Ясную, и, как мне ни хотелось, чтобы он ехал к вам, я не стал уговаривать его. Это было бы бесполезно. Он слишком слаб теперь.
Евг[ений] Ив[анович] вероятно поедет к вам, отправить рукопись. (5)
Как вы управляетесь? Какъ ваше здоровье?
Вы правы в своем сравнении с моей ошибкой, целый ряд ошибок, в к[оторый] вас вовлекает соблазн неясного положения. -- Смысл ученья Хр[иста] в самых коротких словах вы знаете: не считать себя хозяином своей жизни, а посланником хозяина, Отца ее.
О "non agir" (6) не вспомню, да и мож[ет] быть не точно, кажется, вот что: всякое добро имеет свое противоположное зло. Для того, чтобы делать добро, надо прежде всего перестать делать зло, подойти к точке, где не делаешь зла. В нашей исполненной зла жизни едва ли это не высший идеал, к[оторый] мы можем ставить себе, и потому "non agir" есть для насъ великая добродетель. --
Мешает развитию разумения не столько больше всего, но одно, только одно -- ложь, лицемерие не перед людьми (перед людьми невинное сравнительно), а перед собой: делание подобие добра в тех делах, в к[оторых] не только не прекращено, но не признано зло. Мешает же этому признанию зла страх за то, что признание зла приведет меня к необходимости или тяжелых поступков, или признания своей негодности, слабости, гадости. Этого, я думаю, не надо бояться, и всеми силами уяснять себе зло, признавать его, делать из него все вытекающие из него выводы, не заботясь о том, что выйдет. Выйдет хорошо, п[отому] ч[то] в этом одном наша обязанность и наша сила и наша свобода.
Простите. Привет дорогой Гале.
Ваш Л. Т.
Хотел бы яснее написать, да не сумел.
Публикуется впервые. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: "М. 27 апр. 93. N 330", Датируется на основании слов Толстого: "нынче 27-го".
Толстой отвечает на письмо Черткова от 8 и 10 апреля. В первом из этих писем Чертков писал: "Дорогой друг Лев Николаевич, вы говорите, что хотели бы мне помочь. Вы и так мне много помогаете тем, что пишете мне, отвечаете хоть несколькими словами, не откладывая, на мои письма и вопросы... Пожалуйста сообщите мне, когда вы отошлете книгу немецким и французским переводчикам. Я, конечно, безусловно доверяю вашим поступкам в этом отношении тем более, что, не будучи около вас, и не призван принимать в этом участия. Но мне хотелось бы знать, когда книга отошлется во Францию, потому что мне представляется, что через несколько дней после этого она очень может быть через переводчика станет известна в наших правительственных сферах; а это последнее обстоятельство имеет для меня значение в, том смысле, что я хотел бы в таком случае своевременно принять некоторые чисто практические меры на случай могущих тотчас же после того состояться каких-нибудь внешних, насильственных изменений в моей обстановке и деятельности. -- Нет ли возможности мне получить окончание книги, которое я до сих пор и не видал. Пожалуйста поговорите об этом с Женей, не может ли он это устроить? Помимо моей особенно напряженной потребности прочесть это окончание, оно было бы удобно и со стороны лишнего списка в другом месте, которое я, разумеется, устраиваю насколько возможно благонадежнее.... Дела "Посредника", от которого хочу хоть временно освободиться, накопилось столько, что не знаю, как с ним справиться. Решил какбы взять отпуск примерно до 1 сентября, т. е. до этого срока прекратить всякую деловую переписку; но, во-первых, для этого надо сначала дня два посидеть за столом и сплавить всё накопившееся, а мне не дают посидеть два часа; а, во-вторых, от моего предстоящего летнего бездействия (по отношению к "Посреднику"), если решительно никто сколько-нибудь меня не заменит, дело непоправимо пострадает и потеряет многое, большим трудом добытое, и при том -- как раз в самое горячее время, когда, если бы еще немножко дотянуть, то оно совсем округлилось бы и стало бы на самостоятельную, независимую от денежных субсидий почву. Главное же не оправдаются вызванные ожидания со стороны многих и многих сотрудников и сочувствующих, в глазах которых это прекрасное начинание окончится провалом, как почти всё хорошее в России, где почему то люди лучше умеют и предпочитают изнывать или метаться, чем делать дело, какое бы то ни было. Я же решил во что бы то ни стало оставить на время это дело, которому я принадлежал 8 лет, так как у меня "дошло", и я должен временно освободить себя от всякого порабощения и принадлежать самому себе. Если людей нет у нас для такого дела, как "Посредник", то значит "Посредник" у нас и не нужен, а нужны земские начальники. Вы видите, что я раздражен. Я и не хочу этого скрывать от вас. Я сам себе мерзок; пусть буду мерзок и вам"...
В конце письма от 10 апреля, являющегося непосредственным продолжением предыдущего письма, Чертков писал: "...Я более всего недоволен своим материальным-имущественным положением. И хотя совершенно понимаю то, что вы мне на этих днях написали о том, что собственности не надо давать над собою власти, и совсем с этим согласен, но это еще далеко не разрешает моего затруднения. Мне кажется, что вам не так очевидна, как мне, полная разница между вашим и моим положением. Ведь вы в семье живете как бы в гостях, не солидарны с домашней обстановкой вашей семьи, и потому в ней не ответственны. В этом отношении положение ваше, хоть и очень тягостное, но простое и правильное. Вы в стороне. А когда приходилось вам принимать личное участие в распределении того, что юридически считается вашей собственностью, то вы тотчас же попадали в самые сложные и затруднительные условия и иногда, под впечатлением минуты, поступали, как вы потом сами сознавали, неправильно, как например, при вашем юридическом участии в дележе между вашими детьми. Я знаю, что вы в этом случае ошиблись, действуя под самым хорошим побуждением, желая избегнуть вражды и т. п.; но тем не менее я совершенно согласен с вами в том, что вы ошиблись и очень, ибо вам, как мне кажется, или нельзя было применять вами же отрицаемых ваших юридических прав собственности, или же, если смотреть на подпись юридических бумаг, как на простую формальность, то нужно было всё передать крестьянам. Упоминаю я об этой вашей ошибке совершенно для того, чтобы указать на то, что я постоянно и безостановочно нахожусь в том положении, в котором вы тогда оказались единовременно, и безостановочно делаю бесконечный ряд таких ошибок с утра до вечера, изо дня в день и из года в год; ибо, будучи в принципе единомыслен своею женою, я отвечаю за всю свою материальную обстановку, и живу не в гостях, а в тех условиях, которые сам создаю и поддерживаю сознательно и хладнокровно. Отрицая собственность, я ею пользуюсь для своей семьи. В этом то принципиальное противоречие, которое мне теперь не дает покоя. Кроме того вся моя обстановка, все отношения к окружающим людям меня коробят и мучают, ибо основаны на покупке чужого труда ограбленными деньгами. -- Пока не вижу никакого выхода. Но он и не откроется мне, если я не буду искать его и разбираться в своем положении. Вот за это самое мне и хочется взяться; и для этого я всеми силами стараюсь освободить себя от поработивших меня текущих занятий по "Посреднику".
Теперь о другом: вы бы оказали мне большую духовную услугу, дорогой Лев Николаевич, если бы в нескольких словах сообщили бы мне ваше понимание двух мыслей,о которых я слышал от лиц, слышавших их от вас, но не могших в точности мне пересказать ваши слова: 1) О точке non-agir [не делание] на линии между положительной и отрицательной деятельностью человека. 2) О том, почему рассудок сам по себе должен приводить к противоречию. 3) Если бы вдобавок вы сказали бы мне, что по вашему мнению больше всего мешает развитию разумения в человеке, то совсем удовлетворили бы меня и не могу высказать, как обрадовали бы".
(1) Абзац редактора.
(2) Первые одиннадцать глав книги "Царство Божие внутри вас" были высланы в город Штутгарт книгоиздателю Киршнеру, который первоначально хотел напечатать перевод этой книги в выдержках в издаваемом им журнале "Aus fremden Zungen", но согласился с желанием Толстого сразу выпустить эту книгу в отдельном издании.
(3) Илья Данилович Гальперин-Каминский (р. 1858)--переводчик. Перевел ряд произведений Толстого на французский язык. О нем см. прим. к письмам 1894 г., т. 67.
(4) Мария Яковлевна Шанкс (M. Shanks, р. 1866 г.) -- дочь владельца английской торговой фирмы I. Shanks в Москве. Училась в Школе живописи, ваяния и зодчества вместе с Т. Л. Толстой и высказывала сочувствие взглядам Толстого.
(5) Е. И. Попов помогал в это время Толстому, переписывая те исправления, которые Толстой вносил в рукопись книги "Царство Божие внутри вас" при ее окончательной обработке. Толстой предполагал, что по окончании этой работы, когда рукопись будет отправлена за границу для перевода на иностранные языки, Е. И. Попов сможет выехать к Черткову.
(6) Non agir -- неделание. Выражение это заимствовано Толстым из французского перевода книги китайского философа Лао-Тзе о пути добродетели, сделанного Ст. Жюльеном ("Le livre de la Voie et de la Vertu, compose dans le VI siecle avant l'ere chretienne par le philosophe La-Tseu, traduit en francais et publie avec le texte chinois et un commentaire par Stanislas Julien, Paris, 1847). Смысл его объяснен Толстым в статье "Неделание", законченной в августе 1893 г. и впервые напечатанной в журнале "Северный вестник" 1893 г., N 9, стр. 281--304.
336.
1893 г. Мая 3. Москва.
Дорогой друг Владимир Григорьевич,
Письмо это привезет вам Иван Михайлович Трегубов. (1) Вы верно слышали про него. Его почти выгнали из Московской духов[ной] академии, и мне пришла мысль, после последней телеграмы вашей Горбунову, предложить ему ехать к вам и помочь вам. (2) Так случилось, что никому не удалось поехать: мы (3) с Евгением Ив[ановичем] заняты окончанием, кот[орое] теперь наступило. Я завтра буду в Ясную и оставляю рукопись на попечение Ев[гения] Ив[ановича]. Горбунову нельзя б[ыло]. Лева болен. Но вы не упрекайте нас, милый друг. Мы больше, чем любим дело Посредника, мы все очень любим вас. Ну вот я и вздумал просить Трегубова. Он отлично владеет языком, очень трудолюбив, склонен к кабинетной работе и очень сверх того, что хороший, искренний челов[ек], еще и приятный должен быть сожитель.
Что (5) Аполлов? Как его здоровье? Напишите подробно. (6)
Он всем нам близкий и дорогой человек.
Что (7) Галя?
Так вот. Дай Бог, чтобы вы отдохнули, с новой энергией взялись за опять ставшее мне более близкимъ дело Посредника и уяснили себе то, что хотите.
Прощайте, привет вашим, Аполлову и дорогому Матв[ею] Николаевичу.
Л. Толстой.
Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в ТЕ 1913, стр. 102. На подлиннике надпись рукой Черткова черным карандашом: "М. 9 мая 93 N 330". Число "330" переделано на 331. Дата определяется словами: "завтра еду в Ясную". -- Толстой выехал в Ясную поляну 4 мая и, следовательно, письмо надлежит датировать 3 мая. Дата Черткова в данном случае является датой получения, так как И. М. Трегубов, с которым было отправлено это письмо, приехал к Черткову 9 мая.
(1) Иван Михайлович Трегубов (1858--1931), сын священника. Окончил Полтавскую духовную семинарию в 1882 году, в 1884--1890 гг. состоял воспитателем в полтавском духовном училище, с 1891 по 1893 г. состоял студентом Московской духовной академии, которую покинул вследствие своего разрыва о церковью. В 1891 г. лично познакомился с Толстым. В 1893 г. начал работать в "Посреднике", поселившись у Черткова в Ржевске, затем стал помогать Черткову в собирании материалов о сектантах и их преследованиях со стороны правительства и церкви. Вместе с Чертковым и Бирюковым подписал в 1896 г. воззвание о помощи преследуемым духоборцам, озаглавленное "Помогите", за что был выслан в 1897 г. в Курляндскую губернию, где оставался до 1901 года, когда получил разрешение выехать ва границу. Вернувшись в Россию в 1905 г., установил тесные связи с различными сектантами. Написал ряд статей о русском сектантстве. Умер в Казакстане 22 июля 1931 г. Об И. М. Трегубове см. письма 1891 г., т. 66.
(2) И. И. Горбунов-Посадов, затрудняясь поехать к Черткову, с своей стороны рекомендовал И. М. Трегубова, как своего заместителя, который будет очень полезен Черткову в качестве его помощника в редакционно-литературной работе по издательству "Посредник". Письма И. И. Горбунова к В. Г. Черткову от 30 апреля и 8 мая 1893 г. хранятся в АЧ.
(3) Слово мы написано по слову я.
(4) В день отъезда в Ясную Поляну Толстой решил взять с собой рукопись "Царство Божие внутри вас" и закончил работу над ней 13 мая.
(4) В этот день он отослал ее Е. И. Попову с просьбой переписать вновь написанное и послать рукопись за границу переводчикам. См. письмо Толстого к Е. И. Попову от 13 мая 1893 г., т. 66.
(5) Абзац редактора.
(6) Ответ Черткова о здоровии А. И. Аполлова см. в примечаниях к письму N 338.
(7) Абзац редактора.
337.
1893 г. Мая 20. Я. П.
20 Мая. Ясн. Пол.
У меня впечатление то, что письма мои к вам были последние, и потому жду от вас известий, но кроме того еще и то чувство, что хочется общения с вами, и потому пишу вам.
Я (1) давно не испытывал того чувства свободы мысли, к[оторое] испытываю теперь, отослав последнюю главу. (2) Я заболел, и эта болезнь была последним толчком, оторвавшим меня от писанья. А то я до сих пор бы не кончил. И все недоволен -- и с полным основанием -- заключением. Одно, что утешает меня, так это то, что то, что мне хотелось сказать и я не досказал, если Бог велит, я скажу другой раз и в другом месте.
Теперь (3) я совсем здоров, -- болезнь была небольшая желудочная лихорадка -- и пересматриваю начала и примериваюсь к тому или другому делу, и истинно не знаю, какое нужнее, угоднее Богу; хотелось бы только этим руководиться. Вашей статьи о пол[овых] отн[ошениях] у меня нет. Я писал Попову, чтобы, если она у него, он бы выслал ее. Тоже подумываю и о науке и искусстве. Обещал еще предисловие к Мопасану и Амиелю. И то и другое можетъ иметь свою пользу. Предисловие к Мопасану в связи с статьей о пол[овых] отпош[ениях]. Да 4 начала повестей, кот[орые] тоже манят к себе.
Вот тут, когда стоишь перед таким выбором, ясно чувствуешь, как независима от нашей воли наша лучшая, важнейшая, высшая деятельность (как вы это мне как то совершенно справедливо сказали или написали), как добрая возможная наша деятельность есть только одна, как один тесный путь, а свобода есть только в выборе недоброго. Можно выбирать между воровством, грабежом, тщеславием, но в доброй жизни нет выбора, есть только отречение от своей воли и следование воле Пославшего, состоящей в служении ему. Свобода только в том, чтобы выбрать путь несвободы, отрекаясь от свободы, или обратное.
Так я это чувствую теперь по отношению той работы, которую мне следует избрать. И так как мне хочется быть свободным, то я и жду ясного указания несвободного пути. Разумеется, как и во всем, дьявол караулит нас на всех перекрестках, и можно ошибиться. Но я хочу сказать, что я только этим могу объяснить теперешнее свое невольное бездействие при сильнейшем желании не потратить даром даваемые мне пока пославшим меня последние дни, при привычке необходимости работать, чтобы не чувствовать слишком мучительно ложь окружающей меня и моей жизни, и при той привлекательности для меня всех зовущих меня к себе тем работы.
Вы знаете вероятно, что Маша и Лева уехали в Самару. Мы же с Таней едем завтра, 21, в Бегичевку, где пробудем около недели. Там все разъехались, а помощь продолжается, и я боюсь, что там путаница. Надо быть там и постараться довести до конца это мучительное и соблазнительное дело. Слышу, что у вас, т. е Галя и маленький здоровы. Очень радуюсь. Но очень, очень жалею милого Аполлова, к[оторого] мне так досадно и больно, что не удалось увидать в Москве.
Передайте мой привет Ив[ану] Михайлов[ичу].
Л. Толстой.
Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в ТЕ 1913, стр. 102--103 и Б, III. Гиз, стр. 207. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: "N 331". Число 331 исправлено на 332.
(1) Абзац редактора.
(2) Т. Л. Толстая в письме от 1 мая 1893 г. писала Черткову о настроении Толстого после окончания "Царства Божия": "Папа кончил свою книгу и послал конец Евгению Ивановичу в Москву. Он точно осиротел без этой привычной работы и без Маши, которая с Левой поехала в Самару" (АЧ).
(3) Абзац редактора.
* 338.
1893 г. Мая 21. Я. П.
Сейчас получил ваше письмо, а вчера отправил свое. Как мне грустно за Аполлова и Барыкову. (1) Очень грустно. Такие близкие дорогие люди. Аполлову я напишу, если успею, сейчас, а Барыковой, к[оторую] я знаю с двух сторон, и с вашей, и со стороны Юнге, (2) ее и моей троюродной сестры, скажите, пожалуйста, от меня, что она мне много дала доброго, поддерживающего, бодрящего. (3) Напишите от нее и о ней.
Л. Т.
Рукопись исповеди (4) должна быть у Попова. Если нет, то я сыщу ее и пришлю.
Не успею написать толком Аполлову и посылаю это, как есть. Даром написал.
Мы сейчасъ едем с Таней в Бегичевку. (5)
Успею я или не успею написать Аполлову, а зовите его и посылайте к нам на кумыс, туда, где теперь Маша и Лева. (6)
Непременно посылайте. Я даже мечтаю сам поехать туда.
Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в ТЕ 1913 г., стр. 103. На подлиннике черным карандашом рукой Чорткова надпись: "Я. П. 21 мая 93 N 333". Число 333 переделано из 332. Датировка Черткова подтверждается словами Толстого в комментируемом письме: "мы сейчас едем с Таней в Бегичевку" -- Л. Н. и Т. Л. Толстые уехали в Бегичевку 21 мая.
Толстой отвечает на письмо от 16 мая, в котором Чертков писал: "Дорогой Лев Николаевич, спасибо вам за ваши два добрые письма, одно по почте, другое с Трегубовым. Не могу сейчас писать вам обстоятельно, потому что уже поздно, а завтра рано уезжаю в Новороссийск к Барыковой, которая, кажется, при смерти. Вероятно буду в отсутствии около недели. Сейчас пишу только для того, чтобы вы знали, что мы живы. Гале гораздо лучше. Аполлов уехал к себе на родину в Костромскую губ., как он думает, месяца на два. Но он очень плох. Доктор признал начало чахотки и расстройство кишечника. Ему было бы хорошо съездить на кумыс, но трудно его уговорить. Пожалуйста напишите мне, есть ли какая-нибудь возможность ему попить кумыс в Самарском имении, принадлежащем вашей семье? Он, я думаю, скорее согласился бы поехать туда, чем в кумысное наведение. Главное же то, что он душевно как-то очень ослаб. Верит в медицину, опустился духом с тех пор, как доктор сказал ему, что у него начало туберкулеза, следит за своей температурой (у него ежедневная лихорадка) и то воображает, что он не поправится, то утверждает, что совсем здоров; стал раздражителен и т. п. Вследствие отсутствия энергии и ровности духа ему, конечно, хуже. Я уверен, что душевно и духовно ободрительное письмо от вас ему очень помогло бы в этом отношении. Это для его здоровья важнее всяких лекарств и лечений. Если будете писать, то адресуйте на мое имя для передачи ему. -- Вчера я вернулся от Русанова на Воронежа, где пробыл день, чтобы взять у него его работу над сводом ваших мыслей. Здоровье его всё также. Духом он бодр и полон вами. Они теперь поехали в деревню.