НАСЛЕДСТВО "БЕДНОЙ ЛИЗЫ". Карамзин

ПетрВайль, Александр Генис. Родная Речь. Уроки Изящной Словесности

---------------------------------------------------------------"НЕЗАВИСИМАЯ ГАЗЕТА" 1991, МОСКВАББК 83. ЗР1 В 14ПРЕДИСЛОВИЕ АНДРЕЯ СИНЯВСКОГО --------------------------------------------------------------- П.Вайль и А. Генис -- русские писатели, сформировавшиеся на Западе -- авторыувлекательныхитонкихэссе.Всвоейновойкнигесблеском, остроумием и изяществомавторы демонстрируют свежий и нетрадиционный взгляд на русскую литературу.

Всамомимени Карамзин -- звучит некая жеманность. Не зря Достоевскийперевралэту фамилию, чтобы высмеять в "Бесах" Тургенева.Так похоже,чтодаже не смешно.

Ещенедавно,дотого,каквРоссииначалсябум,произведенныйвозрождениемего"Истории", КарамзинсчиталсявсеголишьлегкойтеньюПушкина.Ещенедавно Карамзинказался элегантными легкомысленным, вродекавалерас полотен Буше и Фрагонара, воскрешенныхпотом художниками"Мираискусства".

Авсепотому,чтопроКарамзинаизвестно,чтоонизобрелсентиментализм. Как все поверхностныесуждения, и этосправедливо, хотя быотчасти. Чтобы читать сегодня повести Карамзина, надо запастись эстетическимцинизмом, позволяющим наслаждаться старомодным простодушием текста.

Темнеменее,однаиз повестей,"Бедная Лиза"-- благотам всегосемнадцатьстраниц и все про любовь -- все же живет в сознании современногочитателя.

Бедная крестьянская девушка Лизавстречает молодого дворянинаЭраста.

Уставший ответреного света,онвлюбляется внепосредственную,невиннуюдевушкулюбовьюбрата.Однаковскореплатоническаялюбовьпереходит вчувственную. Лизапоследовательнотеряетнепосредственность, невинность исамого Эраста -- онуходит на войну. "Нет, он в самомделе был в армии, новместо того, чтобы сражатьсяс неприятелем, играл в карты и проигралпочтивсе своеимение".Чтобы поправить дела,Эрастженится на пожилой богатойвдове. Узнав об этом, Лиза топится в пруду.

Большевсегоэтопохоже налибреттобалета. Что-то вроде "Жизели".Карамзин,использовав расхожийвте времена сюжетевропейскоймещанскойдрамы,перевел егоне только нарусскийязык, но ипересадил на русскуюпочву.

Результатыэтого незатейливого опытабылиграндиозными.Рассказываясентиментальнуюислащавуюисториюбедной Лизы, Карамзин --попутно--открыл прозу.

Онпервыйсталписать гладко.Вего сочинениях (не стихах!)словасплеталисьтаким правильным, ритмическим образом, что у читателя оставалосьвпечатлениериторическоймузыки.Гладкоеплетениесловесоказываетгипнотическоевоздействие. Это своегорода колея,попавв которую уже неследует слишкомзаботитьсяосмысле:разумная грамматическая истилеваянеобходимость сама его создаст.

Гладкость в прозе -- то же,что метр и рифма в поэзии. Значениеслов,оказавшихся вжесткой схеме прозаическогоритма, играет меньшую роль,чемсама эта схема.

Вслушайтесь: "В цветущей Андалузии -- там, где шумят гордые пальмы, гдеблагоухаютмиртовыерощи, где величественный Гвадалквивиркатитмедленносвои воды, где возвышается розмарином увенчанная Сиерра-Морена,-- там увиделя прекрасную". Столетиеспустя с темже успехомитакже красивописалСеверянин.

Втенитакойпрозыжили многие поколения писателей.Они,конечно,избавлялись понемногу от красивостей, но -- не от гладкости стиля. Чемхужеписатель,тем глубже колея,вкоторойон елозит.Тем больше зависимостьпоследующего слова от предыдущего.Тем вышеобщая предсказуемостьтекста.Поэтому романСименона пишется занеделю, читается за двачаса и нравится

всем.

Великиеписателивсегда, а в XX веке особенно, сражались с гладкостьюстиля, терзали, кромсали и мучили его. Но до сих пор подавляющее большинствокниг пишется той же прозой, которую открыл для России Карамзин.

"БеднаяЛиза"появиласьнапустомместе.Еенеокружалгустойлитературныйконтекст.Карамзин водиночкураспоряжался будущимрусскойпрозы--потому, что егоможнобыло читатьне толькодлятого,чтобывозвыситьсядушойиливынестинравственныйурок,адляудовольствия,развлечения, забавы.

Чтобы тамниговорили, авлитературеважны неблагие намеренияавтора, а егоспособностьувлечь читателя выдумкой. ИначебывсечиталиГегеля, а не "Графа Монте-Кристо".

Итак,Карамзин"БеднойЛизой"угодилчитателю.Русская литературазахотелаувидеть в этой маленькой повести прообраз своего светлого будущего-- иувидела. Она нашла в "Бедной Лизе" беглый конспект своих тем и героев.Там было все, что ее занимало и занимает до сих пор.

Впервуюочередь--народ.ОпереточнаякрестьянкаЛизасеедобродетельной матушкойпородилабесконечную череду литературных крестьян.Уже уКарамзина лозунг "правда живет не в дворцах, а хижинах"звал к тому,чтобыучитьсяународаздоровомунравственномучувству.Всярусскаяклассика,втойили инойстепени, идеализироваламужика.Кажется,чтотрезвыйЧехов (рассказ "В овраге" ему долго немогли простить) был едва лине единственным, кто устоял перед этой эпидемией.

Карамзинскую Лизу можно и сегодня обнаружить у "деревенщиков". Читая ихпрозу,можно быть заранее уверенным,что праввсегда окажется человекизнарода.Вот так в американских фильмах не бываетплохих негров. Знаменитое"под черной кожей бьется сердце тоже" вполне применимо к Карамзину,которыйписал:"Икрестьянкиумеютлюбить".Естьтутэтнографическийпривкусколонизатора, мучимого угрызениями совести.

Эрасттожемучается:он"былдоконцажизнинесчастлив".Этойнезначительнойрепликетожесужденабыладолгаяжизнь. Из неевырослазаботливо лелеемая вина интеллигента перед народом.

Любвик простому человеку, человекуиз народа,отрусского писателятребуюттак давноистакой настойчивостью,что нам покажется моральнымуродом любой,кто ее недекларирует. (Естьли русская книга,посвященнаявиненародаперед интеллигенцией?)Междутем, этоотнюдьнетакаяужуниверсальная эмоция. Мы ведь не задаемся вопросом -- любил ли простой народГораций или Петрарка.

Только русская интеллигенция страдала комплексом виныв такой степени,чтоторопиласьотдатьдолгнародувсемивозможнымиспособами--отфольклорных сборников до революции.

У Карамзина все этисюжеты уже есть, хотя ив зачатке. Вот, например,конфликт города и деревни, который продолжает питать русскую музу и сегодня.Провожая Лизу в Москву, где та торгует цветами, матьееговорит:"Уменявсегда сердце не бывает на месте, когда ты ходишь в город,явсегда ставлюсвечуперед образом имолю Господа Бога, чтобы он сохранил тебяот всякойнапасти".

Город--средоточиеразврата.Деревня--заповедникнравственнойчистоты.Обращаясь тутк идеалу"естественного человека" Руссо, Карамзин,опять-такипопутно,вводитвтрадицию деревенскийлитературныйпейзаж,традицию,котораярасцветалауТургенева,ис техпорслужитлучшимисточникомдиктантов:"На другойстороне реки виднадубоваяроща, подлекоторой пасутся многочисленныестада, таммолодые пастухи, сидяпод тениюдерев, поют простые, унылые песни".

Содной стороны--буколическиепастухи, с другой -- Эраст, который"велрассеянную жизнь, думалтолькоосвоих удовольствиях,искалихвсветских забавах, но часто не находил: скучал и жаловался на судьбу свою".

Конечно же,Эраст могбыбыть отцомЕвгенияОнегина. Тут Карамзин,открывая галерею "лишних людей", стоит у истока еще одной мощной традиции --изображенияумныхбездельников,которымпраздностьпомогаетсохранитьдистанцию между собой и государством. Благодаря благословенной лени,лишниелюди --всегда фрондеры, всегдав оппозиции. Служи они честно отечеству, уних бы не оставалось времени на совращение Лиз и остроумные отступления.

Ктомуже,еслинародвсегдабеден,толишниелюдивсегдасосредствами,дажееслионипромотались,какэтослучилосьсЭрастом.Безалаберное легкомыслиегероев в денежных вопросах избавляетчитателяотмелочных бухгалтерских перипетий, которыми так богаты, например, французскиероманы XIX века.

УЭрастав повести нетдел,кроме любви. И тут Карамзин постулируеточередную заповедь русской литературы: целомудрие.

Воткак описанмомент падения Лизы: "Эраст чувствует в себе трепет --Лиза также, не зная отчего -- не зная, что с нею делается... Ах, Лиза, Лиза!Где ангел-хранитель твой? Где -- твоя невинность?"

Всамомрискованномместе--однапунктуация:тире,многоточие,восклицательные знаки. Иэтому приему было сужденодолголетие.Эротикавнашей литературеза редкимиисключениями(бунинские"Темные аллеи") былакнижной,головной.Высокая словесность описывалатольколюбовь, оставляясекс анекдотам. Об этом и напишет Бродский: "Любовь как акт лишена глагола".Из-за этого появятся Лимонови многие другие, пытающиеся этот глагол найти.Но нетак-то просто побороть традицию любовныхописаний припомощи знаковпрепинания, если она родилась еще в 1792 году.

"Бедная Лиза" -- эмбрион, из которого выросла наша литература. Ее можноизучать как наглядное пособие по русской классической словесности.

К сожалению, очень долго у основателя сентиментализма читатели замечалиодни слезы. Их, действительно, у Карамзина немало. Плачет автор: "Я люблю тепредметы, которыезаставляют меня проливать слезы нежнойскорби". Слезливыего герои: "Лиза рыдала -- Эраст плакал". Даже суровые персонажи из "Историигосударства Российского" чувствительны: услышав, что Иван Грозный собираетсяжениться, "бояре плакали от радости".

Поколение, выросшее на Хемингуэе иПавке Корчагине,этамягкотелостькоробит.Новпрошлом,наверное,сентиментальностьказаласьболееестественной. Ведьдаже героиГомерато иделозаливались слезами. Ав"Песни о Роланде" постоянный рефрен -- "рыдали гордые бароны".

Впрочем,всеобщееоживлениеинтересакКарамзину,можетбыть,свидетельствотого,чтоочередной витоккультурной спиралиинстинктивноотрицаетужеприевшуюсяпоэзию мужественногоумолчания,предпочитаяейкарамзинскую откровенность чувств.

Самавтор"БеднойЛизы"сентиментализмомувлекался в меру.Будучипрофессиональным литераторомпочтивсовременномсмыслеэтого слова, ониспользовалсвоеглавноеизобретение-- гладкопись -- длялюбых,частопротиворечивых целей.

В замечательных "Письмах русского путешественника", написанных вто жевремя, что и "Бедная Лиза", Карамзин уже и трезв, и внимателен, и остроумен,иприземлен. "Ужин наш состоял из жареной говядины, земляных яблок, пудингаи сыра". А ведь Эраст пил одно молоко, даи то изрук любезной Лизы. Геройже "Писем" обедает с толком и расстановкой.

Путевые заметки Карамзина, изъездившего пол-Европы, даеще вовременаВеликойфранцузской революций -- чтениепоразительноувлекательное. Как илюбые хорошие дневникипутешественников, эти"Письма"замечательнысвоейдотошностью и бесцеремонностью.

Путешественник-- даже такой образованный,какКарамзин-- всегда вчужом краю выступаетвроли невежды.Он поневоле скорнавыводы. Его несмущает категоричностьскороспелых суждений.В этом жанре безответственныйимпрессионизм -- вынужденная и приятная необходимость."Немногие цари живуттаквеликолепно, каканглийские престарелые матрозы".Или-- "Сияземлягораздо лучше Лифляндии, которую не жаль проехать зажмурясь".Романтическоеневежество лучшепедантизма. Первоечитателипрощают,второе -- никогда.

Карамзинбылоднимиз первыхрусских писателей, которомупоставилипамятник.Но,конечно,неза"БеднуюЛизу",аза 12-томную"ИсториюГосударстваРоссийского".Современникисчиталиееважнее всего Пушкина,потомки не переиздавали сто лет. И вдруг "Историю" Карамзина открыли заново.Вдругонасталасамымгорячимбестселлером.Какбыэтотфеноменниобъясняли,главная причинавозрожденияКарамзина -- его проза, всета жегладкостьписьма.Карамзинсоздалпервую "читабельную"русскую историю.Открытыйим прозаический ритм былнастолько универсален, что сумел оживитьдаже многотомный монумент.

История существует у любого народа только тогда,когдао ней написаноувлекательно. Грандиозной персидской империи не посчастливилось родить своихГеродотовиФукидидов,и древняяПерсия сталадостояниемархеологов, аисториюЭллады знает илюбиткаждый. То же произошло сРимом. Не было быТитаЛивия,Тацита, Светония, может быть, ине назывался быамериканскийсенат сенатом. А грозные соперники Римской империи -- парфяне -- не оставилисвидетельств своей яркой истории.

Карамзин сделал длярусской культуры то же, что античныеисторики длясвоихнародов.Когдаеготруд вышелв свет,ФедорТолстой воскликнул:"Оказывается, у меня есть отечество!"

ХотьКарамзин былне первыми неединственнымисториком России, онпервыйперевелисториюнаязыкхудожественнойлитературы,написалинтересную, художественную историю, историю для читателей.

В стилесвоей"ИсторииГосударстваРоссийского"он сумелсраститьнедавноизобретеннуюпрозу с древнимиобразцамиримского,прежде всего,тацитовского лаконического красноречия: "Сей народ водной нищете искал длясебя безопасность", "Елена предавалась в одно время и нежностямбеззаконнойлюбви и свирепству кровожадной злобы".

Только разработав особый язык длясвоего уникальноготруда,Карамзинсумел убедить всехвтом, что "история предков всегдалюбопытна для того,кто достоин иметь отечество".

Хорошо написанная история -- фундамент литературы. Без Геродота не было

бы Эсхила.Благодаря Карамзину появилсяпушкинский"БорисГодунов".БезКарамзина в литературе появляется Пикуль.

ВесьXIX век русскиеписатели ориентировались на историю Карамзина. ИЩедрин, и А. К.Толстой,иОстровский, воспринимали"Историю ГосударстваРоссийского" как отправную точку,как нечто самособой разумеющееся. С ней

частоспорили, еевысмеивали,пародировали, нотолькотакое отношение иделает произведение классическим.

Когдапослереволюциирусскаялитературапотерялаэту,ставшуюестественной, зависимость от карамзинской традиции, разорвалась долгая связьмежду литературой и историей (не зря вяжет "узлы" Солженицын).

Современной словесноститакнехватает новогоКарамзина.Появлениювеликого писателя должно предшествовать появление великого историка – чтобыиз отдельных осколков создаласьгармоническаялитературная панорама, нуженпрочный и безусловный фундамент.

XIX век такой основойобеспечил Карамзин. Он вообще очень много сделалдля столетия,о которомписал:"Девятыйна десятьвек!Скольков тебеоткроется такого,что мы считали тайной". Но сам Карамзин всеже остался ввосемнадцатом.Его открытиямивоспользовалисьдругие.Какойбыгладкойкогда-тониказалась его проза, сегоднямычитаем еесностальгическимчувством умиления, наслаждаясь темисмысловыми сдвигами, которые производитвстарыхтекстах времяи которые придают старымтекстам слегка абсурдный

характер -- как уобэриутов: "Швейцары! Неужели можетевы веселиться такимпечальнымтрофеем?Гордясьименем швейцара, не забывайтеблагороднейшегосвоего имени -- имени человека".

Такилииначе,на почве, увлажненной слезамибеднойЛизы,выросли

многие цветы сада российской словесности.