Восьмой час вечера. Понедельник.
Дорогой длинноногий дядюшка! Надеюсь, Вы не тот попечитель, который сел на жабу? Говорят, она так и лопнула; видимо — он толще Вас.
Помните, в приюте, перед подвальными окнами, были такие выемки с решеткой? Весной, когда начинался жабий сезон, мы ловили жаб и держали их там. Иногда они забирались в подвал, в прачечную, и вызывали приятное оживление. Нас строго наказывали, но мы не сдавались.
И вот, однажды… не хочу утомлять Вас подробностями, скажу только, что большая, прекрасная, увесистая жаба оказалась в одном из кресел, которые стоят в попечительской комнате, а в этот день как раз было заседание… Наверное, Вы тоже пришли и все сами знаете?
Бесстрастно озирая прошлое, должна признать, что наказание было вполне заслуженным.
Сама не пойму, с чего я развспоминалась? Наверное, весна, и первые жабы пробудили былую страсть. Но жаб собирать я не стану, ведь здесь это не запрещено.
После церкви, в четверг.
Как Вы думаете, какая моя любимая книга? (Сейчас ведь я меняю мнение каждый третий день). «Грозовой перевал». Эмилия Бронте была совсем молоденькой, когда это написала, и ничего не видела, кроме кладбища в Хэворте. Она ни одного мужчины не видела — как же она могла вообразить человека вроде Хитклифа?
Я бы не могла, а ведь я тоже молода и ничего не видела, кроме приюта Джона Грайера, — значит, шансы одинаковые. Иногда на меня нападает ужас: а вдруг я — не гений. Будете Вы разочарованы, если из меня не выйдет великой писательницы? Весной, когда все так красиво и зелено, меня подмывает забросить уроки и убежать на простор. Сколько там приключений! Гораздо приятнее пережить что-то, чем описать.
— У-а!!!
Это кричат Салли, Джулия и даже старшая, а крик вызван отвратительной сороконожкой. Когда я кончила последнюю фразу и думала, о чем бы еще написать — плюх! — она упала с потолка рядом со мной. Я опрокинула две чашки чая, отскакивая в сторону. Салли придавила ее моей головной щеткой, к которой я больше не притронусь, и убила передний конец, но двадцать задних ног скрылись под письменным столом. Это здание очень старое, оно увито плющом, а потому кишит сороконожками. Отвратительные твари. Я скорее согласилась бы увидеть тигра под кроватью.
Пятница, 9.30 вечера.
Сколько было неприятностей! Я не слыхала утреннего звонка, потом оборвала шнурок от ботинка, когда торопилась одеться, потом запонка от воротничка упала куда-то внутрь. Я опоздала к завтраку и на первый урок. Кроме того, я забыла взять промокашку, а перо текло. На тригонометрии мы с преподавательницей поспорили о логарифмах. Оглядываясь назад, полагаю, что права она. К обеду подали баранье рагу и ревень — ненавижу и то и другое, напоминает приют. Почта не принесла ничего, кроме счетов (хотя, должна признаться, я ничего иного не получаю, семья моя писать не охотница). На уроке английского неожиданно дали такую письменную работу:
Я ничего не просила,
Он ничего не ответил.
Я предложила жизнь,
Торговец же — улыбнулся:
«Бразилия?»
Он повертел пуговицу и сказал:
«Мадам, ничего иного
Мы предложить не можем».[6]
Это — стихи. Не знаю, кто их написал и что они значат. Это висело на доске, когда мы пришли в класс, и нам предложили прокомментировать. Прочитав первое четверостишие, я подумала, что торговец — это Бог, раздающий дары за добрые дела, но, дойдя до второго и обнаружив, что он вертел пуговицу, я решила, что мое предположение кощунственно, и поспешила изменить мнение. Остальные тоже ничего не поняли, и так мы сидели три четверти часа перед белыми листами бумаги. Да, образование — дело нелегкое!
Но день еще не кончился. Худшее было впереди.
Шел дождь, мы не могли играть в гольф, а пошли в гимнастический зал. Девочка, стоявшая рядом со мной, ударила меня по локтю индийской палицей. Я ушла к себе, и оказалось, что пришло мое новое синее платье, но юбка такая узкая, что я не могу сесть. Пятница — день уборки, и горничная перепутала у меня на столе все бумаги. На десерт у нас был «могильный камень» (молочное желе с ванилью). Нас задержали в церкви на двадцать минут, чтобы прочесть проповедь о женственной женщине. И когда я, наконец, со вздохом облегчения села у себя за «Портрет одной дамы»,[7]пришла девочка по фамилии Аккерли, ужасно глупая. Она сидит рядом со мной на латыни, потому что тоже начинается на А (почему миссис Липпет не назвала меня какой-нибудь Цабрисской?). Явилась она спросить, с какого параграфа начинается урок в понедельник — 69 или 70 — и пробыла ровно час! Только что ушла.
Слыханное ли дело, столько неудач подряд? Не крупные несчастья требуют сил, каждый может в исключительный момент проявить величие духа и взглянуть в глаза трагедии; а вот встречать с улыбкой повседневные мелочи — тут, по-моему, нужен характер.
Его я развиваю. Я представляю себе, что жизнь — игра, и надо сыграть ее как можно лучше. Проиграю — пожму плечами и засмеюсь. Выиграю — то же самое.
Во всяком случае, я стану твердой. Вы не услышите от меня ни одной жалобы на то, что у Джулии шелковые чулки, а сорокононожки валятся с потолка.
Ваша Джуди.
Жду ответа.
27 мая.
Длинноногому дядюшке, эсквайру. Дорогой сэр! Я имела честь получить письмо от миссис Липпет. Она выражает надежду, что я успешно подвизаюсь на ниве знаний. Поскольку мне некуда поехать на лето, она предлагает мне посетить приют Джона Грайера и работать за кров и пропитание до конца каникул.
Я НЕНАВИЖУ ПРИЮТ ДЖОНА ГРАЙЕРА.
Лучше умереть, чем поехать туда!
Искренно преданная Вам ДЖЕРУША АББОТ.
30 мая.
Cher Oncle Jambes-Longs![8]Vous etes un[9]молодец. Je suis tres heureuse,[10]что поеду на ферму, parce-que je n'ai jamais[11]там не была и ни за что не хочу returnez-chez[12]в приют et[13]мыть посуду tout l'ete.[14]Случилось бы что-нибудь affreus,[15]потому что я потеряла все мое humilite[16]и сорвалась бы quelque jour[17]и перебила бы dans la maison[18]все чашки и блюдца. Pardon brevete[19]и бумагу. Je nе реuх pas[20]сообщить des nouvelles parce-que je suis dans[21]французском уроке et j'ai peur que Monsieur le Professeur[22]сейчас меня вызовет. Так и есть!
Аи revoir, Je Vous aime beau-coup.[23]Жюди.
30 мая.
Дорогой дядюшка!
Видели Вы когда-нибудь наш колледж? (Вопрос — риторический, не обращайте на него внимания.) В мае тут — райская красота. Все кустарники в цвету, деревья в зелени, даже старые сосны кажутся свежими и молодыми. Трава пестрит желтыми одуванчиками и сотнями девочек в розовых, белых и голубых платьях. Все веселы и беззаботны — скоро каникулы, экзамены не в счет.
Разве это не блаженство? Ах, дядюшка! Я — самая счастливая из всех. Ведь я больше не в приюте, я не сиделка, не машинистка, не счетовод (а была бы, если б не Вы!).
Мне жаль, что я бывала плохой.
Мне жаль, что я дерзила миссис Липпет.
Мне жаль, что я шлепала Фредди Перкинса.
Мне жаль, что я сыпала в сахарницу соль.
Мне жаль, что я строила рожи за спиной попечителей.
Я буду доброй, ласковой и кроткой со всеми, потому что я счастлива. Летом я буду писать, писать, писать — и стану великой писательницей. Разве это не высокая цель? У меня будет чудесный характер! Он портится от холода и несчастья, но расцветает от солнца.
Впрочем, так у всех. Я не согласна, что неудачи, огорчения и разочарования развивают нравственную силу. Только счастливые люди просто лопаются от добродушия. Я не верю мизантропам (хорошее слово, только осваиваю). Вы часом не мизантроп?
Я начала рассказывать о колледже. Мне очень хотелось бы, чтобы Вы приехали сюда и я Вам все показала:
«Вот это — библиотека. А это, дорогой дядюшка, — газовый завод. Готическое здание налево от Вас — гимнастический зал, а здание в стиле Тюдоров — новая больница».
О, я умею прекрасно показывать. Я всю жизнь делала это в приюте и целый день — здесь. Нет, правда!
И кому? Мужчине!
Это было просто замечательно. Раньше я никогда не разговаривала с мужчинами (кроме попечителей, они не в счет). Прошу прощения! Я не хотела Вас обидеть — Вы для меня не попечитель. Вы случайно попали в это правление. Попечитель как таковой — жирный, важный и благодушный. Он гладит детей по головке и носит золотую цепочку для часов.
Это больше похоже на майского жука, но я имела в виду любого попечителя, кроме Вас.
Однако я отвлеклась.
Итак, я гуляла, разговаривала и пила чай с мужчиной. И не с каким-нибудь, а с мистером Джервисом Пендльтоном, из того же царского дома, что Джулия. Он ее дядя, говоря короче (надо бы сказать «длиннее» — он такой же высокий, как Вы). Приехав по делам в город, он решил заглянуть к нам и навестить племянницу. Он младший брат ее отца, но она с ним не очень дружит. Кажется, он взглянул на нее, когда она была совсем маленькая, она ему не понравилась и с тех пор он не обращает на нее внимания.
Как бы то ни было, он сидел у нас в приемной, очень хорошо одетый — шляпа, перчатки, трость… У Джулии и Салли была лекция, которую они никак не могли пропустить. Вот Джулия и влетела ко мне, и попросила показать ему колледж, а потом, после занятий, передать его ей. Я согласилась из вежливости, но без особого пыла, я ведь не особенно симпатизирую Пендльтонам.
Но он оказался очень хорошим. Он — человек, а не Пендльтон. Мы прекрасно провели время; с тех пор я жалею, что у меня нет дяди. Вы не могли бы прикинуться настоящим дядей? По моему, они лучше бабушек.
Мистер Пендльтон немного напоминает мне Вас двадцать лет назад. Видите, я хорошо Вас знаю, хотя мы не встречались ни разу!
Он высокий, худощавый, смуглый, а улыбка у него — смешная, какая-то скрытая, она только играет в углах рта. Держится он так, словно ты с ним давно знакома, очень просто и весело.
Мы прошли по всей территории, от главного здания до спортивной площадки. Он устал, захотел чаю, и предложил зайти в наше кафе, оно очень близко, за сосновой аллеей. Я сказала, что мы должны вернуться к Джулии и Салли, а он ответил, что его племянницам не надо бы пить много чая, это может отозваться на нервах. Так что мы пошли, и заказали чай, пончики, джем, мороженое, а сидели мы за столиком, на балконе. В кафе никого не было, конец месяца, у всех деньги на исходе.
Мы чудесно провели время! Когда мы вернулись, он спешил на вокзал, и почти совсем не видел Джулию. Она просто взбесилась, что я увела его. Кажется, он ужасно богатый и она его очень любит. Я облегченно вздохнула, узнав, что он богат — за чай и все прочее ему пришлось заплатить по шестьдесят центов с персоны.
Сегодня утром (то есть — в понедельник) пришли по почте три коробки шоколада — для Джулии, для Салли и для меня. Что Вы на это скажете? Получаю подарки от мужчин!
Я начинаю себя чувствовать девушкой, а не сиротой.
Мне очень хотелось бы, чтобы Вы приехали и выпили чаю, а я бы посмотрела, нравитесь ли Вы мне. Разве не было бы ужасно, если бы Вы мне не понравились? Однако я уверена, что этого быть не может.
Bien![24]Искренне Ваша Джуди.
Jamais je ne t'oublierai.[25]
P.S. Я посмотрелась в зеркало и заметила новую ямочку, ее раньше не было. Это очень странно. С чего бы ей взяться, как Вы думаете?
9 июня.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Какое счастье! Я только что выдержала последний экзамен, физиологию, и теперь — три месяца на ферме!
Я совершенно не знаю, что такое ферма. Никогда в жизни на них не бывала. Я даже не видела ни одной как следует, но я знаю, что мне там понравится и еще мне понравится, что я свободна.
Я до сих пор не привыкла, что я — не в приюте. Всякий раз, как я его вспомню, у меня мурашки скачут по спине. Так и кажется, что надо бежать все быстрее и оглядываться, не гонится ли за мной миссис Липпет.
Этим летом бояться не надо, правда?
Ваша номинальная власть ничуть мне не мешает; Вы слишком далеко, чтобы причинить мне вред. Миссис Липпет умерла для меня, а хозяева фермы не будут читать мне морали. Ну конечно, нет! Я — совсем взрослая. Ура!
Прощаюсь, надо уложить платья в чемодан, чайники, тарелки, диванные подушки и книги — в три ящика.
Вечно ваша Джуди.
P.S. Вот вопросы по физиологии. Вы могли бы сдать?
Ферма «Ивовый плетень».
Суббота ночью.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Только что прибыла, еще не разобрала вещей, но ждать не могу — хочу сказать Вам, как мне нравятся фермы. Это дивное, дивное, дивное место! Дом квадратный и старый. Ему лет сто, не меньше. На одной стороне — веранда, которую я не могу нарисовать, и очень красивый вход. Моя картинка не совсем соответствует действительности; штучки вроде пуховок — это клены, а другие, по краям дороги, — сосны и ели. Дом стоит на холме, из него открывается вид на зеленые пастбища, до других холмов.
Вся эта часть Коннектикута — волны холмов, ферма стоит на одной из этих гряд. Сараи по другую сторону дороги закрывали вид, но милостивая молния упала с неба и сожгла их.
Живут здесь мистер и миссис Семпл, работница и два работника. Работники обедают на кухне, а Семплы и Джуди — в столовой. На ужин были яичница с ветчиной, пикули, пирог с вареньем, сыр, мед, чай и разговоры.
Я еще ни разу в жизни не была такой остроумной — каждое мое слово вызывало смех. Наверное, дело в том, что я никогда не бывала в деревне, и все мои вопросы свидетельствуют о полном невежестве.
Вот Вам и план дома — в комнате, отмеченной крестиком, никто никого не убил; это я там живу. Она большая, квадратная, светлая, с чудесной старомодной мебелью, а на окнах — ставни, и зеленые жалюзи с золотым ободком, которые падают, только их тронешь. Есть и широкий стол красного дерева, за ним я буду сидеть все лето, писать роман.
Ах, дядюшка, я так волнуюсь! Не могу дождаться дня, чтобы отправиться на прогулку. Сейчас половина девятого, а я уже собираюсь потушить свечу и попробовать, не усну ли. Мы встаем в пять утра. Слышали Вы когда-нибудь о таких привычках? Мне даже не верится, что это я, Джуди. Милостивый Господь дает мне больше, чем я заслужила. Я должна быть очень, очень, очень хорошей, чтобы за это отплатить. И буду, вот увидите.
Спокойной ночи! Джуди.
P.S. Послушали бы Вы — лягушки квакают, поросята хрюкают!.. На небе — молодой месяц! Я его увидела с правой стороны.
12 июля.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Как это Ваш секретарь узнал о нашей ферме? (Вопрос — не риторический, мне действительно очень интересно.) Вы только послушайте: ферма принадлежала мистеру Джервису Пендльтону, но он ее отдал своей старой няне миссис Семпл. Слыхали Вы о таких совпадениях? Она все еще зовет его «мастер[26]Джерви» и рассказывает, каким он был славным в детстве. У нее в ящике лежит его детский локон, просто красный, такой рыжий!
Когда она узнала, что я с ним знакома, я сильно возвысилась в ее мнении. Знать одного из Пендльтонов — лучшая рекомендация. А самый блистательный в этой семье — мастер Джерви. Очень рада, что Джулия принадлежит к ветви, которая похуже.
На ферме все интересней. Вчера я ездила на возу с сеном. У нас три свиньи и девять поросят. Вы бы видели, как они лопают! Одно слово — свиньи. Кроме того, у нас куча цыплят, уток, индеек и цесарок. Вы просто ненормальный, что живете в городе, когда могли бы жить на ферме.
В мои обязанности входит охота за яйцами. Вчера я упала с бревна в сарае, когда пыталась добраться до гнезда, в котором сидела черная курица. Вернулась я с ободранным коленом, миссис Семпл перевязала его, положила гамамелиса и приговаривала: «Вот ведь, поди ж ты! Будто вчера мастер Джерви упал с того самого бревна, разбил то же самое колено…».
Кругом ужасно красиво. Тут и долина, и река, и лесистые холмы, а вдали — синяя гора, которая прямо тает во рту.
Два раза в неделю мы сбиваем масло, а сливки держим в каменной пристройке, под которой протекает ручей. У некоторых фермеров по соседству есть сепараторы, но мы до новшеств не охотники. Может быть, так больше работы, но получается лучше. У нас шесть телят, я всем дала имена:
1. Сильвия, потому что она родилась в лесу.
2. Лесбия, в честь Лесбии у Катулла.
3. Салли.
4. Джулия — пятнистое, неприятное существо.
5. Джуди, в мою честь.
6. Длинноногий дядюшка. Вы не обиделись? Это — породистый теленок, с очень хорошим характером.
Все нет времени приступить к бессмертному роману. Очень уж много дел.
Ваша Джуди.
P.S. Я научилась печь пышки.
P.P.S. Если Вы захотите разводить кур, рекомендую Вам орпингтонов. У них нет пеньков (это такой зачаток пера).
P.P.P.S. Мне бы очень хотелось прислать Вам кружок прекрасного свежего масла, которое я сбила вчера. Я незаменима в молочном хозяйстве.
P.P.P.P.S. Представьте, как Джеруша Аббот, в будущем — великий писатель, гонит домой коров.
Воскресенье.
Дорогой длинноногий дядюшка! Ну, подумайте, разве не смешно? Вчера после обеда я села писать Вам, но, выведя слова «Дорогой длинноногий дядюшка», вспомнила, что обещала набрать черники к ужину и ушла, а бумага осталась на столе. Когда я вернулась, кого я, по-вашему, нашла посредине листа? Настоящего длинноногого дядюшку!
Я очень нежно взяла его за ногу и осторожно выкинула в окно. Ни за что на свете я не причинила бы ему вреда. Такие пауки, долгоножки, напоминают мне о Вас.
Сегодня мы заложили коляску и поехали в церковь. Это — маленькое белое здание со шпилем и тремя дорическими колоннами (а может, ионическими, я всегда их путаю).
Проповедь — хорошая, склоняющая ко сну. Было тихо, только шуршали веера да потрескивали цикады за окном. Я не проснулась, пока не заметила, что стою вместе со всеми и пою, и тут мне стало жаль, что я не слушала проповеди — мне очень хотелось поближе познакомиться с человеком, который выбрал такой гимн:
Оставь скорее танцы и спорт,
Плыви со мною в небесный порт!
Если уж этому ты не рад,
То опускайся в ад.
С Семплами спорить о религии опасно. Их Бог (которого они унаследовали в полной неприкосновенности от пуританских предков) — узкая, вздорная, мстительная, несправедливая, лицемерная личность. Слава Богу, я ни от кого не унаследовала никакого Бога. Могу вообразить Его каким захочу. По-моему, Он — добрый, жалостливый, понятливый, милостивый и любит смешное.
Семплы мне очень нравятся, они гораздо лучше своих теорий. Что там — они лучше своего Бога! Я им это сказала, они пришли в ужас. Они считают, что я богохульствую, а я считаю, богохульствуют они. Больше мы богословия не касаемся.
Сейчас воскресенье, день идет к вечеру.
Амасаи (наш работник) в малиновом галстуке и ярко-желтых перчатках, весь красный, чисто выбритый, только что уехал куда-то с Кэрри (наша работница). Она — в большой шляпе с алыми розами, в синем муслиновом платье, туго завитая. Он долго мыл коляску, она ни за что не хотела идти в церковь, стряпала обед, а на самом деле гладила муслиновое платье.
Через две минуты, когда я кончу письмо, я примусь за книгу, которую нашла на чердаке. Называется она «По следу». На первой ее странице смешным детским почерком написано:
«ДЖЕРВИС ПЕНДЛЬТОН. ОНА МНЕ ПРИНАДЛЕЖИТ, НИКУДА НЕ УБЕЖИТ. КТО ВОЗЬМЕТ ЕЕ БЕЗ СПРОСУ, ТОТ ОСТАНЕТСЯ БЕЗ НОСУ».
Он пробыл тут целое лето после болезни, лет в одиннадцать, и оставил эту книгу. Видно, что читал он старательно — всюду следы не очень чистых пальцев. На чердаке есть и лук, и стрелы, и колесо для водяной мельницы. Миссис Семпл так часто рассказывает о своем питомце, что я начинаю верить — он есть! Не взрослый человек в цилиндре и с тростью, а милый, грязный, лохматый мальчик, который громко топочет по лестницам, не запирает дверей и постоянно просит печенья (и, конечно, получает, если я знаю миссис Семпл!). По-видимому, он был отчаянным, и очень смелым, и честным. Мне даже жаль, что он — Пендльтон, он достоин лучшей участи.
Завтра начинаем молотить овес. Прибывает паровая машина и еще трое рабочих.
Мне грустно писать Вам, что Лютик (рябая корова с одним рогом, мамаша Лесбии) совершила в пятницу недостойный поступок. Она забралась в сад и стала есть падалицу под яблонями, и ела, и ела до тех пор, пока у нее не помутилось в голове. Два дня она была просто пьяная. Нет, правда! Какой позор…
Остаюсь любящая Вас сиротка Джуди.
P.S. Индейцы — в первой главе, разбойники — во второй. Я затаила дыхание. Что-то будет в третьей? «Красный Ястреб подпрыгнул на двадцать футов и рухнул в пыль». Это — картинка на заглавной странице. Ну, разве не интересно и Джуди, и Джерви?
15 сентября.
Дорогой дядюшка!
Вчера взвешивалась на весах для муки. Прибавила девять фунтов! Рекомендую «Ивовый плетень» как прекрасный курорт.
Всегда Ваша Джуди.
26 сентября.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Вот я и софомор![27]Прибыла я в минувшую пятницу, жалея, что расстаюсь с фермой, и радуясь, что увижу колледж. Приятно возвращаться к чему-то знакомому! Я чувствую себя тут как дома и ничуть не робею. По правде говоря, я начинаю чувствовать себя как дома вообще на свете, словно я и впрямь своя, а не принята из сострадания.
Наверное, Вы не понимаете, что я хочу сказать. Человек, обладающий таким общественным весом, чтоб стать попечителем, не может понять человека, такого ничтожного, чтобы оказаться подкидышем.
А теперь — с кем, Вы думаете, меня поместили? С Салли Мак-Брайд и Джулией Пендльтон. Да, у нас общая комната для занятий и три небольшие спальни.
Мы с Салли еще прошлой весной решили поселиться вместе, а Джулия хотела непременно устроиться с Салли. Почему? Не понимаю. У них ничего общего нет. Но Пендльтоны по природе консервативны (превосходное слово!) и не склонны к переменам. Как бы то ни было, мы вместе. Представьте себе — Джеруша Аббот из сиротского приюта живет бок о бок с одной из Пендльтонов! Вот она, демократия!
Салли — кандидат в президенты курса. Кажется, ее выберут, несмотря на интриги. Посмотрели бы Вы, какие мы политики! Знаете, когда мы, женщины, получим гражданские права, вам придется смотреть в оба, как бы не потерять своих. Выборы — в следующую субботу, и мы устроим факельное шествие, кого бы ни выбрали.
Я приступила к химии, исключительно странной науке. В жизни такого не видела! Молекулы да атомы. Однако судить определенней смогу только в будущем месяце.
Изучаю также аргументацию и логику.
И всеобщую историю.
И пьесы Шекспира.
И французский.
Если так будет продолжаться, я стану совсем образованной.
Я бы выбрала экономику, но побоялась, что если снова не выберу французского, преподаватель меня не пропустит — на июньском экзамене я чуть не провалилась. Правда, до колледжа меня не очень хорошо учили.
У нас в классе одна только девочка стрекочет по-французски, как по-английски. Она еще ребенком уехала с родителями в Европу и три года прожила при французском монастыре. Сами понимаете, какие пустяки для нее неправильные глаголы, над которыми мы бьемся. Я бы тоже хотела, чтобы родители отдали меня в монастырскую школу, а не в сиротский приют. Нет, нет, не хотела бы! Тогда я не узнала бы Вас! Лучше знать Вас, чем французский.
До свидания, дядюшка! Надо пойти к Гарриет Мартин, поговорить о химии, а потом, как бы случайно, завести разговор о выборах.
Ваша погрязшая в политике Дж. Аббот.
Октября.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Предположим, что бассейн для плавания наполнен лимонным желе. Может ли человек держаться на поверхности, или он пойдет ко дну?
У нас на сладкое было лимонное желе, и, естественно, встал этот вопрос. Мы горячо обсуждали его полчаса и не пришли ни к какому решению. Салли считает, что она могла бы плыть, а я твердо уверена, что самый лучший пловец непременно утонет. Забавно утонуть в желе!
Еще два вопроса привлекли наше внимание:
1. Какая форма у комнат в восьмиугольном доме? Некоторые девочки считают, что это — квадраты; я сказала, что это — куски торта. А Вы как думаете?
2. Предположим, что из зеркала сделали большой полый шар, и вы сидите внутри. Скажите, где прекратится отражение лица и начнется отражение спины? Чем больше думаешь, тем труднее… Видите, какими глубокими проблемами заняты мы в минуты отдыха!
Писала ли я Вам о выборах? Они прошли три недели назад, но мы живем на такой скорости, что это уже древняя история. Салли выбрали, мы организовали факельное шествие, и несли транспарант, на котором было написано: «МАК-БРАЙД НАВЕКИ». Был и оркестр из четырнадцати инструментов (три губные гармошки, одиннадцать гребенок).
Теперь мы очень важные особы в 258-й комнате — на нас с Джулией падают лучи славы. Обретаешь общественный вес, когда живешь в одном доме с президентом…
Bonne nuit, cher[28]дядюшка! Accepter mes complements.
Tres respectueuse. Je suis votre[29]Жюди.
12 ноября.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Вчера мы выиграли у новеньких в баскетбол. Конечно, мы очень довольны, но если бы мы могли побить третий курс! Я готова быть в синяках и пролежать неделю в компрессах.
Салли предложила мне провести рождественские каникулы у нее. Она живет в Вустере, в штате Массачусетс. Разве не мило с ее стороны? Мне очень хотелось бы поехать. Я никогда в жизни не была в семье, кроме Семплов, но они взрослые, даже старые, и в счет не идут. А у Мак-Брайдов много детей (ну, хоть штуки три), мать, отец, бабушка и ангорская кошка. Словом, настоящая семья! Укладываться и уезжать куда приятнее, чем оставаться в колледже. Я страшно радуюсь и волнуюсь.
Седьмой час, надо идти на репетицию, мы ставим пьесы ко дню Благодарения[30]— я играю принца из башни, в бархатном камзоле и в золотых кудрях. Плохо ли?
Ваша Дж. А.
Суббота.
Хотите посмотреть, какая я? Вот фотография нас троих, снимала Ленора Фентон.
Та, которая смеется, — Салли. Высокая, с задранным носом — Джулия. Маленькая с растрепанными волосами, — Джуди. На самом деле она куда красивее, но солнце било прямо в глаза.
«Каменные ворота»
Вустер, Массачусетс.
31 декабря.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Я думала написать Вам гораздо раньше и поблагодарить за рождественский чек, но жизнь у Мак-Брайдов поглощает все время, и я не могла улучить две минутки, чтобы сесть за письменный стол.
Я купила себе новое платье, как раз такое, какое мне не нужно, но очень нравится. Это — рождественский подарок от Вас; другие члены семьи ограничились поздравлениями.
Я очень рада, что поехала на каникулы к Салли. Они живут в большом старинном доме, он стоит в глубине сада — совершенно такой, какие я всегда рассматривала из приюта и гадала, что там внутри. Я никогда и не мечтала попасть внутрь, и вот, пожалуйста! Все так удобно, покойно, уютно. Я хожу по комнатам и никак не нарадуюсь.
Это — идеальный дом для детей: с темными закоулками, где так хорошо играть в прятки, с большими каминами, где можно жарить кукурузу, чердаком, где можно сидеть в дождливые дни и скользкими перилами (внизу — удобная шишечка), и большой солнечной кухней и милой, толстой, сияющей кухаркой, которая живет здесь тринадцать лет и всегда держит про запас пончики для детей. Когда видишь такой дом, хочется вернуться в детство.
А семья! Мне и не снилось, что такое бывает. У Салли есть отец, мать, бабушка, трехлетняя сестрица, вся в локонах, среднего возраста брат, постоянно забывающий вытереть ноги, и взрослый брат, красивый, по имени Джимми, он на третьем курсе в Принстоне.
За столом у них страшно весело — мы смеемся, шутим, говорим все разом, и не молимся ни до обеда, ни после. Как хорошо, что не нужно благодарить за каждый кусок! (Может быть, я богохульствую, но и Вы бы не удержались, если бы Вас заставили так часто благодарить, как благодарила я.) Мы столько всего делали, что прямо не знаю, с чего начать. У мистера Мак-Брайда фабрика, и в сочельник он устроил елку для своих служащих и рабочих, то есть для их детей. Ее поставили в длинной упаковочной зале, которая, кроме того, была украшена остролистом и какими-то вечнозелеными ветками. Джимми нарядился рождественским дедом, а мы с Салли помогали ему раздавать подарки.
Ах, Господи, до чего же странно! Я была благодушной, как попечитель. Признаюсь, я поцеловала липкого, милого малыша — но по головке не гладила!
А через два дня дали бал — и в МОЮ честь!
Я никогда не бывала на балу — вечера в колледже не в счет, на них мы танцуем друг с другом. Я обновила белое вечернее платье (Ваш подарок), и длинные белые перчатки, и белые атласные туфельки. Для полного, высшего, абсолютного счастья недоставало, чтобы миссис Липпет увидела, как я иду в первой паре под руку с Джимми. Пожалуйста, сообщите ей в следующий раз, как будете у Дж. Гр.
Ваша Джуди Аббот.
P.S. Скажите, Вы очень разочаруетесь, если, в конце концов, из меня выйдет не великая писательница, а обыкновенная девушка?
Суббота, 6 час. 30 мин.
Дорогой дядюшка!
Мы отправились в город, но вдруг полил дождь, и какой! Я люблю, чтобы зима была, как зима — со снегом, а не с дождем.
Столь любезный Джулии дядя сегодня опять приезжал и привез пятифунтовую коробку конфет. Как видите, выгодно жить вместе с Джулией.
Наш невинный лепет, видимо, забавлял его, и он остался к чаю. Нам пришлось похлопотать, чтобы получить разрешение. Принимать отцов и дедов, и то трудно, дядей — еще труднее, а уж братьев и кузенов — почти невозможно. Джулии пришлось торжественно клясться, что он — ее родственник, и чуть ли нe показывать справку (хорошо я разбираюсь в делопроизводстве?). Но даже и так вряд ли нам удалось бы добиться разрешения, если бы декан увидел, какой молодой и красивый дядя Джервис.
Тем не менее, мы все-таки устроили у себя чай с сандвичами (серый хлеб и швейцарский сыр). Дядя помог их делать и съел четыре штуки. Я рассказала ему, что провела лето на ферме «Ивовый плетень», и мы вспоминали Семплов, лошадей, коров и цыплят. Все лошади, которых он знал, давно издохли, кроме Грова, который в его время был жеребенком. Теперь Гров такой старый, что еле плетется.
Он спросил, хранятся ли пончики в кладовой, в желтом глиняном горшке, который накрывают для верности синим блюдцем. Хранятся! Еще он хотел узнать, есть ли дыра под камнями, на пастбище, через которую лазают сурки. Есть! Амасаи поймал большого, толстого, серого потомка в двадцать пятом колене тех сурков, которых мастер Джерви опекал, когда был маленьким.
Я называла его «Мастер Джерви», и он как будто не обиделся. Джулия говорит, что никогда не видела его таким любезным — обычно он довольно сдержан. Но у Джулии нет ни малейшего такта, а с мужчинами без этого нельзя. Они урчат и мурлычат, если их погладишь, а не погладишь — фыркают. (Метафора не очень изящная, это — фигурально).
Мы читаем «Дневник Марии Башкирцевой».[31]Удивительно, а? Послушайте, например: «Вчера у меня был приступ отчаяния, который сперва проявлялся в стонах, а потом побудил меня швырнуть в море часы из столовой».
Все-таки, надеюсь, я — не гений. С ними, по-видимому, очень тяжело, да и мебели жалко.
Господи, как льет! Сегодня будем добираться вплавь до церкви.
Ваша Джуди.
20 января.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Не было ли у Вас прелестной девочки, которую похитили из колыбельки?
А вдруг я — это она? Если бы мы были героями романа, он мог бы с этого начинаться.
Как интересно не знать, кто ты! Очень романтично. Столько всяких возможностей… Может быть, я не американка; мало у нас других народов? Может быть, я происхожу прямо от древних римлян, или от викингов, или от русских эмигрантов (тогда я должна жить в тюрьме, в Сибири), а может быть, я — цыганка. Да, скорей всего, я ведь бродяга, хотя до сих пор не было случая это как следует проявить.
Известен ли Вам мой былой позор? Как-то раз я сбежала из приюта — меня наказали за то, что я стащила несколько печений. Это записано, каждый попечитель может прочитать. Но, в самом деле, чего можно ожидать от голодной девятилетней девочки, если посадить ее чистить на кухне ножи рядом с полной тарелкой печенья, и выйти на минутку, и внезапно вернуться? Странно ли, что у нее на губах крошки? А если ее хватают за локоть, дают ей пощечину и оставляют без сладкого, обзывая при всех воровкой, мудрено ли, что она сбежит?
Я всего-навсего прошла мили четыре. Меня изловили, привели обратно и целую неделю, как нашалившего щенка, привязывали к столбу во дворе, когда другие дети там играли.
Ах, Господи! Звонят в церковь, а потом у меня заседание. Простите, я собиралась написать Вам очень веселое письмо.
Auf wiedersehen,[32]Cher[33]дядюшка. Pax tibi![34]
Джуди.
P.S. В одном я вполне уверена, — я не китаянка.
4 февраля.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Джимми Мак-Брайд прислал мне в подарок флаг своего университета — большой, во всю стену. Я очень благодарна ему за память, но совершенно не знаю, что с этим флагом делать. Салли и Джулия не разрешают повесить его в гостиной. Она выдержана в красных тонах, и Вы понимаете, какой будет эффект, если я подбавлю оранжевого с черным. Но он такой толстый, теплый, мягкий, просто жаль его не использовать. Как Вы думаете, что, если я сошью из него купальный халат? Мой прежний совсем разлезся в стирке.
За последнее время я совершенно не пишу Вам о занятиях; но, хотя из писем этого и не видно, все мое время посвящено наукам. Очень трудно изучать сразу пять предметов.
«Истинная любовь к науке, — говорит профессор химии, — познается по страсти к подробностям».
«Будьте осторожны, — говорит профессор истории, — и не углубляйтесь в мелочи. Отступайте подальше, чтобы охватить все».
Представляете, как нам приходится лавировать между химией и историей! Исторический метод, однако, мне больше нравится. Если я скажу, что Вильгельм Завоеватель высадился в Англии в 1492 году, а Колумб открыл Америку в 1066 году, это — мелочь, и наш историк не обратит на нее внимания. Как-то вернее и спокойней, чем с химиком.
Шесть часов, надо идти в лабораторию, взглянуть на кислоты и соли. Я прожгла передник гидрохлористой кислотой, дыра — величиной с тарелку. Если теория верна, я смогу нейтрализовать ее крепким раствором аммиака, как Вы думаете?
Экзамены — на будущей неделе; но разве мы их боимся?
Ваша Джуди.
5 марта.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Дует мартовский ветер, тяжелые черные тучи быстро несутся вдаль. Вороны на деревьях подняли ужасный гам. Какой он опьяняющий, веселый, призывный! Хочется закрыть книги и бегать по холмам наперегонки с ветром.
В прошлую субботу мы затеяли «бумажную охоту» в окрестностях колледжа. Лисицы (три девочки с мешком конфетти) вышли за полчаса. Охотников было сперва двадцать семь, но потом восемь куда-то делись. След вел через холмы, по весеннему полю, в болото, где нам пришлось прыгать с кочки на кочку. Конечно, половина промочила ноги. След мы потеряли, и с полчаса напрасно бродили по болоту. Потом, увидев конфетти, дошли до леса и дальше до какого-то амбара. Двери были заперты, окно — высоко, да и слишком маленькое. По-моему, это нечестно!
Словом, влезть мы не могли, обошли амбар и отыскали след, он вел к изгороди. Оттуда мы пошли прямо через лес, хотя очень трудно было разыскивать след, конфетти надо бросать через каждые шесть футов, но я таких длинных футов еще не видела. Наконец, после двух часов погони, мы накрыли трех лисичек на ферме (девочки часто ездят туда и на санках, и на телегах с сеном, поесть на ужин жареных цыплят и вафель). Они спокойно уписывали бисквиты с медом, запивая их молоком и думая, что мы потеряли след у амбара.
Каждая сторона считала, что выиграла она. Мне кажется, выиграли мы, правда? Ведь мы их поймали прежде, чем они отправились обратно. Тем не менее мы все расселись на кухне — девятнадцать девиц, просто саранча! — и потребовали меда. На всех не хватило, но хозяйка принесла банку клубничного варенья и три больших хлеба.
Мы вернулись в колледж только в половине седьмого, опоздав на полчаса к обеду, и, не переодеваясь, пошли в столовую. Аппетит у всех был волчий. Вечером никто из нас не пошел в церковь, у нас были грязные башмаки.
Я еще не писала Вам об экзаменах. Все выдержала и очень легко — я узнала секрет и больше никогда не провалюсь. Может быть, я не кончу с отличием из-за этой противной латыни и геометрии, по которым я провалилась в прошлом году. Ну и пусть. Что тебе град, если ты рад? (Это цитата, я читаю классиков.) Кстати о классиках, читали Вы «Гамлета»? Если нет, прочтите, не откладывая. И впрямь, здорово! Я все время слышала о Шекспире, но и не думала, что он так хорошо пишет. Мне казалось, что он просто злоупотребляет своей репутацией.
Я давно придумала игру, еще когда выучилась читать: каждую ночь, засыпая, я воображала себя героиней той книжки, которую читала.
Сейчас я — Офелия, и какая хорошая! Я стараюсь развлечь Гамлета, ласкаю его и браню, заставляю завязывать горло, когда он простужен. От меланхолии я его излечила. Король и королева умерли — случайно утонули в море, чтобы не хоронить — и теперь мы с Гамлетом тихо-мирно правим Данией. Все идет как по маслу. Он занимается государственными делами, я — благотворительностью. Только что основала превосходные приюты. Если Вы или кто из попечителей захочет их посетить, буду очень рада. Мне думается, там есть чему поучиться.
Остаюсь преданная Вам ОФЕЛИЯ, Королева Дании.
24 марта, а может быть — 25.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Просто не верится, что я уйду на небо — здесь так много хорошего, что несправедливо получить все это и после. Послушайте только:
Джеруше Аббот дали приз за рассказ (двадцать пять долларов). Этот конкурс ежегодно устраивает наш журнал. Она только на втором курсе! А ведь в конкурсе, главным образом, участвуют старшие. Когда я увидела свое имя, я глазам не поверила. Возможно, в конце концов, я все-таки стану писателем. Зачем миссис Липпет дала мне такую дурацкую фамилию? Не подходит писательнице, правда?
Кроме того, я буду играть в спектакле на открытом воздухе. Ставим мы «Как вам это понравится». Я играю Селию, кузину Розалинды.
И, наконец: Джулия, Салли и я в будущую пятницу едем в Нью-Йорк за покупками для весеннего сезона, останемся там ночевать, а на другой день пойдем в театр с мастером Джерви. Он пригласил нас. Джулия будет ночевать дома, мы с Салли — в гостинице. Слыхали Вы что-нибудь подобное? Я ни разу в жизни не была ни в гостинице, ни в театре. Нет, была, на католическом фестивале, туда пригласили сироток, но ведь это не в счет.
И, знаете, что мы будем смотреть? — «Гамлета». Подумайте только! Мы целый месяц изучали его в классе, и я его знаю наизусть.
Я так взволнована, что спать не могу.
Спокойной ночи, дядя. На свете так интересно!
Ваша Джуди.
P.S. Сейчас посмотрела в календарь. Сегодня 28-е.
P.P.S.Видела шофера в автобусе, у которого один глаз карий, другой — синий. По-моему, это можно использовать для детективного романа. Он будет злодей.
7 апреля.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Господи, что за огромный город! Вустер — ничто в сравнении с ним. Неужели Вы действительно живете в этой суматохе? Мне кажется, я и за два месяца в себя не приду, а провела всего два дня. Стоит ли рассказывать Вам, раз Вы сами там живете?
Но какие улицы! А люди! А магазины! В жизни не видела таких вещей, какие там выставлены. Можно всю жизнь только и делать, что одеваться.
Салли, Джулия и я все утро в субботу посвятили покупкам. Джулия повела нас в самое роскошное место, какое я только видела, стены там белые с золотом, на полу — голубые ковры, портьеры — павлинье-синие, шелковые, стулья — золоченые. Ужасно красивая дама с золотыми волосами и в длинном черном платье вышла к нам. Я подумала, что мы пришли в гости и уже приготовилась пожать ей руку, но оказалось, что мы (то есть Джулия) покупаем шляпы. Она села перед зеркалом, стала примерять их, одну лучше другой и, наконец, купила две самые красивые.
Не могу себе представить большей радости, чем вот так сидеть перед зеркалом и примерять шляпы, даже не спрашивая о цене! Нью-Йорк живо разрушил бы мой спокойный, стоический характер, который так терпеливо воспитывали в приюте.
Покончив с покупками, мы встретились с мастером Джерви у Шерри. Наверное, Вы там бывали? Вообразите это место, а потом — столовую у нас в приюте, с клеенкой на столе, небьющимися тарелками, деревянными ручками у ножей и вилок, и представьте себе, что я чувствовала.
Я стала есть рыбу не той вилкой, но лакей очень любезно переменил ее, так что никто не заметил.
А потом мы пошли в театр. Это было изумительно, чудесно, невероятно!.. Теперь я вижу это во сне каждую ночь.
Ну, разве Шекспир не гений?
«Гамлет» гораздо интереснее на сцене, чем в классе. Я и раньше его любила, а теперь — о, Господи!
Если Вы не против, я лучше сделаюсь актрисой. Вы не позволили бы мне уйти из колледжа и поступить в театральную школу? Я буду посылать Вам билет в ложу на все мои спектакли и улыбаться Вам со сцены. Только Вы должны приходить в театр с красной розой в петлице, чтобы я улыбалась именно Вам, а не кому-нибудь еще.
Мы вернулись в субботу очень поздно и обедали в вагон-ресторане при розовых лампочках, а прислуживали нам негры. Я никогда не слыхала, что в поезде можно обедать, и неосторожно сказала это вслух.
– Где ты воспитывалась? — воскликнула Джулия.
– В деревне, — кротко ответила я.
– Неужели ты никогда не путешествовала?
– Нет, пока не приехала в колледж. Но и тогда мне пришлось проехать всего сто шестьдесят миль, и мы не ели.
Она все больше удивляется мне, потому что я говорю всякие странные вещи. Стараюсь не говорить, но так уж выходит, я сама удивляюсь. Вы никогда не поймете, что такое пробыть восемнадцать лет в приюте, а потом неожиданно выйти В СВЕТ.
Ничего, постепенно я привыкну. Я уже не делаю тех ошибок, которые делала прежде, и не смущаюсь перед девочками. Прежде я вспыхивала, когда кто-нибудь смотрел на меня. Мне казалось, каждый видит, что я только что переоделась в приличное платье. Больше я не позволю тем, пестрядинным, смущать меня. Довлеет дневи (вчерашнему) злоба его.[35]
Забыла рассказать Вам о наших цветах. Мастер Джерви преподнес каждой из нас по букету фиалок и ландышей. Как это мило с его стороны! Прежде я никогда не обращала внимания на мужчин — судила о них по нашим попечителям — а теперь начинаю менять взгляды.
Одиннадцать страниц! И это — письмо! Не бойтесь, я кончаю.
Ваша Джуди.
10 апреля.
Дорогой богач!
Возвращаю чек на пятьдесят долларов. Спасибо Вам большое, но не могу принять. Мне совершенно достаточно обычных денег, чтобы купить себе шляпу. Жаль, что написала Вам все эти глупости о шляпном магазине. Просто я ничего подобного не видела.
Тем не менее, я не собиралась клянчить у Вас милостыню. Скорее я откажусь от помощи вообще, чем приму эти деньги.
Искренно Ваша Джеруша Аббот.
Надеюсь, Вы простите меня за грубость? У меня — мерзкая привычка писать сразу, не подумавши. Если я кажусь неблагодарной, это не значит, что я такая и есть. В глубине души я всегда благодарна Вам за ту свободу и независимость, которые Вы мне дали. Все детство я постоянно подавляла возмущение, а теперь каждый день радуюсь, как будто я — героиня какого-нибудь романа.
Сейчас четверть третьего. Сойду на цыпочках вниз и опущу письмо. Тогда Вы получите его вслед за первым и не очень долго будете плохо думать обо мне.
Спокойной ночи.
Всегда любящая Вас Джуди.
4 мая.
Дорогой длинноногий дядюшка!
В прошлую субботу у нас был спортивный праздник, очень красивый. Сперва мы прошли торжественной процессией. Все девочки, со всех курсов, были в белых платьях. Старшие несли японские зонтики — синие в золотую полоску; третий курс — бело-желтые флажки; наш — ярко-алые воздушные шарики, которые все время улетали, а новенькие были в зеленых бумажных шляпах с длинными лентами. Кроме того, у нас был оркестр, выписанный из города, и с полдюжины наших шутниц, вроде клоунов, развлекавших публику.
Джулия была одета толстым фермером с баками, в полотняном пыльнике, под старомодным зонтиком. Патси Мориарти (полное имя — Патриция. Слыхали Вы подобное имя? Самой миссис Липпет не придумать!), тонкая и высокая, играла его жену в очень смешной зеленой шляпе набекрень. Хохот не смолкал, пока они шли перед зрителями. Джулия исполняла свою роль замечательно. Никогда бы нe поверила, что у одной из Пендльтонов — столько юмора! Прошу прощения у мастера Джерви, но я его Пендльтоном не считаю, как не считаю Вас настоящим попечителем.
Мы с Салли не участвовали в параде, потому что должны были выступить на состязаниях. И что Вы думаете? Мы обе выиграли! Точнее, сперва мы обе проиграли (бег с препятствиями), а потом Салли заняла первое место в прыжках с шестом (семь футов три дюйма), я — в беге на пятьдесят ярдов (восемь секунд).
Я едва не задохнулась, но все-таки очень радовалась, когда весь курс махал в мою честь шарами и весело голосил:
— Кто Джуди Аббот?
— Мо-ло-дец!
— Кто молодец?
— Джу-ди Аб-бот!
Вот она, слава! Потом меня отправили в палатку, растерли спиртом, дали пососать лимона. Понимаете, мы — спортсмены. Выиграть приз очень важно — тот курс, у которого болыпе всего призов, получает кубок. В нынешнем году кубок выиграли выпускные, у них семь призов. Спортивное общество колледжа устроило для чемпионов обед. Нам подавали крабов и шоколадное мороженое в форме баскетбольного мяча.
Вчера я до полуночи читала «Джейн Эйр». Достаточно ли Вы стары, дядя, чтобы помнить то, что было шестьдесят лет назад? Неужели и впрямь так говорили?
Высокомерная леди Бланш обращается к слуге: «Прекрати болтать, холоп, исполняй мoe повеление!». Рочестер называет небо «металлом небосвода», а что до сумасшедшей, которая хохочет как гиена и поджигает полог и рвет в клочья фату и даже кусается — это самая что ни на есть мелодрама, а все-таки читаешь, читаешь и читаешь. Не понимаю, как молодая девушка написала такую книгу, в особенности — если она выросла на кладбище.
Сестры Бронте просто зачаровывают меня — их книги, их жизнь, их мысли. Откуда они все взяли? Когда я читала о страданиях маленькой Джейн в благотворительной школе, то так разволновалась, что бросила книгу и пошла гулять. Я ведь понимала, что она чувствует. Если ты знакома с миссис Липпет, нетрудно представить мистера Броклхерста.
Не пугайтесь, дядюшка! Я не хочу сказать, что приют Джона Грайера очень похож на ту школу. Мы были сыты, одеты, мы могли мыться, у нас было тепло. Но есть и одно страшное сходство — наша жизнь была так же монотонна и бессодержательна. Ничего радостного не случалось, кроме мороженого по воскресеньям, но даже и его давали не в какой-нибудь другой день. За все восемнадцать лет я пережила только одно приключение — когда загорелся деревянный навес. Нас подняли ночью, велели одеться на всякий случай, но дом не загорелся, и мы снова легли спать.
Всякий любит приятные неожиданности, это — в природе человеческой. А у меня ни одной не было до тех пор, пока миссис Липпет не позвала меня и не сказала, что мистер Смит хочет определить меня в колледж. Но и эту новость она сообщила так занудно, что я была скорее поражена, чем приятно удивлена.
Знаете, по-моему каждому человеку нужнее всего воображение. Тогда ты можешь ставить себя на место другого и делаешься добрым. Надо бы развивать это в детях. А у Джона Грайера вытравляли малейшую склонность к фантазии. Из всех качеств поощрялось только чувство долга. По-моему, детям не следует даже знать этих слов, они отвратительны. Пусть делают все из любви.
Подождите, когда я осную и возглавлю приют! Это моя любимая игра. По ночам, прежде чем уснуть, я разрабатываю все в подробностях — что они будут есть, как одеваться, как развлекаться, и как их будут наказывать, ведь даже мои сироты бывают плохими.
Но, во всяком случае, они будут счастливы. По-моему, каждый, какие бы ни были у него потом неприятности, должен узнать счастье в детстве, чтобы на него оглядываться. Если у меня когда-нибудь будут дети, я не допущу, чтобы они горевали, когда они еще маленькие.
Звонят в церковь. Когда-нибудь я кончу это письмо?
Четверг.
Когда я сегодня днем пришла из лаборатории, оказалось, что на чайном столе у меня сидит белка и угощается миндалем. Вот посетители, которых нам приходится принимать в хорошую погоду, когда окна все время открыты.
Утром, в субботу.
Наверное, Вы думаете, что вчера я провела спокойный вечер со Стивенсоном, благо сегодня нет занятий? (Стивенсона я купила на спортивный приз). Если Вы действительно так думаете, Вы никогда не были в женском колледже. Шесть подруг ввалились к нам варить тянучки, и одна вылила их на ковер, когда они еще не застыли. Ковер навсегда испорчен.
Я ничего не писала в последнее время о занятиях, но они идут своим чередом. Приятно иногда отойти от них и потолковать о жизни — правда, толкую только я, Вы не выражаете своих мнений, но это уж Ваша вина. Возражения будут благосклонно приняты, когда Вам только заблагорассудится их высказать.
Я писала это письмо три дня и, кажется, порядком Вам надоела.
До свидания, дорогой Представитель Сильного Пола!
Джуди.
Уважаемый Длинноногий Дядюшка Смит!
Закончив курс логики и научившись разделять разделы на подпункты, я решила писать письма иначе. Вот Вам все нужные факты и никаких лишних слов.
I. На этой неделе у нас были письменные экзамены по:
a) химии, b) истории.
II. Выстроен новый корпус.
A. Материал:
a) красный кирпич, b) серый камень.
B. Вместимость:
a) один декан, пять преподавателей, b) двести девочек, c) одна сестра-хозяйка, три кухарки, двадцать горничных и двадцать уборщиц.
III. Сегодня вечером на сладкое был:
а) творог со сливками.
IV. Я пишу специальную работу об источниках шекспировских пьес.
V. Лу Мак-Мегон поскользнулась и упала сегодня на баскетболе. При этом она:
a) вывихнула руку, b) расшибла колено.
VI. У меня новая шляпа, отделанная:
a) голубой бархатной лентой, b) двумя голубыми перьями, c) тремя помпонами.
VII. Половина десятого.
VIII. Спокойной ночи.
Джуди.
2 июня.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Вы никогда не догадаетесь, какая у меня радость.
Мак-Брайды пригласили меня на лето в Адирондак. Это где-то на берегу прелестного лесного озера. Члены какого-то клуба построили себе там деревянные домики. Целое лето они плавают в каноэ по озеру, устраивают длинные прогулки, а, кроме того, каждую неделю у них в особом домике — танцы. У Джимми Мак-Брайда гостит товарищ по университету, так что кавалеры у нас будут.
Разве это не любезно со стороны миссис Мак-Брайд? Повидимому, я ей понравилась, когда была у них на Рождество.
Извините за короткое письмо. Оно не настоящее, просто записочка, чтобы известить Вас, что у меня есть, куда поехать.
Ваша очень счастливая Джуди.
5 июня.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Ваш секретарь только что уведомил меня, что мистер Смит предпочитает, чтобы я не принимала приглашения миссис Мак-Брайд, а поехала на ферму «Ивовый плетень», как в минувшем году.
Почему? Нет, почему?
Ничего не понимаю. Миссис Мак-Брайд действительно хочет меня видеть, это совершенно искренно, я ни в коей степени не буду им в тягость. Наоборот, я им буду в помощь. Они почти не берут прислуги, мы с Салли сможем много делать. Для меня это прекрасный случай поучиться домоводству. Каждая женщина должна его знать, а я знаю только приютоводство.
Там, где они живут, нет девушек нашего возраста, и миссис Мак-Брайд хочет, чтобы я была с Салли. Мы будем вместе читать, заниматься английским и социологией. Наш социолог говорит, что хорошо бы прочитать за лето весь список, а гораздо легче запоминается, если читаешь вместе, и еще потом обсуждаешь.
Кроме того, просто жить в одном доме с миссис Мак-Брайд — значит получать воспитание. Она — очаровательнейшая, общительнейшая, умнейшая, мудрейшая на свете женщина. Подумайте, сколько лет провела я в обществе миссис Липпет и как я ценю то, что на нее непохоже. Я не буду им мешать, дом у них — резиновый. Когда гостей слишком много, ставят в лесу палатки и отправляют туда мальчиков. Я буду все время на воздухе. Джимми Мак-Брайд научит меня ездить верхом, грести, стрелять — да массе вещей! Такого веселого лета у меня еще не было, и, мне кажется, всякой девушке оно причитается хоть раз в жизни. Конечно, я сделаю как Вы скажете, но, пожалуйста, прошу Вас, разрешите мне поехать! Мне еще никогда ничего так не хотелось.
Это пишет не Дж. Аббот, будущая писательница, а просто девочка Джуди.
9 июня.
Мистеру Джону Смиту.
Сэр, письмо Ваше от 7-го получила. Во исполнение инструкций, полученных от Вашего секретаря, в следующую пятницу выезжаю на ферму «Ивовый плетень».
Мисс Дж. Аббот.
Ферма «Ивовый плетень».
3 августа.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Прошло около двух месяцев с тех пор, как я в последний раз писала Вам. Это, конечно, нехорошо с моей стороны, но я не особенно любила Вас этим летом — видите, я говорю откровенно.
Вы не можете себе представить, как была я разочарована, что должна отказаться от приглашения миссис Мак-Брайд. Конечно, Вы — мой опекун, и я повинуюсь Вам во всем, но в данном случае я не пойму причины. Если бы я была на Вашем месте, а Вы — на моем, я сказала бы: «Иди, дитя мое, веселись, посмотри новых людей, испытай новые впечатления. Живи на воздухе, поправляйся и набирайся сил для предстоящих занятий».
Ничуть не бывало! Лаконичная записка — приказ от секретаря ехать на ферму.
Особенно огорчает меня эта безличность. Если бы Вы хоть чуточку меня любили, Вы бы изредка присылали мне два-три слова, написанные Вашей рукой, а не эти отпечатанные приказы. Если бы я увидела хоть намек на то, что Вам до меня есть дело, я сделала бы все, что угодно, только бы Вам угодить.
Прекрасно знаю, что должна писать любезные, длинные, подробные письма, не ожидая ответа. Вы исполняете часть договора — я получаю образование — и, вероятно, полагаете, что я не вполне исполняю свою часть.
Но, дядя, это нечестно! Нет, правда. Я ведь так одинока. Вы — единственный человек, которого я люблю, но Вы же — тень, невидимка! Вы — мнимость, я Вас выдумала, и, может быть, настоящий «Вы» — совсем другой. Правда, когда я была больна, Вы прислали мне записку. Теперь, когда я очень одинока, я вынимаю ее и перечитываю.
Кажется, я пишу не то, что хотела. Начну заново:
Хотя я очень обиделась — обидно быть игрушкой своенравного, всемогущего, непредсказуемого, нелогичного, невидимого Провидения — человек, который проявил столько заботы и доброты, имеет на все это право. Словом, прощу Вас и развеселюсь. Правда, мне все еще не по себе, когда я получаю письма от Салли, и читаю, как хорошо она проводит время.
Что ж, опускаю над этим завесу и начинаю сызнова.
Я писала все лето. Закончила четыре рассказа, отправила в четыре редакции. Как видите, я пробую стать писательницей. У меня есть рабочая комната, на чердаке — та самая, где мастер Джерви играл в дождливые дни. Она прохладная, с двумя слуховыми окнами, перед ними — клен, в дупле — семейство ярко-рыжих белок.
Скоро напишу Вам письмо получше и сообщу все новости.
Нам очень нужен дождь.
Ваша по-прежнему Джуди.
10 августа.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Пишу Вам со второго сука ивы, стоящей у пруда, за пастбищем. Подо мной квакает лягушка, надо мной стрекочет цикада, и две ящерицы снуют по стволу. Я сижу здесь уже с час, место очень удобное, особенно после того, как я обложилась подушками. Я влезла сюда с пером и бумагой, чтобы написать что-нибудь бессмертное, но никак не могу поладить с героиней, поэтому отложила повесть и пишу Вам. (Легче не стало, с Вами я тоже поладить не могу.) Если Вы в этом ужасном Нью-Йорке, хорошо бы послать Вам хоть немного этой солнечной, свежей, дивной красоты. После целой недели дождя, деревня — истинный рай.
Кстати о рае, помните Келлога, о котором я Вам писала в прошлом году? Ну, священника из маленькой белой церковки. Он, бедный, умер зимой от воспаления легких. Я слушала его проповеди раз шесть, не меньше, и хорошо знаю его взгляды. До самого конца он верил в то, с чего начал. По-моему, человека, сорок семь лет думающего одинаково, надо держать в кунсткамере. Надеюсь, ему нравятся и арфа и ореол — он ведь был так твердо уверен, что обретет их! Теперь там новый, молодой, весьма современный. Прихожане — в сомнении, особенно — те, которые покорны диакону Каннингсу. Видимо, все идет к расколу. Здесь не жалуют новшеств.
Всю неделю я сидела у себя и упивалась гением, главным образом — Стивенсоном. По-моему, он гораздо интереснее своих героев, о нем бы и написать книгу. Разве не замечательно, что он истратил все наследство от отца, десять тысяч долларов, на яхту, а потом отправился в Тихий океан? Он жил, как подсказывала фантазия. Если бы мнe отец оставил десять тысяч, я поступила бы так же. Одна мысль о Самоа приводит меня в экстаз. Мне хочется в тропики. Mне хочется видеть весь свет. Я непременно отправлюсь путешествовать, как только стану великой писательницей, или художницей, или актрисой, словом — великой. У меня страсть к путешествиям. Достаточно мне посмотреть на карту, чтобы захотелось надеть шляпу, взять зонтик и отправиться и путь. «Прежде, чем умру, увижу пальмы и чертоги юга».